Фильм «Праздник» Алексея Красовского еще до своего выхода подвергся шквалу критики за выбор темы и жанра — комедия про жизнь чиновников во время блокады Ленинграда. Режиссер Юрий Грымов объяснил свою позицию по этой картине, и почему он выступает против юмора на тему блокадного Ленинграда.
Синдеева: Меня это очень сильно тоже расстроило, ты высказался по поводу фильма, который наверняка ты не видел.
Грымов: Какого?
Синдеева: Алексея, Алексея Красовского «Праздник».
Грымов: Нет, я по поводу фильма не высказывался.
Синдеева: Ты понимаешь, ты… Вот смотри, цитата.
Грымов: Нет, внимательно. Давай, цитируй.
Синдеева: «С высоты сытого времени»…
Грымов: «Сытого времени». Я даже помню.
Синдеева: «Шутить о блокаде ― деградация».
Грымов: Да, я считаю, я считаю, я считаю. Я считаю, что шутить, шутить на тему такой трагедии опасно. Фильм я не обсуждаю. Режиссер очень уважаемый, да, это понятно, и мы, кстати, этот вопрос тоже обсуждали с тем же Максимом Сухановым, да. Но я считаю, что шутка… Я против фильма «Гитлер капут!». Чтобы потом ты меня цитировала в другой передаче, ты же сказала, что против Гитлера кино.
Синдеева: Ты понимаешь…
Грымов: Я против нацистского ха-ха-ха. Я против.
Синдеева: Для этого, понимаешь, чтобы сказать… Мы же даже не знаем, как там он шутит и над чем. Но ты же знаешь, что рядом…
Грымов: Обсуждалась комедия на тему блокады. Это было опубликовано в новостях.
Синдеева: Да.
Грымов: И я комментировал, что если будет комедия на тему блокады, то это деградация ― шутить с нашей высоты сытого времени на тот героический подвиг, человеческий подвиг.
Синдеева: Но мы же знаем тоже с тобой, и этому есть документы, что чиновники тогда, в блокадном Ленинграде, некоторые сытно жили, у них была отдельная доставка продуктов.
Синдеева: Да, это же тоже было, это тоже часть нашей истории. И, возможно, возможно, я тоже не видела фильм, да, что для, например, Алексея это могло быть сюжетом его фильма, понимаешь?
Грымов: Я не обсуждаю фильм. Ты разницу понимаешь, да?
Синдеева: Да, я понимаю.
Грымов: Я не обсуждаю фильм.
Грымов: Смотри, Наташ. Смотри, я не люблю слово там «скрепы». Я не понимаю, что это такое, скрепы, да. Даже, наверно, мне больше нравится «культурный код». Мне больше нравится «культурный код». Я считаю, что если мы будем качать, раскачивать вот этот нравственный даже не то что аспект, а наши нравственные устои, традиции, да, плохо закончится. Знаешь почему? Девяностые годы, которые я знаю, как и ты, вот так, никто мне не докажет по телевизору, слово «лихие девяностые», слова эти.
Синдеева: Прекрасно.
Грымов: Это слова ужасающие, лихие. Была одна вещь. С девяностого по двухтысячный, десять лет, да, деньги любой ценой. Все были рукопожатые. Люди зарабатывали деньги на преступлении, на воровстве, на бандитизме, на чем угодно, да, и они все равно были рукопожатые. И появилась даже такая фраза, меня даже все время это возмущало, как люди это публично говорили. Говорят: «Вы знаете, я циник. Я циник».
Мне один олигарх, мой знакомый, которому я частично что-то помогал в девяностых, да, когда я к нему обратился по поводу культуры, я говорю: «Слушай, скажи, пожалуйста, а ты вообще сегодня с высоты своего материального положения как-то вот на культуру помогаешь? Есть ли шанс что-то просить?». Он сказал грандиозную фразу, я сейчас ее купирую, чтобы вам не пикать, да. Он сказал: «А на х… мне она нужна?». Понимаешь, про что я говорю?
Синдеева: Да, я понимаю.
Грымов: Вот об этом спектакль «На дне». Там есть одна грандиозная фраза Барона. Из уст богатого человека это звучит совсем по-другому, чем от бедного в ночлежке у Горького. «Но зачем-то я родился». Когда человек такое говорит, имея финансы и имея возможность, понимаете, состояние…
Синдеева: Да, состояние.
Грымов: Можно инвестировать, можно что-то запускать, кому-то помогать, понимаешь, да? То есть это должна быть какая-то такая жизнь созидательная, а не только обсуждать, у кого длиннее яхта, да, у кого больше девушек сомнительного поведения. Я вот это не могу, это все травмирует меня. Травмирует.
