В новом выпуске программы «Психология» кризисный психолог Юлия Юркевич подробно рассказала о том, как устроены абьюзивные отношения, почему они имеют цикличную природу, какая трансформация происходит с психикой человека, пострадавшего от насилия в партнерских отношениях, и как можно распознать тревожные сигналы на ранних стадиях.
Здравствуйте. С вами «Психология на Дожде», я Александра Яковлева, и сегодня у нас в гостях кризисный психолог Юлия Юркевич. Здравствуйте, Юля. Спасибо, что пришли.
Здравствуйте. Спасибо, что позвали.
Говорить мы будем о внутреннем мире насильника так называемого, агрессора, и внутреннем мире жертвы. Потому что мы снаружи часто какие-то ситуации наблюдаем, обсуждаем их, в СМИ немало, а что происходит внутри у людей, мы не знаем, потому что, слава богу, все-таки большинство в таких ситуациях не оказывались.
Но опять-таки, к сожалению, очень часто в ответ на то, что мы видим, слышится изо всех, как говорят сейчас, утюгов: «Ну а чего ты не ушла, или она не ушла», или «Он же не понимал, что он делает». Мы как будто становимся обвинителями, наверное, не до конца понимая, что же происходит на самом деле внутри этих ситуаций. Расскажите, пожалуйста.
Да, с удовольствием. Тут вообще начать разговор о внутреннем мире агрессора и внутреннем мире жертвы, немножко введем понятия, откорректируем, что сейчас правильнее говорить не агрессор, а автор насилия. Этим самым мы возвращаем человеку авторство и ответственность за те действия насильственные, которые он производит, поскольку, как правило, авторы насилия не признают, не видят того, что они делают, не видят своего насилия, и за собой ответственность за свои произведенные действия не признают, считая, что вот она меня вынудила или он меня вынудил поступить тем или иным образом. Это первое, наверное, будем говорить — автор насилия.
И второе, желательно говорить не жертва, а желательно говорить — пострадавший, поскольку жертва подразумевает отсутствие как бы воли, отсутствие способности что-то поменять. Мы когда признаем себя жертвой ситуации, мы расписываемся в собственном бессилии. А когда мы говорим, что мы пострадали, это значит, что нам был какой-то ущерб произведен насильственными действиями, но мы являемся не пассивными, а активными участниками в этом взаимодействии, мы можем это как бы или потребовать компенсировать этот ущерб, либо сделать это сами, то есть, мы пострадали.
Автор и пострадавший.
Автор насилия и пострадавший, да. И еще одна такая история, про которую как бы я хотела начать рассказ, хотела начать рассказ про взаимодействие насильника, автора насилия, сама сбиваюсь, про взаимодействие автора насилия и пострадавшего с тем, что этот механизм был описан в прошлом веке, в 1974 году, американским психологом Ленор Уокер.
Она работала с пострадавшими женщинами именно от домашнего насилия, и провела исследовательскую такую, интервью взяла у полутора тысяч, где-то такого числа женщин, и проанализировав их способ взаимодействия, определила, вывела такое понятие, как цикл насилия. Это определенные этапы, в которые вступают автор насилия и пострадавший, и они имеют такую повторяющуюся цикличную природу.
Первое, при контакте возникает нарастание напряжения во взаимодействии между этими двумя людьми. Затем вот это нарастающее напряжение требует разрядки, как правило, через акт насилия, которые занимает тоже какое-то время, но не больше суток, плюс-минус. И затем после произведенного насилия наступает раскаяние со стороны насильника, автора насилия, агрессора, и период так называемого «медового месяца», когда у них в отношениях все хорошо, он раскаялся, она его простила.
То есть он чувствует себя виноватым, вот это…
Он чувствует себя виноватым, обещает больше так не делать, прямо берет на себя как бы вину за происходящее якобы, на словах, по крайней мере.
Будем говорить, наверное, про мужчину и женщину, я заранее извиняюсь, потому что, как правило, домашнее насилие имеет гендерную все-таки форму, гендерно обусловленная проблема, и чаще всего случается, к сожалению, между мужчиной и женщиной. Поэтому, пусть простят меня зрители, я буду говорить о мужчине в данном случае, в отношении домашнего насилия, о мужчине, как агрессоре, и о женщине, как о пострадавшей.
Итак, наступает «медовый месяц», они друг друга прощают, она его, а он просит прощения. Дальше начинается взаимодействие, снова нарастает напряжение, напряжение доходит до какой-то критической точки, снова наступает разрядка, снова наступает извинение и снова наступает «медовый месяц». Вот так по циклу эта история взаимодействия и идет.
Но тут важно в этом контексте понимать, что если был один акт насилия — точно будет второй, если был второй акт насилия — точно будет и третий, и четвертый, и пятый. И со временем вот этот период «медового месяца» становится все меньше, меньше и меньше, и приводит к тому, что напряжение и сброс, то есть я коммуницирую, я накапливаю напряжение и выражаю свою агрессию, бью, через какие-то физические действия.
Как правило, как это ни парадоксально, отношения, которые могут со временем перерасти в отношения насилия, начинаются с большой, искренней, пламенной любви, с какой-то фантастической любви. Когда будущий, потенциальный, или, может быть, уже, так сказать, не раз использовавший эту схему в своей жизни, человек окутывает другого какой-то историей бесконечной заботы…
Ощущение, что ты попала в сказку.
Ощущение, что ты попала в сказку, что ты наконец-то встретила того человека, который понимает тебя полностью, ну вот нашла свою вторую половину, и только этот человек что-то такое про тебя понял, о чем другие даже не догадывались. Какие-то не только там в сексуальной, но и в личной жизни, в заботе, в такой отеческой поддержке очень разной, человек реализует какие-то такие вещи, которые в общем никто другой до этого сделать не мог. Такое полное очарование, просто ну встретили идеального человека.
Всё, любовь.
Любовь. И сближение, как правило, происходит очень быстро в таком взаимодействии, то есть не успели глазом моргнуть, а мы живем вместе, человек знает все про меня, где я работаю, как я работаю, кто мои родители, кто мои друзья, кто мои сферы жизни. Замечательно, произошло такое слияние и поглощение взаимное, на фоне полного принятия и идеальной прекрасной любви. Чудесная история.
Затем в какой-то момент начинается, человек же, агрессор это делает для того, чтобы создать созависимые отношения, получить контроль.
Автор.
Автор насилия это делает. Спасибо, Саша. И начинается с таких вот мелких, очень аккуратных, малозаметных придирочек, высказываний, ограничений. Ну вот знаешь, мы вот с твоими друзьями пообщались, все-таки я думаю, они не очень тебя любят, потому что как-то они к тебе что-то там иронизируют, и родители тебя не очень любят, как-то начинается история на то, чтобы отсекать ненужные связи ваши, а замыкать все внимание именно на нем.
И дальше идет по нарастающей, затем подключаются более активные требования, подключается история с шантажами и угрозами — если ты меня любишь, то ты скорее всего туда не пойдешь. Или, например, тоже вот история — я о тебе забочусь, не ходи вечером с подружками, потому что тебе одной темно возвращаться, посиди лучше дома, тем более, что и подружки у тебя такие…
Как бы так себе подружки.
В общем как бы так себе, вызывают у меня большие сомнения. Это я еще беру такую там лайтовую версию. И вот система, направленная на захват, контроль сфер жизни: я оформлю за тебя документы, а документы остаются у меня, давай родим ребенка, здесь же еще репродуктивное насилие, смотри как здорово, мы с тобой так друг друга любим, у нас будут общие дети. Соответственно, с детьми женщина остается сидеть одна дома. А я буду о тебе беспокоиться, то есть я буду заботиться о нас, о наших детях.
Мы же говорим про внутренний мир, вот мне интересно, как бы снаружи мы знаем эту картинку. А что там внутри?
Что там внутри. Можно сказать, что у пострадавшей, у женщины, которая очень долго находится в ситуации насилия, происходит как бы такое условное разделение психики как бы на две части. Одна часть, ее условно можно назвать раненой, и эта раненая часть проявляется в ситуации агрессии и насилия, когда человек испытывает боль, ужас, страдание, ей правда больно, когда агрессия осуществляется. И есть вторая, ее можно условно назвать надеющаяся часть, и там есть много-много составляющих.
И еще важное такое замечание — они как будто с собой не пересекаются, то есть раненая не помнит про надеющуюся, а когда женщина или пострадавшая в надеющейся части, она не помнит про раненую. То есть, когда у нас период «медового месяца» и нарастание напряжения, женщина находится в надеющейся части…
Она верит, что все будет хорошо, что все уже наконец-таки нормализовалось.
Да, он же был таким прекрасным, значит, если я буду делать, как он хочет… Я же виновата в том, что происходит, значит, если я немножко постараюсь, я смогу получить ту прекрасную любовь, которая была в самом начале, почему я про это рассказывала. И для этого мне нужно какие-то там, вот же просят меня — так оденься, так уйди, свари там повкуснее, еще что-то сделай. Или он мне говорит — вот была бы ты такой, и я был бы таким.
Надо мне срочно поменяться.
Значит, я виновата, и я могу постараться.
Я буду стараться и буду такой.
Я буду готова меняться, я готова там жертвовать собой. Например, очень часто к насилию дополнительным бонусом идет алкоголизм или наркомания, и значит, я буду его спасать, у него там бедное несчастное прошлое, и он вообще не виноват, что он такой, это я виновата, мне надо постараться. Или, значит, я виновата…
Очень много про вину.
Да, очень много про вину, очень много про стыд. Мало того, там психологическое насилие тоже, естественно, присутствует, тебя обесценивают, тебя, твои действия, твой внешний вид, твой вклад в отношения, всё обесценивается.
И очень много стыда, очень много стыда от того, что вообще это происходит. Стыдно, жертвой быть стыдно в нашем обществе, кому я могу об этом рассказать, это же стыдно.
Слово жертва тоже не говорим.
Но как бы да, я имею в виду, что в таком, может быть, культуральном контексте, в нашем обществе стыдно быть уязвимым…
Женщина будет восприниматься жертвой, да.
А это стыдно.
Это в сфере психологов нужно говорить — пострадавший. Понятно, что никто не хочет быть жертвой, со стороны ты жертва. Изнутри, наверное, получается, тоже?
Тоже, да. А это стыдно, в этом признаваться. То есть я в своем каком-то несовершенстве, уязвимости признаюсь, а это тоже стыдно, у нас это не принято, мы должны быть успешными, сильными…
Сильная, смелая, ловкая, умелая. Когда психолог говорит — она уйти не может, у многих возникает сомнение, почему это не может? Вот дверь, вот чемодан, взяла, ушла. Это очень если грубо.
Она не может уйти, потому что она чувствует себя ответственной и виноватой в этих отношениях, так у нее устроена внутренняя картина мира. И она надеется на то, что это все еще может поменяться. А когда мы берем на себя ответственность за эти отношения слишком, это не партнерские, а вся ответственность за отношения, и за тот трэш в отношениях возлагается на пострадавшую.
А если мы говорим о внутреннем мире агрессора, автора насилия, там что у него происходит? Зачем он это делает?
Что у него происходит, зачем он это делает, скорее, можно говорить о каких-то… Зачем он это делает, он тоже справляется с внутренним напряжением, со своей внутренней болью, поскольку, если честно говоря, у автора насилия гораздо больше боли и гораздо больше внутренней неудовлетворенности, чем у пострадавшей, просто справляется он с ней по-другому.
Вот есть два вида. Первые, вот есть те, кто не справляется со своими внутренними эмоциональными состояниями и сливают это напряжение. И есть те, кто понимает, что агрессия и насилие это легкий способ достижения результата нужного и используют ее сознательно.
Если первая категория авторов насилия понимает, что они поступают плохо, но чувствуют себя не в состоянии контролировать вот эти свои, в том числе поведенческие какие-то вещи, то вторые знают, что они поступают плохо, но к этому относятся очень спокойно и используют это как инструмент, насилие.
Здесь тоже есть такая внутренняя еще подвилка к тому, что из тех, кто, они называются «инструментальными» агрессорами, из тех, кто инструментальные агрессоры, они делают это сознательно, но, например, иногда оправдывают педагогическими целями, меня били — и я вырос нормальным человеком, и значит, это нормально, и я тоже буду так делать, есть такой поведенческий паттерн.
А вторые, те, которым интересно, например. Это вот я рассказываю, собственно, классификацию, рассказываю опыт Наиры Парсаданян, моей коллеги по Центру, с которой мы тоже, она работает именно с авторами насилия, поскольку работа с жертвами, с пострадавшими и работа с авторами насилия отличается немножко психологической поддержки.
Авторы насилия, которым интересно, это как игра, вот если я ее сегодня шлепну так, до какого предела она может дойти? А если я шлепну два раза? А если я одену ей пакет, а затяну его поглубже? То есть это может говорить про какую-то клиническую картину уже данного человека, но тем не менее, такая категория есть.
Это если говорить про внутренний мир, он тоже очень неоднозначный. И наверное, стоит сказать, что у нас очень мало… Хорошо, здорово, что тема домашнего насилия поднимается и тема насилия поднимается. Есть уже достаточное количество экспертов, психологов, которые умеют и знают, как работать с пострадавшими от домашнего насилия. Но было бы здорово, если бы занимались также более активно темой работы с авторами насилия.
И еще логичный в этой связи вопрос — что делать, вот какой есть выход из этих отношений?
Да, какой?
Единственный как бы здравый выход — это уйти, разорвать эти отношения. Это долго этот разрыв происходит, там от трех до тридцати попыток разорвать эти отношения, это долгий процесс. Тут нас обычно спрашивают, что, мы разводимся? То есть развод, разрыв отношений — это единственный выход? Как правило, да, если автор насилия не примет, не возьмет на себя ответственность и не будет что-то сознательно делать, не будет готов что-то сознательно с этим делать.
Обычно год-полтора терапии при разрыве отношений, и затем последующее возможное соединение, построение отношений на каких-то там новых условиях. Вот это возможно.
Юля, спасибо большое. Бесконечная тема, надеюсь, что не только мы с вами, но и много еще в обществе будет эта тема подниматься, об этом важно и нужно говорить. Не обвинять, скорее всего…
Пострадавших.
Не обвинять пострадавших. И даже, как вы сказали, у автора насилия тоже есть свой внутренний мир, в котором тоже есть какая-то логика. И возможна работа и с этим человеком, и она нужна, по вашим словам, чего не хватает.
Очень.
Возможно, если с такими людьми работать до, то не случится того, что мы видим после.
Да.
Но это действительно отдельная тема.
Спасибо вам большое, что вы пришли. Напоминаю, с нами была Юлия Юркевич, кризисный психолог. Я Александра Яковлева, это была программа «Психология на Дожде». Всем пока.
Спасибо, что позвали.
