Как уехать из России в Кремниевую долину, устроиться в Snapchat и заработать 30 млн долларов: история братьев Либерманов

Синдеева: Здравствуйте. Мы хотели просто встретиться, потом решила, но раз такое дело, то мы уже встретимся большой компанией, да-да-да.

Даниил: Вот там зеленая крыша. Вернее, не крыша, а стена зеленая, торец здания. Это наш офис.

Давид: Седьмой, восьмой, девятый, десятый, одиннадцатый.

Синдеева: Программа с Синдеевой сейчас выходит очень редко. В виду несколько причин, одна из которых, я поняла в какой-то момент, что я не могу делать каждую неделю программу на потоке, потому что уже попадаются какие-то гости, которые могут быть неинтересны, просто надо обязательно заполнить это окно. И мне это не нравится. И я решила сделать перерыв и сейчас делаю программу тогда, когда меня что-то прямо цепляет. У меня сегодня в гостях братья Либерманы. Даня Либерман, Давид Либерман. На самом деле их шестеро в семье родных. Еще есть две сестры, брат.

Давид: Два брата соответственно.

Синдеева: Два брата, два брата. Я даже запомнила имена, но ничего страшного, мы не знакомы, поэтому я потом запомню. И это фантастическая, вообще, семья и ребята, которые неожиданно вдруг ворвались в нашей медийное пространство, потому что всем стало модным смотреть, что происходит там где-то, а не у нас. И ребята уже несколько лет живут в Америке, жили в Лос-Анджелесе, пытались работать с Голливудом. Сейчас в Силиконовой долине.  Или вы сейчас?

Давид: Сейчас мы обратно в Голливуде.

Синдеева: Сейчас обратно вернулись в Голливуд. Помните, проект на Первом канале, просто это прямо сразу все вспомнят – «Мультличности». Вот ребята как раз, это, наверное, было ваш, если по-честному, когда я пришла такой ваш первый серьезный, как бизнес-проект, который не просто, как идея стартапа и т.д.

Давид: Это был первый успешный.

Синдеева: Хорошо. Видишь, я попыталась быть корректной. Первый успешный проект. Технология создания мультиков она более или менее понятна, да. Условно, любой мультик, чтобы большой сделать, нужно очень много времени. Ребята придумали и смогли создать технологию такую, что можно раз в неделю было выпускать большой получасовой мультфильм. К сожалению, «Мультличности» приказал долго жить и причины, мне кажется, нашему зрителю тоже объяснять не надо,  понятно какие. Потому что там были герои, даже Владимир Владимирович Путин был в этих мультиках, сейчас этого даже представить невозможно, а тогда это было допустимо.

Синдеева: Помимо того, что вы сейчас инвесторы, стартаперы, айти-предприниматели вы, мне кажется, такие современные философы, которые очень много рефлексируете на тему то, что происходит.

И начну я вот с чего. Значит у ребят еще, когда они были юнцами. Они придумали, что у их семьи есть миссия. Я, вообще, не люблю такие слова, потому что компании, когда говорят миссия, наша цель меня сразу от этого коробит, потому что, мне кажется, это ужасная искусственность, где все навязано.

Даниил: Нас тоже.

Давид: Нас тоже.

Синдеева: Но давай начнем с миссии вашей семьи, потому что это интересно.

Давид: Это некоторая вещь, которая может позволять тебе очень долгосрочно выстраивать свой путь и стремиться куда-то вдаль. Мы даже очень сильно советуем, что даже если у вас нет этой миссии, то ее хорошо себе придумать. Это очень помогает жить.

Синдеева: Хорошо. Но это нельзя назвать мечтой, да, все-таки? Может быть это точнее, когда вы говорите про то, что возможно даже недостижимо, но эта мечта, о чем ты думаешь. Может быть это все-таки проект?

Давид: Мечта пересекается с этим. Мечта все-таки у большинства людей это что такое мне может повезет.  

Даниил: Мне может повезет. А миссия ты дальше начинаешь выстраивать все свои действия относительно того, чтобы

Даниил: Каждый шаг начинает быть частью плана.

Синдеева: Так какая она была-то? Я буду чуть-чуть вас это, потому что для того, чтобы я много чего хочу с вами обсудить.

Даниил: Она впервые, наверное, начала зарождаться, когда нам было тринадцать, четырнадцать лет. И тогда она все еще имела флер слова эффективность. Мы смотрели на мир и не понимали, что цивилизация человеческая так развита, а в мире такой бардак все еще.

Синдеева: То есть вы прямо серьезно об этом думали в тринадцать, четырнадцать лет?

Давид: Это все тогда выглядело очень несерьезно, если сейчас об этом говорить, но да, нам почему-то очень интересна была эта тема и мы соответственно большинство наших свободных часов проводили.

Даниил: Проводили в разговорах друг с другом об этом.

Давид: Сначала мы вдвоем, потом постепенно увлекалась. И миссия она тоже развивается и это тоже нормально, что она может меняться с тем, как человек растет. И эта миссия для нас в том, что мы видим, что мир может прийти в точку, где нет права на применение насилия.

Давид: Сейчас мы не можем себе его представить, но все равно.

Даниил: Мы пришли к этой мысли, через мысль о том, что это неэффективность можно решить, применив силы. Поэтому очень быстро, когда начали обсуждать между собой что такое свобода, о применении силы кому, кем и где право этого применения и т.д., мы поняли, что, возможно, тот мир, о котором мы говорим, он точно должен быть без применения силы.

Синдеева: А чтобы вы думаете про роль государства в будущем?

Даниил: Можно сначала пошутить. Но в каждой шутке, есть доля шутки. Мы видим роль государства, так же, как и  сейчас Королева в Англии.

Давид: Декоративная функция, которая имеет какое-то уважение.

Даниил: Отражает какой-то исторический контекст.

Синдеева: А как вы считаете, вообще, это возможно опять же в ближайшем будущем, как опять же про ощущение давайте там в том мире, где думают, про будущее очень много и пытаются что-то с этим делать?

Давид: Мы на уровне даже не того мира, а еще более оптимистичные

Даниил: Даже там мы все еще воспринимаемся, как оптимисты.

Синдеева: Не как сумасшедшие.

Даниил: Они там все сумасшедшие. Они там это нормально воспринимают. Говорят – ну вы слишком оптимистично-сумасшедшие.

Давид: Мы думаем, что это в какой-то мере, по крайней мере, часть из нас сможет ощущать в этом мире, это значит, что стопроцентное все люди будут себя ощущать в таком мире. Мы думаем, что мы к этому придем в следующие пятнадцать лет.

Даниил: Причем, до того, мы думали, что дольше.

Синдеева: Как? Вот я думаю, как. После пандемии мы видели наоборот роли, где роль государства, даже в странах, где роль государства была не такая сильная. И мы увидели, как люди вдруг почему-то начали рассчитывать на государство и послушались сразу. Сказали: «Сидеть, сидим».

 Давид: Такого типа перемены, о которых мы говорим, они очень часто происходят через начало наоборот откат в обратную сторону. Потому что этот откат очень обычно демонстрирует проблемы. Пандемия продемонстрировала многие составляющие проблемы, о которых мы говорим во всех странах.

Даниил: В Штатах-то они очень сильно долгое время доверяли своему государству. И в этом смысле, когда государство сказала: «Так, ребята, быстро по домам, спрячемся». Все быстро побежали и спрятались. Потому что есть доверие.

Даниил: Но потом стало понятно, что спрячемся, не имеет под собой какого-то плана.

Синдеева: И первый раз возник вопрос: доверять ли государству.

Давид: По образованию вдруг родители увидели, как выглядит образование. И очень многие родители пришли в такое состояние полушока от того, что они увидели.

Давид: То есть многие те институты, на которых строится идея, вообще, современного государства социального благосостояния, мы считаем, что мы, в основном, присутствуем в мире такого представления государства. Что государство - это основная цель представлять некие социальные блага, безопасности, социальные блага людям. И вот медицина, образование, такие основные столпы, которые пока она существует очень сложно себе представить, что … а тут все увидели, что эти столпы и медицина и образование, в целом, безопасность они не очень на том масштабе.

Давид: Большинство наших партнеров, которых мы вовлекали в наши компании, они на самом деле вовлекались в нашу миссию, и компания была инструмент для того, чтобы сделать первые шаги в эту сторону. Соответственно, все наше семейство, когда они присоединялись в это видение.

Синдеева: Формулируйте ее.

Давид: Это и есть формулировка. Мы считаем, что мы можем создать мир, в котором поострен социум, по принципам, не подразумевающим право на применение насилие или другая, если не от не формулировать, а через - да. Что мы считаем, что можно построить мир, в котором мнения могут сосуществовать. Что необязательно приходить к одному мнению. Что необязательно большинство что-то выбрало и все дальше.

Даниил: Остальная половина – меньшинство.

Синдеева: Хорошо, смотри, с того момента прошло 20 с чем-то лет. Насколько вы продвинулись, несмотря на то, что вы, как вы и сказали, что это может быть  неосуществимо, но важно к этому идти. Насколько все-таки важно вы продвинулись? Потому что понятно это очень круто звучит и очень клево, но немножко утопично. Ну, просто, потому что, несмотря на весь мой оптимизм. Давайте вот сейчас.

Даниил: Слово утопия неоднократно возникала в разговорах с людьми. Мы очень не начитанные дети были. Мы начали читать в классе десятом, когда наша мама очень раздразилась нашему безделью.

Синдеева: И что она сделала? Кстати, мне очень полезно.

Даниил: Запирала нас в комнате, дала по книжке и сказала: «Пока не прочитаете, не выйдите из комнаты». И мы втянулись. Все то лето мы читали книжки. Оказалось, что это интересно. Но уже было упущено много времени, и, в целом, мы медленно читали, и поэтому мы не прочитали не одной книжки по антиутопии или утопии и т.д. Наше текущее продвижение оно скорее в понимании того как. Какие инструменты должны возникнуть в середине плана и создании, как этого достичь. Можем. Если нам допустимо сесть на пол. Я могу стульчики подставить.

Давид: Приземляемся. Поэтому сначала приземлиться, потому что, если я сейчас начну говорить о каких-то планах также удаленных, то это не сможет произвести должного впечатления.

Давид: Есть много различных глобальных сейчас наблюдаемых проблем.  Например, есть проблема глобального потепления или загрязнения океанов. И мы вот  с этими проблемами мы пытаемся прийти к консенсусу. Мы пытаемся прийти к одинаковому видению, что мы все или большинство согласны с тем, что эта проблема существует.

Синдеева: Но мы вы сейчас говорите обобщаете, не мы, а человечество.

Даниил: Я думаю, мы сойдемся, что в России есть миллион или пара миллионов людей, которых это беспокоит.

Давид: Везде есть какое-то количество людей, но пока еще недостаточно для того, чтобы прийти к консенсусу того, что нужно что-то активно делать. Потому что существуют разные мнения: кто-то считает, что не надо ничего делать.

Даниил: Что все это конспирология, что все  нормально.

Давид: Или что не надо ничего делать, для того, чтобы разные мнения. Кто-то считает, что не надо, а современный мир построен по принципу, того, что, если мы придем к консенсусу, то ничего не произойдет. Если мы не придем к консенсусу, то ничего не произойдет. Если мы не придем, потому что большинство решит, выберет политиков, а политики решат что-то, то ничего не произойдет. Мы же, как раз верим то, что мы можем прийти сильно быстрее к разрешению проблемы, если мы можем.

Даниил: Выстроить инструментарий взаимодействия, который позволит людям тому самому меньшинству, просто объединить усилия достаточные систематически и эффективно, чтобы проблемы решить вне необходимости заставлять остальное большинство.

Синдеева: Смотри, я очень хочу конкретно.

Давид: Представляешь, я сейчас  буду описывать слишком конкретно, это может произойти по-другому. Представляешь, что у тебя есть некоторые апп (приложения).

Синдеева: Да, приложения.

Давид: Мобильное приложение.

Синдеева: Мне нравится, когда конкретно. Есть приложение.

Давид: Есть приложение и в нем описана петиции. Петиция за то, чтобы океан был чистым.

Синдеева: Просто я хочу.

Давид: Да. Такие петиции сейчас есть. Есть много сайтов, которые создают петиции. Самый известный сайт Change. org, в котором это собирается. Только представь, что этот сайт имеет дополнительный инструмент, который позволяет, когда ты подписываешься подключить свои банковские счета.

Синдеева: Это вы сейчас про свою историю, которая называется Френк.

Давид: Френк – это один из кубиков, чтобы туда прийти.

Синдеева: То есть моя система подключена, мой апп подключен ко всем моим счетам?

Давид: Да. Причем, это сделано в том виде, в котором сохраняется твоя приватность, никто другой пока не видит эти транзакции. Ты дала доступ некоторому алгоритму. Этот алгоритм может быть распределенный. Так что нам не нужно будет доверять никакому единому центру. В общем, она подключена и дальше ты говоришь: «Раз я выбрала против того, чтобы пластик был в океане». Дальше ты идешь в магазин и покупаешь, у тебя есть выбор: есть стеклянная бутылка, есть пластиковая бутылка». И ты покупаешь пластиковую бутылку.

Синдеева: Мне стало стыдно в этот момент.

Давид: И ты покупаешь пластиковую бутылку. Тебе нужно ее купить. У тебя есть много, тебе сейчас нужно попить воды, тебе нужно накормить своих детей, стеклянная тяжелая, разобьется. Ты покупаешь эту бутылку. Отличие в том, что раз ты подписала эту петицию и дала доступ к своим транзакциям, что происходит, что эта петиция определяет определенный контракт общественный тех людей, которые подписали эту петицию. И она говорит: «Ок, теперь, когда каждый раз ты покупаешь пластиковую бутылку, для тебя эта покупка на 25 центов, я не знаю, сколько сейчас это в рублях, двадцать пять центов, например, дороже. Так как будто бы эта бутылка была сделана из биодекоративного пластика. И ты делаешь этот выбор. Никто тебя не заставил никакое большинство, никакое меньшинство.

Синдеева: Куда двадцать пять центов эти идут?

Давид: Идут на счет. Открытый счет, в которой этой петиции прописано, как он их будет тратить.

Синдеева: То есть в моей транзакции, то есть видит мою транзакцию, я купила пластиковую бутылку. Это не то, что я рассказала, он просто видит, что я купила пластиковую бутылку, и он с моего счета списывает плюс двадцать пять центов и отправляет.

Давид: На определенный счет, определенный этой петицией. Ты доверяешь людям, когда ты подписала.

Даниил: Когда ты подписала, потому что за этой петицией стоят люди, и они определяют стратегию решения проблемы.

Давид: И там может быть определено, что эти деньги идут на то, чтобы субсидировать производство биодекоративного пластика, чтобы больше бутылок было биодекоративных. Это нон-профит – прозрачный счет и ты доверяешь, соответственно, людям, которые составили эту петицию  и эта петиция, например, составлена Кеном Колдерой (профессором Стенфорда), одним из ведущих океанологов. Вот он и его команда составили эту петицию фактически они такое для тебя мини квазигосударство.

Даниил: Кабинет министерства.

Давид: Они издали некоторый закон, и ты подписалась под ним и дальше начинает на тебя действует и дальше ты и твои действия начинают соответствовать этому выбору.

Синдеева: Хорошо. Это я понимаю про себя, как  я пользователь, вот я пошла по этому пути. Теперь давай вот на ту сторону. То есть, есть какое-то экспертное  сообщество, которому мы доверяем, но дальше надо же, в конце концов, этот завод построить. Что дальше происходит?

Даниил: Деньги, которые постепенно начинают капать, они начинают помогать.

Синдеева: То есть кто-то же должен организовать все это? Это кто эти люди?

Давид: Да-да.

Даниил: Сотрудники благотворительной организации, в смысле некоммерческая организация, которые наняты для решения поставленных целей перед этой благотворительной организацией.

Синдеева: Тогда возвращаемся на землю. На каком этапе находится сейчас вот эта вполне себе конкретная история?

Давид: Мы двигаемся в эту сторону.

Синдеева: Вы уже вы?

Давид: Мы, как семейство Либерманов. В целом, здесь есть еще такой момент, что мы понимаем, что вот этот мир, который мы считаем, что грядет, он неминуемо, что он идет не только благодаря нашим усилиям, а усилиям различных талантливых людей, которые видят мир схожим образом, которые видят то, что эти изменения будут происходить в эту же сторону.

Даниил: Можно было бы думать о подключении банковских счетов, как мы попытались реализовать с Френком шесть лет назад.

Синдеева: Вот это интересная была идея сделать совершенно такую открытую платформу, но и, прежде всего, начать с благотворительных организаций потому, что там нужна прозрачность, но какой-то причине эта штука не полетела. И вот у меня был вопрос. Ой, какая у нас музыка, вау. Не полетела почему? Почему благотворительные организации не стали эту штуку подключать?

Давид: Есть, как раз, если говорить глубоко, почему мы думаем, что это не случилось. Это все вопрос времени. Это точно случится через пять, десять лет. И то, что видно, что можно выделить прямо разрыв между поколениями с точки зрения восприятия этой темы.

Даниил: Последние тридцать лет каждый год задавался один и тот же вопрос, каждый год в опросах, что для вас наиболее важно? Какие десять пунктов, вещей в действиях некоммерческих организаций для вас наиболее важны?

Давид: И прозрачность была среди этих вещей. И для старших поколения она была не на самом последнем месте.

Синдеева: Приоритет. Потому что для них я знаю, доверяю.

Даниил: Да, абсолютно. Мы проводили интервью сами по себе с большими донорами и они говорили: «Я же уже дал людям. Я уже поверил и уже дал. Если я буду проверять, это будет, как будто я им не доверяю. Это будет не уважением».

Давид: Среди молодого поколения просто противоположная ситуация.

Синдеева: То есть все хотят прозрачности?

Давид: То есть прозрачность на первом месте. Они дают, потому что они хотят изменений, и они верят в изменения. Как только ты даешь, потому что веришь в изменения, то ты наоборот хочешь видеть, что происходит, ты хочешь понимать, двигается в ту сторону, которую хотел бы, чтобы двигалось.

2001-м мы вообще дорвались до того, что нас пригласили в Госдуму рассказать о каких-то наших…

Синдеева: Да ладно, а как это? Подождите, как это вы попали в Госдуму в 2001 году? Подождите, секунду. Где вы, кому рассказали, на какой кухне вы рассказали про свое изменение будущего?

Давид Либерман: Потому что мы делали сайты, мы в итоге делали сайты, тогда еще никто не делал, поэтому в итоге … банкам и так далее.

Даниил Либерман: Какой-то юридической компании делали.

Давид Либерман: И в итоге познакомились с владельцем этой организации, он послушал какие-то наши идеи.

Синдеева: Сказал: «Все, идите в Государственную Думу!».

Давид Либерман: «Я сейчас отведу, там политиков… Давайте я сейчас вас туда приведу». Он нас туда привел, и это была катастрофа, потому что мы стали писать, что нужно все деньги делать прозрачными, которые государство тратит.

Синдеева: Вы.

Давид Либерман: Да, что все должно быть на распределенных…

Синдеева: То есть блокчейн практически уже тогда, да.

 Давид Либерман: Без валюты, а просто именно как информация. Тогда же были бит-тторенты и так далее, это все нужно делать, чтобы люди контролировали, чтобы коррупцию тогда очень быстро поборем и так далее. Ну, ты представляешь, какая была реакция.

Даниил Либерман: Конечно, это очень быстро закончилось, все микрофоны выключили, все, значит, стали уходить. К нам подошли и сказали: «Мальчики, вы очень умные мальчики, но если вы не перестанете об этом говорить, кто-то вас за это убьет».

Синдеева: А сколько вам лет тогда было, подожди?

Давид Либерман: Восемнадцать-девятнадцать, да. И потом они еще на следующий день нас пригласили.

Даниил Либерман: Обратно.

Давид Либерман: Да, обратно, ты знаешь эту столовку в Госдуме и так далее.

Синдеева: Да-да-да.

Давид Либерман: И такие: «Вот это все, что вы говорили, конечно, надо вообще прекращать».

Даниил Либерман: Но вы, говорит, мы так поняли, вы в технологиях, понимаете…

Давид Либерман: В этих распределенных сетях.

Даниил Либерман: Распределенных сетях, секреты, вот это вот.

Давид Либерман: Вот вы говорили, что это можно сделать при этом еще приватно и так далее. Что вы думаете? У нас есть такой проект, мы хотим сделать…

Даниил Либерман: Рекрутинговое агентство.

Давид Либерман: Диджитал-рекрутинговое агентство, которое бы продавало места в правительстве.

Синдеева: Да ладно! Да ладно!

Давид Либерман: Мы такие: «Что, прайс-лист есть?».

Синдеева: Ничего себе! Это что, партия ЛДПР была, скажи, пожалуйста?

Давид Либерман: Это была вот которая потом стала «Родиной», ты знаешь, у них были эти большие проекты, которые потом объединялись с единороссами и так далее, вот. Мы такие: «А что, прайс-лист есть?». Мы такие: «А можно»…

Даниил Либерман: Теоретически, какие там цены? Нам говорят: «Ну, вот замминистра экологии ― два миллиона».

Давид Либерман: Нет, министр экологии ― два миллиона.

Синдеева: Два миллиона чего?

Давид Либерман: А замминистра финансов ― полмиллиона долларов.

Синдеева: Долларов, ага.

Давид Либерман: Мы такие: а почему замминистра финансов? Почему полмиллиона, когда экологии ― два миллиона?

Синдеева: Почему дешевле, да.

Давид Либерман: А они такие: «Замминистра экологии»…

Даниил Либерман: Экология никого не интересует.

Синдеева: Ужас какой.

 

Синдеева: Вот этот апп – он в процессе некоего создания. Что нужно сделать, чтобы это, действительно, заработало, как инструмент, потому что это штука о чем вы говорите, потому что эта штука она может работать только на больших, условно, цифрах.  Когда, там, действительно, это становится неким параллельным, каким-то, условно, движением этих людей по всему миру, и которых объединяет вот эта платформа – назовем ее так. Что, вообще, для этого нужно? Почему люди? Опять же куча сейчас фондов, очень много благотворительных организаций, которые так или иначе, кто-то узконаправленно чем-то занимается, много компаний, которые так или иначе вкладывают деньги, то есть, с одной стороны, делают гадости какие-нибудь, понимаешь, а потом они вкладываются деньги и просят эти гадости исправить.

Давид: Починить.

Давид:  С одной стороны, мы говорим, что появится в будущем подобная платформа, а потом ты смотришь и видишь, что, в целом, уже некоторые первые шаги делаются. Сейчас есть, наверное, с десяток стартапов, которые вот приблизительно такую же вещь делают чисто для миссии углекислого газа в атмосферу. Для того, чтобы ты мог эту миссию, как бы прибрать за собой. Ты покупаешь какие-то продукты, или летаешь на самолетах и ты можешь за это дополнительно заплатить. То есть такие вещи происходят. Что мы, например, делаем, мы не только делаем подобную платформу возможной, но еще общаемся с различными игроками для того, чтобы они начали думать о том, чтобы подобные вещи делать внутри своих продуктов. Например, очень большую роль, которые, мы видим, будет играть в этой всей картине мира, будущем будут не только твои затраты. Вот я вот сейчас потратил эти 25 центов дополнительных, а еще, как ни странно, а будут еще являться твои накоплениями, особенно, твоими пенсионными накоплениями. Для нас пенсионные накопления это какие-то копейки и никто о них не думает.

Даниил: Нужно сделать некоторый важный экскурс в состояние мира. Есть два условных принципа осуществления пенсионной системы в мире. Одно, когда собирает налог и деньги, собранные тратятся на пенсии в этот год сбора. А другое, когда каждый человек, условно, сам откладывает через законодательство или без законодательства рыночно отложенные деньги и инвестируется в рынок.

Синдеева: Ну да те самые американские фонды, которым принадлежат все практически.

Давид: О вот, как раз вопрос, как только ты начинаешь немножко всматриваться в то, что происходит, оказывается, что пенсионерам Соединенных Штатов просто принадлежит все. Ни каким-то банкирам, ни каким-то ванпроцентерам, а просто пенсионным фондам.  Большинство компаний: Гугл, Майкрософт – все это пенсионные деньги. Вопрос таким образом, что, но при этом это все построено так в Соединенных Штатах, что каждый человек на самом деле имеет контроль над своими пенсионными накоплениями.

Даниил: Я могу сейчас зайти в приложение и увидеть все, во, что вложены мои деньги, и поменять, куда они будут вложены.

Давид: Никто это не делает.

Даниил: Это головоломка в текущем состоянии.

Давид: Это слишком сложно. Никто это не делает. Все оставляют на усмотрение менеджеров этих фондов.

Даниил: Самая хитрость заключается в том, что у каждого человека есть полное право в каждый момент взять эти деньги из этого фонда и переложить в другой.

Синдеева: Да-да-да.

Давид: Должен появится инструментарий.

Даниил: Новый пенсионный фонд, новая компания.

Синдеева: То есть.

Даниил: Который предложит этот сервис, отрекламирует себя и пригласит сначала молодое население, а потом молодое население пригласит более пожилое, которое просто их родители.

Синдеева: Понятно. То есть вы видите, что сейчас это, ну как,   в любом случае это движение наметилось?

Давид: Да. Сегодня все наши мамы и бабушки пользуются Вайбером, Скайпом и чем-нибудь еще.

Давид: И мы общаемся со всеми молодыми людьми, которые работают.

Синдеева: Реализация, в том числе, вашей миссии она в том, чтобы максимально продвигать эту идею, вовлекая, а что за этим? Вот вы общаетесь, вы разговариваете?

Даниил: Мы можем приводить примеры, но, например, они могут быть не в этой сфере. Но примеры нашего влияния, что люди прямо конкретно меняют свои компании в Силиконовой долине, в известной компании, например, компании OpenAI, понимаешь, не понимаешь.

Давид: Это одна из ведущих компания номер 1 или норме 2. Они делятся по искусственным интеллектам в мире. Они изначально были благотворительной организацией, но в будущем благотворительным организациям было сложно конкурировать.

Даниил: С Гуглом и остальными, у которых есть миллиардные бюджеты, а у них изначально было 20 миллионов, потом еще, сколько  пару сотен.

Синдеева: Подожди, а чем у них благотворительность? Это была просто благотворительная организация, которая собирала деньги?

Давид: Цель благотворительной организации была в том, чтобы создать искусственный интеллект, такой, какой бы принадлежал обществу, а не корпорациям.

Давид: Но им было очень сложно конкурировать. Они понимали, что им нужно много очень денег поднимать для того, чтобы оставаться впереди.

Даниил: Потому что стало понятно, что все в нейросетях, а нейросети – это вычисления огромные, а значит, просто сотни миллионов долларов тратить на сжигание электрической сети в процессорах.

Давид: Но при этом, они боялись, что если они превратятся в обычную корпорацию, то все превратится..

Даниил: То, против чего они боролись, случится их же собственными руками.

Давид: И они были на вот этом перепутье: либо оставаться маленькими и проиграть, либо стать такими же, как Гугл и проиграть с точки зрения своей миссии.

Давид: И мы как раз в этот момент с ними активно общались, именно по философии и того, как по-другому могут строиться взаимодействия. И мы предложили концепцию, что они могут построить полукоммерческую организацию. Почему полу, потому что единственное отличие, что в ней ограничено, сколько инвесторы в итоге могут заработать.

Даниил: Доходность инвестируемых денег.

Синдеева: Понятно. И все что сверху идет в благотворительные и т.д.?

Даниил: Просто идет в благотворительные организации.

Синдеева: И что у них, как сейчас?

Давид: Они подумали, что интересно, никто же не пробовал.

Даниил: Мы вместе с ними создали этот договор, и они пошли, поговорили с инвесторами, в итоге, инвесторы дрались за то, чтобы положить у них деньги. И в итоге, подняли миллиард долларов

Синдеева: А вы что-нибудь заработали от этого?

Давид: Нет, конечно.

Даниил: На этом ничего не надо зарабатывать. Мы на этом заработали репутацию.

Давид: Культура Долины и, в целом, технологического рынка она в другом. Ты не пытаешься на том, на связях, на том, что ты кому-то, что-то подсказываешь и т.д. Ты растишь свою репутацию. Эта репутация в любом случае в любом случае конвертируется в то, что ты дальше сможешь зарабатывать на своих проектах больше.

Синдеева: Так, хорошо. Тогда я вас еще верну. Вы несколько лет назад вас просто уговорили вы, наверное, это грубо будет сказано – пришли спасать, ну или точно помогать компании Snapchat.

Давид: На тот момент их не надо было спасать, они были в хорошем состоянии. А через год.

Синдеева: С вашим приходом?

Давид: Через год после нашего прихода.

Синдеева: Смотри, вас позвали в компанию Snapchat. Вы там несколько лет в ней работали. Сейчас не знаю.

Давид: Мы недавно ушли.

Синдеева: Так вот скажите, как там работа в компании Snapchat ведет вас к миссии? И нет ли здесь внутреннего противоречия?

Давид: В целом, когда ты, в нашем случае да вот у нас есть некоторые стремления, и дальше все наши действия они подстраиваются под эти стремления, включая, то, что если для того, чтобы прийти в точку, которую мы хотим прийти, нам нужны  ресурсы, то мы делаем те вещи, которые эффективно приносят нам ресурсы.

Синдеева: То есть Snapchat для того, чтобы я упрощаю – заработать денег.

Давид: Да, это было чисто финансовая сделка, с другой стороны, есть другая вещь.

Синдеева: А если это компания – ок, приносит ресурсы и более того, может быть, даже больше денег, но она занимается чем-то не очень? Но я сейчас не про Snapchat¸ но, в целом, где нет, ни миссии, ни идеи.

Давид: Понятно дело, что есть грани и мы не пересекаем эту грань. У нас есть некоторые наши грани, и мы их не пересекаем. С другой стороны, мы увидели, что с точки зрения еще того, чтобы быстрее интегрироваться в этот социум, социум технологических стартапов, то надо быть купленным.

Синдеева: Надо оказаться такой крупной глобальной компанией?

Давид: То надо купленным. Очень сильно помогает быть купленным. Это как галочка. То есть она понимает, что у нас есть определенная преимущество, недостаток. То, что мы не учились там. Допустим, у нас не стоит галочка – не прошли этот колледж и т.д.

Синдеева: А вы богатый человек, простите?

Давид: У нас тридцать миллионов на счету. Это богатый?

Синдеева: Сколько?

Давид: Тридцать миллионов в среднем.

Синдеева: Тридцать миллионов у вас на двоих или как у компании?

Давид: Нет. У нас лично, не у компании.

Даниил: Лично, лично, после налогов.

Синдеева: Я поговорила с молодыми ребятами, встретилась с стартаперы, которые такие уже реализовывали такие проекты, выходцы все из русскоговорящих стран.  Они знаешь, что говорят, мы все сюда приезжали, мы хотим сейчас сделать стартап, кому-то его продать, заработать дофига денег. Понятно, как люди, приезжающие из ситуации бедной страны ты хочешь заработать. Как только ты начинаешь жить в  этой культуре, как только ты начинаешь в это все окунаться, ты вдруг понимаешь, что даже если ты заработал деньги, тебе не надо, это вторично, это точно не главное. Ты должен сделать что-то, что, действительно, будет частью какой-то светлой, крутой идеи.

Даниил: То есть это точно не мотивация про деньги.

Давид: Это мотивация не то, чтобы заработать больше. Это мотивация, чтобы создать что-то по-другому ты не видишь, что может быть создано.

Даниил: После того, что у тебя есть свобода делать то, что ты считаешь, что нужно создать. С другой стороны, когда мы приезжали, у нас все-таки была немножко другая ситуация. Мы приезжали уже с успешным работающим бизнесом, который зарабатывал миллионы долларов в год нам лично, и мы приезжали, на самом деле, не для того, чтобы делать бизнес. И мы приехали искать людей, которые помогут нам продвигать нашу философию. А они все втянули нас и сказали: «А что вы делаете, давайте мы вам поможем». И нас представили со всеми с Голливуде.

 

Синдеева: Ребята, вопрос мы на террасе обсуждали ваши тридцать миллионов. У вас уже есть квартиры, дома, яхты, машины?

Давид: У наших сестер.

Даниил: У нас женская часть отвечает за андеграунд.

Синдеева: Но они себе купили дома. Вы там не живете?

Давид: Нет, мы там не живем. Мы как раз после того, как ты встречалась с Ильей Бруном.

Даниил: После для проведенного с вами, он задал как раз этот вопрос: а где эти ваши все миллионы?

Давид: Хотел сказал, что по нему тоже не очень видно. Он тоже внизу живет.  У нас все лоцировано на то, что мы хотим создать.

Синдеева: Понятно. Вообще, вас вот это материальное не?

Давид: Не значит, что оно нет. Но нам просто более интересно создавать вещи.

Даниил: Сейчас мы можем себе позволить не задумываться бизнес-класс самолетом.

Синдеева: То есть вот об этом вы не думаете?

Даниил: Стоп-стоп-стоп, перестань думать об этом, покупай и полетели.

Синдеева: Прикольно, когда люди договорились, о чем-то, как эта платформа. Но дальше вот эта договоренность. Чтобы это случилось должен кто-то взять на себя эту роль, условно.

Давид: Это все будет происходить. И как раз будет очень большая роль личности, будет очень.

Даниил: Также, как неодемократия, также будет постдемократия, также будет постполитики.

Синдеева: Подожди, вот как только появляется личность опять же вот в этом кольце. Появляется личность, которая начинает двигать, условно, эту какую-то реформу  это все менять, но эта личность в какой-то момент может точно также прийти к тому, что она становится постепенно, условно, диктатором неважно в какой области.

Давид: Если ты от этой личности можешь отписаться в любой момент и приписаться к другой личности, то тебя это не так сильно беспокоит.

Даниил: В своей миссии и мысли об обществе без права применения насилия. Как только эта личность начнет двигать в свою сторону, если нам будет не по пути, мы соскочим и подпишем.

Давид: И там нет права применения силы к нам. Например, миллион людей могут объединиться и сказать: «давайте мы себе обеспечим образование».

Даниил: Миллион человек – это страна. Мы знаем, что как есть и вполне себе функционируют.

Давид: Мы уже наблюдаем различные образования, которые объединяют очень большое количество людей, но не все еще они объединяются вокруг именно, вот этих социальных столпов. Как только эти образования начнут решать эти проблемы, давайте вот объединились миллион человек, они объединились, они имеют очень близкие друг другу ценности или, по крайней мере, видят некоторое движение вперед одинаковое, они по доброе воле объединились. Они понимают, что от этого благо. Давайте теперь, например, пять процентов своих доходов будем собирать, как дополнительный налог. Ну, даже, еще не отказываемся от каких других налогов, которые мы платим, мы не боремся с существующим каким-то текущей системой.

Синдеева: Ну государство же все время будет сопротивляться этому, да, в том числе?

Давид: Будет-будет.

Даниил: Везде разница, кто, на сколько. Потому что в Штатах существует система частного образования. Она по размеру не сильно меньше, чем система публичного образования.

Давид: Мы думаем, что, как только это будет движения «мы добавляем», то сопротивление будет достаточно маленькое, хотя будет, безусловно, сопротивление. Мы видим реакцию государства на централизованные системы. Оно есть. Оно немножко непонятно, оно страшно. И в этом плане, наша всех роль, кто захочет двигаться в эту сторону, в том числе, иметь диалог и показывать, что нет ничего в этом страшного. Это просто некоторое развитие будущего, что мы никого не заставляем. Что мы наоборот не применяем никому другому силы и не заставляем жить в этих новых обстоятельствах.

Синдеева: Сейчас мы живем в мире, в котором огромное количество источников информации и люди очень сильно сегментируются. И там, условно, наши с вами соцсети, может быть наши с вами не очень, но моя соцсеть и моего папы отличается очень сильно. То, что мы видим, то, что мы читаем, то, что нам рекомендуют и т.д. И сегментация такая сильная, что, непонятно, как эти идеи, то, о чем вы говорите, кроме того, что вы встречаетесь с крупными компаниями. Как сделать так, чтобы эта идея стала массовой, чтобы люди все к ним могли подключаться?

Давид: И мы думаем, что сильно больше вовлекут остальных людей не слова наши, что вот так будет жить лучше, а рыночные достижения.

Даниил: А некоторые рыночные достижения.

Давид: Ну, в частности, если образуется метагосударство, объединяющее миллион людей, которое обеспечит себе качественную медицину, это будет интересно, это будет вовлекать людей. И мы думаем, что в первую очередь, по крайней мере, наше внимание мы концентрируем туда. Более того, мы как раз подозреваем, что могут остаться люди, которые будут думать по-другому. И это как раз наш принцип.

Даниил: Главный вопрос – договориться с ними о сосуществовании: их мнение и наше мнение. Главный вопрос в том, что есть помехи все еще к тому, чтобы эта договоренность происходила. И в том числе, то, что мы наблюдали десять лет назад, как происходящее некоторое сопротивление текущей системы. В интернете сегодня отсутствует точная идентификация участников.

Давид: А без этого невозможно построить сложные взаимодействия.

Даниил: Если ты не понимаешь, с кем ты взаимодействуешь, ты не можешь доверять этому взаимодействию, оно рассыпается на глазах.

Давид: Как только ты не понимаешь, пятьсот человек это захотели или четыреста пятьдесят ботов и на самом деле только пятьдесят человек.

Синдеева: Сейчас государство наше очень радуется, которое очень хочет,  чтобы была верификация людей.

Даниил: На самом деле очень интересно. Кто-то мог бы подумать, на самом деле очень часто, как раз этот укол он нам понятен. Этот укол говорит, о том, что «большой брат», вот этот контроль они могут только усилиться от наличия такой идентификации. Главное наш аргумент в обратную сторону, только вопрос в том, что это в любом случае произойдет. И мы можем смотреть на Китай, как на модель, которая придет к нам ко всем. Будут везде камеры, все будут идентифицированы и за всеми будет слежка – это в любом случае придет. Во всех государствах демократических, не демократических, России или Америке, Европе – это грядет. Главный вопрос только в том, как это будет сделано и можем ли мы сделать раньше нечто, что будет создано обществом децентрализованно, без угрозы для человечества или общества, что какие-то маленькие группы сконцентрируют слишком много власти в своих руках? Ответ наш: это в любом случае произойдет.

Давид: Это информационные системы их очень сложно контролировать, подавлять и сопротивляться.

Синдеева: А вот вопрос у меня сейчас возник, когда вы об этом говорили. Хорошо, смотри, есть, безусловно, несколько крупнейших таких монстров, именно монстров, как, мне кажется, несмотря на то, что кучу приятного, что от них можно получить Фейсбук, Гугл, Амазон, компании, которые во многом уже управляют нашим, так или иначе выбором, мыслями – ну так получилось, да?

Давид: Наше мнение в том, что они все монстры. И в целом, так и раньше было, ты в какой-то момент,

Даниил: А каждый момент времени за последние тридцать лет в Силиконовой долине была компания зла. Причем, они менялись. И та, которая переставала быть, чаще всего, становилось самой няшечной. Как бы Майкрософот был корпорацией зла, и потом вот сейчас, если посмотреть, они интегрировали Линукс, они делают все лучше, чтобы выглядеть, как пупсики и все их очень любят. И у всех такой – ой, какая прекрасная компания.

Давид: Они, в действительности, все такие монстры, которые в большей степени уже сложно контролировать свой аппетит. На самом деле интересно, что в Штатах, где они располагаются, было достаточно работающее антимонопольное законодательство, которое предотвращало.

Даниил: Вот сейчас конкретно в США идет массивный антимонопольный суд против сорока штатах, судят всех этих больших монстров. И к плохому и к хорошему.

Синдеева: Да-да. Вот давай. Это тоже интересно.

Даниил: Из плохого, из всех этих компаний вымываются фаундеры (основатели), у которых были какие-то идеологические мысли.

Давид: Это обычно первый шаг, который делается.

Даниил: Они или насильно вымываются, либо, если у них хватает ума понять, что происходит, они уходят сами. Безос только что ушел из Амазоны. Пять лет назад, когда мы только сказали, что он может уйти из самой мощной корпорации в мире, которой он полностью управляет.

Синдеева: Потому что это перестало соответствовать его идеологии?

Давид: Мы думаем, потому что он увидел, что его будут сейчас публично уничтожать и размазывать, превращать его в монстра, и он ушел раньше.

Синдеева: Или в худшем, условно. Потому что он мог бы еще мог бы бороться за нее. Я не в смысле экономическом, я в смысле идеологическом, потому что он, как фаундер может биться за это?

Давид: Как раз Даня и говорит, что вот как раз одной из негативных вещей, которая происходит это вот обычно вымывание людей с идеологией.

Даниил: И замена их менеджерами, нанятыми, условно, пенсионными фондами.

Давид: А с другой стороны, кажется, что Штаты такая супер рыночная экономика, поэтому там все делают все, что хотят и т.д. Это не так. Там очень сильное антимонопольное законодательство. Джеферсон еще сказал: «Раз мы не хотим короля над собой иметь, мы не должны иметь короля над индустриями». Они ввели антимонопольное законодательство. Например, в 20-30-х годах в Америке киностудиям запретили владеть кинотеатрами. Почему? Потому что если ты владеешь кинотеатрами, ты владеешь дистрибуцией.

Синдеева: Понятно. Но это же новая история с этими компаниями. У них просто регулирования не было. Не умели. Какой это минус? Какие плюсы?

Давид: Это плюс. Плюс – им запретят управлять дистрибуцией и одновременно создавать контент. Вот если ты upstore, ты не должен делать свои апки.

Синдеева: Если ты платформа, то, ты, пожалуйста, платформа и не фиг создавать  контент и управлять.

Давид: Если ты Амазон, ты не должен продавать свои товары.

Синдеева: Хорошо. Давай по-другому. Условно, платформа Фейсбук не создает своего контента, но при этом она регулирует своими инструментами, какой контент тебе показать и кого, убрать, кого поднять, и, вообще, не зависит от тебя. Значит, они тоже регулируют?

Давид: Значит, с точки зрения регуляции это одна из текущих атак на них, потому что они, в основном, до этого защищались идеей того, что это все пользуются сообщениями между друг другом сообщения отправлять, мы тут не причем. Но с другой стороны, они контролируют выдачу (ленту). И, соответственно, они, конечно, тут причем.  В этом плане это будет один из больших вопросов, что они будут говорить, что они могут сортировать, а что не могут сортировать.

Даниил: С ними же будет еще не только сортировка, не сортировка, а финансовый монополист на рынке.

Синдеева: Понятно, они могут скупать всех, в любом зародыше.

Даниил: Покупка и скупка – это на самом деле часть экосистемы, но при том, что они контролируют своего рода цену на рекламу из-за того, что они такие большие и все всё равно идут к ним. Они предоставляют, даже если бесплатный продукт, пользователь смотрит бесплатно, на самом деле, все это разворачивается в то, что смотрите, сколько вы денег с каждого пользователя зарабатываете и зарабатывали бы вы столько же, если бы у вас не было этого монопольного предложения.

Давид: Но еще их всех сейчас будут ограничивать, явно это неминуемо. С точки зрения алгоритма тут еще есть такая вещь, я понимаю, что это выглядит, как они зло создали ради денег с этими алгоритмами, которые общество раздербанили на части. Они очень стараются, чтобы получилось хорошо. Просто не получается. Это сложные алгоритмы. Они очень все стараются, чтобы получилось хорошо, но не получается.

Даниил: И очень страдают, когда получается плохо и уходят, увольняются, переживают.

Синдеева: У меня есть знакомые, даже общие знакомые, наверное, которые уходят из компании Гугл, имея супер позиции, успех и много чего сделал, только потому, что уже не хочется с какими-то продуктами себя связывать, ассоциировать, потому что уже не соответствие.

Давид: И это идущий процесс.

Синдеева: И это, конечно, очень сложно потому, что, когда появляется, опять же государство вводит антимонополию, с одной стороны, это очень хорошо, с другой стороны, опять появляется то самое государство, которое применяет силу.

Давид: … становятся своеобразными монстрами и очень сильно контролируемыми государством, обычно после антимонопольных. Если тебе приписывают, что ты должен очень многое делать под контролем государства. Но с другой стороны, надо де факто признать, что мы просто еще не пришли к инструментам, которые мы позволим принести к другим ситуациям. То есть пример, который мы приводили с OpenAI давайте сделаем кэпт-профит компанию.

Синдеева: Как называется?

Даниил: Кэпт. Шапочка.

Синдеева: То есть частичное такое, условно.

Даниил: То есть с ограниченной шляпой сверху.

Давид: Это некоторая именно попытка такая, как сделать такую компанию.

Синдеева: А они уже сделали это и подняли много денег?

Давид: Подняли миллиард долларов. Они продолжают быть самой успешной компанией сейчас в искусственных интеллектах.

Синдеева: А вот, мне так много хочется с вами обсудить. Искусственный интеллект. Вот я сейчас была в Силиконовой долине и мне так приятно, что люди об этом думают. Как этически потом решать вопрос, то есть вопрос этики?

Давид: Есть разные вопросы этики. Есть занятости людей, а есть того, что  сознание.

Синдеева: Я не просто занятость. Я про то, что вот создан искусственный интеллект прекрасная собачка, которую создает Давид Янг. Собачка это часть. И он говорит: «Понимаешь, лет через десять мы будем все гулять с такими собачками, потому что они вызывают эмпатию и т.д.». Это, действительно, когда я познакомилась с этой собачкой, через какое-то время я поняла, что она у меня вызывает эмпатию и хочется ее погладить, она упала, мне ее стало жалко и т.д. И дальше возникает миллион, связанных с этим вопросов.

Даниил: Давайте мы сейчас все запретим, а потом все разрешим – вот такая сейчас регуляция, в основном.

Синдеева: Вот такая.

Давид: Мы думаем, что об этом все надо думать. В Долине прямо очень много таких, скажем так, клубов, которые обсуждают эти все.

 Даниил: У нас три двухчасовых блока в неделю стоит на Зум-кола, в которых обсуждаются моральные потенциальные проблемы.

Давид: И это нам все предстоит решить. Мы не можем избежать того факта, что придется это решить. Живое оно или неживое, в какой момент оно живое?

Даниил: Какие у него права, и у кого какие другие права.

Синдеева: Можно я вернусь я Зуму вот этих двухчасовые обсуждения, а кто эти люди? Кто это обсуждает? Я почему вас про это спрашивает, хочется своей аудитории рассказать, как это тоже бывает по-другому, понимаешь. Это так круто, что думает об этом именно уже сейчас, когда еще это завтрашний день.

Давид: Это флаундерные компании, инженеры в этих компаниях, это продэкты в этих компаниях, это академии. Очень много там ученых, которые преподают.

Даниил: Много известных хакеров, в том смысле, что людей, которые создавали http-протоколы, интернет, которые создавали крипто-протоколы. То есть это люди, которые сделали какой-то большой вклад в технологии или в общество. В общество, когда я, когда говорю, я имею в виду, например, всю борьбу, которая была, например против вот, то, что у нас пиратские блокировки сайтов.

Давид: В Америке на самом деле тоже самое пытались провести.

Даниил: Российское законодательство в этом смысле просто скопировано с того, что попытались сделать США, но общество там смогло это отстоять и защититься от этого.

Давид: Но в последний момент. Это не то, что было совершенно невозможно себе представить, что это могло произойти. Практически провели такой же закон, но общество пыталось спасти. То есть, есть какой-то ряд активистов, ученых.

Даниил: Есть люди, которые заработали деньги, как везде. И они создают некоммерческие организации, которые приглашают людей, организовывают конференции.

Синдеева: Теперь про вас. Очень хочу все про вас понять.  Расскажите, как вас воспитывали родители, что вы в тринадцать лет. Расскажите, что они ни делали или что они делали.

Даниил: Наши родители работали.

Синдеева: У вас уже было две старших сестры, если не брать сводных?

Даниил: У нас было трое старше нас.

Синдеева: А трое старших.

Даниил: Мы погодки, поэтому на самом деле мы жили все в одной комнате. У нас было три двухэтажных кровати.

Синдеева: В одной комнате шесть человек?

Давид: Но пока девочки не подросли до двенадцати лет.

Синдеева: До двенадцати лет вы были все вместе?

Даниил: Тогда у папы забрали кабинет и перераспределили жилплощадь так, что у девочек стала своя комната.

Синдеева: Расскажите, как это?

Давид: У нас были родители, которые были очень вдохновлены тем, что они делают: с утра пропадали, поздно вечером возвращались. Все это время были в лаборатории.

Даниил: А дети стояли у окна и плакали: не уходите.

Синдеева: У вас не было потом обиды?

Давид: Абсолютно. Нам кажется, что самое крутое, что родитель может дать вдохновение тем, что ты делаешь. Нам кажется, что это очень классно. И они работали вместе, не только вдвоем, у них была большая лаборатория. Но они работали вместе, поэтому у нас не было концепции, что нельзя работать с  родными, близкими, женами. При этом, мы работаем впятером с братьями и сестрами. И были бы рады, чтобы остальные тоже присоединились.

Синдеева: А вы когда-нибудь ругались между собой, я имею в виду конфликты?

Даниил: Когда люди видят, как мы ругаемся, они думают, что это последний день, когда мы с Давидом общаемся.

Синдеева: Я все-таки спрошу, я не могу.  Я вот видела ваше интервью. Подождите, как вы живете. А как личная жизнь?

Даниил: Сложно с личной жизнью. Это создает большие проблемы с личной жизнью.

Синдеева: А почему вы не можете расстаться и устраивать личную жизнь или вы не можете расстаться?

Даниил: Мы не можем расстаться. Мы такое количество времени проводим в диалоге, что это непрерывно создает.

Синдеева: Что вам так интересно в диалоге, что вам и никто не нужен? Хорошо, отношения у вас есть? Они случаются?

Давид: Я просто не знаю, насколько это телеканал.

Синдеева: Нет, слушайте, это интересно про вас.

Давид: Случаются отношения.

Даниил: Случались. Может быть их меньше случается, но они случаются отношения. Они были в разных форматах, но на самом деле можем говорить, эти отношения они всегда приводят к некоторой ревности потому, что наши отношения с ним не прерываются и никак не изменяются.

Синдеева: Ревность с других сторон? Не понимают? На канале не должны быть такие вопросы. Но наверняка вам задавали вопросы и думают многие люди, что вы можете вместе жить там и т.д.

Даниил: Что вместе жить?

Синдеева: Я сейчас сексуально, что может быть пара?

Даниил: Как бы нет.

Синдеева: Наверняка, у людей возникает этот вопрос.

Даниил: Постоянно возникает этот вопрос. Хотя, не знаю, может у людей это в головах. Где-то в комментариях, в соцсетях поднимают этот вопрос – так они же геи.

Синдеева: Да, я думаю сложно тем людям, которые появляются в вашей жизни, учитывая.

Давид: Сложно.

Синдеева: А у сестер есть семьи, дети?

Давид: Есть семьи, дети.

Даниил: Вокруг все наши братья и сестры нарожали детей.

Синдеева: А живете вы все рядышком, вот сейчас расскажите?

Даниил: Да.

Синдеева: И у вас вот эти семейные обеды, встречи или вот это, вообще, норма?

Давид: Мы живем рядом друг с другом. Мы работаем вместе, мы все  живем рядом друг с другом. Сначала это все было в маленькой комнатке, теперь это еще дома рядом, квартиры рядом.

Даниил: В Москве это было три квартиры рядом. Две квартиры и одна подальше, там, где Маша жила со своим мужем, потому что они чуточку.

Синдеева: А как мужья сестер, как они в это во все.

Даниил: На самом деле по-разному. Например, Машин муж – Макс, он с Машей встречается сильно дольше, чем мы с Машей работаем. Все это начало так сдвигаться, что мы стали приближаться и приближаться он был немножко comfortable.

Синдеева: Понятно. Не очень ему было комфортно.

Даниил: Не очень ему было комфортно в такой ситуации, но постепенно он тоже к этому привык, к тому, что мы где-то постоянно ходим. У нас есть ключи от квартиры, домов, дверей.

Синдеева: С другой стороны, это коммуна. Коммуна - это так интересно. Это тоже один из способов, о котором мечтал Карл Маркс, например, и пытался так жить.

Даниил: Знаешь, мы на самом деле думаем, что главная проблема того, как в коммунизме были организованны коммуны, заключалась в том, что людей заставляли там быть. Они не жили там по ценностям.

Даниил: Жить вместе очень классно, эффективно.

 Синдеева: На самом деле те коммуны, которые возникают и сейчас это тоже одно из таких модных направлений.

Давид: По ценностям люди решают объединиться, и это работает отлично. Мы очень много вещей можешь друг с друга копировать.

Даниил: И мы очень много вещей друг с друга копируем, если мы братья и сестры.

Синдеева: А скажите, пожалуйста, все равно, если вернуться к воспитанию, то есть понятно, вы, наверное, друг друга сами воспитывали, так как вас шестеро и.

Даниил: Да, старшие укладывали младших. Учили завязывать шнурки тоже дети детей. Видишь, нас шесть детей мы не выговариваем букву Р. Оба родителя выговаривают, бабушки, дедушки выговаривают. Потому что вовремя никто не следил и первый ребенок научил всех остальных правильно выговаривать букву Р.

Синдеева: Понятно.

Даниил: Дети нашего поколения все выговаривают букву Р. В смысле это было комната шесть нас в этой комнате мы подхватили этот отсутствующий Р и все наши дети прекрасно говорят букву Р, при родителях выговаривающих.

Синдеева: Вот уже сказали, что вы мало читали, пока мама вас не заставила, не посадила в комнату и т.д. А как все равно познавался мир? Но вот интересно.

Давид: Разные есть периоды. То есть мы немножко успели застать Советский Союз, который стал загибаться и вот в этом плане были разные периоды, когда на улицу лучше было не выходить. Ну и вот у нас было, безусловно, преимущественно по сравнению со всеми в нашем поколении. У нас был компьютер в 1986 году персональный дома.

Давид: У нас бибиэски были в 1992 году.

Синдеева: Кто?

Давид: Это до интернета.

Даниил: Интернет до интернета.

Давид: Когда ты дозванивался на какой-то конкретный сервер.

Синдеева: И вы уже это?

Даниил: И мы вот всем это копались.

Давид: В этом плане мы очень рано.

Синдеева: А вы сами программировали, вообще?

Даниил: Я думаю, что Давил лучший программист в мире, которого  я знаю.

Синдеева: И ты и сейчас программируешь?

Давид: Периодически да.

Синдеева: А ты?

Даниил: Я давно уже не программирую. Когда мы начали компанию новую, я сел программировать, но потом нанял людей, которые работают быстрее. Нужно было, чтобы я занимался администрированием в большей степени, чем программированием.

Синдеева: Что происходит вот сейчас с детьми вашей семье, я имею в виду с племянниками вашими? Вот какие они? Насколько ваше семейное то, что вы получили, сейчас транслируется на них?

Даниил: Есть некоторая удивительная характеристика: у них полная свобода решать, какими они хотят быть.

Синдеева: Расскажи, как обсуждалось в семье, где их учить, что они должны закончить? Вот это вот было?

Давид: Вот это с ними долго обсуждается.

Даниил: Не с нами. Нас не вовлекают. Это чужие дети.

Давид: Мы-то, вообще, говорим быстрее стартап надо запускать детям. Уже двенадцать пора.

Даниил: Нас отстраняют и говорят: «Так сначала займитесь своим высшим образованием».

Давид: Но мы-то за то, чтобы раньше начинать.

Даниил: Но еще раз наш опыт заключается в том, что, когда мы поступали,  Давид поступал на мехмат, я поступал в мед. Потом мы в какой-то момент поняли, что мы делаем как бы. Это как бы совсем по-другому нашу жизнь определит. Мы оба бросили поступать в мехмат и в мед. Поступили в Университет, в котором мы могли ничего не делать.

Синдеева: А что это за Университет?

Давид: Была такая Еврейская классическая Академия. Она была при Институте проблем передачи информации.

Синдеева: Как вы решаете? Как, условно, вы приходите к консенсусу? Бывают ли вопросы, по которым вы не согласны?

Давид: Сложно бывает. Понимаешь, здесь есть такой момент понимания, что консенсус нужен. Для того, чтобы приходить к консенсусу, нужно понимание, что он нужен. Что с ним больше. То есть у нас у всех есть четкое ощущение того, что мы достигаем больше из-за того, что мы двигаемся вместе. Если этого ощущения нет, очень сложно достигать консенсуса. А если это ощущение есть, то можно на самом деле очень сильно бороться. Это мы все понимаем, что если есть какой-то конфликт, то, значит, что-то недоучтено, значит, можно найти какое-то решение.

Даниил: Ну как бы это очень тяжелый процесс.

Синдеева: Ну а вот какой? Просто интересно. Это может длиться неделями?

Даниил: Раньше мы просто страшно ругались. Теперь мы сидим и молчим.

Синдеева: Но это вы же не только про двоих себя?

Давид: Неделями это происходит по очень важным вещам, решение которых важно.

 Синдеева: Ну, пример можете привести?

Даниил: Ну, вот в ноябре прошлого года, прошло четыре года, как мы были со Snapchat отвестились, я  не знаю, как это по-русски сказать. Кончился период удержания наших акций в Snapchat, то есть мы стали иметь все акции, которые мы должны были иметь от продажи своей компании и в целом,  у нас был план уходить из Snapchat. Полгода занял наш уход, потому что нас попросили все-таки свой отдел, который мы построили внутри компании, чтобы мы себя заменили, далее, чтобы он функционировал. Это было непросто, но уже в ноябре – уже отсечка. Празднуем, шампанское, бутылку открыли. Что делаем дальше?

Синдеева: Но с этим согласились вы все?

Давид: Да. Спор был в том, что тратили мы все свои деньги на следующий проект или действуем не так категорично рискованно.

Даниил: Девочки уже купили дома и сказала: «А давайте, мы вот это состояние назовем baseline. Вот это будет наше базовое состояние, и все остальное будет больше.

Давид: И это был сложный достаточно спор.

Синдеева: И как вы друг друга убеждали?

Даниил: Две недели суровых споров.

Синдеева: И в итоге, вы пришли к какому-то консенсусу, который всех устроил или кто сдался?

Давид: В итоге, мы пришли к третьей идее того, как реализовать желание всех сторон, и как раз это было сложно найти его. И конфликт нужен был, чтобы найти.

Даниил: Ответ был. Мы просто его обсуждали философски. Потом поняли, что можем его практически применить. Предположили, что вероятно сегодня можем предложить свою философскую концепцию практически и пошли, уточнили у рынка, у инвесторов, у всех остальных. Оказалось, что можем. Все согласились, что это классная идея. В двух словах, мы можем упомянуть, что мы возьмем все свое будущее, тридцать лет своих будущих доходов, которых еще нет, и еще неизвестно что это будет, как мы это сделаем. Но мы все это берем, передаем, превращаем это в компанию и поднимаем деньги от инвесторов в эту компанию, фактически телепортируя свои деньги будущего в настоящее.

Синдеева: Если их не случилось в будущем, то скажете инвесторам?

Давид: Весь рынок инвесторов он весь построен на том, что часть вещей у тебя получается очень хорошо, часть вещей у тебя не получается. И это очень хорошо считается.

Даниил: Две тысячи компаний за год в Силиконовой долине за год инвестиции два тридцать из них миллиардные компании, а две трети из них пропадают и теряют все деньги.  И это не мешает этому рынку быть очень прибыльным.

Давид: Это как раз тот менталитет в России, который очень сильно мешает этому рынку, что нет этого понимания, что любой твой выигрыш, он благодаря проигрышам.

Даниил: Что тот основатель, в который ты вложил, и он все потерял, он не гад и сволочь, а он часть экосистемы, которая помогла тебе вот на той заработать миллиарды долларов.

Синдеева: Слушайте, а все-таки вернусь, мы тогда перескочили. Вы сейчас сказали, что будете инвестировать свои деньги в новый проект и сказали это долго рассказывать.

Даниил: Последние два года, например, мы разрабатываем систему уникальный айди для интернета.

Давид: Которая была бы децентрализованная, никем неуправляемая, нами неуправляемая.

Даниил: И при этом, могли бы все в точности доверять, что у каждого человека есть только один айди в этой системе.

Давид: Например, это позволило бы некоторым разным группам людей проводить голосование, в котором они могли бы друг другу доверять, что они пришли к правильному выводу или подобным вещам.

Даниил: То есть описанное нами приложение, в котором ты подключаешь  деньги к счету, она на самом деле в той или иной степени невозможна без вот этих вот базовых блоков. И мы шаг за шагом эти блоки создаем.

Давид: Это немножко отличается от пути, по которому ты делаешь стартапы. В стартапах ты двигаешься так очень маленькими операциями, поступательно.

Даниил: Пока результат удвоился, поднял следующие деньги  и т .д.

Давид: А подобные проекты они требуют какого-то, пока ты экосистему не выстроишь, они не работают.

Даниил: С тех пор постепенно думали, как, потом несколько попыток сделали.

Синдеева: Условно, если я инвестор и вам нужно еще привлечь деньги, чтобы вы мне сейчас продали, кроме опять же той миссии, о которой мы говорили?

Давид: Нет. Это как раз мы решили другим способом.

Синдеева: Как?

Давид: Мы решили, что самую простую вещь, которую мы можем продать инвесторам – это наше будущее, потому что у  всех есть track record наш. И как раз, как только ты начинаешь думать про какой-то отдельный наш проект, то его очень сложно воспринимать.

Даниил: Следующий проект будет провальный – статистически.

Даниил: Вы либо доверяете нам, потому что мы умеем делать вещи, посмотрите, что мы сделали в Snapchat, посмотрите, что мы  сделали до того, посмотрите наши результаты, как мы инвестировали.

Давид: В целом, думаем, что весь венчурный рынок постепенно будет двигаться в эту сторону.

Давид: Потому что мы, как инвесторы, мы скорее всегда инвестируем в людей, а не в конкретные проекты.

Даниил: Особенно инвесторы ранней стадии. Ты точно понимаешь, что статистически две из трех компаний прогорят. Значит, если это статистически так, то я инвестирую в человека, я его компанию, она прогорит, он получил опыт. Он создает следующую, она тоже прогорит, он получил еще больше опыта, третья не то, что не прогорит, она более того, с его опытом прогорания двух предыдущих он, скорее всего, создаст очень успешную компанию.

Давид: Это очень отличается от того, как здесь воспринимают.

Даниил: И дальше сегодняшнее поведение таких инвесторов, как мы  инвестировать в каждую из этих компаний по очереди, но в этом есть много сложностей.

Даниил: Во-первых, ты мог пропустить момент, когда нужно было инвестировать и вдруг не оказаться в той самой третьей компании. С нами так случалось. Мы инвестируем систематически много лет подряд в одну и ту же человека и компанию, потом не инвестируем потому, что пропустили e-mail. Это очень неприятно.

Синдеева: Но я все равно вас спрошу тоже. Потому что, когда я читала: у вас закончился или был суд по вашей одной из первой компаний с Егором Шупе? Это закончилось или нет?

Давид: Мы пока не комментируем, потому что она не закончилась.

Синдеева: Смотри, но она не закончилась.

Давид: Она вот сейчас, мы очень надеемся, что на этом закончится.

Синдеева: Я почему сейчас у вас об этом спросила, потому что это же тоже часть рекрекордса какая-то и насколько, например, мешает или влияет или не влияет, в том числе?

Даниил: Самое смешное – не мешает.

Давид: Во-первых, в Штатах есть поговорка: если ты богатый и успешный, то будет суд.

Даниил: Да, там практически это стандартная вещь. Если ты такой богатый и успешный, почему тебя все еще не судят.

Давид: Судить можно начинать.

Давид: В нашем случае наоборот укладывается в историю того, как мы двигаемся, собственно говоря, все последние проекты делаем в США, потому что та экосистема, которая здесь есть в России, она достаточно вот такая. Что инвесторы, которые инвестируют в компании, когда компании неуспешные, они вместо того, чтобы сохранить отношения с предпринимателями, как раз, когда описывают, чтобы попасть в следующий и для того, чтобы в итоге, заработать.

Синдеева: Ну, этого же тоже, конечно, есть объяснение. На самом деле, если инвестор инвестирует, он, конечно, считает, что уже точно нужно вернуть свои инвестиции, как минимум. Но, когда вы говорите, что один неуспешный, второй и т.д, когда ты рассматриваешь это в контексте России, в условиях той экономики и, условно, тех проектов, но практически это невозможно.

Даниил: Вот это нежелание с головой кидаться и терять деньги в понимании того, что есть опыт, который показал, что так надо делать, оно приводит к тому, что здесь и не получается, все теряют деньги.

Синдеева: Ну, хорошо, ребята, но если здесь все это получится и вдруг вся ваша идея прекрасная, вообще, не утопия и она будет как-то реализовываться вы, вообще, что думаете, про то, как делать гивбэк в России? Вот, вообще, есть проект?

Даниил: Для нас не существует границ.

Синдеева: Ну, Даня, они может не существуют, но при этом, сейчас у вас все там и нам что делать? И идея вашей мысли, и реализация там, а нам что делать?

Давид: Во-первых, верх нашей идеи мысли, нас больше пока читают здесь, чем там, в смысле наших каких-то публикаций и это какая-то часть нашего гивбэка. Но мы опять же, как молодое поколение не очень верим в гивбэк. Мы скорее верим в том, что нужно как-то создавать. Если честно, это странно, и я должен предупредить, что это сложно воспринять. Мы, если честно, видим, все происходящие процессы, которые мы можем считать негативными сейчас в мире. Что они на самом деле те же самые процессы, происходят везде. Они имеют разный окрас. То есть мы говорим, что сейчас молодое поколение очень сэпрест экономически во всем мире. В Штатах это проявляется, как студенческий долг, в Европе это проявляется, как безумная безработица и идеи молодых людей, в России это проявляется по третьему. Для нас это все проявления одной и той же причины, хоть и выглядит по-разному.

Синдеева: Какие сейчас у вас впечатления от России? Уже будем скоро заканчивать. Какие у вас сейчас впечатления, вообще, от людей?

Давид: Вот есть очень контрастное впечатление, с одной стороны, все такое живое.

Даниил: Пока не поставили себе Pfizer и не поехали сюда, понимая, что, как здесь все открыто.

Давид: С другой стороны, здесь все с точки зрения времени  очень схлопнуто. Есть сегодня и завтра. И очень сложно, наш обычный вопрос, с которым мы  к людям обращаемся: это что будет через десять лет? И совершенно наблюдаем, что очень сложно отвечать на этот вопрос.

Синдеева: Я почему и спросила. Вот мы за кадром поговорили немножко. Это, действительно, ужасное чувство, что ты не думаешь на десять лет вперед, что у тебя нет перспективы. Вернее, у тебя есть перспектива, но ты не знаешь, какая она. Ты не можешь планировать свое будущее.

Даниил: А та которая знаешь, тебе не очень нравится.

Синдеева: А та которая знаешь, тебе не нравится. И мы, действительно, живем здесь и сейчас, кстати, можно с точки зрения философии. Это же кайфово: здесь и сейчас, в моменте получайте удовольствие.

Даниил: Если хочешь про философию момента здесь и сейчас. Мы считаем, что это крайне необходимая точка цивилизованного развития для человека парадигмы жить здесь и сейчас. Через нее надо пройти, но на ней нельзя останавливаться.

Синдеева: То есть это мы в ловушки себя загоняем сейчас?

Давид: И также взаимодействие с собой прошлым и взаимодействие с будущим, оно может быть очень продуктивным. Вне зависимости того, что они в действительности отсоединены от тебя. Это в действительности другое, это не ты. Но ты можешь выстроить отношения, которые будут очень продуктивные.

Синдеева: Да, но опять же если вернуться сюда к нам на землю, конечно, очень сложно нам здесь. Я помню, мы создавали когда «Серебряный дождь», я помню: так, я знала, будет через пятнадцать лет, через двадцать, я прямо видела даже, как мы будем развиваться, знаешь. У меня не было ни малейшего сомнения вообще, да. Сейчас я удивляюсь, думаю: «Нифига себе, больше 25 лет, да». Когда я создавала телеканал, у меня тоже было еще такое чувство, слушай, телеканал, он будет расти, развиваться туда-то, он будет таким-то. Я не могу ответить на вопрос, какой должен быть и кем будет телеканал или чем, да, через десять лет. Я не могу ответить про себя на этот вопрос, кроме как, может быть, про себя как личность, да. Я могу про это говорить, думать, мне интересно, как я буду развиваться. А вот я как структурное какое-то подразделение, да, не знаю, того же телеканала ― я не знаю. И от этого грустно. Но, с другой стороны, вот это здесь и сейчас ― мы себя, может быть, таким образом тоже как бы приводим в некое равновесие.

Давид Либерман: Позволяет существовать.

Синдеева: Потому что иначе невозможно, когда у тебя нет завтра, ты не знаешь, какое оно будет, ты не знаешь, чем может закончиться любой твой эфир, день и так далее, то ты…

Даниил Либерман: Прошлое начинает тоже грызть: какой ты был наивный по поводу этого будущего!

Синдеева: Все время, да.

 Давид: Вот это единственная сложность. Мы когда здесь присутствуем, у нас противоположные эти два ощущения. С одной стороны, это же красиво, здесь и сейчас, все такое блестит, и одновременно…

Даниил Либерман: Мы замечаем, что активная есть молодежь.

Синдеева: Люди клеевые совершенно, вообще фантастические.

Даниил Либерман: Все здорово, все фантастически здорово. Единственное, что с годами мы наблюдаем, как то, чем эти люди могут, позволяют себе заниматься, оно все сокращается и сокращается. Не только время, но еще и область применимости, применения своего. Это, с одной стороны, создает давление на некоторые области, что нам издалека очень нравится, как, в каком расцвете культура, музыка, искусство. Прямо вообще со стороны смотрится потрясающе. Ты смотришь на что-то и говоришь: «Вам должно быть стыдно, посмотрите, как там все здорово!». Но понимаешь, почему это происходит. Потому что все остальное запрещено.

Синдеева: Да.

Давид Либерман: И в этом плане оба этих ощущения…

Даниил Либерман: И если даже не запрещено внешним актом, то запрещено своей внутренней самоцензурой. Ты думаешь: а если я начну это делать, то что будет?

Синдеева: Последнее. Расскажите про ваш лагерь в Burning Man. Он у вас продолжает все так же быть?

Даниил Либерман: Burning Man не было в прошлом году.

Синдеева: Хорошо, не было в прошлом году.

Даниил Либерман: И, может быть, даже хорошо. Мы отдохнули.

Синдеева: Вы поедете, в этом году он будет?

Давид Либерман: Неофициально.

Даниил Либерман: Burning Man нет в этом году.

Синдеева: А что такое неофициально?

Давид Либерман: Парки открыты, как они сказали.

Даниил Либерман: Парки открыты.

Синдеева: А, то есть это…

Даниил Либерман: Организаторы Burning Man сказали: «Официально мероприятия не будет, но никто не мешает приехать в парк».

Синдеева: Вы поедете?

Даниил Либерман: Мы с большой вероятностью поедем в парк.

Давид Либерман: Я не знаю, ты когда-нибудь была?

Синдеева: Я не была, не была, я очень хочу.

Давид Либерман: Просто очень есть мисконцепта по поводу того, что это такое, потому что это выглядит немножко как какой-то, может быть, музыкальный фестиваль и еще что-то, а это просто очень серьезный социальный проект.

Синдеева: Да.

Даниил Либерман: Причем социальный проект вокруг искусства.

Давид Либерман: Вот, и в нем есть некоторые постулаты, и дальше все проверяют, а как вообще мы будем взаимодействовать друг с другом с этими постулатами.

Даниил Либерман: Вокруг этих постулатов.

Давид Либерман: Один из постулатов ― там нет денег, все только gifts и так далее.

Синдеева: Нет денег, да.

Давид Либерман: И в этом плане ты туда приезжаешь и вот имеешь возможность недельку участвовать в этом интересном эксперименте.

Синдеева: В новом таком интересном эксперименте.

Давид Либерман: Который просто весь…

Даниил Либерман: Ты втягиваешься. Ты приезжаешь туда сначала просто в джинсах и футболке, с рюкзаком за спиной и понимаешь, что ты сделал большущую ошибку, так там все креативно и здорово. На следующий год ты уже приезжаешь готовый: у тебя есть несколько ящиков одежды и ты каждый день меняешь костюмы.

Синдеева: Да, но, помимо этого, ты еще и думаешь, что хорошего сделать людям.

Давид Либерман: Да.

Даниил Либерман: Потом ты думаешь, да, ты возишь с собой еще ящик подарков.

Синдеева: Начинаешь думать, что надо привезти воды. Да, подарков.

Даниил Либерман: И еще ящик чего-то, что ты будешь давать обществу вокруг себя.

Давид Либерман: А потом хочется сразу же сделать самому арт-объекты. Ты начинаешь строить арт-объекты.

Даниил Либерман: Последние три года мы строили арт-объекты. Причем кроме арт-объекта физического, большого в пустыне, наш лагерь в первый же как бы год своего существования, мы с Давидом ввели несколько традиций, которые превратились в некоторый тоже giftback. У нас есть две вещи. Одна ― все рассказывают свои истории, собирается большой круг знакомых или незнакомых людей в большом шалаше, все эти люди садятся, и кто-то один поднимает руку, что он готов. Он выходит и в течение часа, двух, четырех, кто способен, рассказывает свою историю от детства до настоящего момента, как он сюда попал, и просто абсолютно открыто делится всем своим.

Давид Либерман: Это такой очень интересный инструмент того, насколько быстро можно создавать близкие отношения.

 Даниил Либерман: Близкие отношения с людьми. Ты знаешь его четыре часа ― и ты как будто бы знаешь человека всю его жизнь.

Синдеева: Классно!

Даниил Либерман: В общем, это создает на самом деле очень интересную динамику. А другая ― это то, что утром перед самым рассветом мы все надеваем свои розовые шубы со светящимися рогами…

Синдеева: У вас розовые шубы, да?

Даниил Либерман: Да.

Даниил Либерман: Так вот, наш лагерь называется «Невидимые розовые единороги». Утром перед рассветом мы большой толпой, нас тридцать-сорок человек, все одеты в эти самые шубы розовые, которые мы сами себе сшили и сделали, выезжаем на велосипедах и охотимся на одиноких людей с тем, что как только мы находим одинокого человека, всегда есть ведущий, постоянно меняющийся ведущий, за одну сессию меняющийся ведущий, который выбирает…

Синдеева: Кого.

Даниил Либерман: Над кем мы проведем процесс.

Синдеева: Эксперимент.

Даниил Либерман: А процесс ― мы окружаем, крутимся в течение какого-то времени вокруг человека, сужая кольцо, наблюдая за реакцией человека.

Синдеева: Бедный человек, бедный человек, я себе представила.

Даниил Либерман: И понимаем более или менее, какая она может быть.

Синдеева: Да, адекватная или нет.

Давид Либерман: А потом мы спрыгиваем с велосипедов одновременно и обнимаем человека. И вот этот вот акт моментального объятия тридцати человек вокруг тебя…

Давид Либерман: Очень пушистых.

Даниил Либерман: Очень пушистых, и мягких, и хорошо пахнущих, мы все конфетами пахнем, это правда. Мы пахнем конфетами и розовые, пушистые.

Синдеева: Я могу долго говорить еще с братьями Либерманами, с Даней и с Давидом, и мысленно со всеми их родственниками. Это, к сожалению, мы должны остановить. И я, если приеду все-таки в Долину летом, хочу пообещать зрителям, у меня, собственно, была идея поехать и сделать серию вот таких разговоров про будущее, про то, как новое поколение видит это себе, как у них есть перспектива и у нас, я надеюсь, тоже. Поэтому, в общем, я надеюсь, что это такая заявка на некую серию вот таких разговоров. Ребята, спасибо вам большое. Я очень рада была знакомству.

Даниил Либерман: Очень было приятно.

Синдеева: Мы на самом деле познакомились сейчас, буквально за две минуты до записи программы, но очень много у нас общих друзей и знакомых. Мне очень приятно, спасибо.