«Мирное „послевоенное“ время будет совсем другое». Леонид Парфенов про Россию после карантина, обнуление Путина и создание «Намедни» на удаленке

Добрый вечер! Синдеева на карантине продолжает работать из своей квартиры, программа «Синди дома». И сегодня у меня в гостях Леонид Парфенов, который, конечно, не нуждается в каких-то специальных представлениях. Леня, привет!

Привет, привет! Я тебя очень хорошо вижу! Вижу, какое у тебя замечательное цветастое кресло, вижу вокруг тебя уютные лампочки. Я знаю, что ты не видишь при этом меня, да.

Я тебя не вижу, поэтому ты можешь сейчас сказать, что ты весь свеженький, побритый. Я не вижу.

Я побрился, в кои-то веки я брился для чужой съемки, причем вечером. Прежде всего я должен сказать зрителям, что Наталья Синдеева сама вообще борец с любой напастью. Мужество, которому позавидуют мужчины, с которым она сообщила о своей напасти, и в одном уже сообщении самом этом было «я непременно это побеждю, победю» и так далее, не случайно по-русски нет будущего времени у этого глагола. Но вот Наталья победила и к работе вернулась. Зачем в этот суровый час ей потребовался еще и я, когда она сама лучше всех научит нас, как преодолевать напасти, я не знаю, но я весь внимание.

Леня, спасибо большое. Слушай, так как, ты знаешь, мы все оказались, как-то так получилось, в одной лодке, мы все сидим по домам на карантине, не только в Москве, а вообще по всему миру, с одной стороны, огромное количество сейчас видеоформатов, стримингов, все выходят онлайн и так далее, уже даже от этого немножко тошнит.

С другой стороны, понятно, что хочется вот эти социальные связи, которые есть, чтобы они не прерывались, несмотря на то, что мы никуда не выходим и сидим по домам. Я по тебе соскучилась. Я хочу, во-первых, тебя поздравить с тем, что фильм «Русские грузины» вышел в YouTube, у нас сегодня совместный семейный просмотр фильма, я ждала, когда вернется мой сын.

О, спасибо большое.

Да, ты знаешь, потому что я не хотела без него смотреть, а он был у папы. Сегодня вернулся, и сегодня или завтра мы хотим все вместе его посмотреть.

Леня, я посмотрела, на YouTube он уже собрал порядка 360 тысяч, по-моему, просмотров, это очень здорово. Скажи мне, проката не будет вообще? Понятно, что сейчас он в принципе не мог бы быть, а вообще он планировался, прокат?

Нет, он был в феврале, была премьера.

Но совсем так коротко, да?

Такая большая виповская премьера была 18 февраля, я накануне приходил в Hard Day's Night, кстати, спасибо, и потом были показы, на которых я был, они были по России. Я был в Екатеринбурге, Санкт-Петербурге, Новосибирске и в Москве на четырех или на пяти. И потом должен был быть Лондон, Киев и Сергиев Посад, вот такой список еще городов, в которых уже пришлось все отменять, потому что были запрещены киносеансы, вообще собрания людей в залах.

Леня, я такой задам тебе пока менеджерский, бизнесовый вопрос. Видно, что фильм очень дорогой, большие вложения. Я так понимаю, что были меценаты, какие-то спонсоры. Вообще экономический вопрос стоял на повестке, чтобы отбиться за счет проката или не знаю, за счет чего теперь уже?

Нет, увы, российский рынок не так велик, чтобы можно было отбиться за счет проката или за счет чего там отбиваются. Партнер такой был один, благодаря Паате Гамгонеишвили это случилось, собственно, это в начальных титрах указано и на афише. Он человек не публичный и скромный, так что все время называю его я, а сам он не выходит и ничего такого не говорит.

В общем, ситуация так же, как и с «Русскими евреями», как и с еще многими фильмами, когда находится человек, который говорит: «Я хочу, чтобы этот фильм был». То есть я долго хожу с каким-то замыслом, знаю, что такое может быть, его представляю чуть ли не от первого кадра до последнего, и ничего, хожу какое-то время, хожу, хожу, а потом все-таки выхожу.

Понятно. Скажи, пожалуйста, какая реакция на фильм?

Хорошая. То есть есть, конечно, всегда какое-то количество людей, которые пишут, что это очернение Сталина, пасквиль и еще что-то. Правда, есть и те, кто говорит, что как-то уж очень по-доброму все про его русификацию. Я вообще не думал, что мы будем говорить как-то про меня и про мой проект, я думал, что мы будем говорить про эту жизнь.

Сейчас мы про эту жизнь как раз, конечно, и про это.

Ютуб-публика ко мне добра как-то чрезвычайно, мне даже неловко. Прямо мед.

Это здорово. Леня, я хотела, чтобы наша аудитория, которая вдруг не уследила, чтобы она тоже увидела, пошла на ютуб-канал твой и посмотрела фильм.

Ой, спасибо, спасибо.

Поэтому я здесь в данном случае с большим удовольствием, потому что я знаю, как это важно для человека, который создавал и столько сил в это вкладывал.

Мы еще успели выпустить даже две серии «Намедни» на «Парфеноне». И еще будет пять в этом сезоне, так что мы успели запастись дровами. Мы весь этот сезон будем вполне себе канал топить. Так случилось, что эти семь серий мы сняли в начале февраля, и к тому моменту, когда замаячила вся эта беда, мы уже все расползлись по разным местам, все теперь в результате там монтируют, тут озвучивают, это все в разных местах. Мы все на связи друг с другом таким этим, удаленкой, в общем. И «Русские грузины 2» причем так же делаются.

Леня, я сейчас, прежде чем перейти, хочу сказать большое спасибо компании De'Longhi, которая продолжает с нами быть, несмотря на карантин. У них сейчас большой проект «Я выбираю пить кофе дома», в общем-то, у нас других нет вариантов, поэтому мы пьем кофе дома.

Я, кстати, недавно, знаешь, поймала себя на том, что мне нужно было доехать до врача, я по привычке думаю: «Сейчас я остановлюсь, куплю кофе». И вдруг я себя поймала на том, что мне негде купить кофе, я не могу остановиться. И ты осознаешь, как жизнь изменилась. Поэтому тебе компания De'Longhi привезет вот такие красивые бокалы.

Ой, спасибо.

Да, доставит. Спасибо, что они с нами. Я рада, что у твоего канала тоже есть постоянные спонсоры, это очень круто, вообще очень здорово, что кто-то кого-то поддерживает.

Леня, давай я, знаешь, я сейчас со многими своими гостями, конечно, говорю вот о чем. С чем мы выйдем из этого опыта, из этого карантина, из этого кризиса? Мы ― в смысле люди, человечество, страна. Знаешь, понятно, что это наши такие рассуждения, но ужасно интересно. У меня была Кричевская тут в эфире, она говорит: «Мне так нравится это время, оно такое интересное!». Сама сказала и сама испугалась. Мне тоже кажется, что это очень интересное время, но и в то же время очень тревожно, что же нас дальше ждет. Ты же наверняка тоже про это думал.

Да, конечно. Видишь, ты боец, тебе тоже кажется, что в преодолении ты чувствуешь свою нужность, ты понимаешь, что жизнь ― борьба, что надо добиваться, это для тебя привычное состояние. Но люди, которые не имели, скажем так, дела со своим делом, не занимались чем-то с нуля, как ты, столько раз причем в жизни с нуля затевала что-то, какой-то проект, для них это, конечно, стресс. Вот эти перемены, что что-то в жизни кончилось и потом начнется что-то совсем другое.

Да, это будет другая жизнь. Мы толком ее даже не можем спрогнозировать. В том числе сегодняшняя наша уверенность в том, что мы преодолеем это время, победим эту напасть и выйдем из нее, нам нужны эти все чувства для того, чтобы в это новое время войти, в это новое время вписаться, потому что нам придется многое наверстывать, то, чего мы не делали сейчас, откладывали вынужденно.

С другой стороны, мы в чем-то собирались, что-то сделали, можем сделать такого, чего не делали до сих пор. Я вот том про двадцатые годы все никак не мог дописать, сейчас дописываю, пожалуйста, Пикфорд и Фэрбенкс в СССР. Вот таким образом я пишу от руки черновики журналистские. Так-то я могу, конечно, и на этом, но…

Я уже как-то говорил, что, собственно, оба вывода, которые у меня такие предварительные крутятся в голове, они оба от нашего всего, в смысле от Пушкина. Первое ― это просто девиз нашего настроения, который должен быть: «Хандра хуже холеры». Это он писал в связи с холерой 1831 года, а в связи с холерой 1830 года, когда он был заперт на карантине в Болдино, как известно, в деревне своего отца, была «болдинская осень», он закончил «Евгения Онегина» и написал много-много что еще, правда, во второй раз в Болдино заехал и еще больше написал и лучше, потому что там в том числе «Медный всадник» и много чего.

Но вот сделать то, до чего не доходили руки, я не знаю, послушать музыку, посмотреть фильмы, заняться иностранным языком, да просто наконец провести давно откладывавшуюся генеральную уборку! Русский дом ― в нем всегда в углу что-то свалено и всегда кажется, что времени нет этим заняться. Сейчас самое время этим заняться.

Вообще нужно как-то критично посмотреть на то, что не сделано, что было отложено и что нужно… В чем нужно разобраться с собой. Это время поработать над собой, мне кажется, замечательно. Наверно, с моей стороны это прекраснодушно звучит, поскольку я очень давно уже работаю на удаленке и работаю с самим собой у самого себя, мне, наверно, легче, чем кому бы то ни было, в этом смысле, но ничего другого я посоветовать не могу. Все равно это преодоление, все равно то, что мало куда ходишь, ездишь, не ездишь вообще никуда ― одно это, да. И то, что тебя вынесло из привычного образа жизни. Даже то, как ты говоришь, хотела тормознуть и кофейку попить, а нельзя.

Да.

Это все состоит из больших и малых стрессов, да, это состояние. И когда мы выйдем, конечно, жизнь будет другой, и мы ее будем по-другому… Там будут не только потери. Обретения в результате этого сидения будут тоже сто процентов.

Да, да. Я согласна с тобой, потому что я тоже так же чувствую. Я тоже поняла, что я первый раз, наверно, в жизни могу оглядеться по сторонам и сделать действительно то, что я давно мечтала сделать. В конце концов, для меня сейчас главное счастье ― это побыть дома всем вместе. Знаешь, это тоже вообще удивительно. Просто ты давно так живешь, да, я как раз думала о тебе, что для тебя это естественно. Более того, для творческого человека, пишущего человека, снимающего это просто золотое время, да, когда ты действительно ни на что не отвлекаешься.

Да, но снимать-то нельзя, к сожалению.

Как-то.

Можно пока писать сценарии, что-то придумывать, да. Но многие сатанеют от того, что они дома оказались, и жилищные условия не позволяют как-то так комфортно существовать, и дети, которые обычно в детских садах и в школах, где-то там, а теперь они висят на головах. Это все по-разному проживается, это все непросто.

Леня, если бы, например, поговорить глобально про мир, смотри, ведь мир же весь, встряхнуло всех очень сильно, да. Первый раз, наверно, за многолетнюю последнюю историю, когда все, в общем-то, оказались перед одной проблемой, перед одной болячкой, понимаешь, которая вдруг захватила всех. Как ты считаешь, смотри, сейчас изоляция стран, закрыты границы, люди боятся перемещаться. Когда мы выйдем из этого, произойдут ли здесь какие-то такие подвижки тектонические или нет? Или все быстро откатится назад, все вернутся? Я просто об этом тоже думаю, знаешь, что в какой-то момент все начали, например, рассчитывать на государство и ждать от него помощи, понимаешь, в разных странах.

Я думаю, что, конечно, психологически это будет очень сильная травма. И даже тогда, когда, скажем, не знаю, восстановится авиасообщение, поначалу самолеты будут летать пустыми и полупустыми, будут всячески зазывать к себе. Наверно, туризм будет более избирательным, чем то кочевье, особенно по Европе, которое было внутри ЕС всегда.

Наверно, что-то из этого изменится. Но, в принципе, экономика, я думаю, заставит все-таки возвращаться, преодолевать, потому что внутри границ мир существовать не сможет. Я уже как-то говорил, что у вас у всех теперь в массовом сознании есть стереотип какого-то недоверия к Китаю, мягко говоря. Я думаю, что на уровне стереотипов это и пострашнее звучит. С другой стороны, оглядитесь вокруг себя и посмотрите, сколько вещей с эмблемой, с биркой Made in China вокруг вас и попробуйте обойтись без китайских товаров в сегодняшнем мире. Ничего не получится. Так что, я думаю, экономика заставит эту жизнь как-то регенерироваться, восстанавливаться.

С другой стороны, наверно, очень много уйдет в онлайн, то, что должно было уйти в онлайн, может быть, раньше, а теперь оно показалось, что нормально, очень много будет заказов товаров, продуктов онлайн. В этом смысле, кстати, Москва по европейским меркам очень продвинутый город, скажем, во Франции онлайн-заказы ― это ад адский, да и в Германии не намного лучше.

Или часть общепита, наверно, не вернется в офлайн, будут выше цениться рестораны, в которые стоит пойти ради места, ради атмосферы, ради красоты в тарелке, как это шефы называют, ради амбьянса, состояния какого-то другого. Огромное количество вот такой харчевенной еды будет по инерции, по привычке теперь заказываться на дом, никто за ней не пойдет: грей дома, да и все, если тебе так хочется, и так далее. Я думаю, что вот эти выводы…

Я не знаю, может быть, газетная, бумажная журналистика вообще не вернется. Может быть, таково веление времени. Может быть, она бы так лет десять-пятнадцать поотмирала, а тут вот гутенберговская эпоха, ей сказали: «Ша!», и она прекратилась. «Кофе-тейбл-буки», я надеюсь, останутся, поскольку я такие выпускаю, а вот ежедневная газета и вообще ощущение того, что газета ― это продукт, который в девять утра ты читаешь за завтраком, и потом он не обновляется, это странно. Зачем это?

Да, она уже и так тихонечко отмирала, и только совсем такие ретрограды, да…

Отмирала, да. Но все-таки не отмирала, в том числе в России.

Сейчас ускорится.

Да, поскольку считается, что начальство наше, достаточно пожилая власть.

Она читает газеты.

Да, она должна газетами шуршать. Но ничего, пошуршали. И так далее. Но предсказать это в полной мере невозможно, мы все равно как-то экстраполируем предыдущий опыт, мы все время представляем, знаете, мы сейчас говорим про это время, не знаю, как в шестидесятые годы представляли XXI век. Они представляли, что все летают на космических кораблях, разумеется, у них все летают, потому что у нас их сейчас мало, значит, потом их будет очень много. Вот весь прогресс, который произойдет за эти пятьдесят лет. Но это по-прежнему редкая профессия все-таки, слава богу.

Леня, а вот обнуление, которое случилось не так давно, изменения Конституции. Мы за этим карантином все уже об этом забыли. Как ты считаешь, когда мы выйдем из карантина, вообще что будет с этим голосованием по Конституции?

Им придется всю историю запускать… Я уже это говорил, нет худа без добра, им придется всю эту историю запускать заново.

Мне тоже так кажется, да.

Хотя формально ведь считается, что вообще-то законы все эти приняты Федеральным Собранием. Но вот что касается голосования, я сегодня, кстати, увидел какой-то плакат неубранный про голосование, которое должно было быть 22 апреля. Все это придется запускать заново, и тогда, глядишь, большое количество соотечественников, сограждан впервые задумаются о том, что, в общем, там все не про бога, не про русский язык и не про итоги Второй мировой войны, а там действительно про обнуление, про эту выдачу нового паспорта.

Глядишь, это не будет так вот кавалеристским наскоком, по крайней мере, сделано, что никто и опомниться не успел бы. Может быть, возникнет все-таки какая-то общественная дискуссия: а зачем это нам и что это вообще такое в XXI веке? Особенно сейчас, когда мы видим, что власти требуются совсем новые подходы, очевидно, что требуются новые люди, новые силы, другой взгляд на мир. Мир совершенно изменился, да, и тут двадцатилетнее правление продлять, обнуляя, странно. Я сейчас даже не про персону и про вождистскую историю и прочая, прочая, а просто про то, что, смотрите, в мире происходят такие тектонические изменения, а мы все говорим: «Надо сохранить стабильность». Какая стабильность? Нет никакой стабильности, жизнь не стабильна, и реагировать на нее возможно, только меняясь, обновляясь, но не обнуляясь же, не сказав: «Знаете, все, что было с 1999 года, это все был пробный шар, а теперь мы сейчас поживем по-настоящему».

Ты видишь, что может созреть такой дискурс внутри нашей власти в ближайшее какое-то время?

Нет, я думаю, что общество все-таки на это посмотрит и скажет: «Ой, это чего? А, это то самое? Это опять на стене висит мочало, песню начинай сначала? Опять нам сейчас расскажут про то, что Пушкин ― наше все и поэтому нужно русский язык записать в Конституцию?». Я думаю, что сейчас больше недоумения вызовет идея вот этих конституционных поправок и прежде всего обнуления, потому что в том числе в результате вот этого карантина, этой эпидемии мы по-другому взглянем на мир, несомненно, иными глазами посмотрим на вещи довоенные, как я их теперь называю.

Я про все теперь говорю: «До войны», потому что иначе ты не знаешь, как это объяснить, до чего. До коронавируса? Как-то странно. Мы сейчас проживаем какое-то особое время, которое ведь потом начнется, будет мирное время, послевоенное, совсем другое, чем довоенное, несомненно.

Мне тоже кажется. Только, ты знаешь, опять же я не знаю, почему, но у меня есть внутреннее ощущение, что вообще это очень хороший опыт, что он приведет к каким-то позитивным сдвигам таким большим. Я не знаю, может быть, это опять какая-то моя такая наивность, но мне кажется…

Понимаешь, все же по принципу «все, что нас не убивает, делает нас сильнее», с одной стороны. С другой стороны, это, увы, болезнь и с летальными исходами тоже, это тысячи и тысячи жертв, которые мир уже понес и еще понесет. Для мирного времени это шокирующий опыт, в общем, не такой ценой бы приобретать новые ощущения и новые жизненные впечатления, прости господи, боже мой.

Это да. Леня, скажи, пожалуйста, у тебя вообще страх заразиться, получить эту болезнь есть? Вообще ты как себя в жизни ведешь сейчас?

Я дважды проходил тест. Во-первых, когда я вернулся из Европы, это было 16-е, я проходил тест в аэропорту. Мне сказали ждать до пятницы, кажется, или до субботы, я решил ждать до понедельника. В понедельник я решил ждать до вторника. Они сказали, что если отрицательный, они просто мне не будут сообщать, им некогда. Истекли уже не три дня, не четыре, не пять, не шесть, в общем, да, тут я решил, что дальше живу.

Но при этом дальше у тебя не было шансов…

Да, после этого я проходил еще раз. Я проходил вот буквально на днях. Кстати сказать, сказали, что будет три дня, сделали за два с чем-то. То есть к исходу второго дня пришел ответ.

А ты почему решил это сделать? У тебя были какие-то контакты или ты просто решил себя успокоить?

Нет-нет, я хотел, потому что я собирался с кем-то увидеться, с родными, с которыми я не виделся с того времени, как приехал, я хотел проверить себя. И потом, в принципе, мне кажется, к сожалению, это не шибко доступно, это, в общем-то, недельное занятие и недешевое, но, в принципе, учитывая то, что не стопроцентная гарантия, конечно, эти тесты, вообще-то, конечно, они должны бы быть очень доступными. При желании всякий должен делать их достаточно часто. Но, увы, это и технологически, и по цене…

Да, ты знаешь, тут есть еще второе, во-первых, говорят, что все-таки это не стопроцентная уверенность, и это не только в России, это вообще везде, что они не показывают сто процентов, самое лучшее сейчас…

Хорошо, даже если восьмидесятипятипроцентная, если сдать их еще раз, то будет девяностосеми-, скажем, или скольки там?

Да, я согласна. Ты знаешь, это не в качестве рекламы, а просто это удобно. «Чайка» смогла запустить недавно тесты, они поставили палатки, по-моему, около двух или трех своих клиник на улице, на стоянках, чтобы человек подъезжал на машине, они берут тест, и, собственно, на следующий день он готов. Это на самом деле удобно, просто непонятно, почему так не сделать повсеместно, понимаешь?

Нет, конечно, хочется это делать. Я думаю, что это нормальный естественный инстинкт человека при такой напасти, потому что есть беда, что ты выходишь на улицу, начинаешь идти и думаешь: «Ой, это у меня в горле першит или…». У меня так часто бывает: ой, что-то тут в голову вступило, кажется, есть такой симптом. И так далее, начнешь к себе прислушиваться ― все, что угодно, в себе найдешь. И периодически…

Я вообще человек, как мне кажется, спокойный, но есть гораздо более беспокойные, которым бы хотелось, будь это достаточно доступно, делать почаще.

Леня, ты сам начал говорить, что хочется что-то сделать, то, чего не сделал, то, на что не хватало времени. Что у тебя? Понятно, что ты сейчас можешь писать.

Я не дописал, я не выпустил ни в 2018-м, ни в 2019-м, в 2019-м это вообще был позор, что я так и не выпустил том «Намедни» про двадцатые годы. Поэтому я сижу, я за время карантина написал 1925-й и заканчиваю 1926-й, я уже показывал, Мэри Пикфорд и Дуглас Фэрбенкс в СССР. Это то, над чем я сижу.

Очень интересная, кстати, история, потому что при НЭПе голливудские фильмы шли, дискуссия была примерно та же: что же это такое? Это потакание заокеанским вкусам, это фабрика лжи и иллюзий ― этот Голливуд, и прочая, прочая. А при этом на потребу публике они все равно сообщали, какие гонорары у Мэри Пикфорд, какая у нее вилла, какой у нее сейчас роман.

То есть тогда уже светская хроника была?

Да-да, все это было, это даже «Правда» писала. Это был ад просто. Я смотрел «Правду», они приехали тогда, если представить, что Анджелина Джоли и Бред Питт, возведенные в квадрат, если бы так, явились и сошли бы на перрон Белорусского вокзала. А они приехали как раз, когда умер Дзержинский. В общем, и смех, и грех, они там официальный траур объявляют, а народу плевать на этот траур. Когда их провожали назад, они из Москвы в Париж поехали, на Белорусский вокзал, тогда еще не летали, тогда же поезда, 1926-й год, то толпень народу, визжавшая, заполнила всю Тверскую улицу, а тут прощание с железным Феликсом. Партийцы очень негодовали, но ничего с этим массовым вкусом поделать не могли. Это очень занятно, столько тут всяких разных созвучий, очень интересно.

И фильм «Поцелуй Мэри Пикфорд», немой, Игорь Ильинский, который потом был корифеем поздних советских времен и много чего разного сыграл, а тогда это ведущий актер театра Мейерхольда, они сделали очень остроумную, ты как продюсер оценишь. Вообрази: они в кинохронике нашли кард такой, Мэри Пикфорд как-то очень порывисто поцеловала какого-то своего поклонника, который что-то там, непонятно, что объяснял, поскольку это, разумеется, немая кинохроника. И вот они Ильинского загримировали под этого человека, и от этого кадра документального они сделали целую игровую ленту про поклонника Мэри Пикфорд, которого она поцеловала, как он до этого жил, как он живет теперь после этого и прочая, прочая.

Это так изобретательно, такая частная инициатива НЭПа, и это мгновенно они сделали, в том же 1926 году они уже выпустили фильм, что у него было до поцелуя с Мэри и что стало после, как девушка, которая его отвергала, теперь приревновала, что сейчас его увезет Мэри, которая явно в него влюблена, а я-то, дура, недооценивала, и сразу ответила ему взаимностью. В общем, вот сидишь такой, понимаешь, немой фильм 1926 года когда бы я посмотрел, кроме как на карантине?

То есть углы и завалы ты не разбираешь, да?

Я разбираю завалы, это завалы. Это завалы и завалы, да.

Слушай, а что твоя жена, Чекалова Елена, которая сейчас тоже вынуждена сидеть дома, что она делает?

Во-первых, она пишет, потому что «коммерсантовский» Weekend продолжает выходить, и, как я понимаю, в бумаге тоже, судя по верстке в электронной версии. Тут же она пишет в ТАССе, сейчас куча была пасхальных рецептов, то есть сначала куча постных рецептов шла, это очень горячая пора у гастрономических обозревателей, потому что нужно в связи со всякими датами все время давать рецепты, рекомендации, объяснения, бла-бла-бла. И во-вторых, поскольку нет возможности в рестораны ходить, а это всегда было нашим хобби, то ресторанная готовка дома, это тоже очень важно.

Какие сейчас, не знаю, используете вы лайфхаки? С друзьями общаетесь по Zoom, устраиваете какие-то вечеринки с родственниками, с вашими детьми, которые не с вами? Есть такое? Знаешь, мы как раз делали вечеринку такую, знаешь, когда все сидели в разных местах и выпивали.

Да, ты знаешь, я второй раз на самом деле в Zoom или на Zoom, как там правильно сказать, поэтому я чувствую, что я неправильно машу руками, кстати, слишком близко по переднему плану. Потому что первый раз Катя Гордеева мне написала, друзья устроили такую вечеринку в связи с днем рождения Сергея Нурмамеда, моего соавтора, режиссера-постановщика моих фильмов, у которого он на восьмое апреля пришелся, в самый разгар карантина.

Но нет худа без добра опять же, в результате на этой вечеринке были те, кто офлайн точно бы не добрался. Одновременно были люди из Москвы, понятно, и сам Серега тут, и я, и были из Эстонии, из Японии, из Америки, из Испании, да.

Класс!

Аня Друбич была из Лос-Анджелеса, которая сказала: «Так, ладно, я все-таки пойду спать, вы уже с ума все посходили. Хорошенькое дело вам, а у меня уже рассвет, понимаете, пойду посплю».

Эффект присутствия очень яркий. То есть как будто все в одной компании.

Это есть. Оттого что люди видят друг друга, начинают подначивать. Мне казалось: ну и чего, вот так включим и все, будем вот так вот смотреть друг на друга? И что? Потому что я все время говорил: «А сценарий? Что мы делаем-то? Как, что?». Серегу подключаем в последний момент, вдруг он увидит, что мы тут все. Я говорю: «И? Одну минуту мы порем, а потом?».

Но нет, оказывается, люди подначивают друг друга, что-то переспрашивают, в общем, какой-то такой… Не очень держат люди общую тему, но вот так вот просто потрепаться… И потом, поскольку был такой повод, что можно было внести в кадр тортик со свечой, бокалом чокнуться с экраном и прочая, прочая, а так у меня такого опыта нет, я не знаю, как это переживать и какие лайфхаки существуют для того, чтобы…

Я не очень тягощусь (тягочусь?) одиночеством. Я привык к тому, что сидишь, работаешь, это твое дело. Вообще большую часть моей работы я провожу один, а то, как там что-то в кадре рассекаю, ― это занимает, не знаю, может быть, 10% от всего рабочего процесса.

Выпиваете, вино пьете каждый день или нет?

Да, но это я всегда делал и другим рекомендую. Нет, вообще, когда сейчас очень мало внешних впечатлений, то, конечно, какие-то маленькие празднички устраивать дома, что-то сготовить, открыть какую-то бутылочку, посидеть, что-то такое, чтобы что-то произошло, как-то себя все-таки побаловать, порадовать, придумать какой-то ивент из возможных опций, которые у тебя.

Какой был последний такой приятный праздник у тебя дома, который вы сделали? Что вы сделали?

Да вот сегодня, поедание таких баклажанов, запеченных, что называется, фарси, когда там такой фарш, перемешанный с томатами, сверху с сыром запеченный. И была у меня бутылочка вина, которую мне подарили в ресторане BoBo в Петербурге, где день рождения мы справляли. Мы открыли ее, вот с 26 января она стояла. Магнум, между прочим. Я сфотографировал, послал Артему Гребенщикову, шефу этого ресторана, и Антону, который там сомелье, им послал спасибо.

То есть она, может быть, у меня бы еще год простояла, но именно типа «давненько я не брал в руки шашек», достал этот магнум органический и открыл.

Магнум?

Магнум, да, они мне подарили магнум. Отдельная была песня, как это везти из Питера в Москву, но привезли. И вот он с января ждал своего часа.

Леня, спасибо тебе большое. Я очень рада тебя слышать. У меня вопрос последний такой, знаешь. Скажи, у нас De'Longi с нами, а ты кофе вообще пьешь или как? Или ты не очень?

Я без кофе утром не просыпаюсь, мне надо категорически. И в странах, где плохая кофе-культура, я, позавтракав в гостинице, иду, ищу хотя бы Starbucks или что-то, потому что я не… У меня вообще пониженное давление.

Не можешь без кофе.

Да. И привычка. И после ланча. Вечером я кофе обычно не пью, но после ланча тоже, после обеда, по-русски выражаясь, но я стараюсь не сильно обедать днем, потому что потом продолжаю работу. И тоже кофе непременно. Я что завтракая, что обедая, еще у меня есть такая история, чтобы кофе еще раз перепить, сделать покрепче и прийти за стол, и вот уже со всеми бумажками, это отдельная такая песня. Тут какой-то очень правильный с кофе переход в работу, возвращение в работу для меня. Да, я кофеман.

Я тебя очень рада слышать. Я тоже кофеман.

Взаимно! Вот видишь, в офлайне так долго не виделись, а тут вот наконец.

Да, очень, очень, тут вот встретились. Все, я тебя обнимаю. Всем пока, до следующей недели.

Обнимаю. Всем пока, спасибо.

Счастливо! Смотрите Дождь! Пока.

Фото: Дождь

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.