Какое варенье приготовить для Путина, Навального и Трампа?

Синдеева: У меня сегодня рекламная программа, потому что Алена Долецкая — голос телеканала Дождь, ведущая телеканала Дождь, правда, сейчас она в творческом отпуске, опять у меня в гостях. Почему я пригласила Алену сейчас? Потому что Алена выпустила третью свою книжку, которая называется «Про варенье». Так как я пару раз всего наблюдала, как Алена готовит — в жизни, не на экране, а в жизни — это совершенно очаровательное зрелище, потому что Алена в это время разговаривает, готовит, может разговаривать по телефону, реагировать на всех гостей и при этом все очень быстро, вкусно и легко. Когда-то моя бабушка готовила варенье, и я помню, как мы крутили эти тазики, все это было. Но чтобы мне в голову пришло, чтобы я сейчас в этой какой-то сумасшедшей жизни начала готовить варенье — невозможно.  Ален, как ты вообще?

Долецкая: Ты сама ответила на вопрос, почему все это происходит. Собственно, я проповедую одну очень простую вещь: для нас безумных, порабощенных фейсбуками, интервью, эфирами, встречами с президентами всех мастей и просто рутинной каждодневной работой, вскакивания в 8 утра, редколлегии, что у вас там, в 7 — окей, зависит от того, кто когда ложится. В этой всей суете, которую мы отлично научились под себя подстраивать, мы не научились другому: мы не научились останавливать этот довольно жесткий суетливый громкий поток.

И, собственно, индусы, скажем, они пытаются проповедовать идею медитации, приехали тогда же к нам, и нас тоже учат, и многие из наших с тобой общих друзей занимаются медитацией. Отлично, если получается, очень хорошо. Но варенье — это, с моей точки зрения, космическая медитация, потому что в ней сочетается, с одной стороны, необходимая остановка этого всего, потому что невозможно готовить варенье в таком состоянии, оно требует внимания и не такого долгого, как люди думают. Это первое — остановка, необходимость этой остановки.

С другой стороны, это остановка с бонусом, потому что ты не просто медленно покачала тазик, отставила, пошла поредактировала какой-нибудь текст, она еще сочетается с ароматерапией, совершенно бесплатной, потому что когда ты ставишь варенье, так скажем, ягоды, прошедшие встречу с сахаром, ставишь их на огонь, поднимается совершенно уникальный запах. Его может поймать только тот человек, который, собственно, стоит там, стоит-то всего минут 5, не больше. И ты получаешь этот запах, уже все кажется не так важно, не так срочно необходимо к исполнению. Ты, понимаешь, останавливаешься. И моя задача главная, и ты сама дала подсказку, то же самое, чтобы обратить внимание молодого поколения на то, что варенье — это уже не бабушкино занятие.

Синдеева: У всех это 100% бабушкино занятие.

Долецкая: Мы обе знаем, как быть первопроходцами. Могу тебе сказать, что у меня уже есть кейсы людей, в частности, например, мой фотограф Витя Горбачев, который снимал эту книжку на даче, эту красоту, и его ассистент, который еще на лет 5 его моложе, одному там, условно, 31, другому — 29. Они снимали честно, бегали за мной, за моими всякими манипуляциями, и в конце второго съемочного дня я вижу, что он начал загружать картинки на диск, а сам где-то в каком-то интернете повозился. Я говорю: «Так, мальчики, давайте поработаем как-то. Где вы там сидите, в интернете?». Они говорят: «Ален, мы ищем латунные тазы».

Синдеева: А латунные тазы — это?

Долецкая: Антикварные они хотели, потому что они у меня на даче увидели и старинные, и современные. Я говорю: «Вам зачем?». Они говорят: «Мы будем варить, мы поняли, какой это кайф».

Синдеева: На этом я должна вообще остановить программу, потому что ты не принесла варенье, хотя я рассчитывала, я понимала, что у нас вся программа будет про варенье, и я, конечно, предполагала, я даже чашки приготовила красивые, как ты любишь, но только варенья мы не дождались.

Долецкая: В следующий раз.

Синдеева: Да. Ладно, будем показывать зрителям картинки, а сами…

Долецкая: Ты знаешь, в этом, в общем, во многом и задача книжки. Смотришь на картинку — течет слюна, и ты думаешь: «Скорее, скорее, скорее весна, лето, скорее первая клубника, скорее я попробую». Хоть одну в год сделай.

Синдеева: Ален, мы не на канале Домашнем, все-таки на телеканале Дождь, поэтому можно про варенье?

Долецкая: Про умное.

Синдеева: Нет, мы про варенье. Смотри, давай мы с тобой поиграем в такую игру: я тебе буду называть персонажа, а ты будешь предполагать, какое бы ты для него приготовила варенье, какое варенье кому подходит.

Долецкая: Ок, поехали.

Синдеева: Давай начнем с нашего президента, потому что он у нас везде, что бы ты приготовила Путину?

Долецкая: Я бы ему сделала...

Синдеева: Посмотрите, готовит, я думала, скажет «Ничего», например.

Долецкая: Почему? Всем надо есть. Во-первых, я бы сама приготовила — no comments, во-вторых, я бы ему приготовила варенье грушевое с лавандой и с перцем.

Синдеева: Почему?

Долецкая: Груша сама по себе, во-первых, очень тонкого аромата, а ему не повредит такое внимание к тонкостям, к деталям. Лаванда — потому что она один из самых сильных релаксантов. Мне кажется, что президенту хорошо бы расслабиться немножко.

Синдеева: А лаванда она как? Она травкой, что ли?

Долецкая: Да. Берешь веточку, на которой эти голубые, сиреневые цветочки, можно брать свежую, если сезон, можно брать подсушенную этого сезона, просто не надо брать ту, которая лежит у тебя в шкафу веником, так сказать, ароматизировать белье. Ты берешь такую свеженькую, снимаешь с цветочка эти маленькие крошечные бутончики и, так сказать, сыпешь в последний момент. То есть, на третьей варочке, скажем. Очень просто. И лаванда расслабит. А перчик чили, меленько-меленько нарезанный крошечными такими квадратиками, он для меня знак напоминания, такой — дынь, и он о чем-то вспомнит, я надеюсь, о важном, насущном, хорошем.

Синдеева: Никита Сергеевич Михалков?

Долецкая: Ой, Никита Сергеевич, сейчас тебе скажу. Я бы ему сделала абрикосовое с миндалем и с мускатным орехом. Почему — ты сейчас спросишь.

Синдеева: Конечно.

Долецкая: Потому что Никита Сергеевич вырос в семье, в которой варенье было, а также наливки, про которые мы знаем все, таким делом почти обыденным. Но его мама, как я помню по книжкам, вряд ли экспериментировала. А Никита Сергеевич сейчас в том возрасте и в том состоянии, когда ему очень показана неожиданность. То есть, ты ему кладешь абрикосовое варенье, вроде что может быть банальнее абрикосового варенья — а тут миндаль.

Синдеева: А миндаль косточками или?

Долецкая: Миндаль, да, косточками, никогда жаренный не нужно покупать, свежий обязательно. А тут можно подумать, какой есть: иранский помельче, турецкий покрупнее, а крымский послаще. Тут надо подумать. Так бы я ему подавала.

Синдеева: Алексей Навальный?

Долецкая: О, Господи, Боже мой. Алексей Навальный. Мне почему-то кажется, что его жена должна бы варить варенье.

Синдеева: А почему тебе так кажется? Мне так совсем не кажется.

Долецкая: Не знаю. Тебе не кажется? Я не знаю ее, я не знакома с ней, но по ряду каких-то выступлений, мне кажется, что именно у Алексея Навального должна быть жена, которая такая, знаешь, поддержка, как называется, скала.

Синдеева: И варенье варить?

Долецкая: Поддерживать же как-то надо через… А варенье-то как раз для меня воплощение стабильности. То есть все хорошо дома, всегда чай, всегда варенье, всегда булочки «Люби меня», например, ватрушечка какая-то. Мне кажется, что ей бы было полезно, во всяком случае. Так, что мы сделаем с тобой Навальному? Хороший вопрос. Тоже ему бы какого-нибудь такого... Знаю. Ему бы я приготовила царское крыжовенное, очень сложное варенье. То есть я бы, наверное, не готовила, я бы поручила жене, потому что это очень сложное варенье.

Синдеева: Очень надо поддерживать.

Долецкая: Да. Очень надо поддерживать. Царское, оно царское, потому что его невероятно сложно делать, нужно каждую крыжовенку не так, как я пишу в книжке, в книжке я пишу совсем простое, когда просто нужно наколоть, засыпать сахаром и после этого варить. А царское — это когда нужно в попочке сделать маленькую дырочку крошечной ложечкой, вытащить наружу зернышки из ягод, из крыжовника.

Синдеева: Это какой же ложечкой-то вытащить?

Долецкая: Маленькой, да. У наших императоров были люди, которые специально этим занимались, я полагаю.

Синдеева: Юль, я передам потом тебе эту программу, ты, может быть, сделаешь Алексею такое варенье. Давай рассказывай дальше.

Долецкая: Да. И нужно вынуть зернышки, и чтобы окончательно его, так сказать, заземлить, успокоить, дать ему сил — вовнутрь крыжовника четверть внутренней части грецкого ореха. То есть ты знаешь, грецкий орех — он как мозг.

Синдеева: Да.

Долецкая: Пополам — это так, четвертиночка такая длинненькая — туда, после этого все это варят. Что происходит?

Синдеева: А у тебя такое есть?

Долецкая: А я в этом году не запаривалась, потому что крыжовник был не очень удачный, вокруг у меня там ничего не растет, как ты знаешь, на даче у меня лес. Короче, крыжовник сам по себе кислый, его надо балансировать сахаром. Орех грецкий дает мощь мужчине, силу, насыщение.

Синдеева: Афродизиак, в общем-то, мне кажется.

Долецкая: Конечно. А мне кажется, ему хорошо афродизиак, ему пойдет. И потом там можно все это немножечко, включить какие-нибудь цедры, например, лайма и мандарина — просто для неожиданности. Мне кажется, что ему тоже пойдет удивиться.

Синдеева: Давай так. Дональд Трамп?

Долецкая: Ой, этому ничего не поможет. Во-первых, в Америке...

Синдеева: У тебя есть право отказаться, конечно, ты можешь.

Долецкая: Да. Ты знаешь, мне кажется, что Дональд Трамп питается чем-то очень не рифмующимся с вареньем, поэтому я бы сильно задумалась о том, что ему приготовить. Пускай себе есть макбургеры, бургеры, я могу себе представить.

Синдеева: Ладно, не буду тебя дальше мучить. У меня есть список.

Долецкая: Мы можем их добить в письменном виде.

Синдеева: А давай потом отправим баночки, кроме крыжовника, которого у тебя нету, нашим адресатам?

Долецкая: В этом сезоне нет.

Синдеева: Да, правильно?

Долецкая: Конечно, легко.

Синдеева: Ален, экономический кризис, сейчас мы все на себе это испытываем.

Долецкая: Конечно.

Синдеева: Скажи, начала ли ты экономить, что ты поменяла в своем образе жизни?

Долецкая: Это неизбежно, Наташ. Мы все разумные люди. Конечно же, у меня огромная ответственность за журнал. Соответственно, ответственность за команду, за необходимость бюджета, бюджеты меняются, соответственно, с людьми надо договариваться по-другому — или за верность и за любовь, или за выход из штата и переход на внештатную работу, чтобы дать человеку возможность поработать еще где-то и продолжать работать, скажем, на журнал и на сайт. В своей собственной жизни, ты знаешь, я как-то себя поймала на том, что я достаточно аскетично живу, и ревность...

Синдеева: Это сейчас или вообще, ты просто...

Долецкая: Это, наверное, последние 2-3 года. Аскетично в том плане, что это мое безудержное транжирство естественным образом стало просто успокаиваться. Я по-прежнему не могу удержаться от антикварных ювелирных украшений.

Тут есть другой механизм. Можно, например, заставить себя пройти мимо, например, или пойти по другой улице, на которой магазина нет, или в какой-нибудь поездке, в которой ты всегда знаешь, что придешь в этот магазин, встречаешься с этим антикваром и будешь смотреть полтора часа, и искать в его секретных шкафчиках, что у него есть. Сказать: «В этот раз я не зайду к нему, просто пришлю ему открыточку с любовью». Понимаешь, да? То есть мы работаем над собой, конечно.

Синдеева: В Париже живет девушка уже 10 лет, отлично, удачно как-то складывалась у нее жизнь, у нее была неплохая работа, замужество, дети, она такая уже парижанка, и вдруг когда мы встретились, она говорит: «Я все, я хочу уехать из Парижа, я не могу здесь больше жить, я хочу вернуться в Россию». Я говорю: «Почему?». И она начинает рассказывать, что налоги задушили, что вообще невозможно стало жить, что эмиграция просто давит, что страшно выходить на улицу, что у детей какие-то уроки по гражданской обороне, когда их обучают, как спускаться в подземелье.

Долецкая: Обязаны, конечно.

Синдеева: И я ее слушаю, я говорю: «Подожди, а ты считаешь, что сейчас ты вернешься в Россию...».

Долецкая: И тут ни гражданской обороны…

Синдеева: Да-да. Этого ничего нет. Она: «Нет, в России все равно все лучше» и, живя в Париже, она представляет, как здесь жизнь. Живущие здесь очень многие думают ровно наоборот. Что ты наблюдаешь? Возникает ли у людей желание сейчас вернуться в Россию?

Долецкая: Очень по-разному, это очень зависит от поколения, очень зависит от характеров этих людей и т.д. Одно наблюдение, которое я сейчас сделала во время своих каникул в Лос-Анджелесе, повстречавшись с массой русских друзей, которых я не видела 10 лет, 15 лет, 5 лет, очень интересно, что, несмотря на интернет, на телевидение, они вроде смотрят все, что здесь происходит, но у них все равно ложная картинка.

Синдеева: Да, какая?

Долецкая: Она ложная в разных совершенно ипостасях своих, потому что то, что нам не смешно, им кажется смешно, то, что они говорят: «Ой, да там какой-то ужас», условно, я там рассказывала историю, как я поехала в область к друзьям в такую огромную, как сказать, ферму, наверное, или имение, и захлебываясь, рассказывала. «Да что, — они мне говорят, — ты такое рассказываешь, там же все это грязище, чего-то еще». Я говорю: «Стоп, берем телефон, нажимаем картиночки», ты начинаешь показывать, они говорят: «Этого не может быть, где это?». Я говорю: «Да вот тут, полтора часа от Москвы» — «Ой, я туда хочу приехать». Это какая-то штука, которая заставляет людей, СМИ, частично пропаганда, частично просто информация, которую они считывают, она недостаточная, потому что есть вещи, которые даже мы с тобой иногда можем… мы живем, одним воздухом дышим, вдруг ты мне пишешь: «А ты была там?». Я говорю: «Нет». Даже мы не успеваем увидеть всего того, что может порадовать, может заставить улыбнуться, не только рассердиться, разгневаться, испытать бесконечные разочарования, которые последние пару лет у нас происходят куда более регулярно.

А я сейчас говорю только про этот позитив какой-то, способность увидеть что-то другое, что-то красивое и т.д. Вообще не собирались успешные люди, профессионалы, с которыми я встречалась, им вряд ли придет в голову возвращаться сейчас, у них там работа, у них там клиники, у них там компании свои. То есть все в порядке, но эта ниточка, которая связывает человека с Родиной, эта ниточка очень интересна. У кого-то тоньше, у кого-то жестче, кто-то ее прячет, кто-то, наоборот, пытается показать, а кто-то

Потом, пока ты рассказывала историю про эту девушку, я хотела тебе сказать: «Послушай, это древнейшая история». Вспоминаем Бродского, знаменитое письмо: «Что в столице». Эта дистанция всегда диктует другое отношение, мне кажется, всегда. Отношение может быть ложным, отношение может быть справедливым, отношение может быть важным, которое можно послушать, но пророка нет в своем отечестве.

Синдеева: Александр Васильев недавно у меня был в программе и сказал о том, что перспектив сейчас в Европе у русской моды не очень много, потому что к русским стали очень осторожно относиться. Ты же много, опять же, по fashion ездишь, как ты считаешь, это верное утверждение вообще, ты замечаешь это изменение, есть ли шанс у наших модельеров, фотографов там сейчас?

Долецкая: Послушай, мне, честно говоря, кажется, что ровно сейчас начнется снова подъем интереса к русским, потому что это так часто бывает — вопреки, просто вопреки. Знаешь, что-то закрывается, как говорят: «Осторожно, двери закрываются». Всем сразу хочется эти двери раздвинуть и войти. Это первое. Второе: надо просто понимать, что вход в западную fashion -индустрию часто связан, особенно сейчас, не только с талантом, не только с профессиональным уровнем, но еще с большим количеством денег. Это надо понимать. Показ стоит много.

Синдеева: Но денег же тоже меньше становится.

Долецкая: Конечно, меньше. Поэтому это никогда не было просто, но ок, он не русский, он грузин, но посмотри на Демну Гвасалия. Это парень, который сделал все поперек, все, что можно было, уж для грузина точно. И он делает какое-то считанное количество, пару лет, у него было показа три для своего собственного бренда. И получает приглашение в самый изысканный, самый культовый, самый сложный дом моды под названием Balenciaga. Все поперек. И в мире моды, кстати сказать, сейчас происходят, конечно, космогонические изменения.

Меняется очень многое в моде, что-то перестало работать.

Синдеева: Но экономически, может, что-то изменилось?

Долецкая: Экономически, конечно, не продается, это бесконечное столкновение коммерческих людей и креативных, творческих. Понятно, что креативщикам хочется придумывать, коммерческим людям нужно продавать, в частности, Демна как раз говорил в одном из своих последних интервью, что не очень хорошо в раздевалочке, так сказать, имени индустрии моды именно потому, что креативщиики и коммерческие люди разошлись, они сели на разных этажах, в разных комнатах, они работают по разным философиям, если хочешь. Моду спасти может только твердая сцепка на сегодняшний день.

Синдеева: Но ты чувствуешь, что сейчас к этому идет, потому что идет рационализация?

Долецкая: Там грандиозная перестройка. Грандиозная и рационализация, перестройка, другой подход финансовый, на настоящие дома моды подступил весь масс-маркет, естественно, который давит, Zara скопирует показы Yves Saint Laurent через месяц, и ты будешь ходить в том, что Yves Saint Laurent показал 2 недели назад, а те, кто хотят настоящего Yves Saint Laurent, будут ждать еще полгода. Там все непросто.

Синдеева: Слушай, ты научила всю страну жить красиво, ты стояла у истоков этого всего, жить красиво 10 лет назад и жить красиво сейчас — это что? Оно отличается?

Долецкая: Мне кажется, что жить красиво или красиво жить не непременно связано с деньгами.

Синдеева: Но все-таки тогда это было связано с деньгами достаточно сильно, когда начинался глянец, когда появлялась мода, когда мы вообще научились потреблять.

Долецкая: Совершенно верно. Потреблять, так сказать, роскошь. Совершенно верно, но обрати внимание, что в те самые жирные годы, когда глянец выходил по 600 страниц, когда богатые люди думали: то ли этот остров купить, то ли еще две яхты, нет, пожалуй, лучше яхту и остров. Такое представление о роскоши было адекватно тому потоку и притоку денег, которые были. И как говорит любимая цитата из «Кабаре» фильм «Money Make the World Go Round» — деньги все-таки заставляют мир крутиться. Нет денег — ищите иные способы красиво жить, и это будет зависеть от вас. Создание красоты — это абсолютно авторский ход, это человек — творец, понимаешь.

Синдеева: Хорошо. Как сейчас в твоем представлении жить красиво?

Долецкая: Ровно так же, просто меньше тратить и все.

Синдеева: Недавно клип новой песни Шнура, «лабутены» взорвали интернет, миллионы просмотров. Собственно, выставка Ван Гога объявила, как мне кажется, очень остроумное было решение, что все девушки, которые придут в лабутенах, проходят бесплатно, мне кажется, это был очень удачный маркетинговый ход. Но вдруг компания Louboutin выпустила пресс-релиз или написала письмо на выставку Ван Гога: «Просим вас убрать любое упоминание и т.д.». И мне показалось это тоже очень странной реакцией. Ты, как человек, который знаешь изнутри, ты считаешь, почему у них была такая реакция?

Долецкая: Знаешь, я думаю, я для себя это объясняю, что самое трагическое явление — это когда корпорация не обладает чувством юмора. И тогда такие ляпсусы и происходят, это, конечно, чистый ляпсус, полный нонсенс.

Синдеева: Мне кажется, я прям бежала бы...

Долецкая: Прям бежала бы и говорила: «Большое вам спасибо», и Ван Гогу, и музею.

Синдеева: Да-да-да, и спасибо, и вот вам подарки, Матильда, тебе лабутены.

Долецкая: 10 штук вперед. Вчера вышел очень смешной материал, как иностранцы смотрят этот клип. Для иностранцев это загадочная русская душа. Они не очень поняли, про что это.

Синдеева: Не поняли?

Долецкая: Нет.

Синдеева: Слушай, мы уже как-то год назад с тобой об этом говорили, что агрессия, которая сейчас есть внутри вообще общества, которая вдруг увеличивается, а так как появились соцсети, на которых это просто выплескивается, то есть если раньше это, может быть, переваривалось где-то на кухнях в каких-то разговорах, и оно не выходило в такую общественную дискуссию, то благодаря соцсетям все это вылезло на поверхность, и мы с периодичностью раз в неделю наблюдаем тот или иной скандал, когда люди делятся на черное и белое, и никаких серых красок нет, за и против нет, и за всем этим, конечно, ужасно грустно наблюдать. Но при этом эти, как их сейчас еще называют, медиа-срачи, они вскрывают действительно какие-то болезненные вопросы.

Недавно была фотография, которую тоже все обсуждали и все переругались, когда Валерия с Пригожиным сфотографировались с Ходорковским.

Валерия, Пригожин, Ходорковский, Алексей Венедиктов с сыном в очень такой семейной фотографии в ресторане Хакасан в Лондоне, такая, знаешь, прям семейная фотография. И, по-моему, все участники этой фотографии, выложили в своих соцсетях. И начался просто, знаешь, скандал, обсуждения, это стало предметом для разных сюжетов, для больших веток в соцсетях. И люди разделились, притом с разных сторон.

Малахов, опять же, у меня в программе, он был категоричным. Он сказал: «Нет, такая фотография не должна была появиться, потому что все равно надо стоять на своих каких-то принципах: свой — свои, чужой — чужие, и если ты не разделяешь взгляды, если ты противник того, что проповедует тот человек, который сейчас с тобой фотографируется, то ты не должен оказываться на одной фотографии».

Долецкая: Но мы же не знаем, о чем они говорили. Может быть, это был стол переговоров, может быть, это была попытка, знаешь, лучший способ победить врага — разделить с ним хлеб, выслушать его.

Синдеева: Пожалуйста, это как раз там прозвучало, что, пожалуйста, вы могли общаться и т.д., но зачем выкладывать фотографии, выносить это в паблик, понимая, что за этим будут какие-то последствия, будут обсуждения и у людей это будет вызывать разные эмоции.

Долецкая: Ты знаешь, я не знаю, но то, что у людей возникли эмоции по этому поводу — это абсолютно проблемы людей. У меня даже ничего не дернулось, не пошевелилось. Они сделали такой выбор: они пошли в ресторан Хакасан, снялись там все вместе и выставили. У каждого в этом был свой сюжет. А этот, как ты выражаешься, медиа-срач просто прихватил крючок, который кинули рыбаки.

Синдеева: Но это, опять же, про это рукопожатность, это же уже не первый случай такого обсуждения.

Долецкая: Это перераздутая история, мне кажется.

Синдеева: Хорошо, вот так задам тебе вопрос: представь, ты находишься где-то в публичном месте, и к тебе подходит, например, Рамзан Кадыров.

Долецкая: Господи, прости-помилуй.

Синдеева: А слушай, это вполне себе нормальная ситуация, да.

Долецкая: Всяко бывает, правильно я считаю?

Синдеева: Говорит: «Алена, я читаю ваш журнал», говорит какие-то слова всякие приятные.

Долецкая: Книжку «Про варенье» выучил наизусть, сам варю.

Синдеева: Про варенье все знает и т.д. Да, и он говорит: «Аленушка, давай сфотографируемся» и тут же выкладывает в свой инстаграм и т.д.

Долецкая: А я как раз очень редко это делаю.

Синдеева: Хорошо, ты это не делаешь, а он выкладывает эту фотографию.

Долецкая: Нет. Я же с ним не буду сниматься.

Синдеева: А вот вопрос: почему ты не будешь с ним сниматься? Он к тебе подошел, вот вопрос: какая твоя реакция?

Долецкая: Это ты сейчас спросила про мой индивидуальный выбор.

Синдеева: Да.

Долецкая: И в данный момент он говорит: «Кстати, давайте вместе щелкнемся?». Я ему скажу: «Знаете, я не щелкаюсь. Я этого не люблю». Сережа Маковецкий в этом смысле гениально совершенно всем говорит: «Вы знаете, мне агент запрещает». Только говорят: «А можно я с вами?» — «Вы знаете, мне нельзя. Я бы с удовольствием, мне нельзя, мне агент не разрешает». Это совершенно гениальный выход. И аргументов масса, но это мой выбор, мой личный, я кем хочу, мы с тобой секунду назад перед передачей щелкнулись с огромным удовольствием. А почему? Потому что я 100% уверена в каком-то следующем шаге, и мне это дает спокойствие. А зачем же ставить себя и еще кого-то в такое неспокойное состояние? Дальше мы будем вспоминать, не знаю, можно говорить или нет.

Синдеева: Но получается отчасти, что и Ходорковский, и Валерия друг друга в эту ситуацию поставили?

Долецкая: Наверное. А, может быть, хотели заставить кого-то задуматься. Мы же по-прежнему не знаем, о чем они по-честному там в Хакасане, что там на самом деле произошло. Все их объяснения, которые я с радостью перечитаю, возможно, могут быть тоже не очень правдивыми. И все очень просто.

Синдеева: Еще один из последних эпизодов: недавно у Константина Львовича Эрнста был день рождения, 55 лет. И Игорь Угольников выложил в своем фейсбуке поздравление и обратился к своим подписчикам: «Давайте поздравим Константина Львовича все с Днем рождения». И дальше случился просто ад, потому что там 3000 или сколько-то сообщений были все, то есть те, которые я бы не хотела никогда, чтобы...

Долецкая: Это в фейсбуке?

Синдеева: Это было в фейсбуке, да. То есть это сплошные проклятия, очень жесткие, иногда просто эмоциональные, иногда очень аргументированные, и все это связано, конечно, с той пропагандой, которую несут федеральные каналы, одним из которых руководит Костя. И тоже эмоции, когда ты видишь это. С одной стороны, талантливый яркий человек, с другой стороны, он действительно участник того процесса, который сейчас есть, который привел к ополченцам в Донбассе искренним, которые туда поехали защищать русских и т.д. Это распятые мальчики, понимаешь, это изнасилованные девочки, которых, в общем, в итоге не оказывается. Опять же, это все вытащили соцсети, соцсети — это зло или это добро? Потому что, вытаскивая это все, в том числе вскрываются эти нарывы, которые, может быть, где-то зрели внутри.

Долецкая: Даже вопрос не стоит. Этот вопрос не стоит. Соцсети — это факт жизни, его даже, мне кажется, не имеет смысла оценивать. Соцсети — это окно. У нас был дом, в доме у нас с тобой было четыре окна, в какой-то момент пришли наши мужья и сказали: «Девчонки, давайте-ка мы пятое окно...?», открыли пятое окно. Это факт жизни. Люди стали смотреть не только в эти четыре, они стали смотреть в пятое под названием «соцсети». А то, что ты там видишь — это выбор тех, кто соединен с соцсетями, правильно?

Синдеева: Правильно.

Долецкая: Значит, это ни добро, ни зло, это может быть и добром, и злом, но то, что это феноменальное воздействие на человека, что то, что соцсети — это, конечно же, новый медийный механизм по воздействию на человека, на так сказать, на его голову, на его знания — это бесспорно. И будет и плохое, и хорошее. Мы знаем с тобой, что революции в некоторых странах делались благодаря соцсетям. Разве нет?

Синдеева: Про варенье что-нибудь. Давай вернемся, программа заканчивается.

Долецкая: Могу тебе честно сказать: пять замечательных человек, которых ты хорошо очень знаешь, которые очень заняты — писательница Толстая Татьяна Никитична, Владимир Владимирович Познер, Мария Голованивская, которая только что закончила огромный роман «Пангея» и читает сейчас колоссальный курс лекций. Все заняты. И когда я им позвонила и сказала: «Ребята, я тут запарилась таким вопросом: у вас есть какая-нибудь история про варенье?». У всех была гробовая пауза, кроме ВВ, который мне написал имейл. «Может быть, есть что-то связанное в вашей жизни, история про варенье?». Каждый из них подарил мне свою историю, написал, запарился.

Синдеева: Они готовили с тобой варенье в это время или нет? Или такую историю написали?

Долецкая: Нет, они все в разных концах, я варила, они писали, как говорится. Я принимала от них, так сказать, тексты. Молниеносно. И эти эссе, которые там есть, крошечные, они удивительные, они как раз как такой подлинный камертон того, как же жить красиво. Андрюша Бильжо потрясающий, Маша Голованивская.

Синдеева: Это очень вкусно, конечно, очень. Я не стесняюсь рекламировать с таким удовольствием.

Долецкая: Да этим наслаждаться надо каждое лето. Знаешь эпиграф книжки великого русского философа Василия Розанова, которого я очень люблю. К нему подходит питерский мальчик и говорит: «Что же делать?». Он говорит: «Как что делать? Летом собирать ягоды, варить варенье, а зимой пить чай с этим вареньем».

Синдеева: И на этой сладкой вкусной ноте, Аленка, спасибо тебе большое. Идите быстрее покупайте эту книжку. Алена еще и завтраки, которые она готовила на телеканале Дождь, а потом выпустила потрясающей красоты тоже книгу, и воскресные обеды. И все рецепты, даже я, которая готовлю очень редко, они все очень легкие и очень вкусные.

Долецкая: И настоящие. А здесь облегчение ты видела, какое?

Синдеева: Нет-нет, варенье нет, я не готовлю.

Долецкая: Послушай, я тебя вдохновлю одной штучкой. Там в конце наклеечки, ты просто сваришь хоть одно, а потом оторвешь такую красивую желтенькую наклеечку. «Наташа Синдеева клубничное, 2016».

Синдеева: Зови меня летом, я приеду к тебе на дачу и буду рядом стоять, с тобой болтать. Спасибо.

Долецкая: Приезжай. Приятного аппетита.