Фальшивый «я». Почему мы прячем себя настоящего от окружающих

Всем привет. С вами программа «Психология на Дожде», я ее автор и ведущая Александра Яковлева, и сегодня в меня в гостях кандидат психологических наук, гештальт-терапевт Илья Латыпов.

Илья, здравствуйте.

Здравствуйте.

Спасибо, что вы к нам присоединились. Илья живет в Хабаровске, мы разговариваем по скайпу, но расстояния для нас не преграда, слава богу, в мир современных технологий. А говорить мы сегодня будем об образе себя, что же это такое, и почему сейчас много кто об этом говорит, давайте разбираться вместе.

Ну вот сразу, почему об этом так много говорят, потому что, наверное, есть такое очень популярное слово — имидж. Имидж, собственно говоря, к какому слову восходит, если я не ошибаюсь, image, то есть тот же самый образ, то есть имидж это то, каким мы хотим показать, продемонстрировать себя другим, окружающим людям.

Мы можем ориентироваться на какие-то представления о том, какими мы можем нравиться, мы это будем показывать, или изобретать, или придумывать и так далее, и будем тщательно прятать то, что, как нам кажется, другим не понравится, и это никто не должен видеть. Поэтому сейчас очень широкое распространение получает такой феномен как «фальшивое я», то есть то «я», которое я пытаюсь всем показать, демонстрирую, но при этом глубоко, в глубине души, я в общем-то понимаю, что это не я, я не тот, кем себя показываю, кем себя демонстрирую, я тот, каким, как мне кажется, понравлюсь окружающим.

Поэтому вот тема образа себя сейчас, в наше время, которое называют то «временем нарциссизма», то «веком тревожности», вот две конкурирующие концепции про нашу современность, это нарциссическая эпоха или тревожная эпоха. Мне кажется, вполне связанные совершенно вещи, можно быть постоянно в тревоге, в напряжении из-за того, что ты не соответствуешь, ты не дотягиваешь, поэтому образ себя — это мое представление о себе, то, каким я себя ощущаю, каким я себя считаю. При этом важно разделять то, что я думаю про себя и то, что я чувствую в отношении самого себя, это могут быть очень разные и часто не пересекающиеся вещи.

Тут есть проблема, прямо она сразу слышна, то, что я о себе думаю и то, что я о себе чувствую. Думать можно многое, а вот чувства, они как-то неподвластны нам во многом, и вот поэтому в них больше страхов, боли, то есть там почему-то у людей накапливается много каких-то отрицательных вещей. Как вы сказали, образ себя, который направлен на внешний мир, это то, что я хочу из себя представлять. А вот что там внутри, и почему там так много накапливается этого негатива, если так вообще можно говорить?

Внутри есть очень много стыда. Собственно говоря, стыд — это такое переживание, которое нам говорит — так, немедленно прекрати, немедленно спрячь, или сам спрячься, если не можешь спрятать что-то. Поэтому как вот переживается стыд? Иногда его описывают как черная дыра внутри, в которую проваливаешься, кто-то там краснеет, кто-то сгорает от стыда, кто-то проваливается сквозь землю от стыда, заметьте, это метафоры исчезновения. Я хочу исчезнуть, спрятаться, убежать.

Стыд очень изолирующее чувство. Когда мы публично опозорились, что нам хочется сделать? Сбежать, спрятаться, чтобы никому на глаза не попадаться. Стыд это и есть такое чувство, оно отвечает за то, чтобы мы спрятали, не показывали, не демонстрировали то, что может быть осуждено окружающими.

А что мы прячем? Часто мы прячем от окружающих совершенно невинные, на взгляд со стороны, вещи, но которые по каким-либо причинам не понравились значимым близким нам, по разным причинам. Например, человек жутко стыдиться того, как он рисует, взрослый человек. Ну рисует, правда, так себе, ну не как Леонардо да Винчи и так далее.

Но откуда взялся этот стыд? Потому что когда-то приходит, маме, папе показывает свои рисунки, ну а мама, папа всем видом показывают, что боже мой, ну кто же так рисует, ну, блин, ну по-другому, ну смотри, как сын маминой подруги рисует, посмотри, как этот. И вот в этот момент стыд появляется, как ощущение, что у всех все нормально, а вот ты единственный, кто так ужасно убого рисует. «Ужасно убого» опять в кавычках немножко, вот по сравнению.

То есть это ощущение изоляции, у всех все в порядке, со мной что-то не так, это тоже одна из базовых вещей, связанных со стыдом. Поэтому я что начинаю делать, чтобы сойти за нормального человека, я начинаю прятать вот эти вот страшные стыдные вещи. А там покопаешься, там совершенно обычные вещи. Кто-то стыдится своей мимики, кто-то стыдиться своего произношения, акцента, кто-то стыдиться своего тела, кто-то стыдиться своих эмоций, потому что когда-то на их яркие замечательные эмоциональные проявления отреагировали не поддерживая, а вот как отвергая: слишком громко кричишь, слишком весело смеешься.

Многих я знаю людей, которые стыдятся своего смеха, и вместо громкого такого яркого заразительного смеха получается сдавленное хихиканье. Сдавленное это как, знаете, попытка одновременно и спрятаться, боже мой, это же ужасный отвратительный смех, но в том же время и хочется жить как-то, хочется проявляться, и вот такой конфликт.

То есть мы прячем то, что когда-то значимым людям показалось неприемлемым и стыдным, уже им показалось стыдным. Иногда родители же используют детей как часть образа себя.

Это как?

Например, мои основные ощущения, как родителя и отношение к себе, как к родителю, зависят от того, какие успехи демонстрирует ребенок. Вот ребенок показал себя окружающим, как-то замечательно выступил, рассказал стишок на табуретке, все говорят, восторгаются, то я переношу это восхищение и на себя, как будто бы не ребенком восхищаются, а мною, ведь я родитель, ведь это мой ребенок.

Соответственно, ребенок используется как витрина достижений родителя, и не дай бог, ребенок что-то сделает не так, от этого ухудшится мое ощущение себя как родителя. Я себя начну ощущать плохим родителем, недостаточно хорошим родителем, поэтому опять-таки я буду учить ребенка показывать то, что нравится окружающим и скрывать то, что не понравится, ведь от этого зависит мое самоощущение, мое представление о себе.

Здесь часто бывает такая смычка, я очень люблю о ней вспоминать, хотя не я ее сформулировал, ее сформулировал Даниил Хломов, по крайней мере, я от него это услышал. Люди часто путают лучшее и хорошее, или лучшее и любимое, вот так даже. Лучшее не равно любимое, можно быть лучшим, но не любимым. Допустим, лучшим можно восхищаться, но любить бывает сложно. А бывает что-то очень любимое, замечательное, доброе, но совершенно не обязательно лучшее, знаменитое и прославленное.

Но часто происходит такое слипание, то есть лучшее равно любимое, а раз не лучшее, значит — не любимое. И тогда мы оказываемся в такой ловушке, чтобы любить себя, чтобы хорошо к себе относиться, мне надо быть постоянно лучшим. Вполне понятная связь, как она образуется, постоянно быть лучшим, а я это не могу, быть постоянно лучшим, я где-то проваливаюсь, где-то у меня неудачи. Это рождение «фальшивого я», я буду вам показывать фасад, я буду показывать лучшее, я буду показывать себя великолепным, а глубоко внутри я все понимаю, что я худший, я отвратительный и так далее.

Это очень тяжелый груз, жить с фальшивым фасадом, а внутри живет вот этот какой-то маленький, ничтожный, недолюбленный самим собой человечек. Получается, это много людей так живут?

Поэтому не зря эпоху вот особенно девяностых, двухтысячных годов так и называли «век нарциссизма», то есть это век, в котором люди на самом деле глубоко где-то там внутри себя стыдятся, но изо всех сил стараются с этим стыдом бороться через проявления лучшего, лучшести: успешный успех, знаменитость, ты должен в чем-то кого-то обязательно превосходить и так далее.

И обычно люди выбирают несколько стратегий, чтобы сохранить такое более-менее хорошее отношение к себе, но оставаясь в рамках вот этого «лучшее равно хорошее, любимое».

Вариант первый — действительно быть во всем лучшим. Вот если вы талантливы в чем-то, у вас действительно есть какие-то достижения, то вы попадаете в эту гонку, вы постоянно сражаетесь, вы должны постоянно превосходить себя, взяли планку — берете следующую новую планку. Это такая гонка, и какое-то время даже удается, то есть раз уже я не могу себя любить, буду подпитываться восхищением. Вот это лучше, это восхищение, то есть восхищение превращается в наркотик, надо постоянно вызывать восхищение у других людей. Без восхищения наступает иногда самая настоящая ломка, психологически, знаете как — а, на меня больше не обращают внимания, все от меня отвернулись, меня никто больше не любит, я должен срочно что-то сделать. Если вы талантливый и умный человек, вы что-то сделаете, и снова на какое-то короткое время восхищение вам обеспечено. Это один вариант.

А второй вариант, представьте себе, что у вас не получается все-таки восхищения добиться, ну чего-то не хватает: умения, знаний, либо какой-то харизмы, опять-таки, харизма у одного человека из ста, допустим, или тысячи. Как нам быть в такой ситуации? Хорошо, мы можем добиваться восхищения опосредованно. Допустим, через знакомство с людьми, которые вызывают восхищение, по принципу — смотрите, рядом со мной такой человек, значит, я тоже что-то из себя представляю.

У подростков и молодых людей я очень часто это замечаю. Один парень признавался мне, что он, когда знакомится с девушкой, он приходил к своим друзьям-пацанам, и если они ее одобряли, он оставался с этой девушкой в отношениях, если парни говорили: да нет, что-то у нее это не то, это не то, он моментально терял к ней всякий интерес, потому что его ощущение зависит от одобрения его друзей, и девушка в данном случае, понятно, одобрили — значит, я что-то из себя представляю, раз со мной такая красивая женщина. А если со мной женщина, которую мои друзья не считают красивой, я из себя мало что представляю и надо срочно эту женщину, понятное дело, убрать, спрятать, стыдно же, и искать следующую.

Вот так работает такая вот история, в наиболее примитивном варианте, наверное, но тем не менее. Вот я себя идентифицирую через кого-то, кто вызывает восхищение, вот второй путь.

А третий?

А третий путь здесь, третий путь это путь «серого кардинала». Что это значит, мне страшно предъявляться широко и открыто, потому что опять-таки кто-то будет восхищаться, а кто-то будет меня ненавидеть и так далее. С другой стороны, мне не очень нравится вариант второй, то есть к кому-то присоединиться, мне хочется все равно ощущать себя сильным, могущественным человеком.

И тогда что я буду делать? Я буду оставаться «за кулисами», кто-то будет впереди, но я буду так работать, так действовать, чтобы люди знали точно, кому они всем обязаны, кто здесь на самом деле всем управляет. То есть я не буду светиться, но я буду подпитывать это ощущение, что на самом-то деле я здесь всем управляю. Вот это «серый кардинал», то есть я не выступаю на передний план, но я обязательно дам окружающим знать, что именно благодаря мне они это сделали.

«Тень отца Гамлета» прямо.

Ну да, что-то вроде этого. Но это все, так или иначе, все равно мы находимся в ситуации, когда я себя подлинного стыжусь, потому что даже если я третий вариант выбираю, в тени находиться, то есть я боюсь предъявляться. Я боюсь быть увиденным людьми, потому что мне кажется, что если люди меня увидят, они тут же сразу все обо мне поймут, какой я ничтожный, как я плох и так далее, поэтому я буду находиться в тени, я буду прятаться.

Эти все пути, это какое-то убегание получается, от себя, то есть прятать себя и от себя сбегать. Оставаться наедине с собой в таком случае даже некомфортно.

Да, иногда бывает и с самим собой некомфортно, потому что тут такая вещь — что бы ты ни делал, всегда будет недостаточно хорошо, в частности. Ты сидишь один, например, — ну вот, ты сидишь один, никому не нужен, ну-ка иди к людям. Приходишь к людям, а люди как-то заняты своими делами — ну вот, видишь, подтверждается, что ты никому не нужен, ты не интересен, ты скучен и так далее.

Вызвал у людей восхищение, а этот критик по-прежнему будет говорить: смотри, ты же точно знаешь, что люди восхищаются только внешним фасадом, а на самом деле, если только они тебя получше узнают, то они быстро в тебе разочаруются, поэтому никого близко к себе не подпускай. Никого близко к себе не подпускаешь — чувствуешь себя одиноким, сидишь дома один, и это бесконечный какой-то круг.

Мы гонимся за любовью, за принятием, за близостью, а все время получается что-то совсем другое, и где-то в основе этого — образ себя как негодного, неподходящего, нехорошего.

Я правильно понимаю, что есть счастливчики, у которых образ себя вполне положителен, и они не испытывают вот этих угрызений совести, страха, и демонстрируют себя такими, какие они есть, сейчас очень модна эта фраза — будь таким, какой ты есть, и живут в некой гармонии с собой. Такие же люди существуют?

Это классический «сын маминой подруги», у него все прекрасно, в отличие от нас. Он принимает себя, любит, никогда не испытывает стыда, никогда он не попадает в ситуацию позора. Вот это мы все недостаточно хорошие. Понятно, я здесь шучу, конечно.

Я думаю, что идеально принимающие себя в целом, полностью и безоговорочно себя люди — это все-таки из разряда идеала скорее, то, к чему имеет смысл стремиться. Вряд ли мы всегда стопроцентно, полностью будем в абсолютном ладу с самими собой. Мне кажется, это такая немножко утопия. Если мы в эту утопию вцепимся, то мы опять окажемся в плену этого идеального образа.

Знаете, есть люди, которые говорят: я никогда никого не осуждаю, я всех люблю, я в такой гармонии с собой. Как правило, если с этими людьми чуть подольше общаться, окажется, что это очень злобные люди, потому что им сложно иметь дело с собственной агрессией, может, они ее опасаются, опасаются осуждения, с тем, чтобы быть плохими, что она маскируется вот этим всеобщим принятием себя и так далее. Но только попробуйте пойти против этих людей, вас тут же сотрут в порошок и назовут просто людьми, которые не способны к любви, к пониманию, к близости, в отличие от этих людей.

А вот эти люди, достигшие, условно, дзена, сидящие на горе и смотрящие на то, как мимо плывут, хотела сказать — трупы их врагов, но нет, скажу — плывут облака.

Я тут, не знаю, не видел я таких людей, вот честно скажу. Я думаю, что подлинные люди — это люди, которые как раз достаточно много несовершенства такого, где-то могут обидеться, где-то можем злиться, где-то можем вести себя не самым достойным образом.

Мне кажется, вопрос в другом — путь к такой целостности, к какому-то более-менее объемному образу себя, это как раз не то, что мы не совершаем глупости или каких-то негативных действий, а в том, что мы можем признать, что мы это сделали.

Мы можем встретиться с собственным стыдом, то есть встретиться с ним, а не избегать его, и сказать: да, знаете, я тут поступил не очень хорошо, мне стыдно. И когда я это произношу, у меня аж мурашки по коже обычно идут, потому что это такая встреча с тем, что ты от себя хотел убрать, игнорировать, но ты с этим встречаешься, и ты себя немножко так достраиваешь.

Это как дилемма ребенка, который съел конфеты. Вариант А — до конца упорствовать в том, что ты конфет не ел, перед родителями. Либо встретиться с собственным стыдом и с реакцией родителей, и признаться в том, что ты все-таки это сделал. Здесь какой вариант, допустим, вам удалось хорошо солгать родителям, родители так и не поняли. С одной стороны, возникает облегчение, не накажут, но при этом где-то в глубине души напряжение остается. Оно не очень большое, но внутри есть понимание того, что я съел.

Вариант второй, конфеты съели и в конце концов признались — да, мама-папа, съел. С одной стороны, родители могут, конечно, обидеться и злиться. Но опять-таки, параллельно с признанием, может быть, вы замечали, возникает чувство облегчения — не надо мне больше изображать и так далее, прятаться, врать бесконечно.

Но это возможно при одном условии — что родители все-таки могут на нас позлиться, но как-то потом простить, потому что если мы столкнемся с другим опытом, когда родители, встретившись с нашим признанием, с нашей ошибкой, нас не прощают, устраивают нам пытку и допустим, бойкот там на неделю, тогда ужас перед этим признанием настолько сильный, что я буду до конца упорствовать на этом фальшивом «образе я», что я не ел конфеты, я не делал это, не делал это, потому что стресс слишком сильный, если будет вариант с наказанием, таким долгим тяжелым наказанием.

Получается, способность признавать и принимать свою негативную сторону отчасти замешана на том, что родители могут встречаться с этой нашей стороной, не очень красивой, но при этом от нас не отворачиваться. Они нас могут выдержать вот такими неидеальными, тогда и мы себя можем выдержать.

Про конфеты, вы уж простите, вспомнила, Карлсона, который мог съесть абсолютно все варенье, все конфеты, и видя, что Малыш вообще-то расстроен, потому что ему ни капельки не досталось, быть при этом совершенно счастливым и довольным собой, и сказать Малышу: «Ты вообще-то спас меня, ты настоящий друг». И Малыш при этом понимал, что да, он молодец, хоть конфет ему не досталось.

Это, знаете, третий, абсурдный, но в исполнении Карлсона работающий способ.

Я когда с детьми начал читать Карлсона, я поразился тому, насколько отталкивающий на самом деле образ Карлсона, по сравнению с мультиком.

Вы книгу имеете в виду, да?

В книге он такой, намного жестче, самовлюбленный совершенно, особо о Малыше не заботится, на мой взгляд, по крайней мере.

Я про мультфильм, который все мы с детства любим.

Но там все-таки какая-то у него есть доля любви к Малышу, а не только к себе.

Это я просто подумала, что Карлсон это какой-то образ такого балбеса, который при этом принимает вообще себя во всех своих проявлениях, «прется», прошу прощения, от себя, я про мультик сейчас, конечно, и этим самым ужасно как-то привлекает, очаровывает и вовлекает людей и окружающий мир.

Да, согласен, это замечательные люди, которые правда не особо заморачиваются тем, как на них реагируют окружающие, они от себя сами кайфуют. А как окружающим рядом с ними? Потому что естественная полная непосредственность в проявлении себя, она замечательна у малышей, у детей.

А представьте себе абсолютно раскованного, непосредственного взрослого человека на работе? Он ни с кем не будет ничего согласовывать, он вот сегодня проснулся и думает — не хочу я сегодня идти на работу, я не пойду работу, как ребенок, не хочу в садик и не пойду, допустим. Захотел прямо во время эфира, что-то надоело мне разговаривать, взял и ушел. Я не про себя сейчас говорю, но как вариант какой-то.

Здесь такая дилемма — как нам согласовать себя, вот таких вот особенных и уникальных, с требованиями окружающего мира.

А как вообще в этой ситуации быть? Вот мы уже выяснили, что в принципе каких-то вот этих идеальных себя даже внутри себя нет, нам всегда будет чего-то в себе не хватать, или мы будем хотеть что-то в себе подправить, встроить как-то себя в каких-то других себя.

И вечно мы будем не как пазлинки складываться в какую-то картину, а в общем как-то подпиливать, что ли, какие-то острые углы и натыкаться на какие-то копья. Но нам в этой парадигме, получается, всем вместе дальше жить.

Какие-то есть вообще советы, как нам быть с самими собой?

Я думаю, что образ себя может складываться по двум вариантам. Первый — это образ себя, который строится из идеалов, ожиданий, чужих представлений и чужих реакций как таковых, то есть я пытаюсь ориентироваться на идеалы, на ожидания, на чужие реакции и как-то вам стать таким, не просто демонстрировать, а пытаюсь искренне стать таким, каким вот нарисовано.

Второй образ «я», он строится из знакомства с самим собой, поэтому есть некая закономерность, больше всего хотят изменить себя люди, которые себя плохо знают. И чем хуже я себя знаю, подлинного, то есть какие у меня реакции, какие у меня чувства, переживания, чего я стыжусь, чему я радуюсь, каковы мои потребности, тем сильнее у этих людей желание себя изменить.

И поэтому я думаю, что хороший путь к тому, чтобы как-то примириться, может быть, с собой, это себя изучать.

Отличный совет.

Изучать себя, знакомиться с собой. Знаете, чем лучше мы с кем-то знакомы из людей, чем больше мы их узнаем, тем обычно сильнее мы привязываемся к этим людям, к хорошо знакомым, чем больше, там уже и дружеские какие-то отношения постепенно возникают, не сразу.

Изучать, знакомиться, встречаться со своим стыдом, обнаруживать, что же там такого ты стыдишься, ведь иногда стыд бывает совершенно адекватным переживанием. Не надо, я думаю, на стыд вешать такой ярлычок «Ужасное чувство! Избегайте его любой ценой». Да нет, стыд иногда является свидетельством того, что мы предаем самих себя, то есть я сделал что-то, что для меня глубоко в душе действительно неприемлемо, и тогда стыд будет уже адекватным чувством.

Спасибо вам большое. У нас время подошло к концу разговора. И раз уж разговор у нас вырулил на мультфильмы, пока вы говорили, я вспомнила еще один замечательный мультфильм, про Крошку Енота, когда он ходил к реке и там очень боялся кого-то злого, кто в ней живет.

И он постоянно встречал этот страх и оттуда убегал, он то туда шел с палкой, то он там пытался еще в общем как-то начать какую-то войну с этим страшным, до тех пор, пока мама не сказала ему познакомиться с этим. С этим, кто там живет, в этой реке. И тогда он там встретил себя и подружился.

Вот вы как раз сейчас сказали, и я вспомнила мультфильм и подумала, что это как раз об этом. Познакомиться с собой, наверное, это очень важная вещь, которая может нас к себе как раз приблизить.

Причем познакомиться с собой не идеальным, а вот именно во всем этом многообразии, в том числе, и со своей тенью, то есть какими-то не очень приятными чертами, и приятными тоже. И тогда да, получится. Очень хорошая метафора, тоже вспомнил этот мультик.

Ну что же, спасибо большое, Илья. Классный разговор получился. Надеюсь, многим он будет полезен.

С нами был Илья Латыпов, гештальт-терапевт, кандидат психологических наук. Спасибо еще раз.

Спасибо и вам тоже. До свидания.

До свидания. Это была «Психология на Дожде», я Александра Яковлева. Всем пока.