В гостях у Натальи Синдеевой — лидер группы «Браво» Евгений Хавтан. Он поделился историями о том, как в 1983 году их группу арестовали прямо на концерте, а Агузарова позвонила в 3 утра, желая присоединиться к коллективу; а также обсудили современную музыку и вкусы нового поколения.
Синдеева: Программа «Синдеева», и у меня сегодня офигенный гость, Женя Хавтан, бессменный лидер группы «Браво», музыкант, композитор. Женя, привет.
Хавтан: Привет.
Синдеева: Я очень-очень рада, потому что вот сейчас, пока программа не началась, я вспоминала свою молодость… Группе в этом году исполняется 35 лет, вообще в голове не укладывается. Ты как, с каким вообще чувством к этому юбилею пришел?
Хавтан: Знаешь, меня что успокаивает? Что есть коллеги, которым по полтиннику уже, и мне сразу легче становится.
Синдеева: Скажи, вот когда ты задумывал, когда начинал в 1983 году, когда вы, собственно, первый раз собрались в коллектив, ты вообще мог предположить, мечтать… Знаешь, все равно же мы все мечтаем о чем-то. Вот о чем тогда мечталось?
Хавтан: Тогда вообще было это сложно предположить, что когда-то можно будет профессионально заниматься музыкой. И беда нашего всего поколения, что мы были, мы в это верили, что вот мы будем этим заниматься все время, и оно все время будет вот так. И в какой-то момент это превратится в какую-то работу для нас. Профессия музыканта в то время, когда я начинал, была, то есть для моих родителей и вообще для всех окружающих, была… Кто такой был музыкант? Это сейчас это престижно. Музыкант — это человек, скорее всего, алкоголик…
Синдеева: Бездельник такой, да.
Хавтан: Общественное мнение такое существовало, бездельник, алкоголик, и поэтому абсолютно негативное отношение со всех сторон к этому было. Поэтому я не мог даже мечтать и предположить, что я буду заниматься когда-то этим профессионально. И вообще все-все объединения музыкальные тогда организовывались по принципу того, что нам просто нравилось, и было хорошо вместе. Мы проводили это время вместе, играли, если что-то получалось, какие-то концерты, вообще было здорово. Поэтому никакой идеи о дальнейшем не было тогда вообще.
Синдеева: Скажи, пожалуйста, ты же занимался музыкой, ты профессионально занимался гитарой…
Хавтан: Классическая школа.
Синдеева: Классическая, так или иначе, все равно. Вот я все-таки хочу понять, тогда, помимо того, что в кайф было собираться и так далее, надо же было на что-то жить. Я понимаю, что у нас тогда другие были запросы, можно было как-то на хлебушке с бутылкой вина прожить. Но так или иначе все-таки, при этом ты закончил классический вуз.
Хавтан: Я закончил, у меня инженерное образование.
Синдеева: Я и говорю, классическое, то есть не музыкальное. Вот как ты себя видел, ты планировал на что семью кормить тогда?
Хавтан: Вообще самый сложный вопрос был для меня. Я вообще не думал, если честно. Мне было двадцать лет, и я вообще себе не представлял вообще, как это будет дальше развиваться. Я просто пошел в институт, потому что я думал, что в этом институте была куча групп, играла, и наверняка я найду еще кучу музыкантов, с которыми буду играть.
Синдеева: То есть выбор вот так был сделан?
Хавтан: Да. Отчасти так, а отчасти потому, что это была модная профессия строителя-инженера тогда, и все развивалось-строилось. Я думал, что, может, это будет еще и профессией, хотя я сразу понял, что это абсолютно не моя история, уже в институте, чуть позже. И в этот же момент появилось «Браво». И в тот момент, когда появилось «Браво», я даже не мог своим институтским друзьям сказать о том, что я играю в этой группе.
Синдеева: Почему?
Хавтан: Все равно никто не поверил бы в группе. Мы на первом курсе института появилась группа «Браво» где-то. И мы стали, никто нас не видел никогда, как мы выглядим, потому что нас нигде не показывали, не было ни фотографий, ничего. Мы играли какие-то концерты подпольные, все знали, что есть такая группа «Браво», но если бы я сказал, мне все равно никто бы не поверил.
Синдеева: То есть не знали, что это ты?
Хавтан: Нет, конечно.
Синдеева: Слушай, но вот вы вышли из такого подпольного андеграунда. Вас выгоняли, я тут прочитала, я не знала этого, может быть, тебе часто приходится об этом рассказывать, но вдруг так же, как и я, зрители тоже про это не знают. Правильно я понимаю, что Агузарова тогда под каким-то другим именем сразу появилась в группе?
Хавтан: Да.
Синдеева: И в какой-то момент у вас был концерт, который был нелегальный какой-то.
Хавтан: Да.
Синдеева: А тогда это был, представляете, 1983 год, разгоняли.
Хавтан: Да.
Синдеева: Вас разогнали, и там дальше у этого были какие-то последствия, Агузарову чуть ли не выслали из Москвы. Расскажи немножко, как это все было.
Хавтан: Во время одного из наших концертов, это был вообще, наверное, третий или четвертый концерт в истории группы «Браво», который по ошибке мы делали на той же базе, где мы репетировали, там должно было быть два концерта. Этот концерт был просто арестован, то есть открылась, была выбита дверь, и порядка двадцати или тридцати одетых по зимней форме одежды милиционеров, и там был высший чин, там был полковник, то есть это была спецоперация. Всех, и зрителей, всех нас арестовали, отвезли в местное Бескудниковское отделение милиции, где просидели мы до вечера. Написали объяснительные записки, а на следующий день нас всех пригласили на Петровку, 38, для дачи показаний по…
Синдеева: А что вы нарушили? В чем была…
Хавтан: Мы нарушили, мы много чего нарушили, на самом деле.
Синдеева: Что? А расскажи.
Хавтан: Во-первых, нужно было, необходимо было, первое, что необходимо, нужно было «литовать» все свои тексты в РК ВЛКСМ в местном, то есть в местном отделе РК ВЛКСМ. Это означало, что под каждый текст, на каждом тексте, который ты поешь, должна была быть печать «Разрешено к исполнению», то есть цензура. Это первое. Мы этого не делали, это была, конечно, наша большая глупость.
Синдеева: Потому что у вас тексты, мне кажется, вообще были безобидные, они все бы прошли.
Хавтан: Но ведь обычно выбирают самых … , те и получают, поэтому… Тексты были абсолютно безобидные, но там были тексты американских поэтов, поэтому… И вторая история — это частное предпринимательство, это статья от трех до пяти лет, сто какой-то номер, по линии ОБХСС.
Синдеева: Потому что вы продавали билеты.
Хавтан: Да. Не мы продавали билеты, но продавали билеты те, кто организовывал эти концерты. Не знаю, сколько они там зарабатывали, мы получали эти деньги, конечно, но все эти деньги шли на аппаратуру, которую мы собирали, привозили. Ну и эту историю начали раскручивать по полной схеме, в результате чего меня вытурили из института, буквально через короткое…
Синдеева: То есть прямо это вот были последствия?
Хавтан: Да, через кратчайший срок, это произошло быстро очень. Все музыканты, кто был там, кто-то работал на ящиках на почтовых, из наших музыкантов, из того состава, они вынуждены были, их оттуда убрали, с работы. Жанна получила за эту паспортную историю…
Синдеева: У Жанны, она подделала паспорт, уж не знаю как, но это похоже на нее, мне кажется.
Хавтан: В результате вот эта аппаратура, где мы играли, она была опечатана, года на два. На два года была опечатана, мы не имели доступа к этому оборудованию, и группа из группы «Браво» превратилась в группу «А», потому что параллельно этому появились списки, там был «Аквариум», «Кино», «Браво», все прямо по алфавитному порядку, все перечислены. И соответственно, была такая разнарядка, «Не рекомендовано к исполнению». Это означает, что эти группы, если мы даже появлялись, где-то и хотели найти базу, сразу «Как вы называетесь?».
Синдеева: Сейчас же тоже такое происходит, знаешь, в чем-то. Не во всем, но в чем-то происходит то же самое. Это, конечно, так ужасно, как мы так вот вернулись быстро, только чувствуем мы сейчас по-разному. Тогда же тебе, наверное, все равно было?
Хавтан: Мои чувства не изменились по этому поводу. Но это была очень хорошая для нас история, потому что в такие моменты группа либо вообще распадается, либо она становится крепче и лучше.
Синдеева: А те люди, тогда, которые были на том самом злосчастном концерте, они еще какое-то время работали в группе, долго? Потому что менялся же состав.
Хавтан: Персонал, музыканты группы?
Синдеева: Да, музыканты.
Хавтан: Двое из этих музыкантов, они со мной вместе до сих пор, мы выходим на сцену уже 35 лет вместе. Это Павел Кузин и Александр Степаненко, мы вместе играем с ними.
Синдеева: Как не поругались столько времени?
Хавтан: Это сложный вопрос. У нас было всякое, но мы столько лет вместе уже до сих пор находимся, мы очень хорошо знаем уже друг друга. Поэтому в какой-то момент это становится, переходит в какое-то, вот так оно есть и так оно и продолжается.
Синдеева: Жень, вот смотри, «Браво», мое мнение, было всегда, вернее, не было, так получилось, стартовой площадкой для очень большого количества солистов, которым просто, мне кажется, «Браво» дало невероятную путевку в жизнь. И Сюткин, и Агузарова, и Женя Осин, сейчас вспомню, Роберт Ленц до сих пор еще появляется, а еще вот девушку не могла вспомнить, Анна…
Хавтан: Салмина.
Синдеева: Салмина. Вот я не вспомнила, понимаешь, ее. Она, видимо, короткий период…
Хавтан: Да, она спела песню «Король оранжевое лето», и многие думали, что это поет Жанна, потому что нас опять же, никто не видел этих фотографий, как мы выглядим. И эта песня попала сразу во всех хит-парады, в «Московском комсомольце». В общем, она это удачно сделала.
Синдеева: Вот тебе никогда не было обидно, не знаю, в конце концов ты их открыл, нашел, дал такую путевку, а потом они раз, и выскакивают в свободное…
Хавтан: Это абсолютно естественный процесс. Мне кажется, что вообще существует некий период, сколько это вообще может продолжаться, потому что, как правило, от трех до пяти лет какие-то вот такие творческие союзы существуют, а потом должно что-то очень интересное и сильное произойти, чтобы это переродилось во что-то другое. Потом это становится уже неинтересным, просто через какое-то количество времени, поэтому большие группы, мало кто сохранился в первоначальных составах. Кто-то смог перетрансформироваться, перерасти во что-то другое, наверное, поэтому мы и просуществовали столько лет. Я с трудом представляю себе с теми, с кем я работал, до сих пор что мы поем эти песни опять выходим, 35 лет одни и те же песни, это такая тоска, выходить и петь их, даже в разных других аранжировках, боже мой, так скучно. Мне всегда хотелось, чтобы что-то изменялось, происходило. Конечно, это происходило иногда не планируемо, кто-то уходил, приходил, но это естественный процесс, поэтому я спустя время смотрю на это абсолютно нормально.
Синдеева: Но, смотри, правильно же я понимаю, что в какой-то момент ты все-таки взял на себя эту сольную роль, и фактически уже много лет последних ты главный солист группы «Браво».
Хавтан: Нет, это не совсем так. Мы вместе с Робертом поем, мы делим практически.
Синдеева: А вы как-то делите?
Хавтан: Да, мы на разных альбомах, половину альбома он поет, половину я. То есть в группе сейчас два солиста, и для меня это, наверное, самое комфортное состояние, потому что на данный момент мы уже научились много чего делать, записываться, выступать, какой-то опыт появляется.
Синдеева: Через 35 лет-то, конечно.
Хавтан: Конечно, а некоторые через 5 лет, даже через 20 лет, через 30 лет не могут этому научиться. К сожалению, такое тоже бывает.
Синдеева: Женя, мое впечатление со стороны, группа «Браво» очень оптимистичная, очень веселая, очень позитивная. Вот на протяжении всех этих тридцати лет все песни, все альбомы, это такое, для меня это солнце всегда, такое солнце, светло, ассоциируется с морем и такое настроение. При этом ты сам совершенно полная противоположность: ты закрытый, как мне кажется, достаточно мрачный…
Хавтан: С «мрачный» не согласен.
Синдеева: И я вот как раз, когда готовилась к программе, я думала, как вообще вот это все сочетается, откуда эта легкость «Браво», если ты, мне кажется, вообще вот другой?
Хавтан: Для меня это сложный вопрос. Я прочитал про Гайдая, Гайдай же снял столько замечательных комедий прекрасных, почему это некий такой стереотип абсолютный, о котором ты говоришь, что если вот музыка такая, то человек должен быть вот такой. Это же клише какое-то.
Синдеева: Может быть, слушай. Потому что, я могу сказать, потому что ты лидер группы, потому что ты определяешь настроение этой группы, ты пишешь основную всю музыку в этой группе, Хавтан: На сцене группа «Браво» выглядит всегда оптимистичной и солнечной. Так было всегда, мы, наверное, единственные остались, кто поет о каких-то вечных ценностях, о вещах, которые медленно и навсегда исчезают из нашей жизни.
Синдеева: Например?
Хавтан: Какие-то вот общечеловеческие ценности. Какие-то вещи, которые, вот они есть, которые не меняются. Для меня они, собственно говоря, не меняются со временем, это все остается в этом сумасшедшем безумном мире, когда все переходит… Когда вот то, что казалось белым, оно кажется черным, на самом деле оказывается. Для меня мало что изменилось с тех пор, как я начинал заниматься музыкой, то, про что мы поем, вот эти вещи, они остались для меня такими же. Вот так, это немного странновато, согласен.
Синдеева: Когда я на тебя смотрю на сцене, и думаю, Женька, мне кажется, вот он вообще другой, он такой закрытый, и вообще тут люди, ему бы сейчас спрятаться в какую-нибудь свою коробочку и писать музыку. А тут совершенная феерия, рок-н-ролл, твист. Но кайф. Когда расходились с Сюткиным, он писал же очень много текстов тогда, скажи, это был какой-то сложный развод или нет? Как вот сейчас, вы поете песни, которые написаны им? И исполняет ли он ваши песни? Вообще, как это устроено?
Хавтан: Это устроено очень просто. Никаких сложносочиненных разводов, о которых любит писать пресса, смаковать вот эти вещи, у нас ничего не было. Это было понятно за какое-то время, и когда мы расходились, мы договорились, что он исполняет те песни, которые он хочет, а мы исполняем те песни, которые я хочу исполнять. В результате то, что я вижу, что делает Валера сегодня, там порядка 80% песен это те песни, которые он исполнял в группе «Браво».
Синдеева: Так и есть.
Хавтан: А у меня история прямо противоположная, то есть из того, что было, мы исполняем процентов 20, потому что после того, как ушел Валера, мы записали еще порядка пяти или шести альбомов новых. И был альбом «На перекрестках весны», альбом очень удачный, и я вообще стараюсь не жить прошлым и исполнять… Я понимаю, что зритель приходит, и он хочет услышать обязательно…
Синдеева: Зрители все равно хотят, конечно.
Хавтан: И мы сейчас на концертах тоже не минуем исполнения этих песен, но в общем, мне всегда интереснее двигаться вперед и делать что-то новое, нежели пользоваться тем, что мы там сделали вот в этой прошлой нашей жизни. Тем более, все равно уже толком никто это уже так не споет и не сделает хорошо, то что я вижу.
Синдеева: Но у зрителей, конечно, есть вот этот запрос каждый раз, я понимаю, что да, новые песни, но хочется…
Хавтан: Конечно-конечно, однозначно, поэтому не минуем. Мы, конечно, сыграем все эти песни, хиты, которые были, но для меня интереснее всегда было двигаться вперед, как-то развиваться продолжать, потому что старым жить абсолютно неинтересная история. Поэтому я говорю, я начале разговора мы говорили, я себе с большим трудом представляю, если бы мы до сих пор остались вместе, как бы это выглядело. Вот этот нафталин мне никогда не был близок. Мы благодаря каким-то усилиям и тому, что изменения происходили в группе «Браво», мы сегодня получили аудиторию среднего возраста, которой 20-35 лет, самые старшие.
Синдеева: Сейчас появился интернет и YouTube. С одной стороны, для музыкантов, особенно нового поколения, это невероятная возможность, вообще ничего не надо, выложил — полетела песня, и все. Все, мир открыт.
Хавтан: Да.
Синдеева: Вот для групп вашего поколения, нашего поколения, вот что такое сейчас интернет? Это плюс, это помощь, или, наоборот, это мешает? Как формируется эта аудитория? Ты ее смотришь по залу или по тому, кто, не знаю, скачивает эти песни?
Хавтан: Я вижу по соцсетям эту аудиторию, по нашим соцсетям, «ВКонтакте», потому что, как ни странно, наша основная аудитория находится «ВКонтакте», не в фейсбуке, это разные абсолютно, две разные категории. Поскольку у нас, я бы сказал, мы практически отсутствуем сегодня на телевидении, то есть мы ходим на какие-то выборочные музыкальные программы, где есть музыка, где есть про музыку, только туда. И это очень редко сейчас, этого стало настолько мало, то есть интернет остался единственным нашим средством, с помощью которого мы можем донести нашей аудитории какие-то новости, то, что у нас происходит. Мы этим пользуемся, хорошо, что у нас пока есть интернет.
Синдеева: Да, это слава богу, пока. Тревожное слово.
Хавтан: Пока он у нас есть, у нас есть возможность донести до нашей аудитории. И очень много там, мы проводим иногда какие-то опросы, мы смотрим, что там порядка 60-70% нашей новой аудитории появилось из интернета у нас. Это прекрасно, и вообще прекрасно иметь у себя аудиторию на концертах, возраст которой, некоторые еще не родились, когда мы начали играть, прекрасно, нежели играть для людей, тоже здорово, конечно, но нашего поколения поклонников практически нет на концертах. Очень редко они, я так вижу, иногда подходят.
Синдеева: Но это кайф.
Хавтан: Я считаю, это самое большое, если говорить о достижениях группы за 35 лет, это самое большое мое достижение: в результате всех этих перипетий получили молодую аудиторию, которая самая шумная. Мы перестали играть в сидячих залах где-то лет десять назад. Я прекрасно понимаю, что «Крокус» очень хороший зал, Кремль отличный, пафосный зал, но мы не играем в этих залах, мы играем на рок-н-ролльных площадках.
Синдеева: А как, вот прямо осознанно отказываетесь, да, от таких площадок? Ведь это же сложно.
Хавтан: Да, когда встал вопрос о том, где мы будем играть 35-летие, нам был предложен «Крокус». Мы в «Крокусе» играли однажды, это современный отличный зал, но не наш абсолютно, потому что для меня это «могила», когда люди сидят…
Синдеева: Да нет, у вас невозможно сидя слушать, невозможно.
Хавтан: Да. Когда люди сидят, да. Поэтому мы решили, что мы сыграем два концерта в Москве, в больших клубах.
Синдеева: Где будет?
Хавтан: Будет это «Главклуб Green Concert», это улица Орджоникидзе.
Синдеева: Это когда? Какие числа?
Хавтан: Это 16 и 17 ноября.
Синдеева: То есть вот, как раз программа выйдет.
Хавтан: И в Санкт-Петербурге мы сыграем концерт тоже в большом клубе, клуб «А2» такой, так называется. Это клубная аудитория, где мы делаем демократичные цены, потому что мы не можем, у нас начинается сразу вой в соцсетях, если мы делаем билеты дороже двух тысяч рублей, начинается, что это дорого для тех, кто ходит на наши концерты, им дорого платить. Там есть, конечно, какие-то ВИП-зоны, там наверху она будет, там билеты стоят дороже. Но вот так вот, то есть мы не делаем, как наши коллеги, билеты по пять-шесть тысяч рублей билеты в партер, потому что мы просто не можем. Я хотел бы это сделать, но я не могу, просто у нас другая история.
Синдеева: Слушай, а ты же все время сам продюсер у группы, то есть у тебя же никогда не было продюсера.
Хавтан: Нет, у меня всегда были какие-то директора.
Синдеева: Директора. Подожди, директора это не то. Никогда же не было такого, да?
Хавтан: Никогда. Мы никогда не принадлежали ни одной продюсерской компании, с самого начала, никогда. То есть никто не мог рассказывать мне, как мне нужно делать.
Синдеева: А, это вот твое такое. А скажи вот, в группе как принимаются решения?
Хавтан: В группе решения принимаю я, и за эти решения отвечаю лично я. Мне так удобнее. Раньше мы принимали, были у нас какие-то попытки принимать совместные решения, коллективные решения. Я больше всего этого не люблю, вот эти коллективные решения, потому что когда что-то происходит не так, ответственного не найдешь, то есть ты не понимаешь, почему это произошло. Если я принимаю это решение, я отвечаю за то, что, за все косяки, если что-то произошло. Поэтому, прежде чем принять какое-то решение, нужно двадцать раз подумать, потому что отвечать будешь перед коллективом потом.
Синдеева: Вы редко сейчас появляетесь на телеке. Ты можешь объяснить мне, с чем связано, с вашей позицией связано, с твоей, или в принципе сейчас там, не знаю, не зовут.
Хавтан: Ну, если тебе один раз звонят с какого-то телеканала и зовут тебя на какое-то ток-шоу, на котором мне абсолютно не интересно находиться. То есть я не знаю, про что там разговаривать, и там люди, которые мне не интересны, и вообще эти темы разговоров. Я один раз сказал нет, второй раз сказал нет, третий раз тебя туда точно не позовут. Музыкальных программ на нашем телевидении сегодня не существует, в больших «фанерных» концертах…
Синдеева: А вот эти все «Огоньки» новогодние?
Хавтан: Нет-нет, это сразу. Мы там не участвуем, потому что это абсолютно глупое зрелище, когда сидят, под «фанеру» выходят артисты, там накладывают аплодисменты, все смеются, улыбаются дурашливо. Мне кажется, это немножко пошловато выглядит. А в программах, где есть живой звук, их осталось — по пальцам пересчитать, есть программа Урганта, где можно живьем прийти сыграть, там мы появляемся, когда нам есть что сказать. А просто так, я вообще себя чувствую не очень уютно, где большое количество людей, вот эти ток-шоу…
Синдеева: Я же говорю, что тебе вообще в принципе не нравится…
Хавтан: Это не моя история абсолютно, поэтому…
Синдеева: Я поэтому и спрашиваю, как ты при этом такую музыку….
Хавтан: На телевидение нужно приходить, что-то балагурить, рассказывать, нести какую-то чушь интересную. Вот это не моя история совсем.
Синдеева: Идет постоянное обсуждение новогодних всех этих «огоньков» на всех каналах, что двадцать лет, двадцать пять, все те же артисты, те же люди. Ну, иногда там появляются какие-то новые люди.
Хавтан: Ну вот там Вася Шумов приехал из Америки, по-моему, лет десять назад, группа «Центр» была, замечательная. И когда мы с ним созвонились, он говорит, меня здесь столько лет не было, я приехал, включил телевизор, а там все те же, говорит.
Синдеева: Так и есть.
Хавтан: Он сказал, я просто подумал об этом, я до этого не думал, просто все те же.
Синдеева: Да, это правда. Смотри, ты высказал достаточно категоричную свою позицию по Крыму. Когда деятели культуры написали письмо в поддержку действий в Крыму Путина. Ты же в тот момент публично поддержал Навального на выборах мэрских. Мы знаем последствия для многих музыкантов, после их активной такой позиции, как, например, с Андреем Макаревичем было, это было с Лией Ахеджаковой, с Дмитрием Быковым, с нами, когда тебя быстро записывают в разряд врагов, и в общем, дальше начинаются разные у этого последствия. Почувствовал ли ты на себе что-то? И не пожалел ли ты никогда по поводу того, что ты высказал эту позицию? Учитывая, как все теперь сейчас тихонечко помалкивают.
Хавтан: По поводу Крыма?
Синдеева: И Крыма, и поддержки Навального.
Хавтан: Ничего такого, чтобы могло, чтобы нам запрет концертов, у нас ничего такого не происходило, ничего такого не было. Видимо, я не очень большая фигура в этой истории, чтобы что-то… То, что тогда я сделал, это было абсолютно искренне сделано, я ни в коем случае никаким образом не включаю заднюю скорость. То, что было сказано тогда, это моя позиция.
Синдеева: А как вообще ты сейчас чувствуешь себя, в закрывающейся нашей стране, в изоляции, нарастание агрессии, такого неприятия, кругом враги.
Хавтан: Я пытаюсь понять, как мне находится в этой ситуации, чтобы сохранить, чтобы мне не было стыдно перед самим собой через какое-то количество времени. И пытаюсь, поскольку мы играем концерты, и здесь моя аудитория находится, я пытаюсь найти какую-то грань и какое-то свое положение здесь, чтобы сохранить свое лицо, чтобы мне не было тошнотворно опять же через какое-то время на себя посмотреть за то, что я говорил, делал. У меня есть аудитория, она разная. У меня есть группа, в группе тоже существуют разные мнения, группа — это как срез. Поэтому я пытаюсь найти какую-то золотую середину, но ни в коем случае это не значит, что я пытаюсь приспособиться к этой ситуации. Мне явно не нравятся многие вещи, которые происходят здесь, но я совершенно четко понимаю, что носиться, махать и кричать толку абсолютно сегодня уже никакого нет, мы прошли эту точку невозврата, к сожалению, своим сидением.
Синдеева: А ты считаешь, наша есть тоже вина?
Хавтан: Конечно. Мы все виноваты, все…
Синдеева: А вот в какой момент? Когда, ты считаешь, мы…
Хавтан: Я не помню этот момент, я не политик. Просто нужно было в какой-то момент, когда мы все сидели, нужно выходить голосовать. Потому что когда много людей придет голосовать, там сложнее будет уже показать другие результаты. Все сидели на дачах, делали шашлыки, когда нужно было поехать проголосовать.
Синдеева: Да, в какой-то момент на политику, конечно, все «забили», особенно, наверное, на…
Хавтан: А политика не забила в какой-то момент, и вот так оно и произошло.
Синдеева: А скажи, никогда не было желания уехать?
Хавтан: Моя аудитория здесь, даже от моего желания мало что зависит. Если бы я был IT-шником, я мог бы думать об этом, IT-шникам проще, им не нужен язык, они разговаривают на другом языке. Поскольку моя аудитория здесь находится, мысли всякие возникают, но поскольку аудитория здесь, я вижу себя здесь, музыкантом.
Синдеева: Скажи, пожалуйста, ты уже коснулся этого, что вы на протяжении 35 лет пишете о вечных ценностях. Это правда, я имею в виду…
Хавтан: Это так смешно.
Синдеева: Музыкант же, как бы он откликается тоже на время. Вот в твоих новых альбомах, я не слышала еще нового альбома, не появились нотки некоего высказывания, нет?
Хавтан: Нет.
Синдеева: Нет? Про любовь, про настроение?
Хавтан: Я как человек, я могу разговаривать о том, о чем мы сейчас говорим, как музыкант, я… Есть музыканты, которые делают это, доносят это очень здорово. Есть Юра Шевчук, Андрей, вот они очень объективные, они честные, чтобы делать какие-то вещи. У меня нет просто желания заниматься, смешивать музыку с политикой, это абсолютно две разные вещи для меня. Для меня вообще рок-н-ролл появился как развлекательная музыка, я люблю пятидесятые-шестидесятые годы, то, как он появился, и какой он был. А как музыка протеста я не вижу свой рок-н-ролл никаким образом, к сожалению. Просто если делать какие-то вещи, приспосабливаться к какой-то ситуации, к одной стороне, принимать какую-то сторону музыки или другой музыки, я не вижу себя. Я вижу, что мои коллеги, кто-то занял одну позицию, кто-то из коллег занял другую позицию, в любом случае я буду здороваться с ними при встрече, я считаю, что это просто обычный вопрос воспитания. А дальше вопрос, насколько они честны сами перед собой в том, что они делают, в том, что они говорят, или занимают какую-то позицию, для чего они ее занимают, эту позицию. Как удобнее? Такой сложный вопрос.
Синдеева: На многих юбилейных ваших концертах участвовали ваши бывшие солисты, вы их пытались все время собрать. Что нас ждет на этом концерте? Нас ждут сюрпризы какие-нибудь?
Хавтан: Нас ждет лучшее, любимое и только для вас, это первое. То есть будет группа «Браво» сама, сегодняшний состав, и задача всех этих концертов показать сегодняшнюю группу «Браво», то, что она делает сегодня, и в каком виде сегодня мы вообще можем предстать перед зрителем. Мы, конечно, сыграем все наши старые хиты золотые, без них нас не отпустят точно. Будет мой проект кубинский Los Havtanos.
Синдеева: Вот я хотела уточнить, будет, да?
Хавтан: Да, они будут играть.
Синдеева: Потому что я вчера в ютьюбе искала, но не очень много нашла.
Хавтан: Будет несколько номеров этого проекта. Я хочу показать, потому что, мне кажется, это интересно, потому что…
Синдеева: А там совсем другие музыканты? Там у тебя кубинцы, да?
Хавтан: Там кубинцы играют. Там играют четыре кубинца, и одна девушка поет по-испански, в этом проекте.
Синдеева: А ты только играешь?
Хавтан: Я играю там и кое-что пою. Но там смесь испанского и русского языка, такой микс там культур, разных стилей.
Синдеева: Но это все новая музыка? Это тобой написанная музыка?
Хавтан: Это новая, да. Это моя музыка, мною записана. Этот проект начался в Сан-Франциско и сейчас вот в Москве продолжается.
Синдеева: А как он в Сан-Франциско начался?
Хавтан: Я начал играть там с испанскими музыкантами, в Сан-Франциско, там была группа у меня тоже.
Синдеева: Почему? Как так? Как так получилось, расскажи.
Хавтан: Как получилась группа?
Синдеева: Да.
Хавтан: В какой-то момент я гулял, есть такой район Хейт-Эшбери, в Сан-Франциско, это такой район, откуда началось движение хиппи. Там очень много клубов есть. Однажды там с приятелем зашли в этот клуб и увидели потрясающую группу, это такие, смесь разных, мультикультурная группа, французы, американцы играют. И вот с этой группой я записал одну песню.
Синдеева: Просто что, пришел к ним и сказал?
Хавтан: Не пришел к ним. Мы с ними порепетировали, потом мы с ними в студии…
Синдеева: Подожди. Ты увидел эту группу и сказал — хочу с вами сыграть?
Хавтан: Да, я подошел к этому гитаристу, Хавьер его зовут. Ему, кстати, «по барабану» абсолютно, он из категории тех музыкантов, даже если бы Стинг подошел, он бы не обратил внимания. Есть такие интроверты-музыканты, он гений абсолютный, вот гитара фламенко. А девушка в баре русская была, официантка, она сказала, что к вам зашел селебретис, и он так небрежно бросил мне свою визитку. Группа мне очень понравилась, и через двое суток я рискнул ему набрать и спросить, не хотят ли, может быть, у нас получится записать песню. Он сказал, пришли мне сначала эту песню послушать.
Синдеева: То есть ты свою же песню прислал?
Хавтан: Да, я ему прислал песню, которую я хотел давно, я подумал, попробую, может быть, попробовать с ними записать эту песню. Он перезвонил мне сам, буквально как только ее услышал, переслал через 10-15 минут, давай, встречаемся. Я приехал к нему домой, мы поиграли, приехал его брат, который играет на перкуссии, испанец. И через неделю мы нашли студию, студию найти очень сложно было быстро в Америке, потому что там большая… Это говорит о том, что индустрия существует и работает, потому что нельзя найти студию звукозаписи быстро. Но мы нашли ее, с большим трудом, и записали эту песню. Дальше я привез этот материал в Москву.
Синдеева: Какая-то удивительная совершенно история.
Хавтан: Привез этот материал в Москву, и в Москве я нашел перкуссиониста, которые еще доиграл туда кое-что, потом он привел еще нескольких музыкантов, и получился вот этот проект Los Havtanos. Вот такая история.
Синдеева: Слушай, это для каких площадок группа? Не очень больших клубов, она же, наверное, более…
Хавтан: Это для моих внутренних площадок группа, для меня, как для музыканта. А что из этого получится…
Синдеева: Подожди, а если услышать, не знаю, где?
Хавтан: Мы играли в клубах. Мы играли в маленьких клубах.
Синдеева: То есть, в маленьких. Я же говорю, то есть это в небольших все-таки клубах, да?
Хавтан: Да. Мы начали играть в маленьких клубах, мы выступали в джазовых клубах, для аудитории 200-300 человек.
Синдеева: Так как я очень люблю эту музыку, то я прямо очень хочу теперь попасть на концерт. А много будет в большом вашем юбилейном концерте…
Хавтан: Этой музыки?
Синдеева: Да.
Хавтан: Три или четыре номера будет таких.
Синдеева: Так что, никого из стареньких не зовете на эти юбилейные концерты?
Хавтан: Мы это делали, но смотри, каждый год… Я когда смотрю какие-то концерты по телевизору, вот выходит группа, вот выходят какие-то гости, их куча, весь список этот…
Синдеева: Тебе все это не нравится.
Хавтан: Список этих гостей безумный. Выходят, говорят, как хорошо… Это так скучно, это так смешно, это как на комикс похоже. Уже все они не могут петь эти песни, а все хотят выйти и спеть эти песни. Я в какой-то момент, на тридцатилетие группы, мой продюсер сказал, что если не будет вот этих гостей, этого списка, мы не соберем этот зал. Мы этот зал собрали, Stadium Live, там было семь тысяч людей, и как выяснилось, они пришли на сегодняшнюю группу «Браво», потому что это наша сегодняшняя аудитория. Поэтому я решил от этого отказаться, мне это неинтересно, правда, я не получаю от этого удовольствия. Я получаю удовольствие, когда выхожу на сцену, и мы играем какие-то новые песни, можем показать, какие мы есть сегодня. А показывать то, что было там, все это записано на старых наших пластинках, кто хочет, это может послушать прекрасно. Но вот эти похоронные процессии, с венками, с выносом венков, какой хороший именинник…
Синдеева: Но я тебя все равно спрошу. Скажи, а с Агузаровой когда последний раз вообще виделись, общались?
Хавтан: Два года назад.
Синдеева: Расскажи. Правда, я так ее хочу где-нибудь вообще увидеть, услышать, вообще, где она… Она в космосе, на земле?
Хавтан: Два года назад мы с ней общались. Я понятия не имею, честно тебе скажу. Я сам бы очень хотел знать, где она.
Синдеева: А два года назад она где? Где вы виделись?
Хавтан: Мы разговаривали по телефону, она была, по-моему, в Москве.
Синдеева: Да? Она сама позвонила?
Хавтан: Да. А потом мы не так давно общались по поводу, у меня была идея, может быть, попробовать, вот попробуем пригласить ее, но через какие-то сложнопостановочные переговоры. И я понял, я хочу выйти и сыграть, чтобы быть в нормальном психическом состоянии, и сыграть эти песни. То есть это очень важно в концерте, выйти, улыбаться, а не быть загруженным, как там это все происходит.
Синдеева: А скажи… Извини, просто про нее интересно, потому что она же правда такая девушка загадочная. Космос. А вот тогда, вы же все-таки достаточно много лет были вместе, по-моему, пять лет, это такой срок, мне кажется, серьезный для отношений.
Хавтан: Критический срок, пять лет. Вот как я сказал, что через пять лет либо группа перетрансформируется во что-то новое, либо надо расставаться и начинать все с чистого листа.
Синдеева: А как вот, она же правда непростая. Как вы выстраивали эти отношения? Как вообще…
Хавтан: Во-первых, мы были моложе все, нервная система была крепче. И во-вторых, я всегда хотел сохранить группу, то есть мне казалось, что вот этот состав наш, это первая моя группа была, первая модификация группы «Браво», и мне очень хотелось сохранить. Поэтому на какие-то вещи я абсолютно забивал, мне было… И это было прекрасно, записываться с ней, я получил колоссальный опыт, музыкальный опыт, в студии. Она приходила, подходила к микрофону, и я никогда… Я часто видел, как записываются женщины-вокалистки, но чтобы это было с первого, второго или третьего дубля, и чтобы это было так здорово, и мурашки по коже, такого ощущения у меня не было никогда больше. Она действительно талантливо это делала, и поэтому я делал все для того, чтобы это….
Синдеева: То есть ты готов был это все…
Хавтан: Мне хотелось сохранить группу вот в таком виде.
Синдеева: А как ты ее обнаружил вообще? Откуда она взялась?
Хавтан: Жанна?
Синдеева: Да. Она как оказалась?
Хавтан: Это хрестоматийная история. Я расскажу, я сто раз ее рассказывал. Случайно нашел, общие знакомые, мы находились в поисках солиста для никому не известного коллектива. А мои знакомые, группа «Мухоморы», которые писали такие, преследовались властью… Я не знаю, почему меня выносит всегда на таких персонажей, но вот они были как бы, и они мне сказали, что есть девушка, которая в общем солистка хорошая, она ищет группу. И они дали ей телефон, совершенно простая. И она мне позвонила, часа в три ночи, и сказала, разговаривала на «вы» в три часа ночи, и сказала, что она хочет петь в группе, попробоваться, пройти прослушивание. Дальше все было совершенно обычно, она приехала на нашу базу.
Синдеева: Как она выглядела?
Хавтан: Выглядела очень здорово.
Синдеева: Уже?
Хавтан: Она выглядела очень круто, потому что это 1983 год, когда был тотальный дефицит, а она была очень модно одета, слушала самую последнюю крутую музыку, Нину Хаген, новую волну, и у нее был пакет TATI. Магазин TATI, я потом узнал, что это за пакет TATI, откуда они. Пакет TATI, полный шмоток модных. Она была с подружкой, с красавицей, мы поехали на базу. Мы сначала хотели ехать на автобусе на базу, потом решили, что возьмем все-таки такси.
Синдеева: С такими-то девчонками, да.
Хавтан: Да, и поехали на такси. Дальше она взяла этот микрофон, как она сказала где-то в интервью, ржавый микрофон, и запела, и просто мне снесло голову. И мы решили, что мы будем репетировать, играть.
Синдеева: А ты уже тогда был женат или нет?
Хавтан: Это все происходило параллельно.
Синдеева: Параллельно. То есть ты не мог влюбиться уже, ты влюбился в свою жену.
Хавтан: Все происходило параллельно. И ровно через месяц мы сделали эту программу, и через три месяца нас закрыли. Вот такая история.
Синдеева: Это нормальное начало. Это мне очень знакомо. А потом все получается. Вот сейчас рэп-культура новая, молодежная, куча звезд разных, батлы, блогеры появляются. Ты вообще успеваешь за этим следить, тебе интересно, тебе нравится что-то из этого?
Хавтан: Я знаю. Я слежу, чтобы знать, что это есть. Я знаю, что это есть, рэп-музыка, музыка двадцатилетних, пятнадцатилетних, поэтому это явно уже не моя музыка. Я много чего там не понимаю, и даже не пытаюсь разобраться. Но это есть, и там есть достойные персонажи, достойные ребята, они умные.
Синдеева: А кто нравится?
Хавтан: Oxxxymiron.
Синдеева: А ты не слышал сейчас последний альбом Face, я просто под таким впечатлением, мне кажется, я уже не с первым гостем об этом говорю. Не слушал?
Хавтан: Нет.
Синдеева: Вот мне просто интересно, дело в том, что про Face я узнала из интервью Юрию Дудю, узнала, что есть такой мальчик. Я посмотрела интервью, оно меня совершенно поразило, потому что молодой, с какой-то невероятной раной вот где-то внутри. Несмотря на то, о чем он говорил, и о чем они говорили, его песни, я попыталась послушать первый его альбом. Мне стало плохо от текстов, от того, что вообще это такое, и я думаю, господи, только бы моя дочь девятилетняя не попала на этого артиста и не услышала, а у него там миллионы поклонников. И вдруг он записывает, буквально несколько месяцев назад, альбом такой, высказывание. Остро-социальные, остро-политические, крик поколения, мне показалось. Какая-то боль, которую ты вдруг пережил, и ты не можешь этого не сказать.
Хавтан: Я могу принять все, что угодно, там много талантливых ребят. Это новая культура абсолютно, которая пришла на смену рок-н-роллу, потому что рок-н-ролл — это музыка прошлого века, надо признать это. И они говорят точнее, честнее, наверное, точнее, то есть они нашли язык этого времени, эти ребята. Там много умных ребят, но к музыке это имеет, по большому счету, мало отношения. Это другая какая-то культура, я не берусь ее называть, как это назвать, но там есть достойные персонажи. Многие хитрецы из них, талантливые хитрецы, то есть такое тоже бывает, позиция такая. По-моему, про Face ты ошибаешься как раз, мне так кажется.
Синдеева: Да? А он хитрец?
Хавтан: Потому что они очень хорошо пользуются, это другое поколение, мы этого не умели делать. Они очень хорошо пользуются всякими вещами, манипуляция это называется.
Синдеева: Ты знаешь, мне так не показалось, и я бы очень хотела, чтобы так не оказалось, если честно, потому что мне показалось, особенно после того, как я о нем почитала. Он прошел к своим двадцати годам достаточно такую жесткую школу жизни, и мне показалось, что это вот такое, знаешь, «не могу молчать». Если это просто конъюнктурное, это, конечно, обидно.
Хавтан: Я могу принять все, что угодно. Просто меня дико раздражает, когда там женщин телками называют, вот это мне дико не нравится.
Синдеева: Вот эта вот новая лексика, которая…
Хавтан: Эта новая лексика, она такая вот как бы, это немножко пошло звучит.
Синдеева: А вот мат, понимаешь? Я вот не знаю, как к этому относиться. У меня дочь девятилетняя все песни Oxxxymiron знает наизусть практически. И я понимаю, что это невозможно закрыть.
Хавтан: Нет, это невозможно. Сегодня, сейчас, не с каналов телевизора это звучит.
Синдеева: Ну, там все это запрещено.
Хавтан: Что здесь такого. Вопрос, как, насколько это используется и для чего. Это стало общем местом, если ты не ругаешься матом в песнях своих, значит, это не актуально и не модно, так получается, наверное.
Синдеева: Ну, как-то, наверное, так.
Хавтан: Наверное, так. То есть, есть какие-то запрещенные приемы существуют, которые сейчас уже перестали быть запрещенными, этические приемы. Есть грань какая-то, допустим, мне кажется, для любого артиста все-таки, это не цензура даже, это какая-то грань, которую ты…
Синдеева: Это твоя внутренняя культура, может быть.
Хавтан: Можешь ты ее пройти или нет, эту грань. Каждый для себя это решает, в искусстве это такой вопрос, здесь нечего умничать. Каждый решает для себя, можешь ты это пройти, эту грань, ну, хорошо, окей. И насколько ты будешь объективен в том, что ты делаешь, когда ты перешел эту грань. Поэтому современное искусство, он очень сейчас такое, как бы можно все, что хочешь, вопрос только в том, понятно, что это тоже вопрос сложный, будут ли это слушать через год, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь лет. Останутся ли эти песни? Это тоже важно.
Синдеева: Будет ли у них юбилей 35 лет?
Хавтан: Это тоже важный вопрос, потому что год там, там герои меняются ровно через месяц. Открываешь, там новый герой с миллионными просмотрами.
Синдеева: Ты знаешь, этому есть опять же объективная ситуация, связанная с открытостью, конечно.
Хавтан: А потом ровно через год этого человека вот нет просто. Он был прямо сказочно популярен, записал, сейчас никто альбомы вообще уже не выпускает. Мне тут издатель издающей компании сказал, что сейчас последний тренд — альбомы никто не выпускает, одну песню. Сейчас там парень, какой-то школьник, из Краснодара, записал какую-то песню, она там миллионы, большое количество скачиваний в iTunes, он вообще первый раз в жизни подошел к компьютеру, только купили микрофон.
Синдеева: Это другая культура.
Хавтан: Это другая культура и история, абсолютно. Тебе не надо ничему учиться, если у тебя есть какой-то талант, ты можешь это на компьютере сделать.
Синдеева: Вот у меня сейчас тоже сыну 16, он в какой-то момент начал писать рэп, стихи, и потом вдруг начал писать музыку на компьютере. Я ему подарила клавиши, которые подсоединяются к компьютеру. Притом, что у нас дома стоит пианино, кто-то пытался периодически на нем учиться, он никогда. И тут вдруг он теперь на пианино, мама научи меня, что же я ничего не умею. То есть он заинтересовался, и это было круто. Он понял, что ему нужна какая-то школа.
Хавтан: Конечно.
Синдеева: Говорит, я правой-то могу, а левой я не могу.
Хавтан: Сейчас музыка, как я говорю, сейчас пишется мышью. Мышью и компьютером пишется.
Синдеева: Так и есть, он мышкой собирает музыку.
Хавтан: Ну, окей, но все равно человек, который умеет что-то делать своими руками, всегда был самым ценным. Тот, кто умеет что-то рисовать, вырезать, это всегда было ценнее, чем то, что в программе делается, заводишь программу…
Синдеева: Ты знаешь, это нам с тобой опять так кажется, людям достаточно оффлайна, а они все, нормально, мышкой у него все получается. Поэтому, может быть, вообще уйдет это.
Хавтан: Возможно.
Синдеева: У меня был в гостях Женя Хавтан. Спасибо тебе большое. Поздравляю с 35-летием группы «Браво». Мы приглашаем всех на концерт, 16-17 ноября в Москве.
Хавтан: 25 ноября в Санкт-Петербурге.
Синдеева: Спасибо.
Хавтан: Спасибо.
