Станем больше пить? Срываться на детях? Или вообще все переругаемся? Психолог Сергей Ениколопов – о том, что с нами будет после карантина

Всем привет, дорогие зрители Дождя. С вами специальный выпуск программы «Психология на Дожде» и я, ее редактор и ведущий Александра Яковлева. Сегодня у нас в гостях прекрасный гость, я очень рада, что сегодня он будет говорить с нами, с вами, это специалист по психологии агрессии, кандидат психологических наук, ведущий научный сотрудник кафедры психологии личности МГУ, член международного общества по изучению агрессии Сергей Николаевич Ениколопов. Сергей Николаевич, здравствуйте.

Добрый день.

Что греха таить, сейчас очень много в СМИ, в соцсетях обсуждается то, что уровень агрессии резко вырос. Не знаю, так это или нет, но мне бы очень хотелось, чтобы вы рассказали, что это такое вообще — агрессия, откуда она берется, и почему сейчас так много именно на эту тему возникло разговоров.

Начнем издалека. Агрессия — это нанесение, целенаправленное нанесение вреда какому-либо объекту или субъекту. То есть почему очень важно слово целенаправленное, или мотивированное, потому что очень важно отличать случайные какие-то нанесения вреда, когда мы там неудачно кому-то наступили на ногу, открыли дверь, не зная, что за ней кто-то стоит там и так далее, то есть никакого акта агрессии при этом нет, хотя боль есть. А когда говорится об агрессии, то это именно когда человек желает нанесения вреда. И как показывают исследования, что агрессия всегда является одной из самых важных функций защиты нашего «Я», то есть нашего представления о себе, нашей самооценки и так далее. Когда мы ощущаем некую угрозу, то реагируем таким образом.

Почему сейчас это очень обострилось? Дело в том, что мы сейчас находимся в ситуации стресса, я бы даже сказал, нескольких стрессов. Один стресс, это собственно эпидемия, собственно коронавирус. Второй, близкий, с этим связанный, заключается в том, что собственно говоря, вируса никто не видит. Понимаете, есть источник угрозы, который я вижу, это может быть даже другой человек, какие-то предметы, еще что-то такое, вот со стрессом самая сложная часть стресса это то, что называется «невидимый стресс» — радиация , вирусы и так далее. А у человека так устроено, что он ищет источник опасности вот в таких ситуациях не всегда, заранее скажу, не всегда адекватно. То есть человеку кажется, что ему что-то угрожает, очень часто он сводит счеты совершенно не с тем человеком и не с тем предметом, который ему по-настоящему угрожает. Но вот эта история, она очень важная, потому что, вы понимаете, что когда источник не виден, то начинается вот эта ситуация неопределенности, которая должна каким-то образом разрешиться. Заметьте, на первых порах какой интерес вызывал внешний вид вируса, все телеканалы показывали его, то круглым, то с шипами, то еще каким-то.

С цветочками.

С самыми разными вещами, как будто это позволит разрешить проблему. На самом деле это позволяло немножечко снять напряжение, что зато я знаю врага в лицо. И вот обычная реакция на стресс, обычная для любого стресса, она сначала делится на две, на адекватное восприятие ситуации, и тогда эта вообще ситуация не воспринимается как стресс, то есть да, сложно, да, я иду, где-то там есть опасность, но я знаю, что это опасность заранее, готовлюсь к этому и совершенно не воспринимают это как стрессогенное событие. Хуже, когда стресс неожиданный, и здесь нужно сказать про две вещи. Одна это то, знаете, когда я был маленький и читал Андерсена, то сказка «Принцесса на горошине» вызывала у меня жуткое неприятие, потому что какая-то глупая дурацкая сказка, ну по сравнению со всеми остальными. А когда я стал уже профессионалом, то понял, что она одна из самых психологических сказок вообще, потому что одним людям вот эта горошина является стрессом, через сорок перин, для других да удариться вот о вашу эту кирпичную стену, и только поблагодарить товарищей, что давно чесалось, то есть это никакой не стресс. На этом очень сильно в свое время погорели многие психологические исследования, потому что почему-то, видимо, потому, что большая часть исследователей западных была преподавателями университета, и они были уверены, что стрессогенной ситуацией являются экзамены, много работ сделано по ситуации поведения на экзамене и реакции на экзамен. И вот потом выяснилось, что вообще большое количество студентов ситуацию экзамена не воспринимают как стресс, а просто как вот давайте порешаем какие-то проблемы и задачи.

В реальности стресс действительно очень серьезная проблема, и вот в современной ситуации еще есть одна важная вещь, это то, что у стресса есть три фазы. Первая, это вот собственно первая реакция на стресс, когда мобилизуются все силы организма. Но здесь нужно помнить, это и наша физиология так устроена, что есть разные люди с разными реакциями. Есть такая старая притча, которая приписывается всем великим старым полководцам, от Александра Македонского до Ганнибала, что они отбирали в передовые отряды таким образом, что шли вдоль строя и орали на солдат. Если солдат багровел, то есть кровь приливала к лицу, то его брали в передовые отряды, а если бледнел, то ближе к обозу.

На самом деле реакции на стресс три, таких грубых, одна это бегство, другая — ступор, и третья — активность, атака. И мы видим, что так всегда, понимаете, когда возникает пожар, какие-то люди убегают от пожара, какие-то люди стоят оцепенев, хотя вообще-то говоря, надо убегать, а третьи начинают бежать за ведром, багром, бежать к завалам, активно что-то делать. И вот в ситуации с нашей эпидемией, например, там все протекает так же, и поэтому, например, когда в первые дни карантина какая-то часть людей вышла жарить шашлыки и так далее, то это не удивительно, одна часть это вот просто люди небольшого интеллекта, а другая часть — а что делать, вот надо что-то делать. И в данном случае срабатывает еще второй мотив, что надо бежать к людям, вот будем общаться.

Потом наступил настоящий карантин, и там к этому, собственно говоря, первичному стрессу прибавилось еще несколько. Для многих стрессом стало само по себе пребывание в изоляции, то есть в заключении, и к этому добавлялись размышления об экономике. Притом здесь нужно иметь в виду, что это тоже двухслойная вещь: размышления об экономике, которая вот как это для всей страны, то есть что будет, вот бизнесы рушатся, об этом активно сообщают на всех каналах, а второе, собственно говоря, личное, вот человек просто потерял работу или начинал чувствовать, что вот его-то работа никому будет не нужна даже после окончания карантина, то есть выяснится, что он лишнее звено. Понятно, что это разная сила интенсивности переживаний, но вот я обратил бы внимание на первую группу людей, которые слушают радио, телевизор, читают в фейсбуке и как бы сопереживают за всех. То есть, может быть, он и не уверен, что что-то страшное произойдет, может, он вообще пенсионер, но для него вот эти переживания, что вот будут экономические трудности, появится много безработных, он вот это переживает как стрессогенную систему. Дело в том, что мы просто проводим с конца марта исследование динамики и реагирования на стресс…

Вот я хотела, чтобы вы про это рассказали поподробнее, прямо вот очень хотела. Расскажите.

Очень много материала, мы провели опрос в интернете, естественно, больше девятисот человек, разных профессий, разных возрастов, образовательного уровня, все это разное, ну как люди. Единственное, что конечно, немножечко обедняет наше исследование, что все-таки это люди, которые пользуются интернетом и пришли к нам на сайт. Но если вот это отбросить, считать, что большая часть населения сейчас этим пользуется, этим интернетом, и пенсионеры тоже, то есть тут нет такой проблемы, то там, конечно, очень уже даже предварительные материалы первых двух, трех недель, которые мы уже подсчитали, показывают очень интересные варианты разброса. Например, одна часть, не большая, даже меньшая, я бы сказал, около 10%, увеличили потребление алкоголя по сравнению с обычным своим. Примерно треть уменьшила, здесь есть своя сложность, вот эти уменьшившие, может быть, принимают лекарства, снижающие тревогу и стресс, просто таблетками, а не в миллилитрах. Но само по себе, вообще говоря, это просто разные люди, по-разному реагирующие на разные другие проблемы.

Другая интересная вещь, это то, что за время вот даже первых трех недель резко стало снижаться количество людей с конструктивным мышлением, конструктивное мышление это адекватное мышление, восприятие ситуации, что происходит, что нужно делать и так далее, а вырастает количество людей с таким эзотерическим мышлением, суеверных, верящих во всякие чуда, алогическое такое мышление.

Мистика.

Мистика, она во многом объясняет готовность, там важно то, что для этих людей еще характерно, например, то, что они, например, твердо уверены, что это нам кара за наше поведение, не надо было так вести себя с природой, то есть здесь для «зеленых» в будущем платформа людей готова, есть большое количество людей, которые будут «зеленеть» на наших глазах. Но вот что более серьезно, это то, что вот параллельно вот с этим эзотерическим мышлением растет религиозность, но вместе это очень настораживающе. Это не просто религиозность там, ну вот наконец-то люди пойдут в храм и прочее. Ничего подобного, это очень большая готовность к вере, к любым сектантам, вот появится мессия и будет призывать к чему-то, вот за ним могут пойти. Это очень характерно с нашими старыми наблюдениями событий после Чернобыля, где вот этот аналог «невидимого стресса» был, радиофобия появилась, никто радиацию не видел. Вы много моложе, поэтому не помните, но вот появились всевозможные Чумак, Кашпировский…

Я помню прекрасно.

Ну только я хотел сделать вам комплимент, а вы все испортили.

Простите, пожалуйста, у меня сразу анекдот вспомнился, можно вклинюсь? После Чернобыля много ходило, это «черный юмор», но тем не менее. Бабушка на рынке где-то в районе Украины смотрит на помидор и говорит: «Что-то не вижу, чтобы он был радиоактивный». Невидимый стресс, да, вот вы говорите.

Ну, я вам скажу реальную историю. Во время Чернобыльской аварии показывают итальянскую журналистку в Киеве, и она говорит: «Я стою на главной улице города, Крещатике, никаких следов радиации не видно». Вот как она себе представляла? Тогда я вспоминал Ильфа, видимо, пророческие, потому что у него есть в записных книжках, что он был такой необразованный, что представлял себе вирус в виде большой собаки. Вот я говорил, что представление является очень важным психологическим моментом, то есть умом мы знаем, что вирус маленький, но понимаете, даже такая вещь как то, что многие люди искренне верили в первые сообщения о том, что вирус косит только пожилых людей. Вот такое ощущение, что они биологию не учили, что вирус не такой зловредный, он не ходит и не спрашивает паспортные данные. Дети переносчиками могут быть, но вирус у них точно был, и на руках, и на щеках, и прочее. Собственно говоря, вот этот вот бурный взрыв в Италии и в Испании заболевания, во многом связан с чадолюбием этих двух стран. Итальянцы распустили школы в начале, совершенно не учитывая, что дети побегут к бабушкам и дедушкам. И дети, действительно, сейчас уже есть и больные дети, но перед этим дети действительно не болели, но они заражали, то есть вирус в этом смысле как был, так и остался вирусом. С гриппом никто не думает о том, что он выбирает какую-то определенную жертву, а тут мы как-то себе представляли такой очень хитрый и коварный вирус, который выполняет функции… Кстати, одна из вот таких эзотерических идей, на этом фоне возникают всевозможные конспирологические теории, и одна, что это заговор пенсионных фондов мировых, чтобы уменьшить нагрузку на себя. Так вот эта готовность, она такая достаточно неприятная, потому что, вы понимаете, люди, который сжигают…

Вышки связи.

Вышки связи. Ну какое отношение имеет пятое поколение связи и вирус? Но на всякий случай сожжем. То есть кто-то бросил эту идею, и вот эта готовность к любой конспирологической идее, она даже в мелочах проявляется, «я не верю этим цифрам». Это же во всем мире, это же не только у нас, мы верим официальным цифрам или нет, а в Америке я знаю людей, которые и профессора, которые твердо уверены, что умерло в два раза больше, и могут с цифрами доказывать. Поэтому это вот одна из таких особенностей, которую мы обнаружили.

Вторая, тоже с этим связанная, кроме религиозности, естественно, высокий уровень раздражительности, конфликтности, и отсюда агрессивности. Дело в том, что даже самые замечательные люди не привыкли проводить столько времени вдвоем. Понимаете, здесь такой принудительный возврат в «медовый месяц» для супружеских пар, которые этот «медовый месяц» уже стали подзабывать, поскольку он был десять, пятнадцать, двадцать лет назад. При этом он принудительный, если там они знали, чем заняться первые дни после свадьбы, то здесь никто ни к чему не готов. Но вдруг выясняется, что нужно проводить, как сейчас модно говорить, 24 на 7 вместе, и вместе с супругами и детьми. Есть данные о том, что в среднем с детьми родители общаются 15 минут в день, а здесь нужно 24 часа общаться, и не только с детьми. Мне очень хорошие мои знакомые рассказывали, что их стали раздражать их любимые собаки, с которыми они тоже не проводили столько времени.

Еще собак только не спросили, не раздражают ли их хозяева, в таком количестве?

Ну, что думают о нас наши кошки и собаки, это наше счастье, что мы не знаем. Но все-таки мы стараемся узнать, что же мы думаем о кошках и собаках, но дело в том, что вот эти люди, которые мне это говорили, они обожают этих собак, твердо уверены, что их собаки, и можно предполагать, что и кошки, понимают их лучше, чем даже близкие, и уж точно лучше, чем сотрудники и сослуживцы. Но вот это вынужденное общение столько времени, это не утренняя и вечерняя прогулка, когда это не только моцион, но и какая-то медитация, так сказать, размышления о вечном. А здесь вдруг выясняется, что собака носится, ребенок просто совершенно безобразно воспитан, хотя до этого казалось, что он хорошо воспитан. Кроме того, когда детей перевели на онлайн-образование, то выяснилось, что многие родители начинают терять авторитет в глазах ребенка. Ребенку дают задание, а папа с мамой «не тянут», то есть когда он спрашивает конкретное решение задачи, то еще куда ни шло, а тут папа и мама вдруг выясняют, что вообще дети изучают не то, что они изучали в школе, не так, и когда они начинают там свои замечания делать, то выясняется, что для ребенка это как бы провал, то есть люди теряют авторитет. И естественно, абсолютно естественные вещи, когда в доме, пускай сколько бы комнат не было, но телевизор-то один, и компьютер очень часто один. И вот начинается дележ, один хочет смотреть одну программу, другой — другую, ребенок должен онлайн учиться, а маме с папой в это время нужно тоже работать «на удаленке».

И вот все это вместе, накопление вот этого раздражения, оно, конечно, не способствует тому, чтобы конструктивно решать задачи, как я уже говорил, конструктивное мышление уменьшается. И отсюда вот это наше ожидание, да и не только ожидание, уже как бы и реализация, внутрисемейного насилия. Единственное, что меня немного напрягает, что побеждает как-то, все время звучит эта тема мужей и жен, бьющих друг друга и так далее.

Вы имеете в виду детей?

Естественно. Основное, кого будут бить оба, и мама, и папа, это дети. Может быть, не так сильно, как друг друга, но будут. Здесь одна очень тяжелая вещь, понимаете, и наш омбудсмен, и прочие, и все телефоны доверия об этом сообщают, что много звонков по поводу семейного насилия, но именно супружеского. Дети не будут при родителях звонить и жаловаться на них, это всегда большая сложность и без изоляции. Как получить данные о жестоком отношении к ребенку? Вот общество, и наше, и западное, оно, так сказать, повернулось лицом к семейному насилию, делаются вот эти схроны, возможность где-то получить консультацию, но это все для взрослых, понимаете. И потеряна вся эта цепочка, потому что ребенок, которого бьют, может вырасти, и малая часть, скорее всего, вырастет противниками насилия, а некоторые вырастут и будут руководствоваться максимой, что меня били, я вырос нормальным человеком, и я буду тоже бить, это никак не сказывается.

А вот я, знаете, сразу в эту же как бы тематику, кроме самого физического насилия, еще же психологическое присутствует, то есть этого ребенка постоянно критикуют, ругают, унижают, оскорбляют и все такого вот рода. Что с этим?

Ну, здесь это уже для будущих исследователей. Здесь еще усугубляется тем, что родители и между собой выясняют отношения. Совершенно не обязательно, чтобы они били друг друга, но если они ругаются постоянно, а их раздражительность и должна в этом выражаться, а ребенок это наблюдает, то вы понимаете, что он растет вот в такой атмосфере, это способ разрешения всякого рода ситуаций в дальнейшей жизни. Потому что агрессии, как известно, учатся, и самый большой процент вклада в обучение это то, что называется викарный опыт, то есть опыт наблюдения. Мне не нужно, грубо говоря, вкладывать два пальца в розетку, если я увидел, что произошло с соседом, и так же, если я увидел, что вот эта форма поведения приносит успех, вот как себя вести, да, хорошо, буду себя вести.

Отсюда и то, что очень много внимания привлекает у исследователей агрессии, это агрессия в масс-медиа, когда мы готовы, поскольку смотрели всякие фильмы, то мы готовы к самым разным ситуациям. Мы готовы к встрече с инопланетянами, хотя не знаем, как инопланетяне будут реагировать на нас, поскольку не знаем, смотрели ли они фильмы. Но мы-то готовы к огромному количеству ситуаций, с которыми мы реально не сталкивались, то есть здесь вот это вот обучение как бы на условные рефлексы такого «павловского», его нет, а в первую очередь вот это научение по наблюдению. Мы отлично знаем, как себя вести, не обязательно в таких экстремальных ситуациях, а вот в обычных ситуациях, если мы ходим туда-то, то мы ведем себя таким образом, на светском рауте нужно вести себя так, так люди одеваются, так себя ведут. И они готовы это делать, вот выпустите наших людей на красную дорожку в Каннах, и любой человек понимает, как он себя должен вести, он должен пройти, гордо подняв голову и прочее, ну платья не хватает только или смокинга. Но зато мы знаем, когда нужно носить смокинг, а в этой ситуации смокинг неуместен.

Вот это обучается, но при этом если переходить, возвращаться к теме, с которой мы начали, то есть старое правило — все плохое учится лучше, чем хорошее. Люди с одного раза запоминают все слова, которые при родителях говорить не принято, а все эти умные слова — экзистенция, интеллигенция и прочее, они требуют все-таки повторений, и повторения услышать и прочитать, и повторения на произнесение, некоторые химические формулы не с первого раза произносятся, хотя понимаются. Вот то же самое с поведением, плохое поведение лучше учится, чем хорошее.

Разрушить быстрее, чем построить.

Да, и это все не просто так, и вот это обострение таких ситуаций во время изоляции, оно чревато нам дальнейшими проблемами. Что радует, я могу сказать, что радует, уже такой шкурный интерес профессиональный. Мне по возрасту это уже не так важно, но есть такие данные прошлого года социологических исследований, что только 1% россиян хотел бы обратиться за помощью к психологу. Вот наши данные показывают, что уже 22 с мелочью процента готовы обратиться за помощью. И это очень хорошо, это не только я в данном случае шучу про шкурный интерес, это не только проблемы, что вот будет работа для моих учеников, но это очень важно потому, что очень многие люди вот понимают, даже понимают или ощущают, что у них есть какие-то проблемы, но не находят адекватного способа решения. Отсюда очень часто и наркотики, и алкоголь, еще какие-то не очень адекватные способы разрешения конфликта, и в этом смысле обращение к хорошим психологам очень уместно, и я только рад, что эта идея начинает проникать в массы, а не начинается «что я, да я ни за что в жизни не обращусь к этим мозгоправам, они там будут у меня в душе ковыряться», и так далее. Будут, да, а к хирургам приятно обращаться? Они тоже где-то ковыряются, только в теле. Но мы-то знаем, что зато можно все-таки вернуться к нормальной жизни потом.

Сергей Николаевич, у меня вопрос такой. Сейчас так повысился, понятно нам всем, уровень агрессии в обществе, люди как-то с этим справляются, а кто-то нет. И вот наступит этот волшебный момент, когда нам разрешат официально уже выходить на улицу, общаться, и вот выйдет эта масса людей с этой накопившейся агрессией в мир. А чего нам ждать вообще, как-то поменяется психологическое состояние людей, общества?

Я одновременно и оптимист, и пессимист.

Давайте с хорошего начнем.

Оптимист надеется, что все утихомирится. А если говорить о первых днях, вот первые дни будут в каком-то смысле удивительные. Люди бросятся общаться. Вот, понимаете, сколько бы не говорили о том, что онлайн там мы все переходим, мы там живем в фейсбуке, общаться можем там и так далее, то есть, по крайней мере, до ситуации с эпидемией, вот это все заменит и так далее. Но в реалиях это не так, мало что заменит живое общение, взгляды, интонации и так далее, что очень часто электронные СМИ не передают и не могут передать. И вот люди, изголодавшиеся по общению, рванутся общаться, и конечно, первые дни будет просто вал посетителей в ресторанах и кафе, и к этому нужно быть готовым, притом если еще отменят дистанцию специальную, то они будут забиты, поскольку ясно, что очень многие из них уже погибли или погибнут, в смысле, кафе и рестораны. Но у нас народ все-таки адекватный и быстро найдет способы, куда уединиться с компанией, сделать шашлыки. В общем, вот за форму времяпрепровождения я не так волнуюсь, а вот то, что будет общение, будет резкое увеличение потребления алкоголя, просто от радости встречи, но соответственно, вот это все может привести и к повышенному фону таких агрессивных действий. Может быть, не самых таких экстремальных, то есть это вопрос не об убийствах, это вопрос о таких хулиганских проявлениях, кто-то будет ругаться друг с другом, независимо от того, что является источником, кто-то будет бить морду, друзьям даже. Здесь вопрос больше к полиции, чем к самому человеку.

Надеюсь, что все будет хорошо, и выплеск агрессии, если даже и будет, то минимальный и не коснется всех и каждого.

Я почему сказал, вам оптимистический или нет, потому что я на самом деле больше оптимист в этом смысле, что понимаете, вот радость самого общения будет перевешивать вот это накопившееся раздражение и так далее. Источник-то раздражения снят. Это как в обычных семьях в конфликтах, как только эти люди в доме, они конфликтные, а когда они выходят на работу, на встречу с друзьями, они абсолютно не конфликтны, и все окружающие даже удивлены, что это конфликтная семья.

Да, по ним никогда не скажешь.

По ним никогда не скажешь. И в этом смысле вот сам факт того, что можно будет куда-то выйти, заняться какими-то делами, может быть, даже любимыми делами, уже сам этот факт минимизирует вероятность агрессивных проявлений.

А еще спросить вас знаете что хотела, вы говорите, что конструктивное мышление снизилось сейчас у людей. Откуда это все-таки, мне интересно, берется, что с одной стороны все восхищаются чьими-то подвигами, или там готовы помогать, быть волонтерами, а другая часть общества не хочет общаться с соседом, который заболел, или наоборот, уже выздоровел, как-то в общем травят даже, я слышала эти истории очень грустные.

Это мы тоже получили, эти результаты. Это вот я уже говорил, поиск источника угрозы. Вот тут происходят две параллельные линии, вот с одной стороны, все восхищаются врачами, а с другой стороны, желательно, чтобы семьи врачей и врачи сами жили в другом подъезде. Или поправившиеся, мы рады, что они поправились, но лучше, чтобы они где-то были в другом месте изолянтами. Вот один вопрос, это вопрос о героизации, нашего восторга от того, что есть профессионалы, которые что-то делают, а другой вопрос как раз заключается в том, что нарастает, вот как раз когда я говорил, что уменьшается конструктивное мышление, возрастает категорическое мышление, черно-белое, мир воспринимается в черно-белых тонах. Вот есть люди, которые мне угрожают, и не только люди, а ситуация, а есть то, что я чувствую в безопасности. Вот первая часть вызывает все эти реакции, происходит нарастание, но вот у нас, к сожалению, для этого термина нет, это очень описывается в терминах ксенофобия и стигматизация, то есть кого-то называют источником угрозы, и этот источник становится ненавидимым. Отсюда много случаев, когда какой-то человек пихает соседа в магазине только потому, что ему кажется, что он приблизился на дистанцию более близкую, чем должно быть, то есть там вообще даже разговора между ними может не происходить, а уже сразу физическое действие. И вот все это вместе, когда мышление становится таким черно-белым и снижается конструктивное представление, где я отлично понимаю, что врачи борются за жизнь пациентов, пытаются предотвратить наши возможности заболеть и так далее, а побеждает именно то, что вот чур меня, и желательно переходить на другую сторону улицы. Но это старо, как мир, знахарей и врачей всегда уважали и боялись, черт его знает, что он сделает.

Удивительный наш мир, удивительный и невероятный. У нас с вами в общем и целом время, к сожалению, заканчивается, поэтому будем начинать прощаться. Спасибо вам, вы с одной стороны, успокоили, с другой стороны, подкинули дровишек в топку тревожности.

Нет, я старался говорить спокойно. Я бы как раз хотел, чтобы люди воспринимали то, что я говорю, совершенно не как в топку тревожности, а как пищу для размышлений. Вот когда они находятся в изоляции, очень важно занять свои мысли чем-то, о чем можно думать. На первых порах, если вы помните, то огромное количество людей говорило, что у них огромный запас сериалов, книг и так далее. Другое дело, что это очень трудно реализовать, потому что через некоторое время сериалы начинают надоедать, книжки тоже, возникает и накапливается усталость. Я надеюсь, что наша с вами беседа, поскольку она не сериал и не книга, то даст возможность людям на некоторое время хотя бы отвлечься и думать о том, насколько я агрессивен, насколько у меня растет конструктивное мышление, вот его лучше не ронять.

Спасибо. На самом деле про тревожность я немножко слукавила. Конечно, для меня главный вывод, и я надеюсь, для многих, кто нас посмотрел и еще посмотрит, это то, что не надо расставаться с конструктивным мышлением, оно должно быть с нами.

Это да, вот его не отдавайте.

Никому его не отдадим.

Да, вот за него нужно бороться, оно требует усилий, к сожалению, сохранение конструктивного мышления.

Как мы с вами и обсудили, построить и сохранить сложнее, чем разрушить.

Да.

Ну что же, спасибо большое. С нами был Сергей Николаевич Ениколопов, кандидат психологических наук, специалист по психологии агрессии и так далее. Это была «Психология на Дожде», я Александра Яковлева. Сергей Николаевич, спасибо большое, берегите себя.

Вы тоже.

Будем здоровы и рассудительны. Всего доброго.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.