«Каждый день просыпаюсь и думаю, что сегодня последний день моей жизни». Как пережить рак 4-й стадии, начать новую жизнь и запустить успешный бизнес в пандемию

Синдеева: Программа «Синдеева» в прекрасном опять, даже не знаю, выставочное, наверное, это пространство «Флакона», здесь всегда уютно. У меня сегодня в гостях Ринат Карамба, очень известный татуировщик, так можно сказать, художник-татуировщик.

Карамба: Уже в прошлом.

Синдеева: В прошлом, предприниматель. Человек, который победил адски тяжелый рак, про который мы сегодня с тобой поговорим. Потому что я решила после своего диагноза сделать цикл программ с людьми, которые побороли, пережили, которые психологически это победили, потому что мне кажется это очень важным. И вот судя уже по некоторым программам, которые вышли, и по некоторым разговорам, что это полезно, и многие люди мне пишут, которые прямо благодарны за то, что мы об этом говорим. Вот буквально недавно мы говорили с Владимиром Владимировичем Познером, у него было два случая, и это в общем-то тоже такой опыт очень непростой.

Синдеева: Ринат, сколько тебе было лет, когда тебе поставили диагноз, и какой это был диагноз?

Карамба: Тридцать один год мне было.

Синдеева: А сейчас сколько тебе?

Карамба: Тридцать семь уже почти.

Синдеева: То есть прошло шесть лет.

Карамба: Почти семь, да, почти шесть лет прошло. Это был Новый год, это такая праздничная была пора, и никто меня не мог нормально диагностировать. Поэтому это была поздняя диагностика, случилась, я уже достиг четвертой стадии к этому моменту. Это была первичная медиастинальная В-крупноклеточная… Там очень большое такое длинное название.

Синдеева: А по-простому?

Карамба: Это была лимфома. Лимфома — это поражение лимфоузлов, с метастазами, с метастазами в позвоночнике и по всему телу. Практически все лимфоузлы были поражены.

Синдеева: То есть это была уже четвертая стадия…

Карамба: Это последняя, да.

Синдеева: Последняя, и уже были метастазы во всех лимфоузлах практически.

Карамба: Да, кроме паховых.

Синдеева: Ты когда об этом узнал, извини, я буду чуть-чуть перебивать, ты когда об этом узнал, как быстро ты понял, что вообще-то это практически критический случай и шансов в общем-то не так много?

Карамба: Это частый вопрос. Я не знаю, понял ли я до конца, или я это отрицал, или я это, наоборот, резко очень принял и пережил, но буквально сидя на парковке…

Синдеева: Да, то есть смотри… Давай, ты расскажи. То есть тебе не могли поставить диагноз? Извини, я тебя перебила.

Карамба: Да. Мне не могли поставить диагноз. Я ездил по разным клиникам, и мне все говорили, что ты там…

Синдеева: А что, какие были переживания?

Карамба: Ну, на нервной почве, естественно, все говорили, что на нервной почве. А переживания были, что у меня как будто что-то застряло, как будто я чем-то подавился. Я торопился до этого, и ел банан очень быстро, я торопился, в машине ехал и ел банан, в пробке, и подумал, наверное, бананом подавился. Я чувствовал, мне вот терзало горло. По одним больницам, по другим больницам, мне говорили, да все нормально, на нервной почве, Новый год, расслабьтесь, стресс, что-то еще. Я думал, ну, наверное, им лучше знать, врачам. Сдавал анализы и прочее, ничего не показывало вообще нигде.

Синдеева: Скажи, а в семье была онкология у кого-то?

Карамба: Нет, ни у кого.

Синдеева: Ни у кого. То есть ты для себя такой даже не рассматривал сценарий.

Карамба: Я понимал, что рак существует, но это где-то на другой планете, это вот не со мной, не с нами. И все, и в начале года возвращается мой знакомый врач-онколог из отпуска, я не мог ему дозвониться все это время…

Синдеева: А почему ты решил ему написать все-таки, онкологу?

Карамба: А это был единственный врач вообще, которого я знаю лично, чтобы вот как друг мой.

Синдеева: То есть ты ходил просто по врачам, а это был просто друг.

Карамба: Да. Это друг, к которому я хотел, посмотри вот, Кирилл, можешь глянуть, что это вообще. Он прилетел, говорит: «Что случилось?», я присылаю ему анализы, он говорит: «Давай срочно к нам».

Синдеева: Извини, а какие анализы? То есть на что надо обратить внимание?

Карамба: Это кровь, это УЗИ, это…

Синдеева: То есть другие врачи смотрели на твою кровь и так далее, и ничего не видели?

Карамба: Не видели.

Синдеева: А он посмотрел и ему не понравилось.

Карамба: Этот комплекс различных анализов, то есть каждый врач же смотрел свои анализы, и он на своих анализах не видел. А он когда в комплексе увидел, он понял, что… Или там догадался, не то чтобы понял. Сразу меня на рентген в онкоцентре, и все. И такие — о, так ты наш. И все, и поехали. Причем мне это сообщили, я рассказывал…

Синдеева: Как?

Карамба: Это же часто в кино говорят, что в кино все сидят, на улице дождь, и врач закрывает папку, гаснет свет… Вот все не так.

Синдеева: Как было?

Карамба: Мы бежим по коридору такие, «Так, давай сейчас на рентген, потом кровь еще сдай, еще сдай обязательно ВИЧ, гепатит, RW, завтра все дела отменяй и завтра в девять утра приезжай, вот приемное отделение, будем там решать. Сейчас все, отпуск отмени, все..», примерно вот такой вот разговор был.

Синдеева: Но он уже сказал тебе диагноз?

Карамба: Мне сказали, скорее всего, у тебя лимфома, вот так сказали, что там 70%. И все.

Синдеева: Что ты дальше делал?

Карамба: Я сел в машину, на парковке…

Синдеева: И полез в интернет?

Карамба: Полез в интернет. Так, онкологические заболевания, что такое онкологические, рак, ага. Проценты выживаемости, вот эти все цифры непонятные, я же не знаю ничего. Почитал, лечат, ну вроде лечат. Как лечат, ничего не понимаю. Протокол лечения, химия, что это, для меня это просто какие-то слова. Думаю, ну ладно, позвонил Кириллу, немножко выдохнул, позвонил и говорю: «Как на самом деле?». Он такой: «Да как, работаем, занимаемся нашей работой». Я такой: «Ну, что-то волноваться?». Он говорит: «Что волноваться? Тобой занимаются уже, все». И все, и дальше я поехал говорить родным и близким.

Синдеева: Да, вот расскажи, к кому ты поехал?

Карамба: К родителям. Я родителям сразу позвонил. Вот во время лечения это был самый тяжелый момент, позвонить родителям.

Синдеева: Но ты позвонил, они не в Москве?

Карамба: Нет, они не в Москве живут, я позвонил.

Синдеева: И ты по телефону?

Карамба: Да. Это было очень тяжело.

Синдеева: Какие слова ты находил? Ты же наверняка старался как-то так сказать, чтобы…

Карамба: Да, я затыкался, я прерывался, мялся, как-то вот не мог я сформулировать нормально. И конечно, моя задача была не напугать родителей, они все-таки в возрасте уже, и для них рак, как для любого советского человека…

Синдеева: А ты сразу сказал, что это четвертая стадия?

Карамба: Нет, конечно, нет.

Синдеева: То есть просто сказал…

Карамба: Я сказал, что я заболел, в целом тяжело, но поправимо. И все. Конечно, они сразу прилетели.

Синдеева: Кому дальше говорил?

Карамба: Дальше друзья, близкие, как все.

Синдеева: Потом ты завел Instagram отдельно, то есть ты завел отдельный Instagram, это сразу случилось …

Карамба: Да, это практически сразу случилось.

Синдеева: Почему ты сделал? И он, скажи, правильно я понимаю, что его сейчас можно посмотреть?

Карамба: Да, он существует.

Синдеева: Ты его уже не ведешь, он существует и можно посмотреть. Почему ты его решил завести?

Карамба: Потому что, это сейчас будет звучать как-то по-снобистски…

Синдеева: Достали все…

Карамба: Достали, меня достали действительно, каждый день десятки сообщений и звонков, «Ой, мы узнали, ну как ты, как здоровье?». Я так: «Ну, нормально, я готовлюсь, не знаю, к химии, я готовлюсь к операции». И каждый день одно и то же, по десять человек, по двадцать, по тридцать, по сто. И я подумал, первым же ты искренне отвечаешь, уже десятому уже так, уже потом — Ок, поэтому Instagram стал отдушиной, что я мог это все вывалить на эту страничку сегодня в восемь часов вечера, и все, кто надо, прочитают. Кто-то посочувствует, кто-то…

Синдеева: Но только это было целью или была еще какая-то цель?

Карамба: Изначально была только эта, я же не знал, во что это выльется. Но впоследствии это уже стало и ответственностью моей, что люди следят, они волнуются, тысячи там, сотни людей, сотни тысяч.

Синдеева: А для тебя психологическая это была такая отдушина? Или это…

Карамба: Наверное, да. Я не воспринимал ее таковой, но скорее всего, в какой-то момент это был мой прямо дневник, вот как дневник, который люди ведут. Я никогда не вел дневников, и тут дневник, который почему-то читают тысячи людей. И действительно я понимал, что эта история, она как минимум интересная, жизнеутверждающая, позитивная, какой бы она не казалось.

Синдеева: Я вот прочитала, что ты не писал о моментах, когда было очень тяжело.

Карамба: Да.

Синдеева: Почему?

Карамба: Да этого хватает. Ну там Солженицына…

Синдеева: А в этом, смотри, не было такого, что вот немножко ты как бы обманываешь своих читателей, понимаешь.

Карамба: Нет, конечно. Я не отрицал того, что это существует. Безусловно, я не смеялся над болезнью, это страшное, смертельное заболевание, от которого гибнут миллионы людей. Я это прекрасно понимаю и осознаю. Но я не пытался сделать из этого трагедию. Это не должно быть трагедией, потому что у рака и так уже такой шлейф за ним идет…

Синдеева: Ужасный, да.

Карамба: Туда накидывать еще вот дровишек мне не хотелось, я хотел показать обратную сторону, что будни онкобольного человека, они не насыщены 24/7 страданиями. Это тоже жизнь, ты живешь эту жизнь. Да, она бывает непростой, но при этом в ней тоже можно находить положительное, к чему-то стремиться, и вот эту цель я все-таки в первых строках прямо писал, что я надеру раку задницу, и я ее старался придерживаться.

Синдеева: И надрал.

Карамба: Да-да.

Синдеева: И книжку выпустил, да?

Карамба: И книжку, да, по этой же теме, по этому же Instagram, по мотивам, да, уже.

Синдеева: Скажи, вот когда все, ты уже осознал, уже принял это, ты понял, что с этим надо справляться как с проблемой. Очень похоже, знаешь, вот когда я читала о тебе, я поняла, что у меня ровно такая же была реакция, окей, бывают проблемы в жизни, их надо решать. Но был момент, когда ты просто в какой-то момент, не знаю, перестал верить, или отчаялся, или испугался? 17.31

Карамба: Ни разу.

Синдеева: Ни разу?

Карамба: Сомнения это же удел слабых, мой вектор, он достаточно четкий всегда был. Я готовился всегда, у меня было правило такое, когда я лечился, что завтра будет хуже. Вот сегодня тяжело, сегодня прямо вот совсем плохо, но завтра будет хуже, и надо вот еще оставить силы на завтра. И завтра становилось хуже, и я думал, ну вот послезавтра вообще, вот совсем тяжело. И каждый день я думал, что завтра будет хуже.

Синдеева: Но плохой сценарий ты для себя вообще не рассматривал?

Карамба: Нет, конечно. Я понимал, что я буду биться вот до последнего. Это невозможно было бы…

Синдеева: То есть не было момента, извини, я тебе задаю это, я специально задаю эти вопросы…

Карамба: Я понимаю.

Синдеева: Потому что, мне кажется, это очень важно для людей, которые оказываются в похожих ситуациях. Скажи, то есть не было ни разу ситуации, когда ты сказал: «Ну ладно, надо хотя бы подбить какие-то, не знаю, дела, подвести что-то, чтобы если что-то, условно, если вдруг, не…», ну не знаю, закрыть все долги или что-то.

Карамба: Вообще нет.

Синдеева: То есть ты даже такого себе не давал.

Карамба: Мы же… Просто этот момент, он мог, конечно, случится, я его тоже не отрицал, но мы же сейчас живем точно такой же жизнью. Никто из нас не может сказать, ну, мне еще осталось тридцать лет или тридцать дней там, нет такого, и никто из нас не сидит, не готовится к этому. Мы живем, по крайней мере, хотим жить эту жизнь, вот сегодня, сейчас и здесь. И в том моменте я точно так же эту жизнь проживал, только немножечко на виду у людей, поэтому у меня и сомнений не было, и желания даже подумать, вот представить себе мысль, что я к чему-то готовлюсь, нет. Я живу вот сейчас эту жизнь и тогда жил.

Синдеева: А как ты жил до этого, до этого диагноза? Насколько изменилась твоя жизнь? Я сейчас пока не про питание, не про…

Карамба: Да, я понял.

Синдеева: Вот как?

Карамба: Ну, это было, наверное, как у всех. Это такое немножко, смерть это не про меня, болезни это не про меня, я молодой, счастливый, красивый, меня вообще ничего не берет. Я в жизни ничего не ломал, например, у меня никогда никаких переломов, ничего не было, меня как-то все обходило. И я думал, что я вот вечная жизнь, вечная молодость, все попробовать, все перепробовать, и спорт, и в горы, и в воду, и в огонь, и везде.

Синдеева: А плохие привычки?

Карамба: Да всякое было, то есть понятно, и алкоголь, и курил там безбожно вообще. Я на третьем курсе химии курил даже, то есть я любил курить и максимально защищал свое курение и свое право на курение. Но, конечно, сейчас…

Синдеева: И когда ты бросил тогда курить?

Карамба: На третьем курсе химиотерапии.

Синдеева: Почему? Если ты курил и защищал это право.

Карамба: Да, во-первых, я не мог скрестить даже эти вещи, настолько идиот, очевидно же. Но я сидел в очереди с «легочниками», мы сидели в очереди, на какие-то анализы мы сидели. Просто сидим в очереди, я не помню, бронхоскопия или что-то, и они не могли говорить, они издавали звуки, очень тяжело, какие-то булькающие, шуршащие, они с кем-то пытались говорить, но не получалось. На меня произвело…

Синдеева: Это у людей, у которых был рак легких?

Карамба: Да, в онкоцентре это было. И на меня это произвело такое впечатление, что я поднялся к себе в палату после анализов, начал гуглить, и для меня как будто бы все стало ясно.

Синдеева: Как будто первый раз услышал, да.

Карамба: Да, хотя на самом деле мне это все это время говорили. И я осознал, насколько это идиотская привычка, пагубная, и насколько она опасная, и насколько она классно маркетингово продвинута в наши головы фильмами, книгами, героями и так далее, антигероями.

Синдеева: Красивыми.

Карамба: Очень красиво, классно, я восхищаюсь этими маркетологами, но так же не понимаю, почему же я-то раньше не мог понять.

Синдеева: И что, просто взял и бросил?

Карамба: Вообще по щелчку.

Синдеева: И что, не было ломок?

Карамба: Это как, для меня это как пить бензин, ну никто в здравом уме не будет пить бензин.

Синдеева: Ну ты же до этого сколько лет это делал.

Карамба: Потому что бензин так классно не рекламируют, как сигареты.

Синдеева: А скажи, много сейчас у тебя в постах есть о том, что жить здесь и сейчас.

Карамба: Да.

Синдеева: И ты об этом сейчас тоже сказал.

Карамба: Да.

Синдеева: До диагноза этот факт был? Что я живу здесь и сейчас.

Карамба: Он, наверно, был, но неосознанно, он какой-то такой, молодецкий какой-то. Я не понимал, что это такое на самом деле.

Синдеева: А что такое жить здесь и сейчас? Сейчас как?

Карамба: Это большая разница. Есть такое понятие «пофигизм»: да ладно, проскочим! Вот это, такое, рукой кто-то махнул, и все. А жить здесь и сейчас ― это чувствовать в эту секунду. Как в песне той, да, про миг.

Синдеева: Как? Давай просто…

Карамба: Я объясню.

Синдеева: Слушай, мне очень это нравится, потому что у нас даже программа есть «Здесь и сейчас», я ее придумала десять лет назад, она новостная, но она была ровно про то, что ты чувствуешь: что ты проживаешь только сегодня, сейчас, здесь.

Карамба: Я просыпаюсь каждый день с мыслью, каждый день это происходит, я клянусь, каждый день на протяжении шести лет просыпаюсь и думаю, что сегодня последний день моей жизни.

Синдеева: Ну ладно? Ты прямо об этом думаешь?

Карамба: Каждый день я думаю об этом. Я стою у зеркала, чищу зубы и думаю об этом.

Синдеева: Как?

Карамба: И вот эта мысль дает мне понимание, что бы я сделал в последний день моей жизни.

Синдеева: Ринат, подожди, давай. Вот это очень мне интересно. Я прямо хочу понять это, потому что я только теоретически про это говорю, да, а вот практика… То есть ты правда просыпаешься утром.

Карамба: Абсолютно. Каждый день.

Синдеева: И ты считаешь, что он может быть последний, ты к этому готов.

Карамба: И что бы я делал в этот день, да. Не то чтобы я живу…

Синдеева: А что бы тогда не делал, если это последний день? То есть ты прямо ловишь себя в процессе?

Карамба: Абсолютно верно. Я точно не делаю того, что я не хочу. Если мне чего-то не хочется делать, я этого не буду делать. Это золотое правило моей жизни. Например, в последний день жизни я не буду доказывать что-то своим врагам. Зачем это делать? Пускай они живут…

Синдеева: А приведи еще примеры, например, когда ты прямо понимал, что есть какой-то позыв, но ты понимаешь, что нет. Например?

Карамба: Например, бездельничать. То есть в последний день своей жизни ты не будешь лежать на диване и клацать телевизор. Это последнее, что ты будешь делать в последний день. Это вообще какая-то ерунда.

Синдеева: А серфить в соцсетях?

Карамба: Точно нет, точно нет.

Синдеева: Что, ты не серфишь в соцсетях?

Карамба: Прошу прощения, в туалете, наверно, это делаю, к сожалению, уйти оттуда, не делать это я не могу.

Синдеева: Понятно.

Карамба: Конечно, да. Я стараюсь это прямо максимально исключить из своей жизни. Это ерунда, это не то.

Синдеева: А какие-то отношения с кем-то изменились? Может быть, с кем-то были сложные отношения, тяжелые, может быть, с родителями? Мало ли, бывают же у нас какие-то, да?

Карамба: Да-да.

Синдеева: И ты пересмотрел и понял, что опять же сегодня может быть последний день. Такой был опыт?

Карамба: Если надо было перед кем-то извиниться, я извинился.

Синдеева: Ты для себя тоже поставил это как?..

Карамба: Отпустить эту историю, да, чтобы гештальт этот закрыть, и все. Если мне нужно было кого-то отпустить, я отпускал. Если нужно было кого-то простить и забыть.

Синдеева: Ты это делал как? То есть ты прямо мог взять и позвонить?

Карамба: Я прямо говорил, да. Здрасте, так и так, я был неправ.

Синдеева: Просто.

Карамба: Да.

Синдеева: То есть человек мог про тебя, условно, забыть.

Карамба: Да. Или, например, ко мне приходили люди и говорили, какие-то недоброжелатели приходили и пытались какие-то мосты навести и так далее. Я говорил: «Нет-нет, спасибо, все». Навсегда разошлись, все, никаких компромиссов. У меня последний день жизни, что, я буду тратить последний день жизни на вас?

Синдеева: И все. Все-таки не зря, когда я вчера начала читать про тебя, это я хочу зрителям сказать, это на самом деле редкий случай, когда у меня в программе человек, о котором я ничего не знала, я его никогда не знала. Вчера ко мне пришла моя продюсер и говорит: «Слушай, ведь есть такой парень, почитай о нем». Я настолько прониклась твоими мыслями, твоей жизнью, я захотела первый раз осмысленно, осознанно сделать татуировку, это удивительно.

Мы еще сейчас расскажем про всякие бизнесы твои, это ужасно тоже интересно, но я хочу все-таки про нашу тему.

Синдеева: Как ты лечился? Расскажи, пожалуйста, нам. Мне повезло, у меня была страховка, я лечилась в Германии. У Владимира Владимировича была возможность, он лечился тоже не в России. Я, в общем-то, рада, что у меня была возможность не лечиться в России. Что, как у тебя все это происходило? Ты можешь опять же поделиться этим опытом? Может быть, какими-то лайфхаками даже, понимаешь, как правильно себя вести, что делать.

Карамба: По раку, мне кажется, второй пункт, который всплывает у всех в головах, ― это лечиться не в России.

Карамба: Какое-то стереотипное мышление, действительно. Они не всегда даже в правильное русло направляют человека, которому поставили диагноз. И я был точно таким же человеком. И когда я начал узнавать: а может быть, это лучше, может быть, там гарантии больше…

Синдеева: Было, да, желание?

Карамба: Естественно, да, это разумная мысль. Мне рассказали, как происходит процесс лечения моего диагноза. Это протокол, признанный ВОЗ, он везде одинаковый. Эту болезнь лечат этим протоколом, вот такими препаратами внутри этого протокола. Какие-то препараты бесплатные, какие-то платные, какие-то получше, какие-то похуже и так далее.

Я говорю: «А чем лечение в Германии или, не знаю, в Израиле, в Корее будет отличаться от моего здесь?». Мне говорят: «Фактически ничем, только, во-первых, это будет платное лечение и ты будешь смотреть не на Москву, а на море, на лес какой-нибудь». Я говорю: «Тогда я готов смотреть на Москву и лечиться в России».

Синдеева: А препараты? Смотри, я знаю случаи, когда один и тот же протокол, один и тот же препарат, но при этом реакция организма на препарат, который делали в России и, например, в Германии, была совершенно разной. То есть у меня прямо есть конкретные примеры.

Карамба: И есть масса таких примеров.

Синдеева: Да, их очень много.

Карамба: Зависит от степени очистки и так далее, да, дженерики. Такая долгая-долгая история, фармистория такая, спорная во многом. Мне повезло, что у меня бесплатный был протокол, но один из препаратов…

Синдеева: А что значит бесплатный протокол?

Карамба: Все препараты были бесплатными.

Синдеева: Бесплатными.

Карамба: Кроме таргетного, точнее, таргетный тоже был бесплатно, но он выдавался по месту жительства, а на тот момент я был не прописан в Москве, и он выдавался по месту жительства, и его не давали на руки. Его только ставить могли в том месте, где ты прописан, а прописан я в очень далеком…

Синдеева: А где?

Карамба: В Кировской области, город Вятские Поляны. Там даже не слышали, мне кажется, про такой препарат. Я подошел к своему врачу, говорю: «Что делать-то, как же быть в этой ситуации?». А препарат довольно дорогой. Он мне говорит: «Ты можешь его просто покупать, приносить его нам, мы его в протокол включим, вот и все, другого варианта нет». А стоил он достаточно больших денег, благо нашлись люди, помогли.

Синдеева: А как, расскажи, что ты сделал?

Карамба: Я все, что можно продать, продал, все, что продавалось, машину, что-то еще. Все продал, все равно не хватало. Написал в инстаграм, говорю: «Ребята, не делаю я сбора никакого, но вот такая история, что физически мы не можем там присутствовать». И буквально за несколько дней все мои друзья, знакомые…

Синдеева: А сколько в итоге тебе стоило все-таки лечение как-то в комплексе?

Карамба: Бесплатное лечение стоило мне где-то полтора миллиона.

Синдеева: Полтора миллиона. А сколько длилось вообще?

Карамба: Десять месяцев.

Синдеева: Что случилось через десять месяцев?

Карамба: Десять месяцев спустя я впал в непонятное состояние отсутствия врага.

Синдеева: То есть что тебе сказал врач? Ты пришел на очередной чекап.

Карамба: Да, последний ПЭТ у меня был, да, и я пришел с бумажкой этой к врачу, ничего не понятно опять-таки, цифры, отдал врачу, она говорит: «Хорошо, наша работа сделана». Я говорю: «Это что значит? Ремиссия, значит?». Она такая: «Да, это называется ремиссия, я тебя поздравляю». «Спасибо». И все.

Синдеева: И у тебя послевоенный синдром такой, да?

Карамба: Да, да, я вышел, с одной стороны, вроде от радости надо заплакать и как-то возрадоваться, с другой стороны, я не понимал, что делать. Нет врага. Целый год, десять месяцев ты с кем-то сражаешься, это исчезает, а у тебя запал еще есть, ты вроде и не перегорел, и не догорел. Дальше уже сложно было.

Синдеева: И что ты делал? Что? Давай, что после этого?

Карамба: Я начал заниматься телом, потому что тело после курсов химиотерапии и лучевой, ты выглядишь вроде молодо, но тело внутри у тебя все такое стариковское, ты в обморок можешь упасть от пяти ступенек, да, вот такое что-то. Начал заниматься собой, растяжками, йогой, дыханием и так далее, по чуть-чуть.

Синдеева: Сколько времени потребовалось, чтобы восстановиться?

Синдеева: Два года, да? А психологически как ты с этим сжился, с отсутствием врага?

Карамба: Мне очень помог бизнес. Я ударился в работу, начал сразу несколько направлений и очень сильно социализировался. Ворвался в такой рабочий социум, очень много партнеров нарисовалось, друзей, знакомых и так далее. Быстро-быстро-быстро, все процессы затянули меня, так чуть отвлекли от этой борьбы, от битвы.

Синдеева: Вокруг рака существует много очень мифов разных, да, и о многих мы знаем, и это кажется смешным, но при этом на самом деле еще какое-то количество людей думает, что рак ― это заразно, прячут своих, не знаю, детей от больных с раком. И психологически, ты писал, меняется отношение некоторых людей к тебе. В чем это выражалось?

Карамба: Масса ситуаций. Это сейчас, в 2020 году, все в масках, и это нормально. В 2015 году, когда я ходил в маске, это был опознавательный знак, что со мной что-то не так. Этот дядя болеет. Много раз я слышал от мам, которые шли рядом с детьми: «Этот дядя болеет, идите сюда». Причем понятно, что я-то защищался в большей степени…

Синдеева: От них.

Карамба: От окружающей среды, да. Исчезли какие-то знакомые.

Синдеева: Как, почему? Вот это.

Карамба: Это страх. Я их понимаю. Это страх.

Синдеева: А страх чего?

Карамба: Незнание, страх заразиться, страх, что это на кого-то как-то перекинется, повлияет, я не знаю, что упаду сейчас, буду просить денег. Я не знаю, разный страх может быть. Такие ситуации есть у каждого больного человека, который в социум попадает, и это тоже нормально. Я ведь людей не обвиняю, они же это делают просто из-за непонимания, они не знают, что такое рак. Нет такого у нас, если у нас есть, я не знаю, сексуальное образование, да, политическое образование…

Синдеева: Вообще-то сексуального тоже нет.

Карамба: Насколько, да, оно хоть как-то идет. То про онкологическое, не знаю, медицинское образование только, собственно, у медиков-онкологов есть. Так же и я дожил до тридцати лет, я ничего не знал тогда, вообще ноль полный.

Синдеева: А ты что-то пытаешься сейчас поменять в связи с этим?

Карамба: Да.

Синдеева: Что?

Карамба: Я культивирую другое отношение к онкологическим заболеваниям.

Синдеева: Как ты это делаешь?

Карамба: Я рассказываю на каких-то встречах, на каких-то лекциях, читаю для детей лекции о вреде курения, об ответственном курении в школах, в гимназиях разных и так далее. Я культивирую и рассказываю, что рак ― это не перст судьбы, это не за какие-то заслуги.

Синдеева: Да, это еще один из мифов.

Карамба: Да, что ты где-то что-то нагрешил или твои родственники нагрешили в пятом поколении, и ты получаешь. Это абсолютно такая понятная, может, не всегда понятная логика, следствие фактов. Например, ходишь ты без шапки ― получаешь менингит. Не помыл яблоко ― получаешь диарею. Употребляешь канцерогены ― получаешь какие-то раковые опухоли. Логика такая.

То есть если с диареей пример такой достаточно простой, уже все смеются, диарея, хотя диарея ― смертельное заболевание, очень много людей умирает от диареи в странах Африки, но почему-то про это никто не говорит с такими круглыми глазами. Про рак, само слово «рак» вообще людей многих в ступор приводит.

Синдеева: Его сложно произнести. Я его долго не могла произнести сама.

Карамба: Да. А во-вторых, под словом «рак»… Люди даже не понимают, что это такое, рак. Они думают, что это какой-то инопланетянин в тебя вселяется и начинает изнутри в тебе паразитировать. На деле же это сотни разных диагнозов. Онкология ― это сложная наука, очень интересная. Условно, лимфома от саркомы отличается, как, не знаю, диарея от ОРВИ. Это просто разные заболевания. Про это мало кто знает.

Это звучит страшно, но при этом это лечат. Мы сидим, пожалуйста, пример.

Синдеева: Да.

Карамба: Причем не то чтобы где-то там, вот, в России я лечился, пожалуйста, все в порядке. Поэтому я за культивирование отношения, что не так страшен черт, как его малюют. Более того, само отношение вот это негативное, отрицательное мешает тем, кто, не дай бог, стал пациентом.

Синдеева: Конечно, конечно.

Карамба: Идти лечиться и относиться к этому как к заболеванию. Кто-то отказывается, много раз звонили и говорили: «У нас бабушка отказывается лечиться, какие слова найти?». Я говорю: «Да какие, это же заболевание, идите».

Синдеева: Я прямо, ты знаешь, мне очень многие люди стали звонить после этого, я поняла, что я прямо с удовольствием нахожу слова и говорю о том, почему тебе сейчас надо быстро сделать это, это, это.

В ремиссии ты уже шесть лет. Как часто ты проверяешься и что ты чувствуешь каждый раз, когда идешь?

Карамба: Раньше проверялся раз в три месяца, потом полгода, сейчас перевели на раз в год, сейчас пойду. Да ничего не чувствую.

Синдеева: Что, тебе не страшно? Да ладно. Не страшно?

Карамба: Я просто знаю, что будет, если.

Синдеева: Что будет, если опять.

Карамба: Я приду к врачам, и они скажут, что надо сделать, куда ложиться, что куда в себя засовывать, и все. Путь понятен.

Синдеева: Ты вообще железный человек!

Карамба: Нет.

Синдеева: Мне страшно.

Карамба: Есть очень хорошая практика. Практика такая, что если бы волноваться помогало, я бы волновался целыми днями. Это вообще не помогает, это отвлекает, мешает, раздражает, все, что угодно, делает, но не помогает. Поэтому зачем волноваться? Что толку? Я беру, я понимаю, что это очередь всегда, когда я еду на какие-то исследования, я беру книжку с собой или что-то там, понимаю, что мне сидеть пять часов, где-то лежать, что-то делать.

Синдеева: А почему так долго?

Карамба: По-разному, бывает по-разному. Если хочешь побыстрее, можно в платную пойти, хочешь побесплатнее ― в обычную.

Синдеева: Давай поговорим с тобой про то, чем ты занимаешься. Сейчас.

Синдеева: Значит, у тебя был тату-салон.

Карамба: Был.

Синдеева: Ты сам тату-художник. И все у тебя получалось.

Карамба: Да.

Синдеева: И все летело.

Карамба: Да.

Синдеева: И ты был успешный и знаменитый мастер тату.

Карамба: Наверно. Наверно, да.

Синдеева: Почему ты это вдруг бросил, именно это? Если тебе это нравилось.

Карамба: Мы сделали пятилетку за три года благодаря коронавирусу. Я поставил себе цель, прошлой зимой поставил цель, что я буду заниматься татуировкой еще два года.

Синдеева: Сам себе так сказал.

Карамба: Такую цель поставил себе. Хватит.

Синдеева: То есть это вообще не было связано с онкологией никак.

Карамба: Нет-нет, я свои десять лет уже оттарабанил, хочу через два года закончить. И тут наступает коронавирус, сложные условия аренды, вообще в целом мир поменялся, отношение людей к тактильным каким-то вещам поменялось, мое видение будущего поменялось, ускорилось, так скажем. Я понял, зачем же мне снова все ставить на два года, если мне уже сама судьба говорит: у тебя все получается. Потому что в коронавирус мой второй бизнес внезапно выстрелил.

Синдеева: Теперь про второй бизнес. Давай ты сейчас сам точно расскажешь, я просто скажу несколько слов. Телеканал Дождь существует по подписке. Это основной наш источник доходов, и мы были, наверно, одни из первых в России вот таких больших СМИ, которые, в общем-то, пошли, не потому что мы были такие умные, не потому что мы так хотели, нас загнали в эту ситуацию, это был единственный для нас способ выжить.

И когда мы уже научились жить в подписной модели, когда мы разобрались и так далее, я поняла, что вообще подписка ― это очень круто, потому что это очень честный бизнес, для СМИ он идеален. Он очень сложный, да, ты ограничиваешь себя количеством зрителей и так далее, но он очень честный, потому что если нравится то, что ты делаешь, то тебе платят. Не рекламодатель какой-то, не какой-то дядя, а сам зритель.

И понятно, что в последнее время очень много чего стало переходить на подписки. Я вот еще не научилась, например, покупать какие-то продукты по подписке, я не знаю, в России есть сейчас этот сервис?

Карамба: Да, еда, я как раз по подписке.

Синдеева: Да? Как?

Карамба: Level Kitchen, я не знаю, что-то.

Синдеева: В общем, да. Я понимаю, что на самом деле это же ужасно удобно. У тебя как раз бизнес, я так понимаю, он случился совсем недавно, ты продаешь одежду по подписке.

Карамба: В том числе, да.

Синдеева: И у тебя под этим есть невероятная идеологическая такая база.

Карамба: Да-да.

Синдеева: И основания. Расскажи, пожалуйста.

Карамба: В какой-то момент мы действительно… Мы продавали и производили одежду, разную одежду, базовую, уличную, такую, сякую.

Синдеева: То есть вы ее делали.

Карамба: Мы ее делаем, сами в России производим одежду, да.

Синдеева: Одежда эта очень простая, вот такая.

Карамба: Вот одежда, базовая, хорошая.

Синдеева: Знаете, как Цукерберг, который тогда покорил весь мир, когда он показал свой гардероб, когда там белые и серые маечки, по-моему, джинсы, я не помню.

Карамба: Я фанат такой одежды тоже, которая…

Синдеева: Подожди, это так всегда было?

Карамба: Да нет, конечно. Нет. Я сейчас просто к этому пришел, что такая одежда меня устраивает.

Синдеева: Почему ты пришел к тому, что одежда должна быть простая?

Карамба: По мне вообще моя философия такая, что, во-первых, человек первичен, все остальное налепное, навесное ― это вторичная история. Первичен человек. К сожалению, в современном мире на него налепят, не знаю, мерседесов, «Гуччи», страз, чего-то еще, и там человека-то уже не видно за этими блестками, стразами. А чуть его встряхни, там ничего и нет. А может, наоборот, какой-то такой бриллиант, а не человек.

Поэтому тяжело распознать. А за базовой все просто, просто какие-то тряпки. Я не культивирую одежду, это просто тряпка. Хорошая, носибельная, удобная, чистая, ровная, хорошо стирается, носится, но просто тряпка. Никакого культа нет.

С подпиской же…

Синдеева: Слушай, бывают же простые тряпки, но очень дорогие.

Карамба: Да.

Синдеева: Неважно, какая одежда, важно показать человека, личность и так далее.

Карамба: Мне важно, чтобы эта одежда была максимально носибельна и комфортна.

Синдеева: Хорошо, если вот такая майка, например, мы знаем бренды простых маек, которые стоят, не знаю, пятьсот долларов. Это все равно попадает в твою?.. Не в смысле, что ты такое делаешь.

Карамба: Каждый всегда выбирает себе вот такую майку. Базовая ― она может быть и супербренда, и ноунейма.

Синдеева: То есть количество, условно, денег, которые мы тратим на это, неважно.

Карамба: Вообще, абсолютно неважно. Я больше углубился в историю охотников-собирателей. Охотники-собиратели по какому принципу жили? Им нужно было с утра мужчинами идти на охоту, чтобы добыть себе пропитание, какую-нибудь шкуру, чтобы причинные места прикрыть, вот, собственно, и день прошел. Принесли домой, семью накормили.

В современном мире мы вроде бы чего-то уже достигли, электричество у нас есть, тепло, крыша над головой, вроде не надо заниматься подобными вещами, но все равно охотники-собиратели каждую субботу садятся в машину всей семьей, едут в мегамолл, собирают эти продукты, охотятся на тряпки, тратят огромное количество времени на примерочные эти и потом едут домой, они устали.

Синдеева: Но в этом же тоже бывает иногда такое психологическое.

Карамба: Конечно, это уже современная маркетинговая машина нам все это привила.

Синдеева: Понятно.

Карамба: И, на мой взгляд, если мы научились доверять роботам, не знаю, робоняне, которая за нашими детьми смотрит.

Синдеева: Операции делают.

Карамба: Убираются, операции делают на сердце, на глазах и так далее, какая-то микрохирургия, питание мы доверяем роботам, которые штампуют нам эти продукты, запечатывают, проверяют и так далее. Почему мы просто тряпку не можем доверить роботу? А это время, которое мы тратим на простую тряпку, потратить на семью, на развитие, на отдых, на развлечения? Мы же не для этого эволюционировали из охотника-собирателя.

Синдеева: Одежда же тоже все-таки, знаешь, проявление себя, какая-то идентификация.

Карамба: Я не против. Я согласен, да.

Синдеева: Смотри, в конце концов, тату ― это же тоже время.

Карамба: Абсолютно верно, это то, что мы называем развлечением, то, что мы немножечко выше ставим. Для кого-то искусство, для кого-то творчество, для кого-то самоидентификация какая-то. Но мы с тобой не сидим в бальных платьях, мы не сидим в роскошных перьях и так далее, хотя это, может быть, есть в гардеробе у нас. Мы на это потратим другое время. На базовые вещи не надо тратить, на покупку.

Синдеева: То есть платье все-таки можно иметь в гардеробе такое?

Карамба: Нужно! Обязательно, конечно, нужно. Но базовые вещи, которыми мы пользуемся каждый день, зачем на них тратить столько времени?

Синдеева: Давай про подписку.

Карамба: Да. И мы завели подписку на базовую одежду.

Синдеева: Так, что это значит? Вот я вчера пошла на твой сайт, я уже даже хотела, знаешь, заказать, но потом я решила: нет, я не знаю точно размеры, мне надо, в конце концов, руками пощупать. Мне ее надо померить. Вот как я ее закажу, понимаешь? Мне надо сходить.

Карамба: Я понимаю. Очень много людей так думает, буквально по статистике в России за последний месяц количество пользователей онлайн-торговли выросло на 12 миллионов.

Синдеева: Сто процентов, ковид нам всем в этом смысле…

Карамба: И ты там будешь.

Синдеева: Я понимаю, нет, я готова. Но, понимаешь, я поняла, что я готова потом сделать подписку, после того как я, условно, один раз уже померила, надела, я понимаю, какой мой размер, понимаю, какого это качества.

Карамба: У нас подписка. Ты выбираешь размер: футболки, штаны, носки и так далее. Выбираешь себе, и тебе раз в месяц приезжает одежда, одна единица одежды в месяц. 

Синдеева: Одна?

Карамба: Одна.

Синдеева: Там написано от одной до трех единиц.

Карамба: Там может быть аксессуар, например, одна основная футболка и носки или кофта и белье какое-то может приехать. Но основной всегда один.

Синдеева: Две тысячи рублей стоит.

Карамба: Две тысячи рублей.

Синдеева: То есть за две тысячи рублей я в месяц получаю какой-то один…

Карамба: Да, одну вещь.

Синдеева: А вот эту одну вещь я сама выбираю?

Карамба: Нет.

Синдеева: То есть это ты за меня, условно, выбираешь.

Карамба: Да.

Синдеева: А зачем мне каждый месяц какая-то вещь?

Карамба: Мы сформировали гардероб, по нашему мнению, необходимый на двенадцать месяцев жизни, то есть там пять футболок, две кофты. По сезонам.

Синдеева: Да, понимаешь, мне же…

Карамба: По сезонам. Соответственно, если вдруг в какой-то момент человек понимает, что у него пять футболок, ему достаточно, все, подписка ему не интересна, он нажал «отписаться». Или он говорит: «Мне еще нужны футболки, мне мало пять футболок». Он заходит в наш общий каталог.

Синдеева: Да, но подожди, ты же выбираешь, мне отправить футболку, или свитшот, или…

Карамба: По сезону.

Синдеева: То есть ты решаешь.

Карамба: Я решаю. Не прямо уж я решаю, я когда-то решил.

Синдеева: Но я правильно понимаю, что две тысячи в месяц, но, в принципе, надо оформить годовую подписку?

Карамба: Нет, не обязательно.

Синдеева: Не обязательно, то есть она может и месяц действовать.

Карамба: Да. Причем товары в общей сумме стоят сильно дешевле, на 30% дешевле они стоят по подписке.

Синдеева: Так, хорошо. А если я первый раз, вот опять же мне надо померить, я могу как, оформить подписку, мне привезли, я пощупала, мне не понравилось?

Карамба: Да, можно отказаться, пожалуйста.

Синдеева: Отменяем.

Карамба: Конечно. Можно даже поменять размер.

Синдеева: у меня вчера родился миллион вопросов, я оформила подписку, мне первый раз присылают, я не знаю, сейчас что… Что мне сейчас пришлют, свитшот?

Карамба: Скорее сейчас свитшот или худи, да.

Синдеева: Свитшот, потому что типа осень, да?

Карамба: Да.

Синдеева: И я не могу выбрать цвет, вы сами решаете.

Карамба: Черный, белый, серый.

Синдеева: Подожди, я выбираю? Или это?..

Карамба: Нет, в подписке есть черный, белый или серый, все. Это базовое предложение.

Синдеева: Я понимаю, но ты мне пришлешь, ты сам выбираешь?

Карамба: Либо черный, либо белый, либо серый.

Синдеева: И я не буду знать, какой ты мне пришлешь.

Карамба: Нет.

Синдеева: Ты мне прислал, допустим, черный свитшот. На следующий месяц ты уже знаешь, что ты мне отправил черный свитшот.

Карамба: Черный уже был, да, он не повторится.

Синдеева: И что ты мне потом отправишь? Это ноябрь будет.

Карамба: Скорее всего, будет футболка.

Синдеева: Футболка.

Карамба: Да. Потому что футболка во все времена года.

Синдеева: Подожди, а штаны там есть?

Карамба: Штаны есть. И шорты есть.

Синдеева: Подожди, хорошо. В декабре что будет?

Карамба: Сейчас я не могу сказать, у меня там есть график для всех людей. Пять футболок, условно, худи, свитшот.

Синдеева: Но не подряд же футболки присылаешь?

Карамба: Нет, не подряд, конечно, конечно, нет. То же самое, что подписка на телеканал Дождь: ты же не знаешь, что будет в сентябре. Наверняка что-то интересное!

Синдеева: Слушай, на самом деле мне правда эта идея очень понравилась, я хочу попробовать, потому что мне концептуально это очень нравится.

Карамба: Спасибо.

Синдеева: И я могу сказать, что, конечно, очень сильно ковид повлиял на все: и наше потребление, и на сокращение этого потребления, и упрощение во всем, потому что мы же, я помню, за три месяца, мне кажется, я только снимала спортивные штаны в стирку, то есть я была в одних и тех же штанах, не знаю, в двух, наверно, майках и прекрасно себя чувствовала. Да, у меня много вещей в гардеробе, их надо все как-то поносить, в целом я понимаю, что мне очень комфортно было бы ходить в одном и том же.

Карамба: Так и есть. Я не за то, чтобы всех унифицировать, да, в одну какую-то оболочку. Конечно, нет. Я про то, чтобы было удобно и меньше тратить времени на это.

Синдеева: У тебя есть, я прочитала твою статью, благотворительный проект, который называется «Доброкартель».

Карамба: «Доброкартель», да.

Синдеева: «Доброкартель». И я почитала такой один рассказ про один из таких дней, и меня, конечно, это совершенно вообще восхитило. Может быть, потому что я еще буквально несколько дней назад посмотрела фильм о докторе Лизе, сейчас буквально скоро выйдет в прокат. И там просто один день доктора Лизы фантастически показан. Я спросила у съемочной группы, у продюсеров, у Чулпан, потому что я с Лизой не была знакома близко и никогда не была в ее фонде, но знала, конечно, о ней. Они говорят: «Она ровно так и жила, как показано в фильме». Все истории, которые там есть, ― это все документальные истории, они даже сидели и думали: это было 8 марта или 17 апреля? Настолько было, реально…

И то, что я прочитала о том, как у тебя проходят акции, мне это ужасно все напомнило. Расскажи, пожалуйста, этот проект продолжается? Как его поддержать?

Карамба: Сейчас уже год, его пока что подзаморозили из-за бюрократических проволочек. Тем более сейчас наложился еще коронавирус, и технически попасть в медучреждения нет никакой возможности.

Но да, мы более трех лет точно, сколько лет…

Синдеева: Расскажи.

Карамба: С 2015 года мы его делаем, да.

Синдеева: Расскажи. То есть после того как ты…

Карамба: Мы начали очень просто.

Синдеева: Подожди, тоже болезнь повлияла, я так понимаю?

Карамба: Я пошел в детское отделение, я когда лежал в РОНЦе, пошел в детское отделение, меня попросили пообщаться с детишками, просто что-то вместе порисовать, посидеть в игровой комнате. Я познакомился с руководителями, кто занимается хозобеспечением там, говорю: «Может, вам помочь чем-то? У меня куча подписчиков, я, может быть, смогу как-то с их помощью привлечь какое-то внимание, может быть, или физическую помощь». Они говорят: «Да, нам нужны, условно, у нас есть препараты, нам нужны памперсы, мыло, крем, бытовые вещи, которые очень сильно помогут мамам и детям. Попробуйте». И первый наш сбор, я его организовал так, в инстаграме сидя, в палате буквально, полторы машины мы загрузили, какие-то люди пришли, пакеты принесли, и мы это сразу отвезли.

Через полгода это уже было несколько фургонов. Мы раз в полгода делали, и последний уже был семь огромных сорокакубовых фургонов, мы привезли, сами все разгрузили, сами все им отправили на склад. Да, уже год назад.

Синдеева: Но это очень крутая штука.

Карамба: Хорошая штука. Очень добрая, хорошая, я видел сотни людей.

Синдеева: Я просто читала там как раз впечатления людей, тех, кто тебе помогает, тех, кто покупает, они сами внутри этой акции делают свою собственную акцию, когда они говорят: «Мы собираем деньги», кто-то, и потом идут покупать вот это все.

Карамба: В организации какой-то, да, или в кругу каких-то людей, какого-то микросоциума, например, байкеры собрались.

Синдеева: Очень круто.

Ринат, программа практически закончилась. Скажи несколько слов, таких, как ты умеешь, духоподъемных, людям, которые сталкиваются с этой заразой, которую, конечно, можно победить точно.

Карамба: Я думаю, что ничего не надо бояться и доверять свою жизнь профессионалам. Не интернету.

Синдеева: О, кстати, вопрос важный, не задала. А у тебя была мысль вообще какая-то пойти альтернативным каким-то способом лечения?

Карамба: Нет. Это не научно.

Синдеева: Я не знаю, мало ли.

Карамба: Один раз мне женщина… У меня вот такая выросла опухоль здесь в какой-то момент, я не помню, в какой. Такая, как теннисный мячик, как яблоко какое-то. Я сфоткал, выложил в интернет первым делом, что еще делать? Понятно, я позвонил врачам, и в интернете мне написала женщина. Она написала: «Ринат, вам срочно, в срочном порядке нужно приложить капустный лист, срочно». «Спасибо», ― написал я ей, врачам говорю, мне врачи говорят: «Уколи дексаметазон, что-то такое». Я укололся, а потом врачей спрашиваю: «Слушайте, а если бы я не укололся, а капустный лист приложил, было бы лучше?». Они говорят: «Нет». Я говорю: «А что было бы?». Они говорят: «Да ничего не было бы, тромбоз был бы у тебя, умер часов через пять, и все».

Синдеева: Ну да.

Карамба: Это вся суть народной медицины. Она, может, и помогает, как доктор Блохин, профессор, говорил в свое время, но цифр вот этой помощи нет. И люди, которые ее советуют, они же не зла желают тебе, они хотят хорошего, но они не знают, насколько они могут навредить. И закон этот работников медицины, что не навреди, для обычного гражданина не писан.

Поэтому я за то, чтобы не боялись люди, доверяли жизнь только профессионалам и не читали советских газет.

Синдеева: Круто! У меня был Ринат Карамба, человек, с которым мы познакомились вот здесь сегодня на площадке. Спасибо тебе большое, желаю удачи. Я пойду сейчас оформлять подписку. Ты знаешь, нам не жалко, мы с удовольствием поставим внутри программы ссылку на магазин, просто мне кажется, что это очень важно.

Карамба: Спасибо.

Синдеева: Слушай, это важно ― проверить и понять, что это такое, потому что мне кажется, что это очень крутая штука.

Карамба: Спасибо большое.

Синдеева: И очень сейчас актуальная. Спасибо тебе большое, я тебе желаю здоровья для того, чтобы…

Карамба: И я тебе желаю здоровья.

Синдеева: Спасибо! Спасибо компании DeLonghi, которая сегодня помогла нам съесть вкусный стейк, который мы приготовили в гриле DeLonghi. Все, скоро увидимся опять на телеканале Дождь. Спасибо!

Карамба: Класс!