Композитор Анна Друбич: «Я записала всю музыку для „Анны Карениной“, не учась композиции»

Синдеева: У меня сегодня в гостях Аня Друбич. Надо сказать все равно, дочь Татьяны Друбич и Сергея Соловьева. И буквально недавно была ваша мама у меня в гостях, собственно, мы вас тоже коснулись. И я тогда как раз спросила ее, когда вы собираетесь в Москву, и воспользовалась этой возможностью, позвала вас в гости.

Друбич: Я очень рада.

Синдеева: До этого я читала ваши интервью, меня совершенно поразила история молодой красивой девушки, которая вначале увлеклась серьезно музыкой, так, серьезно, и посвятила фактически всю свою школьную и студенческую жизнь музыке. Концертирующий музыкант и композитор, Аня написал уже очень большое количество музыки к фильмам, фильмам известным, фильмам крутым.

Синдеева: Из последних работа «Русские евреи», первый и второй фильм Парфенова, сериал «Оптимисты», фильм «Большой», «Красные браслеты», «Звезда», «Одноклассники», папин фильм, «Анна Каренина», папин фильм. И начали вы, я так понимаю, с фильма…

Друбич: «Анна Каренина» именно.

Синдеева: С «Анны Карениной»?

Друбич: Да.

Синдеева: «О любви».

Друбич: «О любви», да. Там есть моя музыка, в картине, но самом деле там основной композитор Головин, такой прекрасный. Я тогда совсем была… мне было лет, наверное, четырнадцать.

Синдеева: Я и хотела с этого начать. Начните с этого.

Друбич: Начать с этого… Я музыку давно пишу, наверное, всю свою жизнь...

Друбич: Какие-то играла я свои сочинения довольно давно, и каждый раз, ну, иногда их играла вечерами. Приду к папе, у него рояль стоит, и я что-то там бренчу, бренчу. И вот в какой-то такой вечер он как раз записывал музыку к фильму «О любви», и он говорит: «Слушай, а что это ты такое играешь, вот сейчас вот это фортепианное?». Я говорю, что это я тут так, написала-не написала, сочинила. Он говорит, давай ты завтра придешь на Мосфильм, я тебе поставлю изображение, и ты мне вот так поимпровизируешь.

Синдеева: Побренчишь.

Друбич: Побренчишь. И я пришла, побренчала, и как-то все это очень  органично было с изображением, мне понравилось это занятие.

Синдеева: Процесс.

Друбич: Процесс понравился, но я серьезно на это никакого внимания не обратила.

Синдеева: Папа что сказал?

Друбич: Ну, говорит, слушай, как ты хорошо чувствуешь изображение, молодец. А что еще папа может сказать? А потом, в какой-то момент, прошло уже какое-то количество лет, он снимал «Анну Каренину», так как проект был довольно многострадальный, и долго он делался, там были какие-то все время проблемы с финансированием. Ему нужно было снимать сцену бала.

Синдеева: А композитора еще не было?

Друбич: Композиторы как бы какие-то обсуждались, с которыми он всегда работал, но каждый хотел какой-то заключить договор, аванс… Как-то все время это не складывалось. И он ко мне пришел как-то, такой злой, и говорит: «Слушай, но ты же пианист, ты же играешь всякие вальсы, Шопена, Шостаковича… Вот давай, ты мне сможешь сочинить, мне нужен такой трагический вальс. Сначала он должен быть легкий, вроде ничего не предвещало беды, а потом он должен развернуться в такую трагедию». И я думаю, ну интересно. И я сочинила этот вальс, и потом он сказал: «О, хорошо. Давай теперь другой вариант этого вальса, медленнее, более таинственный». И вот как-то я…

Синдеева: И всю музыку для «Анны Карениной» написали вы?

Друбич: Потом мы… Я записала всю музыку для «Анны Карениной», не учась композиции, что, конечно, было очень нагло с моей стороны.

Синдеева: То есть композиторству нужно тоже учиться?

Друбич: Конечно. 

Синдеева: Это не то, что от бога дано, услышал что-то, внутренний голос, сел и  пишешь.

Друбич: Конечно, надо учиться. Я, на самом деле, училась, до этого какое-то время я ездила, мое образование композиторское началось с того, что я просто ездила летом на дачу к выдающемуся композитору Исааку Шварцу.

Друбич: Исаак Осипович узнал, что я сочиняю, что-то послушал. И говорит, давай, приезжай, мы с тобой что-нибудь подумаем, поговорим на тему музыки. И я ездила к нему в Сиверское и проводила там прекрасное лето, мы с ним ели мороженое, слушали симфонии Брамса, смотрели какие-то партитуры, и это была моя самая начальная стадия.

Синдеева: И сколько лет вам было?

Друбич: Мне, наверное, было лет семнадцать. А потом я уже поступила…

Синдеева: Вы поступили в Мюнхенское музыкальное…

Друбич: Да. Я сначала поступила как пианистка, а потом у меня был серьезный такой… я этим всем очень серьезно занималась, концерты, конкурсы, и параллельно сочиняла музыку. А потом в какой-то момент я решила, что неинтересно пианизм, и настолько преобладал интерес к композиции, что я пошла и поступила там еще на композицию.

Синдеева: Я чуть-чуть перебью… Мама, опять же в нашем с ней разговоре, сказала о том, что она вообще вас пыталась отговорить от занятий музыкой, потому что понимала, как это сложно, и какая тяжелая работа.

Друбич: О, да.

Синдеева: И она говорит, это же огромная конкуренция, ты знаешь, сколько китайцев, и все занимаются музыкой, и шанса пробиться совсем никакого нет.

Друбич: Нет, она на самом деле меня отговаривала еще совсем с ранних лет, с 9, с 12 лет, когда она поняла, что меня уже захлестывает, какой-то интерес, то она все время хотела, чтобы я была врачом. Но так как к врачеванию у меня никаких абсолютно, ноль талантов, поэтому я как-то этим серьезно занималась. На самом деле про китайцев это смешно, потому что, действительно, один из таких переломных моментов, я была на одном очень большом конкурсе, там был такой длительный отбор, который нужно было пройти. И в какой-то момент, там каждый день играли пианисты, играли с утра до вечера, с утра до вечера. И я там была на этом…

Синдеева: Вы участвовали?

Друбич: Участвовала. Я что-то неважно прошла, и в какой-то момент я думаю, что надо вообще совесть иметь, пойти послушать своих конкурентов. И я прихожу, думаю, пойду послушаю, что там играют люди. И я прихожу в этот зал, беру распечатку программы, и понимаю, что весь день играют люди по фамилии Ким, просто они разные, у них имя другое, а фамилия у всех у них… И я начала их слушать и поняла, что играют они все очень хорошо.

Синдеева: То есть мама была права про конкуренцию.

Друбич: Какое количество конкурентов, их действительно так много, и я поняла, что я уже никогда не определю, какой Ким отличается от другого и чем, и вот это у меня был тоже такой серьезный… Я как-то призадумалась, действительно, я точно потеряюсь в Кимах.

Синдеева: А почему вы поехали… Я так понимаю, у нас ведь тоже неплохая школа классическая… 

Друбич: Да, неплохая, но вот какой-то был такой момент, что я долго училась здесь, и я хотела поехать учиться сама, и в 18 лет я уехала, в принципе, в 17, уехала учиться в Германию. У меня там был прекрасный совершенно педагог, профессор, которого я горячо очень любила и ценила, и я у него училась. А потом как-то меня занесло в другие уже.

Синдеева: Аня, вот в какой-то момент вы поняли, что если уж писать музыку, то надо поехать в Лос-Анджелес. Вы поехали туда, и у вас в первый ваш приход как-то не сложилось. Вам не понравился город, вы сбежали оттуда, вернулись опять в Мюнхен.

Друбич: Да, это еще до того, как я поступила на композицию в Германию, я училась в Мюнхене.

Синдеева: Это правильно «композиция» называется?

Друбич: Да, правильно. Я училась фортепиано, и в какой-то момент я серьезно, после той истории с Кимами, я подумала, что да, надо попробовать. Естественно, погуглила, выяснила, что одна из самых престижных программ находится в Лос-Анджелесе, один год. Но так как я усиленно занималась фортепиано, я решила, что я буду поступать на два факультета. И в общем, поступила на оба, даже мне там дали стипендию, и как-то все вроде складывалось удачно. То ли я была каким-то ребенком, который приехал один в Лос-Анджелес, поселилась, наверное, не в той гостинице, не в той части города. Лос-Анджелес, он такой сложный, сложная субстанция, там можно сильно запутаться. И я ездила все время в такси, с какими-то непонятными людьми, которые мне каждый раз по одному и тому же маршруту разные цены говорили, то поездка была 30 долларов, то 150.  И совершенно на меня это произвело ужасное впечатление, я выходила из гостиницы и оказывалась посредине хайвэя, и как бы совершенный ступор. И я поняла, что нет, это не мое, мне это не нравится, и осталась тогда учиться в Германии.

Синдеева: А вы самостоятельно принимаете решения, уже лет с 17, получается?

Друбич: Как бы да, но как, все равно есть какой-то совет, прислушиваешься.

Синдеева: В целом все равно, это такие решения, которые вы принимаете, вас так не особо уже кто-то направляет.

Друбич: Нет, я как-то в своей уже… Я же занималась музыкой, а не там…. Да, сама. И в общем, я отучилась еще в Германии четыре года, потом поняла, что все равно все дороги ведут в…

Синдеева: Композиторские.

Друбич: Композиторские, к кинокомпозиции, ведут туда. И вот как-то… Сначала я на один фестиваль поехала, мне сказали, ну что же ты сидишь, давай в Лос-Анджелес приезжай. Потом я подала на ту же самую программу, опять на нее поступила.

Синдеева: И опять дали стипендию?

Друбич: Да, и грант там дали. И в общем, я там отучилась один год, и это уже был совершенно другой опыт, я уже как-то была к этому готова. Я считаю, что все это правильно сложилось у меня в жизни.

Синдеева: А скажите, вот самый большой первый опыт был с «Анной Карениной», с папой. Было страшно? Вот эта ответственность, плюс опять же, понятно, что имена родителей тоже лежат определенный грузом.

Друбич: Нет. Видимо, оттого, что я не представляла, что это такое, мне было не очень страшно. Какие-то были, понятно, вначале смешные казусы, я пришла на запись музыки, а дирижер так и не понял, кто композитор, он думал, что я какая-то девочка…

Синдеева: А вы с этим сталкиваетесь часто сейчас?

Друбич: Нет, сейчас уже нет. А потом, нет, не было страшно, как-то все было по-семейному, хорошо.

Синдеева: Окей, тут с папой понятно, по-семейному. Какая была следующая работа, когда уже вас позвали как композитора?

Друбич: Следующая работа… Ну, у меня какие-то были в Германии работы, я там писала какие-то документальные картины, они, в общем, не были никак связаны с моими… с «Анной Карениной» и «Ассой-2».

Синдеева: А для «Ассы-2» вы писали частично музыку?

Друбич: Я написала там Шнуру, там большая часть работ Шнура, это были песни, которые в картине, их много. А вот вся киномузыка, которая как бы идет, она моя, так что мы с ним…

Синдеева: Вы не первый раз играли в кино…

Друбич: Да, конечно.

Синдеева: Но до этого были маленькая такая, а вот уже в такой, более-менее сознательной жизни…

Друбич: Там да, как-то по сценарию складывалось, что вроде как…

Синдеева: Вы сыграли? И как вам этот опыт?

Друбич: Ну, как этот опыт… Хорошо, но это не моя история.

Синдеева: То есть вы не хотите поменять и стать актрисой?

Друбич: Нет, никогда не хотела.

Синдеева: Меня удивила очень Друбич, которая сказала мне: «Я так не люблю на себя смотреть! Я до сих пор не могу к этому привыкнуть, поэтому я до сих пор не чувствую себя актрисой, несмотря на то, что я обожаю этот процесс, от которого невозможно оторваться».

Друбич: Нет, она правду сказала, она действительно не любит, и все это… А для меня это как-то вообще никогда не рассматривалось даже как вариант, совершенно, я даже не знаю, почему.

Синдеева: Вот вы где-то сказали в интервью, что, живя в России, вам все-таки мешал этот груз известной фамилии. Вы сбежали от этого или…

Друбич: Нет, сбежала от этого, это как-то громко сказать, сбежала от этого. Нет, был какой-то момент, особенно когда я была каким-то тинейджером, что были какие-то концерты городские или что-то, и все время говорили — ну, понятно. Наверное, это всегда так говорят.

Синдеева: То есть говорили.

Друбич: Был какой-то момент из этого неприятный, но сейчас я как-то переросла, сейчас мне приятно, когда говорят — дочка Сергея Соловьева и Татьяны Друбич, я так сразу чувствую тыл. Да, конечно, какой-то был такой… не основная причина, но в общем, когда я туда приехала и поняла, что действительно никому ничего не говорит ни фамилия Соловьев, ни Друбич, и как бы все с нуля и «по чесноку», мне это очень понравилось. И все мои успехи были на каком-то другом совершенно для меня статусе…

Синдеева: А как вы считаете, все-таки если бы вы пошли в карьере исполнительской, добились бы таких серьезных успехов? Где вы выигрывали, побеждали?

Друбич: Нет, я что-то выигрывала, побеждала, но я на самом деле думаю, что нет, я бы не добилась таких серьезных… у меня нервная система другая. Я знаю, что если у меня были косяки, они были связаны с моими какими-то… нервной системой, я, действительно, могла очень нервничать перед выходом на сцену или что такое.

Синдеева: А есть те, кто не нервничает?

Друбич: Есть люди, которые могут… Есть люди, наверное,  которые не нервничают, а есть люди, которые, даже если нервничают, они как-то хорошо всегда могут с этим справляться. У меня не всегда это, когда-то получалось, когда-то нет. И вообще, как-то мне больше нравилось что-то делать свое, чем играть все одно и то же, кто быстрее сыграет этюд.

Синдеева: Когда вы думали все равно про исполнительскую карьеру, вы же все равно вначале поехали учиться этому, вот вы себя все равно представляли, как солистка, которая выступает сама, или вы могли представить себя играющей в оркестре?

Друбич: Нет, в оркестре, наверное, нет, я много играла камерную музыку. Я очень любила и люблю быть на сцене, я себя в принципе очень себя там чувствую комфортно.

Синдеева: На сцене солисткой, не в кордебалете выступать?

Друбич: Ну да, наверное. Но это наркотик, поэтому в этом смысле сложно, особенно когда дети начинают ходить на какие-то концерты, много народу, и это так затягивает, что ты не можешь, тебе хочется еще, даже если ты понимаешь, что, наверное, да, сложная профессия. Но так это нравится людям…

Синдеева: Возвращаемся к тому, чем вам очень нравится заниматься. Скажите, вот как сейчас вас уже находят режиссеры?

Друбич: Есть несколько режиссеров, с которыми я в России работала, нас уже связывают какие-то дружеские…

Синдеева: Кто?

Друбич: С Аней Меликян.

Синдеева: А с Меликян вы что делали? «Звезду»?

Друбич: «Звезду», да. Потом с Валерой мы делали «Большой», и как бы через Валеру получился сериал «Оптимисты», потому что он меня посоветовал Алексею Попогребскому. А Валере меня посоветовал Леша Смирнов, который на самом деле студент…

Синдеева: То есть это все такое «сарафанное радио», то есть радио есть результат работы.

Друбич: Да, это все такая история, что приятный какой-то удачный опыт и общение, и все говорят, ну вот да. Работы много, когда нет фактической какой-то  работы в кино, я пишу концертную музыку. Я сейчас пишу свой собственный альбом.

Синдеева: А что вот это значит — концертная музыка? И куда вы ее потом отдаете?

Друбич: Концертная музыка — это на самом деле одно из любимых моих занятий, написание концертной музыки. Это, как можно сказать, академическая музыка, которая исполняется в концертных залах, с оркестром, в каких-то камерных…

Синдеева: Вы умеете партитуры расписывать для всех инструментов…

Друбич: Да, оркестровку, все это я умею делать. И это как бы другая жизнь, то есть там какие-то другие интересные вещи делаются, в концертной музыке. И у меня много очень друзей, известных музыкантов, которые меня иногда просят что-то написать, иногда если я что-то напишу, они это начинают в принципе довольно быстро исполнять, на разных фестивалях и концертах, это вообще космос.

Синдеева: Космос уже когда слышишь, как твою музыку исполняют?

Друбич: Ну да, когда какой-нибудь крутой исполнитель, известный, играет с оркестром это, в зале, это совершенно другое.

Синдеева: Я смотрю на вас и у меня вообще не соединяется, потому что в нашей голове все время композитор — это что-то такое серьезное, с бородой, большое, взрослое.

Друбич: Да, ну да.

Синдеева: В последнее время появились вот такие бриллианты, как вы, молодые. Как человек, который не обладает этим талантом, вызывает, конечно, невероятный восторг.

Друбич: В профессии, да, больше мужчин. Я когда училась в Америке, там был класс, 20 человек, и я была единственная девушка, все остальные молодые люди.

Синдеева: Это помогает?

Друбич: Да. Мне кажется, очень.

Синдеева: А какой западный опыт? В Голливуде же живете.

Друбич: В Голливуде, да.

Синдеева: Какие там были знаковые, яркие проекты вообще? Или их планируете?

Друбич: В Голливуде я, очень интересно, потому что здесь у меня уже параллельно шла довольно большая карьера, а туда после учебы, где мне показали все с парадного входа, мне показали индустрию, и совершенно это сносит мозг, и кажется, что так должно быть всегда, и больше никак, потому что тебя, когда ты учишься, тебя представляют всем известным композиторам, ты смотришь, как они работают, какие студии, потом записываешься с большим оркестром на Warner Brothers.

Синдеева: Во время учебы?

Друбич: Да. И ты как бы после этого года образования совершенно сам не свой.

Синдеева: Сталкиваешься с реальностью циничной.

Друбич: Да, потом я вернулась в Москву, сделала какие-то… приняла решение и решила, что да, надо попробовать там поработать. И уже входишь с другого входа, где ты начинаешь изучать всю индустрию. Мне повезло, наверное, потому что я очень… я делала какие-то проекты с молодыми режиссерами, независимое кино, какие-то студенческие работы, короткометражки, и параллельно занималась так называемым ghostwriter, это я как бы работала на композитора известного…

Синдеева: Что это такое, расскажите.

Друбич: Какой-то очень известный композитор, который пишет много картин и блокбастеров, естественно, он не может написать весь этот объем музыки, все это сдать в нужные сроки. Он нанимает как бы…

Синдеева: Помощников?

Друбич: Подмастерьев, которые пишут за него музыку.

Синдеева: Он дает хотя бы идеи, не знаю, напел им мотив?

Друбич: В зависимости от… Иногда он пишет тему, и говорит, вот, нужно эту тему использовать в сцене погони или чего-то. Иногда как бы он говорит, вот эти сцены, там непонятно какая должна быть, не то что тема главного героя, просто вот ты пишешь. Я вот так вот работала, работаю уже несколько лет, я считаю, что это очень интересная и серьезная тоже школа, похлеще всех университетов.

Синдеева: Жесткая такая школа, тем более у вас же такая амбиция на то, чтобы все-таки быть собой.

Друбич: Ну, для меня сложно, да, я наверное, такой человек, тщеславный.

Синдеева: Чувствовать это здорово.

Друбич: Нет, на самом деле там есть огромное количество композиторов, которые так живут.

Синдеева: Нет-нет, про вас. Вам же это сложно? Это вопрос, ради денег или ради опыта, или возможностей…

Друбич: Нет, это вопрос, он как бы все вместе, то есть и деньги нормальные платят,  и это опыт, и ты записываешь всегда с оркестром, и все, но было пара моментов, по которым я поняла, что, конечно, это не мое, подкатывало, но…

Синдеева: И что, вы наступили себе на горло?

Друбич: Нет, ну, например, мы писали один фильм с очень известным режиссером, и я должна была написать сцену, одну из ключевых, какую-то такую очень эмоциональную, большая, четыре минуты музыки, оркестр, все играет, и это полностью была моя тема, все я сделала сама. И мы сидим, записываем эту музыку, и режиссер сидит, мы уже несколько дней записываем, уже все привыкли друг к другу. И вдруг начинаем записывать эту сцену, и режиссер вскакивает и начинает говорить, что это, вот эта моя самая любимая тема, и вообще вот в этой музыке весь смысл, и какой ты, чувак, гений, говорит он.

Синдеева: Это он говорит?...

Друбич: Чувак, ты гений! Вот ты можешь…

Синдеева: А этот чувак что?

Друбич: Нет, ну как, ну кто же глупый бы сказал, знаете, это моя ассистентка.

Синдеева: Ну это же общепринятая практика, и все это знают. И все равно он не говорит?

Друбич: Нет, он, конечно, говорит «спасибо». Ну он мне так, подмигнул, что я ему тоже подмигнула. Ну это не всегда, он прекрасную, тоже очень грандиозную пишет музыку, но вот такой был момент какой-то, вдруг его эта тема почему-то, этого режиссера, как-то ему пришлась. И вот в такие моменты сложно, а так…

Синдеева: Ну вот, смотри, все же говорят, что Голливуд, Лос-Анжелес, все достаточно циничны. Опять же, ваша фраза, что определяет только успех, и неважно, кто ты, национальность и так далее. Вот в этой ситуации можно было представить, что после вот этой сцены вы подходите к режиссеру и говорите: «Это не он, это я написала»?

Друбич: Нет, что вы. Это просто расстрел был бы.

Синдеева: Это вы, исходя из вашего… Расстрел и вам бы потом дальше этот композитор не дал бы работу? Или это не принято все-таки, несмотря на весь…?

Друбич: Нет, во-первых, это не принято, во-вторых, ну как-то тоже странно, человек же мне дал работу, он же понимал, что я…

Синдеева: Хорошо, это ваши человеческие, вы порядочный человек, вы так не сделали. А вот в принципе возможна такая ситуация?

Друбич: Я не знаю, наверное. У меня вот один приятель, прекрасный композитор, с которым я училась вместе, француз, он действительно очень талантливый композитор, он сразу тоже после окончания устроился работать ассистентом к одному известному композитору. И они записывали какой-то мультик для Disney, я не знаю что, что-то такое. И в какой-то момент после окончания записи этот основной, главный композитор позвал всех в ресторан, там были какие-то продюсеры  Disney, какие-то музыкальные супервайзеры и так далее, огромный стол народа. И он, этот молодой мальчик, он сидел с каким-то, не знаю, продюсером и кем-то рядом, и они начали говорить про мультипликацию, а ему 21 год, ну совсем… И он говорит, вы знаете, я вырос на  Disney, на мультиках, это так я люблю, я так много пишу, сам для себя, для мультиков, я иногда тренируюсь, беру какую-то сцену и пишу, из Аладдина… Он говорит, можно  я вам как-нибудь пришлю, что я пишу. Настала гробовая тишина, на следующий день его уволили, и даже продюсеры позвонили этому основному композитору и сказали, что вообще как это так, у вас ассистент, он должен окучивать ваш талант, а не продвигать свои работы. Такие тоже бывают.

Синдеева: Сложно. Скажите, так как вы большую часть времени все-таки сейчас проводите в Америке, как вам оттуда мы, как мы тут живем? Вообще вы как к этому?

Друбич: Ну как, да нет, хорошо. Ну я не знаю, я и здесь провожу время и работаю много. И у меня на самом деле пока все равно основные интересные проекты отсюда. А там… ну там, конечно, сейчас такая совершенно новая эра в кино развивается. Понятно, что большие студии сейчас находятся в кризисе, но при этом из-за того, что вот эти все онлайн-платформы развлекательные, как Netflix, Hulu, Amazon, и им нужно делать, создавать свой контент на всех вообще, на все вкусы и интересы, и все, там, конечно, невероятные возможности, и делаются такие интересные проекты, смелые какие-то совершенно, представить невозможно, что это можно снять и показать, какие-то совершенно провокационные, не знаю, такие-сякие. И в этом смысле, конечно, там очень много интересных возможностей, и как-то эти возможности ощущаются действительно близко осуществимыми, так скажем. Здесь, к сожалению, последние годы, наверное, я как-то все чаще вижу, что все реже находятся деньги на проекты, какие-то проекты переносятся, хорошие проекты, ждутся годами, или даже проекты снят, но чтобы его показать по телевидению, нужно все «запикать», все вырезать и так далее. Это, конечно, грустно, но с другой стороны, мне кажется, здесь тоже огромное количество очень талантливых режиссеров, которые, наверное…

Синдеева: Американцев интересует вообще Россия? Вот тех, которые живут в Лос-Анжелесе, их вообще это заботит?

Друбич: В каком смысле? Путин?

Синдеева: Путин, конечно, что у нас тут происходит, Крым, не Крым… Понимаете, все время же кажется здесь, ну вернее, как ты рассказываешь, что только все о нас и думают, и говорят.

Друбич: Ну, да, это здесь так кажется. Там на самом деле, мне кажется, меньше, конечно, о нас говорят. У них сейчас есть раздражитель, понятно, Трамп, если, например, за столом затихла беседа, можно просто спросить: «А как вам Трамп?». И дальше сразу начнется оживленный разговор. Ну не знаю, там хотят что-то там импичмент, не импичмент. Ну говорят, что вот, мол, он досидит, конечно, а может быть, и не досидит. Но он прямо совсем всех спровоцировал, ему все…

Синдеева: Сколько времени требуется для написания музыки к большому фильму? И вообще это… я понимаю, что это ужасные такие вопросы, которые очень часто задают художникам, композиторам, ну потому что люди, которые задают эти вопросы, не умеют этого делать и не понимают, как происходит этот процесс.

Друбич: Ну, это уже какой-то такой есть момент ремесла и мастерства, я не знаю, что такое… Нет, в принципе это… понятно, что есть какой-то момент, дар должен быть.

Синдеева: Но вы слышите внутри эту музыку?

Друбич: По-разному совершенно. Иногда слышу внутри, иногда просто понимаешь  — тупо надо сдать, все, до завтрашнего дня. И ты садишься,  начинаешь придумывать и сочинять, пробовать что-то так, что-то сяк, вообще без всяких идей в голове. Ну, сколько времени, это зависит… можно долго, можно годами сочинять, можно за два месяца сочинить. Сейчас технологии, ты должен, конечно, для того, чтобы работать в этой индустрии, владеть всеми компьютерными программами, если у тебя что-то, не дай бог, ломается, сам все это должен починить, это такой процесс технологичный сейчас, не как в былые времена — просто бумага и перо. Поэтому на это уходит огромное количество времени, все это сделать продакшн, свести, ну да, много.

Синдеева: Просто Айдан Салахова в свое время в таком же интервью рассказала, что иногда, говорит, я понимаю, что не я пишу работу или леплю, а просто я понимаю, что я проводник, я просто не могу в это время не писать. Я подхожу к холсту и я не знаю, что сейчас я увижу.

Друбич: Интересно. Ну, наверное, вот такие моменты у меня бывают, когда я все-таки думаю и работаю над каким-то концертным произведением, потому что…

Синдеева: Как бы не по заказу.

Друбич: Как бы не по заказу, потому что все-таки киномузыка привязана к изображению, там, может, проводник проводником, а там ты должен попасть в сцену, в монтажную склейку и в поцелуй главных героев, и как бы… тут проводник не очень поможет. А когда я работаю над концертным произведением, это действительно другой совершенно процесс, это такой есть длительный, я так его называю, инкубационный период, когда просто думаешь что-то, какие-то у тебя мысли, ты строишь форму в голове, что будет, что как, а потом уже начинаешь работать. И в эти моменты часто и снится музыка, и как будто вдруг просыпаешься, и тебе какая-то идея приходит в голову. То есть это такое творчество-творчество.

Синдеева: Когда приходит, ты просыпаешься, надо быстро записать…

Друбич: Записываешь. Да, я записываю, я иногда даже на диктофон напеваю или что-то такое, и потом чтобы не забыть, если вдруг я… Потом уже работаю.

Синдеева: Вы никогда петь не хотели?

Друбич: Нет, я не умею. На самом деле я очень завидую людям, которые красиво поют. Я пишу песни, но потом их исполняют другие.

Синдеева: А какие песни вы пишете?

Друбич: Они такие, не очень коммерческие пока, но я на самом деле сейчас работаю над своим альбомом, и там я хочу сделать несколько таких, более…

Синдеева: То есть альбом песенный?

Друбич: Нет, на самом деле я делаю альбом всего того, что мне интересно. То есть там будет и инструментальная музыка, и песни, и какая-то смесь электроники с акустическими инструментами. В общем все, что накипело.

Синдеева: Вот вы росли в артистической среде, это всегда очень интересно.

Друбич: Я помню, в детстве какое-то все время веселье, нон-стоп. Я выросла на съемочной площадке, наверное, может, поэтому мне совершенно не хотелось никогда быть актрисой, потому что вот это все — ожидание в фургончике — оно мне совершенно за детство уже надоело. Не знаю, говорят, что когда снимали «Ассу», я совсем была какая-то, под столом еще ползала и только начала говорить, и какое-то было… просто что-то сидели, выпивали, и Говорухин был, мама, папа, и у них был какой-то жаркий спор по поводу фильмов каких-то, и Говорухин сказал: «Ты не понимаешь, когда я смотрел этот фильм, я плакал, я просто плакал». На что я из-под стола сказала: «Кто Гононюхина обидел?». Вот это такие…

Синдеева: А есть какой-то режиссер, с которым вы просто бы мечтали сделать совместную работу? Например, мечтали бы и прямо послали в космос эту идею, это желание.

Друбич: Ну как, братья Коэны, конечно.

Синдеева: Да?

Друбич: Хотелось бы с братьями Коэнами поработать.

Синдеева: А такой есть шанс? Вообще можно… Условно, вот вы хотите, у вас есть мечта, у вас уже есть имя, у вас есть талант, вот что надо сделать, чтобы…?

Друбич: Ну не знаю.

Синдеева: Что надо сделать? К агентам идти постучаться?

Друбич: Нет, агенты тут не помогут.

Синдеева: Ну просто же можно в кафе встретиться.

Друбич: Ну да, может, конечно, такое произойти, что встретимся в какой-то общей тусовке или что-то такое.

Синдеева: Ну вы не постесняетесь, подойдете?

Друбич: Ну как, ну чтобы выразить восхищение, наверное…

Синдеева: Нет, ну в восхищении сказать, я композитор, я очень хочу…

Друбич: Ну, я не сильна в этом, в давании визитных карточек, демо, нет, наверное, я не смогу сказать так, но… Нет, наверное, не смогу написать, не удастся мне в этой жизни.

Синдеева: А письмо написать? Я хочу…

Друбич: Мне каждый раз кажется, наверное, такое количество людей пишут письма.

Синдеева: Ну и что, это, знаете, так кажется. Я могу сказать, что, понятно, что мы не братья Коэны, и телеканал Дождь не такой огромный, не такой большой, но например, когда нам пишут письма, я на очень многие письма сама отвечаю, и например, у меня достаточно много сотрудников и людей, которые потом стали звездами, звезды, которые появились именно так — я хочу себя попробовать.

Друбич: Ну да.

Синдеева: А есть, иногда я пропускала какие-то письма, например, Кантемир Балагов  сейчас снял фильм «Теснота»…

Друбич: Да, «Теснота».

Синдеева: Кантемир был у меня тоже в программе, я посмотрела кино, и вообще он совершенно потрясающий парень, светлый, я очень рекомендую сходить посмотреть этот фильм, потому что он сейчас в прокате, это, правда, очень хорошее, крутое кино. Так вот, Кантемир мне говорит: «Вы знаете, я вам несколько раз писал письма на Дождь, я очень хотел». вначале хотел оператором устроиться, потом уже закончил Школу Сокурова, а я пропустила это письмо, и вот так не взяла на работу. Поэтому не надо этого бояться.

Друбич: Ну наверное. Ну да, если увижу, будет e-mail, напишу.

Синдеева: Давайте так, у нас конец программы, давайте мы…

Друбич: Уже, да?

Синдеева: Да, вот так вот пролетело время. Давайте мы, давайте вместе помечтаем, и потом достанем из архива эту программу и скажем: «Вот это мы тогда вместе с Аней намечтали». Хотим братьев Коэнов, правильно?

Друбич: Да-да, братьев Коэнов.

Синдеева: Хотим?

Друбич: Согласна, согласна. Беру.

Синдеева: Все, давайте так, только вы тоже что-то для этого делайте. То есть не постесняйтесь, если что, сказать им о том, что…

Друбич: Да, обязательно. Позову их на свой концерт.

Синдеева: Красивая, талантливая, вообще все шансы есть. Вы продолжаете еще выступать?

Друбич: Иногда да.

Синдеева: Почему? Для удовольствия или есть какая-то …

Друбич: На самом деле у меня муж виолончелист, вот иногда он говорит, давай сыграем что-нибудь, как бы вот так. Иногда играю, а так в принципе нет, нужно заниматься, готовиться. Все, нет, я…

Синдеева: А муж сейчас ваш не в Москве здесь?

Друбич: Нет, он сейчас в Лос-Анжелесе.

Синдеева: А то мы могли бы вместе вас, у нас бывает лайф, к нам приходят  потрясающие музыканты в студию…

Друбич: Да, ну вот он в следующий приезд может…

Синдеева: И мы привозим сюда белый рояль. Иногда черный…

Друбич: Ну вот зимой приедем еще.

Синдеева: А может, приедете вместе, мы сделаем такой вот…

Друбич: Давайте.

Синдеева: Давайте?

Друбич: Давайте, конечно. Может быть, сыграем что-нибудь из моего.

Синдеева: Давайте? Из нового альбома?

Друбич: Да, да.

Синдеева: Аня, очень приятно. Желаю вам еще удачи.

Друбич: Спасибо большое.

Синдеева: Чтобы у вас все получалось. И с братьями Коэнами все сложилось.

Друбич: Отлично. Спасибо. А это когда будет? Будет или не будет?

Синдеева: Будет, конечно. Вы думаете, мы это себе, в стол? Спасибо.

Друбич: Спасибо.