Юрист ФБК Любовь Соболь рассказала о рисках, связанных с ее политической деятельностью и жизни в России в целом, а также объяснила, почему была готова сесть под домашний арест летом 2019 во время московских протестов.
Синдеева: Я очень хорошо это понимаю и задаю тебе эти вопросы, потому что мне тоже часто задают похожие вопросы. У меня не так все, наверно, кошмарно, потому что за мной, слава богу, никто не следит, не ходит с камерой и так далее, но так или иначе тоже, в общем-то, не то чтобы спокойная жизнь.
Но я все время думаю про своих детей и про твою дочку, которая растет и перед которой, конечно, у тебя есть ответственность не только за то, что мама делает все правильно и она такая большая молодец, ей будут гордиться. Это, в конце концов, физические риски.
Соболь: Физические риски есть у всех жителей, которые живут в России. К сожалению, мы все не застрахованы.
Синдеева: Давай не про всех. Я про тебя.
Соболь: Если рационально подходить, да… Эмоционально, конечно, да, эмоционально, конечно, риск есть. Но если подходить рационально, то никто не застрахован. Сколько? У меня недавно был случай, когда мой друг, который политикой вообще не занимается, он ехал на такси, его остановили менты, его начали раздевать догола. Там не подбросили наркотики, но его проверяли на наркотики, специально так издевались над ним изощренно, раздевая догола, специально, чтобы он просто дал взятку и они от него отстали.
Это было ночью, он был беззащитный. Он позвонил мне и сказал, не знаю… Просто я сказала, что я его адвокат, на каком основании, начала с ними разговаривать просто с позиции какой-то юридической, не знаю, казуистики вот этой. И они тогда поняли, что у него есть защита, и от него отстали. То есть это человек, который не выходил на митинги, который не занимался политикой, не записывал видеорасследования против топ-коррупционеров, и он был полностью беззащитный перед силой государства. Так оказывается любой человек в нашей стране.
У меня наоборот, наверно, как бы грубо ни звучало, но, наверно, у меня чуть больше защиты перед вот этой полицейской государственной машиной, потому что я сейчас нахожусь здесь, я не в тюрьме, потому что у меня есть публичность, у меня есть какая-то гласность, есть люди, которые меня поддерживают, есть люди, которые готовы выйти, не знаю, за меня на улицы. И поэтому это, конечно, не стопроцентная гарантия, но какая-то защита все равно есть. И я понимаю, что Пригожин, который очень хотел бы физически ликвидировать меня, членов моей семьи, не может это сделать.
Синдеева: Тебе бывает страшно? Вот по-честному.
Соболь: Мне было страшно за мужа, когда на него напали.
Синдеева: Напали.
Соболь: Мне было страшно. Мне было страшно смотреть видео, которое было снято в подъезде, с камеры с подъезда нашего дома, как это все происходило. Да, мне было страшно.
Синдеева: Как ты, что ты сделала с этим страхом? Я помню тоже, у меня был период такого первого давления на Дождь, когда мне в какой-то момент тоже стало страшно физически. Я просыпалась ночью, мне страшно, я ходила, не знаю, оглядывалась. И я вдруг в какой-то момент поняла, что нет, я не могу жить в страхе. Я не могу бояться, да, и я просто, не знаю, провела какую-то с собой работу внутреннюю, и поняла, что не могу бояться, и выдохнула. Но это потребовало от меня больших усилий.
Соболь: Я не могу, наверно, стать каким-то примером того, как победить страх, потому что вот за себя… Да, я сказала, что мне за мужа было страшно, было даже не столько страшно, сколько я видела, как мой муж оседает на асфальт, как ему становится физически плохо. Меня, конечно, это внутри… У меня все клокотало внутри. Но за себя, как животный страх того, что я боюсь, что мне сделают физически больно или как-то еще, что меня посадят в СИЗО или в тюрьму ― у меня никогда его не было. Даже наоборот…
Синдеева: А ты готова сидеть в тюрьме?
Соболь: Как бы пафосно ни звучало, я готова была. Я была готова, я думала, что меня этим летом посадят под домашний арест, я была прямо готова к этому. Мне сообщали адвокаты и говорили, что сейчас по делу о массовых беспорядках, которое на тот момент цвело и пахло, которое развивалось, оно еще не было прекращено, там нужен был организатор. Меня допрашивали ночью после очередного ареста именно по делу о массовых беспорядках, причем фигурировали два числа ― 27 июля и 3 августа, то есть события, они, видимо, планировали это дело как-то распространить уже на две этих акции. И, скорее всего, планировалось, наверно, что я буду организатором, потому что им нужен был организатор.
Я думала, что меня посадят под домашний арест, но я поняла, что я не буду его соблюдать. Я понимала, что я не буду его соблюдать и меня посадят в СИЗО. Я была готова к этому морально. Я не знаю, вот когда меня спрашивают журналисты вообще, боюсь я или нет, это очень частый вопрос, особенно от каких-то западных журналистов.
Синдеева: Так он же очень естественный.
Соболь: Потому что они не привыкли, западные журналисты, что есть люди, которым угрожает, я не знаю, убийца. И я поняла для себя, я анализировала, я сначала пыталась как-то говорить: «Да, мне страшно, я с этим борюсь». А потом я поняла: зачем я вру, как-то лукавлю? Мне не страшно. Я потом начала думать: а почему мне не страшно? И поняла, что я фанатик. Вот я фанатик идеи.
Не бойся быть свободным. Оформи донейт.
