Лекции
Кино
Галереи SMART TV
Александр Цыпкин: «Деньги дают человеку свободу. И свободу творчества в том числе. И свободу ***** послать любого человека»
Публицист о пиаре, попытках понять женщин, агрессии в стране, захвате китайского литературного рынка и работе с Фараоном
Читать
45:07
0 43471

Александр Цыпкин: «Деньги дают человеку свободу. И свободу творчества в том числе. И свободу ***** послать любого человека»

— Синдеева
Публицист о пиаре, попытках понять женщин, агрессии в стране, захвате китайского литературного рынка и работе с Фараоном

В гостях у Натальи Синдеевой — публицист, пиарщик, создатель «БеспринцЫпных чтений» Александр Цыпкин. Поговорить успели почти обо всем — об индустрии пиара, выборе между заработком или выражением своей творческой натуры, воспитании детей, свободе через деньги, захватившей страну агрессии, попытках понять женщин и захвате китайского литературного рынка.

Синдеева: Программа «Синдеева» опять в бутике BORK на Смоленке. У меня сегодня в гостях, писателем сказал его не называть.

Цыпкин: Не надо.

Синдеева: Публицист, не знаю, как тебя тогда назвать.

Цыпкин: А вот нет для меня названия!

Синдеева: Александр Цыпкин. «БеспринцЫпные чтения», миллионы рассказов, которые сейчас расходятся по интернету. Все посты твои в Фэйсбуке и в Инстаграме читает огромное количество людей. На постах из Фэйсбука ты выпускаешь книжки. А до этого ты был пиарщиком. И, в общем-то, мы были с тобой знакомы в прошлой жизни, когда ты еще занимался пиаром разных компаний. У меня к тебе вопрос.


Про пиарщиков   

А вообще пиарщик – это еще нужная профессия?          

Цыпкин: Безусловно, да.

Синдеева: Почему?

Цыпкин: Я бы так сказал, что мне кажется в сегодняшнее время, когда смешались все профессии, есть три профессии, точнее, навыка, наверное, которыми должен обладать сегодня уже абсолютно любой человек. Любой человек сегодня должен быть айтишником. Он должен, ну, хорошо, не писать код, но, по крайней мере, очень хорошо разбираться, что происходит в айти.

Синдеева: Ты разбираешься?

Цыпкин: Нет.

Синдеева: Так, ладно.

Цыпкин: Не очень хорошо, чуть-чуть. Любой должен быть филологом в смысле знаний иностранных языков. Ну, нельзя сегодня не знать английский язык в совершенстве. Нельзя! Все уже, ты выпадаешь из мирового контекста.

Синдеева: Ты знаешь в совершенстве?

Цыпкин: Да, да. Ну, в совершенстве нет, но я в свое время работал синхронистом-переводчиком. Уже нет, я потерял навык, конечно, и это плохо. И третье – это пиарщик, потому что, так или иначе, любой сегодня руководитель компании, руководитель региона, да любой практически человек, он находится в публичном пространстве, хочет он этого или не хочет. Среднего уровня сотрудник – неважно. Любой специальности – инженер, врач – все равно попадает в публичное пространство. И навыки работы в публичном пространстве, они тебя могут утопить, а могут, наоборот, поднять на определенный уровень.

Синдеева: Но зачем ты-то, вот как пиарщик? Вот в том то и дело. Я как раз согласна с тобой, что человеку нужно обладать этими качествами – раз. Второе – сейчас нету проблемы, как, например, было 10 лет назад, когда тебе надо для того, чтобы озвучить какую-то свою позицию или свое мнение, высказаться, тебе нужно было вначале написать этот текст, и поэтому писались пресс-релизы какие-то, да? И потом еще где-то этот текст разместить. Сейчас этого не надо, не надо писать пресс-релизы. Ты открываешь свою соцсеть.


Цыпкин: И сам все делаешь, да.

Синдеева: Зачем мне, как вот… Я тебе могу сказать, на «Дожде» нету пиар-службы уже несколько лет и маркетологов. Любой пиар начинает замыливать суть.

Цыпкин: Как и любая дипломатия.

Синдеева: Ну, поэтому мне и кажется, что мир настолько меняется благодаря вот этой как бы открытости и возможности высказаться напрямую без посредников.

Цыпкин: Безусловно! Это особенно, кстати, касается творчества. Сегодня любой человек, он лишен необходимости каких-то дополнительных каналов или людей, которые скажут, это творчество, либо нет. Но с точки зрения пиара не соглашусь с тобой, потому что это точно такой же опыт, как и любой другой. Когда у тебя было 40 кризисных ситуаций, то ты в 41-ую знаешь, что делать, потому что знаешь 30 там, 40 предыдущих вариантов. А у тебя первая кризисная ситуация, и ты можешь спросить человека, он тебе скажет, знаешь, вот ты скажешь вот это слово, потом у тебя есть три варианта, что произойдет. Поэтому здесь, наверное, я все-таки с тобой поспорю. Второй момент. Ведь пиарщик – это не только человек, который придумывает идеи. Это человек, который обладает огромной телефонной книжкой. И поэтому ты не каждому человеку, даже когда тебе нужно будет свои интересы защитить, позвонишь. А от тебя человек может.

Синдеева: Почему?

Цыпкин: Ну, потому что, я не знаю, допустим у тебя там какой-нибудь… Когда, знаешь, вот представим себе, у тебя конфликт с другим СМИ. Возможно то, что ты не можешь сказать главреду другого СМИ, могут между собой сказать ваши пиарщики, решить как-то ситуацию и вам сообщить. И не будет ни обид, ни личных переживаний каких-то сильных, ни оскорблений. Они между собой все это сделали, эту ситуацию слепили, как адвокаты. Муж с женой разводятся. Зачем нужны два адвоката? Не только для того, чтобы объяснить друг другу, какие есть правовые последствия того или иного действия, а чтобы они между собой в агрессии и в войне не начинали драку. Два человека между собой, которые абсолютно индифферентны…

Синдеева: То есть, пиарщики – разруливатели конфликтов?

Цыпкин: В том числе. Это единственное, что он должен делать хорошо. Все остальное – это уже такое, дополнительная надстройка. Конфликт.

Синдеева: Понимаешь, вот мы как СМИ, постоянно сталкиваемся с этой проблемой. Когда нам нужен комментарий ньюзмейкера, и у нас есть любой доступ к ньюзмейкеру, мы можем ему позвонить. Большинство, естественно, позвоните в мою пиар-службу или моему пресс-секретарю.

Цыпкин: Да, да.

Синдеева: И получается говно, я прошу прощения.

Цыпкин: Не всегда.

Синдеева: В большинстве своем получается именно так. И потом, потом, когда вдруг выходит какой-то материал, какой-то репортаж с комментариями не ньюзмейкера, а этого человека, и все это вот у меня уже как у потребителя, вызывает полное недоверие!

Цыпкин: Есть люди, которые не могут быстро формулировать мысли по телефону. Они не способны.

Синдеева: Ну, вот, давай, еще такой пример. Вот, смотри.

Цыпкин: Хорошо! Ты хочешь сказать вот сейчас прямо-таки крамольную мысль, что не нужен господин Песков?

Синдеева: Ты знаешь, иногда лучше и не нужен был.

Цыпкин: Что Владимир Владимирович сам, да, каждый раз должен сам говорить? Не может, нет. Ты еще не берешь ситуацию, при которой пиарщик может быть человеком, которого, если что, его уберут и скажут: «Это он сказал, он был неправ, мы его уже уволили».

Синдеева: То есть, опять все время хитрость и вранье. Я вот как раз про, понимаешь, про то, что хочется, я понимаю, что не наступит идеальный мир.

Цыпкин: Ты собираешься в институт благородных девиц поступить, я не понимаю?

Синдеева: Нет, но я очень хотела бы, чтобы потихонечку… именно потому, что другой мир, в котором мы живем, потому что открытость этого мира совершенно другая, мы становились более честными, открытыми.  Иногда надо, чтобы он говорил сам. Это имело бы совершенно другую реакцию и другой там резонанс. Вот смотри. Вот есть Собянин. Можно, смотри, ругать его, хвалить, но реально Москва меняется. И я очень…

Цыпкин: Ну, все, конец тебе теперь.

Синдеева: А? Да, я, слушай, но я… Мне очень многое нравится, что меняется в Москве! Есть, что не нравится. Но то, что мы живем в другом городе, что меняется качество жизни, и мне приятней стало гулять по Москве, ходить пешком…

Цыпкин: Согласен, согласен.

Синдеева: …и ходить в прекрасные парки, все это есть. Но Собянин не дает практически интервью, публично не выступает,  я считаю, что он очень сильно проигрывает в электоральном смысле.

Цыпкин: Я, кстати, не знаю, почему он мало выступает. Он действительно хороший спикер, и действительно есть, что сказать. Я, более того, могу сказать, что информация о позитивных изменениях в городе, она пробивается с трудом.

Синдеева: В том-то и дело, понимаешь! Конечно!

Цыпкин: Люди вообще плохо воспринимают, что у нас что-то хорошо.

Синдеева: У нас была закрытая встреча, на которой Собянин объяснял и рассказывал, почему плитка, почему было принято решение, каким образом оно принималось, какие были аргументы для того, чтобы поменять асфальт на плитку. И, в общем-то, он нам всем все объяснил, и стало понятно. Дальше, понятно, на каком-то нижнем уровне плитку положили не ту, не так, это уже второй вопрос. Но нам все объяснили, и у меня все вопросы отпали, понимаешь?

Цыпкин: Согласен. Это правильно.

Синдеева: И я поэтому, я поэтому, ну, я там склоняюсь к тому, что вот как раз пиарщики, на мой взгляд, это отмирающая профессия вот в том контексте, в котором есть.

Цыпкин: Именно поэтому я ушел в авторы текстов.

Синдеева: Вот! А чем ты больше зарабатываешь сейчас?

Цыпкин: Конечно, текстами! Безусловно, даже не сравниваю.

Синдеева: Текстами, так, текстами, выступлениями. Расскажи, из чего складываются сейчас доходы публициста Александра Ципкина.

Цыпкин: Что, прям все?

Синдеева: Ну, я тебя не спрашиваю про цифры, хотя, если ты расскажешь, сколько стоит твое выступление, мне будет интересно, если это не такой секрет.

Цыпкин: Не скажу. Не имею права по контракту. Ну, немало. Частое выступление прям немало.

Синдеева: А частное, ты на корпоративах, на вечеринках тоже выступаешь?

Цыпкин: На вечеринках я ни разу пока, слава богу, и надеюсь, мне не предложат столько денег, чтобы я согласился, не выступал в ситуациях, когда люди сидят за столами.

Синдеева: Вот я хотела сказать, есть какая-то черта, цифра?

Цыпкин: Да. Нет. Ну, пока, слушай, знаешь, на самом деле, не цифра. Если у меня послезавтра случится беда, и эта беда будет выражаться в денежном эквиваленте, то, поверь мне, все пойдут выступать не то что под столы, а на свадьбе будут. Потому что у тебя беда. Вот меня сейчас, слава богу, ситуация, что такого нет, и я отказываюсь от любых предложений, когда мне говорят там, сможешь выступить на дне рождения? Нет. Но если частное мероприятие, и под меня сделают отдельный зал с театральной рассадкой, я приду, выступлю, да.

Синдеева: А, то есть, театральная рассадка это принципиально?

Цыпкин: Да, это принципиально.

Синдеева: А такое было уже, да?

Синдеева: И там была рассадка?

Цыпкин: Да, там была рассадка, они всех посадили, потом я еще музыку играл. Нет, бывало, конечно. Слушай, во-первых…

«БеспринцЫпные чтения»

Синдеева: Ну, а вот эти концерты, которые ты делаешь, концерты «БеспринцЫпные чтения» с твоими друзьями-артистами, они, это ваш самостоятельный бизнес?

Цыпкин: Да, как бы, у меня есть продюсер.

Синдеева: То есть, вы сами прокатываетесь, продюсируете?

Цыпкин: По-разному. У меня есть мой партнер Настя Приц, которая, в принципе, раскрутила всю эту тему. Есть ситуация, при которой мы самостоятельно продюсируем. Есть ситуации, когда нас целиком приглашают, покупают, и мы выступаем там в других городах, странах.

Синдеева: А у вас паритетные, я прошу прощения, гонорары с артистами?

Цыпкин: Очень по-разному.

Синдеева: То есть, у каждого свой продюсер договаривается?

Цыпкин: Это, каждый раз отдельная ситуация абсолютно, да. Но я всегда стараюсь получать меньше, потому что, особенно, если я работаю с большими звездами. Ну, не знаю, мы с Константином Юрьевичем Хабенским всю Америку проехали. Это был, нас вдвоем пригласили туда. Ну, вот, поэтому… А книги, про книги легко могу сказать.


Синдеева: Да, сколько ты зарабатываешь на книжках?

Цыпкин: У меня сто тысяч тираж.

Синдеева: Это первые книжки еще? Или это уже двух книжек?

Цыпкин: Ну, две книжки. Двух книжек, да. Но какие-то там еще есть.

Синдеева: Но это достаточно большой тираж.

Цыпкин: Это то, что меня подбило, значит, заниматься чтениями в театре. То, что сто тысяч – это большой тираж.

Синдеева: А приносит это?

Цыпкин: Ну, хорошо, я заработал на, там, в среднем у нас книжки заработают 20-30 рублей с одной проданной. Ну, можешь посчитать, 2-3 миллиона. Где-то так получается. Это, безусловно, не такие уж маленькие деньги, но дело не в этом. Охват. Что такое сто тысяч? У меня ролик…

Синдеева: Это я не могу тоже понять.

Цыпкин: У меня ролик с Козловским 5 миллионов посмотрело одного рассказа, если Фэйсбук и Ютуб вместе взять. И сто тысяч. Мне, как любому тщеславному и творческому человеку, важен даже не счет в банке, а количество людей, которые сказали, что это плохо, хорошо – вот это неважно. Которые про меня узнали. И я понял, что книги, они не донесут.

Синдеева: Ну, так что? Может, ты тоже уже Ютуб-канал свой сделаешь? Это же сейчас стало так модно.

Цыпкин: Ютуб-канал уже есть.

Синдеева: Какой?

Цыпкин: У меня свой Ютуб-канал.

Синдеева: А что ты там делаешь?

Цыпкин: Мои видео там выкладываются.

Синдеева: То есть, видео, которые?

Цыпкин: Пока немного. Понимаешь, я осознавал, что два года назад я читал не так хорошо, а вот сейчас после ста концертов я уже читаю, ну, в принципе, нормально. Вот это уже можно будет постепенно выкладывать на Ютуб. Но есть другой момент. Если я выложу очень много рассказов, люди перестанут ходить в театр на них. Поэтому из ста рассказов у меня десять или пятнадцать выложены на Ютубе, пять в исполнении Константина Юрьевича Хабенского, один Ингеборга, один Даня, есть Катя Шпица, один мой. И кто-то еще есть.

Синдеева: А для артистов, вот скажи, все-таки главный мотив, вот большие многие артисты, это ты их обаял, очаровал, дружишь, и поэтому они соглашаются? Или это хороший тоже заработок?

Цыпкин: Ну, во-первых, это сравнимый с театральными заработок. Он сравнимый, это точно, и даже с киношными. Точнее, это во-вторых.

Синдеева: Подожди, киношные все-таки, они с театральными не очень сравнимы.

Цыпкин: Ну, нет, театральные, почему? Если серьезный актер, он может получать достаточно хорошие деньги, мне кажется, в театре. Но дело не в этом. Мне кажется, во-первых, это интересный жанр. Когда ты читаешь рассказ, ты, у тебя есть возможность сыграть всех героев в этом рассказе. Это 10 минут всего. У меня специальные рассказы 5-7 минут, поэтому вот моя работа с Константином Юрьевичем, у него 4 отдельные абсолютно истории. С разными героями. Он там читает за женщину, за мужчину, за ребенка, за бабушку.

Синдеева: То есть, для него это творчески еще интересно?

Цыпкин: Мне кажется, что, ну, безусловно, он не стал бы, мне кажется, иначе соглашаться. Но лучше ему задать этот вопрос.

Синдеева: Константин, приходите ко мне в программу! Вот ваш друг Цыпкин здесь сидит!

Цыпкин: Мне кажется, сейчас очень важно рассказать как можно больше о совершенно блистательном фильме, выходящем в ближайшее время Константина Юрьевича, о фильме «Собибор». Про…

Синдеева: Вот, вот! Есть информационное поле.

Цыпкин: Ну, я, по крайней мере, расскажу про это.

Синдеева: Ну, ты уже скажи еще раз!

Цыпкин: Я бы очень хотел, чтобы Константин Юрьевич рассказал у тебя про этот фильм, потому что это событие. Это его режиссерский дебют. Я его уже два раза видел, я его все время вижу на новых стадиях доработки. Это, безусловно, замечательное художественное произведение.

Синдеева: Он там и играет тоже?

Цыпкин: Он играет, да, главную роль. Это, ну, практически, я считаю, это исторический факт. Это единственный не побег, а успешное восстание в концлагере, которое закончилось тем, что «Собибор» после этого восстания просто снесли. И поднял это восстание российский, ну, советский солдат, еврей по национальности. Фильм, ну, держит тебя, вообще не отпуская. И он совершенно неожиданный, как мне кажется. Я очень надеюсь, что его все посмотрят.

Синдеева: Режиссерский дебют получился?

Цыпкин: Мне кажется, да. Я не эксперт в кинематографе. Уверен, будут какие-то критические отзывы как всегда.

Синдеева: Ну, это…

Цыпкин: Есть несколько кадров, которые, я считаю, будут просто потом сто лет их вспоминать. Просто даже хотя бы кадров.

Синдеева: Ну, вот заявка на следующее интервью с Константином Хабенским. Я буду очень ждать, и на тебя тоже рассчитываю.

Цыпкин: Хорошо.

Синдеева: Смотри. Вот недавно в программе «Синдеева» была Яна Рудковская. И эта программа вызвала, ну, просто невероятную реакцию.

Цыпкин: Да, я закупил попкорн просто.

Синдеева: Да, со всех сторон. Но что меня и поразило, и расстроило, что аудитория, ну, в первую очередь, «Дождя», аудитория подписчиков, достаточно лояльных и к «Дождю», и к программе «Синдеева», и прощают мне иногда и ошибки, и какие-то не самые удачные интервью, но большинство людей просто категорически не принимают другую точку зрения.

Цыпкин: Это правда.

Синдеева: Уж если я позвала такого человека, то я должна его обязательно распять, дожать, переубедить. И меня это конечно, ну, невероятно поразило, потому что мне казалось, что мы, вот это меньшинство, должны быть здесь…

Цыпкин: Примером.

Синдеева: Примером!

Цыпкин: Толерантности. Борцы за толерантность не прочь посадить на кол любого, кто не толерантный, понимаешь? Я могу сказать, что сталкиваюсь с тем же самым, потому что я не причисляю себя ни к клану либералов, ни к клану патриотов. Я могу высказаться за Путина, могу высказаться против Путина. Ну, условного, да? В зависимости от того, насколько я считаю то или иное действие созвучно каким-то моим ценностям или моему мнению, и оставляю себе право быть, условно говоря, между, быть умеренным. Ненависть с обеих сторон абсолютно равная. Абсолютно одинаково ненавидят те и другие, причем, те, кто тебя поддерживали за предыдущий пост, за этот готовы тебя распять. Я тупо вообще закрыл комментарии в Фэйсбуке, мне надоело это все, вот. Я просто стираю любое несогласие в Инстаграме. Просто даже не хочу это читать. То есть, мне достаточно…

Синдеева: То есть, ты чистишь?

Цыпкин: Я вообще чищу. А зачем? Потому что я не считаю, что мои страницы в социальных сетях – это место какой-то особой такой дискуссии. Я высказываю свое мнение. Почему Телеграм замечательный? Вообще никаких комментариев! Просто.

Синдеева: Да. А у тебя есть свой Телеграм-канал?

Цыпкин: У меня был Телеграм-канал. Я его вел неделю. Назывался он «Взломанный Цыпкин». Там я сделал свое альтер эго, такой сумасшедший патриот чуть-чуть, понимаешь? Но потом что-то у меня как-то сил не хватило, сейчас запущу его обратно. Ну, не его, а…

Синдеева: Если не закроют Телеграм.

Цыпкин: Да, если не закроют «Телегу», да. Но в целом я могу сказать, что уровень агрессии в стране очень большой. Вот это, кстати, вопрос к государству в том числе, потому что невозможно при такой информационной политике ряда каналов не привести ситуацию вот к… Я думаю, они сами этого побаиваются, потому что вот изменение, скажем так, то, что когда ты воспитал внутри, когда внутри общества есть образ врага, то кто займет этот образ врага – это уже второй вопрос.


Синдеева: Угу, и как быстро может все повернуться в другую сторону.

Цыпкин: И, к сожалению, те, кого сейчас боготворят, очень могут легко попасть, к сожалению, на место врага. И то, что произошло в ситуации с Рудковской, да, это вот именно такой момент, когда там.. Я не все смотрел, но знаю, что ее линчевали за вопрос ребенку, ее линчевали за вопрос там дружбы с Кадыровым, по-моему, да? Ну, вот. Сам факт, что готовы линчевать. А вот почему готовы линчевать – это вопрос.

Синдеева: Притом, что она, то есть, что меня поразило, она была искренняя в своих ответах. Нравится, не нравится. И не пыталась врать.

Цыпкин: А мы не разрешаем иметь чужую точку зрения, к сожалению. Более того, опять же ситуация, при которой ты можешь быть, ну, условно говоря, я не знаю, за Сирию, но против Крыма, условно говоря, человек не может. Он может быть либо в одном стане, либо в другом. И все! Белое и красное! К сожалению, гражданская война, которая у нас началась, она не закончилась. Вот. Или когда, например, люди, которые целиком и полностью поддерживают действующий курс, и вдруг, я не помню, ездил Путин или нет на открытие стены Скорби, да, по-моему, называется?

Синдеева: Да.

Цыпкин: Так вот те, кто его поддерживает, они же сказали: «Какой кошмар!» И, главное, та же самая риторика: ему бояре все неправильно сказали, не нужно было туда ехать! Ну, что это такое?

Писательство

Синдеева: У тебя все твои почти рассказы, они про женщин. Ну, скажем так, много.

Цыпкин: Не все. Нет, стоп, нет. Четыре основных рассказа, за которые, там, скажем так, меня уж если кто и любит, то за них. Это «Томатный сок».

Синдеева: Который как раз с Козловским.

Цыпкин: С Козловским. Он про бабушку. «Кавычки». Он вообще про ситуацию, когда разделили все семьи, и что между ними происходит. Дальше «Окно». Он вообще про дедушку и внучку.

Синдеева: А, да, я помню, да.

Цыпкин: И «Список Феди», он вообще про рак.

Синдеева: Да, это очень крутой рассказ.

Синдеева: Ты считаешь, что они сделали тебе славу?

Цыпкин: Да, конечно. Ну, скажем так, вот читает Константин Юрьевич «Кавычки», и это ключевое место любого нашего выступления, какую бы хохму я не рассказывал.

Синдеева: Я с тобой про женщин хотела поговорить.

Цыпкин: Да, но! Я, конечно, я переживаю, потому что лучше я пишу про женщин.

Синдеева: Правда. Но ты очень много про них пишешь. И мне кажется, ты пишешь как бы позиции, что я-то все знаю. Да вообще, девчонки, я про вас все понимаю!

Цыпкин: Это образ художественный.

Синдеева: А понимаешь все-таки? Или бывают у тебя затыки-то?

Цыпкин: Невозможно предсказать рандомный код.

Синдеева: Та-ак.

Цыпкин: Понимаешь, да? Мужчину можно предсказать, потому что у каждого мужчины есть хоть какой-то алгоритм!

Синдеева: Примитивный.

Цыпкин: Примитивный, не примитивный. Хорошо, примитивный, договорились. Есть, среди нас примитивных, есть особо высокоорганизованные. С вами невозможно, потому что вот я тебя разложил сегодня полностью, да? Понял, какая ты, знаю все. А завтра уже другой человек. Все! У тебя все поменялось, все между собой транзисторы перестроились, и ты уже другой человек. И все!

Синдеева: И что мальчикам делать с нами?

Цыпкин: Ничего! Бояться. Любить.

Синдеева: А ты знаешь, ты где-то в интервью сказал, что надо всегда чуть-чуть больше себя любить, чем другого человека?

Цыпкин: Это да, сто процентов.

Синдеева: А у тебя получается?

Цыпкин: Ну, надеюсь, да. И, по крайней мере, чем больше я в этом успешен, тем, как мне кажется, лучше у меня со всеми отношения.

Синдеева: То есть, «чем меньше женщину мы любим»? Не так, да?

Цыпкин: Нет, нет, стоп! Не надо вот тут вот! Пушкин жил давно и был неправ. Я сказал именно о том, что себя нужно любить. Ты можешь человека очень сильно любить, просто себя чуть-чуть больше. И тогда в какой-то момент, когда возникнет конфликтная ситуация, ты примешь какое-то решение, которое тебе, ну, ты не позволишь себя, ну, там, не знаю, условно назовем это девальвировать, и тем самым тебя разлюбят за то, что ты девальвированный.

Синдеева: Ты где-то говоришь, что «я в соцсетях – это я», и, собственно, хорошо, что меня узнали как человека, потому что любой мой пост, любая информация – это я, это про меня.

Цыпкин: В том числе, да. Ну?

Синдеева: А в другом интервью ты сказал, что то, что, например, мы сейчас пишем с Оксаной Лаврентьевой, с которой у вас безумный роман проходит на глазах практически у всей светской Москвы, кого интересуют Оксана Лаврентьева и Александр Цыпкин, вы полностью… Ну, то есть, вы делаете это публично.

Цыпкин: Нет, стоп. Нет.

Синдеева: И то, что мы видим, это что? Это придуманные образы?

Цыпкин: Ты видишь только «Диалоги с котиком», правильно?

Синдеева: Ну, я вижу, нет, «Диалоги с котиком», ваши фотографии, разговоры про секс, из которого вы только вышли, понимаешь?

Цыпкин: Все! Нет, стоп! Ты видишь только «Диалоги с котиком»! Вот я прям…

Синдеева: Хорошо, про секс, когда вы…

Цыпкин: Я в вопросе пиар, я профессионал. Ты видишь только «Диалоги с котиком». Это создано нами, такой субинформационный продукт, сатирический. Написано это сатира на отношения.

Синдеева: Ты пишешь?

Цыпкин: Не, ну, я пишу процентов 60, а дальше 40 процентов редактирует все Оксана. Причем, вот у нас если и есть ругань, то из-за этого. Потому что это все неправильно, это мы все убираем, вычеркиваем. Она хороший редактор, надо сказать, прям очень хороший. И, к сожалению, потом читаешь комментарии, и видишь, что отмечают ее вот эти, ее фразы. И мне это очень обидно, потому что она это делает просто как хобби, а для меня это по идее работа с языком.

Синдеева: А, то есть, она в итоге лучше там?

Цыпкин: Она лучше, да. Вот это меня раздражает.

Синдеева: Так и что, это просто образ придуманный?

Цыпкин: Ну, смотри. Мы, когда поняли, что от нас не отстанут, просто первые же наши совместные фотографии…

Синдеева: Я не знаю, как не отстанут. Вы сами это все сделали, чтобы от вас не отстали.

Цыпкин: Нет, стоп, нет. Вот после первой фотографии вылилась сразу куча информации, и мы поняли: либо мы сами создадим контент про себя, либо за нас его создадут. В наших собственных аккаунтах нет ничего. Мы не даем ни одного интервью совместного, мы нигде не ходим, ни в какие проекты «Пара года» и всякая такая дребедень. Ничего нет вообще! Есть «Диалоги с котиком», это сатира, и это по сути дела такие сценарные зарисовки. Настоящие они или нет, мы никому даже не говорим. Есть какие-то настоящие, есть ненастоящие, но, разумеется, это образы созданные. И вот эти образы все обсуждают. Но нашей жизни это не касается. Вот и все.

Синдеева: Ты чувствуешь себя реализованным и успешным?


Цыпкин: Ну, да, слушай, ну, да. Допустим, у меня там действительно, наверное, сейчас по ряду направлений один из самых успешных проектов в этой области, да? И, ну, сейчас мы китайский рынок возьмем книжками.

Синдеева: Китайский?

Цыпкин: Меня уже на китайский перевели частично.

Синдеева: Там же миллиарды! Ты представляешь? Это тебе с каждой книжки проданной будут платить? А какой, «Беспринципный» перевели или?

Цыпкин: Перевели два рассказа, причем, это проект СПбГУ. Мною представили российскую прозу отечественную. Я – один из авторов, которых представили. Представляешь, какой позор?

Синдеева: И что ты про это думаешь? Ну, это же позор! Мы, кажется, извини, я… Но это же ужасно!

Цыпкин: Ужасно! Там еще, кстати, есть хорошие писатели помимо меня. Вот. Но это не я себя отбирал. Не я себя отбирал. Ничего не могу сказать по этому поводу. Стыдно, но что делать? Сейчас меня переведут, на французский уже перевели, переведут на английский.

Синдеева: Нет, то, что переводят, это хорошо. Ты можешь зарабатывать на этом деньги, это же здорово! Но то, что ты представляешь российскую литературу один.

Цыпкин: Плохо, да.

Синдеева: Да, ну, плохо.  Как ты считаешь, твоя литература останется в истории?

Цыпкин: Безусловно.

Синдеева: Вот она как останется? Как время, которое?

Цыпкин: Как время. Не как образец языка, безусловно, нет. Во-первых, останется ряд вещей, которые просто написаны про всех. Вот они, вот, знаешь, «Кавычки» про всех написаны, да? Вот эта ситуация, она настолько про всех, что ее… Как время, как слепок времени. Если я не напишу что-то еще большее. На нынешней базе уже можно там что-то и посерьезней написать. Конечно, мои рассказы это, я сижу в «Сапсане», набираю, особо даже не редактирую, если честно, ничего. Поэтому никаких претензий.

Синдеева: Это такое пренебрежение еще немножко, мне кажется, даже к профессии к этой.

Цыпкин: Ну, это же мой выбор!

Синдеева: Да, я понимаю.

Цыпкин: Да, но, с другой стороны, вот знаешь, мне сейчас пишут, у меня абсолютное неприятие критиками и абсолютное приятие читателями. Ты посмотри все рейтинги! Просто рейтинги: «Литрез» - 9-ка, «Озон» - 8,9. И так далее, и так далее. У меня сто аншлагов!

Синдеева: Ну, да, слушай. Но, ты знаешь, ты в каком-то одном интервью не сравнил себя, но ты привел такой пример, что вот Стас Михайлов – это искусство или не искусство? Но тетьки приходят, стадионы собирает, залы собирает? Рыдают! И это как-то, вот ты что, Стас Михайлов от литературы?

Цыпкин: Нет, нет, лучше рок-звезда.

Синдеева: То есть, ты считаешь себя рок-звездой?

 Цыпкин: Как ты понимаешь, я – адский сноб с точки зрения музыки, депишист и так далее, и так далее. Но каждый раз… А уж как я отношусь к шансону, это вообще отдельная история. Но каждый раз, когда при мне говорят, что что-то искусство, что-то не искусство, до того даже, когда я сам стал заниматься писаниной, я всегда говорил: «Ребят, если этот человек делает счастливым вот эту тетушку в Тамбове, то и слава богу! И поверьте, от него, значит, больше пользы!» Вот если он сделал сто человек счастливыми, они вышли…

 Синдеева: Ну, так почему ты тогда не считаешь себя Стасом Михайловым от литературы? Мы же не говорим про то, что ты…

Цыпкин: У меня тематика другая!

Синдеева: Ну, неважно. Но принцип-то же такой же? Ты делаешь счастливыми большое количество читателей. Критики тебя ругают, считают, что это не литература там. Быков тут, я увидела.

Цыпкин: О! Я представляю!

Синдеева: «Я не знаю, кто такой. Если бы я обсуждал другого Цыпкина, то мне было бы о чем с вами поговорить».

Цыпкин: Потому что мы с ним в рейтингах все время, особенно в этом, в книжном магазине «Москва», он находится между двумя моими книжками. Вот. Мы все время меняемся местами.

Синдеева: Дмитрий Быков сейчас, конечно.

Цыпкин: Слушай, нет. Я более того могу сказать, что я очень рад, что нам удается в наши «БеспринцЫпные чтения» приглашать других писателей. Потому что, безусловно, то, что серьезные авторы имеют тиражи 1015 тысяч – это позор.


Синдеева: Ну, это правда.

Цыпкин: Потому что люди год пишут настоящий большой роман, и 15 тысяч тираж. Это как? Вот. Поэтому я, по крайней мере, мы всегда открыты, мы приглашаем разных авторов.  У нас сейчас был большой проект благотворительный, чтения днем в фонд Константина Хабенского. Звезды читали рассказы там, мой рассказ был один всего лишь. Там была Маша Славина, там был Евгений Чеширко с «Дневником домового» - это очень смешно и очень трогательно, и как-то очень в ряде случаев жетско. Его читал Гармаш, это было очень круто. Потом у нас есть Александр Снегирев, он вообще русский буккер, лауреат. И он один из основателей «БеспринцЫпных чтений». Вот. Поэтому мы все время это развиваем. Андрея Аствацатурова мы читаем, его рассказы. И мне кажется, что тем самым мы каким-то образом еще позволяем людям узнать про, тем, кто по них не знал. У них своя аудитория, безусловно, но про них узнает моя. Но то, что, конечно, я должен вызывать у писателей серьезных и маститых, у ряда, причем, не у всех, больше раздражения, особенно у критиков, это правда. Я бы сам бы на их месте вызывал у себя раздражение. Но я изначально и заявлял, что я пишу для театра! Я пишу для кино! Я пишу для того, чтобы…

Синдеева: У тебя сейчас кино, у тебя есть новелла у Меликян.

Цыпкин: Да, и 6 короткометражных фильмов.

Синдеева: А вот эти где короткометражки?

Цыпкин: Они, так как все по фестивалям, то они еще не могут показать. Но вот мы на фестивале благотворительном «Экшен» у Оксаны, о, господи, у Светы Бондарчук мы вообще заняли первое место, поэтому гордые ходили.

Синдеева: Первое место по количеству денег собранных?

Цыпкин: Денег, да, собранных. И мы сняли вместе: Паша Капинос, Ксения Раппопорт и я, мы сняли по моему сценарию. Потом был фильм с Ингеборгой и с Верником, его Саша Олейников снял под руководством Резо (Гигинеишвили). Сейчас полный метр, если все получится, будет по книжке, по рассказу «Дом для свиданий». И вот я сейчас не могу сказать, что, но у меня большой проект с Александром Цекало.

Синдеева: Сериальный?

Цыпкин: Вообще не могу сказать ничего.

Синдеева: Ты не можешь, да?

Цыпкин: Ничего не скажу, но он, уже часть снята.

Синдеева: Хорошо, а ты видишь дальше свое развитие куда? В кино?

Цыпкин: Да я вообще могу надоесть через год, я открою.

Синдеева: Это я читала, «бар открою». Бар хочешь?

Цыпкин: Или чем-нибудь еще займусь. Бар обязательно открою, да. Я не привязан к тому, что сейчас. Я всегда в силу того, что из нас семерых детей, ну, родных и двоюродных моих, я единственный парень, я самый старший. То у меня всегда…

Синдеева: Все девчонки?

Цыпкин: Все девчонки, да. Поэтому у меня, честно говоря, всегда вопрос денег стоял, которые я зарабатываю, а я не очень талантливый бизнесмен, поэтому я зарабатывал всегда достаточно длительным трудом.

Синдеева: Чтобы помогать, поддерживать?

Цыпкин: Ну, помогать, поддерживать, иметь какую-то по возможности всех как-то, что-то сделать. Ну, вот. И поэтому для меня будет всегда вопрос финансов на первом месте. Это сто процентов. На сегодняшний день то, что я делаю, это самый для меня финансово успешный проект. Это сто процентов. Вот. Потому что есть и у меня сейчас ряд спонсорских контрактов грядет. Потом я понимаю, как с этим выйти на мировой рынок, потому что я уже получил одобрение западных издателей. Они сказали: «Да, это круто, это интересно. Мы это продадим на Запад». Вот. Поэтому никогда не будет вопрос стоять, литература ли у меня на первом месте. Это будут всегда короткие истории. Вряд ли напишу большой роман, потому что я не талантливый для этого и не способен создать такой большой мир. Во-вторых, мне кажется, это огромные трудозатраты, и не факт, что будет от них такая зрительская даже отдача. Дальше театр, кино, пьесы, сценарии, переработка моих рассказов в пьесы, о чем сейчас активно мы говорим с большим количеством…

Синдеева: С театрами.

Цыпкин: Да, с театрами. Есть запрос, потому что. Ну, я, мы же честно? Ты сказала, что я плохой писатель, но я хорошо пишу диалоги.

Синдеева: Слушай, я не сказала, что ты плохой писатель. Я считаю, что просто ты не можешь представлять Россию как писатель.

Цыпкин: Не могу. Это вопросы не ко мне, а кто отобрал мой рассказ в сборник для китайского университета. Не могу, конечно, представлять, но, представляешь, представлю?

Синдеева: Кого-то из современных писателей вот ты помнишь?

Цыпкин: Да я, честно говоря, у меня есть Пелевин и все остальные.

Цыпкин: Я так вот, я еще плохо начитан. Ко всему прочему я еще плохо начитан, ты понимаешь, да? Я могу поддержать беседу, но я же профессиональный дипломат. Меня учили на любую тему сразу высказаться.

Синдеева: А почему ты не пошел во врачи? Ты же вроде как хотел. Почему?

Цыпкин: Я – ***. Ну, то есть, как? Я – *** – раз. Меня запугали с детства – два. Потом, они все великие. У меня три поколения прям.

Синдеева: Великих врачей?

Цыпкин: Ну, два точно. Папа просто, он – гениальный врач, но так как он уехал в свое время, потом вернулся.

Синдеева: А кто он был?

Цыпкин: Он – кардиолог, да. Он не стал таким именитым, но с точки зрения того, что он делает с людьми, мне все звонят и говорят: «Я не понимаю, как это происходит!»

Синдеева: И он до сих пор работает?

Цыпкин: Да, он до сих пор принимает, причем так в Институте гриппа, в обычной клинике. Нет, а прадед и дед, они еще там с серьезными именами очень. Я как подумал, всех их обогнать нереально – это раз. Во-вторых, ну, я действительно нарушу протокол сразу же, и не нужно мне это. Я сразу же все перепутаю, кто-нибудь останется без, я не туда не то запихаю. Если в писательском труде или в пиаре это еще как-то возможно там отыграть назад, то в медицине нет. Поэтому я не пошел.

Синдеева: То есть, ты это прям понял в 17 лет?

Цыпкин: Да, да. Не в 17, я это рано понял достаточно. Я очень трезво оценивал, что я могу, что нет.

Семья и воспитание

Синдеева: Ты вот рассказывал, что рос в невероятной любви, огромная семья, все тебя любили, ты такой эгоцентрик. И это так кайфово, я прям читала, и ты говоришь, у тебя такое счастливое детство. Вот у меня оно было таким же. У меня тоже огромная семья, мои родители разводились, сходились.

Цыпкин: Это никого не волновало, да.

Синдеева: Появлялись новые семьи, все соединялись, все были вместе. Я была в центре этой какой-то…

Цыпкин: Чтобы ты понимала, когда я родился, у меня были живы все прабабушки и прадедушки. Я не говорю про бабушек и дедушек. Просто все абсолютно! Представляешь, как меня любили со всех сторон?

Синдеева: Да. А вот в связи с этим, вот опять же вернусь к Рудковской. Я просто так была ошарашена, что я не продолжила эту тему с ней. Это воспитание детей.

Цыпкин: Они – родители, и они решают. Смотри, я считаю, что я не имею никакого права, и никто другой не имеет никакого права вообще лезть в то, как отец и мать воспитывают ребенка, если это воспитание не нарушает Уголовный кодекс данной страны. Вот я не знаю, у нас можно по Уголовному кодексу ребенка в темной комнате оставлять или нет? Вот если нельзя, есть вопросы. Да, его можно там наказывать ремнем. Я просто эту статью даже не читал. Наверное, ремнем, кстати, нельзя. Я так думаю, по-моему, нет. Во всех остальных случаях есть отец и мать – все! Ни бабушки, ни дедушки, ни сестры, ни телевидение, ни комментаторы – это вообще никого не волнует!


Синдеева: Но вот ты считаешь, хорошо, воспитание в такой безусловной любви, которой ты был окружен…

Цыпкин: А думаешь, меня нет? Меня тоже наказывали. Меня что, в угол не ставили? Ставили. Нет, безусловно, любовь не означает, совершенно не означает вседозволенность. Меня в 14 лет папа отправил в Иерусалиме на улице «Кока-Колу» продавать. По жаре. Месяц. В Иерусалиме, когда там были, между прочим, такая не самая спокойная. Он сказал: «Иди работать!» Я, там, не знаю, я на стройке работал какое-то. То есть, я работал с 14 лет, не прекращая. Да, я там, естественно, в какой-то момент помогали в чем-то и так далее. Но у меня ощущение, что вот я постоянно должен. То есть, если у меня есть выходной день, я вдруг просыпаюсь, мне нечем заняться, меня начинает колбасить.

Синдеева: А скажи мне, пожалуйста, а вот к оценкам как относились родители? Это вот как бы, это было такой точкой внимания или нет?

Цыпкин: Нет. Ко мне относились плохо, когда я пытался кого-то, неправду какую-то сказать. К оценкам нет. Я, в принципе, нормально учился. Даже к там, к 11-ому классу. Я, по-моему, там с медалью не закончил, но почти. И до красного диплома мне не хватило одной какой-то оценки, притом, что я работал все время, пока учился. Я появлялся, дурака валял. Нет, у меня в этом плане достаточно было свободно все, все знали мои оценки. Свободно было также отношение к моему проведению времени. Было важно маме позвонить всегда, и до сих пор это важно, сказать, где ты и как. Вот. А так ты мог придти хоть в 8 утра. Я же попал на 90-е, на самые такие, на конец 80-х. я ходил в кирзачах и в ватнике на концерты «ДДТ». Я даже на концерте «Кино» был.

Синдеева: А я могу, кстати, анонс сделать. У нас на День Дождения, 8 лет, будет группа «ДДТ» и группа «Каста». Приходи в гости 26 апреля.

Цыпкин: А у меня – опс! – а у меня концерт.

Синдеева: Во сколько?

Цыпкин: В Питере. У меня концерт через день сейчас. Поэтому к оценкам относились спокойно, но у меня серьезно относились к воспитанию. Как кому говорить, что кому сказать. Я тебе могу сказать, что на меня ни разу не орали. Просто до сих пор отцу, просто интонация если его фразы поменяется, то у меня колени дрожат. До сих пор это, да. Я помню, недавно присылает смс, и я понимаю, то смс жесткое очень. У меня, знаешь, вот этот холодок вот здесь, я так: «Пап?» «Ой, я не тебе, я Машке». В смысле, сестре моей младшей. А я уже там! Поэтому на меня никто никогда не кричал, достаточно было просто сказать.

Синдеева: Посмотреть.

Цыпкин: Посмотреть, и я сразу все понимал. Поэтому нет вот такого. А вот относительно, это они разбираются, это их ребенок.

Синдеева: Политическая сатира ушла практически из публичного такого пространства. И понятны причины. Но вот мне кажется, в формате как раз таких выступлений театральных на там не очень большую аудиторию, мне кажется, это же жанр невероятно актуальный.

Цыпкин: Почему же? Разве? «Гражданин поэт» не ушел никуда же ведь?

Синдеева: Ну, вот он один фактически и есть.

Цыпкин: А нет ничего лучше!

Синдеева: Ну, вот а ты, например, тебе никогда не хотелось в эту сторону писать? Мне кажется, запросы аудитории очень высокие на это.

Цыпкин: Тут, во-первых, мне это не очень интересно, потому что вот это абсолютно временно. Мне интересно написать сатиру на отношения между мужчиной и женщиной, которая будет актуальна и через сто лет, и сто лет назад, да? Во-первых, реально ничего лучше, чем сделан «Гражданин поэт», не может быть в принципе. То есть, абсолютно гениальные стихи Быкова, абсолютно гениальные.

Синдеева: Сейчас Орлуша уже.

Цыпкин: Ну, сейчас Орлуша, да. Кстати, тоже. Ну, они разные, да? И те, и другие талантливы. У каждого свои впечатления есть. Есть вещи, которые мне нравятся больше у Орлуши. Наверное, в массе мне больше, наверное, нравится то, что… Это сложно сказать, ты мне сказала, я точно не могу понять, кто мне нравится больше, но и то, и другое очень талантливо, безусловно. Великолепное исполнение Ефремова. Ну, что тут еще сделаешь? Ну, какое? У нас уже есть свой Стив Джобс в этом вопросе как проект. Ну, что-то вылезать с этим? Ну, даже как-то, честно говоря… Зачем? Нет.

Творчество или заработок

Синдеева: Вот сейчас молодежь, творческая молодежь, у которой, например, есть какой-то талант к писанию, к сочинению, к музыке, в общем, у них есть возможность сейчас, как мы уже с тобой это обсудили, донести свое творчество до широкой аудитории, которая и оценит, и примет или не примет. И ты можешь очень быстро получить фитбэк. Но при этом есть определенный стереотип.   Надо вначале пойти получить профессию, иди там, не знаю, в юристы, экономист, пиарщик, дипломат, а уж потом занимайся этим творчеством. Вот как ты считаешь, как правильнее направить что ли эту молодежь? То есть, что им посоветовать и посоветовать этим родителям?

Цыпкин: Ну, смотри. Во-первых, возьмем мою ситуацию. Я до сих пор же не ушел из пиара. Я работаю со своими друзьями и с "Вертикалью" и "Вертикаль Капитал", в адвокатских историях, так и работаю, никуда это не бросаю, чтобы это было обязательно. И еще больше всего переживаю, чтобы они не сказали: «Слушай, ты со своей писаниной надоел уже, 20 лет партнерства, и, знаешь, достал». Вот я этого боюсь больше чем не проданных тиражей, я бы даже так сказал. Поэтому я, вот мой пример, что должна быть какая-то еще работа. Очень важно, как мне кажется, мужчина или женщина. Ну, мальчик должен все-таки зарабатывать деньги. Даже так, по-другому. Он должен делать все возможное, чтобы их зарабатывать. Есть люди, которые прекрасно работают и не зарабатывают. Есть. Есть такие специальности в стране, которые, к сожалению, не приносят достаточное количество денег. У нас очень искривленная система.


Синдеева: Представляешь, как ломается, да? Человек, может быть, был бы гениальным поэтом!

Цыпкин: Сейчас я закончу, подожди. Но есть пример. Фараон. Это просто сын моего очень хорошего товарища.

Синдеева: Фараон это репер такой модный.

Цыпкин: Да. Я помню, как он давно еще, я приехал только в Москву, и у нас там был один совместный проект, и он был там, ну, не знаю, я что-то делал, а он мне что-то помогал. И он очень талантливый парень именно в исполнении своих тогда было менеджерских обязанностей. Я не знаю, тогда ли он уже начал что-то сочинять или нет. Это вылезет. Ты не сможешь это сдержать. Если это по-настоящему талантливо, ты, работая, не знаю, пример: Розенбаум работал врачом на скорой помощи? И постепенно это вылезло. Или ребята из «Комеди-клаба», да?

Синдеева: Но специальность надо получить все-таки нормальную? Да?

Цыпкин: Мне кажется, во-первых, это позволит. Вот сейчас. Почему я рад, что у меня есть другая работа, которая пока еще финансово даже иногда сравнима? Потому что я не поеду читать под столы. Сколько бы мне ни предложили, я и так заработаю, да? Я не буду писать идиотские рассказы под заказ, потому что не это основной для меня источник денег. Если завтра все закончится, у меня есть своя работа. Когда у тебя есть возможность обеспечить себя другим трудом, ты в творчестве очень свободный человек. А когда у тебя этой возможности нет, то ты вместо того, чтобы писать новый альбом год, ты хреначишь по корпоративам и не вылезаешь из этого, из этой ситуации, к сожалению. Или ты работаешь, ты очень талантливый музыкант, но ты идешь в какую-то группу, которая хорошо гастролирует, но там тебе не дадут стать великим гитаристом. Деньги – такая материя, которая, неслучайно говорят, она дает человеку свободу. И свободу творчества в том числе. И свободу *** послать любого человека. Вот это очень важно. Не все могут себе позволить, потому что за ними стоят дети, родители, которых нужно поддерживать, да? А когда ты можешь любого человека послать! (50:53) Плюс, когда у человека есть профессия, он очень хорошо контролирует развитие. Потому что, безусловно, там огромная роль есть моего продюсера в этом успехе, ключевая, но то, что я тоже из бизнеса, это нам помогло найти общий язык. И у нас нет дискуссий. Я понимаю бизнес, и она понимает бизнес. Я начинаю говорить: «Вот так вот будет, потому что я творческий!» Я все очень четко понимаю, что можно делать, что нельзя. Поэтому в общем и целом я считаю, что человек должен получить профессию, а если он талант…

Синдеева: То это прорвется.

Цыпкин: Да. Но как только он понимает, что вот это уже его становится самовыражением, да? Либо это действительно он потенциально непризнанный гений, и жизнь его просто сломается, если ты его запихаешь в менеджеры компании. Просто сломается! И очень возможно, что ты скажешь: «Знаешь, я даже буду тебе 10 лет деньгами помогать. Но ты сама видишь, что это не очень важно!» Это как с ребенком в темной комнате, только другая сторона. Это твой выбор как матери, как сделать его счастливым. Потому что есть одна задача: чтобы он был счастливым. У меня нет никаких других задач. У меня нет задачи, чтобы он стал известным, неизвестным, да? У тебя задача, чтобы он был счастливым. И ты видишь, что для него самое важное для ощущения этого счастья. И дальше ты ему приводишь примеры. Слушай, а ты готов вот, условно, если про деньги, вот, не знаю, я перестала зарабатывать, не знаю, у папы не сложилось. И ты понимаешь, что я болею, и тебе нужно объявить сбор в интернете на операцию для меня. А ты пошел на ту профессию, которая тебе не дает ничего, но ты реализуешься. И вот в этот момент человек начинает задумываться. Черт! А я правильно сделал или нет? Потому что вот это тяжелый момент. Если ты все рассказала, он выбрал. Ты знаешь, даже гораздо, честно говоря, сложнее другой вопрос. Я его сам как интервьюер, часто задаю людям, особенно вот родителям. У тебя он сказал: «Знаешь, мама, я решил поехать на войну». И что ты будешь делать? Или, хорошо, военным журналистом. Ладно, не на войну. Военным журналистом решил поехать. И он попадает в Афганистан, в Ирак и так далее. У меня просто мой очень близкий друг – один из лучших американских журналистов на военную тему. Я его знаю, у нас еще даже родители вместе учились. Я не понимаю, как вот? Он говорит: «Это мой выбор». Вот это вопрос сложнее, чем вопрос творчества, тебе как маме.

Синдеева: Да.

Цыпкин: Отпустишь ты или нет?

Синдеева: Ну, конечно, отпущу. Ну, конечно, как бы это тяжело ни было.

Цыпкин: А кто-то не отпустит, и это нельзя критиковать.

Синдеева: Ну, да. Программа практически закончилась.

Цыпкин: Как? Я только разошелся!

Синдеева: Ну, вот. Ты уже отвечал на этот вопрос, но вдруг зрители об этом не знают. А вопрос интересный. Женщина непреклонного возраста – какая она? Это первая книжка Александра Цыпкина.

Цыпкин: Для которой чувство собственного достоинства важнее всех остальных чувств. Все.

Синдеева: На этой прекрасной ноте, мне нравится, наконец, у меня мужчина в программе. У меня был в гостях Александр Цыпкин.

Цыпкин: Спасибо тебе большое.

Синдеева: Смотри, мы с тобой сегодня не просто так пили вино, потому что сегодня BORK…

Цыпкин: Давай!

Синдеева: …дарит тебе эту удивительную штуку. Это коптильный пистолет. Вот этот сыр, который мы с тобой не могли есть, потому что мы разговаривали, даже попробовать, он – чувствуешь? – пахнет подкопченным. А это обычный сыр. Значит, очень там все просто. Это закладываются маленькие, как они? Щепки. Настоящие щепки прям. Они горят, начинает такой, знаешь, идти дымок.

Цыпкин: И пожарная сигнализация, и все, кранты!

Синдеева: Нет. С очень приятным запахом. И вот это можно любой продукт подкоптить. Вот BORK тебе дарит такой подарок.

Цыпкин: Спасибо, BORK, я подкопчу!

Синдеева: Будешь коптить пятки Оксаны Лаврентьевой.

Цыпкин: Да, закоптишь там, конечно, угу.

Читать
Поддержать ДО ДЬ
Другие выпуски
Популярное
Лекция Дмитрия Быкова о Генрике Сенкевиче. Как он стал самым издаваемым польским писателем и сделал Польшу географической новостью начала XX века