В гостях у Натальи Синдеевой побывала актриса Лиза Боярская, которая рассказала о своем детстве и о том, почему не хотела идти по отцовским стопам и до сих пор не чувствует себя известной актрисой.
Лиза, к 32 своим годам у вас, вероятно, крутой актив. Вы играете, работаете у одного из самых интересных сейчас режиссеров — Льва Додина в Малом драматическом петербургском театре, вы очень востребованная актриса, и огромное количество ролей, и недавно «Золотой орел» за «Анну Каренину». Был ли момент в вашей актерской уже жизни, когда вы осознали, что все, вы — состоявшаяся крутая актриса, звезда? Это было?
Вы знаете, я надеюсь, что такой момент никогда не наступит, потому что это автоматически означает остановку роста какого-либо личностного, потому что, в первую очередь, я, слава богу, думаю о личностном росте, о внутреннем росте, а не каком-то карьером пределе. Поэтому все равно нет. И даже, знаете, с годами, допустим, когда я поступала, у меня был такой свойственный мне максимализм, у меня не было вообще даже ни единого сомнения, что я не поступлю, то есть все было легко, я знала об удачном разрешении любой ситуации. У меня не было… То есть если я закончила школу, значит, следующий идет пункт — институт. Что я туда не поступлю — у меня даже не было в голове такой мысли.
А сейчас уже вот и рефлексия, и какие-то сомнения, и, конечно, какие-то метания, и двойственность и так далее, и возможности разные, мысли о профессии, не знаю, о мироздании и так далее. Все это вкупе с житейскими и своими человеческими, семейными линиями и так далее приводят, наоборот, как мне кажется, к состоянию не то чтобы… стабильность есть, а именно внутреннего все время размышления. Поэтому какой-то однозначной точки… Вообще, мне кажется, я всегда люблю многоточие во всем — и в спектакле, и в кино, и даже в роли тоже в какой-то степени, когда для зрителей есть воздух для того, чтобы домысливать.
Ну хорошо. А когда вас стали узнавать на улицах, это вам понравилось, или это как-то усложнило вашу жизнь?
Усугубило, да. У меня все-таки немножко, мне кажется, другая ситуация, чем у всех артистов. Скажем так, наверное, похожая на тех, у кого актерские семьи. Я прекрасно знаю, что такое известность, глядя на своего папу, разумеется. И у меня это слово всегда вызывало оторопь и самую негативную вообще оценку, потому что с папой пройтись было невозможно по улице. Как раз это были 80-е годы, 1987-1988, самый пик. Это было невозможно, это была мука, то есть вот это повышенное внимание, все время исписанный подъезд, все время звонки, какие-то шутники звонили, раньше же все это было по городскому телефону, все доступно. И это было невыносимо.
И поэтому для меня известность в какой-то степени стала знаком такого ограничения собственной личной жизни. И, в общем, во многом оно сейчас так и осталось. Для меня это просто ограничение моего личного пространства, и я от этого страшно зажимаюсь. Я не раскрываюсь, наоборот, не думаю: ух ты, они меня узнают! А наоборот, для меня это, я, наоборот, прячусь, как-то сковываюсь и чувствую себя в этом состоянии таком в достаточно очевидном зажиме, честно говоря.
Но вот то, что я прочитала в ваших интервью, вы не планировали стать актрисой и вообще не рассматривали для себя этот сценарий, и вдруг все равно в 16 лет… И там у вас фраза была, она меня немножко как-то даже насторожила: «От какого-то отчаяния и неприкаянности я решила пойти поступить на театральный курс». И, собственно, тогда Лев Додин набирал курс, и вы туда пошли. Как это случилось?
Так и есть. Но, знаете, забавная ситуация, потому что сейчас все, что случилось с моим образованием, случилось после лет 13-ти, скажем так, когда вдруг мне стало интересно учиться. До этого я училась ужасно.
Расскажите про это подробнее, пожалуйста.
И мама, поскольку ребенок тоже ходит в сад, и мы все переживаем, как у него, в какую сторону ему пойти, что ему нравится, что не нравится, и мама, вспоминая меня, говорит, что: «Я про тебя думала, что ты фактически просто, назовем мягко, дурочка, назовем это так. Потому что никаких способностей, никаких интеллектуальных проявлений, любви к чтению или что-то, просто хорошая девочка». И мама думала: «Ну хорошо, ну выйдет замуж удачно, ну как-нибудь. Главное, чтобы была все-таки милая, хорошая, интеллигентная, добрая. Как-нибудь куда-нибудь пристроим».
А потом в 13 лет как-то… я действительно плохо училась, и потом мне просто, я вообще человек настроения, если так можно сказать, и очень упертая, и очень своенравная. Если мне чего-то захочется, то я вот… И мне захотелось учиться. «Мне стало обидно оттого, что я, как бы сказать, в лузерах сижу, что я последняя в классе по успеваемости. Я подумала: «Так, хватит, мне надоело, давайте-ка возвращать ситуацию в нормальное русло». И за два года я сделала такой скачок, и, конечно, благодаря репетиторам во многом, я закончила школу уже хорошисткой. А в театральном институте уже закончила с красным дипломом, потому что там остались только те предметы, разумеется, и прибавились, которые мне нравились, без которых я не могла себе представить жизни своей — всякие литературоведение, история театра и так далее, мифология.
Потому что, конечно, все, что касается математики, физики и геометрии, химии — это все не про меня вообще. Почему вы упомянули слово, что я была в некой растерянности. Потому что я знала два языка практически в совершенстве, я знала хорошо историю и хорошо знала литературу. Вот эти были четыре предмета, которыми я владела. Но куда мне с ними приткнуться, я не могла решить. Вообще я планировала идти, даже была такая у меня мысль — пойти в Институт культуры на массовика-затейника. Потому что я думала: ну, хорошо, я смогу организовывать праздники, мероприятия, подбирать программу и так далее. Потому что я коммуникабельная была всегда. Вот это была…
Я думаю: куда мне с этим набором пойти. Потом пошла на пиар, тогда это было только новое слово вообще в принципе, на подготовительные курсы. А потом все-таки как-то я вырулила на Театральный институт, посмотрела спектаклей несколько, которые меня вдохновили — «В ожидании Годо» и «Калигула» в постановке Бутусова. И как раз это самые такие известные. Молодые роли Константина Хабенского, Миши Пореченкова, Миши Трухина. Вот это их курс, вот это их самые-самые такие яркие спектакли, еще на сцене театра Ленсовета.
И они мне вообще вскружили голову. И я все-таки решила пойти в Театральный, потому что все равно, конечно, ну, не выкинешь ты гены никуда. Когда тебе дома с утра до ночи разговоры о театре, когда к тебе приходят: вот оператор, вот известный артист, вот известный режиссер. И ты сидишь за столом с родителями, они говорят-говорят, говорят-говорят, может, тебе это, как бы кажется, что тебе это не интересно, но это куда-то в кровь все впитывается, и потом, разумеется, рано или поздно выстреливает.
И поэтому вот в 16 лет я все-таки решила вот на волне этих впечатлений пойти попробовать в Театральный и, конечно, мне просто повезло, что в этом, в том году набирал Додин.
Фото: Юрий Мартьянов / Коммерсантъ
