В гостях у Натальи Синдеевой — узбекская и российская певица Наргиз Закирова, в 1995 году эмигрировавшая в США и принявшая участие в российском «Голосе» в 2013 году. Она рассказала о том, каково было вернуться в Россию после жизни в Америке, о встрече с Максимом Фадеевым и дальнейшей совместной работе с ним, о детях и внуке, а также о самом тяжелом, переломном моменте в ее жизни.
Синдеева: У меня сегодня просто обалденный гость, которого я очень давно хотела увидеть у себя в программе. У меня сегодня певица Наргиз Закирова. Наргиз, добрый день.
Закирова: Здравствуйте.
Синдеева: Спасибо, что вы до нас доехали.
Закирова: Спасибо, что пригласили.
Синдеева: Наргиз, вы знаете, я когда готовилась, я посмотрела, что вы года два или три назад гораздо больше давали интервью, а за последнее время вы как-то так немножко ушли в тень. Почему?
Закирова: Это совершенно осознанное решение у меня, потому что года два-три назад, может быть, еще какие-то вопросы по поводу моих татуировок или лысой моей головы были, может быть, как-то не закрыты. А потом, я не знаю, может быть, мне просто везло на таких журналистов, но вопросы были одни и те же — сколько татуировок, что ваша мама…
Синдеева: То есть сразу, такие вопросы не надо задавать?
Закирова: Да-да. Что ваша мама сказала, когда она увидела вас лысой, а как вы жили в Америке, а как вы эмиграцию прошли, ну то есть одно и то же. И когда я начала уже сталкиваться с людьми, которым даешь интервью, и они тебе не смотрят в глаза, они просто сидят вот так вот, записывают, и ты не успеваешь ответить на один вопрос, то есть они тебя не слышат, говоришь, и они тебя перебивают — так, следующий вопрос такой-то, такой-то и такой-то. И такое ощущение, как будто им сказали: значит, так, вы зададите такие-то вопросы, такие роботы-люди, которым было абсолютно не интересно. Я просто им сказала в какой-то момент: «Ребята, я просто ничего не имею personal к местным журналистам, наверное, мне просто не попадались такие люди, но пока давайте с интервью закончим, потому что…»
Синдеева: Тем более мне приятно, что вы до меня дошли.
Закирова: Это трата такая времени, абсолютно ненужная, поэтому я решила не давать интервью. Ну, вот это самое первое, может быть, интервью за все это время.
Синдеева: Класс, спасибо большое. Наргиз, вот вы сюда приехали, и с вами пришли несколько человек вместе, в команде, и видно, что это команда, кто-то вам что-то поправляет… Скажите, а вот вам не тяжело все время, я так понимаю, что это же постоянно такая жизнь, в окружении большого количества людей, как вы с этим вообще…
Закирова: Ну, не все время.
Синдеева: А когда вы сбегаете?
Закирова: Не все время. У меня эти люди, во-первых, я не могу назвать их «командой», просто какие-то люди, которые работают со мной, у которых у одной, например, задача мне поправить там где-то, кому-то воду поднести, нет. Мы с этими людьми, во-первых, работаем очень долго уже, и естественно, у меня есть my time, мое время, когда я прихожу домой, у меня за городом большой дом, я специально сознательно сбежала туда. И там совершенно тихо, там природа, там мои собаки, то есть там есть мой маленький мир, где я…
Синдеева: То есть, есть, да?
Закирова: Да, он есть, и я его очень люблю. Я называю «мой маленький Нью-Йорк».
Синдеева: А сколько времени вот вам удается побыть вот в этом состоянии?
Закирова: Ну вот сейчас стало уже побольше немножко времени, потому что я уже в какой-то момент просто не могла бороться со своим организмом и со своей природой, потому что у меня начались просто срывы уже. Где-то тут заболело, там заболело, где-то здесь не долечила, там не долечила. Я сказала: «Стоп, ребята, все. Давайте делать сейчас меньше концертов, мы, слава богу, не умираем с голоду». И чтобы это творчество не перешло в ремесло…
Синдеева: А вот как здесь, вот как этот баланс-то удержать?
Закирова: Баланс удержать, вот я его все же умею удержать, этот баланс. Потому что вот именно в тот самый момент, когда я почувствовала, что это все выходит автоматом, и я думаю совершенно о другом, когда выхожу на сцену, и происходит такой момент, что вот сейчас автоматом ты допела эту песню, скорее бы сейчас еще, вот эта песня, здесь ты сделаешь вот так, здесь ты повернешь голову так, тут ты улыбнешься, и тут я понимаю, что творчество на этом заканчивается. И если продолжаешь дальше в таком же ритме работать, то ты начинаешь постепенно погибать просто, это у тебя переходит в работу, это переходит в ремесло, и ты просто тупо зарабатываешь, загребаешь деньги. А я не про это совершенно, у меня…
Синдеева: А про что?
Закирова: Мне все же хочется творчества. Мне хочется творчества, мне хочется вот это вот состояние свое, когда я выхожу на сцену, потому что его ни с чем не сравнить, мне хочется вот это состояние, чтобы я находилась в нем все время. Это возможно.
Синдеева: Я невероятно завидую артистам, которые выходят и поют на сцене, потому что вот я вообще не умею петь, но мне это очень нравится. И я вдруг в какой-то момент поняла, почему, когда ты начинаешь петь, у тебя появляется вот это ощущение счастья. И потом мне объяснили йоги, что это определенное дыхание, которое включается во время исполнения песни, и оно дает тебе вот этот вот серотонин или там дофамин, или что-то…
Закирова: Совершенно верно, да.
Синдеева: И я поэтому каждый раз завидую, думаю, вот артисты, они выходят на сцену, видят этот зал, плюс у них это волшебное дыхание, которое дает им счастье, и вот это просто работа мечты.
Закирова: Это работа мечты, когда действительно ты находишься в таком состоянии, когда у тебя этот процесс происходит. Но когда этого процесса нет, и ты просто, как профессионал, выходишь и начинаешь это все отрабатывать, вот это уже становится несчастьем потом.
Синдеева: Вы уже почти пять лет в России вот так вот, понятно, не все время в России, но вот ваше, началось все с «Голоса»…
Закирова: Можно на «ты».
Синдеева: Можно на «ты»? Я тоже на «ты», мы ровесницы на самом деле, поэтому давай на «ты», мне тоже так проще, ура.
Закирова: Давай.
Синдеева: Скажи, вот ты же, фактически прожив очень долго в Америке, первый раз вернулась в Россию, когда случился «Голос», и здесь уже, по-моему, пять лет уже, пять или шесть.
Закирова: Пять лет уже.
Синдеева: Как ты вообще нашла Россию, Москву после такого длинного куска времени, когда ты здесь не была? Ведь ты уезжала в 1995 году из Узбекистана, и это, скажем так, это уже был, конечно, не Советский Союз, но все равно, это совсем не то, что сейчас. Вот ты приехала, и что ты вообще обнаружила?
Закирова: Во-первых, это очень смешная история на самом деле, потому что вообще телевизор, я не люблю это слово, я не смотрю его, я не смотрю его очень много лет. Но на этот раз именно телевизор и моя проходка у мамы дома просто мимо, она смотрела «Первый канал»…
Синдеева: И там был «Голос»?
Закирова: И там была реклама, то есть там я услышала, пару слов сказали о том, что нам не нужна ваша внешность, ваши лета, ваши года, нам нужен только ваш голос. И я так пригляделась, посмотрела, думаю, это Voice, то есть такая же история происходит в России. А как раз в это время я делала audition на The X-Factor, да, и среди этой вот толпы, просто многотысячной толпы, мне удалось с золотым билетом попасть в пятерку вот этих вот оставшихся конкурсантов, скажем так, претендентов. И происходит вот это, и происходит в какой-то момент, они говорят, мы вам позвоним.
Синдеева: X-Factor?
Закирова: X-Factor, да. То есть мы вам позвоним в такой-то вот период, если мы вам позвонили, значит, все хорошо, если нет, то сорри. Окей, я значит, жду этого момента, как раз я вижу «Голос» вот этот вот самый, случайно, у мамы дома, проходя мимо телевизора. И я подаю заявку, я думаю, а почему нет, попробовать, мало ли что, ну нет, так нет, а чего я теряю.
Синдеева: То есть до этого ты даже не видела, что в России уже есть такой проект?
Закирова: Нет, я не видела.
Синдеева: А вообще были мысли как-то попытаться вернуться в Россию, вообще ты об этом думала?
Закирова: У меня были мысли попасть к одному человеку.
Синдеева: К Максиму Фадееву?
Закирова: К Максиму Фадееву.
Синдеева: Это правда, то есть это было, еще живя в Америке?
Закирова: Это было еще до того, как я переехала жить в Америку, то есть это началось у меня с 1992 года, когда я первый раз его увидела. И я просто, у меня это даже переросло в какую-то патологию, что я решила, что с этим человеком я должна просто работать.
Синдеева: А вы тогда познакомились, вот тогда, или просто ты его увидела, узнала.
Закирова: Нет. В 1992 году я просто его увидела, я слушала его музыку, и я просто была настолько в восторге, в таком восторге от его творчества. Мне казалось, что именно через вот эту музыку я все же смогу себя как-то не то что проявить, а что-то сказать людям, и они мне поверят, потому что эта музыка какая-то просто невероятная. Я не могу даже найти объяснение той музыке.
Синдеева: А ты пыталась тогда, я не знаю, написать, позвонить, найти выход на него?
Закирова: Тогда, нет. И вот, наверное…
Синдеева: Как интересно все-таки судьбы поворачиваются, да?
Закирова: Да, это вообще, гениальная история. И вот как раз моя поездка на этот «Голос», она была, я думала, если вдруг так получится, если я туда поеду, я, наверное, сделаю все для того, чтобы с этим человеком встретиться. Ну и, собственно говоря, так и вышло.
Синдеева: А как это вышло?
Закирова: «Голос» уже проект прошел, и я уже гастролировала, причем у меня было состояние совершенно какого-то, то есть я не понимала, что происходит вокруг, он все так обрушилось резко мне на голову. Был какой-то перерыв между гастролями, и как раз начинался «Голос. Дети», где Макс был одним из наставников, на той же Лизы Чайкиной, где снимали проект «Голос». И мне позвонила его ассистентка, «Наргиз, здравствуйте».
Синдеева: Сама? То есть он сам тебя нашел?
Закирова: Да. А с чего началось, ох… Когда состоялся уже «Голос», когда обрушилось вот это все сумасшествие на мою голову, естественно, начали мне вопросы задавать журналисты, звонить. По-моему, это была «Комсомольская правда», и у меня стали спрашивать, «Наргиз, а вот как вы попали?», вот такие вот вопросы. «Как вы решились приехать?», и про татуировки, и про лысину, естественно. Тогда я с удовольствием прямо вещала и налево и направо, мне было интересно все. И вопрос был такой: «Была ли попытка до этого раньше каким-то образом попасть в Россию?». Я объяснила, что попыток у меня не было, говорю, что вот у меня была мечта работать с Максом Фадеевым. «Ну и как?». И я сказала о том, что пока вот каждое мое поползновение не венчалось удачей, потому что я пыталась и звонить очень много раз, но я понимаю, что все легко и просто не бывает. И очень многие люди, я сказала такую фразу, мне многие люди сказали о том, что в России либо у тебя должно быть очень много денег для того, чтобы выйти на какой-то уровень, либо какие-то связи. Я сказала вот такую фразу, и ко мне через какое-то время звонит ассистентка Макса и говорит: «Наргиз, я вот такая-то такая-то, здравствуйте, я ассистент Максима Фадеева. Вы про нас сказали, чтобы попасть к Максу, нужно платить деньги». Я говорю: «Ребята, да вы что? Я такого не говорила».
Синдеева: Знала бы, что будет такая реакция, может быть, даже и сказала бы.
Закирова: Я говорю: «Давайте, во-первых, не будем кричать друг на друга, давайте…»
Синдеева: То есть это было с претензией?
Закирова: Да, это было с претензиями, и меня это настолько обидело, я думаю, господи, ведь не такой же был контекст, совершенно все по-другому было сказано. В общем, она, не дослушав моих оправданий, говорит: «Ну, в любом случае, Максим Александрович хотел бы с вами встретиться».
Синдеева: Да, тоже хороший прием.
Закирова: У меня просто, я не знала, что ответить. Она говорит: «Вот мы на Лизы Чайкиной снимаем детский „Голос“, если хотите, подходите завтра-послезавтра». Я говорю: «Да, конечно, я приду обязательно». Я ехала туда, я думала, я не знала, что ожидать, будет ли какой-то скандал на эту тему, что там будет. Но я просто знала, что я перед ним чиста, и я уже готова была вот это самое, что написано, этот весь текст показать, что там на самом деле было написано. Я приезжаю на площадку, мне пришлось прождать там где-то часа два с половиной, и после того, как прошла съемка, мне моя приятельница с «Первого канала», редактор, она говорит: «Идем, Макс тебя ждет». И я выхожу, и смотрю, стоит Макс, и я понимаю, что это человек, который перевернул в какой-то момент мою жизнь, стоит от меня буквально в каких-то там двадцати шагах. Она говорит: «Иди», и у меня просто первый раз было такое, что у меня ноги отнялись. Я пошла, и вдруг он меня увидел…
Синдеева: Это при том, что на вас слава уже свалилась, да?
Закирова: Да, она свалилась, вот именно, правильное слово, что она свалилась просто.
Синдеева: Конечно.
Закирова: И он, увидев меня, он так: «Идем сюда», настолько по-доброму как-то все это. Я подошла, он меня обнял, поцеловал, как будто бы мы уже сто лет знали друг друга. А я стою, я не могу произнести слово. «Ну чего, как ты?». Я говорю: «Максим Александрович, я бы хотела сразу вам пояснить по поводу вот…». Он говорит: «Да забей вообще». После этого мы встретились в гримерке, мы пообщались, но с первого раза у нас не было такого там, работаем вместе или еще там что-то. Прошло какое-то время, он меня пригласил участвовать, какой-то был конкурс, сидеть в жюри, уже не помню, «Молодая весна» или какая-то, я не помню, если честно. Я посидела в жюри, Макс был тоже в этом жюри, и потом там же, это была Ялта или Сочи, не помню уже точно, он сказал, он мне говорит: «Ну, все, Наргиз, работаем вместе». Я помню этот момент, у меня даже есть фотография, где я абсолютно заплаканная, вот так вот вцепившаяся в него. И вот с этого момента мы стали работать с Максом.
Синдеева: Никогда не пожалела?
Закирова: Нет, не могу сказать — пожалела.
Синдеева: Ну, знаешь, бывает, например, смотри, ты оторвалась от дома практически сейчас совсем, у тебя там семья, дети. Да, они приезжают, да, ты летаешь, но все равно сейчас твоя жизнь здесь.
Закирова: Я уже к этому привыкла, так как, во-первых, дети-то уже взрослые совсем, у меня старшей вот будет 30, у меня уже внук растет. И сын, и дочь, они уже абсолютно самостоятельной жизнью живут, у каждого там бойфренд, герлфренд, все живут какой-то своей жизнью. А мама, ну я приезжаю туда раз в четыре-пять месяцев, мы с ними видимся. Конечно, мне внука не хватает, очень, потому что я когда приезжаю, в него просто вот так вцепляюсь, я его никуда не отпускаю, он и спит со мной. Но я для него как какая-то вот кукла, игрушка, потому что я ему позволяю абсолютно все с собой делать, мы с ним дурачимся, он по мне ползает. Мы и с ним и поем, и танцуем, и я ему позволяют ложиться спать попозже. Я уже как-то привыкла. Сказать, что я жалею? Если сейчас мне подумать только о том, что вот я вернулась обратно, вот побыла вся эта история, я возвращаюсь обратно и обратно иду работать в ресторан, в клуб, с чего, собственно, начиналось.
Синдеева: Нет, это уже невозможно представить, фактически этот поворот судьбы определяет твою жизнь на ближайшие много лет, фактически? Потому что ты права, я когда тоже об этом думала, хорошо, вот Наргиз бы вернулась в Америку, там семья, все понятно. А что, куда пойти, в ресторан?
Закирова: Нет, я бы в любом случае нашла бы, чем заниматься, потому что…
Синдеева: Уже после вот этого?
Закирова: Я бы нашла, и у меня нет такого, что если бы со мной произошла такая вот чудовищная история, что сегодня все это есть, а завтра всего этого нет, и я возвращаюсь домой и погружаюсь в какую-то чудовищную депрессию, я не думаю. Потому что вокруг меня столько вещей происходит вообще, помимо вот этого счастья, которое у меня есть: мои дети, мой внук, в мире происходит столько всего интересного, я бы никогда, наверное, не потонула бы во всей этой истории с депрессией.
Синдеева: Я прочитала, ты сказала, «я просто оптимист до мозга костей».
Закирова: До мозга костей.
Синдеева: Вот я то же самое, я тоже как бы, хотя у меня иногда случаются такие провалы, ну как провалы, когда вдруг у меня опускаются руки. Это редко, но…
Закирова: Ну, это у всех, по-моему, у нормальных людей.
Синдеева: Вот я хотела узнать, бывает?
Закирова: Бывает.
Синдеева: Что тебя выводит из из этого?
Закирова: Бывает, бывает. Очень часто меня даже…
Синдеева: От чего, если не секрет?
Закирова: От усталости, например. Иногда у меня бывает такое ощущение, что у меня происходит какой-то катарсис.
Синдеева: Ну, катарсис это когда вот все, все соединилось в один момент.
Закирова: Да. Бывает вот такое, когда все соединяется в один момент, и тебе хочется просто крушить все, тебе хочется просто, я не знаю…
Синдеева: Но это не депрессия, подожди. Это просто выплеск эмоций.
Закирова: Я очень не люблю этот выплеск эмоций, но иногда я не могу контролировать себя. Скорее всего, быстрее всего это получается от какой-то усталости, когда происходит одно и то же. Я не могу, когда происходит одно и то же постоянно, я не могу работать одну и ту же программу в течение… Вот я знаю артисты там работают по десять лет, я не говорю про театр сейчас, я сейчас говорю, которые одни и те же песни поют по десять лет. Окей, я понимаю, что это хиты, но при этом что-то все равно должно меняться, ты должен идти куда-то там вперед.
Синдеева: Смотри, у Макса ведь сейчас несколько проектов. Например, с «Серебром» он сейчас ориентирован на Восток, он там как-то хотел клонировать и продавать франшизу на «Серебро» в Азию, и хотела бы, даже интересно было бы поговорить с ним. MALFA это такой проект, живущий в digital. Скажи, были ли какие-то планы у вас на то, чтобы попытаться пойти, например, на Запад? И вообще, шанс есть у артиста, русского артиста, можно же, да, узбекско-русского, не знаю?
Закирова: Есть, конечно. Да, есть.
Синдеева: Вот есть такой план, вообще идея, мечта?
Закирова: Я скажу даже немножко больше, сейчас мы это осуществляем. Сейчас мы пишем сразу два проекта, мы делаем это на русском языке проект, но на русском языке проект, который не будет вставать в очередь со всеми теми артистами, которые сегодня бытуют, к сожалению, на какой-то очень скудной такой эстраде, если это можно назвать. Потому что здесь как-то все боятся сделать шаг влево, шаг вправо от какой-то уже установленной истории, которая слушается людьми. То есть мы решили сделать некий эксперимент. Это конечно же не будет какая-то замудренная там музыка, со сбивчатыми какими-то, я не знаю, тактами, или там какая-то …
Синдеева: Она какая-то другая все-таки?
Закирова: Нет, она будет совершенно доступная, но это будет все же музыка Макса. Музыка Макса, того самого Макса, который, собственно говоря, вот один здесь единственный в России, который пишет…
Синдеева: У него, конечно, невероятная чуйка вот эта вот на…
Закирова: Да.
Синдеева: Это правда.
Закирова: У него помимо не то что чуйки, вот есть у него, он знает точно, что может быть, там может быть песенка из трех нот состоять.
Синдеева: Да, я даже знаю такие песенки.
Закирова: Да, она совершенно простенькая, но она вот как-то вот залезает в душу. Вот делаем такой русский проект, хотим немножко отойти от истории всех вот этих вот, совершенного страшного клише, которые сегодня мы видим на сцене, к сожалению. И рядом с этим, наряду у нас идет американский проект, совершенно американский.
Синдеева: И он другой?
Закирова: Английский AP, да. Это восемь или семь песен, на английском языке, они совсем будут такие, тяжелые-тяжелые.
Синдеева: А скажи, какой план? Как там-то пробиться, достучаться? Благодаря там, условно, ютьюбу, или все равно надо попасть на какой-то большой телек, или надо… Вот вообще, как? Там же по-другому устроено.
Закирова: Вообще на самом деле ютьюб спасет мир на сегодняшний день.
Синдеева: Если его в России не закроют в какой-то момент.
Закирова: И я не знаю, как с другими артистами, я не могу сейчас, я не берусь судить, но у меня… Почему мы именно решили это сделать? Потому что сейчас у меня очень много появилось поклонников, которые не в России, и не только в Америке, но и по всему земному шару, да. И поэтому мы решили вот такую историю попробовать. Если это каким-то образом пойдет, я буду только счастлива.
Синдеева: Я желаю удачи.
Закирова: Спасибо.
Синдеева: Движение #metoo, которое началось с обвинения Вайнштейна. В России тоже люди стали, в общем-то, рассказывать об этом, да, появились известные какие-то случаи, но по какой-то причине реакция российского общества совершенно другая, да. Вот ты же прожила уже и там, и там. Как ты считаешь, с чем это связано?
Закирова: А как она может быть одинаковой, реакция российского общества, если менталитет совершенно разный? Темперамент разный. Все разное, абсолютно разное. То есть я уезжаю туда, и если я там нахожусь очень долгое время, я, приезжая сюда, уже живя здесь пять лет… Мне очень тяжело перестроиться, очень тяжело. И я поэтому забегаю в свой дом, вот так закрываюсь.
Синдеева: Когда ты едешь туда и возвращаешься сюда, есть ли какие-то?.. Грубо говоря, ты надеваешь другую шапку, да, условно, или другую шляпу. Условно, есть какие-то моменты, когда тебе надо перестроиться, когда ты там или когда сюда?
Закирова: Есть элементарный момент, самый первый момент. Когда я хожу там, я не ношу ни очков, ни капюшона, ни шапки. И здесь даже сейчас мы не берем во внимание celebrity, да, то, что меня узнают или не узнают. Нет, не в этом дело. Просто, например, если бы меня здесь не знали, и я в таком виде прошлась бы по любой улице, все равно бы кто-то оглянулся, все равно бы кто-то что-то сказал. В Америке такого нет. Я в Америку приезжаю, я хожу спокойно по любым улицам без очков, без ничего, я могу сесть, например, на асфальт, посидеть. Здесь… Даже вот это.
Синдеева: Вот в этом.
Закирова: Да, даже в этом, в таком.
Синдеева: Смотри, извини, я прочитала в одном интервью, меня это ужасно задело, потому что мне стало обидно опять за нашу страну и за нас, да, что, когда ты выступала на одной из каких-то вечеринок в клубе в Москве, да, какая-то, значит, VIP-персона кинула в тебя бокалом вина и сказала: «Мне такие узбечки полы моют», условно, да.
Закирова: Не полы моют, там была нехорошая фраза, да.
Синдеева: Ты знаешь, и мне так больно стало в этот момент! Не только за тебя, не только за то, что есть такие люди, и я бы не хотела сказать, что это наша ментальность, да, это просто невоспитанность.
Закирова: Это невоспитанность, да.
Синдеева: Можно я скажу про твою внешность? Ты опять же очень много говорила, что мама, даже любя тебя невероятно и так далее, говорила: «Вот еще бы ты была посимпатичнее, покрасивее». Я сейчас смотрю на тебя и понимаю, какая ты красивая! Более того, человек, который может позволить себе быть лысой и красивой, то есть вообще это просто надо иметь невероятную внешность.
Закирова: Спасибо.
Синдеева: Скажи, откуда это? Вернее, когда ты поняла, что на самом деле ты красивая? И когда ты перестала жить вот с этой?..
Закирова: Когда я переехала в Америку, в 1995 году. Потому что я приехала в Америку с огромным багажом комплексов.
Синдеева: То есть прямо привезла с собой.
Закирова: Да. Потому что в Узбекистане меня все время дразнили: «У нее большой рот, она похожа хер знает на кого», в школе. В общем, я считала себя каким-то вообще абсолютным уродцем, я не буду это скрывать, я могу об этом говорить. Плюс при этом, можете себе представить, мама сверху еще говорила: «Ой, доча, ну что ты?».
Я приезжаю в Америку, и когда я родила уже сына, прошло какое-то время, и я иду по улице, мне начинают сигналить машины, мне говорят: «Hello! Beauty!» или еще что-то. Я такая: неужели это про меня? И у меня постепенно просто стали вот так вот, да.
Синдеева: Отпускало, да?
Закирова: Отпускало, отпускало.
Синдеева: А мама? Скажи, она когда-нибудь?..
Закирова: Мама до сих пор мне говорит.
Синдеева: Что, до сих пор говорит?
Закирова: До сих пор, да. Она говорит: «Ой, доча, ты знаешь, я иду, и мне мои соседи говорят: „У вас дочь такая красивая“. Я говорю: „Моя?! Красивая?!“».
Синдеева: А она не переживает из-за этого, что она поселила вот такую штуку в тебе?
Закирова: Я ее спрашиваю, она говорит: «Ты знаешь, доча»… Моя бабушка всем детям, то есть ее братьям такое вселяла тоже, бабушка все время говорила: «Вы некрасивые, вы такие-то, вы сякие». Я говорю: «Мам, но если ты понимаешь, что это плохо, тебе это неприятно, то почему ты все это на меня?».
Синдеева: Зачем?
Закирова: «Не знаю, доча».
Синдеева: А ты удержалась со своими детьми? Ты помнила про это? У тебя нет, да?
Закирова: У меня дети самые красивые, самые талантливые и самые любимые на планете.
Синдеева: Смотри, у тебя была такая фраза: «Почти полвека я убирала из своей личности то, что на самом деле моим не было». Это какой-то был, видимо, длинный процесс. А что это значит? Что? С чем ты?..
Закирова: Я не знаю, может, это было связано еще с юношескими моими какими-то там заморочками. Плюс еще вот эта затравленность моя.
Синдеева: Вот эта которая.
Закирова: Да, из Узбекистана. Это все сплелось в огромный такой ком, который давал такую очень нехорошую энергетику. Я почувствовала в какой-то момент, что я иногда становлюсь хамкой, что мне хочется подраться, что мне хочется самой вызвать кого-то на скандал. Причем все это происходило уже в Америке.
И когда я уже понимала, что у меня там был какой-то не то что успех, но я состоялась у себя в каком-то клубе, люди специально приходили, и я имела успех просто дикий у каких-то там мужчин, у таких, которых хотят все, но они их не предпочитают. И у меня был какой-то такой момент, что я превратилась просто в какое-то, я не знаю, дерьмо. Мне хотелось хамить, мне… Естественно, было место и наркотикам, и алкоголю, то есть был рок-н-ролл сплошной.
Синдеева: А это было в Америке тогда, да?
Закирова: Это все было в Америке, да. Это все было в Америке. То есть я была человеком вообще совершенно без каких-то границ, без правил, совершенным животным.
Синдеева: А что остановило тебя? Ведь у тебя же уже дети были, понимаешь?
Закирова: Вот дети и остановили.
Синдеева: И ты на фоне детей, тебя несло.
Закирова: Да, меня несло. Меня несло, ты не представляешь себе как. То есть у меня было уже на то время два бэнда американских моих, где мы играли в каких-то американских уже клубах, я познакомилась с байкерами, с местными Hells Angels. В общем, была какая-то такая совершенно сумасшедшая история, sex, drugs, rock-n-roll во всем своем проявлении. При этом, конечно, я могла пройти, где-то что-то сломать ногой, кто-то на меня не так посмотрел ― я могу подойти, ударить.
В общем, вот такая была история. И в какой-то момент, когда был… Это передозом можно назвать. То есть была какая-то очередная сумасшедшая совершенно ночь, где я просто закрыла глаза, я помню, в клубе, в одном из клубов я закрыла глаза, и открыла их, и я увидела совершенно белую стену с часами, которые висели на стене, и такой звук «пик, пик». И я понимаю, что я нахожусь в госпитале.
И мне доктор говорит: «Хеллоу, ну как?». Я говорю: «А как я здесь вообще оказалась? Что, как?». У меня вообще такое ощущение, что я закрыла глаза и просто открыла. Она мне говорит: «Ты в течение семи часов лежала с открытыми глазами, и мы не могли тебя привести в себя». И доктор мне сказала: «В следующий раз мы тебя не вытащим. Так что думай: либо вот это все, что у тебя происходит, либо, если у тебя есть что»…
Синдеева: Терять?
Закирова: «…терять в своей жизни, продолжай». И все, и после этого я очень сильно перепугалась.
Синдеева: Испугалась?
Закирова: Я очень перепугалась. Я приехала домой, я помню, и я сказала, что… Я посмотрела в зеркало. Я никогда не забуду этот день, вот это очень, мне кажется, засело в моей жизни. Я говорю об этом, мне очень больно это вспоминать. Я посмотрела на себя в зеркало. Во-первых, я была очень худая, я была очень изможденная, я не замечала вообще ничего. Дети, правда, не видели меня никогда в таком состоянии.
Я посмотрела на себя в зеркало и сказала: «Все, все, я заканчиваю на этом все абсолютно». То есть у меня уже пошло до таких кардинальных…
Синдеева: А сложно было? Это же тоже непростой выход из всего этого.
Закирова: Это было сложно, конечно.
Синдеева: Что поддерживало?
Закирова: Я побрила наголо себе голову.
Синдеева: Что поддерживало?
Закирова: И я просто закрылась в доме. Я закрылась у себя, я не выходила никуда год. Я не курила, не пила, я окружила себя книгами, фильмами.
Синдеева: То есть такое перерождение случилось.
Закирова: Да, случилось. Просто совершенно точно: это моя вторая жизнь началась.
Синдеева: А скажи, ты детям об этом рассказывала потом?
Закирова: Конечно, рассказывала.
Синдеева: Когда?
Закирова: Конечно, я рассказывала, когда я посчитала нужным, что пора это рассказывать.
Синдеева: Пора.
Закирова: Потому что есть определенный возраст, когда ты не можешь какие-то вещи рассказывать, потому что дети не смогут понять тебя так, как хотелось бы. Потом, конечно же, я рассказала все абсолютно, конечно, преследуя цель, чтобы они не повторяли моих ошибок.
Но, слава богу, мои дети… То есть у меня не было такого, что я их воспитывала и говорила, например: «Вот это неправильно, этого не делай, я тебе не разрешаю». Они каким-то образом сами знали, потому что я сама так воспитывалась, потому что у меня никогда не было ремней никаких, меня никто не бил и не орал на меня. Ровно так же я воспитывала и своих детей.
Синдеева: А скажи, трое взрослых детей, да. Контакт близкий со всеми?
Закирова: Абсолютно близкий. И даже мама мне иногда говорила: «Доча, мне кажется, что у вас отношения как у друзей». Я говорю: «Мама, в этом нет ничего плохого». Потому что я знаю эту грань, потому что дети есть дети по-любому, они могут залезть тебе на голову. Я держала вот эту грань, я считаю, что это очень правильно, потому что на сегодняшний день мои дети мне рассказывают абсолютно все.
Синдеева: Класс.
Закирова: И если у нас в доме кто-то… Я не могу сказать о том, что мы ходили вот такие святые, нет. Мы слушали музыку, я не знаю, у нас был и мат в доме, и какие-то вечеринки, что-то происходило. У меня даже дочка маленькая, значит, мне звонит…
Синдеева: Какая, старшая?
Закирова: Младшая, Лейла.
Синдеева: Младшая?
Закирова: Да, самая младшая. Она училась в каком-то четвертом классе или третьем. Звонит учительница и говорит: «Здравствуйте, у нас был такой опросник, мы спрашивали детей, какая у них любимая музыка». «Ваша любимая группа» ― она говорит: «Rob Zombie».
Синдеева: Я не знаю даже.
Закирова: Rob Zombie ― это такой рок-исполнитель, да. Там у него очень неприличные слова есть в песнях.
Синдеева: А, понятно.
Закирова: И при этом… То есть у нас не было такого, что кто-то обронил слово и: «Ой, доча, этого не говори!». Они сами знали, где прилично это, где уместно, где неуместно.
Синдеева: А где неприлично. А что сейчас делают дети?
Закирова: Старшая моя сейчас полностью вообще…
Синдеева: Во внуке, в сыне.
Закирова: Да, она во внуке, в сыне, да. Мой сын учится в Академии кино, он учится и на…
Синдеева: На актерском?
Закирова: Он учится и на режиссерском, и на актерском.
Синдеева: В Нью-Йорке?
Закирова: Да, в Нью-Йорке. И он сейчас берет классы дополнительные, ему это очень интересно, по русской литературе классической и по…
Синдеева: А говорят на каком языке?
Закирова: На английском они говорят.
Синдеева: А на русском вообще не говорят?
Закирова: Вот сын очень плохо говорит, совсем плохо. Хотя он понимает, он понимает, но говорит плохо.
Синдеева: А ты старалась что-то делать, чтобы сохранить язык, или оно как-то так уже шло, и ты не стала?
Закирова: Я не стала.
Синдеева: Не стала, да?
Закирова: А зачем?
Синдеева: Нет, я как раз…
Закирова: Я попыталась в какой-то момент показать, например, им какие-то русские мультфильмы, да. Дочку свою младшую я научила писать, она может читать и писать по-русски. Показала какие-то мультфильмы, они не поняли. Но зато вот сейчас, именно вот сейчас, в их возрасте они их смотрят с удовольствием.
Синдеева: А сколько младшей дочери сейчас?
Закирова: Младшей 19. А младшая сейчас у меня бездельничает совершенно. Она не может никак найти себя. Абсолютно талантливый ребенок, она у меня поет.
Синдеева: Поет, да?
Закирова: Она у меня танцует, она могла бы быть очень хорошей актрисой, и я это говорю не потому, что это мой ребенок. Я очень не люблю тех родителей, которые говорят: «Да, это все вообще». Нет, все умеет, все может. Когда родился внук мой, она с ним нянчилась, такое ощущение, как будто она уже троих детей подняла. То есть к чему бы ни приложила свою руку. Какое-то время, очень долгое, занималась мейк-апом, у нее это замечательно получается. Но вот она бросает.
Синдеева: А сюда ты ее не хочешь к себе? Или она не хочет?
Закирова: Нет, я бы не рискнула ее сюда. Во-первых, 19 лет. Если бы ей было меньше, то это одна история, а тут дети совершенно уже другие.
Синдеева: А тоже, смотри, у тебя же появилась вот такая невероятная карьера здесь, да. Она у тебя поет, танцует.
Закирова: Они приезжают. Они приезжают достаточно…
Синдеева: Но ты не хочешь попытаться ее, не знаю, к тому же Максу привести и сказать «Вот смотри, давай попробуем»?
Закирова: Я не знаю.
Синдеева: Да?
Закирова: Я не могу. «Вот это мой ребенок, давай».
Синдеева: Вот Фадеев посмотрит нашу программу.
Закирова: «Так, доченька, ты дочка звезды, давай пой».
Синдеева: А он видел ее?
Закирова: Да. Они дружат.
Синдеева: Да?
Закирова: Да. И более того, я скажу, что ее бойфренд как раз пишет тексты для английского EP.
Синдеева: Да? То есть у вас вообще совершенно все музыкальные.
Закирова: Да.
Синдеева: В конце программы очень хочу про это спросить, потому что ты сама об этом рассказывала, что ты себя в какой-то момент называла ведьмой, ведьмой от ведуньи, а не от того, что ведьма, что у бабушки это было, да, и что у тебя есть вещие сны и так далее. А скажи, ты как-то это практикуешь?
Закирова: Здесь нет. Там, в Америке, у меня есть… Я не могу сказать, что это coven, ковен, но у меня есть наставница Адель.
Синдеева: Так.
Закирова: Она уже очень такая старая женщина, рыжеволосая, которая, собственно, и научила меня со всем этим совладать. Праздники ― это pagan holidays, это языческие получаются, да, праздники?
Синдеева: Да.
Закирова: Я их отмечаю, конечно. У меня Хеллоуин ― это любимый праздник, хотя, может быть, здесь это как-то воспринимается…
Синдеева: Нет, подожди, но это праздники. А вот что-нибудь… Хорошо, что-то наколдовать, знаешь.
Закирова: Что-то такое… Колдовать могу. Я умею.
Синдеева: Умеешь?
Закирова: Я знаю, да, как это все делать, и это все работает. Я не хочу в это углубляться. Но так чтобы прямо постоянно сидеть и что-то там творить ― нет. Я этим не занимаюсь. Я изучаю, потому что ведать ― это значит изучать до скончания своих дней, потому что ведающие женщины, мужчины должны знать, собственно говоря, все.
Синдеева: А скажи, ты как поняла, что в тебе есть вот это что-то? Я не знаю, как это назвать.
Закирова: У меня были такие моменты просто в жизни, когда… Вещие сны ― это просто я могу чуть ли не каждый день рассказывать. Что мне привиделось, то и происходило. Сначала я этого пугалась, когда была маленькая, а потом уже как-то это все… Я уже к этому даже привыкла.
Синдеева: А были ситуации, когда это помогало тебе или кому-то?
Закирова: Да, конечно.
Синдеева: Да?
Закирова: Были такие ситуации, да. И это очень такой грустный случай, я бы не хотела его рассказывать. Помогали ситуации такие, и все же есть такие вещи, которые мне не хочется озвучивать, потому что, может быть, это не воспримется правильно. Очень многие говорят: «Она сатанистка, у нее…», да, вот это все.
Синдеева: Конечно, когда не понимаешь, что это, то ты всегда пытаешься на это навешать ярлыки какие-то, понятно.
Закирова: Да. Вообще здесь очень любят навешивать почему-то ярлыки. Я когда только приехала, у меня спрашивали: «А вы кто, панк, гот или металлист?». Нет, я изучаю, конечно, мне очень интересна эта тема всегда.
Синдеева: Да?
Закирова: Да. Магия, оккультизм, какие-то оккультные науки.
Синдеева: Класс. Последний вопрос ― про музыку. Смотри, рэп сейчас активно развивается, не только в мире, в России. У тебя было желание попробовать себя в этом жанре?
Закирова: В жанре рэп?
Синдеева: Я не знаю, знаешь. Это сложно? То есть опять же как человек, который не поет…
Закирова: Это просто не мое. Если, конечно, потренироваться, то как-то, да, наверно, все же получится, потому что я талантливая девушка.
Синдеева: То есть ты не хотела.
Закирова: Нет, просто это не моя история. Это не будет для меня просто выйти и вот так свободно взлететь.
Синдеева: А кто тебе из российских сейчас вообще музыкантов, исполнителей нравится? Есть кто-то?
Закирова: Есть, конечно.
Синдеева: Кто?
Закирова: Я обожаю просто Инну Желанную, очень люблю SunSay, это потрясающие ребята. Иван Дорн.
Синдеева: А вот опять же если из этих модных рэперов? Оксимирон, Фейс?
Закирова: Оксимирон ― очень клевый человек. Мне очень нравится. Вот это, пожалуй, единственный, кто мне нравится, может быть. Баста.
Синдеева: А вот если бы они к тебе пришли и сказали: «Давай попробуем дуэт такой»?
Закирова: С удовольствием бы сделала. Дуэт бы сделала с Оксимироном и с Бастой, а все остальное ― да простят меня я не знаю кто, но у меня такое ощущение, что это все очень неорганично, это не… Могу сказать «наша история», потому что живу уже здесь, да?
Синдеева: Да.
Закирова: Это не наша история. И вот эти потуги и попытки что-то совершить и показать, мне кажется, у них терпят очень большое фиаско, во всяком случае, в моих глазах. Вот так.
Синдеева: У меня была Наргиз Закирова. Спасибо тебе большое. Мне было очень приятно.
Закирова: Спасибо.
Синдеева: И здорово, что ты пришла на интервью. Тебе не пришлось повторяться сильно?
Закирова: Нет, не пришлось.
Синдеева: Да?
Закирова: Мне было очень приятно пообщаться.
Синдеева: Я нашла какие-то другие.
Закирова: Первый раз в жизни, когда человек тебе смотрит в глаза. Огромное вам спасибо.
Синдеева: На самом деле мне все время эти бумажки мешают, потому что в бумажках нет вопросов, есть некая канва беседы.
Закирова: Да.
Синдеева: И, как правило, когда начинается беседа, то она идет совсем по-другому, да. Но ты хочешь оставить себе какие-то реперные точки. И я вот вдруг себя недавно тоже поймала, что даже при том, что я стараюсь смотреть в глаза, но у меня в руках эти бумажки, я понимаю, что это мешает и человеку, и мне. И я сейчас стала прямо максимально стараться.
Закирова: Вот поэтому есть такое слово ― профессионал своего дела, то есть профи. Вот вы… Ты!
Синдеева: Ты, да.
Закирова: Умеешь же как-то, да, и в глаза посмотреть, и бумажку засунуть. А вот это все равно талант, все равно талант свыше. Не все так умеют.
Синдеева: Спасибо, Наргиз. Мне очень приятно. Желаю удачи.
Закирова: Спасибо.
Синдеева: И если вдруг случится, вдруг случится дуэт, потому что в твоей жизни уже так было, когда ты о чем-то мечтала и оно потом случилось, случится дуэт с Оксимироном, например, или с Бастой, позови меня на премьеру.
Закирова: Обязательно. Обещаю. Все.
Синдеева: Спасибо.
Закирова: Спасибо большое.
