Легендарный фотограф Юрий Рост провел экскурсию Наталье Синдеевой по своей мастерской.
Рост: Когда-то давным-давно, когда этот двор был просто разрушен абсолютно, мы с моим другом, кровельщиком и энциклопедистом,
Синдеева: Вот этот ваш, легендарный…
Рост: Иваном Андреевичем Духиным привели этот двор в порядок, этот кусок, насыпали земли, нашли экскаваторщика, который вырыл яму. Тут метр плодородной земли, растёт всё замечательно. Посадили виноград вот этот…
Синдеева: А как вас сюда пустили, подождите — вы купили… здесь были конюшни.
Рост: Это была жуткая разруха. Я нашел этот домик. Я искал мастерскую, место для мастерской. Мой сосед и мой друг Георгий Николаевич Данелия со своей собакой Булькой сюда приходил, и собака Булька в дождливые дни забегала в этот домик и справляла там все необходимые свои дела. Надо сказать, что Булька там не одинока была, там была жуть что. К этому времени я написал книжку и издал её в английском издательстве Weidenfeld&Nicolson про армянскую трагедию так называемую книжка была. Про землетрясения армянские, все эти дела, и они заплатили мне гонорар. Я, как член секции союза художников имел право. Я находил место, если никто на него не претендовал, если ты обязывался его привести в порядок, а я его привёл в порядок полностью. Под мастерские — всё, я не могу его перепрофилировать, не могу здесь сделать ресторан, или бордель, или даже читальню.
Синдеева: Автомобили… это что такое, почему Михалыч? Вы что, на 2 тачках гоняете?
Рост: У меня есть друг, Витя Такнов. Вот когда-то мне было не то 70, не то 65, он попросил, чтобы я вышел во двор, и въехала вот эта вот машина. Этой машине 25 лет, можем сейчас отпраздновать. Она едет. Витя написал «Михалыч» на ней, и всё
Синдеева: Вы на ней ездите?
Рост: Да, я езжу
Синдеева: И сейчас ездите?
Рост: Да. Мы познакомились с ним, я поехал снимать программы, тогда ещё на Рен-ТВ, на Мадагаскар. Там был какой-то туристский поход, и на Рен-ТВ предложили отправить кого-то одного, чтобы он снял. Бесплатно. Я поехала И там был Витя, и он меня пригласил в свою машину, он и Юра Поляков. И я с ними поехал. Мы ездили по этому Мадагаскару чудесному, мне очень понравился Мадагаскар.
Синдеева: И Витя понравился.
Рост: Такнов понравился, потому что он приветливо со всеми здоровался. Он кричал громко: Михалыч! Смотри, Пушкин! Мы смотрим — Пушкин без штанов, действительно, бакенбарды, очень похож на Пушкина. И потом, поскольку он был интересант такой по поводу автомобилей, его всё волновало, он говорит: вот какой бы ты хотел автомобиль? Я говорю, я — только Defender. Почему? Потому что я не люблю менять автомобили, а Defender будет ходить всю мою жизнь. И всё, разговор был закончен. И спустя лет 5, или 6, или 7, или 10 въехал Михалыч. Теперь вот этот сад, я его называю сад. Здесь когда-то цвели подсолнухи высотой с Эйфелеву башню, но потом яблони выросли, стали взрослые и уже постарели, они закрыли практически всё пространство. Вон они, вы можете их сорвать. Они величиной с вишнёвую косточку.
Синдеева: Вот здесь я честно скажу, я, конечно, рассчитывала, что Юрий Михайлович позовёт нас, я видела картинки застолья. Вот здесь стол раскладывается, здесь выпивают разные гости… снимаются эти штуки с него
Рост: Вот, это нормальный стол, который мне подарил скульптор Франгулян. Можем сесть. Тут лампочка горит. Тут флажки буддистские были, но они уже совсем пришли в негодность, они уже стали очень близкими.
Синдеева: Сколько лет этому винограду?
Рост: Я думаю, лет 25
Синдеева: Ладно, пойдёмте в дом. Почему так много воздушных шаров, расскажите? Расскажите про вашу историю.
Рост: Люблю воздушные шары. Это ненасильственный транспорт такой. Куда несёт, там и хорошо. Кроме того, у меня есть собственный воздушный шар.
Синдеева: А где он?
Рост: Вот его фотография. Он на аэродроме. Вот его фотография
Синдеева: Прям ваш именной? Юрий Рост?
Рост: Юрий Рост. А с другой стороны написано “Новая газета”. Видите, написано: диплом воздухоплавателя.
Синдеева: Нужно иметь какие-то права или что-то?
Рост: Нужно иметь права, которых я не имею. Я, конечно, не вправе управлять, это довольно сложная ситуация, вообще управлять шаром. Потому что там надо многое учитывать, там нельзя, чтобы были сильные порывы ветра, там ещё куча. Но летать — это счастье
Синдеева: Но вы тогда с кем-то летаете?
Рост: Есть у нас пилот, который летает.
Синдеева: А вы часто летаете?
Рост: Ну не так часто, нет. В год бывает разок-другой мы с Митей Муратовым летаем, как правило. Иногда с сыном.
Синдеева: На воздушном шаре когда в первый раз? Это было какое-то романтическое?
Рост: В каком-то смысле да, потому что мы летали с Митей Муратовым
Синдеева: Никакой романтики с Митей Муратовым
Рост: Очень большая романтика. Он меня снял — вот эта, Между прочим, фотография сделана на шаре, это как раз Муратов снял меня на шаре
Синдеева: Дима, оказывается, ещё и хороший фотограф
Рост: Он вообще хороший. И фотограф в том числе. Значит, я вам скажу: тут какой смысл, что тут ценного. Это часть выставки. Первой большой выставки, которая была в..
Синдеева: В Русском музее.
Рост: Нет. Она была в Доме художников. Она была гигантская выставка, очень интересная была. Потому что там кроме того, что были фотографии с текстами, причём я не знаю другого случая, чтобы тексты были напечатаны на паспарту, видите часть из них на паспарту. Битов сказал, что это белая проза, имея в виду, что это на чёрном белым написано. Вот эта часть — реальная часть этой выставки. Там была огромная выставка с артефактами. Допустим, если есть фотография Нестеровой с картиной, вот тут она есть, конечно, Нестерова.
Синдеева: И рядом висела её картина,
Рост: Эта картина, которая там, на фотографии. Если там был, допустим, Сарьян и был текст о том, что он рисовал листья, там рядом с картиной было огромное количество листьев сухих, красивых. В этом вся радость
Синдеева: Отар Иоселиани… здесь был в гостях у вас?
Рост: Даже жил. Отар много раз здесь и бывал, и жил. Он приезжал, просто у него не было, где жить, он здесь жил. Тут много народу было. Там, кстати, в книге даже есть, может быть одна такая идея возникла, что люди, которые здесь были и фотографии, которые такие служебные фотографии. Понимаете, не художественные. Но сама расшифровка этих людей, их пребывания здесь и взаимоотношения очень важна. Тут по существу… Вот Наташа Нестерова. Видите? Вот её фотография, а рядом картина висела там, рядом. Примаченко гениальная, была эта работа, рядом висела эта картина. Это было такое подтверждение достоверности фотографии. На самом деле фотография должна быть подтверждением достоверности, но, поскольку всё лжёт в нашем деле, то надо и её поддерживать чем-то. Поэтому всё, что вы видите без подписи, значит, что они были на выставках, и я их заменил. Просто вернулись они, они где-то существуют, все фотографии мои хранятся в одном месте. То есть, в двух местах. Частью в Свиблово в музее. А вторая такая, частное тайное собрание — в книжном магазине Москва. Там мои друзья, директор Марина Каменева и муж её Миша, они мне предоставили место, даже сделали стеллажи, там хранится полно замечательных…
Синдеева: Да, но я так понимаю, что там это тоже как в архиве, ты не можешь туда просто прийти и посмотреть
Рост: Нет, они как в кассетах, хранилище как в Эрмитаже. Тут примитивно всё. У меня вообще всё очень примитивно.
Синдеева: Упрощаете сейчас, мне кажется
Рост: Тут ещё есть. Тут всё связано, по существу — это друзья, это не просто фотографии каких-то людей хороших, это люди, с которыми связана моя жизнь, иногда очень плотно.
Синдеева: Я вижу Беллу… Окуджава
Рост: Да, там Белла, Окуджава и Битов.
Синдеева: Это Андрей Битов, да?
Рост: Белла, Булат и Битов. Я не по значению, потому что на этой стенке тоже фотографии моих друзей — это Ладо Месхишвили, великий детский хирург. Это одна из первых фотографий моих вообще. Это мой сын, Андрей. Здесь, он маленький был. А здесь, на этой части Кабаков. И любопытно, что на этой части стены нарисован конь. На самом деле, он нарисован не на стене, видите?
Синдеева: Да, вижу.
Рост: Он нарисован не на стене, а на фотографии совместная получилась работа: фотография моя,
Синдеева: А он уже потом нарисовал коня.
Рост: Это Петя Фоменко, Пётр Наумович. Отар Иоселиани тоже близкий друг. Это мы с ним в Париже, он ищет кинотеатр, где показывают Охоту на бабочек.
Синдеева: Юрий Михайлович, а эти все фотографии — всё-таки постановочные? Вы пришли: встань так или так — как?
Рост: Как вы понимаете, если человек сидит и смотрит на меня. Конечно они видят.
Синдеева: Нет, нет они видят. Но одно дело, условно — вы ловите момент, они все разговаривают, он встал, вы поймали. Или человеку вы говорите, встаньте сюда.
Рост:Нет, я момент не ловлю, зачем мне ловить. Ловцы человеков, а не моментов
Синдеева: Нет, но все-таки, вот видно, что они позировали. Правильно? Вы их поставили.
Рост: Они не позировали, они сидят и смотрят на меня. Они как раз не позируют, они естественны. Там дальше Серёжа Юрский, за велосипедом, это первая его фотография, когда он переехал из Питера в Москву, первый спектакль, внизу Наташа Нестерова, тоже близкий друг. Видите, это одна только стенка. А здесь мама, здесь Гоги, Сержик Параджанов. Это Георгий Николаевич Данелия, мой друг, рядом с машиной, как раз которую вы видели во дворе здесь.
Синдеева: Юрий Михайлович, вот как эти люди, которые никогда не собираются вместе, что за взрыв энергетический, скажите?
Рост: Никакого взрыва нет.
Синдеева: Да не может быть.
Рост: Если что-то возгорается, мы гасим это напитками. Чаще всего крепкими. Потому что в соответствии с обычаем, Отара Давидовича Иоселиани, который, между прочим, живёт во Франции и мог бы пить вино — он пьёт водку, потому что от вина сырость, всякие болезни, в общем неприятная вещь вино. А водка хорошая вещь. Главное, её не надо охлаждать.
Синдеева: Как не надо?
Рост: Ни в коем случае.
Синдеева: Это же самое вкусное, когда…
Рост: Водка вообще не вкусная. Ни холодная, ни горячая. Нет, просто её легче глотать.
Синдеева: Юрий Михайлович, ну вот например люди, которые неизвестные люди, они появлялись в вашей жизни в результате какую-то журналистскую историю?
Рост: В результате путешествий. Совершенно не знаю. Весь фокус заключается, что фотографии чёрно-белые, а видно, что рыжие
Синдеева: Рыжие, конечно
Рост: Там вот грузины стоят, это сваны, я просто люблю на них смотреть. Их 5там человек, они все разные: и ботинки разные, и лица. А вон там Саша Великанов в углу. Почему в углу? Там хитрая фотография, она трёхмерная. Я его сфотографировал, потом напечатал этот макет в размер, он мне подарил этот макет, и я его пристроил. Видите, тут клоун. Это символ такой для меня, клоун — дурак в высоком смысле. Это очень трудная профессия, очень искренняя и может быть, самая высокая театральная профессия. Этого клоуна мне подарил Гриша Явлинский. Потом профессор отбил ему один палец. Поскольку профессор по сердцу, то сердце у клоуна осталось в нормальном, хорошем состоянии. Какие-то вещи, которые не мешают жить сохраняются Ангелы
Синдеева: Ангелов тоже много. Это так складывается?
Рост: Ангел как воздушный шар, я могу прочесть, здесь есть их стихотворения про ангела.
Синдеева: Давайте, хочу.
Рост: Ангел по небу летает
Над пространствами скользит
Все за нами замечает,
Охраняет, поучает.
Строго пальчиком грозит...
Отпусти нас, добрый ангел —
И лети, куда летел.
Не следи за нами ангел,
У тебя довольно дел.
Дай покоя, славный ангел —
Образ жизни измени.
Не летай так много, ангел —
Лучше маме позвони.
Нет! Он все-таки летает
В платье белом и простом.
Тихо крыльями мотает,
Наблюдает, направляет,
Ничего не понимает,
Легче воздуха при том.
Вот поэтому ангелы тут у меня и летают.
Синдеева: Юрий Михайлович, много ваших уходит, ушло уже. Можно с этим как-то… Когда один уходит — да. А когда череда близких людей уходит, сердце привыкает к этому?
Рост: Нет, привыкнуть невозможно. Другое дело, что Бог даровал забвение — это благо, не всё время чувствуешь. Вы же наверняка, хоть вы и молодая женщина, вы потеряли кого-то близкого, дедушку, бабушку
Синдеева: Конечно, конечно, дедушку, бабушку, мама у меня рано ушла.
Рост: Вы же не думаете постоянно об этом, это невозможно. Бог спасает тем, что он даёт забвение. Нельзя забывать, но необязательно всё время об этом помнить. Со временем, конечно, возникает такая печаль, что нету круга. Некому звонить, не с кем разговаривать. Это очень тяжело. Хотя у меня много молодых друзей довольно, людей моложе меня. Но ничто и никого никто не заменяет. Они просто занимают своё место и свою нишу.
Синдеева: С Раневской вы дружили?
Рост: Нет, конечно, нет. Во-первых, я думаю, что с Раневской невозможно было дружить.
Синдеева: Не знаю. Нет?
Рост: Не знаю. Ну - я думаю. Может быть у неё были женщины, которые приживали там рядом, и они должны были быть в зависимости большой. Либо это должны были быть люди с безусловным авторитетом, к которым Фаина Юрьевна относилась как к старшим и высшим силам художественным
Синдеева: А такие были?
Рост: Ну да, вот они там, и Уланова, и Шостакович, и Ахматова.
Синдеева: С ними она могла
Рост: Конечно
Синдеева: Когда вы сделали эту фотографию, не помните?
Рост: Вы знаете, я не ставил никогда даты на тексты и на фотографии, потому что, во-первых, забывал, а во-вторых, в моём представлении время едино, а эти все года нарезали люди. В старые времена не было. Они говорят — это было время правления такого-то.
Синдеева: В чьё время это было правления?
Рост: Ой, боюсь не Андропова ли. Я вам гарантирую, что она была жива. Ей было 83 года.
Синдеева: Но вы не дружили.
Рост: Нет, я собирался написать, они с Мариной Неёловой были очень близки, она её любила. Как дочь, наверное, любила и как актрису. У неё наверняка были какие-то нереализованные материнские чувства. Я решил снять две фотографии — эту и эту, и написать тексты, которые поставят рядом. И одна строка у них должна была быть общая. Из одного материала она переходила в другой. Потому что эта строка была характерна для этих двух выдающихся женщин. Мы коротко были знакомы, но с анекдотом небольшим. Я думаю, что очень многое придумано за Раневскую и не очень остроумно. Но она была с хорошим злобным юмором. Недобрым. А иногда — просто с юмором. Она умная была очень, со своей точкой зрения, реализованная как актриса, хотя считается, что нет. Я думаю, что те огромные главные роли, которые она сыграла, они как раз были не выдающимися. Ни в Мечте — вы даже не вспомните.
Синдеева: Мечту нет
Рост: Да, не вспомните. И Подкидыш, кроме «Муля, не нервируй меня».
Синдеева: Всё равно, там не только Муля, в Подкидыше очень хорошо помню, там вся линия…
Рост: Да, а в эпизодах, в небольших ролях она великая. Что в Весне, что в Пахоменко. Я уже не говорю, в спектакле, Разлом, по-моему, я уже не помню, она играет спекулянтку. Это феноменально. Это был выдающийся концерт. Она блистательно играет в Чехове, она актриса была совершенно изумительная
Синдеева: А вы своим моделям фотографии дарили когда-нибудь?
Рост: Постоянно, конечно. У всех, у Марины есть тьма фотографий, я не только ей, я всем всегда раздаривал. И у Сахарова были, посмотрите, я люблю эту фотографию. Она хорошая, потому что они здесь такие хорошие оба. Хотя та фотография, где он с руками, классикой уже стала. Помимо меня.
Синдеева: Это у них на кухне?
Рост: Да.
Синдеева: С Сахаровым вы уже дружили в итоге и дружили?
Рост: Я опасаюсь говорить, я могу сказать. Что надо было бы его спросить. То есть мои отношения к нему известны, его отношения ко мне тоже были недурны. И они задокументированы. В одном абзаце его биографии есть эпизод, когда они едут в Карабах, я туда прилетаю, и потом я уговариваю его, чтобы мы полетели в Ереван, а потом в Тбилиси.И он там пишет, что в Карабахе к нам присоединился корреспондент или фотокорреспондент Литературной газеты Юрий Рост. У нас сложились хорошие отношения. Поэтому я думаю, что у нас были хорошие отношения. Во всяком случае, 3 года мы прожили очень интересно. Я спокойно приходил к ним довольно часто, общался.
Синдеева: А они здесь были?
Рост: Сахарова не было, а Боннэр была. Он вообще очень не любил выходить из дому, а в гости для него было тяжёлое испытание. А Елена Георгиевна здесь была много раз. Шляпы я всегда собирал, и даже носил, хотя мне они не особенно шли, у меня не было бороды и усов, я говорил — на арбуз наденьте шляпу. Сейчас у меня есть какое-то количество шляп. Есть Stetson, есть Борсалино, панама.
Синдеева: Прямо,носите шляпы?
Рост: Сейчас мне надо носить шляпы, потому что доктор сказал, что мне нельзя на солнце, поэтому я на законных основаниях хожу в шляпе. Там была канотье Билибина, Шостаковича шляпа, мне Митя подарил Чуковский. Чуковского была соломенная шляпа, Данелии…
Синдеева: Где они сейчас? Друзья рабобрали?
Рост: Нет, места здесь. Данелии рабочая шляпа, в которой он снимал, Сахарова берет есть. Сюда она мне подарила топор. Я горжусь этим топором, потому что это удивительная такая вещь. Он сделан по науке — топорище, естественно, но абсолютно коряво. Невероятно коряво. Но по науке.
Синдеева: А что значит по науке? Это значит соотношение
Рост: Вся выгнута…
Синдеева: А как вы сейчас это поддерживаете хозяйство?
Рост:Я просто ничего не трогаю. Я хожу как в лесу, знаете. В своё время был такой писатель и охотник, Хантер его фамилия. Он написал книжку о Южной Америке, как туземцы местные, как они идут по лесу. Хантер, когда туда опустился, на эту землю, знал все опасности, которые его подстерегают: ягуары, змеи, пауки — он это всё искал, читал. В результате это была не жизнь, а сплошное мучение, потому что он ждал всё это. А индейцы шли спокойно. И он тогда спросил их, как надо себя вести? Они сказали, надо знать норму. Любое изменение нормы их настораживало. Так и я — не трогаю ничего.
Синдеева: Скажите, а с фотографией вы продолжаете сейчас работать? Вот у вас стоит 2 компьютера, вы обрабатываете на компьютерах сейчас? А на плёнку ещё что-то снимаете?
Рост: На плёнку не снимаю, сейчас уже нет. Я книжки все готовлю, они же все у меня здесь. У этой книжки есть история. Эта история начинается во Франции, а не здесь. Я приехал к Отару, я не помню, то ли на съёмки, то ли просто, и он говорит: я хочу тебя познакомить с Картье-Брессон. Это великий французский фотограф, который мне очень нравится, и который всю жизнь позиционировал себя как любитель. И я всё время говорю, что я любитель.
Синдеева: Дада, вы все время говорите, что любитель.
Рост: Потому что у меня есть аргумент. И у него был. И вот в какой-то момент мы с Отаром приезжаем к нему на Риволи. Там такие дома, как будто их Корбюузье построил — комнаты большие, а потолки низкие. Выходит высокий красивый человек, ему было лет 90 уже, около этого, и жена его. А жена говорит: ну что, хотите показать фотографию? Он не будет смотреть, потому что ему это всё за жизнь уже, он уже насмотрелся. Тем не менее, он стал смотреть. Довольно быстро посмотрел эти фотографии и подарил мне небольшую книжку какую-то такую свою. Потом он меня спросил, кто это на фотографиях? И я ему собственно стал говорить вторую часть вот этих произведений, скажем так, потому что это симбиоз такой. Ученым словом скажу, что текст на фотографии, как эпифит. То есть он живет рядом, но не пользуется соками. И когда я ему стал рассказывать, это всё затянулось на несколько часов. Он сидел и слушал очень внимательно. Отар в это время выпивал, почти всю бутылку выпил. И когда он закончил слушать меня, он встал и принёс мне книгу, которая мне очень дорога.
Синдеева: Вот это мне нравится, конечно, когда знаешь где что стоит., находится. Это круто!
Рост: Это была последняя его большая книга. Я вам скажу, что тут написано. Книга называется «европейцы». Тут написано: европейцу от европейца, Юрию Росту и Картье-Брессон. Это был 2000 год.Он вам подарил эту книгу.Он мне подарил эту книгу и дал мне 2 совета. Один совет — он у меня собственно в этой книге, тут у меня все Картье-Брессон. Один совет был очень интересный, он мне сказал посмотри соседние негативы. То есть, они уже выбраны, а ты посмотри соседний, потому что. Он мне дал 2 совета очень важных. Один он сказал: посмотри соседние негативы.
Синдеева: К тем, которые выбраны у вас, посмотреть те, что рядом?
Рост: Они уже выбраны, а ты посмотри соседние. Почему? Сам негатив не изменился, но я-то изменился и иначе отношусь к тому времени, которое проживал. И может быть в тот момент, когда я смотрел, я не угадал тот кадр, который мне был нужен. Поскольку к Отару он относился буквально любовно, вы можете посмотреть на выражение его лица, Картье-Брессона. Видите? Как на сына он смотрит на любимого. В тексте о Картье-Брессоне я напечатал 2 фотографии. Одну фотографию. Которую я отобрал тогда, а вторую фотографию. Которую я посмотрел спустя много лет. Они как будто одинаковые, но на самом деле совершенно разные. А второе — он мне показал небольшую книжку, которую он сделал о Джакометти, это скульптор. Она была небольшого размера, маленькая. И он мне сказал: если фотография хорошая, она выдерживает размер. Любой, и большой, и маленький. Я приехал в Москву и встретился с моим замечательным ныне ушедшем другом, Женей Клодтом, это из тех Клодтов, которые с лошадьми, художником, и говорю: Женя, я хочу сделать маленькую большую взрослую книжку. Мы с ним выбрали размер, который приблизительно соответствует прямому отпечатку, ну скажем так, 6х9. На самом деле, он немножко иначе выглядит, но 6х9 это был размер фотографий, которые мы печатали без увеличителя, когда были детьми. Потом придумали, чтобы эти книги были не клееные, а шитые, чтобы они были настоящие. На прекрасной бумаге, с замечательными шрифтами. И четырёх красочная печать, тут довольно много текстов и фотографий. Потому что в каждой по 15, значит здесь 45. А всё вместе где-то 150-130, 130 сюжетов здесь, в полном издании, это прилично. Эту книжку, когда она вышла, её выдвинули на какую-то премию годовую, она была в каком-то коротком листе, но потом японская какая-то книга на рисовой бумаге. Золото, гейши.
Синдеева: Юрий Михайлович, я читала про эту историю, но вдруг наш зритель не знает — расскажите, как вы к Белле Ахмадуллиной на лошади приехали? На коне.
Рост: Я делал программу Конюшня Роста, и там обязательно должны были быть гости. Это не то чтобы интервью: я выезжал, придумывал какие-то истории. Когда я снимал программу о Михальце — это человек, который сделал техническое задание для Мира, для подводно-глубоководных аппаратов , которые известны, я просто поднялся со дна морского, надел на себя скафандр, шлем водолазный, и в джинсах вылез. Придумал какие-то вещи. А к Белле я решил приехать на коне.
Синдеева: То есть для это программы?
Рост: Именно для этой программы. У меня есть настоящий цилиндр, бурка, я надел бурку, цилиндр — довольно идиотски выглядел, но нормально. На Пушкинской площади я остановился, потому что конь боялся перейти. Попросил милиционера, чтобы он перекрыл движение. Он говорит: а куда вы? Я говорю: к Ахмадуллиной. На чём ещё прилично поехать к такой женщине? Он перекрыл, и я на коне поехал туда, к ней. Я ей сказал: Белла, я приехал к тебе на коне, коня зовут Синтаксис. Она говорит: его надо покормить! Она села в кресло, я говорю: прочти мне что-нибудь, она прочитала День Рафаэль, и я стал снимать.
Синдеева: С Сахаровым была история, когда вы снимали, а он считал за вами количество кадров? С Сахаровым было?
Рост: Я взял две коробки — две камеры, несколько объективов, широкую ка меру, штатив даже взял, чего я обычно не беру. Когда я установил камеру на штатив, я так выстроил, чтобы точно вот так было, чтобы кусочек окна был, я увидел, что у меня всего один ролик плёнки, 36 кадров. И я стал щёлкать, щёлкаю, щёлкаю. И тут он сказал: Юра, сколько у тебя кадров плёнка? Я говорю: 36. Можно намотать 39-38, Он сказал: мы щёлкнули 45 раз, я говорю, там нет вообще плёнки. И открыл. Он не обиделся, ничего, так заинтересованно смотрел. Ему было очень интересно, говорит: ты зачем вы это сделали? Чтобы перестали меня учитывать. Говорит: заряжайте, я вас перестал учитывать. А потом он уже спокойно, он улыбался, уже даже разыгрывал. Я его хотел снять, он ходил в двух кофтах: в одну он наденет один рукав, в другую другой — так и ходил. Любил. Одна могла быть Елены Георгиевны кофта, ничего страшного. Я говорю. Ну что, ни одной кофты хорошей что ли нету? Он говорит: а мне Люся купила хорошую кофту. Я снимаю-снимаю, сняли всё, он говорит — это другая кофта. Так ту кофту и не снял
Синдеева: А были у вас истории, что человек прямо обижался на фотографию, категорически не хоте/, чтобы эта фотография видела свет?
Рост: Были фотографии, которые я сам не печатал. Бывают такие вещи, которые ты снимешь и принесёшь какую-то неприятность или горе даже человеку. В Тбилиси когда было это побоище, я был один там, я пришёл в морг, и там лежала женщина убитая, она так лежала, для кадра годилась, так рука свешивалась, тем более, они там все обнажённые были. И никто мне не запрещал — пожалуйста, они знали, что я там работаю. Я даже как-то посмотрел в видоискатель и понял, что у этой женщины есть дети, есть муж, и хорошо ли им будет от того, что они увидят. И много ли славы прибавится мне, от того, что я эту женщину сниму? Мы когда-то с Бальтерманцем разговаривали, это был такой знаменитый фотограф во время войны и после войны. И он мне сказал, что у него был случай, когда они где-то там на льдине войны снимали, и какой-то мужик пропал в полынью. Бальтерманц спрыгнул спасать, а второй фотограф стал снимать.
Синдеева: Но вот вопрос, это же наверняка этот вопрос возникал в вашей жизни, и это же такая хрестоматийная… Спасать? Некоторые документалисты говорят, что нет.
Рост: Я — спасать. Если есть возможность, что ты можешь участвовать и спасти ты, конечно…Ни один кадр не стоит человеческой жизни, даже объектива хорошего не стоит.
