Лекции
Кино
Галереи SMART TV
Алика Смехова: «Я ращу своих сыновей не для того, чтобы они воевали»
Актриса об отцовской славе, воспитании сыновей и своих воспоминаниях о Лиле Брик
Читать
40:01
0 64870

Алика Смехова: «Я ращу своих сыновей не для того, чтобы они воевали»

— Синдеева
Актриса об отцовской славе, воспитании сыновей и своих воспоминаниях о Лиле Брик

В гостях у Натальи Синдеевой побывала актриса Алика Смехова. Она рассказала о влиянии славы отца — Вениамина Смехова — на ее жизнь и карьеру (08:04) и воспитании собственных детей (13:42), а также поделилась воспоминаниями о Лиле Брик (25:00) и объяснила, с какой целью пользуется соцсетями и инстаграмом в частности (29:50). 

Ну что, программа «Синдеева» опять в уютном бутике BORK на Смоленке, и у меня сегодня в гостях моя старая-старая приятельница. Ой.

Молодая!

Молодая. Был недавно у меня Игорь Григорьев, я о нем тоже говорю «мой старый друг», он говорит: «Какой же старый? Старинный». Моя старинная приятельница.

Да.

Алика Смехова, актриса. Алика, привет. Знакомы мы с тобой уже больше двадцати лет.

Даже больше двадцати пяти, наверно. Или двадцать пять.

Нет, двадцать три где-то.

Да.

Ты знаешь, я всё-таки начну с сегодняшнего дня, не буду пока вдаваться…

Да, углубляться.

В нашу старину. Тебе на днях исполняется пятьдесят лет.

Ой, ну зачем ты цифру-то назвала? Ужас какой!

А ты, что, стесняешься? При такой внешности это кокетство.

Да нет, всё в открытом доступе, но она меня пугает именно мощью.

Прямо пугает?

Ну, не очень приятно.

Я дам такие две зарисовки вот по поводу возраста. Однажды один мой знакомый, когда ему исполнилось где-то сорок пять, сказал: «Знаешь, ― говорит, ― я вдруг недавно осознал, что у меня остается десять весён, десять осеней, десять лет и десять зим». Я говорю: «Почему?». Он говорит: «Вот такой активной жизни».

Я удивилась, но меня тогда это очень сильно как-то зацепило, потому что одно дело, когда какие-то десятилетия, а другое дело, когда это десять весён, это очень мало. Но есть другая краска, например, когда я смотрю на Владимира Владимировича Познера, которому восемьдесят, по-моему, два или восемьдесят три.

Да.

Когда я смотрю на своих приятельниц, которые ездят по миру, путешествуют и живут активной жизнью, а им всем за восемьдесят.

Да.

Тут ты понимаешь, что у тебя ещё огромное количество лет взрослой, сознательной, мудрой жизни.

Конечно.

Давай всё-таки с таким настроением.

Нет, я, во-первых, с тобой согласна. Более того, у меня перед глазами пример папы моего, который в хорошем возрасте, но за ним угнаться невозможно, он просто в постоянном движении и по миру, и по стране, постоянно что-то придумывает, делает. Мама тоже такая активная, родители очень активные. И все мои бабушки и дедушки прожили очень долгую жизнь, и дай бог моим родителям то же самое. Я уверена, так и будет, потому что очень большая активность.

А ещё у меня маленькие дети в принципе, и я поставила себе установку, что я должна обязательно погулять на их пятидесятилетии. А так как у меня младшему сыну десять, вот я должна на его пятидесятилетии точно погулять, иначе… Если я себе что загадала, так и будет.

Вот что ты для себя в этом состоянии сейчас, посмотрев назад, на первую часть своей жизни, можешь сказать Что ты принесла в этот прекрасный возраст?

Да, ты знаешь, я считаю, что, конечно, как мама любая нормальная и хорошая, я скажу, что самое важное ― это то, что у меня двое замечательных сыновей, которых я сама воспитываю, ращу, очень много стараюсь вложить в них доброго, вечного и так далее. Они меня очень радуют. Это, наверно, всё-таки самое главное.

Всё-таки за плечами неплохой путь в профессии. Неплохой, потому что мог бы быть и лучше. Конечно, у меня есть ощущение, что многое не сыграно, не сделано. То было время не то, то вдруг раз, сразу «Бальзаковский возраст». Уже вроде и это не сыграешь, а так вроде ещё ничего, но уже роли мам и так далее.

В общем, всё очень сложно в профессии. Я вчера закончила запись диска воспоминаний Раневской. Мой папа подготовил для меня композицию по её воспоминаниям. Нашли в архиве потрясающие воспоминания.

Папа ― ну, вы понимаете, Вениамин Смехов.

Вениамин Борисович Смехов, да. Мы очень много сейчас работаем вместе, и с ним я сделала эту композицию, начитала на диск её воспоминания. Кстати говоря, это тоже ещё один такой вот ориентир, как можно долго и качественно жить. Она самая лучшая… не самая лучшая, но тем не менее как замечательно она с возрастом работала. То же самое ― Анна Андреевна Ахматова.

То есть у тех людей, которые у меня вызывают искреннее уважение, ― это Ахматова, Раневская, Лиля Юрьевна Брик, ― у них у всех очень долгая жизнь и очень плодотворная… «старость» не хочется говорить. Зрелый возраст.

Вот как ты считаешь, почему ты не доснималась, не доиграла?

Ну, во-первых, я очень нестандартна для российского кинематографа. Я всегда была крайне нестандартна. У меня лицо, как ты понимаешь, не девушки из соседнего подъезда.

Да.

Из-за того, что всё-таки очень важен образ, здесь есть сложность с ролями. Хотя я удивляюсь, почему мне не предлагают исторические роли, да, я бы прекрасно с ними справлялась.

Да, ты прекрасно сыграла бы королеву какую-нибудь.

Я не знаю. Актерская профессия, не секрет, крайне зависима. И почему я не сыграла того или другого ― потому что вот не случилось, кто-то не увидел, кто-то, наоборот, подставил ножку. В общем, как-то не повезло, может быть.

Хотя мне грех жаловаться, я много сделала и сейчас, понимая, оглядываясь, я вижу, что люди меня не только знают, но и любят, уважают и очень хотят видеть на экране. Мне всегда пишут в соцсетях: «Ну где же вы? Мы вас очень хотим». Почему-то продюсеры и важные люди на каналах этого не слышат. Им нужен какой-то другой…

Скажи, а возможна ситуация вот в актерской, опять же, профессии ― прийти к режиссеру, не знаю, к продюсеру и сказать: «Я хочу, посмотрите меня»? Такое вообще можно допустить или это очень сложно психологически переступить?

Ты знаешь, у меня есть много друзей, которые уже большие продюсеры, режиссеры, с которыми я работала. Люди, с которыми я нахожусь в дружеских отношениях, ― мне кажется, это возможно. Но прийти…

Я вот тут приходила к режиссеру, вернее, извини, к продюсеру. Не буду называть его имя, очень известный, очень серьезная корпорация и так далее. Я была ошеломлена тем, что он мне предложил. То есть если я принесу бюджет с большими нулями, может быть, он мне там выделит роль. А вот это для меня крайне оскорбительно, потому что я актриса профессиональная, я привыкла, чтобы мне платили за мою работу, а не то, что я должна принести бюджет.

Я же не чья-то там девушка, которая хочет себе вместо шубы или к шубе, к машине и каким-то украшениям ещё вот сыграть в кино. Я к этому отношусь как к своей профессии. Это моя работа.

ЮБИЛЕЙНЫЙ КОНЦЕРТ

Скажи, пожалуйста, ну вот на пятидесятилетие ты готовишь большой концерт.

Да. Опять-таки Вениамин Борисович…

С папой.

Да, в роли отца ― Смехов. Мы готовим программу. Я счастлива пригласить ваших замечательных зрителей, кто в Москве. А кто не в Москве, прилетайте, приезжайте. 27 марта, в Международный день театра я вот родилась, так случилось, на сцене Центрального дома литераторов будет в семь часов вот такой мой юбилейный концерт. Мы готовим очень интересную программу, сюрприз.

Что будет? Хоть чуть-чуть-то расскажи нам.

Будут очень неожиданные мои выходы с разными неожиданными музыкальными сопровождениями. Будут подготовлены видеоматериалы лучших моих фильмов, ну, такой отчет.

То есть отчет всё-таки, да?

Небольшой отчет, но очень сделан всё-таки скромно, со вкусом.

ДОЧЬ СВОЕГО ОТЦА

А вот скажи, когда ты была молодой и юной, папина известность, папина слава ― она тебе помогала или мешала? Ведь мы же знаем миллион примеров, когда дети известных родителей, актеров…

Да.

Хотят первое время отстраниться от семьи, от этой фамилии.

Конечно.

Для того, чтобы она не довлела. Вот что было?

Ну, всё так и было.

То есть всё по классике.

Ну, по классике к нам очень предвзятое отношение, ко всем актерским детям очень предвзятое отношение, и практически очень долго это тянется. Вот сейчас мой сын начал что-то делать, петь, например, и уже к нему предвзятое отношение, потому что он уже мой сын.

К сожалению, с этим ничего не сделать. Но я пошла очень хитрым путем, я по году Обезьяна, и у меня есть небольшая хитрица. Я не поступила во МХАТ к другу папы Калягину, несмотря на то, что они друзья, все считают, блат, блат. Нет, я к нему не поступила, он меня не взял.

И это было очень хорошо, потому что я поступила на факультет актёра музыкального театра. Мастер курса был тогдашний главред театра оперетты Владимир Акимович Курочкин. То есть я пошла всё-таки по пути музыкальной комедии.

Музыкальной.

То есть я профессиональная певица. Я знаю, что такое ноты, нотный стан, сольфеджио, то есть многие такие дисциплины, которые, к сожалению, не все наши вокалисты, певцы знают. Вот я их знаю.

Вот, и я закончила такой факультет, где учили пять лет. Ещё до этого год в Гнесинском училище училась. Поэтому у меня очень такое серьезное образование.

Да, но всё-таки как ты отстраивалась-то от этой фамилии, понимаешь?

Вот я и отстраивалась, потому что в опере, оперетте и музыкальном театре мой папа абсолютно не котируется. Там котируются люди с большим академическим голосом.

Но надо сказать, что, помимо гордости, это ещё огромная ответственность ― нести эту фамилию. Потому что добрые люди могут иногда сказать «Ну что же так, папа такой, а ты такая». Хотя редко такое бывает, но ответственность огромная ― соответствовать и фамилии, и планке, и вообще отношению к той же профессии, к сцене.

Вот скажи, пожалуйста, а когда ты пошла всё-таки в актерство, папа тебя отговаривал или?..

Ну, он однозначно не был рад, доволен. И вообще любой нормальный артист будет всегда против. Я сейчас против тоже.

А почему, опять же? Вот по той причине, что это зависимая профессия, да?

Это зависимая профессия. Эта профессия, к сожалению, приносит счастье из миллиона двум-трем людям. Мы видим вот этих счастливчиков, которые постоянно работают. Это очень тяжелый труд, это надо действительно обладать и характером, и самое главное, чтобы была удача.

Любящий отец своей дочери такое, конечно, не пожелает. Как и я, любящая мать, не хотела бы своим детям.

А что ты говоришь сыну своему, который, в общем-то, начал петь?

Ты знаешь, слава богу, он поступил, Артем, старший, ему сейчас семнадцать, он поступил в Плехановский на очень серьезный экономический факультет, у него прекрасно всё с математикой. Параллельно занялся рэпом, придумает песни, что-то там поёт, снимает сам. Я ничего не делаю для этого. Но ему безумно интересно, у него свое количество подписчиков, слушают его и так далее. И он уже стесняется меня. Вот он стесняется меня, он говорит: «Будут говорить „мамочкин“, не надо». Тем более я ему действительно не помогаю.

Но при этом они носят все твою фамилию же, да?

Они носят мою фамилию, и сын моей сестры Лёня тоже Смехов. Мы все носим, у нас мальчики все с нашими фамилиями.

Понятно, удержали фамилию.

Решили, да, чтобы продолжалось это всё.

«ХОЧЕТСЯ БЫТЬ СЛАБОЙ»

Ты говоришь достаточно откровенно о том, насколько ты самостоятельна во всём. Ты сама работаешь, ты сама зарабатываешь, ты сама воспитываешь одна своих детей. Ты выводишь это, с одной стороны, как бы на такой первый план, «вот я всё сама».

С другой стороны, ты иногда…

Даю слабинку.

Рассказываешь и говоришь…

Пускаю слезу.

Да, пускаешь слезу, потому что «мне так хочется иногда быть слабой».

Очень хочется.

Ну вот тебе правда хочется быть слабой?

Очень, Наташ, хочется.

Ну то есть в этом нет лукавства?

Нет.

Что всё равно мы каждый выбираем тот путь, который нам близок, и вот это вот желание быть слабой, мне кажется, если бы ты всё-таки действительно хотела быть слабой, ты ей была бы.

Нет, у меня уже не получится. У меня слишком много ответственности. У меня очень много ответственности, и я просто ответственный человек, я не могу всё пустить, уже не получится. Я должна контролировать эту ситуацию, потому что, кроме меня, никто её не сможет контролировать.

Хорошо, появляется принц на белом коне, который снимает…

Ой, уже появлялись не раз. Это, к сожалению, очень эфемерно. Нельзя надеяться на принцев.

Что, не веришь?

Уже нет. Это эфемерно, это всё рассеивается. И, видимо, моя какая-то кармическая задача вот именно не надеяться ни на кого. Как только я… Мне нельзя…

Расслабляться?

Нельзя, к сожалению. И я понимаю, что в этом есть какой-то смысл, более вселенский в моем случае. Кому-то ― да.

Хорошо, а когда ты говоришь «Вот я хочу быть слабой», это что значит? Вот что для тебя вот это проявление слабости?

Ну как? Ну хочется уже, чтобы какие-то решения не только я принимала. Есть очень много решений, которые надо принимать. Хочется просто, чтобы тебя…

Вот когда необходим, например, друг, муж? Вот ты счастливая обладательница достойного, хорошего мужчины. Когда тебе могут просто спокойно сказать «А чего ты переживаешь?». Мужчины же иначе всё воспринимают. Вот когда тебе могут сказать «Успокойся, это всё вообще нормально, тут нет повода для переживаний». Тем более я очень переживательная, я очень люблю попереживать.

Вот здесь, конечно, не хватает. Но такого друга же надо найти, потому что другие, наоборот, ковыряют: «Вот давай разберемся, почему так сейчас. А может быть, ты действительно не права». Вот это, конечно, ужасно, потому что сама себя-то мучаешь этим.

СЫНОВЬЯ

Скажи, Артем, старший, уже 17 лет, уже мужчина.

Да.

Вот ты всё-таки для него женщина сильная, которая всем рулит, руководит, решает?

Да. Ты знаешь, я…

Он не дает уже тебе какой-то шанс почувствовать себя вот этой…

Нет, он мне не дает, но я из-за того, что я понимаю, что я очень сильная и авторитарная, или как там это называется, в общем, не очень хорошо, видимо, для мальчика уже в таком возрасте, я ему дала свободу. Я его отпустила в свободное плавание, он теперь не живет со мной.

Да ты что.

Да. Он студент.

Как тебе это удалось?

Ты знаешь, я поняла, что это будет очень правильно, потому что он должен стать мужчиной самостоятельным, без такой мамы, которая всё решает, хотя я всё равно, конечно, максимально решаю, что могу. Но он теперь живет, сам о себе заботится.

Что он решает сам?

Ну вот всё, проснулся, умылся, приготовил себе завтрак, купил продукты.

А дома до этого он делал что-то?

Ничего не делал, вот теперь поэтому всё делает.

Да? Хорошо, а что ты решаешь сейчас в его жизни? Куда ты вмешиваешься?

Я со стороны пытаюсь наблюдать, всё время подставляю, если нужно, плечо.

А ему оно нужно?

Конечно, нужно. Он очень нежный, очень тонкий парень, к сожалению, слишком романтичный. Он к девушкам очень относится прямо настолько романтично и благородно, что мне даже страшно.

А ты хочешь ему сказать, что всё не так?

Нет, я хочу, чтобы… Не так, но мне, конечно, страшно, потому что уж больно он романтик. Ну, это его жизнь, и я не проживу за него эту жизнь. Во всяком случае, естественно, материально я его поддерживаю, я ему создала условия для жизни и отстранилась, но наблюдаю, наблюдаю.

А девушка уже есть постоянная?

Постоянной нет, но он пользуется огромным успехом у девушек, он симпатичный.

Вот он приведет девушку, которая тебе не понравится. Твоя реакция?

Это уже было не раз.

Так, и что ты делала?

В нашей семье принято разговаривать. Мы разговариваем, мы что-то говорим, обсуждаем, не настаиваем ни на чем, но всё время есть какой-то разговор. Великий и могучий русский язык имеет много оборотов, много примеров литературных и так далее.

В общем, мы общаемся на эту тему. Но решения все принимает он, естественно.

Ну а в этих разговорах ты пытаешься его переубедить всё-таки?

Нет. Я ему показываю… К сожалению, ты знаешь, Наташ, то ли что-то случилось, но у меня открылся какой-то канал ясновидения. Всё вижу.

Так, интересно. Ну-ка, давай, что ты видишь?

Ты знаешь, я вижу всё. Если я немножечко вот так спокойна буду… Людей ― уже мне даже страшно становится, насколько я стала всё видеть. Не говоря уже про маленьких девочек, уж наверное, я тоже понимаю.

Ага, и что?

Перспективу. Но в данном случае…

Всех девушек спугнешь!

Все девушки вздрогнут. Нет, мальчик живет отдельно и принимает сам все решения, и у него нет постоянной девушки. Он ещё слишком молод, чтобы мы обсуждали такую серьезную… Естественно, я мечтаю, чтобы он встретил свою любовь и у него была прекрасная девушка с ним рядом, а женился он чуть позже.

А скажи мне, а младший, когда ушел Артем, ну, ушел, ты его отправила в самостоятельное плавание…

Младший теперь стал царем.

Да, вот что изменилось?

Он царь. Он теперь…

А до этого он не был царем?

Ну, он всё-таки был немножко на вторых ролях, главный был у нас Артём мужчина. Теперь это царь у нас, нас он строит. Но он обладает невозможным обаянием. И он всегда в таком хорошем настроении! Вот в моём понимании из-за моего папы мужчина ― это праздник. Может быть, в этом моя проблема, да, потому что не все мужчины ― праздник. А для меня вот папа ― это праздник. И, видимо, в голове у меня так сложилось, что если мужчина, значит, это должен быть праздник, радость.

Вот Макар ― праздник. Макар ― абсолютная радость, всегда что-то он веселится.

И что, не бывает конфликтов у вас?

Ну, бывают, конечно. Он Скорпион, он вредина, он может иногда озлобиться. Но он такой сладкий Скорпион, такой вкусняка ещё! Он такой смешной, он всегда в каком-то позитиве. Как он меня успокаивает! Боже, как он меня гладит вот этой мужской рукой. Он всегда заметит прическу, всегда… Макар ― это сублимация всех моих…

Мечт.

Мечт и любви к его отцу, ушедшей. Она сублимировалась в Макаре.

Смотри, я не буду обсуждать твою личную жизнь.

Не надо. Её нет.

Тем более что она у тебя такая бурная была…

Наташа, её нет.

Сложная. Но можешь ли ты что-то сказать, условно, какой-то вывод, который ты сделала из этого своего опыта, очень непростого, я, опять же, что-то знаю.

То есть я женщина сложной судьбы, что произошло, должно было произойти. Даже вот какие-то печальные события в моей жизни всё равно оборачиваются хорошим, потому что у меня замечательные дети. Я очень довольна, какие они, и какие они как люди, и их генами, и характером, и их внешним видом, какие они красавцы у меня. То есть самое всё лучшее, что можно, я всё равно из этого вынесла, из этого опыта.

А если говорить про личную жизнь, мне просто кажется, мне не повезло. Ну, не всем же везет. Более того, у меня такой пример, такой папа. Я как-то мужчин иначе… Я даже не ожидала, что они могут быть другими. Но вот сейчас я уже знаю ― да, они могут быть другие. Знаешь, как в нашем сериале, «Все мужики сво…». А я говорю: сво-еобразные. Ну, своеобразные ребята, ну.

Вот смотри, ещё про творчество.

В основном моя основная работа ― это… Раньше было много кино, сейчас его стало меньше, всё равно снимаюсь, но мало. Сериалы, естественно, у меня много, бывают продолжительной работы сериалы, «Два отца и два сына».

А сложно от чего-то отказываться?

Наташ, я практически не отказываюсь.

Не отказываешься. Из-за материального?

Работа мне очень нужна. Ну, не только. Я считаю, вообще очень неправильно отказываться от работы, тем более, если её не так много.

Ага. Ну а бывает же, что ты где-то снялась, и тебе не понравился потом результат?

Да, бывает. Я отказываюсь от ролей колдунов, вампиров, всякой нечистой силы. Вот веришь, я отказываюсь.

Почему?

Вот отказываюсь.

Да ты что.

Да. И отказываюсь…

Ты же уже ясновидящая практически, вот сейчас как выяснилось.

Я ясновидящая светлая. Я светлая, я только сею светлое.

А то из тебя хорошая вампирша получилась бы.

Нет, я от всех вурдалаков отказываюсь и не хочу играть никакие темные силы. Это как бы очень такое… Это моё мнение. В гробу лежать тоже совершенно не собираюсь.

А вообще на самом деле я уже скоро начну отказываться, мне надоело, что мне всё время предлагают таких… Бой-баба такая, бизнес-вумен такая, дрянь такая, извините, сука. Несчастная, естественно, в личной жизни, почему-то всё время без детей, хотя я вот мать ― просто Родина-мать. Но видишь, всё в связи с внешним видом, почему-то создается впечатление.

Мне надоело таких играть бизнес-вумен стальных, с плохим характером, а я вообще трагикомическая актриса. Вот где смешно ― это моё, вот понимаешь?

Слушай, а в каком бы театре тебе вообще хотелось играть в труппе постоянной? Или нет?

Ни в каком.

Или это тоже тебе не хотелось?

Нет. Я выросла в театре на Таганке. Я зашла в театр не с того входа, я зашла со служебного.

То есть тебе не хочется.

У меня всё другое. Я театр как бы знаю совершенно иначе. Я пока не готова, это не моё. Но я выступаю на сцене с моими программами. Романсы я сейчас пою, наконец-то я стала петь то, что я хочу. У нас с папой два спектакля, два наименования, такие музыкально-поэтические композиции, «Двенадцать месяцев танго» и «Старомодное признание». Вот как раз там и поэзия, и музыка. Вот это…

Твоё, да?

Я получаю удовольствие. Но это не коллектив, а это я и папа.

То есть ты не хочешь в коллектив.

Я не хочу в коллектив. Я дитя Советского Союза. Мне от коллектива уже дурно было в детстве. Меня с раннего детства отправляли в санатории, пионерские лагеря, потом эти пионеры, комсомольцы и все остальные.

Я после вот этого советского детства не люблю коллектив. Вообще всё, что связано с коллективизацией, у меня есть к этому некоторое отторжение. Потому что кинопроцесс ― это всё-таки недолгий процесс, там немножечко другой коллективный подряд.

Программа выйдет наша с тобой, когда уже пройдут выборы. Вот сейчас мы снимаем, ещё выборов нет. Соответственно, вопрос: ты пойдешь, планируешь идти на выборы?

Ты знаешь, всё время себе говорю: «Никуда я не пойду». И в итоге гражданин во мне просыпается в этот день и куда-то идёт.

Я не очень вижу смысл куда-то ходить. Мне кажется, всё уже давно решено за нас. Более того, я все годы голосовала за людей, которые вообще никуда никогда не проходили. Я не знаю, как всё сложится, но единственное, что меня печалит, я пацифист, я за мир и чтобы всё было мирно.

То есть тебе не нравится риторика последняя нашего президента.

Ты знаешь, я вообще не склонна обсуждать президента, потому что президент вот, и всё. Я не склонна.

Что, он царь?

Ну, как угодно. Я не склонна его обсуждать, потому что я актриса. Я не политик, я многое могу не понимать и так далее. Я говорю совсем о другом, что риторика ли его, или, может быть, это не его риторика, а каких-то других людей, которые рядом находятся, я не знаю, мы же не можем знать. Но так как я мама мальчиков, и мы знаем, что такое вырастить детей, я их ращу не для того, чтобы они воевали, абсолютно. И вот этот весь путь, пройденный и который впереди, любая мать, я думаю, ну это просто абсурд ― хотеть войны или показывать мускулатуру. Мне кажется, наоборот.

А вопрос армии в семье уже как-то обсуждался? Всё-таки пацаны, один скоро в призывном будет возрасте.

Он студент института, во всяком случае, всё по закону пока у нас происходит.

А как сейчас?

Я не в восторге от армии нашей, естественно. Меня она вообще никак не радует, и то, что там происходит, что бы нам ни говорили, я понимаю, что все те вопросы, которые были в нашей тобой молодости в связи с дедовщиной и так далее, конечно, будут всегда, потому что это отражение нашего общества.

А если придет Артем и скажет: «Я хочу»?

Ну, придет, скажет, я ещё раз… Ты понимаешь, у меня позиция такая: я не проживу за своих детей их жизнь. Я им не буду мешать. Я могу помочь, я могу наблюдать, я могу от чего-то предохранить, да, проследить, чтобы, не дай бог, не было каких-то неправильных направлений для здоровья и для жизни. А если он захочет в армию, то это будет поступок мужчины. Ну, пусть захочет.

То есть не будешь его.

Нет, не буду.

Удерживать.

Не буду. Но только я боюсь, что он не захочет.

Боишься или наоборот радуешься?

Я боюсь, потому что мне очень грустно, что армия такова, что в неё не хотят идти дети из, скажем, столичного региона, потому что там они не будут чувствовать себя комфортно.

Скажи, а Артем, старший… я про него больше говорю, потому что всё, уже взрослый парень, живет отдельно. Он интересуется политикой вообще?

Сейчас начал.

Это путинские дети, которые родились при Путине.

Да, он родился в 2000 году.

И будут ещё жить, да.

Да, да. Ну, вот как раз-таки ему и предстоит увидеть весь исторический дальнейший процесс, и я ему сейчас говорю: «Сынок»…

Вот он сейчас должен на выборы пойти. Или он не успевает?

Нет, он ещё не пойдет на выборы. Ему в мае будет 18 лет. Я ему говорю: «Сынок, вот история ― не то, что у вас пишут в учебниках, а это то, что сейчас происходит. Запоминай». Потому что я знаю историю, которую передавали бабушки, дедушки. Благодаря тому, что я общалась с такими людьми, я уже говорила, Лиля Юрьевна Брик, то есть как бы всю историю…

ВОСПОМИНАНИЯ О ЛИЛЕ БРИК

А ты с ней общалась?

Да. И более того, я помню эти разговоры, я помню…

А почему ты общалась с ней? Благодаря папе?

Ну конечно.

Расскажи, пожалуйста.

И более того, я была допущена в дом, и Василий Абгарович Катанян, её муж, мне позволялось сидеть у него за потрясающим столом ― это такие воспоминания детства ― и рисовать. Потому что они общались, естественно, нянек не было, детей брали с собой. И я помню эти разговоры, тогда вот Параджанова пытались вытащить из тюрьмы.

Вот расскажи.

Письма Раскольникова. То есть, понимаешь, то, что было, жуткая эпоха репрессий и вообще весь чудовищный большевизм, который был в стране, я это знала, когда в это время была ещё советская власть и надо было в школе…

Быть пионеркой?

Под портретом Ленина благоговеть.

А что ты чувствовала? Ты вот уже тогда в школе всё это понимала?

Ты знаешь, у меня началось раздвоение личности, конечно, легкое.

Когда?

Но так как я ещё Овен, а Овны очень прямолинейные и не врут. И я начала в классе рассказывать о том, что расстреливали людей, и очень много. Учительница просто белела и синела, потом просто вызывали родителей и просили дома при мне это не обсуждать. Были интеллигентные учителя и хорошая школа, слава богу, никуда не донесли.

Но на меня смотрели, как на идиотку, и говорили: «Ну ты вообще». А я вот рассказывала детям о том, что были страшные времена.

Впечатления от Лили Брик расскажи, пожалуйста.

О, какое впечатление это необыкновенное.

Вообще расскажи историю.

Во-первых, она всегда, когда её… Слушай, она была в очень глубоком возрасте. Приходя к ней, она всегда была прибрана, она всегда была накрашена, брови были накрашены, губы, всегда была причесана. Никогда не позволяла, даже когда болела, никогда не позволяла себе быть ни в халате, ничего. То есть вот такое…

Немножко русский язык с такими оборотами, немножко по старинке. Я сейчас как раз читаю Раневскую, когда записывали, там немножечко другой язык, немножко другие обороты. Это всё было у Лили Юрьевны. Кстати, Раневская вспоминала в этих произведениях о Лиле Брик, и там очень интересно, что Лиля Брик носила на цепочке кольцо Маяковского, а сказала, что любила всю жизнь Осю, Осю Брика.

Да-да, Брика.

И что надо было быть с Осей. И Раневская не могла ей простить: как, а как же Маяковский? Она делала сравнение, что как Наталья Гончарова не понимала Пушкина, с какой личностью она живет и кто был её муж, так же Лиля Брик типа не понимала личности Маяковского. Хотя мне кажется, что она…

Вот тебе-то что кажется?

Мне кажется, она была его… Вообще говоря, и наследие, благодаря ей очень много было сделано, потому что те разговоры в детстве…

А она вообще вспоминала Маяковского?

Конечно.

Вот в эти разговоры внутрисемейные.

Да-да. И у меня, наоборот, сложилось впечатление, я даже удивлялась, как это она при своем муже так рассказывает про Владимира Владимировича.

У неё много было опыта.

Да, это правда.

Разного. Я не думаю, что это её могло смутить.

Это да.

Но вот всё равно, знаешь, давай я тогда по-другому. Вот ты сказала, что ты светлая, да, поэтому не хочешь играть вампиров. Вот Лиля Брик ― она же очень противоречивая.

Противоречивая. Ты знаешь, у меня висела даже дома, у папы, вернее вот эта фотография, она ему подарила. Она вот так лежит, и глаза. И я боялась, это какой-то был такой, знаешь, взгляд колдовской какой-то. Я её немножко боялась. В ней была какая-то очень большая сила. Какая ― не знаю. Но мне было страшновато.

Поправь меня, может быть, я неправа, не нашла. Скажи, когда случилась история с «Седьмой студией» и с Кириллом Серебренниковым…

Да.

Ты его где-то поддерживала публично как-то? Извини…

Нет, ну как я могу…

Я пропустила, может быть, я не увидела.

Да. Смотри, Наташ…

Просто театральное сообщество достаточно сильно как-то объединилось в этой ситуации.

Естественно, я сочувствую и считаю, что крайне несправедливая ситуация, которая происходит с Кириллом, с Лешей Серебряковым. Видишь, всё с серебром страдает. Я, естественно, поддерживаю коллег и сопереживаю. Но я не участвую ни в каких протестных акциях, я никуда не хожу. Я не могу.

Коллектив, извини, он меня даже в этом, даже в таком, я не знаю, либеральном или как это называется, я не знаю, в протестном каком-то, он меня не прельщает, к сожалению. Я считаю, что можно сделать больше где-то, не испортив человеку, где-то, знаешь, поддержать как-то иначе. Но я нет, я никуда не ходила. Но очень уважаю всех своих коллег, которые поддерживают, ходят, пишут. Но вот я не чувствую в себе этих сил ходить на всякие…

СОЦИАЛЬНЫЕ СЕТИ

А вот смотри, твой огромный инстаграм, и сейчас мы чуть позже про него поговорим, но достаточно часто известные люди, у которых есть такие развитые соцсети, в том числе используют их не только для того, чтобы поставить туда красивые фоточки.

Да.

Но в том числе иногда что-то высказать.

Конечно.

Вот для тебя инстаграм и твои соцсети являются такими площадками?

Конечно.

Тебе хочется там что-то сказать важное, чем тебе хотелось бы поделиться?

Да. Однозначно, и я так это использую. Но я сделала такой вывод, во всяком случае, у себя, на своих ресурсах, что всё-таки фейсбук ― это больше где можно поделиться, о чем-то говорить, обсуждать, и люди там настроены на обсуждения и разговоры.

А инстаграм ― это более визуальное, то есть это такая ярмарка тщеславия. Немножечко по-разному используется. Если начинаешь философствовать в инстаграме, это выглядит как-то странно, потому что должна быть фотография. Когда девушки выкладывают полуголый вид сзади и пишут мудрости дня, это выглядит очень странно.

А вот ты же подписана наверняка на Собчак?

Да.

Вот Собчак сейчас в своей президентской кампании очень много в инстаграме.

Да.

Именно пишет заявления разные.

Да, я читаю.

Вот как ты это воспринимаешь?

Ты понимаешь, мне почему-то всегда казалось, и мне кажется, у Ксении был такой опыт, что она разделить хотела инстаграм, потому что до этого всё-таки инстаграм был немножко коммерческий, и я не вижу в этом ничего плохого, потому что всякие марки одежды… Как это называется?

Но она даже во время президентской кампании умудряется рекламировать что-то.

Она умудряется, да.

Как ты воспринимаешь это?

Я не хочу оценивать это никак. Вот так человек это… У неё есть смелость и силы это делать, вот это я могу сказать. И смелость. И вообще она как-то в этом…

А как тебе её идея баллотироваться на выборы?

Ты знаешь, я считаю, что Ксения Анатольевна очень изменилась за то время, что мы её знаем. Она очень выросла. И я уважаю в ней её стремление и то, что она не побоялась. Но то, как она держит удар, я просто потрясена, потому что, конечно, если почитать, что ей пишут… Я лично читаю комменты свои и очень… Я тяжело переношу, когда особенно бьют по больному.

Я просто сразу убираю этих людей из своей жизни. Просто написал гадость ― до свидания, прощай, никогда больше не увидимся. Оставайся со своим…

Как сказала опять-таки Раневская, извини уж, буду её цитировать, «бывает, в человеке живет бог, бывает, в человеке живет дьявол, а бывает, в человеке живут одни глисты». Вот люди с глистами ― они у меня блокируются.

Забанены. А скажи, есть ли что-то, вот какие-то границы для тебя есть в соцсетях, чего там не должно быть и не будет никогда?

Насилие, агрессия, пропаганда наркотиков, я не знаю, чего-нибудь плохого. Ужасная была история, когда вот с детьми, «Синий кит» или что-то такое, к суициду.

Ты на «Первом канале» ведешь программу. Ты периодически, у тебя такие подходы к телевидению, значит.

Вела. Уже сейчас ничего не веду, к сожалению.

Не ведешь.

Сейчас не веду, но очень хочу.

А вот скажи, тебя не коробило? «Первый канал», понятно, так же, как и «Россия», за последние несколько лет превратились в такие машины пропаганды, да.

Сейчас да.

Вот если сейчас тебя зовут на «Первый канал» и тебе хочется, у тебя будет что-то там?

Ты знаешь, меня зовут только в ток-шоу. Меня не зовут, слава богу, в эти пропагандистские программы.

Но рядом же. Вот смотри, заканчивается твое ток-шоу, например, про девочек.

Ну и что?

А дальше появляется…

Наташ, ну это моя профессия. Более того, на ток-шоу я тоже не хожу практически, хожу очень редко и тоже обсуждаю, что это будет. Очень редко себе позволяю ходить на ток-шоу вообще в принципе. Меня, конечно, больше интересуют другие программы, где ближе к моей профессии. Или были какие-то очень интересные проекты, «Две звезды» или «Танцы со звездами». Вот это было интересно.

То есть здесь нет какого-то внутреннего такого противоречия, да?

А что я могу сделать? Я могу прийти на программу вот эту, как она называется, даже не знаю, и что? Кричать, орать? Я даже не могу в эти ток-шоу ходить, потому что я не люблю перебивать никого, кричать и вести себя таким образом.

А что я могу сделать? Мне кажется, здесь очень просто: не нравится ― не смотрите. Я просто это не смотрю. Неужели от того, что я приду до этого в другую программу, что-то изменится? Наоборот, может быть, даже лучше будет, хоть приличное лицо увидят.

Скажи, пожалуйста, есть ли что-то вот в твоей жизни, куда тебе хотелось бы вернуться и немножко переиграть ситуацию, поменять что-то?

Наверно, вообще не надо жить с таким чувством. Наверно, было бы правильно жить с тем чувством, что всё было правильно, и ничего бы не изменил ты, потому что так-то, так-то, так-то, как бы ни было не так и так далее.

Но я всё время думаю про профессиональные моменты, что где-то, может быть, надо было сильнее схватить за хвост, где-то поднапрячься, может быть. Хотя опять-таки непонятно, куда бы это могло привести.

Не знаю, вообще не собиралась об этом спрашивать, но вспомнила. Твой первый муж, Ливнев… Ливнев?

Да, Сережа Ливнев, да.

Сережа Ливнев, собственно, сценарист и продюсер потом кино.

Да.

И он был одним из сценаристов, я так понимаю, «Ассы».

Да, да, да.

Я не знала, кстати, об этом, что Алика, главная героиня, была названа, в общем-то, в твою честь.

Он подарил мое имя главной героине.

Да. Скажи, пожалуйста, а ты тогда была в том возрасте, когда ты могла бы тоже сыграть, правильно же?

Да, но я не была женой Сергея Александровича Соловьева. Ну, и потом надо отдать должное, Таня Друбич прекрасна.

Прекрасная.

Она необыкновенная.

Она в этой роли прекрасна и вообще она необыкновенная, это правда.

Да, необыкновенная актриса.

У тебя было что-то такое? Тебе хотелось, особенно после успеха этого фильма?

Вот, наверно, то, что ты меня спросила до этого, «что бы ты вернула?».

Это я попала в точку?

Вот ты попала в точку, потому что, ты знаешь, очень много раньше, в начале моего пути, тот же Сережа мне говорил: «Ты ещё слишком молодая, ты ещё слишком молодая». И все говорили: «Ну ты ещё молодая». Раз, раз, раз, раз, раз ― и я ни там, ни сям.

Валера Тодоровский снимал «Любовь». Ну я же могла сыграть эту роль, это моя была роль, я не знаю, почему… Притом до этого я снялась у него в «Катафалке», в его дебюте.

Ага, дебюте.

Почему-то… Или «ты молодая». А он уже стал говорить «ты медийная». Чего я там была медийная? Ещё ничего не успела стать медийной. И, в общем, вот этот момент, когда все от меня отмахивались, ребята, которые как раз делали тогда вот это кино, а сейчас они мастера, все говорили: «Ты молодая, молодая, молодая», и в итоге вот. Понимаешь, да?

Ты потрясающе выглядишь.

Спасибо.

И, например, опять же твой инстаграм наполнен ну очень красивыми твоими фотографиями.

Спасибо.

Ты в очень крутой форме. Так как мы знакомы много лет…

Да.

Я помню, что это вечная наша борьба.

Да.

За фигуру.

Да.

Которая с переменным успехом. Но мне кажется, ты победила в этой борьбе.

Ну, как и ты победила. Мы с тобой обе победили.

Нет, ещё всё не так, нет. Скажи, что ты делаешь? Ну, рассказывай.

Наташ, ну, может быть, это скучно, но я представитель здорового образа жизни.

Так.

Более того, последнее время со мной что-то случилось. Я рано ложусь спать и рано встаю. Раньше такого не было. Для меня сейчас катастрофа ― это вечерний выход куда-то, когда надо. Вот я просто не могу, после двенадцати ― это очень тяжело. Режим дня дает очень многое, вообще вот по режиму когда живешь.

 А завтрак готовишь детям?

Нет, я ничего не готовлю, у меня есть помощники. Я не буду сейчас делать вид, что я кулинар. Я ничего делать не умею, но зато я теоретик. Я знаю, что нужно, у меня правильное, здоровое питание. Я отказалась от глютена, что очень мне помогает быть в форме, и уже около десяти лет его ни в каком виде…

То есть ты ещё до того, как стало это модным, ты уже тогда...

Да, я одна из первых отказалась от глютена и от молочного…

Белка вообще?

Стараюсь без лактозы, стараюсь. То есть какие-то у меня есть ограничения. Если есть ограничения, плюс, конечно, вечером тоже большая проблема, если ужин поздний. Для меня это большая проблема. Я очень люблю, когда это в шесть или в пять даже.

И получается?

Если я командую парадом, то получается.

А алкоголь?

Ты знаешь, вот здесь было бы глупо вообще сказать «нет». Конечно, от него очень много идет лишнего веса.

Да.

Но опять-таки знать грань, знать свою норму, и если это красиво, качественно и не так много…

А спорт?

Ну, и йога, у меня сейчас йога из спорта. Ну, и плавание. Йога обязательно, да.

Скажи, пожалуйста, но ведь на внешность наши мысли тоже влияют.

Да.

Да, и? Как ты прощаешь обиды? Как ты отпускаешь это?

Да, ты знаешь, так как я женщина сложной судьбы…

Как мы уже поняли.

У меня, да, как вы поняли, я вот последние одиннадцать лет работала очень много над собой, потому что я всё-таки прихожу к мысли, что нет врагов, есть учителя, есть люди, которые чему-то тебя научили. Меня научили, что не надо никого в чем-то винить, виновата прежде всего я во всем.

Но это же тоже крайность.

Ну, не крайность, но просто так проще. Не надо никого обвинять, никто тебе ничего не должен, никто ни в чем… Вот это твои, вот такое должно было с тобой случиться, вот такой опыт ты должна была получить, чтобы что-то понять. Если ты не поймешь, получишь ещё раз так же по голове, ещё и больнее.

Поэтому лучше поскорее понять и, конечно, отпускать. Очень просто сказать «отпусти, прости». Сказать очень просто, а сделать очень тяжело. И над этим надо работать.

И что ты делаешь?

Я вот работала, отпускала, прощала, стараюсь прощать.

 Как сказала Раневская и как будет называться диск, который я вот выпускаю как раз, «Огорчить могу, обидеть ― никогда».

На этой прекрасной ноте мы заканчиваем программу. У меня была в гостях Алика Смехова. И BORK дарит для нашего с тобой возраста прекрасный подарок.

Так.

Значит, это массажер для глаз.

Ага.

Очень удобный, я уже проверила. В самолеты, в длинные поездки, иногда можно перед сном. Надеваешь, у тебя массаж, всё расслабляется.

Боже-боже, какое счастье. Спасибо.

Тебе большой подарок. Алика, ну и с днем рождения тебя!

Спасибо.

Читать
Поддержать ДО ДЬ
Другие выпуски
Популярное
Лекция Дмитрия Быкова о Генрике Сенкевиче. Как он стал самым издаваемым польским писателем и сделал Польшу географической новостью начала XX века