Слава Полунин: «Какая разница, какой период жизни вокруг тебя? Ты просто знаешь, что ты любишь и умеешь, и создаешь маленькие оазисы гармонии»

Синдеева: Программа «Синдеева» выбралась из своего уютного дома на дизайн-заводе «Флакон» и перебралась в «Чайхону» на Олимпийском, потому что сегодняшний мой гость, буквально вот в это время, пока мы сидим, его труппа, его театр выступает на сцене со своим прекрасным «сНежным шоу». У меня сегодня в гостях величайший клоун современности, очень интересный человек, Вячеслав Полунин. Здравствуйте. Можно, я буду вас называть не Вячеслав Иванович, можно, я буду называть вас Слава?

Полунин: Вообще я даже штрафую моих друзей, когда они меня Иванович зовут.

Синдеева: Слава, я могу сказать зрителям, как я лично познакомилась со Славой, не знаю уж, помните вы или нет, мы были в Питере на Культурном форуме. И была очень хорошая какая-то музыка, был такой прием, банкет, и все такие были чопорные, все стояли, пили шампанское. Я так хотела танцевать, потому что была клевая музыка. И вдруг я поворачиваюсь, и я вижу компанию людей, я еще вас не вижу, которые не просто танцуют, а зажигают. Веселые, хохочут, какими-то парами, какие-то пируэты, и я поняла, вот, это тот, кто мне нужен. И я быстренько прыгнула в вашу компанию, и вы меня никто не выгнали, и я стала с вами танцевать. И потом только я увидела вас, и я могу сказать, что весь зал вот этих чопорных серьезных людей смотрел на нас, и они нам ужасно завидовали. И я тогда увидела вас, и я подумала, господи, какой азарт, какое счастье, какое детство в вас. Вот когда сюда ехала, я написала много каких-то вопросов, я много о чем думала. И когда я уже сюда подъезжала, я что-то поняла, что мне грустно, я устала от этой какой-то серой погоды, я устала, честно говоря, все время решать какие-то проблемы, а я хочу тоже быть счастливой. А вы читаете лекции по счастью, можете что-то рассказать, вот как вам это в себе удается сохранять.

Полунин: Это так здорово, находиться все время в празднике. Так здорово, даже не знаю, слово «не замечать» неправильное, поперек серой жизни, серого, не знаю, вечера и так далее, петь, приплясывать и так далее. Мы тут с Борей Гребенщиковым, так как он входит в Академию дураков, поехали в Черногорию по какому-то поводу. И чем мы занимались целую неделю? Мы пытались понять, по каким признакам узнается счастливый человек. И приняли решение, по трем главным признакам: счастливый человек подпрыгивает, насвистывает и напевает. Ну, еще там есть, можно шлепать по лужам и так далее. Есть простые очень признаки, по которым сразу видно счастливого человека. Значит, можно и наоборот, просто войти в лужу и шлепать, и становитесь счастливыми. Начнешь напевать, и становишься счастливым, начнешь насвистывать… Просто можно, как Мейерхольд, вместо Станиславского, начинаешь делать, и становится.

Синдеева: А вот когда я сюда зашла, я подпрыгнула, не зная этого.

Синдеева: Вы сейчас, вот в этой серой зиме нашей московской, такой весь яркий, это, конечно, тоже, наверное, этот же прием?

Полунин: Да, конечно.

Синдеева: Да?

Полунин: Начните напевать, и все получится.

Синдеева: Хорошо. Вот вы говорили, что клоуны бывают разные. Клоун-доктор, который лечит душу, клоун-агрессор, который все ломает и что-то создает новое. А вот как-то про себя вы никогда не говорили. Клоун-поэт?

Полунин: Нет, наверное, я такой гармоничный человек, во мне все присутствует, и шило, и мыло, и так далее. То есть, есть во мне и лунатик, есть и поэт, есть, наверное, даже экстремист, и много чего, то есть все человеческие проявления я люблю на всю катушку. Поэтому мой клоун, наверное, во-первых, я в «сНежном шоу» главное слово — нежность, и, конечно, то, что не хватает в наше время, поэтому, наверное, это признак поэзии, потому что именно ее не хватает.

Синдеева: А вот вы очень интересно у Олега Меньшикова в программе, в разговоре с ним, вспомнили, как вы приехали в Англию, поучиться и посмотреть, и вы говорите все время, все нравится, но что-то не то. И выяснилось, что они говорят, вы очень нежный. И тогда вы начали менять этот образ. А как это? Вы же все равно остаетесь этим нежным.

Полунин: Ну, я оставил суть свою, но встречу, как бы первую встречу человек должен, как это называется, хорошо бы, когда ты встречаешься, не отпугнуть от себя другого человека. Если ему привычнее грустное лицо, я делаю грустное лицо для начала, а потом тихонечко, тихонечко раскручиваю. Поэтому с Англией пришлось сделать вид, что я ершистый, задумчивый, странный и так далее. А потом, когда они ко мне приблизились, они поняли все равно, что я нежный, сквозь это.

Синдеева: И они уже это приняли?

Полунин: Да, потому что это одновременно с этим.

Синдеева: Вот, знаете, за последнее время, во всяком случае, я чувствую это очень в Москве, и не только в Москве, мир становится более агрессивным, изоляция происходит везде, люди все ругаются. Появились соцсети, и все вместо того, чтобы на кухне обменяться своими какими-то симпатиями и антипатиями, выплескивают это все наружу. Вы человек, который сам по себе праздник, и дарите этот праздник людям. Вот скажите, вот что нужно сделать с людьми, есть ли какие-то способы, или вообще как, чтобы уровень этой агрессии снизить, уровень терпимости повысить.

Полунин: Всегда будет баланс между деструктивным и наоборот. Поэтому тот, кто чувствует в себе силу увеличить мощь этой стороны весов, тот туда и отправляется. Поэтому я знаю, что мое место здесь, чтобы черное не завладело всем миром. Если я, сколько могу, туда кладу, вместе со мной, с семьей, с друзьями, и мы сильно стараемся. Мы как устроим пляски, вокруг все к нам туда прилипает.

Синдеева: Ну, я наблюдала это.

Полунин: И даже то, что было только что черным, почему-то приходит к нам цветным. Поэтому это наш, как называется, как бы вклад в общее дело.

Синдеева: А вот если вы непосредственно сталкиваетесь с такой агрессией, ну бывает же, на улице, какая ваша реакция, что вы делаете в этой ситуации?

Полунин: Ну, конечно, насколько можно, нужно стать водой, то есть протечь сквозь агрессию. Это есть еще в дзене.

Синдеева: Ну, это внутреннее, это ваше внутреннее состояние.

Полунин: Да. И поэтому ты, встречая насилие, ты сквозь него проходишь, то есть он не в состоянии с тобой чувствовать себя, он не в состоянии применить свою агрессию с тобой, если ты мягкий, если ты…

Синдеева: Ну вот вы на машине, вы припарковались, какой-то подошел урод, начал на вас орать.

Полунин: Я поэтому не езжу на машине, и все. Ты находишь все те вещи, которые уменьшают количество агрессии. У меня никто в моих пространствах, я создаю оазисы такие гармонии, и в этих оазисах вообще нет вещей, которые, не знаю, нет лишней информации, никто не смотрит телевизор, не читает газет.

Синдеева: То есть вы не узнаете про новости? Вообще живете в счастливом неведении?

Полунин: Ничего, вообще не интересует. Если надо, если я что-то могу, в чем-то участвовать, мне мои друзья позвонят и скажут: там кому-то что-то нужно, пойдем. Пойдем, надо это… Но чтобы с утра до ночи, и это, и это, зачем нам столько знать? Нам нужно знать только то, в чем мы можем участвовать.

Синдеева: Ну, хорошо, вам кто-нибудь хотя бы рассказывает, не знаю, у вас эта прекрасная «Желтая Мельница» в Париже, там эти «желтые жилеты», там что-то такое ужасное происходит. Вот вы как себя от этого ограждаете?

Полунин: А я не ограждаю. Я просто живу параллельной жизнью, мы в параллельном пространстве живем.

Синдеева: Я задаю вопрос, потому что я хочу так тоже научиться жить.

Полунин: Ну как, это так просто, ты участвуешь только в том, что ты в состоянии… А просто слушать об этом, ну что, ну послушал ты об этом. Что, ты не знаешь, что людям бывает плохо? Бывает плохо. Если сможешь помочь, помогай и так далее.

Синдеева: «Желтая Мельница». Скажите, вообще туда как попадают?

Полунин: Ну, это один из моих оазисов. Вот есть оазис «Академия дураков».

Синдеева: А это я сейчас про это вас отдельно спрошу.

Полунин: Есть оазис «сНежное шоу», есть оазис «Лицедеи». И еще есть «Желтая Мельница», такое прекрасное место, где лаборатория, даже не знаю, будущей жизни, наверное. Мы там пытаемся соединить, найти способ, каким в будущем будут жить все люди. То есть, чем больше мы живем, мы все больше теряем необходимость вкалывать, роботы начинают за нас что-то делать. У нас освобождается время, мы уже голодные не ходим и так далее. И получается, у нас есть возможность заняться тем, ради чего мы на этот свет пришли, то есть реализацией себя, поиском себя и открытием себя миру. И вот для меня, я нашел, есть много способов, я нашел свой — творчество, великий закон, который дает тебе счастье и людям всем вокруг. И поэтому там я даю возможность тысячам людей участвовать в творчестве, не смотреть, как творят другие, а стать самому творцом. И как это оказалось всем нужно! Просто половодье всех на мельницу, все хотят, потому что…

Синдеева: А туда люди как, просто могут приехать? Покупать билеты или как?

Полунин: Ну, как, у нас там много, это лаборатория. Это лаборатория, поэтому можно просто прийти на какой-то праздник, и среди тысяч людей просто участвовать в празднике, как один из сотворцов. Или ты можешь приехать за месяц и участвовать в подготовке, или за три дня, для того, чтобы оказаться в группе и так далее. Там есть много способов. Перед каждым праздником две недели только те, кто варит еду, сочиняют фантастическую еду, только те, кто сажает сад…

Синдеева: Но какой-то есть отбор этих людей? Или нет?

Полунин: Мы рассылаем информацию в интернет.

Синдеева: Вот я, условно, например, приеду и скажу — хочу.

Полунин: Нет, в интернет рассылаем информацию. И потом, когда прилетают к нам предложения, мы выбираем тех, кто совпадает с тем, что мы сейчас делаем. И эти люди придут…

Синдеева: Но человек должен что-то уметь делать, он должен что-то...

Полунин: Чаще всего это для тех, кто увлечены уже каким-то делом, только никак не может узнать, как его применить по-настоящему. То есть начинающим, конечно, я всегда говорю: «Вы потренируйтесь где-нибудь, потом приходите ко мне», потому что важно, чтобы человек тоже повкалывал.

Синдеева: А что, например? Вот что, например, надо уметь делать, чтобы иметь возможность?

Полунин: Все равно. Вот у тебя есть твое увлечение, условно, ты любишь делать…

Синдеева: Танцевать вот я люблю, например.

Полунин: Танцевать, значит, я делаю какой-то, этот самый, не знаю, как называется, когда все собираются заранее и готовят пляски. Значит, приедут ко мне десятка два людей, и они начинают, я говорю — вот такое-то направление, мы сегодня танцуем с дельфинами. Ага, как танцуют дельфины? И мы начинаем придумывать, как танцевать с дельфинами, потом погружаемся, и так далее. То есть это концепция следующего события дает возможность по-новому найти способы существования в этом мире.

Синдеева: То есть это фактически прототип такой вот кайфовой, счастливой жизни не тогда, когда мы все не будем работать, будем получать фиксированные деньги, у нас на все будет хватать, и мы будем сидеть и смотреть разные шоу, человек будет просто потребителем развлечений. В вашей концепции ты участник этого.

Полунин: Тут получается, природа, искусство и ежедневность, и все три элемента соединяются в единое целое без границы между ними. Я еще природу привлек сюда, потому что она символ гармонии, и у нее мы учимся, и поэтому вот в этих садах у нас цветных ты, погружаясь, растворяясь в них, начинаешь творить. То есть когда мы находим эту концепцию, у тебя вокруг только друзья, и никто не говорит, что нельзя, потому что все можно, и начинается этот процесс.

Синдеева: А эти вот проекты, они существуют какое-то количество времени?

Полунин: Ну да, несколько месяцев.

Синдеева: Несколько месяцев? Потом это все…

Полунин: Потом — раз, приходит новый проект. Я говорю, сейчас мы учимся все летать. Все приходят, тысячи человек с крыльями, и летают. Или я говорю, сегодня открываем окна. Что такое открыть окно? Открыть окно в мир. И вот мы двести окон привезли и сделали инсталляцию, двести окон, и все думают, как он будет лежать на поляне, над ним окно, оно открыто звездам и так далее. И вот все придумывают эти вещи.

Синдеева: Туда можно приехать со съемочной группой и все это поснимать? Это вообще разрешено или как?

Полунин: Наверное, можно. Время от времени к нам такие проникают, но это значит, раствориться. Это значит, ты должен успеть еще потанцевать и полежать на поляне, а если ты будешь только работать, ты там не интересен. Ты должен оказаться в гармонии со всем происходящим.

Синдеева: Слава, а вот скажите, может такая штука масштабироваться? Ну вот, например, это же действительно прекрасный прототип. Вы его сделали, вы уже обкатали. Может ли такое появиться в разных других местах, в разных странах?

Полунин: Может.

Синдеева: Думаете об этом?

Полунин: Да. И много уже делали попыток это сделать. Выясняется, человек, входящий в наш чудесад, уже через, условно, пятьдесят метров, начинает плакать, потому что русские вообще любят поплакать от красоты. Если он видит красоту или гармонию, он раз, слезы, все.

Синдеева: Это уже русская такая черта, вот вы обращали внимание?

Полунин: Это да, это славянская черта, ее редко где еще по-другому. И почему это? А потому, что весь мир преображен, но преображен не так, когда его преображают «для того, чтобы», а ему помогают быть настоящим, праздничным и так далее. У нас ни одной нет скульптуры, или там что-то такое, у нас все между прочим для того, чтобы жить так. То есть скамейки, они все другие.

Синдеева: А вы там прямо живете?

Полунин: Ну как, бываю, потому что я же еще должен колесить по всему земному шару, 400 спектаклей в год, уже тридцать лет.

Синдеева: Как четыреста? 365 дней в году.

Полунин: А у нас две группы одновременно.

Синдеева: Как? То есть сейчас вот вы сидите со мной, а ваши там выступают.

Полунин: Да, спектакль уже идет. А я должен еще успеть в Японию, посмотреть, как там цветут эти самые, как называется, сливы.

Синдеева: Я вам завидую. Я хочу тоже такой жизни.

Полунин: Вот расписание. Ты должен успеть посмотреть на цветы…

Синдеева: Это вы себе такой план сделали?

Полунин: Да, обязательно, на каждый год.

Синдеева: Не потому, что у вас там гастроли?

Полунин: Нет.

Синдеева: А потому, что сакура зацветает.

Полунин: Да. Потом Миша Шемякин звонит: «А ты почему до сих пор не в Венеции, на карнавале?». Я говорю: «Миш, извини, в этом году не могу, это самое, и так далее».

Синдеева: Я хочу приобщиться к вашей компании.

Полунин: Это же работа такая, ты же не халтуришь и не спишь.

Синдеева: Я поняла.

Полунин: Это такая работа, потому что я создаю праздники, значит, нужно знать, какие праздники, нужно уметь, какие праздники.

Синдеева: То есть вот это вдохновение, которое вы черпаете, конечно, в том числе, от этих совершенно неожиданных, не по работе, не по делу, не знаю, видеть, как цветет сакура.

Полунин: Конечно. Я еду специально куда-то в пустыню Невада, чтобы посмотреть, как сумасшедшие дизайнеры там что-то такое вытворяют и так далее.

Синдеева: На Burning Man.

Полунин: Обязательно. Без этого никак, это одно из самых прекрасных…

Синдеева: А вы сами там что-нибудь делаете?

Полунин: Конечно. Мы получили даже премию как лучший лагерь наBurning Man, еще 2010 года. Я туда езжу уже 15 лет.

Синдеева: Я хочу к вам.

Слава, вы сказали про «Академию дураков». А можете рассказать? Там, значит, нужно пройти 12 ступеней. Кто туда принимается, как? И вообще, это физическое место или это такое ментальное сообщество дураков?

Полунин: Ну, это был такой закрытый клуб. Но с каждым днем он все больше и больше разворачивается. Почему было все это сделано? Мы посмотрели-посмотрели, как-то меня спросили «А ты счастлив?». Я вдруг начал задумываться и понял, что я всегда был счастлив. Понятно, что у меня были такие же трагедии, как и у любого другого человека, очень много в судьбе было фантастических и очень жестких, и так далее, поворотов. И все-таки, даже когда это было так, я все равно был счастлив, я жил полной жизнью, хоть в трагедии, хоть в иронии, хоть когда. И я попытался понять, а что же такое, вот были люди, с кейсами, умные, в белых воротничках и так далее, и они так старались сделать Землю такой счастливой, и у них что-то не получается. Где-то получилось, но в основном-то нет. И поэтому, я понял, оказывается, дураки знают этот секрет, этот пароль и так далее. И я подумал, надо собирать дураков и делиться своим знанием о счастье со всеми остальными, и решился основать мировую «Академию дураков», вот с этого все началось.

Синдеева: Так. Как туда попадают люди? Что надо сделать, кого вы туда принимаете? Вот вы сказали — Гребенщиков.

Полунин: Подумай только, как могут дураки чего-то такое организовать и так далее. Живут, как хотят, поступают кое-как. Но что-то такое мы там набросали, у нас там 70 главных правил, которые нужно выполнять, чтобы быть счастливым. Но мы их выполняем не потому, что мы их знаем, а просто мы это выполняем, потому что нам это естественно. Но тот, кто хочет быть счастливым, но еще нет, ему достаточно 2-3 правила выучить, и он уже на 50% там.

Синдеева: Ой, а нельзя озвучить эти правила? Или это секретная такая?

Полунин: Ой, ну это простейшие, я всегда говорю.

Синдеева: Скажите тогда, давайте.

Полунин: Для начинающих. Три правила для начинающих, как только вы их выполнили, вы практически уже там. Но некоторым людям, чтобы выполнить одно правило, требуется тридцать лет жизни, потому что это поступок, это ты должен стать другим. Ну, то есть, вот первое правило.

Синдеева: Первое правило.

Полунин: Делай только то, от чего внутри дзынькает.

Синдеева: Да, это вообще…

Полунин: Не каждый может себе позволить.

Синдеева: Не каждый.

Полунин: Он понимает, он знает, но не каждый может себе позволить. И если ты это выполнил, уже ты на половину, первый шаг. А если второй шаг выполняешь — делай только с теми, кого хочешь обнять. Это простейшие правила, они настолько стопроцентные, просто переворачивают тебя и улетаешь. Улетаешь.

Синдеева: Это правда.

Полунин: Например, правило третье — опусти ноги в воду. Это значит, каждые пять-семь лет, у каждого по-разному, у меня 12 лет, ты должен остановиться, опустить ноги в воду и так просидеть неделю. Забыть работу, все, и понять, что ты делаешь, почему ты это делаешь, хочешь ли ты это делать, куда тебе идти, почему ты хочешь туда идти, и так далее. Вот все, что… Раз — и в обратную сторону. Шел туда 12 лет…

Синдеева: Но это образ — ноги в воду? То есть, остановись?

Полунин: Мне это помогает.

Синдеева: То есть буквально?

Полунин: Я прямо сажусь, ноги в воду…

Синдеева: И что, неделю сидите?

Полунин: И неделю сижу, да. И мне на берегу реки, красота такая, и после этого ты шел-шел, разворачиваешься, и в другую сторону.

Синдеева: А вы один это делаете?

Полунин: По-разному. Бывает по-разному. Бывает, еще нужно какое-то время, пока все завязочки вокруг себя развяжешь, чтобы никто не упал и так далее.

Синдеева: То есть это как Випассана, когда люди уходят и молчат?

Полунин: Да, ну наверное.

Синдеева: Похоже, то есть это тоже важно.

Полунин: Важно обязательно не идти на автомате, время от времени нужно выключать автомат. Разобраться, а потом двигаться так, как тебе это нужно и так далее. Это такие простые правила, они работают просто элементарно.

Синдеева: Они очень сложные. Есть такой Тони Роббинс. Не слышали?

Полунин: Нет-нет. Меня в это все затягивает, я туда не хочу.

Синдеева: Ну, я вам могу сказать, вот этот человек, который, во-первых, зарабатывает адские миллионы, его консультации стоят чуть ли там не миллион долларов, у него клиенты самые великие люди мира. Он собирает стадион в 20-30 тысяч человек и рассказывает со сцены, как быть счастливым. Но вот я сейчас вас слушаю, и я понимаю, вот оно, такое настоящее. И вы, кстати, могли бы миллионы так зарабатывать.

Полунин: Мне уже предлагали на эти стадионы идти. Я говорю, мне это неинтересно. И я потеряю тогда свое счастье. Отчего я буду его терять вдруг?

Синдеева: Скажите, а вот один вы бываете? Вообще, для вас важно оставаться одному?

Полунин: Бываю, конечно. Это не потому, что важно, а в тот момент, когда я чувствую, что мне это нужно, я иду и остаюсь. Но я очень люблю компанию. Вот этот спектакль, «сНежное шоу», я на двоих сделал, и получил премию Лоренса Оливье, и так далее, все вдвоем. Но потом чувствую, мне как бы не хватает компании. И опять, сейчас нас уже человек 15, и опять мы ватагой каждый вечер…

Синдеева: Я раз пять, наверное, смотрела этот спектакль.

Полунин: Мы же даже по понедельникам не разбегаемся на выходной, мы опять вместе все это делаем. Это семья такая, которым вместе хорошо.

Синдеева: Ругаетесь?

Полунин: А как же? До драки бывает. Все, потом опять нормально.

Синдеева: Все-таки можно я вернусь к «Академии». Вот эти три правила, вы же уже, наверное, наблюдали за такими людьми, которые долго-долго шли, и вдруг решились. Вот что происходит с человеком, когда он решается исполнить первое правило? Вот это что с ним?

Полунин: Не знаю,я сильно не задумываюсь. Я как-то, если бы это была моя профессия, я бы этим занимался. А так, дураки, им что, с них как с гуся вода. Собрались вместе, выпили, песни спели, потанцевали, им хорошо.

Синдеева: А кто еще, кто в этой «Академии» сейчас?

Полунин: Ну, множество, просто множество.

Синдеева: А это тайна тоже?

Полунин: Нет, не тайна. Вот сейчас будет моя огромная выставка, может быть, через год, я готовлю антологию моих проектов. И один из проектов, «Академия дураков», мы сейчас готовим такие академические визуальные образы. Вот Алиса Фрейндлих наша, вот она просто дура дурой, по-настоящему, радостная дура, и она с таким удовольствием в академики пошла. Жванецкий.

Синдеева: Вы ее приглашали?

Полунин: Да, конечно.

Синдеева: Приглашали, то есть вы прямо вот посмотрели, вот попадает, она академик.

Полунин: Да. И мы сначала смотрим, как она проходит наши эти самые точки, потому что некоторые прямо проходят специально, идут как по марафону, выполняя какие-то принципы «Академии». А за некоторыми мы просто следим и чувствуем, что уже осталось 2-3 пункта, и подталкиваем тихонечко, незаметно, чтобы она выполнила. И в конце концов, конечно, Миша Жванецкий, конечно, Остер, Боря Гребенщиков, множество людей.

Синдеева: А среди молодых-то есть вообще такие, которые вот уже?

Полунин: Нет, им нужно еще лет по сорок немножечко, создать что-нибудь в этом мире, подарить что-нибудь людям, не только себе, но и кому-то еще, то есть нужно какое-то количество пройти.

Синдеева: Ну, и что делает эта «Академия»? Выпивает, гуляет и танцует?

Полунин: Пьет, гуляет и веселится.

Синдеева: А на такие заседания приглашают? Я уже не знаю, как…

Полунин: А оно все случается. Оно все случается, и сильно мы об этом не заботимся. Позвонил кто-то кому-то и сказал, ой, тут собираются. А, давай. И побежали.

Синдеева: Слушайте, в 1989 году, я это прочитала, я это, конечно, не помнила, вы из Москвы организовали, сейчас, правильно, «Карнавал бродячих комедиантов», и пошли из Москвы в Европу. Помните такое? Было такое?

Полунин: Ну да, как не помнить. Это, наверное, один из самых крупных театральных фестивалей в мире, который вообще существовал.

Синдеева:  Вот вы пришли в Европу, и буквально там через полтора месяца рухнула Берлинская стена, потом случилась «Бархатная революция» в Чехии. Вот что было тогда в воздухе и почему тогда пошли в Европу? Это же наверняка не было просто.

Полунин: Это же была серия, то есть мы пришли к этой идее через серию других событий. Сначала мы сделали первый уличный театр в России. Потом мы сделали первый фестиваль уличных театров, когда их ни одного не было, и мы собрали вообще со всей России учеников, поехали, захватили остров Тотлебен в Финском заливе, прожили там месяц, всех научили. Потом появились десятки этих театров, а потом только мы решили, что надо в Европу и так далее. То есть это была целая такая история. И тоже самое, в 1988 мы сделали попытку, не получилось. И только в 1989…

Синдеева: Не получилось, время не подготовилось, время еще не пришло.

Полунин: Время еще не пришло, да. А тут вдруг в 1989, я пять лет в ЦК комсомола, профсоюзов, цирк, я везде по полгода сижу по всем кабинетам, пишу всякие бумаги, добиваюсь какой-то дотации и так далее. И вдруг появилась новая организация, Союз театральных деятелей, и я рассказываю, как вообще, какая стихия уличные театры, как это может поменять вообще весь смысл театрального действа и тому подобное. И мне дают бюджет практически всей этой новой организации. И тогда я еду к министру культуры Франции, получаю еще столько же, потом Копенгаген, потом Варшава, потом Швейцария, собираю три миллиона долларов для того, чтобы сдвинуть это все с места. И это вообще, это такое бесконечное, фантастическое, нереальное, что потом просто не верится, что это вообще можно было. Как можно было достать 15 домиков на колесах, когда ни одного в России не было? Для этого надо было, оказывается, позвонить на какой-то там завод, где делают домики на колесах, в Югославии. «Что вам надо?», — мы говорим. А, понятно, нам нужен чугун. Хорошо, мы едем в Череповец, получаем вагон чугуна, за концерт в обмен. Отсылаем вагон чугуна…

Синдеева: И вы всем этим занимались сами, продюсировали.

Полунин: Да, да. Я мог бы, как этот самый… Знаменитые-то наши миллионеры. Лучше машины гонять через границу и получать деньги. А мы делали праздник жизни во всей Европе, и мы получаем 15 домиков на колесах в обмен на этот чугун и так далее, и так далее. И вообще нереально.

Синдеева: Как это все круто! И это же тогда объединило. Я почему это соединила с Берлинской стеной, видимо, в воздухе чувствовалось вот это, когда оно все должно рухнуть, вся эта несвобода и так далее. И, конечно, такой свободный карнавал ― это все…

Полунин: Мы просто пишем сценарий, отсылаем в Западный Берлин и в Восточный. И они отвечают: «Нет, невозможно». Потому что я написал: «Мы начинаем спектакль в Восточном, проходим через Бранденбургские ворота и заканчиваем в Западном». Они говорят: «Невозможно», восточники говорят. Через месяц рухнула стена, и мне пишут письмо западники: «Так, все, устранено ваше препятствие, приезжайте и делайте спектакль». И мы на бункере Гитлера, перед нами Ростропович, после нас Pink Floyd, и мы сквозь стену, значит, проходим, все делаем то, что мы хотели.

Синдеева: Сейчас мы как-то изолируемся, да, и страна наша как-то в изоляцию попадает. А вот опять же, я все хочу найти рецепт, что еще можно сделать для того, чтобы как-то на человеческом уровне снести вот эту изоляцию.

Полунин: Не знаю, вот я во все времена, какая разница, какой период жизни вокруг тебя? Ты просто знаешь, что ты любишь, знаешь, что ты умеешь, и создаешь маленькие оазисы гармонии. И ты создал этот оазис гармонии и потом тихонечко его расширяешь, насколько можешь. А уже время осталось ― еще один сделал, еще один. И вот ты делаешь эти оазисы, и мир изменяется. Это самый простой способ что бы то ни было, не знаю…

Ты не можешь справиться со всем миром, ты можешь справиться хотя бы с близкими своими и с теми, кто придет к тебе.

Синдеева: Скажите, вот у вас трое сыновей уже взрослых и внучки.

Полунин: И внучки, да.

Синдеева: И внучки. Есть разница в том, как вы воспитывали своих детей и сейчас?..

Полунин: Мы их не воспитывали.

Синдеева: А как было, расскажите.

Полунин: Все очень просто. Дети повторяют тебя. Если ты все время в огне и в страстности, если ты как профессионал, дети через это становятся точно такими же. А нашим детям не досталось даже школы, потому что мы же все время на колесах.

Синдеева: Они же все время с вами гастролировали, да?

Полунин: И мы преподавали, сами артисты: «Так, ты будешь преподавать геометрию, ты будешь преподавать русский, а ты будешь преподавать»…

Синдеева: И были дети не только ваши, всех.

Полунин: Да-да, всех. И приезжаем мы в Париж …

Синдеева: И что, дети все время с вами?

Полунин: Да, и мы берем всех детей, ведем, значит, в Лувр. А на следующий вечер мы их ведем еще куда-то. И они получили, с одной стороны, намного меньше, с другой стороны, просто получили столько, что никто в состоянии получить, ни один ребенок.

Синдеева: Да, я прочитала, что когда вы не знали, куда их деть, они сидели за кулисами, а потом вы сказали: «Да ладно, пусть идут на сцену». И они начали ползать.

Полунин: Да, они выползали прямо во время спектаклей, ползали под ногами, и нормально совсем.

Синдеева: А как у вас сейчас внучки?

Полунин: Очень интересно. Внучки сейчас ― у них мама финка, и поэтому они быстренько поехали на один год в Финляндию выучить финский язык. В общем, они сейчас целый год живут в Финляндии. Уже через три месяца я по телефону разговариваю, они по-фински со мной разговаривают.

Синдеева: А вы говорите по-фински?

Полунин: Я не говорю, но мне помогают. И вторая история: старшая, 13 лет, она вдруг выяснила, что она чемпион.

Синдеева: Почему?

Полунин: Бегать. Как только в школе начали бегать, она все время получала золотые медали. В школе получила золотую, потом в районе получила золотую, потом в области получила золотую. Потом в северной Франции получила золотую. И теперь приходится папе изучать, как бегают кенийцы, для того чтобы помочь дочке. А до этого он просто что делал? Он выбрасывал ее в окно все время зимой.

Синдеева: Зачем?

Полунин: Чтобы она ныряла в реку каждое утро, потому что душ все время разольется, тут надо вытирать, а так вылетела, у нас прямо под окном река. И, значит, это пригодилось, оказывается, вот она стала спортсменкой.

Синдеева: Какая удивительная история! Вы несколько лет руководили Цирком на Фонтанке, собственно, вы его перестроили и так далее. Потом произошла какая-то ужасная история, почему-то выступили все эти…

Полунин: Это какие-то байки.

Синдеева: Вот, расскажите.

Полунин: Какие-то сплошные байки. Я подписал с министром культуры контракт на три года. Как только три года кончились, я вздохнул и сказал: «Наконец-то!».

Синдеева: Почему?

Полунин: Потому что это не мое.

Синдеева: Не ваше.

Полунин: Я могу создавать новое, но переделывать старое я не умею. Если бы мне сказали: «Возьми, построй новый цирк, вот молодежь собери»…

Синдеева: А вы бы хотели вот такой построить цирк?

Полунин: В то время хотел, сейчас уже хочу другое. Я создал «Мельницу», и сейчас моя «Мельница» ― это что-то такое, что еще никто не знает, что это такое. Оно пригодится людям в будущем.

Полунин: У нас приезжает множество людей и с удовольствием там всё снимают и так далее.

Синдеева: То есть вы бы уже сейчас собственный цирк и театр ― нет?

Полунин: Вообще меня уже театр не интересует. Вообще мне искусство больше не интересно.

Синдеева: То есть уже про такие смыслы…

Полунин: Мне интересно создавать жизнь как произведение искусства. Вот это то, что мне сейчас интересно.

Синдеева: Сейчас стали мерить индекс счастья, знаете?

Полунин: Да-да. Так как я в Академии Дураков занимаюсь, то там у меня отдельный раздел, он исследует все счастье.

Синдеева: Так.

Полунин: И мы следим за всеми этими неожиданностями во всем мире, и очень внимательно анализируем, и об этом доклады пишем.

Синдеева: Вот! Расскажите, где сейчас самый высокий индекс счастья.

Полунин: Самый высокий ― это история, значит, у нас вся северная сторона Балтии, то есть там Финляндия, Дания, Швеция и так далее.

Синдеева: То есть высокий индекс счастья.

Полунин: Очень высокий. Это богатые страны, достаточно богатые. И в самых бедных. Это район…

Синдеева: Индия?

Полунин: Нет.

Синдеева: Нет?

Полунин: Это район, значит, там низ Америки под Мексикой, там вот эта кучка стран, самые вообще страны, в которых невозможно, в которых вообще жизнь, там не хватает… И они вообще все время в плясках, в танцах и все в радости. И самый высокий индекс счастья именно в этих странах.

Полунин: А Индия ― это моя просто родина, потому что…

Синдеева: Что это значит?

Полунин: Потому что там как бы… Это то, как должны жить люди, потому что они все время улыбаются и смотрят тебе в глаза.

Полунин: Они на нас смотрят как на детей. Мы еще только в развитии находимся, а они уже пришли к тому, что приняли мир и живут с ним в гармонии. И это нам учиться и учиться у них, как быть счастливыми.

Синдеева: Вот есть «Желтая Мельница», есть вот эти очаги, значит, гармонии. Что из каких-то спектаклей планируется нового, не знаю, о чем вы сейчас мечтаете?

Полунин: Не знаю.

Синдеева: И вообще как это создается? Вот «сНежное шоу» уже сколько лет, я раз пять видела спектакль, и каждый раз это для меня новые эмоции, это каждый раз… Но я не видела «сНежной симфонии».

Полунин: Это такое чудо ― «сНежная симфония», потому что даже клоуны мои, как на пуантах, танцуют, потому что такая магическая музыка Гидона Кремера и его ансамбля. Просто мы соединяемся с ними в единое целое, уже не понять, где клоуны, где музыканты, и Гидон играет все партии, и там просто… Это даже не объяснить, что это такое. Это просто нас музыка куда-то уносит, и мы там где-то бултыхаемся.

Синдеева: Вот вы мне сейчас за кадром сказали, что следующий раз, когда вы можете соединиться, будет через год, в конце года.

Полунин: Да, где-то к концу следующего года, да.

Синдеева: А в Москве вы будете?

Полунин: Если Москва пригласит, значит, это будет подарок Москве. А если кто-то успеет раньше пригласить…

Синдеева: Москва, услышьте, пожалуйста! Давайте! Мы хотели на «День Дождения» вас соединить в графике, и это оказалось совершенно невозможно.

Знаете, я задам все равно этот вопрос, потому что я его уже себе придумала, а потом увидела ваш разговор с Меньшиковым, где он вас об этом тоже спросил, и вы сказали: «Неделю мне надо, чтобы отвечать». Из уст ваших, из уст клоунов «дурак» ― это вообще что-то такое прекрасное.

Вот опять же как вы определяете-то вот, кто дураки, которые ничего не делают и любят выпить?

Полунин: Есть радостные дураки, а есть агрессивные дураки. Это разные вообще миры. Есть наивность и есть глупость. Рядом, да, вот наивность и глупость, практически одно и то же. Только одно ― это мир вообще влюбленности во все, и глупость, которая «а, все к чертовой бабушке».

То есть каждая вещь в мире имеет свою обратную сторону, конечно, и в слове «дурак». Не зря же в русской культуре любят выражение «Иван-дурак», да. Оно просто такой миф, потому что это часть вообще культуры русской, да. Это значит кто-то, кто живет не интеллектом, а сердцем, да, кто-то, кто ухитряется жить в гармонии с миром, а не стяжательством, не «что я добуду», не «что у меня будет». Ничего я не добуду, ничего у меня не будет, у меня уже все есть.

Вот эта позиция, и друзей у тебя больше, чем в другом варианте, и, в конце концов, невеста даже у тебя царевна и так далее, и так далее. Наверно, вот каким-то путем русский народ разобрался, что есть разные пути достижения своей цели, да, своей мечты.

Синдеева: А вот дурак и шут или клоун ― это же разные какие-то?

Полунин: Наверно, «шут» все-таки пришло из европейской стороны, да. Потом у нас тоже были шуты…

Синдеева: Да, у нас же тоже были.

Полунин: Да-да, и при Петре Первом и так далее, так как он европейскую культуру к нам-то уже принес. Но все-таки «дурак» ― более глубинная история. И клоуны тоже пришли уже больше из Англии через Францию и так далее, и так далее. А дурак ― это наш.

Синдеева: Были великие клоуны, да, Карандаш, Никулин, Олег Попов, вот прямо мы же их помним все. А сейчас я, кроме вас, честно говоря, никого не знаю. Это вот их нет, их мало, их не показывают по телевизору?

Полунин: Нет, институции не помогают им в реализации их. Значит, раньше была система цирка, которая крепко сразу выявляла, помогала и так далее, и так далее. Например, есть замечательный клоун Жигалов, великий клоун просто, но живет в Германии, здесь не может себе найти работу.

Синдеева: А вот почему?

Полунин: Как-то нет еще в организации «цирк» такой силы менеджмента, чтобы помогли такому клоуну, например, развернуться в России. Или Леня Лейкин, удивительный просто.

Синдеева: Да, да.

Полунин: Мой ученик. Фантастический клоун. Ему бы режиссера, ему бы замечательного администратора, и могли быть просто фантастические достижения. Нет, много очень талантливых ребят, которые могут стать просто великими звездами.

Синдеева: В Cirque du Soleil, куда вы поехали учиться, вы же там пробыли два года. А что значит вот поехали учиться? Или это была работа?

Полунин: Нет, я подписал контракт на два года и поехал с конкретной целью ― посмотреть, как у них делается шоу-бизнес, потому что то, что касается моей профессии, я знаю лучше, чем они, а то, как делается дело, как организуются гастроли, как делаются костюмы и так далее, и так далее… Это просто великая компания, ничего рядом с ней, конечно, не существует в мире. Сейчас, правда, мы должны констатировать, что пришел как бы финал этого явления. Cirque du Soleil продали китайцам.

Синдеева: Да. Думаете, поменяется?

Полунин: И теперь навряд ли мы увидим такие достижения, которые видели раньше. Что-то еще будет происходить какое-то время, но то, что мы видели просто чудеса такие, и, слава богу, я присутствовал и был участником. Я думаю, что мы, русские, много помогли Cirque du Soleil и в дизайне, и в цирковых номерах, и в клоунаде, и чего мы только туда не принесли. А там оказались фантастические организаторы, упоенные идеей, мечтой и так далее, помогли нам все, что мы знали, подать на тарелочке удивительной. И поэтому Cirque du Soleil просто, не знаю, окрылил мир, что ли.

Синдеева: А почему вы вот все-таки закончили?

Полунин: Пока мне было интересно, пока было творческое…

Синдеева: А, опять возвращаемся к пункту первому, да?

Полунин: Да-да. Кстати, вот очень интересно. Это был как раз тот самый момент, когда было «ноги в воду». Я к концу этого двухлетнего периода просто был в полной депрессии, у меня все болело, отключалось, у меня головные боли, кружилась голова, что-то с сердцем. Все было плохо просто потому, что работа, которую я делал, мне не нравилась, потому что я делал не то, что я люблю. А не люблю я потому, что я не люблю, когда то, что ты делаешь, ограничивается, знаешь? Можно вот это, а это нельзя, это нельзя, это можно. А Cirque du Soleil ― сначала это творчество, а потом все, завод, завод.

Синдеева: Как же им все равно удается это делать, если они же не только вас поставили в эти…

Полунин: Нет, это как был… Они не нашли способ помочь творческой личности постоянно развиваться, у них не нашлось этого способа. И поэтому к концу этого двухлетнего периода я был просто как в тисках. И я начал сразу искать…

У меня есть фотография фантастическая: я сижу вот в таком состоянии, а сзади у меня дорожный знак Exit, я просто когда увидел эту фотографию, говорю: «Понял! Это же нужно отсюда валить! Валить отсюда нужно!». И через неделю у меня было самое счастливое состояние: все, я нашел вместо себя замену, и он был счастлив на этом месте, а я был счастлив на свободе.

Синдеева: А как вот тогда им удается все равно? Смотрите, вы говорите, они не нашли способ подхода к творческому человеку, чтобы дать ему развиться.

Полунин: Очень просто.

Синдеева: Это только с вами или вообще это система?

Полунин: Нет-нет, со всеми. Это система…

Синдеева: Это система, которая все равно выхолащивает в какой-то момент.

Полунин: Нет, которая потрясающе создавала и не нашла способа это развивать. Не все совершенно, хотя бы это. И поэтому надо было искать талантливых режиссеров, которые бы потом помогали жить этому. То есть они поставили администраторов, которые не могли помочь артистам.

Синдеева: То есть они хорошо администрируют, хорошо превращают это в бизнес.

Полунин: Да, да.

Синдеева: А вы были участником прямо вот их шоу каких-то?

Полунин: Конечно.

Синдеева: Вы сами не ставили ничего?

Полунин: Нет, я ставил. Я был включен в творческий состав Alegria. Alegria, по-моему, сюда даже приезжала.

Синдеева: Да, по-моему, приезжала, да.

Полунин: То есть я создавал все клоунские номера для этого спектакля и персонажей.

Синдеева: А скажите, вот зритель вообще меняется за столько лет? Вы уже столько лет выходите на сцену. Вообще что происходит, как?

Полунин: Понимаешь, я же сильно об этом не забочусь.

Синдеева: Нет?

Полунин: Какой есть зритель, к такому я иду.

Синдеева: Но вы же все время выходите, я сама это видела.

Полунин: Да.

Синдеева: Выходите в зал, вы находитесь там.

Полунин: Нет, мне обязательно нужна идеальная гармония меня и зрителя, но никогда не думаю, какой он.

Синдеева: Какой он, да.

Полунин: Какой есть, такого я и получаю. И я всегда рад тому, кто пришел.

Синдеева: Я не знаю, мне так хочется опять как-то послушать про вот эти шаги к счастью, потому что, видимо, все, что вы сейчас сказали, очень откликается. И, видимо, не случайно вы сейчас оказались тоже в моей жизни и вот в этой программе, потому что, мне кажется, я стою на том самом пороге, когда надо сесть и опустить ноги в воду, да, и хорошо подумать обо всем.

А какие-нибудь еще подсказки есть? Что еще может помочь?

Полунин: Я сейчас готовлю книгу.

Синдеева: Так.

Полунин: Как раз там на каждой странице будет отдельное правило. И книга примерно будет называться «365 праздников в году», и я на каждой странице буду говорить о том, как превратить этот день в праздник. Великолепные я собрал фотографии, 365 фотографий, как мы бесимся и относимся к миру. Вот эта вся наша команда, с которой я живу столько лет, одна, вторая, третья, четвертая. Как мы относимся к миру, как мы в нем. Наше поведение безрассудно.

Синдеева: А вот сейчас бы, например? У нас нет возможности, к сожалению, камеры.

Полунин: Нас постоянно забирают в полицию, милицию.

Синдеева: Да? И что, потом узнают? Потом узнают вас?

Полунин: Мы пришли куда-нибудь в Швейцарию и потом всю ночь напролет, и нас всех, человек пятьдесят поднимают и в кутузку сразу отвозят. Мы обязательно все нарушаем, мы не вмещаемся в правила этого мира. Поэтому мы ищем все время уголочек подальше, чтобы никому не доставить каких-то проблем.

Синдеева: А вот жалко, мы сейчас не можем с камерой пойти, мы тут очень все привязаны. Вот если бы мы с вами сейчас пошли, например, по ресторану.

Полунин: Если бы я взял своих ребят, то конец этому ресторану.

Синдеева: Да? Что бы вы сделали?

Полунин: Например, я пример.

Синдеева: Да.

Полунин: Значит, мы приезжаем в Берлин, и какая-то директор какого-то кафе говорит: «Ой, приходите к нам сегодня, поужинаем. Пошлите». Русское кафе и так далее. Мы размещаемся, небольшое уютное кафе, и внучка сразу: «Ой, что это?». А это такой шоколадный фонтан. Она, значит, раз, подходит Саша Фриш, она раз ― ему по носу, Фриш ей по голове, и начинается.

Пока вот все стены не были в шоколаде, вся публика, которая там находилась, была, у меня на голове было просто… Тут были ― как называется? Виноград. Здесь был, значит, у меня этот самый… Были фантастические, у всех на головах были созданы фантастические из еды какие-то дизайновые инсталляции. Все были… Мы такие специально майки, значит, с отпечатками, подписан год. И мы еще до сих пор храним эти майки. И так далее.

Синдеева: Это спонтанно случилось, это импровизация?

Полунин: Это не просто импровизация, нам так хочется жить. Мы не в состоянии вместиться в приличное общество. Нас нужно выпускать только в специальные места.

Синдеева: И что тогда хозяйка?

Полунин: Как в обезьянник или где дети.

Синдеева: И что хозяйка тогда ресторана, кафе, которая вас позвала?

Полунин: Она просто сказала: «Наконец я поняла, как надо жить».

Синдеева: Как надо жить!

Полунин: Она была самая… Я обязательно выпущу эту книжку, у меня десятки фотографий с этого праздника.

Синдеева: Давайте, выпускайте. Нужна такая книжка.

Полунин: Слушай, просто обязательно нужно рассказать. Однажды моя маленькая внучка, младшенькая, сидит и плачет. Я подхожу: «Что случилось?». Она говорит: «Я все сделала, чтобы был праздник, и ничего не произошло». Я говорю: «В каком смысле?». Она, оказывается, значит, какую-то скатерть где-то разыскала, положила на полянку, потом специально подобрала по цвету, значит, чашечки, потом что-то с чаем, какого-то китайского где-то у бабушки попросила. Потом там поставила свечки, что-то. Она два часа…

Синдеева: Готовилась.

Полунин: Просто, как жучок, готовила праздник. Все сделала, села и ждет. А праздник не пришел. Оказывается, надо еще пригласить друзей, оказывается, нужно еще, чтобы были песни, оказывается… Я как рассказал весь список: «Ааа, понятно!». То есть, чтобы был праздник, нужно очень-очень много всего сделать. А главное, иметь кучу друзей, которые ждут этого праздника.

Синдеева: Друзей. Да, это точно. У нас совсем почти заканчивается программа. Слава, выпускайте, пожалуйста, книжку. Очень нужно. Вот это вот про «каждый день ― праздник». Мы все находимся в адской текучке, на нас давит эта погода. Сделать этот первый шаг, чтобы хоть чуть-чуть подойти к этому состоянию счастья, очень сложно, потому что у всех эти обязательства. И спасибо вам за эти слова, потому что я поняла, что я хочу начать туда двигаться. И, может быть, лет через сорок я окажусь в вашей Академии Дураков.

Полунин: И еще одна штучка, может, пригодится.

Синдеева: Да.

Полунин: Приезжаю на карнавал в Венецию, очень люблю туда ездить. Сидим, хохочем чего-то на каком-то поребрике, там какой-то мостик, какие-то двое русских подходят, что-то мнутся, мнутся, но подходят. «Вы не подскажете, где карнавал?». Я говорю: «Вы что, ищете карнавал?». ― «Ну да, уже два часа мы ходим по Венеции, ищем карнавал».

Я говорю: «Ну вот! Что же вы так? Тогда записывайте. Значит, первое: выбросьте эти ваши шкурки, которые на вас надеты, идите, наденьте цветную, яркую одежду. Идите вот в тот гастроном, купите самую лучшую еду, самое лучше вино, возьмите, найдите себе самое красивое место. Когда вы уже выпьете по второй рюмочке, начните песню, может быть, к вам еще»… И я начал рассказывать простые, элементарные вещи.

А они ходят и ищут праздник там, а праздник ― он тут! И поэтому в жизни ты не смотри на серую погоду, праздник внутри тебя. И вот его оттуда доставай и всем раздавай.

Синдеева: Это не программа, а программа-мечта. Вячеслав Полунин у меня был в гостях. Спасибо большое!