Юлия Высоцкая: «Я не могу позволить себе тратить время и энергию на политику»

У меня сегодня в гостях актриса, бизнесмен, продюсер, кулинарный писатель ― Юля Высоцкая. Юля, здравствуйте.

Здравствуйте, Наташа.

Мне очень приятно, что мы наконец с вами познакомились лично.

Мне тоже.

Как-то жизнь ни разу нас не сводила.

Юля, когда я готовилась к программе, я задала себе этот вопрос и хочу его задать вам. Все-таки кто вы больше сейчас для себя: телеведущая, бизнесмен, писатель кулинарных книг, актриса?

А нужно обязательно быть кем-то одним?

Как чувствуете себя.

У меня нет какого-то разделения. Мне кажется, что это все часть одного целого, все мои части.

Помимо того, что это надо уметь в себе поженить, ― и у вас это здорово получается ― еще надо на это все иметь время. Может быть, через характеристику времени вы можете ответить. На что вы тратите больше своего времени и своих эмоций?

Тут тоже сложно разграничить, нет каких-то весов, шкалы, где больше и где меньше. В тот момент, когда больше работы, выпускается спектакль, например, естественно, больше времени проводишь в театре. Снимается передача ― больше времени проводишь в студии или на кухне. Выпускается книжка ― больше времени занимаешься этой работой.

Но это же не последовательный процесс.

Конечно, нет. Но у меня редко бывает, что весь аврал сходится на один период. Все равно это как-то само по себе распределяется во времени и пространстве. Когда выпускается спектакль, мы можем предположить, каковы даты выпуска (хотя они никогда не соответствуют тому, что было задумано изначально), тогда все отодвигается на другой план.

Если говорить о приоритетах…

Конечно. Скажем так, от чего вы в первую очередь откажетесь и ради чего?

Не откажусь. Самое главное… Может быть, если бы я была у другого режиссера в связке, работала для другого режиссера, он бы и не был таким приоритетным, каким является Кончаловский. Собственно говоря, это не потому, что он муж, а потому, что я понимаю величину. Я очень трезво оцениваю сегодняшнюю ситуацию в театре и кинематографе и то, что сделал и делает этот человек. Я понимаю, что мне несказанно повезло, что я являюсь частью этого. Поэтому это и есть самый главный приоритет, все остальное дальше подстраивается.

Все-таки актриса тогда.

Все-таки да, вы меня вывели на какое-то такое.

Мне хотелось это услышать. Практически во всех ваших интервью, публикациях в первую очередь речь идет о вас как о телеведущей, о человеке, который запускает рестораны, выпускает книжки.

Это медийное пространство.

И мне стало даже обидно, почему так? Вы же очень хорошая актриса, почему это проходит вторым слоем? Почему всегда Кончаловский? Вы отвечали в одном интервью на этот вопрос, но ответьте зрителям, вдруг они не читали. Я-то готовилась и читала.

Ничего не изменилось. Во-первых, другие режиссеры не особо предлагают и зовут. Почему ― это уже второй, третий вопрос. Во-вторых, если зовут, то это не настолько интересно. Тут очень простая и понятная ситуация. Именно поэтому у меня и возникла вся остальная деятельность. Энергию куда-то девать нужно, хочется что-то делать.

Андрей не так часто снимает.

Конечно, режиссер не может так часто снимать и ставить спектакли. Хотя спектакли выходят с хорошей периодичностью. Трилогия уже завершилась, это три спектакля по Чехову, мне очень повезло, что я в них во всех играю такие интересные роли. Это судьба, тут ничего не скажешь.

Все-таки почему не зовут другие режиссеры?

Я думаю, во-первых, это надо у них спросить, но вряд ли кто-то скажет честно. Я думаю, что самое главное ― тень отца Гамлета. Все равно люди подсознательно ― я никого не хочу обидеть, не дай бог, не то что я думаю, что все настолько закомплексованы и боятся сравнения с Кончаловским. Но я понимаю, например, когда он репетирует с другими актрисами, я внутренне замираю ― вдруг кто-то отзовется и сыграет лучше, чем я, ему будет интереснее, чем со мной, будут какие-то неожиданные проявления актерской природы.

Я думаю, что тут так же, даже если меня рассматривают, то думают: «Как, она придет и будет рассказывать, что происходит на съемочной площадке, как режиссер анализирует характер, сцену, поведение, какие он дает задачи, как он снимает». Я думаю, это не очень комфортно.

А вы бы сами хотели у кого-то из современных режиссеров сняться или сыграть в театре?

Когда-то хотела, лет пятнадцать назад. Каму Гинкаса я просила взять меня в театр, он отказал. Может быть, даже слава богу, потому что тогда не было бы того Чехова, который сейчас есть в театре Моссовета. У меня были какие-то мечтания, метания. Но так складывается судьба, значит, так должно быть.

Смотрите спектакли других режиссеров?

Да, я много смотрю.

Что нравится? Что вы сейчас любите?

Вы знаете, честно говоря, к современному театру я отношусь несколько настороженно, потому что он мне кажется очень заумным. Я люблю театр чувственный и не очень люблю театр рациональный. Я люблю театр пронзительный, не люблю шокирующий. У Ларса фон Триера есть такое замечательное умение ― он манипулирует зрителем, заставляет плакать, именно нажимая на какие-то кнопки.

Разве режиссеры так не делают? Кто-то тоньше…

Самое интересное, насколько тонко режиссеру это удается и насколько у тебя возникают свои ассоциации не потому, что режиссер тебя выводит и показывает страдания ребенка, и тогда ты рыдаешь. Понятно, что всем жалко детей, животных.

Иногда в фильмах бывают страдания ребенка, но ты не плачешь.

Это вообще кошмар. Это провал просто. Мы все-таки говорим про какие-то талантливые работы.

Мне очень нравится Саймон Макберни, вот это лучшее проявление европейского психологического театра в его современном виде. Мне очень нравится, как он работает с материалом, с актерами, что он сам может делать на сцене. Завораживает.

Я не могу сказать, что на меня что-то произвело такое впечатление в русском театре. Когда-то я ходила в «Табакерку», я помню, что смеялась так, что меня хотели из зала вывести. Бабушка говорила: «Успокойтесь, девушка, успокойтесь». Так это было весело. Точно так же было грустно. Сейчас все как-то очень головно, и поэтому я хожу, смотрю, чтобы понимать, что сейчас происходит.

Нравится Богомолов? Давайте сейчас пройдемся по самым.

«Нравится, не нравится, спи, моя красавица». Сам по себе Богомолов ― прекрасный человек, наверняка очень умный, образованный, видящий театр. Я думаю, что, может быть, он куда-то и прорвется. Я пока вижу… Опять та же самая история, когда он очень много придумывает. Это все для кого-то является неожиданностью, а я все жду, когда же меня это проймет здесь, здесь и там, когда я вот это отключу и буду чувствовать. Пока у меня не получилось, но я видела далеко не все.

А Серебренников?

Наверно, мне больше нравились его ранние работы. Сейчас я не знаю, Серебренникова я давно не видела. Раньше это было прекрасно, мне нравилось. Мне и Нина Чусова нравилась тоже.

Знаете, театр ― тут тоже должно все совпасть: и внутреннее состояние зрителя, и то, что на сцене происходит. Театр ― очень живая вещь. Кино можно с какого-то момента перекрутить, книгу можно прочесть.

Прожить, осознать.

Да. А тут все очень живо происходит.

Из российских киношных режиссеров вы бы ни у кого не хотели сняться?

Почему? Вы знаете, мне кажется, что сейчас очень много…

Вы же актриса, мне кажется, вы должны об этом думать.

Нет. Я вообще давно перестала мечтать о ролях и как-то на эту тему отправлять посылы куда-то в космос. Мне кажется, что все работает иначе, надо расслабиться, что-нибудь будет случаться само.

А как работать с мужем-режиссером?

Не знаю. Может быть, потому что Андрей Сергеевич, во-первых, просто очень хороший человек, с ним очень легко в принципе работать и жить тоже. Жить ― бывает по-разному, а что касается работы, его все обожают на площадке и он обожает всех. Такая атмосфера любви, я говорю безо всякого пафоса. Там нет никакого сюсюканья, просто для него настолько важно, что он делает, что я знаю про себя, что я рядом с ним другой человек. Я даже вижу это на своих друзьях: когда его нет, они по-другому разговаривают. Все становятся лучше, он действительно пробуждает в людях все хорошее.

В ваших отношениях доминанта менялась на протяжении совместной жизни?

Нет. Я вообще считаю, что отношения только тогда гармоничны, когда они по горизонтали. Отношения по вертикали, когда ты мой бог, а я твоя раба, или наоборот, ты мне должен служить…

Вы сейчас берете крайность.

Все зависит от ситуации. Какая-то ситуация, когда важнее его решение, безусловно, а есть какие-то ситуации, когда я понимаю, что как я скажу, так и будет, и никак иначе. Очень важно, чтобы это понимали оба человека, тогда все работает.

Если это не секрет, есть ли какие-то вопросы, про которые вы знаете, что будет так, как вы сказали?

В основном все, что касается дома, семьи. Даже если он со мной не согласен, я буду добиваться и стоять на своем. Иногда то, что касается работы, если мы репетируем. В принципе, он со всеми артистами так работает, он никогда не говорит: «Ты делай, как я тебе говорю, потом поймешь».

Нет такого?

Нет, он очень терпеливый. Мы даже недавно говорили, что очень мало режиссеров так работает с артистами. Ему интересно раскрыть человека. Перед спектаклем он нам всегда говорит: «Я надеюсь, что у вас сегодня произойдет встреча с вашей индивидуальностью». Я думаю, что ему самому интересно, потому что он настоящий творец.

В этом есть эгоизм, определенная его амбициозность, что он видит, как Пигмалион, со стороны, как Паша Деревянко за годы работы в «Дяде Ване» стал другим артистом. Пашка вообще прекрасный человечище, но он стал другим артистом, на голову выше. Понятное дело, что там и дарование, и талант, и работоспособность ― все есть, может быть, так бы и случилось, но мне кажется, что то, что из него вынул Кончаловский… Я как партнер с каждым спектаклем удивляюсь, как он идет дальше за режиссером. Я думаю, что это не каждому режиссеру дано.

Буквально за час до этого я записывала программу с Даниилом Дондуреем, кинокритиком. Я ему сказала, что у меня следующая программа с вами. Он вдруг сразу быстро такую реакцию. Он сказал: «Скажи Юле об этом. Она в три раза быстрее всех». Я попросила объяснить, он сказал: «Во всем, что она делает: как она пишет книжки, как ведет программу, как актриса. Она очень быстрая, и при этом она быстра не только выражением какого-то смысла, который она хочет передать в этот момент, своего таланта, но она и энергией быстрее очень многих людей».

Я секу быстро, я могу сказать так. Я ориентируюсь довольно быстро, у меня хорошая реакция. Если вы в меня что-нибудь неожиданно кинете, я поймаю.

Вы, конечно, сами по себе уже бренд во всем, что бы вы ни делали. Я знаю, что иногда человек сам себе бренд, он умеет даже не специально, но вокруг себя создавать движение, а иногда рядом есть люди, которые помогают, направляют, подсказывают, делают, как у спортсменов, каких-то актрис. В вашей жизни есть такие люди, был такой человек когда-то или вы сами и не анализируете это? Или анализируете?

Я не анализирую, но думаю, что понятие бизнеса ― не очень мое понятие. Я в этом смысле партнер, которого нужно не направлять. Мне нужны единомышленники. Если бы у меня не было хорошей команды… Мне очень повезло, у меня с первых дней существования программы «Едим дома» работают одни и те же люди. Собственно говоря, бренд вырос из программы «Едим дома». Человек, который работал ассистентом по площадке на программе, то, что называется исполнительный продюсер, сейчас является генеральным продюсером всего холдинга.

Холдинга «Едим дома», да?

Да.

Смотрите, это уже самостоятельный бренд. Более того, сейчас под этим брендом выходит не только программа.

Все эти лицензионные продукты, кулинарные студии.

Кто все равно двигатель бизнеса? Не вы?

Нет, я творческая составляющая всей этой истории.

Но так или иначе какие-то принципиальные решения обсуждаются с вами? И вы же еще один из акционеров.

Конечно. А тогда какой смысл?

Может, лицом работаете, а все остальное…

Мне кажется, всем все равно должно быть интересно. Мне, во всяком случае, интересно этим заниматься. Мне интересно это развивать, наверно, в первую очередь потому, что вокруг интересные люди.

А по результатам того или иного бизнес-процесса к вам это возвращается? Например, это не пошло, вот это.

Конечно. Я очень понимаю. Я знаю, где у нас плюсы, минусы, где мы совершили ошибки, приняли какое-то неправильное стратегическое решение, а где мы, наоборот, неожиданно вышли. Вы наверняка тоже знаете, что просчитать… если бы был такой GPS, где ты сверху все видишь, где нужно повернуть, где притормозить, чтобы выйти на правильную прямую. Нет, тут все на ощупь, наугад.

Так как мы все равно коснулись, конечно, бренда «Едим дома», я не могу вас не спросить. Год назад, в 2015 году, по-моему, Михалков и Кончаловский объявили, что этот проект должен стать большим, всероссийским, фактически заменить «Макдоналдс», все бы ничего, кроме того, что было написано письмо Путину: «Ребята, вот такой проект, поддержите, дайте нам миллиард рублей».

Собственно говоря, с этого все и началось. Я не очень хочу про это говорить, потому что все уже было сказано и Никитой Сергеевичем Михалковым, и Андреем Сергеевичем. Там была просьба о поддержке на уровне проекта, не на уровне финансовом, а концептуальном, идеологическом.

Зачем, если это коммерческий проект?

Это национальная специфика. Я думаю, тут нужно обратиться не ко мне, потому что идеология проекта все-таки исходит от Никиты Сергеевича и Андрея Сергеевича, я кулинарная составляющая этого проекта.

Мне интересно, когда они принимали это решение, наверняка вы проект обсуждали вместе. О том, что надо написать письмо Путину, вы знали, принимали участие в тот момент?

Нет.

То есть вы об этом узнали…

Во-первых, я в этом ничего такого не вижу. Мой ребенок когда-то написал Медведеву, когда тот был президентом: «Вы, что, не знаете, что гибнут леса в Сибири? Почему вы ничего с этим не делаете?». У нас все всегда пишут письма президенту. Царю-батюшке лично ― это такая, я бы сказала, историческая национальная особенность. Я думаю, что на многих уровнях обращаются лично, потому что иначе не решить проблему.

Я как человек из бизнеса не понимаю. Написать письмо президенту, если я строю коммерческий проект, у меня есть бизнес-план. Поэтому это у всех вызвало такую реакцию, она естественна, даже если она вас удивляла.

Нет, меня не удивляет никакая реакция, нет ничего удивительного. Мне кажется, была реакция, потому что была переврана информация. Говорили, что они просили денег, именно поэтому была такая реакция.

Там было письмо, но неважно. После этого, буквально в этот же день, было совещание у Дворковича, на котором сказали: «Денег из бюджета, конечно, давать не будем, но в рамках поддержки малого бизнеса этот проект может быть». Это тоже вызвало реакцию. Я тогда подумала: а почему мы не пишем письма и не просим?

Я все-таки вернусь. Михалков недавно сказал, что нашли деньги на проект, в 2017 году он должен стартовать. «Нашли» ― это частные инвесторы? Пустили партнеров?

Я в этом смысле не занимаюсь.

Так глубоко вы не знаете.

Нет.

Не буду вас мучить. Я на всякий случай, я хотела понять, насколько вы глубоко в бизнес-процессе.

Рецепты и еда, которая будет там готовиться, имеют ко мне отношение. Вся финансовая история… Единственное, мне кажется, когда все кричат, что это плохо, никто не понимает, какое количество рабочих мест создается, что это все будет российского производства, фабрики-кухни будут строиться в провинции, где очень плохо с рабочими местами и вообще с работой, какое количество транспортных компаний будет задействовано.

Юля, много предпринимательских проектов, которые это делают.

Это прекрасно.

Сельское хозяйство сейчас люди поднимают на свои деньги.

Это чудесно. Мы не смогли поднять на свои деньги. Мы потерпели огромнейшие убытки в Калужской области.

Вы построили там эту кухню?

Нет. Сначала мы пытались разводить коров, делать сыр и так далее. Очень много было.

Это тяжелый бизнес.

Привезли голландцев. Десять лет ― колоссальные убытки, никакой поддержки не получили, может быть, поэтому обратились с письмом. Я говорю серьезно: я платила за это из программы «Едим дома». Часть того, что я зарабатывала как ведущая, шло на убытки, которые несла Калужская область, ежемесячно.

Это про бизнес, к сожалению.

Может быть, это один из ответов, почему решили сразу обратиться туда, чтобы не попасть в такую ситуацию, в капкан того, что ты хочешь что-то сделать, но у тебя нет возможности.

Вы этот проект в Калужской области сейчас вообще заморозили и закрыли?

Да, просто избавились от него, продали, отдали обратно с большими убытками.

Женский вопрос. Когда я готовилась, я подумала: все в жизни может быть. Развод. Я ни в коем случае не желаю этого, но как делить бренд? Не думали об этом?

Я вообще не думаю, как делить. Я совершенно уверена, с одной стороны, в своей порядочности, с другой стороны, в порядочности своего мужчины.

Извините за такой вопрос. Я читала и подумала: не дай бог такая ситуация.

Я понимаю. Я всегда удивляюсь, во-первых, когда люди ходят и рассказывают, как им кто-то что-то не дал, что-то должен. Я думаю, что я получу, если что-то случится, ровно столько, сколько я заработала за те годы, в которые я работала, а не потому, что я была женой. Я понимаю, что всякое бывает…

Я тоже всегда так считала и думала, но не всегда так происходит. Я надеюсь, все будет хорошо.

Раз мы все равно уже сравнивали с конкурентами в кино, а в ресторанах есть ли какие-то повара, которых вы любите, с которыми вы дружите? Можно ли представить какой-то вариант, при котором вы с кем-то объединитесь или сделаете совместный проект? Или с рестораторами.

Я телевизионный кулинар, можно так сказать. Во-первых, я кулинар-любитель, домашний-телевизионный кулинар. Я абсолютный дилетант, но со знаком «плюс», потому что действительно это очень люблю. Я очень люблю есть и люблю еду, я в ней понимаю и разбираюсь. Я могу понять, как оно должно выглядеть, могу оценить чье-то усилие, могу сказать, что талантливо сделано, что бездарно и так далее.

Это тоже способность. Кто-то может стать музыкальным критиком, а я могу вот так в еде разбираться. Я понимаю, где правильные блюда, а где нет.

Какие рестораны любите? В какие-то ходите?

Вы имеете в виду в Москве?

Да.

Я в Москве ем или дома (абсолютно серьезно говорю), или у себя в ресторанах. Очень мало ресторанов в Москве, которые про еду. Их просто очень мало.

А вы были в «Белом кролике» у Владимира Мухина?

Да, была.

И вам не нравится?

Это просто не моя еда. Это же очень субъективная категория. Мне не кажется, что это современно, интересно, не кажется, что это заслуживает того, чтобы я драгоценные калории…

Я совершенно неискушенный человек, и это при том, что я не была в самом ресторане «Белый кролик». Два дня назад мне повезло, я оказалась на кулинарном спектакле, который Владимир Мухин делает сам. У него кухонная лаборатория, в которой стоят все эти космические аппараты. Он устроил нам спектакль «Алиса в стране чудес», было тринадцать подач. Это было очень вкусно, у меня было эмоциональное потрясение.

Это прекрасно, значит, мне просто не повезло. Что такое кухня? Это же как армия. Это очень тяжелый труд. Возможно, когда я была в этом ресторане, был не тот су-шеф на кухне, возможно, что-то пошло не так. Нужно попасть в правильный момент в правильную струю.

Я люблю Комма. Он сумасшедший, но мне нравятся такие сумасшедшие люди. Он уже давно не enfant terrible, но все равно по-прежнему terrible. У него есть какая-то сумасшедшинка в еде, он интересный.

Вообще много интересных молодых ребят, за всеми не уследишь.

Сейчас модные братья Березуцкие тоже.

Развивается сцена.

Очень приятно, что профессия повара становится очень модной, востребованной, хорошо оплачиваемой.

Мне кажется, что, к сожалению, по-прежнему не хватает кругозора, образования и широты видения мира. Я не хочу брюзжать, но те повара, с которыми я встречаюсь, которых я отсматриваю, потому что все время должна быть в поиске каких-то кадров на кухню, ― у них мне просто не хватает любопытства, желания накопить денег и поехать учиться во Францию или попутешествовать по миру.

Юля, есть ли что-то в окружающей нас жизни, в том, что мы наблюдаем, в том, что происходит со страной, что вас больше всего беспокоит? О чем вы больше всего переживаете? Из всех ваших интервью вообще не видно этой части. Все так идеально, так красиво. Есть что-то, от чего сердце разрывается?

Если даже это и есть, я не думаю, что это повод для интервью.

Почему? Вы знаете, как наши зрители хотели, чтобы вы пришли! Они просили, писали мне письма: «Очень хотим Юлю Высоцкую». Каждый раз моя задача как интервьюера ― попробовать узнать о человеке что-то больше, шире, узнать, какой он.

Если вы имеете в виду политическую ситуацию в нашей стране, то я стараюсь себя особенно сильно… Можно сказать, я аполитичный человек.

Но это же проникает в нашу жизнь.

У меня достаточно моих собственных дел, проблем, забот. Это совершенно не то, на что я могу позволить тратить время, энергию, эмоции.

А дома у вас бывают такие разговоры?

Очень много.

Спорите, ругаетесь?

Да, очень много.

Часто не совпадаете?

В основном.

Не хотите поделиться своими политическими взглядами.

Вообще мне кажется, что историческому ходу любых событий очень легко давать оценки и говорить: «Нужно не так, должен быть кто-то другой».

А если не про политику? За последнее время общество очень сильно разделилось на своих и чужих и с одной, и с другой стороны. Очень сильная радикализация, мы все это видим. Высокий уровень агрессии везде: в соцсетях, в публичной дискуссии. К сожалению, мы все это наблюдаем. Чем дальше, тем более это все принимает какие-то жесткие формы. Вот это может вас беспокоить?

Я в соцсетях вообще не присутствую, ни в каком виде, у меня нет ни фейсбука, ни инстаграма. Я даже не понимаю, для чего создаются все эти фейковые аккаунты. Никогда не было твиттера.

Вы знаете, если есть что-то, с чем я не согласна, я думаю иначе, и я это слышу от человека, которого люблю, я не перестаю любить этого человека. Я считаю, что каждый имеет право заблуждаться, с моей точки зрения. А может быть, заблуждаюсь я. Я действительно стараюсь относиться к этому как можно более ― отвратительное слово, я не люблю его ― толерантно, терпимо (так лучше сказать).

Когда я смотрю, как люди говорят про политику, ближайшие друзья и подруги вдруг перестают разговаривать друг с другом, мне кажется, жизнь слишком коротка. Если бы этими разговорами можно было бы что-то изменить, особенно разговорами на кухне или даже в нашем с вами интервью, тогда, может быть, и стоило бы это делать. Но я не верю, что этим можно что-то изменить.

Мы ничего не можем изменить, но посыл в будущее какому-нибудь новому поколению. Нас смотрит разная аудитория, в том числе очень молодая. Многие из них не понимают сейчас, какие ценности важны. Что-нибудь туда.

Это вообще не ко мне, не про меня. Я, наверно, меньше всего думаю о будущем. У нас не учат работать, у нас вообще нет культа труда. Если бы каждый из нас уважал свой труд и любил свою работу, не только такую замечательную работу, которая есть у меня или у вас, но любую, если бы человек мог гордиться тем, как он печет хлеб, шьет ботинки или учит детей, то, наверно, у нас в этом смысле было бы все гораздо лучше. Мы бы росли и развивались как люди в том направлении, в котором мне бы хотелось, чтобы этот мир развивался.

Как это прививать? Я понимаю, надо пытаться через семью.

Через семью, через школу, личным примером. Мы все ленивые животные. Ребенок, конечно, не хочет учиться музыке, не хочет садиться и читать книжку. Но если он видит, что работают мама и папа, если он слышит разговоры о том, как хорошо и здорово прошла операция, как хорошо, что вовремя поставили диагноз, или как хорошо, что этот мальчик не остался на второй год, его вытянули, он взялся за голову…

Если мы не будем оставлять так, что работа с девяти до пяти, а потом начинается жизнь… Вот это ужасно, что жизнь начинается после работы. Эта установка мне кажется катастрофической.

Я здесь вас очень хорошо понимаю, потому что сама очень много работаю и люблю работать. С другой стороны, иногда думаешь: и что? Твоя жизнь ― все время работа-работа-работа? Я себе отвечаю: «Наверно, да, это твой выбор». Но моя семилетняя дочь на дурацкий взрослый вопрос «кем ты будешь, когда станешь взрослой?» сказала: «Я буду мамой и не буду работать». Она наблюдает с первого дня, как я работаю, и сказала: «Я хочу быть мамой». «Это не менее тяжелый труд», ― сказала мне моя дочь.

В результате она будет работать точно так же, как и вы, потому что закладывается модель поведения, этого трудно избежать. Я думаю, это не самая плохая модель.

Фильм «Рай» едет на Венецианский фестиваль.

Вот видите, вы раньше времени это сказали. Обещают двадцать второго.

Уже мне все рассказали, разведка донесли.

Слухами земля полнится.

 «Рай» едет на Венецианский фестиваль. Я желаю победы этому фильму.

Просто участие, положа руку на сердце.

И победы тоже!

В Венецию с фильмом ― большего счастья трудно себе представить.

Благо у Андрея Кончаловского уже есть «Золотой лев».

А это всегда как в первый раз.

Мы желаем, чтобы был еще один.

Спасибо.