Федор Бондарчук приходил поддержать Кирилла Серебренникова и труппу «Гоголь-центра» уже после первых обысков в театре. Он рассказал Наталье Синдеевой, как относится ко всему процессу над режиссером и за что он благодарен Серебренникову.
Синдеева: Мы поговорим сейчас про Кирилла Серебренникова. Ты был один из первых, кто приехал, когда был суд. Вопрос-то у меня вот какой: почему мы все… Я могу сказать, что когда была проблема с телеканалом Дождь, мы все рассчитываем и надеемся на опять же царя. Ну, на президента. Потому что мы пытаемся пойти и договориться, попросить и замолвить словечко, и так далее. Но не работает! Вот мы видим, да, что там, на протяжении уже нескольких лет и ярких каких-то дел, которые мы наблюдаем, это не работает.
Вот не наступил ли момент, когда мы, люди, opinion-мэйкеры, люди, у которых есть авторитет, у которых есть вес, что, может быть, надо уже называть вещи своими именами? И защищать того же Серебренникова и всех его коллег, которые оказались в этой ситуации, и Юрия Дмитриева — историка, который сейчас сидит в тюрьме. Может быть, уже пора как бы вот, знаешь, выходить и называть вещи своими именами? Это не значит, что…
Бондарчук: Называй.
Синдеева: Ну, телеканал Дождь называет вещи своими именами, но этого недостаточно. Мы не такие большие, к сожалению, теперь, понимаешь, для того, чтобы этот голос был громко услышан. А голос людей, которые, например… Вот сейчас очень многие люди поручились за Серебренникова, очень многие написали письма в его поддержку.
Бондарчук: Вот мой голос.
Синдеева: Да, но тихо получается. Не работает.
Бондарчук: Но, с другой стороны, ты что, как ты предлагаешь сейчас мне придти в суд и сказать?
Синдеева: Но никто из публичных людей, да, даже в суд, который открыт, понимаешь?
Бондарчук: Да как! По делу Кирилла Семеновича, ну, когда подписался Станислав Сергеевич Говорухин, я внутренне аплодировал. Совершенно разные люди! Другое дело, что обидно, что на это не обращают внимание вот в том периоде времени, когда он должен сидеть под домашним арестом.
Синдеева: Да, понимаешь! Вот получается же, не обращают внимания, понимаешь?
Бондарчук: Потому что он может работать и репетировать, и так далее, и так далее. Вообще жесткость в его направлении меня просто удивила, если не сказать, обалдел, когда рядом идут те же самые кейсы похожие, с другими масштабами, и все это проходит по-другому. Ты сейчас спрашивала о чем? Что как, чтобы голос был более слышим?
Синдеева: Как бы голос был более слышен? Понимаешь, уж перестать ходить, просить, решать кулуарно, понимаешь?
Бондарчук: Ну, понимаешь, это извечный, мне кажется, извечный…
Синдеева: А уже просто вот как бы называть вещи своими именами. И, может быть, тогда будет это услышано? Ведь это же проблема в том числе в системе, как она устроена, да? А мы все письма подписываем.
Бондарчук: Как сделать так, чтобы голос, или про то, что ты спрашиваешь, как сделать, а не пора ли, чтобы наш голос был наверное слышен, слышен громче и громче. Ну, давай, сейчас мы закончим эту программу и подумаем, как это можно сделать? Потому что… Опять же говорю, что ответ на этот вопрос — это отдельная передача. Телеканал Дождь. Я когда недавно узнал, что у тебя подписчиков 72 тысячи, ну, это мало.
Синдеева: Конечно.
Бондарчук: Да, мало. И ты понимаешь, а чего бояться-то? Чего? 72 тысячи народа — это прямо опасная территория? Давайте, мы, так сказать, ее полностью оккупируем? При этом у тебя финансовая модель, ты должна в подписке жить, иначе у тебя канала не станет. То есть, ты не можешь в открытом доступе…
Синдеева: Да, не могу.
Бондарчук: …там по формуле рекламы внутри, а не без подписки, да? Это все понятно, да? Значит, ты одна такая, и, наверное, и канал только один такой. Ну, наверное, мы можем там сесть и подумать, как это возможно, как его услышать.
Синдеева: Если вдруг завтра случится суд…
Бондарчук: Хотя, наверное, никаких советов я тебе не дам, потому что уверен, что ты все направления уже, все отработала. И, наверное, вариантов других нет. Но есть там сеть. Понятно, что часть страны не смотрит ее и не активный пользователь по-прежнему. Есть там, опять же, привычка, о которой мы начали говорить.
Синдеева: Более того, на больших федеральных каналах рассказали, что…
Бондарчук: …привычка не читать, не смотреть, быть дистанцированным, борьба с большими, ну, борьба — конкуренция с большими каналами при доле аудитории, многомиллионной аудитории. Конечно, позиция тяжелая. Как услышать? Ну, а что? Голос звучит. Долго на это можно. Надо придумать! Я не знаю. Я этим не занимался.
Синдеева: Просто, знаешь, я вот, я не могу об этом не думать.
Бондарчук: Конечно, не можешь!
Синдеева: …и я тебе, да? Потому что, например, я представляю, что 18 января, по-моему, назначен суд, и вдруг на этом суде будем применена мера наказания, будет он осужден и отправлен в тюрьму. Понимаешь? Вот это возможный сценарий, от которого становится, ну, очень страшно, понимаешь? Опять же, именно потому, что плохие аналогии с 37-ым годом, все говорят, что это некорректно. Действительно, некорректно, тогда был массовый террор, тогда действительно там людей расстреливали, забирали и так далее. Но то же самое происходило — люди сидели на кухнях, болтали, обсуждали, переживали, думали, что это как-то рядом пройдет, понимаешь? А рядом вот с нами сажают человека. Не обижайся, что я об этом говорю, потому что невозможно об этом не говорить!
Бондарчук: Почему не обижайся, если я…
Синдеева: Понимаешь, это болит вот здесь, я вижу, что у тебя тоже болит.
Бондарчук: …первый поручился за Кирилла Семеновича, который мой близкий товарищ. Вообще, мало кто, все говорят, многие говорят, 37-ой год. Ну, ерундень! Я не люблю это все, это такая литература, это такой пафос.
Суд и вот эти длинные, так сказать, обвинения, да, я не читал. Но знаю, что в этой части закона, уверен, что он несовершенный, ну, не адаптирован он к дню сегодняшнему.
Ни одного, по-моему, письма в Министерство культуры с реакцией на это дело и с предложением изменить или там адаптировать его к дню сегодняшнему, к тем людям, которые работают продюсером, кто работает на театральной территории, кино и так далее, и так далее. Там проведение разных массовых мероприятий, и так далее.
Об этом опять же можно сколько угодно говорить, но этой части нужно посвятить много времени и своего эмоционального подключения. Я немножко, наверное, тебя перебил, ты хотела бы, чтобы мы развили тему, наверное, 37-го года, не похоже ли это на время?
Синдеева: Нет.
Бондарчук: Я там не жил.
Синдеева: Ты знаешь, я как раз, оно, конечно, не похоже. Но какие-то звоночки, понимаешь, неприятные? Особенно от как бы страха, который тогда был в людях, и он был оправдан. И этот страх все равно и в нас где-то живет сейчас, мне кажется, понимаешь? Именно потому, что в том числе вот, с чего я и начала, что мы пытаемся договориться как-то чаще, чем просто громко об этом говорить, о том, какая несправедливость происходит, о том, что мы превращаемся в полицейское государство в этом. Ну, ладно.
Вообще-то я очень хотела с тобой говорить про все хорошее, потому что твою позитивную историю, понимаешь, которую я там наблюдаю в тебе. И мне хотелось напитаться в том числе твоей позитивной энергией. Потому что, с одной стороны, ты живешь сейчас своей работой, которой ты увлечен. И я живу своей работой, которой увлечена. Просто моя работа каждый день…
Бондарчук: Абсолютно понимаю.
Синдеева: …каждый день, каждый день сталкиваться вот с такой информационной повесткой. И поэтому, когда мне вдруг вспоминают, Наташ, ну ты же раньше вот, «Серебряная калоша» в Нахабино, вечеринки и так далее, я говорю, слушайте, сто процентов — все органично! И я бы и сейчас, наверное, даже головой хотела бы вернуться в такое же время и заниматься, не знаю, лайф-стайлом, понимаешь, на телеканале «Дождь». Но, уже оказавшись вот в этой парадигме и контексте, все я не могу это от себя отпустить, я уже понимаю, насколько я глубоко неравнодушна, и насколько все это каждый день…
Бондарчук: А ты пойми меня. У тебя это а) профессиональное занятие. Помимо у каждого, как мы с тобой активные, активные граждане. Мы все переживаем, мы все пропускаем через себя. Это неформальное отношение к дню сегодняшнему, к тому, что происходит в стране. Мне это, ну, меня окружают такие люди, в том числе и ты. Мы можем по-разному о чем-то думать, можем что-то принимать, что-то не принимать. Ты можешь быть либералом, а я могу быть консерватором или либеральным консерватором — направление, которое мне, наверное, скорее всего, ближе. Вот. Ты подготовлена к этому. Я еще раз говорю, если бы ты, мы зашли на мою территорию там киноиндустрии и так далее, и так далее, я бы здесь в подробностях до винтиков тебе все рассказал и настаивал сто процентов на своем мнении. Я бы убедил тебя во всем, и шансов бы тебе не оставил со мной спорить. Ну, вот просто не оставил.
Синдеева: Я даже не спорю.
Бондарчук: А ты профессионально занимаешься политикой, в первую очередь, да? Я как человек, как гражданин, поэтому я не могу дистанцироваться. Опять же, мы об этом говорили в начале разговора. Он — мой близкий товарищ. У меня студенты его, я вот везде перед выходом «Притяжения» писал, что я отдельно благодарю, хотя он не принимал участия в создании «Притяжения», да? Но я отдельно благодарю Кирилла за его учеников и за его студентов, которые часть перешла в «Притяжение». С одной стороны. С другой стороны, мы сейчас открыли школу «Индустрия», и у нас коммуникация с «Гоголь-Scool», ну, прямая, помимо того, что это примерно одна территория. И вот за эту молодую кровь, за эту молодую энергию, а этот талант — они все выделяются — я его благодарю. У нас очень близкие так сказать творческие и рабочие отношения. Я разделяю то, что он делает в искусстве, мне это нравится. Я могу по-разному относиться к разным фильмам, они действительно разные. Там «Юрьев день» или «Изображая жертву» — два разных фильма. Поэтому я пропускаю его в первую очередь через себя как человека, которому я невероятно симпатизирую и уважаю, и который просто является моим товарищем
