Евгений Цыганов: «Говорят, Серебренников — преступник. Ребята, мы все преступники»

Синдеева: Программа «Синдеева» опять в прекрасном бутике Bork. У меня сегодня в гостях актер Евгений Цыганов. Женя, здравствуйте.

Цыганов: Здравствуйте.

Синдеева: Женя, вы не так много даете интервью. Я, когда готовилась к программе, мне потребовалось много чего посмотреть, почитать, но оказалось, этого не так много, и о вас не так много что известно. Поэтому я сегодня постараюсь задать разные какие-то вопросы, потому что я поняла, что наверняка не только мне, а и зрителям тоже интересно что-то про вас понять, потому что вы крутой актер, востребованный актер, все вас знают как театрального актера, как киноактера, а вот как человека мало знают. Почему? Вы специально?

Цыганов: Может, я не такой интересный человек в жизни просто?

Синдеева: Это вы сейчас кокетничаете?

Цыганов: Может быть, на сцене я значительно интереснее.

Синдеева: Вы осознанно себя из этой публичности убираете?

Цыганов: Я не знаю. Когда мне говорят о том, что интервью — это часть профессии, и какие-то фотосессии, и позирование на прессволлах и прочем-прочем это часть профессии, я, честно говоря, в этом очень сомневаюсь. Я учился в театральном вузе, я его заканчивал, и у меня написано, что я профессиональный артист, не учили нас ни давать интервью, ни позировать фотокамерам, и занимались мы совершенно другими делами. Знаете, я об этом не жалею. Мне кажется, у нас была интересная учеба, и мы делали какие-то любопытные вещи, и мне этого, в общем-то, было вполне достаточно для освоения того, чем я сейчас занимаюсь.

О СЕМЬЕ И ДЕТСТВЕ

Синдеева: Но вы совершенно не из творческой семьи, да? То есть родители никакого отношения к театру не имели. Как вы, когда вы такое решение для себя приняли, что вот театр это ваше?

Цыганов: Ну, сказать, что совершенно не из творческой семьи, так нельзя, потому что, я считаю, что мои родители очень творческие люди.

Цыганов: Мама училась в институте культуры, у нее был такой момент, она вела какие-то концерты, еще что-то. То есть она всегда была где-то рядом, и всегда ей это было интересно. Папин род имеет отношение к семье Образцовых, это наши родственники. Всегда для нас Образцов, его театр, это было что-то…

Синдеева: Все-таки, значит, есть.

Цыганов: Это было что-то семейное, что-то близкое и важное в нашей жизни.

Цыганов: У меня есть старшая сестра, она училась в музыкальной школе, и училась она хорошо, в отличие от меня. Ей даже, у нее были какие-то перспективы серьезные, музыкальные, как у пианиста. Она для себя выбрала стезю педагога, педагога начальных классов, в итоге она сейчас тоже занимается журналистикой, выпускает журнал. Но когда мне было три года, в общем, все было предрешено за меня, и я в три года пошел в музыкальную школу. И дальше музыкально-хоровая школа «Восход», дети из которой играли в «Театре на Таганке», потому что она находилась на Таганке, мы росли на Таганке. Соответственно, когда в театре нужны были дети, а такое иногда происходит, то они удобненько шли в эту музыкальную школу и набирали себе детей. И таким образом в девять лет я оказался в «Театре на Таганке», провел там четыре года своей жизни.

Синдеева: То есть все было логично.

Цыганов: Да, все было в таком… То есть когда я пришел в сознание, я уже был артистом «Театра на Таганке», и у меня было четыре названия, как говорят в театре.

Синдеева: А что значит «четыре названия»? Четыре спектакля?

Цыганов: Четыре спектакля, да. И соответственно, у меня были какие-то поблажки в музыкальной школе, потому что знали, что я не всегда могу быть, потому что у меня спектакли вообще-то… В школе в обычной тоже не так чтобы все гладко шло, потому что все знали, ну, парень вообще-то играл спектакль, не высыпается, не знаю что.

Синдеева: Использовали эту ситуацию?

Цыганов: Безусловно. Может быть, неосознанно. Но в общем, в какой-то момент стало понятно, что учусь я отвратительно, в театре я уже перерос детский вот этот возраст и уже, наверное, играть детей неприлично, лет в 12-13, и надо было что-то предпринимать, какое-то решение. И я поступил в Московскую международную киношколу, с ребятами, с которыми мы до сих пор общаемся, и с Юрой Колокольниковым, и с Пашей Капиносом…

Синдеева: Оператором.

Цыганов: И много ребят, которые стали продолжать работать в театре, кино, кто-то не стал продолжать. Вчера я смотрел фильм нашего киношкольца Саши Строева, который тоже продолжает что-то снимать, может быть, не так это все на слуху, но тем не менее…

Синдеева: Как режиссер?

Цыганов: Да. Тем не менее, мы как-то общаемся и пытаемся друг друга поддерживать, что-то видеть, наблюдать, как это все происходит. Сейчас у меня дочь старшая учится в киношколе, и ей там интересно.

О ДЕТЯХ

Синдеева: Не могу не спросить про детей, потому что у Жени восемь детей, и это при возрасте…

Цыганов: И сделайте пошире глаза еще.

Синдеева: Это вызывает невероятное и восхищение, и уважение, потому что это невероятная ответственность, так, по-честному.

Цыганов: Ну, это может вызывать все, что угодно. Это вызывает возмущение, раздражение, я не знаю, все, что угодно. Но факт есть факт, да, у меня есть дети, они прекрасные, у них у всех разные характеры.

Синдеева: Как вы их воспитываете, расскажите. Они же все разные, мальчики, девочки, они же вообще все разные. Вообще, есть какие-то хитрые приемы…

Цыганов: Они все разные, но я могу сказать, что они воспитывают меня, я воспитываю их, поэтому про приемы я не могу вам сказать, это было бы неправильно. Я в какой-то момент с детьми, когда они были еще совсем маленькими, старшие мои дети, оказался в школе Монтессори, в которой… Это даже не школа, а скорее как клуб существует, в котором существуют по такому принципу, что ребенок… Есть очень много всего, вот песок, вот стекло, вот вода, и ребенок сам выбирает, что ему интересно. И задача родителей сделать так, чтобы просто он… отвечать за его безопасность и не мешать ему. Ребенок должен делать свой выбор, он должен быть интересным, ему не надо навязывать, куда идти. Хотя иногда приходится, ты все равно все время возвращаешься, а что там с музыкой, а что там, а будем ли мы заниматься живописью, а давай мы что-то попробуем здесь, что-то попробуем так. Но не знаю, я трудно переношу какое-то насилие, и, соответственно, не могу детей к чему-то там… Это моя проблема, наверное.

Синдеева: Почему проблема? Может быть, это и здорово?

Цыганов: Не могу быть вполне строгим таким папашей, который будет их куда-то толкать, тащить и прочее.

Синдеева: А бывают ситуации сложные, когда действительно есть что-то, что нельзя? Вот как в этой ситуации вы поступаете? Вообще, как-то объясняете?

Цыганов: Я разговариваю, да, мы пытаемся договориться. Иногда ощущение, что тебя не очень воспринимают, но есть всегда надежда, что какие-то твои… эмоционально как-то это попадает, да.

Синдеева: Подарки какие-то дарите? Вот сейчас Новый год…

Цыганов: Нет, никогда. Какие подарки, это же дети.

Синдеева: Ну какие, я не знаю... Вот смотрите, опять же, такая сейчас дилемма: понятно, что гаджеты, и взрослые, и дети в гаджетах сидят, в телефонах, выключить это уже невозможно практически, это часть нашей жизни.

Цыганов: Да, понимаю. Я сам очень зависимый человек. У меня очень страдает мой сын, который в первом классе, что ему никак…

Синдеева: Без телефона?

Цыганов: Все с телефонами, а он без телефона. И, видимо, придется все-таки ему… Все знают о том, что это будут игры, и что это будет трудно, это, конечно, целое решение. Целое событие, решиться на то, чтобы… Потому что все равно он сидит в iPad, в компьютере, он разбирается в этом значительно лучше меня, но, видимо, все-таки…

Синдеева: Да, это часть уже, к сожалению, которую никуда не деть, и…

Цыганов: Может быть, к сожалению, есть родители, которые об этом вообще не задумываются, или, наоборот, считают, что это правильно, что ребенок должен получать все самое продвинутое, все самое, что вот сейчас есть, и если ему это не запрещать, то он будет к этому проще относиться. Но фактически, ты наблюдаешь, что если ребенку дать iPad с ощущением, что скоро он наиграется, этого не произойдет, там невозможно наиграться, это пропасть, это очень круто, то, что там происходит.

Синдеева: Все вместе садятся за стол, обедать-ужинать, в этот момент, это тоже проблема, как в этот момент избавиться от этих гаджетов?

Цыганов: Ну, это как раз возможно. Это можно договориться, и если есть какие-то маленькие традиции, я не буду делиться всеми…

Синдеева: Секретами?

Цыганов: Секретами, как это происходит лично у меня, но, в общем-то, есть такое понятие, как вечернее чаепитие, когда все садятся и обсуждают, что у кого произошло, и, в общем-то, даже детям это интересно. В киношколе, в которой я учился, это называлось рефлексией, то есть когда вечером все садятся и обсуждают, что было днем, и как с этим жить дальше, главный вопрос.

Синдеева: А вы делитесь тоже?

Цыганов: С тем, что у меня происходит?

Синдеева: Да. С детьми, вот в этом круге?

Цыганов: Да, это как часть вот этого разговора.

Синдеева: Даже тем, что, например, волнует по-настоящему?

Цыганов: Тем, что я сегодня для себя открыл. Это бывает, это не то, что каждый вечер происходит, но периодически такие вещи, да, случаются. Вообще, конечно, есть такая штука, что с каждым ребенком надо проводить время, вот именно конкретно с ним, когда их много, это немножечко возникает сложность, чтобы тет-а-тет это происходило, но я стараюсь находить такую возможность, чтобы как-то выцеплять их по-одному и что-то, какие-то вопросы волнующие решать.

Синдеева: Они друг друга уже тоже как-то там, наверное, воспитывают?

Цыганов: Ну, они друг друга воспитывают иногда жесткими методами, но конечно, конечно.

Синдеева: Вообще, это удивительный опыт, правда. Я вот так, по-человечески, наверное, это огромная ответственность, но по-человечески завидую, что у меня уже нет такого опыта и не будет.

Цыганов: Who knows?

О ТВОРЧЕСТВЕ

Синдеева:  Понятно, что нужно содержать такую большую-большую семью, с таким количеством детей. Понятно, что с одной стороны профессия, слава богу, артист, ты хороший артист, ты сейчас востребован, сейчас много снимается фильмов, и, наверное, фильмы, в первую очередь, приносят деньги. Но насколько вы всеядны, или все-таки позволяете себе отказываться от чего-то?

Цыганов: Быть всеядным невозможно, потому что можно попасть в какую-то такую кабалу, в которой ты… Не всеядный.

Синдеева: Отказываетесь?

Цыганов: Да. Иногда, может быть, отказываюсь от того, от чего и не надо было бы отказываться, всегда есть какой-то риск и в одну, и в другую сторону. Но никто мне не запрещал принимать какие-то решения, думать, взвешивать, читать сценарии в конце концов. И тоже, сценарий — это не гарантия того, что это будет хорошо или плохо, например, потому что иногда сценарий бывает такой, полусуществующий, но в силу команды, которая вокруг этого собирается, вдруг возникает что-то любопытное. Иногда бывает, у меня такое было, когда ты подписываешься на какую-то работу и знаешь, что завтра уже первый съемочный день, и понимаешь, что ты этого не хочешь.

Синдеева: То есть вы изначально не хотели себя заставлять или как?

Цыганов: Что ты вдруг понимаешь, что ты согласился, что это делают какие-то твои друзья-приятели, что в этом даже есть какая-то любопытная затея, но как-то так все сложилось, вот к этому моменту, что ты понимаешь, что тебе не хочется, чтобы эта история запускалась и начиналась. А в итоге ты приходишь на площадку и происходит, происходит какой-то интересный процесс, такое тоже бывает.

Синдеева: А было такое, что вот в чем-то вы поучаствовали, а потом жалели? Не знаю, вот не хотели, чтобы это было…

Цыганов: Было, но, наверное, это тоже неправильная какая-то история. Если уже взялся — бей, то есть ты уже вошел в эту историю, будь любезен, а дальше уже, произошло, не произошло, ну, знаете, по-разному бывает, мы взрослые люди, мы все понимаем.

Синдеева: Вот сейчас очень же много в творческой среде разговоров про, с одной стороны, про конъюнктуру, с другой стороны, про политический заказ, с третьей стороны, про государство, которое влияет на нашу культуру, которое, условно, платит деньги и считает, что оно заказывает музыку, и понятно, что за последнее время много дискуссий на эту тему и ярких скандалов.

О ВЫБОРЕ

Так у меня вопрос, как к артисту: вопросов к артистам на этом уровне практически не бывает, потому что, опять же, артист, он сегодня играет Сталина, завтра Гитлера, послезавтра, не знаю, маньяка какого-то, это профессия. Есть ли для вас этот выбор, что, допустим, вы читаете сериал, в котором вы должны сыграть человека, которого вы бы не хотели, например, чтобы идеализировался какой-то герой, который…

Цыганов: Ну, ты можешь отказаться, конечно.

Синдеева: Ну вот для вас…

Цыганов: Но есть команда, изначально, есть… У нас сейчас эпоха, и не только у нас, во всем мире так происходит, продюсерское кино, когда продюсеры заказывают то, что они хотели бы видеть. И профессия режиссер, она, получается, уже немножко отодвинута на второй план. Я вообще в семидесятых родился, когда был золотой век кино, и когда все-таки режиссер это была центральная фигура, и мне интересно, с кем я работаю, и что этот человек пытается рассказать. Это может быть очень поверхностная и глупая история, но она может быть талантливая, или претендовать хотя бы на это.

А может быть история такая, совершенно правильная по мысли и по… этому самому, но пошлая, понимаете, и эта грань пошлости, она… не очень точно ее можно поймать и сформулировать. Поэтому какие-то вещи изначально ты просто видишь, что это дело. Я вот ставил спектакль «Олимпия», по пьесе Оли Мухиной, и обратился к Андрею Бартеневу, который…

Синдеева: Художник.

Цыганов: Художник, да. Мне нужны были его костюмы, и была часть его, мне нужна была с спектакле для какого-то подчеркивания времени и такого вот эпизода. И Андрей прочитал пьесу и сказал: «Женя, я не понимаю, что это. Что это, заказ? Это вообще про что? Про что эта история?». Я говорю: «Андрей, это история про реку». Он говорит: «Да, я, честно говоря, тоже подумал про реку, когда прочитал».

Синдеева: Про реку, которая…

Цыганов: Река. Река, вот Москва-река. Там есть образ реки, которая течет, и говорится о том, что происходит очень много событий. Там история, которая проходит 40 лет главного героя, который от рождения до этих сорока лет ее проживает вместе со страной. И есть река, которая за окном. И меняется власть, меняются идеалы, разрушается страна.

Синдеева: Система.

Цыганов: Строится другая страна, разрушается семья и так далее. Разрушается этот главный герой, который попадает в какую-то зависимость, еще что-то. Но река, она продолжает течь, вот это там, и никто никогда ничего с ней не сделает, говорит бабушка, которую играет Екатерина Сергеевна Васильева. Вот есть эта река, и мы можем сколько угодно чего-то суетиться, грызться, гавкать, ненавидеть друг друга в этом…

Синдеева: Искать смысл.

Цыганов: Разделяться на какие-то лагеря, и прочее, и прочее. Может быть какая-то идея, которая вам лично претит, ну, не участвуйте в этом. А что касается какой-то пропаганды… Пропаганда работает на недалеких людей, наверное, все-таки, ну, так вот, впрямую, если вам что-то скажут. Иногда это граничит действительно с пошлостью, вот и все. Когда я прихожу в детский сад и вижу на входе сразу портрет президента, герб, гимн и прочее, я понимаю, что, наверное, это патриотическое воспитание, но мне кажется, что в детском саду, как ни странно, должны быть персонажи мультфильмов и каких-то героев других. Ну что им президент, понимаете? У них есть Буратино, есть настоящие герои какие-то, к которым они могут стремиться. Ну, или антигерои…

О ПОЛИТИКЕ

Синдеева: А у вас какие отношения с политикой вообще?

Цыганов: У меня нет отношений с политикой, у меня своя, внутренняя политика.

Синдеева: Да, но она же касается всех нас. Вот сейчас дело Серебренникова, «Седьмой студии», это же политика тоже. Вот как от этого абстрагироваться?

Цыганов: Вы знаете, я, наверное… Совсем абстрагироваться и закрывать глаза, это неправильно, конечно, нужно пытаться разобраться с тем, что происходит, для себя, внутренне. И я пытаюсь ответить на вопрос — что, собственно говоря, происходит. И мне с разных сторон кладется информация: происходит вот так ли, или происходит так, человек украл деньги или просто его там… он там что-то неправильно… Я понимаю, что эта какая-то большая интрига, и стороны этой интриги для меня непонятны, я не в теме, и думаю, что как бы глубоко я в эту тему ни углубился, я все равно в ней не разберусь. Есть, безусловно, какие-то заинтересованные стороны, и в том, и в другом. Для меня то, что Кирилл находится там, мне действительно странно. Мы все знаем, наша страна так была всегда устроена, что у нас всегда были сложные отношения с финансами, и с налогами и прочее.

Синдеева: То есть система была во многом так устроена.

Цыганов: То есть можно докопаться до каждого человека и увидеть, что он в чем-то где-то «косячил». И я знаю, со своего осознанного возраста понимаю, что если я вижу милиционера, то мне не по себе становится, что я чувствую себя виноватым, хотя, может быть, я особо там ни в чем и не виноват перед ним. Поэтому то, что есть такое показательное выступление, и то, что Кирилла…

Синдеева: Тоже показательно, да.

Цыганов: Вот говорят — вот он, преступник… Ребята, мы все преступники. Ну, давайте честно, вот те люди, которые его судят, я не верю в то, что они чисты перед законом и перед богом.

Если бы, например, меня посадили под домашний арест, то, наверное, я бы, думаю так, я бы стал искать причину в себе. Может быть, даже не внешнюю причину, еще что-то. Значит, так должно было произойти. Я знаю, что когда Бродский оказался в ссылке, и он вернулся из этой ссылки, он говорил, что для него этот период времени был самым чистым, самым каким-то прекрасным и важным.

Синдеева: Ой, не знаю, что чувствует Кирилл…

Цыганов: Из того, что произошло в Москве, я не знаю, что чувствует Кирилл, я знаю, что Тупак Шакур написал в тюрьме свои самые выдающиеся альбомы. Это тоже не в том смысле, но я верю в то, что какие-то процессы, они происходят ровно так, как они должны происходить, хотя они могут выглядеть абсолютно дико. Может быть, я сейчас выхожу в другую категорию взгляда на этот процесс, но, к сожалению, так случилось, что мы с Кириллом не являемся ни большими друзьями, никогда вместе не работали, я не могу…

Синдеева: Со стороны видишь эту ситуацию по-своему.

Цыганов: Да. Вот со стороны, конечно, я испытываю какое-то колоссальное сочувствие, конечно, я не верю в то, что проблема в деньгах.

Синдеева: Конечно.

Цыганов: Но все, кто что-либо когда-нибудь делал и пытался делать, всегда сталкивался с вопросом того… Не потому, что он клал себе это в карман, а потому, что чтобы что-то делать вообще, мне кажется, это известный факт, что в нашей стране достаточно сложно что-то, вот так вот взять, это касается, насколько я понимаю, и малого бизнеса… Ну да, то есть сделать что-то классное.

Цыганов: Опять-таки, мы вот говорили про детей, наверное, государство, есть там разные понятия, это слуги народа, так считается, так называется, слуги народа. Вот есть народ, а это люди, которые этим народом избраны и стараются сделать так, чтобы этот народ жил лучше, был обеспечен, чтобы старики были в порядке, чтобы больным собирали не в интернете денежку, а чтобы им не надо было собирать эти деньги, чтобы в больницах были лекарства, вот этим должны заниматься, чтобы дороги были классные, понятно, что этим должны заниматься слуги народа, по сути. Но, наверно, государство могло бы на такие вещи действительно смотреть с более отеческой позиции. Вот мы сейчас говорим про наказывать или там понимать, что происходит, то есть разобраться, почему это происходит, и сделать так, чтобы людям не приходилось хитрить, что-то манипулировать, чего-то там проводить какие-то истории.

Синдеева: Чтобы государство было для людей, а не наоборот.

Цыганов: Да, чтобы все работало чисто, спокойно и так далее. Вот я какие-то глупости говорю, потому что действительно я не очень компетентен в этих вопросах. Я очень надеюсь, что эта ситуация разрешится, что она будет достаточно прозрачной, то есть что такое интрига, это когда какие-то закулисные, кто-то решает свои какие-то отношения, а чтобы бы было понятно — вот так, так и так произошло, вот закон, вот Конституция, я не знаю, что, пусть все будет как бы чисто.

Синдеева: Женя, а если бы вас позвали стать доверенным лицом Путина, как бы вы?

Цыганов: Доверенное лицо — это что?

Синдеева: Ну, это как бы представлять его. Вот сейчас, во время предвыборной кампании, вы должны были бы сказать: я поддерживаю Владимира Владимировича, он лучший президент, потому что он обеспечил нашу старость, молодость и так далее.

Цыганов: Ну, вы же видите, какие я глупости говорю, я не могу быть доверенным лицом, я же в этом ничего не понимаю.

Синдеева: А вот в этом искушение. Пришли, сказали… Мы же видим примеры, вот это как раз очень тяжелая дилемма.

Цыганов: Я думаю, что с моей репутацией, доверенное лицо это вообще не про меня. Мне кажется, что даже никому в голову такая чушь не придет.

Синдеева: Вы знаете, в фильме Прошкина «Райские кущи», который по…

Цыганов: Вампилову.

О ГЕРОЯХ

Синдеева: По Вампилову, по «Утиной охоте». И там ваш герой, такой рефлексирующий человек, он как бы не герой того времени, не совсем герой.

Цыганов: Антигерой.

Цыганов: Не советский герой.

Синдеева: Не советский герой. Все правильно, не советский герой. И мы, вот если сейчас спросить, и вас, и меня, кто такой советский герой, мы скажем, это такой семьянин, передовик производства, еще, желательно, лидер, участник Коммунистической партии.

Цыганов: Красавица, спортсменка, комсомолка.

Синдеева: Красавец, спортсмен, да-да. И как-то все понятно, у нас одинаковые будут характеристики, мы вряд ли будем отличаться. И вот был как раз Зилов, который как бы выпадал из этого портрета, ну и тем он интереснее, поэтому «Утиная охота» до сих пор и снимается, и ставится. И вообще это потрясающая пьеса, в которой как раз интересно наблюдать за человеком, который внутри этой системы и вне системы. Но у меня вопрос-то про наше время, просто длинное такое было вступление к нему. Как бы вы сказали, вот сейчас герой нашего времени, можете дать какие-то характеристики? Есть какой-то общий тип у нас этого героя?

Цыганов: Ну, вы сейчас сказали, что Зилов не являлся героем времени. А есть ли он сейчас?

Синдеева: Даже не то, что Зилов. Вот тогда был советский герой, какой сейчас герой?

Цыганов: Мои герои, я могу рассуждать, мои герои…

Синдеева: Вы конечно же, вы же про себя…

Цыганов: А про героя времени я рассуждать не могу.

Синдеева: Потому что, мне кажется, мы их и не видим, мы не сможем сейчас дать какие-то точные характеристики, кто сейчас. А ваши?

Цыганов: Вы знаете, почему-то мне в голову пришли ребята из театра «АХЕ», питерского.

Синдеева: Расскажите.

Цыганов: Вот есть такой инженерный театр «АХЕ», например, который я знаю много лет, и из того, что происходит в театре вообще, а это происходит у нас, в Санкт-Петербурге, для меня это одно из самых ярких явлений. Для меня они герои. Вот мы сейчас с вами сидим в магазине, и, в общем, мы все такие, живем немножко в магазине, у нас вопрос дорого-дешево, продать-купить, предложить.

Синдеева: Потребительская часть важная.

Цыганов: А эти ребята занимаются, действительно сосредоточены на предмете того, что они делают. Они делают удивительные вещи. Вот если не знаете… И, наверное, поэтому вы не знаете об этих ребятах.

Синдеева: Не знаю, мне ужасно интересно.

Цыганов: Вот услышите — театр «АХЕ», сходите.

Синдеева: А они приезжают в Москву, нет?

Цыганов: Они бывают в Москве, они играют, я их видел и «На Страстном», и в «Центре Мейерхольда» я на них ходил. Я знаю, таких людей много среди музыкантов. Вот есть Леня Федоров, который никакой мне не Леня, но его так называют, человек, который сосредоточен на своей музыке, на вот этих вот вибрациях, на поэзии, и он не бежит за комсомолом, приспустив все, что можно, он вот в этом живет. Для меня — это, я вижу в этом настоящее.

Синдеева: Без конъюнктурного такого…

Цыганов: Да. Вот его можно спрашивать, сколько угодно, я не знаю, про политику, про детей и так далее, он живет вот этой своей музыкой много-много лет. Он может быть популярным, он может быть не популярным, он может быть, я не знаю, тысяча подписчиков против вашего миллиона, понимаете, дело вообще не в этом. Он просто классный и редкий. Редкий, потому что у нас не так много чего-то настоящего, что происходит. Для меня Петр Наумович Фоменко герой нашего времени. Сложный человек, непростой, со сложной историей, но это мой учитель, это мой мастер, и у меня была возможность наблюдать за тем, как он работает и за тем, как он живет, наверное. И, конечно, он принадлежал театру, принадлежал той литературе, за которую он брался.

Синдеева: А дух остался еще в театре?

Цыганов: Вы знаете, это такое сильное явление, я думаю, что его не так просто вытравить, даже если очень сильно постараться. А поскольку все-таки мы хотели бы что-то сохранить, что-то важное для нас, то мы, конечно, тоже все непростые ребята, и все, как дети, со сложными характерами, но, тем не менее, там не так просто это все искоренить.

О ТЕАТРЕ

Синдеева: Женя, вот вы мне сейчас до эфира сказали, что вы в театре Фоменко уже больше пятнадцати лет, и когда Ксения Кутепова вас наставляла, как уже опытная «Фоменко», вы тогда удивились, что Ксения, как же так, уже десять лет в театре. А сейчас уже сами больше пятнадцати.

Цыганов: Да. Но были разные, я просто уже начал говорить, что были разные этапы для меня, когда я понимал, что я хочу увидеть мир, я хочу путешествовать, я хочу где-то еще учиться, хочу брать-брать-брать, впитывать-впитывать-впитывать. И ровно в тот момент, когда я внутренне готовился к тому, что сейчас я на какой-то период хотя бы уйду из театра и буду жить своим каким-то этим варевом, то Петр Наумович предложил мне Карандышева и «Бесприданницу». И для меня это легло вот на весы, то есть либо куда-то в свободное плавание, либо все-таки уйти вот в этот вот процесс. Я понял, что для меня это важно, что я не могу себе не позволить. Вот, и мы играем вот эти вот, сколько там, десять лет, «Бесприданницу», и это долгий и настоящий процесс.

Синдеева: Трансформируется?

Цыганов: Потому что спектакль произошел, да, далеко не сразу, он произошел спустя… Если произошел, может быть, ему еще предстоит произойти. Петр Наумович, он действительно умудрялся заложить какие-то такие вещи, которые не были быстрого сгорания, они не работали сразу. И мы к этому не были готовы. Это то, что называется «на вырост», то, к чему нужно еще прийти, поднажить к этому чего-то.

Синдеева: Как принимается решение в театре о закрытии, не знаю, спектакля? И вообще, это кто принимает решение?

Цыганов: Есть худрук в театре, есть директор в театре, есть зрители, которые ходят на спектакли.

Синдеева: То есть, если бы перестали ходить зрители…

Цыганов: Да, зрители ходят или не ходят на спектакли.

Синдеева: То есть это в основном зрительский интерес?

Цыганов: Вообще я думаю, что это в основном является коммерческим каким-то успехом, в первую очередь, насколько мне кажется, хотя внутренне понимаю, что, может быть, это и не очень правильно, потому что зрительский успех, наверное, это не всегда верная…

Синдеева: Оценка?

Цыганов: Оценка, да. Но есть вещи, которые все равно могут быть дороже даже зрительского успеха. Вот такая вот штука.

Синдеева: То есть пока вы играете «Бесприданницу», вы будете в театре, зритель вас не потеряет.

Цыганов: Вы же понимаете, что зрительский успех фильмов Германа и зрительский успех фильмов про трансформеры, это совершенно вообще не обсуждаемые цифры. Но, тем не менее. Я не против «Трансформеров», но я за то, что можно какие-то вещи сохранять, не ориентируясь на коммерческие какие-то успехи. Хотя, конечно, театру надо выживать, и все мы занимаемся тоже выживанием. Такое время, так полагается.

Синдеева: Вы уже коснулись спектакля «Олимпия», где вы первый раз дебютировали как режиссер. При этом у вас есть режиссерское образование.

Цыганов: Первый и последний пока.

Синдеева: Это был опыт, который хочется повторить? Вообще, это же совсем другое.

Цыганов: Да, я готовлюсь.

Синдеева: Да?

Цыганов: Да. Это был непростой опыт, в том смысле, что мне надо было немножко прийти в себя и как-то это все осознать, что же произошло.

Синдеева: А он продолжает идти, этот спектакль?

Цыганов: Спектакль идет, да. Он идет не часто, но он идет, и, в общем-то, мне нравится, как он идет, и та реакция, притом, что там не было никакой практически критики на этот спектакль. Я вообще очень сильно сомневаюсь в критической потенции, и театральной, и киношной, которая сейчас происходит, потому что то, что я читаю, это в основном либо пересказ сюжета, либо какие-то такие клише на уровне «Звезда "Оттепели" поставил спектакль про ретро». Нет, это не такая история.

О МУЗЫКЕ

Синдеева: У вас есть еще группа «Пока прет», музыкальная, которая выросла из другой группы, «Гренки». «Гренки», правильно?

Цыганов: Правильно, да. «Гренки».

Синдеева: Скажите, это то, что такое для себя, для души, или это зарабатывание денег?

Цыганов: Это для всех, это в эфир.

Синдеева: Где-то выступаете?

Цыганов: Это не имеет отношение к зарабатыванию денег, потому что мы не очень пока умеем продаваться и не понимаем, как это вообще должно покупаться, но в общем, от другого возникла. Есть такой большой достаточно музыкальный фонд, андеграунда девяностых, такого вот питерского, который как-то попал в меня и в моих друзей, с которыми мы давно играем музыку, вот еще начиная с «Гренок». И как-то в студии мы просто вспомнили эти песни, которые мы пели, любили и прочее, «Джан ку», «Химера», «Колыбель»…

Синдеева: Говорите. Я не знаю, но говорите.

Цыганов: Вы не знаете, да, но есть команды… Зритель может этого не знать, собственно мы поэтому их и играем, это какие-то классные песни, они никогда не были на слуху. Я в 1995 году оказался в Ленинграде, в клубах, тогда были «Гора», «Нора», и какие-то разные… На меня это произвело какое-то колоссальное впечатление, и я, смотря на все эти группы и слушая всю эту музыку, это был такой прямо злючий альтернатив и хардкор, и рэпкор, и панк, думал, что сейчас произойдет что-то невероятное, сейчас просто будет какая-то волна. Понятно, что все эти группы выросли на Rage Against The Machine и Alice In Chains, все, что тогда происходило в Америке, а у нас…

Синдеева: Прямо в этот момент Козырева мне не хватает, Миши, который все знает.

Цыганов: Козырев-невидимка. Но суть не в этом, в этом прошло мое детство, я понимал, что меня это впечатляет значительно больше, чем даже то, что в тот момент происходило в кинематографе и в театре, может быть. И это какая-то любовь детства. Мы решили, а почему бы и нет, и стали играть эту музыку. В итоге мы сделали свою программу и играем ее, поэтому welcome. Мы на данный момент являемся такой начинающей клубной командой, потому что у нас два года группе, и мы претендуем только на то, что это громко и весело.

Синдеева: Весело?

Цыганов: Нам — да.

Синдеева: А людям?

Цыганов: Ну, и людям иногда тоже.

Синдеева: Группа «Пока прет», запоминайте. Жень, короткий блиц, несколько вопросов. Последний поступок какой-то сумасшедший, или не последний, самый яркий, который вы посвятили женщине какой-то? Есть что-то такое, что прямо рассказать?

Цыганов: Что рассказать — нет.

Синдеева: Хорошо. Как бы вы сейчас очень коротко охарактеризовали наше время, в котором мы сейчас живем? Коротко? Не получится?

Цыганов: Время? Как его можно охарактеризовать?

Синдеева: Река?

Цыганов: Пусть время нас характеризует. Я, честно говоря, …

Синдеева: Итоги этого года? Скажите, герой года, вот этого года, для вас?

Цыганов: Для меня тогда, наверное, герой вот для меня, герой этого года, мы в этом году выпустили спектакль «Души», в театре Фоменко, спектакль сделал Федя Малышев, артист нашего театра. И в общем-то, всеми правдами и неправдами, это сложно складывалось, как-то он убедил театр, артистов, и меня в том числе туда затащил. Спектакль пользуется успехом, мне кажется, это какая-то яркая и самостоятельная работа, как это сказать, сгусток всего того, что в Феде накопилось за те двадцать с небольшим лет, которые он там живет. И для меня Федя герой этого года, вот могу его представить широкой общественности.

Синдеева: Спектакль «Души» в театре Фоменко, запоминаем. Мы ставим себе эти галочки.

Цыганов: Да, все записывайте, конечно.

Синдеева: А что для вас в этом году было важным самым?

Цыганов: Я вообще интервью даю редко, поэтому, ребята, садитесь перед телевизором, берите бумажку, ручку, потому что будет много интересного. Я надеюсь, все так и делают, просто на всякий случай.

Синдеева: Записывают, конечно.

Цыганов: Что было важным?

Синдеева: Итог для вас какой-то? Что в этом году было важным?

Цыганов: Что было важным? Ну, вроде все живы-здоровы…

Синдеева: Это сейчас, кстати, очень крутой итог.

Цыганов: Да, это такой, лучшего итога и желать нельзя.

О БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ

И я хотела бы, конечно, очень коротко про спектакль «Прикасаемые», потому что про него уже тоже рассказывалось, программа спектакля, в котором участвуют слепоглухие дети.

Цыганов: Это не дети, это взрослые.

Синдеева: И дети, и взрослые, да?

Цыганов: Там детей практически нет, там слепоглухие взрослые.

Синдеева: Он продолжает выходить, этот спектакль?

Цыганов: Да, этот спектакль очень активно развивается. Мне предлагали тоже быть «лицом» фонда и так далее, но я просто сказал, что я не готов быть «лицом». У меня сложные отношения с фондами, я тоже, поскольку не компетентный человек, я не знаю, как устроены фонды. Соответственно, что-то про них рассказывать, не зная, как это все работает, я не умею и не могу, хотя я понимаю, что, наверное, это дело благое, что нужно это все в эфир пускать, чтобы люди слышали, что вот тут нужна помощь, там нужна помощь и так далее. Я считаю, что благотворительные фонды, по идее, их быть не должно. Я считаю, что все нуждающимся должно помогать все-таки государство, а люди свою благотворительность решать каким-то частным образом, видя ближнего, кому нужна помощь. Всегда у каждого человека есть кто-то рядом, кому нужна твоя помощь, в виде денег, слова, не знаю, всего, чего угодно. И вот этот вот расцвет фондов, мне кажется, говорит о таком небольшом упадке, с точки зрения того, как это должно…

Синдеева: Конечно, это замещение.

Цыганов: Замещение того, чем должно заниматься государство. Это мое мнение. А что касается спектакля «Прикасаемые», я сказал, да, что я не буду «лицом» фонда, но я буду играть в этом спектакле и приезжать, находить для этого время. В общем, это не бог весть что, но какое-то количество спектаклей, там меняются артисты, и там крутые артисты работают в спектакле «Прикасаемые».

Синдеева: Эмоционально сильная вовлеченность в этом спектакле?

Цыганов: Это очень сильная история. Это, конечно, не типичный театр с точки зрения того, что мы опять-таки привыкли потреблять, но должен вам сказать, что чисто эмоционально и энергетически это очень мощная штука, потому что, по сути, когда ты слышишь о таких вещах, то хочется закрыться, сказать, я не хочу об этом знать, вы можете меня оставить в покое. У людей проблемы, у меня их нет, и как бы не надо. Но должен вам сказать, для меня произошло такое мощное открытие, потому что эти ребята, которые работают в спектакле, которых мы называем неполноценными, от них исходит такая энергия, они приходят настолько счастливые туда и открытые, когда для человека каждое прикосновение — это событие, и это идет, безусловно, со сцены. И они честно все разыгрывают, что полагается, они как-то в этом развиваются, там идет настоящий творческий процесс. И, конечно, мы, называя себя какими-то полноценными людьми, которые все видим, все слышим, рычим друг на друга, злимся, что-то вырываем, что-то нас все время корежит, беспокоит и прочее, ребята, мы неполноценные люди. Мы глухие, слепые и очень непростые. Конечно, понятно, что они не ангелы, у них там свои какие-то сложности, я говорю про то, что я вижу, я говорю про опыт своего общения с этими людьми. Помимо того, что спектакль «Прикасаемые» подарил мне возможность общения и совместного существования на сцене и с Леной Морозовой, с Алисой Френдлих, там целая череда артистов, которые… Катя Волкова, Инга Оболдина, с которыми мы все время меняемся, выходим на сцену для того, чтобы участвовать в этом спектакле. Оля Лапшина, которая меня в этот спектакль притащила, прекрасная артистка, и дочка ее Маша, которая вот уже тоже настоящая актриса МХАТовская. Поэтому это все очень какие-то важные штуки, если не закрываться.

Синдеева: То есть не закрываться.

Цыганов: То есть ты говоришь «да», и потом вдруг тебе сваливается целая куча каких-то подарков и каких-то впечатлений. Даже если в какой-то момент ты думаешь — «17 число! У меня же накануне ночная съемка, как я это вырву, надо как-то оказаться в Петербурге», и прочее, и прочее, и «Зачем вообще мне это надо?», это надо, мне.

Синдеева: Спасибо большое. С наступающим Новым годом!

Цыганов: Всех с праздником. Ура! Счастья, как говорится, здоровья.

Синдеева: Подождите, у меня же подарок есть, я же вот где. У нас Bork, прекрасный чайник, вот такой клевый, заваривается, держит температуру, можно делать всякие туда травки-муравки вот в этой штуке, в зависимости от того, какой вы любите чай. Пожалуйста, это вам подарок.

Цыганов: Спасибо большое. Можно какое-то пожелание с Новым годом, раз уж мы такие темы затронули?

Цыганов: Хотел просто пожелать, чтобы год, который заканчивается, чтобы у всех была возможность раздать какие-то долги, которые их мучают, сделать какие-то, закрыть какие-то дела, которые им сложно завершить. И если мы что-то, может быть, какие-то ошибки или какие-то незаконченные наши проблемы, из этого года остались, чтобы они нас отпустили к следующему году, чтобы можно было что-то исправить и жить легко, без своих каких-то переживаний. Это я говорю в общем контексте нашего разговора про все те какие-то болезненные, проблемные точки, которые произошли в этом году.

Синдеева: Кайф. Спасибо.