Режиссер Константин Богомолов подтвердил свой уход из МХТ им. Чехова. Ранее, после смерти Олега Табакова в марте, художественным руководителем театра был назначен Сергей Женовач. Актер Андрей Смоляков поделился мнением о том, что будет с МХТ без Богомолова и Табакова.
Синдеева: Буквально вот на днях пришла новость о том, что МХТ, в котором вы много-много лет проработали, ну, и сейчас вы там играете…
Смоляков: Нет, уже нет.
Синдеева: Уже вообще ни одного спектакля? Что, закрыли спектакли?
Смоляков: Нет, я просто, как? В силу возраста я сказал, ну, уже неловко в 60 лет играть Лопахина. Как-то, я говорю, я старею, Рената молодеет. Ну, как-то неправильно.
Синдеева: Что вы не продлили контракт с Константином Богомоловым, до этого с Молочниковым (молодой парень, который поставил там несколько спектаклей). И, собственно, ну, с уходом Олега Павловича Табакова, и все как-то об этом думали, что он был такой защитой для театра, для молодых, для смелых, для экспериментов. И вдруг приходит сейчас туда Женовач, которого знают как режиссера, многие с огромным уважением к нему относятся, но жуткое напряжение в труппе было, да? И вот сейчас мы видим какие-то изменения. Как вы думаете, вы же работали тоже с Женовачем? Это надуманная такая сейчас чуть-чуть история?
Смоляков: Нет, это всегда приход нового человека куда бы то ни было. Даже если засунуть соломинку в муравейник, там начнется некоторая, так сказать, другие движения, и алгоритм жизни нарушается. Мне кажется, это абсолютно неизбежное, неизбежный период этой ситуации, когда у людей напряжение. Ну, скажем так, человека трудно обвинять в том, что он держится за свое место, да? Если оно ему еще и нравится. Я думаю, что здесь вот определенного рода страх неизвестности, куда это пойдет. Я не думаю, что там в ближайшие дни прям вот что-то такое может произойти кардинальное. То, что там не продлеваются контракты с кем-то, ну, наверное, пришедший новый художественный руководитель имеет на это право. Наверное, ему, во-первых, даны такие полномочия это делать. А, во-вторых, он, наверное, имеет право. Потому что не надо забывать, что в творческом коллективе все-таки глава коллектива должен, на мой взгляд, должен во многом определять его как минимум генеральную линию. И если генеральная линия, которая определяется руководителем, из нее, так сказать, выпадает ряд сотрудников, находящихся здесь, то, конечно, с ними лучше проститься, нежели, так сказать, они будут сидеть на месте, исходя желчью, не иметь возможности своих проявлений. Мне кажется, это довольно-таки честный ход. Тут опять вопрос, конечно, наших пристрастий, наших любовей. Да, кому-то жалко, наверное, что там будет работать этот режиссер, этот режиссер и этот режиссер. Да, наверное, жалко. Но это, к сожалению, жизнь. Вот в театре Табакова такая же ситуация была. Пришел тоже новый художественный руководитель.
Синдеева: Я думаю, тут еще вот эти все переживания не только труппы, но и людей, которые там следят за тем, что происходит в театре, связаны еще с тем, что действительно за последнее время вот так чувствовалось, что в театре, театр был последним каким-то оплотом свободы творческой. Притом, что кино, да? Это тоже игра определенная.
Смоляков: Не надо забывать, что фигура Олега Павловича. Это…
Синдеева: Ну, да, не поместится сюда.
Смоляков: Он, как Иван Александрович Хлестаков – везде! Вот он, Олег Павлович. Это фигура такого масштаба. Вот пусть еще живет долго Марк Захаров, да? Марк Анатольевич. Все! Их больше нет. Я имею виду вот такой значимости внятной, творческой, человеческой! Есть люди, которые там по этой части предъявляют определенного рода претензии, но все равно. И по отношению к ним, которые не, так сказать, не вот относитесь ко мне так, а оно… Ну, я когда вижу Марка Анатольевича, да? Мне все равно хочется книксен сделать. Не потому, что я подхалим или еще что-то. Потому что, ну, глыбина! Такой вот Юрий Петрович был Любимов. Я его где-то за полгода до смерти в центре Мейерхольда встретил. Он и ростом уже был пониже, хотя он все время был высоченный. Ну, годы нас пригибают. И я говорю: «Юрий Петрович!» Он говорит: «М-м… С, См…» Я говорю: «Смоляков!» Он говорит: «Точно! Смоляков!» И мы с ним там поболтали минут пять, потом еще сидели во время церемонии, и периодически он поворачивался ко мне, что-то шутил. Это такое счастье! Я понимаю, вот я сижу, передо мной. Ну, это! Ну, как? Ну, планета! И Олег Павлович был таким. И поэтому в театре все жили, ну, как, мы живем под этим зонтом, поэтому какой там дождь? Какой ураган? Какие невзгоды? Спина закрыта! Все! И это одно ощущение себя в пространстве. И Олег Павлович еще, так сказать, мудрой своей мужицкой жилкой. Порой, даже не зная и не подозревая, чем может обернуться там что-то, он, ну, пусть сделает. И человек делает там спектакль, так сказать, и это становится там, либо не становится. Это вот, он такой был. Он был такой. Вот. А Сережа Женовач, Сергей Женовач, он другого темперамента человек, другой закваски, определенной творческой направленности. Поэтому он будет вести театр так, как, так сказать, это свойственно его, так сказать, темпераменту, его взгляду на театр. Поэтому тут как? не знаю, может быть, даже и роптать не стоит. Ну, хотя, если кому-то хочется, пусть поропчет.
Фото: Вячеслав Прокофьев / ТАСС
