Миллиардер из списка Forbes Вадим Мошкович: «Я просто попытался посмотреть, что такое лучшая школа мира»

Синдеева: Программа «Синдеева», наконец, вышла из отпуска, потому что я ездила с детьми на каникулы, и соскучилась уже и по гостям, и по зрителям. И сегодня у меня гость, которого я давно приглашала, и только что узнала, что Вадим Мошкович, который у меня сегодня в гостях, в общем-то, не давал никогда интервью телеканалам. За это тебе большое спасибо, что ты все-таки пришел.

Мошкович: Я тебя обманул. Интервью на каких-то мероприятиях, когда подходят телеканалы и задают какие-то вопросы, я давал.

Синдеева: Но такого не давал.

Мошкович: Такого не давал.

Синдеева: Спасибо тебе большое, все-таки удалось тебя убедить. Вадим Мошкович — совладелец, один из основных владельцев компании, группы «Русагро», бывший сенатор, бывший — уже можно сказать? — бывший девелопер или все-таки у тебя еще есть какие-то…? Или слово «бывший» тебе нравится?

Мошкович: Я больше не строил городов.

Синдеева: Городов больше не строил. Участник списка Forbes, один из богатых людей. Почему я очень хотела Вадима в гости? Потому что Вадим последние несколько лет занимается, на мой взгляд, какой-то совершенно сумасшедшей историей — Вадим строит школу будущего. Школа будущего называется «Летово», занимаешься ты этим уже несколько лет. Недавно было в Forbes интервью, поэтому, конечно, какое-то количество вопросов я все-таки повторю, потому что не все, возможно, это прочитали, а это, конечно, очень интересно. Вадим, ты в школу «Летово», в интервью ты сказал, готов проинвестировать 200 млн. долларов, из которых 50 млн. — это строительство школы или запуск, а 150 — это endowment fund, собственно, который должен позволить финансировать эту школу в дальнейшем, потому что это некоммерческий проект, и несмотря на то, что заложено в условном бизнес-плане, скажем так…

Мошкович: Самоокупаемость.

Синдеева: Самоокупаемость от денег учеников, но при этом, опять же, ты в этом интервью сказал, что если вдруг ни один ученик не заплатит денег, и мы сочтем возможным обучать этих людей бесплатно, то фонд будет покрывать эти расходы. Я ни в чем не соврала?

Мошкович: Не сочтем возможным обучать детей бесплатно, а если мы детей… у нас это называется need-blind, когда ты сперва принимаешь ребенка и не спрашиваешь о его способности платить. Вот если мы ребенка приняли, а ребенок после этого нам говорит, семья говорит: «Мы не платежеспособны», то школа обязана будет выделить грант на его обучение. То есть мы принимаем детей вслепую, мы принимаем детей, которые нам нужны, если мы ребенка приняли, то школа найдет возможность обучить его бесплатно.

Синдеева: Правильно я все равно понимаю, вот сейчас мы все-таки с экономической части начнем, чтобы разобраться до конца, потому что, опять же, у нас есть пример с тобой, это, например, бизнес-школа «Сколково», которая, в общем-то, когда-то там тоже богатые люди собрались, скинулись, красивая идея, некоммерческое тоже предприятие, про будущее. А в итоге там решили построить невероятной красоты здание, взяли на него кредит, и этот кредит, в общем, продолжает так и висеть, они перекредитовываются. Ты же наверняка смотрел на этот опыт, и многих людей ты этих знаешь.

Мошкович: Людей знаю, на опыт, наверное, смотрел. Но у меня есть своя модель, кредитов я не беру.

По моей модели могу сказать: она примитивная. Бюджет 200 млн. и endowment 150 млн. возник как раз из желания покрыть 100% затраты школы в год. И входные условия были такие, что у нас примерно 1 млрд. рублей годовой бюджет школы, если доллары перевести в рубли, то 10% годовых от доходов фонда получится, грубо говоря, 1 млрд. рублей. Другое дело, что сейчас доходность упала.

Синдеева: Да, 10% — это возможно, такая доходность?

Мошкович: 10% уже много, скорее всего, сегодня эта ставка стремится, условно, к 5%. Это значит, что endowment нужно увеличить в два раза, грубо говоря.

Синдеева: И ты готов?

Мошкович: Даже исходя из старой модели, у меня есть денег на половину детей, что уже неплохо.

Синдеева: Но все-таки, наверное, ты рассчитываешь на то, что будут дети и талантливые, и платежеспособные.

Мошкович: Я рассчитываю на то, что какую-то часть обучения мы, конечно, покроем, поэтому даже наличие 50% бюджета школы — уже неплохой задел.

Синдеева: Скажи, я когда читала это интервью, я все-таки пыталась главный мотив твой, когда ты решил сделать школу. То есть, с одной стороны, ты говоришь: вот мы хотели строить «Город счастья», и в нем должны были построить порядка 50 школ. И, собственно, ты столкнулся с этой проблемой, что какие это должны быть школы, и начал погружаться в этот вопрос. С другой стороны, у тебя там дети, и твой старший сын учится, поправь меня сейчас, он же в Стэнфорде учится?

Мошкович: Да.

Синдеева: Это счастье, это мечта. И ты получил от него ответ, что папа, я в раю, несмотря на невероятную загрузку. Но тогда еще он не учился в Стэнфорде, то есть для тебя… вот что все-таки побудителем главным было, когда ты решил, что ты хочешь проинвестировать в эту школу, почему родилась цифра, я не знаю, 1000 детей в год. Понимаешь, это тоже вот…

Мошкович: Это понятная вещь как раз.

Синдеева: Почему?

Мошкович: Когда я поездил по миру, начали смотреть, что такое школа, что такое лучшая школа, какое количество детей, преподавателей, выяснили, что везде нужно набирать некую критическую массу. Чтобы школа жила, там дух должен возникать некий такой, атмосфера, которая формируется людьми. Так вот критическая масса, она набирается, условно, 600 детей плюс, я бы так сказал. От 600 плюс. Школы, которые я посетил, они были от 600 до 5000 тысяч детей в школе. Мы посчитали, получилась модель, которая показывает, примерно такая цена-качество плюс дух — примерно 1000 детей.  Отсюда возникло такое количество.

Синдеева: Что мотив? Ты наблюдал за своими детьми, тебе что-то не нравилось? Слушай, ты учился в прекрасной сам школе.

Мошкович: Я учился в прекрасной сам школе и захотел построить школу, в которой я учился, но которая отвечает уже вызовам времени. Вторым побудителем, безусловно, был проект и вызов построить 50 школ и еще 150 детских садов, заставил меня глубоко погрузиться вообще в эту тему. А дальше уже… ну и плюс что-то полезное сделать для страны. И это не пустой звук.

Синдеева: Это очень круто. Знаешь, когда наши богатые люди вкладывают в образование, то это, понятно, вложение в будущее страны, даже если это всего 1000 детей, но капля камень точит, еще кто-то…

Мошкович: Это же циклично, сейчас же ежегодно ты набираешь детей, ежегодно выпускаешь, набираешь.

Синдеева: Но вот если все-таки мы затронули «Город счастья», это же тоже была невероятная твоя мечта, ты жил, горел этим, болел. Почему ты от нее отказался?

Мошкович: Я не отказывался. Я бы эту тему стороной обошел.

Синдеева: Ну все-таки?

Мошкович: Я бы сказал, что я столкнулся с таким количеством не вызовов, а проблем, что в какой-то момент запал строить «Город счастья» у меня прошел. Я бы так сформулировал.

Синдеева: Тяжело было? Это же такое…

Мошкович: Это не вызовы, а именно проблемы. Например, мы не смогли за три года получить ни одного разрешения на стройку, на строительство квадратных метров. Эта тема такая уже, мне кажется, неинтересная, она в прошлом осталась.

Синдеева: Меня интересовало именно эмоционально, когда ты болел…

Мошкович: Эмоционально я болел, конечно.

Синдеева: Я про это. Ты же, правда, для тебя это тоже была мечта.

Мошкович: Отличная, очень красивая — построить город. Тоже вызов настоящий.

Синдеева: Настоящий.

Мошкович: Смотрите, у нас в стране последний Тольятти был построен, 50 лет или 60 города не строились. Мы сделали первый генплан территории, я детально разобрался, что такое город, как он живет, как он не живет, какие принципы успешности города. В принципе, выяснили, что со времен Древней Римской империи ничего не поменялось. Хлеба и зрелищ. Любое место живет, если есть…

Синдеева: Центральная площадь, где все происходит.

Мошкович: Хлеб — это работа, а зрелища — это несколько составляющих: безопасность, транспортная, экологическая инфраструктура.

Синдеева: Все легко.

Мошкович: Да, все достаточно прозрачно.

Синдеева: Смотри, в твоем и том проекте, и в этом проекте есть важная эта составляющая — это социальная ответственность, не знаю, просто вдохновение делать что-то вокруг себя, менять, улучшать и т.д. Это очень круто. Но какое у меня возникло противоречие, когда, опять же, я вот читала про тебя и про твою школу, думаю: это же так офигенно, Вадим столько узнал, он разобрался, он разобрался во всех системах образования. Действительно, ты, как менеджер, подошел к этому серьезно, нанял крутое агентство, которое тебе помогало. Почему все эти же усилия не попытаться (я понимаю, что сейчас это как-то кажется совсем невозможным) изменить систему образования, которая, в общем-то, поменяла бы глобально то, что, возможно, в нашей стране будет через 20 лет.

Мошкович: Не-не-не, я больше… у меня нет задачи делать работу за других. У нас есть министр образования, у нас есть профильный вице-премьер.

Синдеева: Но это же уже такая ответственность…

Мошкович: Ну что вы говорите, это не ко мне. Я не Дон Кихот, я с ветряными мельницами не борюсь.

Синдеева: Хорошо, давай по-другому. Представь, что-то вдруг поменялось…

Мошкович: Это даже не в этом вопрос. Просто, знаете, по Сеньке шапка должна быть.

Синдеева: То есть ты считаешь, ты бы не справился?

Мошкович: А я даже не думаю на эту тему. Я даже…

Синдеева: Если бы тебе предложили стать вдруг министром образования?

Мошкович: Да что вы говорите, это не за что на свете.

Синдеева: Почему?

Мошкович: Я не вижу никакого смысла, мотивации внутренней. Это все другое.

Синдеева: Но ты поменяешь всю систему.

Мошкович: Я не хочу быть чиновником и никогда не буду. У меня нет ни одного плюса в ассоциации с этим словом для меня. Вообще никакого.

Синдеева: Даже если вот такая идея и возможность, есть карт-бланш на реформу.

Мошкович: Для этого не надо быть чиновником. Мне достаточно построить одну школу. Она по вызову, это даже сложнейшая задача, чем дольше, глубже я туда погружаюсь, тем вопросов становится больше, а не меньше.

Синдеева: А можешь немножко рассказать зрителю, да и мне тоже, про то, что ты вкладываешь в другое новое образование будущего. Про это можешь рассказать?

Мошкович: Вы знаете…

Синдеева: Почему ты со мной на «Вы», а я — на «ты»? Ты можешь на «ты».

Мошкович: Я не создаю, ничего не выдумываю, я не создаю велосипед, уже все изобретено. И я просто попытался посмотреть, а что же такое лучшая школа мира. Так же, как есть лучшие университеты мира. Есть вполне прозрачный перечень критериев, которым ты должен отвечать. И я собрал эти критерии, а теперь моя задача, параллельно мы этим, понятно, занимаемся, команду, которая в состоянии достичь тех целей и вызовов, которые мы перед собой ставим. Адаптировать их к нашей действительности, к нашей культуре, к нашим особенностям. На самом деле я создаю институт. Вот основное, что, основная задача, которую я перед собой вижу, — это институлизировать понятие школы, образовательного процесса и знания. То есть я хочу, чтобы у меня была, работала система. Чтобы школа не зависела ни от директора, ни от меня, ни от конкретного учителя, чтобы выпадение любого из элементов школы было всегда заменяемое.

Мошкович: Да, моя задача — построить институт, где все формализовано, где все кодифицировано, где любой учитель имеет доступ к ячейке. Хочешь образовательный процесс — достаешь, смотришь, как он структурирован, какие цели, какие задачи, какие измерители, какие сроки, какая система взаимодействий принятия решений. У тебя все прозрачно, тебе не нужен переводчик, тебе не нужна нянька, тебе не нужен суфлер, тебе никто не нужен. У тебя прямо есть четкие полочки, на них все разложено. Открываешь, смотришь и пользуешься. Это механизм.

Синдеева: Скажи, но это же, ты же говоришь, вы не изобретаете велосипед, эта же система где-то работает, построена. То есть вы ее как инструмент как-то получили, с вами поделились?

Мошкович: Ее нельзя получить, потому что…

Синдеева: Не делятся?

Мошкович: Во-первых, никто особо делиться таким сакральным знанием не хочет. Во-вторых, многие школы не могут. Есть кто не хочет, потому что в это вложены гигантские силы, средства, это ноу-хау, например, как в Сингапуре.

Синдеева: То есть они не отдали свои прекрасные…

Мошкович: Нет.

Синдеева: Дали подглядеть?

Мошкович: Там целая страна работала на это, чтобы построить вертикальную систему образования, вложила в каждый элемент этой системы время, деньги, силы, ресурсы людей и, конечно, она бесплатно передавать это... это конкурентное преимущество Сингапура.

Синдеева: Эта школа Rifles — это частная школа или это государственная?

Мошкович: Государственная школа.

Синдеева: Я тебе о чем говорю — иди министром образования.

Мошкович: Зачем, не нужно мне никаким министром. Там китайская культура, там дисциплина, много коллективного, там меньше индивидуального, но это считается лучшей школой мира по количеству студентов, поступающих в лучшие университеты мира.Так как цель мы поставили высокую, то это один из наших, с одной стороны, конкурентов, с другой стороны, примеров, который хотим…

Синдеева: Скажи мне, пожалуйста, частная школа, она все равно подчиняется законам Минобразования, инструкциям и т.д.

Мошкович: Конечно.

Синдеева: Вот расскажи мне, как ты вот этот свой подход, в котором свобода учителя достаточно высокая, опять же, когда должен быть индивидуальный подход к ребенку, как оно вообще женится с той системой образования, которая есть сейчас.

Мошкович: Я не вижу вообще проблемы взаимодействия с Минобором, мы достаточно регулярно контактируем, регулярно, мы делимся своими наработками, получаем обратную связь, и вообще это важнейший элемент для меня — это коммуникация с государством и понимание… мы делимся всем, мы делимся что мы делаем, как мы делаем, какие цели ставим, получаем обратную связь. У нас постоянный диалог идет. И я не вижу никакого монолога, никакого давления, у нас есть поддержка везде. И мы очень хорошо взаимодействуем.

Синдеева: Хорошо. К тебе приходит сумасшедший учитель истории, клевый…

Мошкович: Ко мне не может прийти сумасшедший учитель истории…

Синдеева: Хороший. Я сейчас не про учителя истории из 57 школы, это отдельно. Но он говорит: я не могу преподавать по тем учебникам, которые сейчас есть, истории, как это требует Минобразования. Вот как здесь?

Мошкович: Мы еще ни разу не сталкивались с такой проблемой.

Синдеева: Не было?

Мошкович: Чтобы пришел хороший или, я бы сказал, выдающийся учитель и сказал, что я не могу преподавать свой предмет…

Синдеева: Нет, предмет в рамках того…

Мошкович: Минуточку, у нас есть экзамены. Вы понимаете, Наташа, это базовый измеритель. И выдающимся учитель не может быть, если ребенок не сдал экзамен. Это единственный… я говорю про старшую школу.

Синдеева: Школа для старших, это 7-11 классы, просто мы не сказали об этом.

Мошкович: Поэтому если твой ребенок не может сдать, у тебя нет выдающегося преподавателя, потому что это единственный объективный измеритель, который на сегодняшний день существует для старшей школы.

Синдеева: Но в той системе, которая есть.

Мошкович: Ни в одной стране другой системы нет. Так что…

Синдеева: Вот сейчас финны, ты же наверняка следишь за этим? Финны, которые и так одни из лидеров в образовании, у них все хорошо, они в рейтингах много уже лет, и они сейчас опять меняют систему образования, они отказываются от предметных уроков, они, условно, оказываются от предметов физика, химия и т.д. Говорят: у нас есть познание мира.

Мошкович: Секунду, это science, это не только у финнов, это вообще сегодня в западной культуре уже…

Синдеева: Так если у нас этого нет, так как в твоей прекрасной продвинутой школе это может быть?

Мошкович: У нас будет science, и что? И в этой части никакого конфликта мы не видим. Это совершенно нормально, мы будем просто преподавать те дисциплины, которые есть у нас сегодня в соответствии с российскими требованиями, мы будем их объединять в междисциплинарные предметы, в рамках которого они должны будут применить свои знания, например, химии в биологии или биологии в химии.

Синдеева: То есть это будет дополнительное…

Мошкович: Это не будет дополнительное, просто это будет единый процесс образования, где ты получаешь знания и предметные, и межпредметные.

Синдеева: Ну вот у меня есть один тоже знакомый, человек, который тоже владел когда-то бизнесом, очень удачно его, хорошо продал и стал тоже думать про образование. Вот он говорит, что проблема нашей системы образования в том, что мы должны думать не как, условно, преподавать, а что мы преподаем. Потому что, опять же, ведь все очень сильно изменилось.

Мошкович: Я перебью, давайте сделаем шаг назад. Мы от общего к частному тогда пойдем. Что в российском образовании хорошего? Технические дисциплины есть? На мировом уровне? На мировом. Языковые школы есть? Я думаю, что практически любой выучить язык на хорошем уровне нет проблема. Спортивные школы есть? Тоже нет проблем. Где-то тебя учат… итого, эти три штуки ты можешь получить практически без проблем при желании в любом регионе Российской Федерации. В одном месте можешь получить? Вот с этим уже возникают проблемы. Если на это наложить критическое мышление, на Западе называется critical thinking, когда эта способность применять знания, пользоваться ими, не просто решать задачи — вот с этим сложнее.

Синдеева: Понимание контекста вообще нету, вообще нету. То есть мы изучаем физику, изучаем историю и т.д., а какой контекст был в этот момент, вообще отсутствует, это же очень важно.

Мошкович: Еще раз. Я бы не хотел накладывать какие-то клише или еще что-то, я делаю все в одну школу.

Синдеева: Просто мечтаю уже потом отдать своего ребенка.

Мошкович: Я сделал все в одну школу и у меня есть уже некое представление, какая эта школа должна быть. Я не претендую на истину, не говорю, что должно быть только так, я ничего не навязываю, не хочу ничего менять, а делаю школы, говорю: «Смотрите, есть еще одна школа. Кому интересно — пожалуйста». В России их как минимум 15 тысяч школ, а я сделал всего одну, так что я не вижу здесь ни конкуренции, ни влияния, ни забвения и не хочу, еще раз, ничего никому навязывать. Я в этой части исповедую принцип свободы и добровольности.

Синдеева: Но просто мне очень нравится твоя эта идея, я мечтаю, поэтому у меня сразу накладывается моя мечта, понимаешь, и я начинаю транслировать свои какие-то желания.

Мошкович: Поэтому я школу делаю сам.

Синдеева: Без партнеров, всяких советчиков.

Мошкович: Соединить несколько мечтаний бывает часто сложно, а еще, потом ты сможешь это вырезать, я бы не хотел, чтобы получилось сексуально-скобяное изделие.

Синдеева: Почему? Можно оставить.

Мошкович: Что называется, жопа с ручкой. Вот этого я бы тоже не хотел, поэтому я посмотрел, что такое образование мирового уровня, я посмотрел, сколько мне денег на это нужно, соединил свои возможности со своими хотелками и получил, что у меня на одну школу как раз получается.

Синдеева: Правильно ли я понимаю, что что бы, извини, с тобой ни случилось и т.д., фонд будет существовать, и школа может жить и без тебя?

Мошкович: Так в этом и есть же задача моя.

Синдеева: Я понимаю, но я уточняю, что к кредитам потом не придется обращаться государственным.

Мошкович: Нет, не придется.

Синдеева: Вдова Стива Джобса два года назад или год назад запустила, собственно, огромный проект по изменению системы образования в Америке, на собственные деньги, проинвестировав в это тоже. То есть что она сделала? Она объявила конкурс на лучший проект как бы идеи образовательной, и там уже порядка 10 тысяч заявок. И, опять же, я почему тебе сейчас об этом рассказываю? Потому что мне кажется, всегда очень круто, вот ты говоришь, что важно, чтобы работала система институтов внутри одной школы, а представляешь, если бы это все работало, транслировалось на большее количество.

Мошкович: Да, совершенно шикарная задача, она просто не моя. Если у кого-то возникнет какой-то интерес на любом уровне Минобра, мы делимся и регулярно коммуницируем, так что все, что мы нарабатываем, мы, пожалуйста, бесплатно передаем, все экспортируем.

Синдеева: Опять же, смотри, как продолжение мысли про то, что очень важны в школе институты, и что школа — хранитель традиций. Ты выпускник 57 школы, недавно, понятно, всем известный скандал, который случился, все его очень живо обсуждали, потому что всех коснулось практически. Кто-то учился, но многих коснулось. У кого-то там дети, кто-то знает участников.  Как могло такое случиться, ведь, на самом деле, как мне кажется, главная проблема вообще, которая вылезла, — то, что это существовало там много лет, и это покрывалось школой и всеми, не только школой, как администрацией, а в принципе родителями и учениками, что это некое замкнутое пространство, мы такие крутые, мы такие уникальные,  давайте это сохраним, поэтому все будем держать в себе. То есть нет ли здесь, опять же, извини, потенциально опасности, например, у такого типа школ, как делаешь ты, потому что это тоже некое замкнутое пространство.

Мошкович: Давай поделим?

Синдеева: Да.

Мошкович: Я, конечно, читал, что было написано в интернете. Насколько то, что я прочел в интернете, соответствует действительности, я не знаю. В любом случае для меня 57 школа — альма-матер, и ничего, кроме восхищения 57 школой, у меня не осталось и навсегда останется. Что касается… я бы не хотел вообще комментировать то, что произошло, потому что я не знаю, что произошло.

Синдеева: Я и не прошу тебя комментировать. Я про замкнутость...

Мошкович: Теперь что касается моей школы. В этой части, я думаю, это уже можно увидеть на сайте, но мы сегодня формализуем понятие ценностей. На школе прямо, на сайте ты сможешь просто официально увидеть ценности, которые обязаны разделять коллектив школы, принять и разделять их, и эти ценности будут транслироваться детям. И в этом случае, если вдруг, упаси Боже, такое случится у меня в школе — это значит, что нарушены ценности, а это значит, что чтобы оставалось покрытым, все учителя и весь коллектив школы должны нарушать ценности, что, на мой взгляд, невозможно.

Синдеева: Но получилось же в 57 школе, ведь там...

Мошкович: В 57 школе нет формализованных ценностей.

Синдеева: А в 57 — это хранитель все-таки школы или...? вот сейчас Менделевич ушел, как ты думаешь, сохранится ли школа в том виде и для многих...?

Мошкович: В 57 школе ничего не институлизировано. 57 школа — ярчайший пример, когда знание принадлежит разрозненным учителям высочайшего уровня. Я бы некоторым присвоил звание Бога, но это не значит, что школа является божественной. Но просто есть величайшего уровня учителя, величайшего, на которых и держалась вся 57 школа все годы, когда эти люди привлекали других людей такого же уровня, и за счет этого сохранялась преемственность.

Синдеева: То есть если сейчас вдруг какое-то количество этих учителей уйдет и т.д., то нет уверенности, что она сохранится? Хотя очень многие, как раз все, кто, так или иначе, с этим связаны, они обсуждают. Я говорю, что для школы, окей, наступил момент, возможно, какого-то, знаешь, такого рефреша, оздоровления и т.д., что, на самом деле, все равно там сильны.

Мошкович: Вернуться если к математике, то 50 на 50 вероятность — либо освежится, либо не освежится.

Синдеева: Но раз про цифры, скажи, пожалуйста, почему 1012 учеников? Прости, просто тут именно 1012, не 1000...

Мошкович: Тут математика условная.

Синдеева: Какая? Что? По количеству классов, кабинетов или что?

Мошкович: Да, конечно. Но у меня в голове 1012 нету.

Синдеева: Нет, именно 1012, понимаешь, для меня это… то есть это не магическая цифра?

Мошкович: В математической модели школы, умножая количество детей в классе, умножая на количество классов, получил 1012, может быть, 1011 или 1013, допускается. Но в итоге единственным ограничителем будет кампус, который...

Синдеева: Это для детей?

Мошкович: Для детей, которые в нем будут проживать.

Синдеева: А, кстати, извини, знаешь, я где не поняла: это школа ежедневного прихода или это...?

Мошкович: Школа подразумевает, что 70% детей будут жить там, это кампус, полноценный кампус.

Синдеева: Даже если они, условно, живут рядом и т.д., то есть это просто...?

Мошкович: Опция, это опциональность. Но в модели школы заложено, что примерно 30% детей, в основном, москвичи или из области, они будут приезжать и уезжать, а 70% будут уже проживать постоянно, потому что школа она строится для всей России, а не для Москвы.

Синдеева: Мы мало очень поговорили еще про саму школу, уже скоро закончится время. Я сейчас вот про что: то есть обучение будет на двух языках.

Мошкович: Билингвальное.

Синдеева: У тебя два директора, собственно, поэтому они сохранились, эти две кандидатуры.

Мошкович: Нет.

Синдеева: А кто сейчас тогда? Расскажи, может быть, хоть что-то новенькое по сравнению с Forbes ты нам расскажешь.

Мошкович: Да, например, директор-иностранец сейчас в школе отсутствует, потому что не хочу никого обижать, но с чем мы столкнулись — это, в том числе, я думаю, благодаря формированию медиа, что в России бегают медведи и здесь все ужасно, учителя, которых мы брали даже из самых лучших школ, они сюда приезжали с миссией, что сейчас мы их здесь всех и всему научим. И когда мы, наша школа, мы же ее делаем с нуля, и мы хотим все адаптировать к нашим российским стандартам, к российской культуре, к российским требованиям. И некоторые иностранные учителя, они бы не были в состоянии вообще меняться, они как миссионеры сюда приезжали — спасать Россию, а оказывалось, что у нас планка выше, чем та, которая есть у них. И мы с некоторыми людьми расстались.

Синдеева: А директоры русские — это бывшие директоры 1535, да?

Мошкович: 1535, да.

Синдеева: А скажи мне, а как отбор учителей происходит?

Мошкович: Во-первых, конкурс есть постоянно. Я расскажу, как это действует сегодня. Сегодня это действует достаточно просто: мы сегодня пишем программы обучения. Так как школа, планка мирового уровня, то и все программы должны быть созданы под мировой уровень знаний детей. Автоматически ты выдвигаешь требования к учителям, какого уровня тебе нужен учитель. Грубо говоря, мы рассматриваем учителей, которые готовят наших детей к олимпиадам, учителей-звезд, мы приглашаем к себе десятки таких учителей и говорим: «А теперь командная работа». Многие учителя ярчайшие говорят: «Ребята, я звезда».

Синдеева: Я не могу в команде, да?

Мошкович: «Это не мое вообще. Я могу учить, но мне не нужны никакие правила, мне не нужны никакие процедуры, я ничего писать не хочу, я могу учить детей. Один я знаю предмет, могу научить на таком уровне. Хотите — я с вами. Если вы хотите меня еще (ой, как про это сказать-то?) загрузить работой, которую я делать не хочу — нет, мне это неинтересно». Такие люди с нами расстались, но при этом осталось все равно заданное количество критической массы учителей.

Синдеева: А сейчас уже сколько учителей нанято?

Мошкович: 36 человек.

Синдеева: Для того, чтобы разрабатывать программы. Правильно ли я понимаю, что стартует школа в 2018-м?

Мошкович: Да, и мы уже набрали три класса детей.

Синдеева: Сейчас?

Мошкович: Да, у нас уже учатся три класса на базе московской школы.

Синдеева: Да ты что?

Мошкович: Да.

Синдеева: А это непонятно было. То есть строится кампус, он будет в 2018 году сдан, собственно, кампус — это школа.

Мошкович: Он будет сдан в 2017 году. Весь 2018 год он уже будет работать в тестовом режиме, а 1 сентября 2018 года все дети, которых мы уже учим, они перейдут, плюс мы уже открыли набор школ официально на сайте.

Синдеева: Расскажи, из этих сколько детей в трех классах?

Мошкович: Там 45 человек. На этих 45 человек приходится 30 учителей, потому что туда знания...

Синдеева: А по сколько человек в классе? По 15 человек? Это седьмые классы?

Мошкович: Нет, седьмые и восьмые. Туда знания в детей я просто запихиваю, потому что когда у тебя учитель один на полтора ребенка...

Синдеева: Скажи, пожалуйста, как бы так корректнее спросить. У вас же наверняка зарплаты учителей выше, чем в какой-нибудь даже хорошей московской школе? Не лишите ли вы хорошую московскую школу звезд, понимаешь?

Мошкович: Невозможно, потому что у нас всего одна школа, нам нужно всего 200 учителей, а в Москве их 150 тысяч, так что...

Синдеева: Учителей?

Мошкович: Да. Так что даже если брать статистику, что 5% талантов, то в Москве 7,5 тысяч талантов, а мне нужно 200, так что...

Синдеева: Зарплаты будут все равно...

Мошкович: Зарплаты будут на таком уровне, чтобы зарплата не являлась ограничением для работы такого человека в школе, она не может быть ограничивающим фактором. У нас же кампусы для учителей будут, учителя жить будут тоже на территории школы.

Синдеева: Подожди, а семьи?

Мошкович: С семьями.

Синдеева: С семьями?

Мошкович: Да.

Синдеева: А что у них, типа маленькие квартирки как-то?

Мошкович: Да, полноценные квартиры.

Синдеева: То есть они фактически приезжают семьями к вам жить навсегда? То есть они отказываются от своего...?

Мошкович: Не навсегда, а на время контракта он живет  в школе — это нормальная западная модель.

Синдеева: Да ты что?

Мошкович: Да, любого кампуса.

Синдеева: Интересно. Ладно, почти уже все заканчивается, я сейчас задам тебе два вопроса не про школу, просто интересно. Первый вопрос — это все-таки про «Русагро», вернее, два вопроса про «Русагро».

Мошкович: Про «Русагро» не договаривались.

Синдеева: Нет, подожди, я тебя спрошу. Во-первых, очень коротко только, скажи мне, что такое развитие Дальнего Востока?

Мошкович: Через призму «Русагро» или через развитие...?

Синдеева: Нет, через призму «Русагро».

Мошкович:Так как у нас свиноводство, то весь оборот мы строим под свиноводство. Это будет, в основном, три культуры: соя, кукуруза и немного зерновых.

Синдеева: То есть основной рынок — это свинина, которую, условно, на китайский рынок, на восточный?

Мошкович: У нас первый проект, вообще он для закрытия дефицита местного рынка, потому что на Дальнем Востоке сегодня не производится продуктов питания, достаточных для покрытия просто дефицита внутрирегионального. И первый проект, который мы делаем — это на закрытие просто банально дефицита, все импортное, все привозное, а дальше будем развиваться.

Синдеева: Но вообще интересно съездить, посмотреть, так что я на твое приглашение, считай, что я согласилась.

Мошкович: Да? Поехали, мы туда регулярно летаем.

Синдеева: Второй короткий вопрос: санкции, наверное, таким производителям, как вы, достаточно… то есть помогли, хотя все понимают и все...

Мошкович: Не согласен.

Синдеева: Скажи, не согласен. То есть смотри, у тебя очень хороший...

Мошкович: Нам не помогли.

Синдеева: Не помогли?

Мошкович: Нет, потому что мы не производим санкционные продукты.

Мошкович: Единственное, где мы явились выгодополучателем — это девальвация рубля, потому что все наши издержки в рублях, отчасти продукция у нас экспортная, то бишь в долларах.

Синдеева: И все, последний уже вопрос. Смотри, я не спрашиваю, почему ты ушел из сенаторов, вообще даже не хочу знать. Это вопрос, мне кажется, мы все адекватные люди. А почему ты пошел туда? Это что было? Это было какое-то внутреннее, опять же, желание что-то поменять и это такая была вера?

Мошкович: Да, на тот момент компания уже доросла до какого-то уровня, и уже участие в постановке страновых задач я считал более важной задачей.

Синдеева: А, все-таки у тебя есть эта амбиция — поменять чуть шире, чем просто в одной школе. Я все, тебя, знаешь, подталкиваю к этому.

Мошкович: Я думаю, что у меня есть желание дать людям выбор — вот такое у меня желание есть. И в этой части эта школа — это выбор, это возможности, в том числе и для государства. Если государство сочтет, что что-то из этой школы было бы полезно распространить на регион или страну — пожалуйста.

Синдеева: Вадим, спасибо тебе большое, потому что ты просто огромный, просто большой-большой молодец. И я, у меня дорастет, с Лукой уже поздно, может быть, дорастет Шурка, если у нее хватит знаний…

Мошкович: Сдавайте, у нас будет школа дистанционного обучения. Приходите. У нас будут все дополнительные институты образовательные. Да, все любое дополнительное образование вы можете получить в рамках одной школы, поэтому приходите.

Синдеева: Зависть. Спасибо большое.

Мошкович: Спасибо.