Актер Евгений Цыганов объяснил, почему каждый в России виновен (или хотя бы чувствует себя таковым), поделился мнением о домашнем аресте Кирилла Серебренникова, и предположил, как заключение может повлиять на режиссера.
Синдеева: А у вас какие отношения с политикой вообще?
Цыганов: У меня нет отношений с политикой, у меня своя, внутренняя политика.
Синдеева: Да, но она же касается всех нас. Вот сейчас дело Серебренникова, «Седьмой студии», это же политика тоже. Вот как от этого абстрагироваться?
Цыганов: Вы знаете, я, наверное… Совсем абстрагироваться и закрывать глаза, это неправильно, конечно, нужно пытаться разобраться с тем, что происходит, для себя, внутренне. И я пытаюсь ответить на вопрос — что, собственно говоря, происходит. И мне с разных сторон кладется информация: происходит вот так ли, или происходит так, человек украл деньги или просто его там… он там что-то неправильно… Я понимаю, что эта какая-то большая интрига, и стороны этой интриги для меня непонятны, я не в теме, и думаю, что как бы глубоко я в эту тему ни углубился, я все равно в ней не разберусь. Есть, безусловно, какие-то заинтересованные стороны, и в том, и в другом. Для меня то, что Кирилл находится там, мне действительно странно. Мы все знаем, наша страна так была всегда устроена, что у нас всегда были сложные отношения с финансами, и с налогами и прочее.
Синдеева: То есть система была во многом так устроена.
Цыганов: То есть можно докопаться до каждого человека и увидеть, что он в чем-то где-то «косячил». И я знаю, со своего осознанного возраста понимаю, что если я вижу милиционера, то мне не по себе становится, что я чувствую себя виноватым, хотя, может быть, я особо там ни в чем и не виноват перед ним. Поэтому то, что есть такое показательное выступление, и то, что Кирилла…
Синдеева: Тоже показательно, да.
Цыганов: Вот говорят — вот он, преступник… Ребята, мы все преступники. Ну, давайте честно, вот те люди, которые его судят, я не верю в то, что они чисты перед законом и перед богом.
Если бы, например, меня посадили под домашний арест, то, наверное, я бы, думаю так, я бы стал искать причину в себе. Может быть, даже не внешнюю причину, еще что-то. Значит, так должно было произойти. Я знаю, что когда Бродский оказался в ссылке, и он вернулся из этой ссылки, он говорил, что для него этот период времени был самым чистым, самым каким-то прекрасным и важным.
Синдеева: Ой, не знаю, что чувствует Кирилл…
Цыганов: Из того, что произошло в Москве, я не знаю, что чувствует Кирилл, я знаю, что Тупак Шакур написал в тюрьме свои самые выдающиеся альбомы. Это тоже не в том смысле, но я верю в то, что какие-то процессы, они происходят ровно так, как они должны происходить, хотя они могут выглядеть абсолютно дико. Может быть, я сейчас выхожу в другую категорию взгляда на этот процесс, но, к сожалению, так случилось, что мы с Кириллом не являемся ни большими друзьями, никогда вместе не работали, я не могу…
Синдеева: Со стороны видишь эту ситуацию по-своему.
Цыганов: Да. Вот со стороны, конечно, я испытываю какое-то колоссальное сочувствие, конечно, я не верю в то, что проблема в деньгах.
Синдеева: Конечно.
Цыганов: Но все, кто что-либо когда-нибудь делал и пытался делать, всегда сталкивался с вопросом того… Не потому, что он клал себе это в карман, а потому, что чтобы что-то делать вообще, мне кажется, это известный факт, что в нашей стране достаточно сложно что-то, вот так вот взять, это касается, насколько я понимаю, и малого бизнеса… Ну да, то есть сделать что-то классное.
