Сергей Мазаев: «Я прямой потомок Моисея, того, который водил евреев по пустыне»

Синдеева: Мы продолжаем программу «Синдеева» из бутика Nespresso, спасибо нашему партнеру, который продолжает быть с нами. У меня сегодня интересный гость, мы не виделись… то есть мы иногда встречаемся, но знакомы уже сто лет, уже даже неприлично признавать, сколько. Сергей Мазаев, музыкант, вообще красивый яркий мужчина.

Мазаев: Спасибо, здравствуй, Наташа.

Синдеева: Сереж, я с музыки начну, хотя мне хочется с тобой много о чем поговорить.

Мазаев: Это приятно, потому что как раз о музыке со мной никто не говорит в разных других телекомпаниях.

Синдеева: Я хочу про музыку, потому что, во-первых, ты вернулся к классической музыке, ты создал квинтет, ты стал опять играть на кларнете, собственно, чем ты занимался.

Мазаев: В детстве, да.

Синдеева: В детстве. Вот расскажи, как произошел этот переход, в общем-то, из известного такого музыканта, рокера — и вдруг так аккуратно…

Мазаев: Ушел в неизвестные кларнетисты.

Мазаев: Надо просто начать заниматься — и все, и через некоторое время у вас получится.

Мазаев: То, что я был кларнетистом когда-то и неплохо очень играл на кларнете, даже в 1976 году победил в детском конкурсе в Москве. Но потом рок-н-ролл, девчонки, портвейн, весело, кларнет забыт был. И вот где-то в конце….

Синдеева: На сколько лет?

Мазаев: Лет на 20, наверное. Но я на саксофоне играл, я работал как саксофонист, и достаточно успешно, тоже добился каких-то успехов в этом. Но классическая музыка мне всегда нравилась, я всегда считал, что я предал ее, у меня было ощущение такого предательства внутри, что я неправильно поступил. И вот где-то в 1999 году, по-моему, мы с Галей оказались… нет, в 2000-м или в 2001-м мы оказались с ней в Париже, у меня на карточке уже было тысяч 7 долларов или 8. То есть я при копейке, богатый чувак. И мы с ней просто гуляли по Парижу и забрели на Rue De Rome, такая есть, она идет, там оперный театр. И, кстати, от нее прям Rue de Moscou. И, как ни странно, кларнетовые магазины музыкальные на Rue De Rome находились, а музыкальный мастер, Кирилл Меркадье, с которым многие музыканты наши общаются, которым он многим…

Синдеева: Музыкальный мастер, который настраивает инструменты?

Мазаев: И ремонтирует их, и продает тоже. Он находится на Rue de Moscou. Совпадение. И я пошел просто и думаю: Боже мой, я, конечно, не такой, не кларнетист, бывший, но у меня никогда не было возможности прийти и выбрать себе инструмент, который мне хочется. Слава богу, они недорогие по сравнению со скрипками, например, или фаготами какими-нибудь.  

Синдеева: Но это все равно порядок. Для меня это неизвестная…

Мазаев: Для самого… самый классный профессиональный кларнет можно купить за 5 тысяч евро. Соответственно, ученический — 1000, 800, не новый — еще дешевле. То есть возможности приобрести хороший инструмент для занятий всегда есть сейчас, у нас это было сложнее, конечно, в советское время. Ну вот я купил себе кларнет, начал на нем просто потихоньку заниматься, позвонил своему старому товарищу, Вове Кудинову, с которым мы когда-то в армии служили вместе, и я к нему на практику еще ходил, когда школьником был. И мы с ним немножечко позанимались, поиграли. Он военный музыкант, немножко такой, из классики, конечно, ушедший. И потом, я с братьями Ивановыми выступая, встретился с Игорем Федоровым, это известный концертирующий кларнетист наш, уникальная, надо сказать, личность, которого, в общем, вывели почему-то из… ну, вообще там всех инструменталистов сократили в Московской филармонии, он такой сейчас индивидуальный частный предприниматель. И мы с ним играем «Классику без кодекса», это уже сейчас мы сделали этот проект.

Синдеева: Что такое «Классика без кодекса»?

Мазаев: Это наш проект.

Синдеева: Название программы?

Мазаев: Название программы, да, мы играем концерт для двух кларнетов. Мы уже сыграли…

Синдеева: В консерватории выступали?

Мазаев: В консерватории — нет. В филармониях, мы ездим по филармониям таким региональным и с местными оркестрами играем эту программу.

Синдеева: А мечта в консерватории сыграть?

Мазаев: Я играл в консерватории, и не один раз — и в детстве, и…

Синдеева: А вот сейчас с этой программой?

Мазаев: Это зависит от руководства филармонии, надо с ними поговорить, просто забить свои даты. Но я пытаюсь, пока там, вы видите, посмотрите расписание филармонии, и вы увидите, что она забита фантастическими музыкантами, то есть такого класса, до которого я не дорос и вряд ли уже дорасту. И поэтому в рамках программы с Игорем Федоровым, в рамках своего квинтета или оркестра я выступаю на достаточно высоком уровне, но если рассматривать меня просто как солиста кларнетового, конечно, я не могу претендовать на какие-то там серьезные успехи, потому что люди нормальные, правильно занимающиеся на кларнете, там, студенты 3-4 курса консерватории играть должны, по идее, лучше меня.

Синдеева: Ну ладно...

Мазаев: Ну правда, у меня просто музыкальный жизненный опыт, конечно, богаче, но я вам скажу, что у меня только сейчас начинает проходить это волнение, то есть тремор перед выходом на сцену с кларнетом именно. То, что в рок-н-ролле у меня, конечно, этого практически нет, я спокоен.

Синдеева: Скажи мне, «Моральный кодекс», как ты считаешь, на каком сейчас этапе? Группе больше уже 25 лет, и вы удивительные, это группа, которая сумела сохранить себя практически в том же составе, если… поправь меня…

Мазаев: Да-да-да.

Синдеева: Вы не разругались, не поссорились.

Мазаев: Ругаемся постоянно, как в семье.

Синдеева: Как в семье, но вы сохранили…

Мазаев: В хорошей семье когда люди ругаются, но они не расходятся.

Синдеева: Какой сейчас этап у «Морального кодекса»?

Мазаев: Предпенсионный.

Синдеева: И не предаешь ли ты сейчас «Моральный кодекс», уходя в классическую…?

Мазаев: Как раз наоборот, не предаю, я его совершенствую в этом смысле. Потому что когда я еще с Бутманом, мы с ним занимались совместным творчеством в оркестре, сейчас это оркестр Игоря Бутмана, я тогда уже, уже для меня был хорошим витамином и хорошей прививкой от звездной болезни игра с оркестром Бутмана, я сел туда с саксофоном, мне хотелось очень играть, я мечтал, я в оркестре воспитан был. И когда человек, который в два раза меня моложе, играет лучше меня, и знает лучше меня джаз и прочее, сразу, конечно, спесь пропадает. Понятно, что я звезда, солист, и я пел с оркестром этим, но в плане того, что я понимаю, что есть люди, которые лучше меня умеют это делать. Я их уважаю, вот к Игорю Федорову я отношусь как к своему педагогу, хотя он меня моложе на 20 лет.

Синдеева: А почему «предпенсионный» ты сказал про возраст «Морального кодекса», его состояние?

Мазаев: Уже 25 лет, выслуга как бы.

Синдеева: Нет, подожди, хорошо…

Мазаев: Если военные брать, у нас же военные, в основном, параметры в стране.

Синдеева: Смотри, вы не очень много звучите на радио, к сожалению. К сожалению большому. Я не так много слушаю радиостанций, но я просто так переключаю, особенно русскоязычные форматы, не очень много все-таки.

Мазаев: Надо было как-то заинтересовать, наверное.

Синдеева: А почему, вот скажи, вот объясни мне, пожалуйста? Ведь на самом деле ваши…

Мазаев: Случайные люди работают у нас на радиостанциях, у нас же случайные люди везде.

Синдеева: Мы говорили, я же знаю твое отношение к радиостанциям.

Мазаев: Случайные люди, потому что они не умеют… они стяжательством занимаются элементарным.

Синдеева: А что значит стяжательство? С артистов берут денег за ротацию? Даже с рок-музыкантов?

Мазаев: Требуют денег за то… Да-да.

Синдеева: Даже с рок-музыкантов?

Мазаев: Да со всех. Я не знаю….

Синдеева: Я понимаю, вернее, не понимаю, но допускаю, когда с молодых артистов берут неизвестных.

Мазаев: Я тоже не понимаю. Наташа, я не могу ничего сказать. Я никого не хватал за руку, я не знаю, почему группы уральские, например, или питерские, которые играют хуже нас намного, ну реально, как музыканты они более самодеятельные люди, чем наша группа…

Синдеева: Это ты кого…?

Мазаев: Всех. Нет такой группы как «Моральный кодекс» второй, понимаете? Ну нет просто. Я с удовольствием бы с кем-нибудь поконкурировал, но не с кем. Би-2 такая, Сплин — нет, Сплин нет, Би-2 — да, это так они, серьезно как бы относятся к музыке, у них есть стилистика своя вот эта «Полковнику никто не пишет», они хорошо очень…

Синдеева: Они же есть в ротации больше.

Мазаев: Они везде все есть. Говорю, у нас есть две популярные песни — «Первый снег» и «Где ты», все, вот их…

Синдеева: «Мама»?

Мазаев: «Маму» очень редко крутят, и потом это запись уже 1990 года, понимаете, 1989-го даже, она очень старая по звуку. Не знаю, как-то… мне самому кажется неприличным ходить. Мы бы рассылали все новые наши песни на радиостанции, но они не появляются в эфире. Все ставят только старые песни. Меня не любят…

Синдеева: Странно. Может, тебе просто по-человечески…

Мазаев: Меня по-человечески просто отвергают, с Козыревым Мишей у нас не сложились отношения совсем, он меня на дух не переваривает, моей музыки никогда не было на «Нашем Радио».

Синдеева: Что у вас случилось?

Мазаев: Я не знаю. Был у нас случай такой с ним. Я когда-то пришел на радио «Максимум». Я был президентом и придумщиком вообще фестиваля «Поколение» и всего этого, это было моей… поэтому я был президентом всегда. У Феди был Бондарчука.

Синдеева: Да, я помню «Поколение».

Мазаев: Ну, кстати, «Art Pictures» название тоже это я придумал в свое время. Ну неважно. Это можете спросить у Феди самого. Это он мне, кстати, и напомнил, где это произошло даже. Это произошло в квартире у Тиграна Кеосаяна на улице Пудовкина, когда мы снимали клип, это был последний клип на тот период наш, пятый, вот когда мы первую пачку всего сделали — пластинку, клипы, и второй клип…

Синдеева: Первый клип — клип Ветлицкой.

Мазаев: Нет, второй клип Федора Бондарчука. Первый клип он снял «До свиданья, мама», а потом с танками была англоязычная песня у нас.

Мазаев: Ну неважно, я приходил к Мишке: «Давай возьмем, подхватим этот фестиваль «Поколение», сделаем оригинальный тур, сделаем…». Он меня выслушал внимательно. Я просто не помню, чем… И потом появился фестиваль «Максидром», в первом из которых мы участвовали. Но потом больше нигде никогда не участвовали. Я не знаю, какая кошка между нами пробежала. Может быть, он ревнует меня как альфа-самца или еще чего-то, я понятия не имею. Но у нас отношения никогда с ним…

Синдеева: Не знаю, я спрошу у Миши.

Мазаев: Спроси, да, потому что я не знаю, я не помню, чтобы я чего-то такое или подножку поставил, или еще чего-то такое. Но вот меня никогда не было ни в каких вещательных органах, где работал Миша. То есть категорически. Может, они сионисты, а считают меня антисемитом, хотя я потомок прямой Моисея, того, который водил евреев по пустыне.

Синдеева: Прямой?

Мазаев: Да.

Синдеева: Почему?

Мазаев: Так получилось, я не могу ответить на этот вопрос: «Почему?». Так сложилось. Я до сих пор вожу евреев по пустыне, но они не все за мной идут просто.

Синдеева: Я сейчас сойду с ума, у нас программа пошла не туда.

Мазаев: Не все идут, да, потому что никто же не поверит в то, что там бизнес и прочее.

Синдеева: Серега, ну чтобы закончить с музыкой кусок…

Мазаев: С музыкой невозможно закончить.

Синдеева:  Подожди, ты меня сейчас, пожалуйста, не уводи меня в поход по пустыням.

Мазаев: Ты не хочешь по еврейским мифам и легендам пройтись?

Синдеева: Нет, не хочу, потому что я не очень хорошо их знаю, боюсь тут быть дилетантом.

Мазаев: Ну здрасти, ну как же так, в глазах христиан мы все евреи, ты знаешь, по образу жизни и по манерам вообще, абсолютно, давно. 

Синдеева: Хорошо, это, по-моему, сейчас к Козыреву обращение.

Мазаев: Почему к Козыреву? Он еврей разве?

Синдеева: Конечно.

Мазаев: Не похож.

Синдеева: Скажи, пожалуйста, РАО, организация, которая все время вызывает у всех, у большинства музыкантов…

Мазаев: Общественная организация.

Синдеева: Общественная, это Российское авторское общество, которое было когда-то создано, не поймешь кем-то…

Мазаев: Нет, оно было в советские времена создано и оно работало.

Синдеева: Но потом-то оно же перешло в 90-е годы, в общем-то, была длинная с ними и сложная история, и вот последние события, с одной стороны, такие неприятные, с другой стороны, мне кажется, закономерные, когда арестован генеральный директор РАО…

Мазаев: Фукс.

Синдеева: Федоров.

Мазаев: Ну Фукс, Фукс мы его называем.

Синдеева: Почему?

Мазаев: Ну, формальный. Такой громоотвод, козел отпущения.

Синдеева: А кто, а кто главный?

Мазаев: Я думаю, что это вице-премьер какой-то, в конце концов, стоит в этой крыше. Там Никита Михалков, там много очень таких серьезных, больших людей, которые, я просто не знаю, чем они занимаются, не знаю, какова механика…

Синдеева: Ведь они же, РАО в идеале должны защищать твои интересы, должны выплачивать автору гонорары. Это вообще было?

Мазаев: Я не понимаю вообще, что это за организация, зачем она нужна. Это рудимент.

Синдеева: Скажи, они никогда, то есть ты не состоял там?

Мазаев: Я в РАО исторически записан, я автор.

Синдеева: Они тебе платят?

Мазаев: Ну, это какая-то статистическая погрешность. Я не считаю, что они мне платят. Я не в доле в РАО. Они деньги эти присваивают себе.

Синдеева: А скажи, как ты считаешь, вообще нужна такая организация, которая защищает автора? Или это тоже, вот как ты говоришь, рудимент?

Мазаев: Нет, должна быть, нет, такая организация не нужна абсолютно. У нас существует закон, у нас существует Роспотребнадзор, у нас существуют разные другие организации, контролирующие торговлю, использование частной собственности, чужой собственности, регулируют. Потому что я выступал пару лет назад на этом собрании РАО или год назад, не помню. Я сказал, что это, конечно, рудимент, это все абсолютно не нужно. И, собственно, я как политэконом понимаю, в чем конфликт эпох происходит, конфликт формаций, что было сто лет назад. Если бы это были не Ленин и не Бронштейн, то это были бы другие люди. Потому что конфликт назревает независимо от того, какие личности берутся за руководство, так сказать, революционными процессами, или какие побеждают в этих, там много… и какие силы извне питают это все. Это не имеет значения. Просто конфликт состоял в том, что весь мир переходил уже в индустриальную фазу развития товарно-денежных отношений, политэкономических, а мы до сих пор находились в жестко аграрном, причем, в старом очень виде. Мы даже феодализм по-настоящему не пережили.

Синдеева: А причем здесь РАО?

Мазаев: Я рассказываю, сейчас поймете, причем. Потому что отношение к собственности стоит вообще в основе всех проблем, которые находятся у нас в стране. У нас отсутствует право собственности реальное.

Мазаев: Не просто частной, вообще собственности любой. Я вот сказал: давайте, друзья, вот слово «правообладатели», какие-то «тело авторского права», давайте просто заменим это на слово «собственность», и все, и будет понятно, как можно чужую собственность брать и по своему усмотрению использовать.

Синдеева: Хорошо, а как вот сейчас в новой реальности интернета? Смотри, ты выпускаешь песню.

Мазаев: Я рассказываю сейчас, Наташ, как это должно быть все. Вот вы знаете, есть такая система Shazam, да, она уже много лет существует, когда вам понравилась песня: а что это такое — чик, вы ее узнаете. Так вот, человек, который хочет торговать кофе или котлетами, или делать маникюр под музыку, покупает себе датчик а-ля Shazam, который связан с порталом, где находится музыка, и лепит его у себя. Роспотребнадзор ему лепит или еще кто-то, лепит его в его помещении. Он зарегистрирован в этом портале. И все. Где он, и он может крутить музыку, вот нет клиентов – он выключил ее.

Синдеева: И это отчисляется, да?

Мазаев: И самое главное не в этом. Самый главный подвох в том, что те… Они говорят: «Да нет, они все платят», но они платят просто какую-то сумму и не расписывают трек-лист, как вам приносят борщ, если вы проверяющий, например, откуда-нибудь, вы говорите: «Так нет, секундочку, мне, пожалуйста, выход продукции распишите, сколько капусты, сколько соли и так далее». И здесь тоже песня прозвучала – должно быть автор, исполнитель, снимается… И вот понимаете, да, а в автоматическом режиме в этом портале никаких людей не надо, никакого РАО, просто вы… У меня свое кафе, я решил запустить продажу котлет под музыку. Откуда я эту музыку ставлю? Из кармана, из айфона — неважно. Диджея нанял или радиостанцию «Серебряный дождь» включил — неважно. Песня фиксируется этой примочкой и на этот портал отправляется. И потом выходит тебе: 3,5 тысячи рублей заплатите в месяц. Рассчитывается все это из торговой площади, там, 50 копеек квадратный метр. Ашан будет платить много. Маленький, так сказать, бьюти-салончик будет платить немного. В Италии, во Франции вряд ли вы услышите музыку в ресторанах — там тишина. Потому что там надо платить везде. И вот и все.

Синдеева: Надо, да?

Мазаев: Ну конечно! А как же вы думали, это же собственность, публичное исполнение. Мы с вами включили музыку, приходят деньги, и они в автоматическом режиме распределяются между государством, которое забирает свои налоги в виде подоходного, Пенсионный фонд и прочее. Все это идет в автоматическом режиме. Естественно, у интернета границ нет. По идее, мы, русские, могли вообще многие вещи сделать лучше всех в мире и сегодня быть впереди планеты всей, если б меня слушались хотя бы чуть-чуть. В 1996-м году, когда я голосовал за… в 1999-м за СПС, я очень многие вещи предлагал ввести.

Синдеева: Хорошо, а вот если бы сейчас тебя позвали, например, возглавить РАО, эту организацию, которая сейчас есть, но с возможностью ее изменить.

Мазаев: Да, я бы ее ликвидировал сразу.

Синдеева: Ты бы ликвидировал ее?

Мазаев: Я бы, естественно, аудиторские проверки сразу страшные ввел, я бы вычислил, кто крышевал их все эти годы, потому что там стоят люди с оружием, с официальными документами государственными.

Синдеева: Нет, туда не попасть, в РАО, это прямо военная организация.

Мазаев:  У нас есть Следственный комитет, у нас есть прокуратура, у нас есть вообще органы, которые занимаются, Роспотребнадзор, и они все совместно должны отследить. У нас есть огромное количество агентов РАО, которые сидят за рубежом и получают валюту за исполнение нашей классической музыки, потому что если Бетховену не надо платить, то Ростроповичам и Оркестрам имени Светлановой и прочим надо платить механические права. Плюс механические права у нас вообще отсутствуют. Вы говорите, почему в радиостанции, все владельцы радиостанций — воры.

Синдеева: Почему?

Мазаев: По умолчанию. Они не понимают, может, этого, а кто понимает, значит, ну, понимает.

Синдеева: Ты имеешь в виду про фонографические права в том числе?

Мазаев: Да, потому что они все механические права за музыку присвоили себе за эти годы. Они платили только копирайтс. Потому что у нас в стране не было механических прав, у нас все сидели, послушай, у нас все сидели на зарплатах, и была фиксированная ставка за копирайтс, именно за схему песни, потому что тело авторского права — это не просто мелодия и текст на бумажке. Это спетая, записанная, так сказать, тело авторского права.

Синдеева: Но там же было такое, я уже, конечно, сейчас не помню, давно не занимаюсь радио, была организация, которая…

Мазаев: ВОИС, она сейчас только организовалась, она только начинает набирать свою силу.

Синдеева: Не только, она уже несколько лет.

Мазаев: Ну сколько, 4-5, нет, я состою, потому что я владелец фонограмм, все фонограммы, которые я создал, я сделал их на свои деньги, и, в общем, это дорого стоит, реально. В пластинках было то же самое, все было пиратировано абсолютно, причем не централизованно, а, в общем, все было украдено. То есть мы ограбленные люди абсолютно за все это время.

Синдеева: А как ты считаешь, артист в сегодняшних условиях, прежде всего, должен чем зарабатывать? Как раз авторскими или концертами?

Мазаев: Основной фундамент, экономика основная этого всего бизнеса — это торговля файлами, до этого торговля пластинками была, поэтому...

Синдеева: А как сейчас-то, смотри, сейчас интернет открыт, ты музыкант, записываешь песни.

Мазаев: У нас контролирующие органы все абсолютно разложены эти, у нас не существует этого портала, о котором я говорю, его надо строить срочно. И причем к нам придут Элтоны Джоны из-за границы, я вам отвечаю, мы можем с ними провести, это вообще эволюционный момент, это то же самое, что конфликт, я сейчас покушаюсь на деньги этих людей, которые все эти годы их получали, понимаете? Это как коррумпированный мент в Перово, понимаете, он получает 12 тысяч или 25 тысяч зарплату от государства, а 150 он получает с ларьков, понятное дело, куда он будет направлять силы свои: он будет охранять эту возможность 150 тысяч от этих 25. Ну логично смотреть на все, потому что в чем отличие капитализма от всех остальных формаций? Капитализм никто не насаждал, революции капиталистические, которые происходили, война машин в Англии и т.д., они проходили как асфальт, росток сквозь асфальт, его никто не придумал, его только описали, понимаете, потом уже. И вообще как политэконом расскажу очень простой постулат.

Синдеева: У тебя же два курса всего политэкономики.

Мазаев: А я как раз капитализм и изучил, а социализм я видел так. С третьего курса начинается социализм. Так вот я рассказываю, капитализм — это производство, а социализм — это распределение. И смотрите, что первично в данной ситуации, поэтому говорить ничего не надо, не надо быть ни за, ни против капитализма, невозможно быть против капитализма, любой социализм, он строится на капитализме. В Швеции капитализм, он построен, потому что он так же вырос, капитализм, естественным путем, когда у людей прибавочный продукт стал такого размера, что они смогли очень многих, многие вещи оплачивать сверху, необходимость пищевой по цепи и т.д., грубо говоря.

Синдеева: Скажи мне, пожалуйста...

Мазаев: Вот и наша отсталость тоже, она в климатической...

Синдеева: Ты сейчас очень много говорил как раз про закон, про институты, которые должны, собственно, всем этим управлять.

Мазаев: Они есть, они не работают.

Синдеева: И ты в одном из интервью сказал, что ты за диктатуру, за диктатуру закона, да?

Мазаев: Закона, конечно.

Синдеева: Скажи мне, ты считаешь, сейчас у нас есть диктатура закона?

Мазаев: Нет. У нас нет ни элиты, ни того же закона.

Синдеева: Скажи, пожалуйста, а ты с Захаром Прилепиным знаком?

Мазаев: Нет.

Синдеева: А ты в курсе последних этих новостей, что Захар Прилепин, писатель известный, и ты сейчас поймешь, почему я спрашиваю…

Мазаев: Я читал несколько книг, я одну его прочел полностью, «Санькя», мне понравилось, как он пишет, понравилась его искренность, собственно. Но он омоновец, это никогда из людей не выйдет, он омоновец, он мусор.

Синдеева: Как ты считаешь, может ли человек искусства, а он человек, в общем-то...

Мазаев: Не думаю, нет, он не человек искусства. Он нарцисс, он пытается попасть в кадр, в центральную роль — это нормально абсолютно для любого лидера, он лидерских таких людей, в общем, я не его поклонник.

Синдеева: Скажи, а как ты вообще переживаешь и переживаешь ли этот конфликт с Украиной, который...? У тебя же там, наверное, много друзей и музыкантов.

Мазаев: Вы знаете, я уже не переживаю. Мне было страшно, сердце сжалось, конечно, потому что вообще целостность всего нашего пространства славянского, в общем, волновала, и славянская культура, она как раз побогаче, чем саксонская, надо сказать, просто эту большевистская, то есть мировая революция нас, конечно, отбросила. Если бы не 22 июня 1941 года, сейчас бы была Португальская Советская Социалистическая Республика, понимаете? И я понимаю, почему мы такие. Мировая революция, которую мы устроили и к которой мы шли, и которая была построена, эта огромная армада военная. Я вчера, кстати, смотрел фильм какой-то по National Geographic, там самые великие сооружения Третьего рейха. И там помимо всяких бункеров и прочих хреней, они начали рассказывать, что самый великий танк времен Второй Мировой войны — «Тигр», Фердинанд Порше создал. Еще до начала войны у Советского союза был танк КВ, который в два раза тяжелее почти, не знаю, тяжелый танк, вообще ни одна армия мира не имела тяжелых танков, Сталин имел их накануне войны. И когда немцы… но дело в том, что вся наша кадровая лучшая армия, лучшие бойцы были уничтожены в первые три месяца войны, 3 миллиона 800 тысяч подготовленных тех ворошиловских стрелков и прочее, и дальше воевали уже простые люди.

Синдеева: Серега, но ты же сейчас, подожди, мы же сейчас про Украину. Это случилось, понимаешь, случилась Украина. Ты говоришь, у тебя вначале сжалось сердце, а сейчас ты успокоился. У меня до сих пор сжимается сердце, потому что...

Мазаев: У меня сжимается сердце только от одной мысли, что у детей, которые там живут, нет ни лета, ни зимы, ни праздников — ничего, потому что эти какие-то недоношенные, недоразвитые уроды, понимаете, с автоматами, которые там бегают, их грабят, эти шахтеры, которые дали автомат в руки, которых в шахту уже обратно не загонишь, естественно, ему легче пойти отнять в ларьке кусок еды у какого-то человека, чем опять в шахту лезть. Это все развращает людей, понимаете? Это все унизительно, гадость, война в любом виде — это мерзость.

Синдеева: Но война, нет, там страшно, там почти в каждой семье уже есть кто-то погибший, понимаешь?

Мазаев: Но что мы можем с тобой сделать?

Синдеева: А скажи, пожалуйста, не должны ли музыканты как-то стать выше над политикой и как-то протянуть друг другу руки?

Мазаев: Я как раз этим и занимаюсь, я пою песни на украинском языке, для меня украинский язык — это, мне вообще пофигу, че гонят эти вертухаи с той или с другой стороны — это все борьба за деньги. Вообще расширение земель, увеличение территории — это увеличение налогооблагаемой базы, просто теперь вы будете платить не ему, а мне, вот и все, если говорить как... Надо смотреть всегда в основы экономики.

Синдеева: Но давай не про это, давай про людей.

Мазаев: Как не про это? Люди — это уже не считается.

Синдеева: Нет, я имею в виду мы с тобой про людей, я сейчас про людей музыкантов.

Мазаев: Люди не имеют значения, какие музыканты, где их ты видела?

Синдеева: Подожди, я сейчас вот о чем хочу спросить. Макаревич поддержал их открыто, поддержал и выступил резко, и Макаревича все.

Мазаев: Не все. Все сотрудники, выпускники и абитуриенты.

Синдеева: Понимаешь, они просто уничтожали его и провоцировали на отмену концертов, где-то прямой был запрет на концерты, понимаешь? А Макаревич-то, он просто выступил как гражданин и сказал...

Мазаев: Нет, почему гражданин? Это его личное мнение, он имеет право его высказывать, вот и все, у нас декларировано в законе, что каждый имеет право высказывать свое мнение.

Синдеева: Но за Макаревича не вступились музыканты.

Мазаев: Испугались, конечно. Вы же знаете, где вы живете. У нас правит НКВД, ЧК, ВЧК, понимаете? У нас убить человека, Немцова дохлого выкинули на мосту, понимаете, говорят, что его там застрелили. Его давно застрелили до этого еще, но мне так кажется, потому что даже крови не было. Если человеку попадают в сердце в спину, то знаете, какой фонтан крови вылетает? Что я не убивал людей, что ли?

Синдеева: Подожди секунду, сейчас мы договоримся, тихо, тихо, тихо, тихо, подожди секунду.

Мазаев: Капитан Болеславский, командир.

Синдеева: Подожди, объясни мне, пожалуйста, ты говоришь правит НКВД, страшно, ну хорошо. То есть этот страх, получается, загоняет нас всех в это молчаливое согласие, понимаешь? Что?

Мазаев: Уничтожено было дважды все мужское население России, я думаю…

Синдеева: Но я про сейчас. Смотри, но ты же тоже промолчал, понимаешь? Почему? Тебе тоже страшно?

Мазаев: Потому что я испугался, меня лишат работы, у меня дети растут. Макаревич уже взрослый чувак, у него уже внуки, понимаете, а у меня дети семилетние, и я доверенное лицо Путина, понимаете, я подписался под этим, я дал слово.

Синдеева: А ты продолжаешь, да, еще?

Мазаев: Я не знаю, института доверенных лиц не существует, потому что это только на выборах было, но эти халявщики, они даже требуют удостоверения какие-то выдавать, еще что-то, списки, они все хотят что-то получать на свои гулянья.

Синдеева: А ты готов дальше оставаться доверенным лицом Путина, если тебя...?

Мазаев: Если меня об этом попросят, наверное, да.

Синдеева: Почему? Потому что тебе так удобнее или что?

Мазаев: Да, мне так удобнее, мне так выгоднее, и я пока не вижу альтернативы, потому что весь этот спрут может быть управляем только каким-то таким серьезным, жестким, волевым человеком, который знает его конструкцию.

Синдеева: То есть ты считаешь, сейчас та форма, которая родилась...?

Мазаев: Но я ее не знаю, во-первых, ту форму, откуда я ее знаю? Я и Путина лично не знаю, два раза с ним виделся, здоровался и все, три раза мы просто: здрасте, до свидания. Я не могу ничего о нем сказать лично. Все, что мы слышим — это все слухи каких-то других людей обиженных или обрадованных.

Синдеева: Хорошо, мы видим.

Мазаев: Что мы видим?

Синдеева: Дела, то, что происходит, то, что ты сейчас сам говоришь, что…

Мазаев: То, что он один это все разруливает, но это невозможно, ни в одном...

Синдеева: Ты сейчас хочешь сказать, что царь хороший, а все остальные холопы?

Мазаев: Нет-нет, он ни хороший и ни плохой. Я имею в виду, что представьте себя на его месте, даже хрен с ним, поставьте на месте управления не телекомпании «Серебряный дождь», а более крупной какой-нибудь торговой фирмы, например, «Седьмой континент» или «Азбука вкуса». Вы не представляете, насколько это тяжело, это очень сложная работа, а эти все своры, представляете, огромное количество хищений, это все расхитители нашей собственности работают, в основном, у всех вектор-то какой устремлений, все хотят идти в чиновники для чего? Чтобы разбогатеть, но ведь это же абсолютно… Отделы кадров, которые отслеживают этих людей, они пускают их на работу.

Синдеева: Рано или поздно ситуация же поменяется, и мы будем наблюдать, как люди начинают, знаешь, переобуваться и приковываться, меняют позиции, понимаешь? На смертном одре, ты же в какой-то момент все равно должен ответить…

Мазаев: Перед кем?

Синдеева: Перед собой, перед детьми.

Мазаев: Я не верующий. Я уже, я для себя. Я каждый день это делаю, мне не нужно на смертном одре оказаться, я каждый день перед собой отвечаю, перед своими детьми. Приличному, нормальному человеку не нужна палка сверху, чтобы быть приличным человеком, понимаете? Я знаю, что такое хорошо и что такое плохо. Что мне плохо, то и другим плохо.

Синдеева: Но при этом ты же иногда идешь на компромиссы, ты же сам признаешь это, потому что ты, потому что они тебе, ты боишься, что разрушат это.

Мазаев: Очень много людей идут на такие мягкие решения компромиссные ради того, чтобы сохранить просто. Как в семье люди, ведь что главнее: сохранить семью или типа какой-то принцип отстоять — бороду я такую носить или такую? Конечно, семья главнее, потому что из нее состоит вообще жизнь вся. Без семьи не было бы никого — ни меня, ни Путина, ни вас, никого. Семья.

Синдеева: Скажи, пожалуйста, недавно, после...

Мазаев: И очень плохо, неприятно, кстати, что я его не вижу рядом с нашим первым, нашим лидером первой леди, только слухи, поэтому говорить об этом нельзя, потому что это все слухи.

Синдеева: Но это тоже о многом говорит.

Мазаев: Это говорит о многом. Нет, для меня это говорит одно, что это влияние окружения. Пацаны, я знаю многих людей молодых вокруг себя, которые тоже пацанское начало вот это вот, оно немножко…

Синдеева: Да?

Мазаев: Но мне так кажется. Я не могу ничего сказать, потому что…

Синдеева: Но на тебя это влияет?

Мазаев: Нет, конечно, сейчас уже все.

Синдеева: Но так ты.. не влияет, так он тоже уже немолодой человек тоже.

Мазаев: Но у всех разное воспитание, разные взгляды на жизнь, разное общество и разные вкусы, разные устремления. Нельзя людей судить, не зная их, понимаешь?

Синдеева: Слушай, недавно после новогодних праздников была огромная такая в соцсетях кампания против засилия, собственно, одних и тех же артистов на федеральных каналах во время новогодних огоньков.

Мазаев: Я не знаю о такой шумихе.

Синдеева: Основная мысль, что 20 лет вообще ничего не поменялось поляна, 20 лет одни и те же...

Мазаев: Но поменялись все каналы телевизионные, тут другое, но что это?

Синдеева: Вопрос: скажи, тебя зовут на новогодние огоньки, ты выступаешь?

Мазаев: Я там был только один раз и то благодаря спецоперации, которую сам провел.

Синдеева: А почему? Объясни мне, пожалуйста, почему ничего не поменялось за 20 лет?

Мазаев: Меня не зовут на Первый канал, на музыкальные программы. На других программах я бываю.

Синдеева: Почему одни и те же лица на новогодних огоньках?

Мазаев: Я не могу на это ответить, не знаю, такой вкус у редактора новогоднего огонька, такой вкус…

Синдеева: А скажи, а результаты новые какие-то за последние 20 лет появились, на твой взгляд? На кого ты сейчас обращаешь внимание? Кто тебе нравится?

Мазаев: Ни на кого не обращаю внимания, но они появились, конечно, но мне просто неинтересно.

Синдеева: Но мне кажется, если бы появились, но ты же в свое время Земфиру заметил.

Мазаев: А чего, как ее можно не заметить?

Синдеева: То есть не было, значит, того, кого невозможно не заметить.

Мазаев: Значит, я сейчас так не замечаю. Дорн звучит, у него голос неплохо, но у него вся фонограмма демо, они так и не могут понять, что надо нанимать серьезных продюсеров, чтобы делать, обрамлять этот голос в настоящей аранжировке, они пока еще к этому не пришли. То есть есть какие-то такие мелочи, которые, не мелочи, которые люди растут, это постепенно, все равно звучание даже тех же записей, оно лучше.

Синдеева: Почему не появляются новые музыканты?

Мазаев: Это просто медленно, потому что невыгодно, потому что нет экономического, никто не идет в музыку, чтобы стать великим и разбогатеть.

Синдеева: А есть сейчас такие крутые продюсеры, как был в свое время Айзеншпис.

Мазаев: Он был единственный, а не один из лучших. Он тоже, но это все, понимаете, Айзеншпис, да, он брал совершенно ни на что не годного человека и делал из него... Сташевский — он даже пищать не умел вначале, а, в конце концов, он запел, у него зазвучал голос. Кристина Орбакайте, но это как-то, она без Айзеншписа, она тоже не пела вначале, еле-еле душа в теле, сейчас она нормальная певица, даже с Пугачевой иногда ее тембр можно перепутать. То есть Айзеншпис совершенствовал людей, делал их, ставил их в такие, а многие продюсеры просто берут готовое и типа делают вид, что они продюсеры. Вон Иосиф Пригожин — Носков, Маршал, попытки были многие-многие, в итоге Валерия.

Синдеева: То есть ты считаешь, что нет, опять же, института и нет экономических условий для проявления...?

Мазаев: Нет экономической подушки для этого. Как только повесят во всех кафе этот датчик, о котором я говорил...

Синдеева: А сейчас основные деньги, которые ты зарабатываешь — это концертные, да?

Мазаев: Концертная деятельность, да, и рекламы какие-то, да, или спонсорские поступления.

Синдеева: Последний вопрос, уже заканчивается, к сожалению, программа. Но нет, быстро так пролетело время. Нет, я постараюсь ничего не резать. Скажи мне, недавно ты выступал в Лондоне, с «Моральным кодексом» . Вы выступали в русской тусовке, знаешь, такой русский Лондон, который туда уехал.

Мазаев: Но концерт прошел достаточно умеренно по всему. То есть народу было, то есть мы не в убытке, то есть там было ноль как минимум.

Синдеева: А вы сами были сопродюсерами концерта, да?

Мазаев: Да, мы решили просто съездить в Лондон, сыграть на этом концерте. Как мусульмане ездит в Мекку, мы точно так же съездили на Abbey Road, просто поиграть в Лондоне, ну и друзей там у нас много, конечно, которые по разным обстоятельствам живут в Лондоне, мне их жалко, конечно, с одной стороны, с другой стороны, нет, хорошо им, им меня жалко. Но у меня было ощущение, что у этих людей какие-то брошенных щенков, такие собачьи жалобные глаза печальные. У некоторых женщин даже были слезы на глазах, когда там песни были определенные: «Первый снег», еще что-то, девчонки такие 20 лет, 19, 22 года.

Синдеева: То есть это их дети уже?

Мазаев: Да, дети этих людей, которые так решили в своей жизнью, судьбой своей распорядиться.

Синдеева: Я должна нарушить все-таки это, знаешь, какое-то странное ваше отношение с Мишей Козыревым. Присылай, пожалуйста, клип, пожалуйста.

Мазаев: У меня их просто нету отношений с Мишей Козыревым.

Синдеева: Нет-нет, но просто Миша Козырев работает на телеканале Дождь, я не знала про ваш конфликт.

Мазаев: Но просто телеканал Дождь — это общественно-политический канал.

Синдеева: Да, но у нас есть, подожди, мы иногда ставим музыку, мы иногда просто показываем клипы.

Мазаев: Точно музыку? Вы уверены, что вы музыку ставите?

Синдеева: Нет-нет, ставим музыку и т.д., иногда клипы, мы делаем живое.

Мазаев: Но это музыка, точно? Вы уверены, что то, что вы ставите — это музыка?

Синдеева: Да посмотри, да-да-да, ставим музыку, да.

Мазаев: Ладно, не верю, не верю.

Синдеева: Присылай свой клип, пожалуйста, я попробую включить.

Мазаев: Музыку ставит только радио «Орфей» и телеканал Mezzo.

Синдеева: Присылай, пожалуйста, мы ставим.

Мазаев: Вот сейчас мы этот клип вам, пожалуйста, поставим.

Синдеева: Давай, хорошо. 

Мазаев: Меня отвергают все вот эти вот официальные…

Синдеева: Давай, я нарушу все-таки и сделаю, примирю вас с Мишей…

Мазаев: Я был бы благодарен. Мне бы хотелось, чтобы вы поставили, чтобы наша музыка понравилась, причем здесь…

Синдеева: Так давай, подожди, чтобы она понравилась, ее надо увидеть и поставить.

Мазаев: Музыка наша давным-давно везде есть, у нас в 2014 году вышел альбом «Зима», который мы разослали всем.

Синдеева: Нам клип нужен.

Мазаев: И клип у нас был, и ни один журналист не позвонил, ничего… один только журналист есть, который сейчас опять будет с нами делать большой материал, вот он только пришел и с нами поговорил по поводу… и то, по-моему, позвонила наша директорская служба, чтобы какой-то хоть… никого ничего не интересует.

Синдеева: Да потому что ты бываешь говнистым, прости, пожалуйста.

Мазаев: Да причем здесь я? Музыка. Ты знаешь характер Элтона Джона или ты знаешь характер какого-нибудь другого? Ты слушаешь музыку, ты слушаешь текст.

Синдеева: Ты же сам говоришь, что у нас в стране все как-то не так.

Мазаев: И поэтому я не борюсь ни за что: не нужна моя музыка — и не надо. я спокойно себя чувствую. Видишь, у меня кофточка Gucci.

Синдеева: Сереж, спасибо тебе большое. Присылай клип, пожалуйста, я как генеральный директор телеканала Дождь проявлю в данном случае…

Мазаев: Ну вот волюнтаризм мне тоже не очень нравится, мне хочется, чтобы понравилась музыка.

Синдеева: Мы надеемся, что понравится.

Мазаев: И чтобы ее поставили. Как Костин, «Авторадио», говорит, что он эстет.

Синдеева: Хорошо, по-честному, я не волюнтаристски. Я покажу Мише твой клип, если нам все понравится, ты же хочешь, чтобы понравилось, по-честному…

Мазаев: Сделано Гай-Германикой. Вам это нравится? Можно не смотря ставить в эфир, поверьте. 

Синдеева: Спасибо тебе большое, Сережа.

Мазаев: Потом когда они начинают со мной соревноваться в знаниях музыки, что понравится, что не понравится, понимаешь?

Синдеева: Я не буду соревноваться.

Мазаев: Но вы же решаете.

Синдеева: Так ты сейчас… я сказала: давай поставлю. А ты говоришь…

Мазаев: Вы должны спрашивать у меня: нужно эту песню ставить? Я говорю: да, вот эту надо ставить. И не рассуждать, потому что я в этом лучше разбираюсь, чем вы.

Синдеева: Я тебе дарю подарок, там за кулисами коробочка. А здесь дегустационные бокалы, но ты же не пьешь уже 13 лет, я знаю, но кофе будешь…

Мазаев: Сюда можно кофе наливать.

Синдеева: Да, это специальный кофейный…

Мазаев: Наталья, спасибо вам, что вы позвали меня на вашу легендарную телекомпанию, мне очень приятно. Дождь, пусть будет Дождь. Нам нужен снег.