«Наши дамы все-таки ходят в Chanel. Даже госпожа Матвиенко»

Синдеева: Слава Богу программа Синдеева продолжается и в том числе благодаря нашему партнеру Дому Дыхание на Тимирязевской, в котором собственно проходят наши съемки. Я опять напомню, что это дом, к которому приложил руку Филип Старк, дом, который находится рядом с парком, здесь своя стоянка. Но самое главное, мне кажется, сейчас  аргумент - цена за квадратный метр, который сейчас есть в этом доме. Она какая-то очень адекватная и учитывая и красоту дома и месторасположение, я всех приглашаю, у кого еще остались деньги, накопления - приходите, покупайте квартиры. А программа Синдеева тоже благодаря этому будет дальше выходить.   

У меня сегодня в гостях художник, историк моды, преподаватель и профессор огромного количества разных академий, писатель, телеведущий, в общем-то огромное количество титулов, коллекционер и создатель огромной, просто невероятной коллекции Александр Васильев. Мне очень приятно, что вы пришли ко мне в гости.

Васильев: И мне. Здравствуйте.

Синдеева: И вообще я хочу признаться, что наш «за кадр» начался в очень таком игривом тоне и сразу, я надеюсь, задаст настроение всей программе.

Васильев: Мне это очень приятно.

Синдеева: Александр, вот вы невероятно востребованный художник на протяжении всей своей жизни. Я, когда готовилась к программе, подумала, господи, какой вы счастливый человек. Вы востребованы, какая бы ситуация не была в стране, какая бы не была экономическая ситуация, кризисы...

Васильев: Политическая.

Синдеева: Политическая ситуация. Вы читаете лекции  на трех языках, а знаете семь.

Васильев: Да. На четырех даже читаю. По-английски, по-французски, по-испански и по-русски.

Синдеева: Хочется в этот момент спрятаться. Вы создали, наверное, самую крупную коллекцию русских…

Васильев: Одну из самых крупных частных коллекций в мире, в ней 55 тысяч экспонатов. И я делаю одновременно очень много выставок. Только вот в этом году, в 2016, мне грозит девять выставок, это много, и они в разных странах, в разных городах, и все из одной и той же коллекции. Это не одна и та же, которая переезжает, а вот такое количество.

Синдеева : Каждой стране вы подбираете, делаете свой выбор.

Васильев: Вы знаете, вот сейчас в России волна патриотизма. И эта волна отражается на выбор коллекции, все почему-то хотят только русское и советское. И как только речь идет о Франции, не дай бог, о США, моде я имею в виду, то многие говорят: «Нет-нет, это не наша тема». И поэтому сегодня особенно востребована моя выставка на ВДНХ. Она открыта, она идет, до 14 марта ее продлили, у нас даже есть каталог, если можно.

Синдеева: Давайте-давайте. Можно-можно.

Васильев: Это потрясающая вещь. Это выставка, которая рассказывает нам о том, как на протяжении 100 лет менялась мода в России. Почему мы взяли 100 лет? Просто юбилей: 1915-2015 год. И так как она самая посещаемая выставка на ВДНХ, ее продлили, она приносит доход, она нравится очень людям.

Синдеева: А сколько экспонатов?

Васильев: 100 платьев и 300 приблизительно аксессуаров. Там играет очень интересная винтажная музыка, как дореволюционная, так и советская. И это нравится публике. Возможно, на волне вот этого импортозамещения это как раз и подходит. Хочу сказать, что сейчас многие музеи чуточку пострадали от импортозамещения, потому что не все западные музеи хотят сейчас сотрудничать с русскими. Я просто лично с этим столкнулся.

Синдеева: Вы столкнулись?

Васильев: Да, я столкнулся.

Синдеева: И даже с вами, которые вообще человек мира?

Васильев: Я вам скажу, что это не имеет отношения ко мне. Просто некоторые музеи имели предварительные контракты, скажем, с турецкими музеями, это ясно по какой причине, с европейскими музеями, это уже по другой причине, или с американскими. Они по разным соображениям просто не хотят или не могут сюда ничего дать из своих экспонатов. Поэтому вот я считаю, что сейчас на уровне музеев нам грозят такие как бы, это не имеет никакого отношения к санкциям, пятилетние локальные выставки национального. Но вы посмотрите, что было с Серовым, стены сносили, двери выбили. Потому что, когда кризис, публика хочет чего?

Синдеева: Как вы считаете?

Васильев: Я вам расскажу. Публика хочет хлеба и зрелищ.  Эти зрелища гораздо дешевле, чем поездка в Египет, гораздо дешевле, чем поездка в Анталию, которую на сегодняшний день они уже не могут себе позволить, гораздо дешевле, чем поездка в Париж, из-за высокого евро они не могут . Но на Серова они сходят. То есть я уверен, что все, что мы сейчас будем делать для музеев, будет дико востребовано. Вот мой прогноз — все музеи в России с интересными новыми проектами сейчас очень поднимутся. Вот я сейчас готовлю в ДПИ выставка кружева, в музее ГМИИ имени Пушкина...

Синдеева: То есть, может быть, тема санкции и неплохо?

Васильев: В принципе для музеев, да. Но вы понимаете как, ведь если бы выставили, к примеру, прерафаэлитов или Ренуара, все равно была бы давка. Просто люди по-прежнему в России любят смотреть на прекрасное. Но если это было прекрасное раньше импортное, а теперь отечественное, она все равно прекрасное, понимаете? Если это не Серов, ну пускай будет Репин, но не будет Модильяни. Вот о чем я говорю.

Синдеева: Ну вот вы уже сейчас затронули все-таки это ощущение времени. А вот как вы, художник, вы должны его очень тонко чувствовать, что вы чувствуете?

Васильев: Я чувствую как раз для себя вот эту самую потрясающую гибкость для востребованности, я знаю, что я чуточку оппортунист, и это мне помогает, не вникая в политику, быть всегда на ветру. Надо очень четко понимать, что сейчас просит конъюнктура. Сейчас вот, скажем, при подготовке выставки кружева мне сказали: «Больше отечественного кружева, поменьше французского и итальянского». Я их понимаю. Ну, публика этого хочет. Им приятнее, что ж, мы дадим вологодское и елецкое, у нас тоже есть в коллекции и очень неплохое. Или другой пример. Бакст, конечно, все-таки художник, родившийся в Гродно. Гродно - это Белоруссия, раньше Польша. Теперь, воспитание петербургское, но выставляем мы его не в Третьяковской галерее, а в ГМИИ имени Пушкина, музей все-таки западного искусства, ну потому, что большая часть его карьеры прошла на Западе. Тоже уверен, что будут очереди километровые, и двери будут выносить. Ну, потому что это красота, и впервые в жизни.

Синдеева: Опять же вот вы сказали: «Публика этого хочет». Правильно ли всегда идти за публикой?

Васильев: Нет, неправильно, но тем не менее если мы хотим чуточку подзаработать, мы должны держать нос на ветру. Вот какие спектакли выстреливают? Те, которые нравятся публике. Какие книги продаются? Те, которые нравятся публике.

Синдеева: Но это же такой взаимный все-таки процесс, да? Чем выше ты даешь качество продукта, какого-то материала, тем все-таки ты подтягиваешь аудиторию под себя, и она повышает свой уровень восприятия. А чем ты ниже, условно, то, что очевидно просто дать ей, то ты таким образом идешь уже за ней, согласись.

Васильев: Согласен. Но вы согласитесь тоже, лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным.

Синдеева: Это да.

Васильев: Поэтому я понимаю, что нам эту эпоху, противоречивую, надо пережить. Как? В счастье. А счастье — это наше внутреннее ощущение. И я уверен, что человек может быть счастлив в любой обстановке. Все зависит от того, какой мир он строит внутри себя и вокруг себя. Это и комфорт дома, это и дизайн интерьера, это и музыка, которую мы слушаем в автомобиле или дома, это и еда, может быть, даже самая простая. Вот поверьте, я гурман, я очень люблю перекусить, я обожаю и могу себе позволить очень многое, но если мне скажут, вот сегодня геркулес, я с удовольствием эту кашку съем, и не буду себя в этом ограничивать. У меня есть очень хороший совет всем: я так много путешествую в разные страны, в каждой стране есть я ем свою локальную пищу. В России ...

Синдеева: Что вы едите в России?

Васильев: Я прошу только русскую еду.

Синдеева: Ну а что, вот что такое русская еда?

Васильев: Борщ.

Синдеева: Так, борщ.

Васильев: И щи. Я ем уху и расстегаи. Я ем с удовольствием котлетки и биточки, мне очень нравится это. Я приеду в Италию, я там буду есть прекрасные спагетти «Фрутти ди Маре», и все другие замечательные фегату и все, что мне будут предлагать. Во Франции у меня замечательный выбор французских морепродуктов. Поэтому не буду искать в Японии итальянского ресторана, не буду, съем с удовольствием японскую еду. Вот такой я простой человек.

Синдеева: Ну, так сразу не скажешь.

Васильев: Да, да.

Синдеева: Вот вы затронули уже тему вашей коллекции, которая насчитывает 55 тысяч экземпляров и музей в России. Что с музеем в России? Я знаю, что это давняя мечта.

Васильев: Да, но есть хорошие новости.  В России неожиданно, как гриб после дождя, открылся малюсенький муниципальный музей моды, без всякого моего участия, находится он в Гостином дворе. Правда, с выставкой он чуточку оплошал, он просуществовал только 2 недели. Они открылись в конце декабря, видимо, им надо было проштамповать для того, чтобы указать, куда деньги ушли за 2015 год, что они открылись, и потом свернулись.

Синдеева: А кто открывал? Частный или это министерство культуры?

Васильев: Нет, это открыл, собственно говоря муниципалитет Москвы, это муниципальный музей. Это маленькое пространство, хорошо отремонтированное, но на выставке было представлено девять платьев, две шляпки и один сундук.

Синдеева: Но это же не…

Васильев: Нет. Это никакой ни уровень, и главное, что эти платья не имеют отношения к России. Ведь дело в том, что если мы открываем музей моды в России, мы должны показать русскость этой моды, это обязательно, либо может быть тематическая мода, совсем другая выставка сделаем Пьера Кардена или Ив Сен-Лорана, или наоборот, скажем, французский кутюр в XIX веке или XVIII век в Европе покажите тогда. Но открывать музей с американскими платьями средней руки, не комильфо. Тем не менее, они открылись, и это уже плюс. Согласен, в музее сейчас мало сотрудников, согласен, что там средняя коллекция.

Синдеева: Но он же не вместит коллекцию, даже маленькую часть. Даже вашей, если вам…

Васильев: Он не вместит, но это уже движение в ту сторону. Я за него. Я считаю, что лучше маленький, лучше неказистый, лучше непосещаемый, а там маленькая очень была посещаемость, не то, что у меня на ВДНХ, но он есть. И я желаю ему развития и, возможно, в дальнейшем я смогу с ним вместе развиваться.

Синдеева: Ну, а вот все-таки отдельный музей, ведь такое количество особняков, пустующих в Москве, которые можно было бы, вот я специально хожу по сторонам, думаю, вот здесь мог бы быть музей Васильева. Я об этом думаю.

Васильев: Каждый раз мне отвечают, одно и то же: «У нас нет места и нет денег». А я верю. Россия бедная страна, и главное, места мало. Какова причина, не знаю, может быть, многих смущает мое двойное гражданство, я никому не скрываюсь, что я француз и русский. Но может быть, это имеет какое-то отношение к некой зависти и к некой, знаете, как бы сказать, мы сами с усами. Что нам Васильев, он в Париже живет 35 лет, ясное дело, вон сколько, да, может быть…

Синдеева:  А вот все равно, какие шаги были сделаны? Обращения в министерство культуры, в департамент…

Васильев: Я разговаривал с тремя министрами культуры. И все эти три министра сказали, ну мы не будем открывать. В эпоху Швыдкого я разговаривал со Швыдким, в эпоху Авдеева я разговаривал с Авдеевым, и как называется, напомните мне, министр на букву «к», который был в Москве по культуре.

Синдеева: Капков.

Васильев: С Капковым.

Синдеева: Я как раз рассчитывала, что , может быть, Капков как-то…

Васильев: Все они со мной хорошо знакомы, и все они меня поддерживали, и в прессе, и в личном контакте. Сейчас я недавно встречался с теперешним.

Синдеева: Ну, и как?

Васильев: То же самое. Прекрасный план. Но дойти до этого ему трудно.

Синдеева: Ведь Москве так не хватает музеев.

Васильев: Погодите, я с удовольствием, но пока у нас есть место для выставки…

Синдеева: Нашу программу смотрят чиновники всякие, 100 процентов, я вам обещаю, давайте, и разные богатые люди. Может быть, найдутся меценаты какие-то.

Васильев: Богатые люди, я очень рад. Богатым людям привет, меценатам тоже. Пока что я мечу на один из павильонов ВДНХ. Там будет музейный кластер. Меня очень поддерживает администрация ВДНХ, потому что они видят, что со мной туда пошел народ, конкретно на эту выставку. И так как они закупились очень приличными манекенами, а это проблема, у меня сейчас горит выставка в Самаре в музее модерна. Почему? Нет в России манекенов с талией 50. Это старинные манекены, хотя они сделаны сегодня, но на формат другой женщины, корсетные. И мы не можем выставиться, то есть не на чем выставить. Все остальные толстые, на них не налезает.

Синдеева: Какая-то проблема, да, неожиданная.

Васильев: А потому что мы их заказывали в Турции, а с Турцией поругались. И понимаете, можно еще заказать в Китае, но далеко, и я сейчас не могу туда слетать и проверить, как они делают. Тонкость — в России пока мы не выпускаем такого товара.

Синдеева: В общем, если ВДНХ так вам благоволят, то будет. Это на самом деле хорошо.

Васильев: Я буду счастлив. Для меня это очень большой плюс. Даже если я там выставлю только русскую и советскую коллекции, это уже будет потрясающий шаг.

Синдеева: Но вот в Литве, я прочитала, у вас есть там.

Васильев: У меня есть там.

Синдеева:  Но там открытый для публики?

Васильев: Да, открытый.

Синдеева: То есть там не только хранилище.

Васильев: Да, в Музее Арсенал в Литве открыта постоянная моя выставка, которая состоит из двух частей. Первая часть называется «Три века Европейской моды», и я вам скажу, что я даже выпустил видеофильм с экскурсией по этому музею. И дальше стоят соседние выставки, вот только что мы закрыли «Бунт в будуаре», про моду 1970-х годов. Также там, например, стояла долго выставка «От мини до макси», мода 1960-х годов.

Синдеева: Давайте на телеканале «Дождь» покажем.

Васильев: С удовольствием, если есть такая возможность. Я вам выставку, конечно, дам.

Синдеева: Да, у нас есть.

Васильев: И в Москве у меня только что с успехом прошла «Мода пушкинской эпохи» в музее Пушкина литературном. Это тоже был бол ьшой успех. К чему я веду? К тому, что все мои выставки я фиксирую на видео, я провожу экскурсии, и те, кто не могли попасть, они могут это а) купить; б) смотреть по вашему каналу или где-то еще. И это очень интересно. О чем я хочу еще раз сказать? О том, что в Москве я готов предоставить именно такой же сервис. В Литве мне дали две тысячи квадратов, бесплатно, для экспонирования. Литва небогатая страна, но она вкладывает в свою культуру. И дала мне также хороший складик на 400 квадратных метров, бесплатно. Это бартер. В чем заключается бартер? Я бесплатно храню, они мне дают пространство для экспозиции, но я не получаю с них никаких денег. Они взамен на это реставрируют мне картины, и мне сделали реставрацию уже приблизительно сотни полотен, это, конечно, большая экономия.

Синдеева: Маленькая Литва нашла возможность.

Васильев: Да, потому что они знают, что у них туристических достопримечательностей не так много, они безумно рады, что есть коллекция европейской моды, потому что все, что французское, их тоже интересует, европейское, они хотят быть в контексте Европы. И я очень им благодарен. Но меня поддерживает и Латвия, и Эстония, я делаю выставки в Венеции, я делаю выставки во Франции, я готовлю прекрасные выставки в Германии, у меня сейчас открыта маленькая выставка в Вашингтоне, то есть, поверьте, весь мир любит моду, и она не знает границ. В том числе и русская мода тоже подвержена иностранному влиянию, как ни хотите, наши дамы все-таки ходят в Chanel, даже госпожа Матвиенко.

Синдеева: Да, про это мы тоже, если успеем, поговорим.

Васильев: Ходят в Dior, как ни крутите, носят Лабутены, им все это нравится. Патриотизм патриотизмом, но все-таки в валенках пока не ходим.

Синдеева: Да, но почему-то никто не ходит. Вот в Москву привозит театр пьесу-комедию «Товарищ

Васильев: Я дважды делал «Товарищ», один раз во Владивостоке, а другой раз в Петербурге. Пьеса «Товарищ» — это знаменитая пьеса француза Деваля, которая была…

Синдеева: Вот вы расскажите, почему вы придумали и выбрали эту пьесу.

Васильев: Ой, я вам расскажу. Это потрясающий хит довоенного времени, хит совершенно невероятно интернациональный, потому что переводы этой пьесы «Товарищ» шли и в Германии, и в Англии, и в США, и во Франции, и в Италии. Скажу вам больше, вот не поверите, на «Товарищ», пьесу про русских эмигрантов в Париже, дважды ходил Гитлер в Берлине, еще до войны. Так вот эта самая пьеса «Товарищ» рассказывает о судьбе великой княгини Романовой, которая оказалась владелицей огромного многомиллионного состояния дома Романовых в Париже. Но она не хочет потратить эти деньги на себя, зная, что они нужны Отечеству и государю. Но государя уже нет в живых, и она вместе со своим мужем, князем Урятьевым, пытается устроиться хотя бы прислугой, потому что у нее нет…

Синдеева: То есть она вообще не берет ни копейки за это денег, она живет впроголодь.

Васильев: Да, она живет впроголодь и работает на богатую франко-американскую семью. В конце концов, приезжает советский дипломат, который говорит: «Россия теперь СССР. Англичане хотят отнять нашу нефть. Нефть в Бакури». — так они называют Баку. — «неужели вы не дадите ваши миллионы на то, чтобы нефть осталась с нами». Кажется, совершенно коммунистический подтекст, но в конце концов они оказываются полностью бессребрениками, как в начале, так и в конце. Люди со слезами на глазах смотрят на эту вещь, она была запрещена как антисоветская в СССР все эти годы. Причину я не могу объяснить. Может, потому, что автор француз, может, просто героиня главная оказалась патриоткой, Великая княгиня Романова, а вовсе не какая-то колхозница Дуся.

Синдеева: Ну, вот нету какого-то сейчас все-таки пересечения с тем временем?

Васильев: Я хочу вам сказать, мало того, что пересечения

Синдеева: То есть вот сейчас мы же тоже наблюдаем такую волну эмиграции

Васильев: Это эмиграция XXI века. И вы знаете, причем эта эмиграция уже не такая молодая. Вот я вижу людей, они мне говорят: «Мы уже в Европе 15 лет». 15 лет, это значит с 2001 года. И я вижу, чем наполнен Лондон, сколько там живет русских.

Синдеева: Но сейчас очень много поуезжало.

Васильев: Сколько уезжает в Прибалтику! Вы знаете, сколько в Риге по-прежнему, хоть там и нет Новой волны, но эти дома продаются в Латвии. Вы не поверите, в Литву хлынул поток русских бизнесменов, которым стало дорого жить в столице.  Они пока не деятели культуры. И из деятелей культуры уехало тоже какое-то число, но не такое большое: Акунин очутился в эмиграции, Анатолий Васильев, режиссер, очутился в эмиграции. И я думаю, что большое количество наших звезд шоу-бизнеса живет на две страны. Ведь большинство наших звезд, которые чешут здесь, живет на самом деле в США во Флориде, потому что… по разным причинам. Но это, видимо, допускается, и слава богу, что пока все-таки железный занавес не опущен, и мы можем ездить, и мы можем наслаждаться настолько, насколько мы можем наслаждаться жизнью. Во всяком случае я беру от жизни все самое прекрасное.

Синдеева: Но что русская эмиграция может привнести в Европу?

Васильев: Сегодня? Культуру не могут привнести, потому что у нас много ее нет, а деньги — да. Деньги — да, сбережения, потратить, вложиться в ресторанчик.

Синдеева: Вот смотрите, первая волна вот этих 2000-х эмиграции, это действительно поехали туда деньги. Сейчас ситуация, вот я же наблюдаю, что происходит, молодежь продает какие-то квартиры, то есть туда сейчас уже поехали не очень богатые люди, они бегут как бы от того, что здесь есть.

Васильев: Я понимаю, у них есть свои соображения.

Синдеева: Вот опять же, вот эта пьеса, она рассказывает про вот эту волну первую эмигрантов, которые, действительно, Европе много что дали, обогатили.

Васильев: Я написал об этом несколько книг. Мой главный бестселлер «Красота в изгнании» был переиздан в России 17 раз и даже вышел в Америке на английском. Я написал книгу «Русский Голливуд», воспоминания балерины Ксении Триполитовой «Маленькая балерина», которой сейчас 101 год, и она живет в Париже.

Синдеева: Да, я прочитала.

Васильев: Важно, Людмила Лопато «Царица парижских кабаре». То есть большая часть моей жизни была посвящена именно этой первой русской эмиграции. Я очень люблю Дягилева, боготворю его и понимаю, что он дал миру. Мы приехали тогда с пьедестала огромной культуры Серебряного века. Великие художники, которых сегодня у нас в наличии нет.

Великие философы, которых сегодня у нас в наличии вообще нет в стране, великие поэты, днем с огнем, великие актеры, великие балетные... Ну, балетные сейчас тоже неплохие, но они не великие. Скажу вам почему, в мир балета вторгся спорт. И спортивные достижения сегодня перекрывают часто актерские навыки, которыми была славна русская школа. И таких величин, как Анна Павлова, Тамара Карсавина, Ольга Спесивцева, Майя Плесецкая мы сегодня, к сожалению, не рождаем, хотя у нас есть очень талантливые техничные прима-балерины, которые готовы продать билеты, это тоже неплохо.

Синдеева: Ну, а вот как вы считаете, что-то оставит вот этот период девяностых, нулевых? Что останется в истории из того, что сейчас? О чем будут писать? Какие будут читать книжки?

Васильев: С точки зрения России? Смотрите, сейчас я вам расскажу, я думаю, что, конечно, то, что стало очень новым в России, это детективный жанр. Детективов раньше не было, несколько женщин, не будем перечислять.

Синдеева: То есть это войдет в историю?

Васильев: Это войдет. Они оставили целый блок детективной литературы. Эта детективная литература для потомков будет интересна, потому что она рассказывает об уголовном настоящем нашего времени. А все-таки девяностые годы были годами уголовщины, раньше бытовой, а сейчас уголовщины высокосоциальной. Согласитесь, каждый день мы читаем, что кто-то проворовался, я не назову ни одного имени, но он проворовался как в столице, так и в губернии, и причем проворовался не на понюшку табака, на миллиарды. Вы согласны? И эта часть, я думаю, останется, останется, как история цепи лихорадочных уголовных преступлений.

Синдеева: Архитектура, музыка, кино.

Васильев: Архитектура. Погодите, давайте поговорим по порядку.

Синдеева: Да.

Васильев: Архитектура нам сегодня не подарила многого, потому что главное, чем гордится сегодня Москва, это Moscow City. Это единственное, что было построено за последние 15 лет поистине глобального, потому что реставрация Большого театра это, скорее, может быть, даже не очень хорошая реставрация, не в этом дело, но все равно это шаг в прошлое, а не шаг в будущее. Понимаете, реставрация это всегда повторение, успешное или неуспешное. Но Moscow City даже еще не закончен, до сих пор там идут строительные работы. А я долгое время прожил в Гонконге, я это все видел.

Синдеева: Это же уже было, это уже есть, это же не ново.

Васильев: Это уже не новое. Дальше. Эта архитектура, на мой взгляд, вообще все, что я говорю, это сугубо личное. Дальше, то, что меня беспокоит, музыка, есть ли у нас новые композиторы? Наверняка есть. Может быть, они не такие видные, может быть, их еще в мире не так исполняют, но пока итог рано подводить. Дальше, с точки зрения живописи, я сейчас не могу назвать ни одного имени, мощного течения современных отечественных художников, я не имею в виду инсталляции, те художники, которые что-то могли бы в живописи нам конкретно новое сказать. Хотя до сих пор работают корифеи, очень пожилые, прошлого. Как бы вы не относились к Глазунову, он еще пишет, как бы вы не относились к князю Церетели, он до сих пор…

Синдеева: Это войдет, об этом будут писать книжки? Или это будет просто, в истории было?

Васильев: Как о пышном шлейфе уходящего ХХ века. Потому что большая часть их работы была ХХ век, но они затронули и XXI.

Синдеева: Мода, модельеры.

Васильев: Да, в России очень много сегодня моды. Это новинка. Этого не было вообще, потому что мода ограничивалась, во-первых, домами моделей, дома моделей были неплохие. ОДМО был очень приличный дом моделей на Кузнецком мосту, но там была одна очень трудная ситуация, я объясню. Моду не создавал один человек, как это делается в Париже или в Милане. То есть не было Пьера Кардена, ответственного за коллекцию, или Ива Сен-Лорана, ответственного за коллекцию. В доме моделей работало 60 художников-модельеров, поэтому коллекции были часто достаточно безликими, а самим модельерам не давалась возможность вполне реализовать, ну, разные причины, причины художественные, причины финансовые. Единственный, кто проявился, это был Вячеслав Михайлович Зайцев, мы его знаем, мы его ценим, мы его любим. Дальше пришла целая плеяда всевозможных модельеров, очень многие учились у меня, Ульяна Сергеенко была моя ученица в МГУ, сегодня это имя топовое в Париже, и она отдувается за всю индустрию.

Синдеева: А востребована?

Васильев: Во-первых, Ульяна родилась в Казахстане. У нее украинская фамилия, поэтому по сегодняшним нашим чуточку националистическим...

Синдеева: И армянский муж был.

Васильев: Мы согласны. Чуточку нашим националистическим требованиям, по своей культуре языковой, конечно, она русская женщина, ну, мы знаем, Казахстан, ну, мы большая страна, всех вместе собираем. Делает она яркие вещи. Чем они нравятся в Париже? Тем, что иностранцы поддерживают «от кутюр». От кутюр умирающие традиции, клиентов мало, цены заоблачные, в эпоху кризиса мало кто себе может позволить. Ульяна подходит для этого, поэтому она, может быть, не топовый бренд в Европе, вовсе нет, но для нас маячок.

Синдеева: Останется в истории?

Васильев: Почему не останется, а почему останется? Чтобы остаться в истории, надо проработать в мире моды как минимум успешно 20 лет. То есть рано подводить итог. Потому что многие модельеры просто быстро уходят из жизни, по разным соображениям. Это может быть финансовая неудача, это может быть депрессия, в которую часто модельеры впадают, это может быть злокачественные увлечения от алкоголя до наркотиков, что угодно. Поэтому сегодня мы не можем сказать.

Синдеева: То есть нужны долгожители, и тогда.

Васильев: Да-да, подводится итог в конце жизни, а не в начале. В начале мы всех превозносим. Как например сейчас в России самый топовый дизайнер по продажам Кирилл Гасилин. Сто тысяч предметов одежды в год он продает. У нас нет ни одног о другого…

Синдеева: Рядом с ним талантливый менеджер? Или он настолько…

Васильев: Нет, он сам очень созидательный, и у него талантливый менеджер, а главное, что он понял, что русские женщины не все тростинки. Он делает до 58 размера. Причина успеха в России — это большой размер. Потому что, пока мы делаем только на фей и куколок Барби из такой ткани...

Синдеева:  Как делает Ульяна. Вот я не могу ни одно платье ее надеть.

Васильев: Вот, вы понимаете, да? И многие другие делают только в расчете на девушек на выданье. А денежки-то в основном не у девушек на выданье, а у дам, которые уже добились чего-то в жизни, и которые находятся в разных возрастных категориях, и хотят хорошо выглядеть и в 35, и в 45, и в 55, и в 65, и даже в 75.

Синдеева: Давайте про русских женщин, раз мы опять уже как-то их затронули, с разными формами. Вот вы уже несколько лет вывозите прекрасных российских женщин за границу, знакомите их с культурой, с культурой моды разных стран.

Васильев: С искусством, с интерьером.

Синдеева: Вот наблюдаете за женщинами.

Васильев: Они очень сильно изменились.

Синдеева: Вот как?

Васильев: Ну, раньше все были похожи на жар-птиц, они блестели камнями, они блестели одеждой, они блестели брендами, они блестели золотишком. Причины разные. И критика вкуса русского, который часто на Западе находят несколько вульгарным. Действительно, у нас брендомания развита, мы очень любим сказать, что у меня так все не лыком шито, а с другой стороны, небезопасная жизнь в Европе. В Европе тоже ведь не все так сладко, огромное количество беженцев, никуда не денешься от этого. Они не во всех городах распределены, не то, что вот так вы приехали, и беженец вас встречает, но и местное население не слишком богато. Поэтому вот я вам расскажу историю. Как-то в Париже мы ведем экскурсии, и я женщин иногда впервые, как они говорят, спускаю в метро. Я не верю, потому что все они родились в коммунальных квартирах, и думаю, на трамвае, на электричке, на метро ездили. Может быть, просто давно не ездили. И карманницы, часто девочки из Румынии, напали на одну в роскошной собольей шубе, залезли в карман, они маленькие, она не видела, ну, мы их остановили, схватили за руку. Она говорит:

— Все равно вы меня в полицию не отведете, мне 12 лет.

Она мне все сказала.

— Отпустите лучше, вам легче меня отпустить, чем неприятности. Неважно, все спасли.

— Но почему я стала жертвой?

 Я сказал:

— Вы на себя в зеркало смотрели?

— А что такого?

— Ну кто в метро в собольей шубе и в бриллиантах?

Русские стали понимать, что есть уместно, а что неуместно. Этого не было никогда. Одевались всегда невпопад, то есть в самолет мы в розовом костюмчике с начесом в стразиках.

Синдеева: Это ужасно, да.

Васильев: Правильно? В уггиках, и обязательно капюшончик с ушами.

Синдеева: Да-да.

Васильев: Я такая маленькая девочка, я сижу в первом классе. И самое ужасное...

Синдеева: И сумка еще в это время какой-нибудь Birkin, обязательно к спортивному костюму.

Васильев: И обязательно на холке татуировка. А вы знаете какая? Имя девушки: Настена, Света, Таня.

Синдеева: Ужасно.

Васильев: И вы догадались, почему на холке? Потому что часто клиент, ведь они же многие пришли из низов общества, не будем говорить какого плана, вы догадались, привокзальных, он не помнит имя той, с которой сейчас близко познакомился.

Синдеева: Ужасно. Давайте о хороших женщинах поговорим.

Васильев: Погодите, но такие же есть. И вот когда я увидел на холке имя, я понял, что это… Ну, чтобы он не забывал там. Настена, ты классная.

Синдеева: Но вы говорите, все-таки меняется, да?

Васильев: Они очень сильно меняются.

Синдеева: А вот интересы меняются?

Васильев: Интересы, да. Они меняются. Часто в моих выездных школах мы ходим в три-четыре музея в день. Они все выдерживают. Правда, просят после пяти все-таки их отпустить на оздоровительный шоппинг, и они говорят: «Мы так устали, так устали. Нам надо все-таки отдохнуть».

Синдеева: Это у вас миссия такая, помимо...

Васильев: Но я очень счастлив, во-первых, эти женщины мне верны, во-вторых, они действительно неподдельно интересуются культурой, действительно у них есть такая возможность. Не скрою, действительно многие путешествуют анонимно и не хотят сказать своего имени, чтобы мы, не дай бог, не узнали, чья она жена или с кем она связана фамильными узами. Я никогда не забуду некоторых дам, которые хотят, чтобы их называли Земляничка, и никак иначе, Малинка.

Синдеева: В 2015 году вы выступали в Государственной Думе.

Васильев: Да.

Синдеева: А зачем вы, это что, это что за такая?

Васильев: Я с такой радостью это делал.

Синдеева: А вот что вы им рассказывали? О чем?

Васильев: Я им рассказывал о русском стиле.

Синдеева: То есть как, вся Дума сидит.

Васильев: Нет, ничего подобного.

Синдеева: А как это?

Васильев: Во-первых, Дума не ходит на эти семинары. В помещении Думы есть лекционные залы, которые используются и для заседаний, и для всевозможных лекций. И меня пригласили туда с условием, что я буду говорить не больше, чем 35 минут. Я говорил часа три, и никто не ушел. Это действительно так, и туда они приглашают под этой эгидой кучу студентов, вовсе не чиновников, а тех, которые учатся в профильных культурных вузах, туда приходят также референты Думы и всякие секретарши.

Синдеева: То есть наши думские деятели прекрасные, с прическами…

Васильев: Они не могут туда прийти, потому что, я думаю, что они, будучи людьми публичными, наверняка очень заняты.

Синдеева: А им не помешало бы послушать вашу лекцию, мне кажется.

Васильев: Да, конечно, не помешало бы, я встречался со всеми с ними на телевидении. И я делал им возможно корректные замечания, но вы знаете, есть люди, которые не хотят меняться, потому что они уверены, что есть только одно правильное мнение, их личное. Поэтому нет смысла просить изменить кого бы то ни было, им так нравится.

Синдеева: А вы бы подправили имидж нашего президента как-то?

Васильев: Никогда. Во-первых, потому, что я никогда не буду разговаривать ни о ком из моих вышестоящих руководителей. Он очень спортивный. И этот стиль, близкий к стилю Джеймса Бонда, они выбрали, я думаю, что там есть очень серьезные советчики. Ну вот кто конкретно занимается имиджем наших вышестоящих руководителей, я не знаю. Я с ними лично не знаком, но уверен, что есть парикмахеры, потому что думаю, что подправляют прическу каждые два дня, это видно.

Я уверен, что всегда есть люди, которые следят за всем: за носочками, за обувью. И всегда это сделано очень хорошо. А кто эти люди, сказать не могу. Мне говорили, что шьют что-то на Кутузовском проспекте, это кто-то мне в частной беседе сказал, что есть специальное президентское ателье, которое до сих пор делает эти костюмы.

Синдеева: Вот сейчас кризис экономический. Мы беднеем каждый день.

Васильев: И политический.

Синдеева: И политический. На чем вы стали экономить?

Васильев: На покупках.

Синдеева: Вот каких?

Васильев: Я ведь очень много покупаю старины. Я очень много покупаю старинных платьев. Я очень много покупал живописи, я теперь смотрю, а надо ли потратиться. Я экономлю на этом.

Синдеева: На этом?

Васильев: Я не могу экономить сейчас на ремонте, потому что у меня в Париже есть филиал фонда Александра Васильева. Между прочим, на помещение получено от мэрии Парижа. Но небольшое помещение, хвалиться нечем, 45 квадратов, но мне. Поэтому я очень доволен получить эту контору, а здесь пока я на съемной квартире, не скрою. Не буду даже обсуждать почему, ну так есть, потом, может быть, вспомнят. Вы знаете, вот в свое время Сергей Лифарь предлагал подарить всю пушкиниану Дягилева Министерству культуры взамен на постановку его балета в Большом. Они сказали, нам не нужно. В свое время Марк Шагал предложил подарить сто своих работ Художественному музею города Витебска. Там сказали, нам не нужно. Почему? Потому что ренегат. Я пока ничего не собираюсь дарить, может быть, поэтому.

Я ем очень простую еду, поэтому я очень экономлю всегда на этом, и у меня нету обычая ходить в рестораны вообще.

Синдеева: А как, вы дома готовите?

Васильев: Нет, сейчас я вам расскажу, я всегда приглашен, каждый день, потому что у меня очень много выступлений по городам. И всегда те, кто меня приглашает, обязательно устраивают банкет. Это просто уже привычка. Правильно? Затем, утром я завтракаю дома, если я не в гостинице, если я не где-то еще. Вот это так. Когда я нахожусь в других своих домах...

Синдеева: То есть вы в быту общем-то достаточно неприхотлив.

Васильев: Неприхотлив. Я не экономлю на прислуге, у меня во всех домах есть прислуга, ее тоже надо оплатить, потому что я не вижу пока что себя с тряпкой, хотя раньше по молодости я прекрасно все убирал сам. Но это отнимет много времени, и я не успею сделать то, что мне надо сделать на телевидении или в музее, или в моей выездной школе, или в театре, или где-то еще на выставке. Поэтому, к сожалению, такая история. От чего я еще не отказываюсь? Я не отказываюсь от своих сотрудников, все-таки у меня не так много, но 25 человек работает. И им тоже надо заплатить что-то, правда? Они тоже хотят, им это все нравится. Кому-то это кажется роскошью, я знаю, кому-то это кажется, может быть, совершенно обычным. То, на что я совершенно не обращаю внимания, это на троллей, потому что караван идет, собаки лают. И реклама, даже черный пиар, это все равно пиар. И я думаю, чем более знаменитыми мы становимся, тем больше троллей, я думаю, что они у вас тоже есть.

Синдеева: О, это… Я тоже не обращаю внимания.

Васильев: Да, мы ничего не можем сделать, они существуют, но я понимаю, что есть куча людей, которые живут моей жизнью. Им хочется узнать все: что я съел, что я выпил, куда я пошел, какого числа я сделал это, когда я встал с кровати, на кого я посмотрел, с кем я был в поезде, куда я... чихнул. Ну, я понимаю, у них нет другой жизни. Это жизнь.

Синдеева: Ну да. А вот, я все-таки еще закончу тему экономии, в 1998 году, когда был первый кризис, для меня он был первый...

Васильев: Я работал в Vogue.

Синдеева: Я помню, как у меня осталось до следующей зарплаты 100 долларов, а нужно было прожить еще месяц, а зарплата была, типа, 300 долларов.

Васильев: 100 это неплохо.

Синдеева: Да, это было неплохо, но я не знала, что с ними делать, и я позвонила своей подруге, это как раз про рестораны, и сказала: «Пойдем». Помните был славянско-японский ресторан, самый дорогой?

Васильев: Пошли поедим.

Синдеева: Да, я говорю: «Пошли поедим». И мы с ней проели эти 100 долларов. И спокойно дальше как-то месяц прожили до следующей зарплаты, молодые были, было все как-то проще. Вот если бы оказались вы в такой ситуации, у вас последние 100 долларов, и только через месяц, и так далее, вот вы бы на что потратили? На рестораны, уже понятно, нет.

Васильев: Ни на что бы не потратил. Я бы просто потратил это на питание.

Синдеева: То есть на необходимое.

Васильев: И очень аккуратненько бы питался, хлебушком и молочком.

Синдеева: То есть вот так, чтобы...

Васильев: Никогда. У меня нету таких мыслей. Не было ни в детстве, ни в молодости. Я абсолютно расчетлив во всем, что я делаю. У меня нету желания ухнуть, бухнуть, а потом трынь-трава, пропади. Зачем? Карьеру надо строить, финансы надо выстраивать, и я прекрасно знаю, что мы все можем попасть в тяжелую ситуацию, ну у всех есть немножечко, может быть, подкостного или, как это называется, подкожного жирка. Я стараюсь, я понимаю, если будет трудно, придется продать что-то. Продать или из недвижимости, или, возможно, что-то из живописи.

Синдеева: Сейчас вы из коллекции ничего же не продаете?

Васильев: Нет, но я думаю, что даже из своей коллекции одежды когда-нибудь я сделаю красивый аукцион, потому что у меня очень много повторов, очень много вещей, которые дублируют основную коллекцию. И я уверен, что есть немало людей, которые были бы счастливы. Мало того, у меня такое количество вещей советского гардероба, которые мне постоянно дарят, которые не входят в основную коллекцию, я готов подарить московскому музею моды, вот тому маленькому, у которого маленькая коллекция. Подарить! И я все время пишу им об этом на фейсбук, они мне говорят: «Да-да, мы подумаем». Ну что ж подумаете, я говорю: «Я вам дарю, возьмите».

Синдеева: Вот из больших наших музеев, у них нет, условно, в запасниках коллекции одежды?

Васильев: Да, есть потрясающая коллекция в Эрмитаже. Это придворный гардероб дома Романовых. И они недавно его выставляли в Эрмитаже, это шедевральная коллекция, она пользовалась таким успехом, я тоже написал от себя хороший отзыв. Результат получился. В Эрмитаже теперь есть так называемое открытое хранение. Чуточку за городом, они устроили застекленные витрины в отдельном помещении, где эти манекены они выставили. Это как бы тоже часть музея, но не в главном помещении. Прекрасно, я за. Затем в музее Москвы в Москве есть очень красивая коллекция костюмов, они даже со мною на выставке «200 лет русской моды» выставляли какую-то часть. Есть большая коллекция в ГИМ, это Исторический музей, и там очень хорошие вещи, в основном XIX и ХХ век, не так много советского, но XIX век красиво очень представлен, они иногда выставляют и даже участвовали со мной в некоторых выставках. То есть коллекции есть. Их бы объединить, но у нас...

Синдеева: Все сложно.

Васильев: Сложно. Разные бухгалтерские учеты, музейная практика, один муниципальный музей, другой федеральный. Есть, то есть Россия без музея моды не останется. Я со своей стороны готов поучаствовать и даже сделать какое-то подношение, но пока нет помещения, и помещение светит только на ВДНХ. Вот такой вот итог.

Синдеева: Но так как, к сожалению, закончилось время нашей программы...

Васильев: Жалко.

Синдеева: Да, вот видите, как все быстро пролетает.

Васильев: Но было интересно.

Синдеева: Последний у меня будет такой вопрос, вот вы несколько раз сказали «политический кризис». Вот как вы думаете, мы из него когда выпрыгнем-то?

Васильев: Ну, я верю прогнозу Кремля, 5 лет.

Синдеева: Ну, 5 лет, это они про экономический кризис говорят, что вот там нефть отрастет, еще что-то. А политический?

Васильев: Думаю, что 5 лет тоже. Это все очень непросто. И думаю, что политика и экономика, во-первых, конечно, все знают, очень связаны, и это непростая машина. Я готовлюсь к тому, что 5 лет я буду утягивать свой поясок, зато я постройнею, зато я помолодею, зато я узнаю много прямых простых ценностей. Может быть, мы будем есть крутые яйца, а может быть, нам хватит и на омлет.

Синдеева: Спасибо большое.

Васильев: Спасибо вам.

Синдеева: И желаю, чтобы музей в Москве появился.

Васильев: Да, я тоже на это надеюсь. Спасибо вам.

Синдеева: Спасибо!