Лидер группировки «Ленинград» Сергей Шнуров ответил на вопросы Татьяны Арно и Антона Желнова.
Арно: В Москве же ты частый гость, правильно? Это принципиально ― жить в гостинице?
Желнов: Мы в гостинице, если что.
Шнуров: Конечно, принципиально. Если ты покупаешь здесь квартиру, то ты уже чуть-чуть москвич. Я бы не хотел быть москвичом даже чуть-чуть.
Арно: Почему?
Шнуров: Звучит некрасиво.
Желнов: Только фонетика смущает, Сергей?
Арно: «Я москвич». Как марка автомобиля.
Шнуров: Я по Москве не гуляю, я сижу в гостинице и перемещаюсь на автобусе до места выступления, всё.
Желнов: Это боязнь быть узнанным или просто не любите город?
Шнуров: Мне не нравится архитектура. Я не понимаю, как здесь гулять, куда.
Желнов: А в Питере гуляете?
Шнуров: В Питере ясно, куда гулять. Там есть ярко выраженный центр. В Москве ярко выраженного центра нет.
Желнов: Истории с инстаграмом, соцсетями раздражают? Ты их активно ведешь, нет усталости от этой постоянной привычки?
Шнуров: Не настолько активно. Дело в том, что мои друзья, приятели, подружки, которые сидят в фейсбуке, вот там они действительно сидят, потому что там есть возможность некоего диалога. Я нарочито сижу в инстаграме, поскольку там диалог невозможен.
Желнов: Помнишь, сколько подписчиков в инстаграме у тебя?
Шнуров: Миллион… миллион восемьсот, дальше не знаю, много.
Арно: Это бизнес для тебя или просто как твое личное СМИ?
Шнуров: Сегодня в семь часов вечера это будет бизнес, я выложу рекламный пост. Мне за него заплатили, да.
Арно: Класс. Ну что, мы проведем небольшой блиц в нашей программе. Хиллари или Трамп?
Шнуров: Ой, ни то и ни другое.
Арно: Сочи или Крым?
Шнуров: Вот тоже боюсь, что ни туда и ни туда.
Арно: Хорошо, Серов или Ван Гог?
Шнуров: Какие-то у вас абсолютно патовые вопросы.
Арно: Меньшее из зол.
Шнуров: Меньшее из зол? Я бы не хотел, чтобы дома висел ни тот, ни другой, это чудовищно всё.
Арно: Водка или вискарь?
Шнуров: Самогон!
Желнов: Реально самогон?
Шнуров: Реально. Я уже лет пять ничего не пью, кроме как самогон.
Желнов: А граппа, чача?
Шнуров: Нет-нет. Всё, что стоит на конвейере, я не употребляю. Всё, что можно купить в магазине. Почему так с Ван Гогом и Серовым? Это всё в магазине можно купить, конечно.
Арно: Боуи или Коэн?
Шнуров: Ой… Нет. Ни тот и ни другой.
Арно: Сейчас я очень хотела бы все-таки получить ответ на свой вопрос. Сзади или сверху?
Шнуров: Это от погоды зависит.
Арно: К серьезным вопросам переходим. Антон?
Желнов: Да. Сережа, хотел спросить тебя, поскольку ты наверняка следишь и за политикой, и за какой-то общественной жизнью. Пять главных событий этого года.
Шнуров: Сейчас. Сзади!
Арно: Сзади, да?
Желнов: Все-таки сзади.
Арно: Мы провели некоторые исследования.
Шнуров: Сверху ― нет.
Арно: Сзади, окей.
Желнов: Пять главных событий. Какие они для тебя были в ушедшем году? Политические, культура, всё, что угодно. Личные. То, что срезонировало.
Шнуров: Вау. Пять главных событий… Мне бы этот год как-то вычленить из всего потока жизни, чем я обычно не занимаюсь. Для меня год не является какой-то единицей измерения времени.
События, которые я сегодня, положим, считаю главными, на самом деле могут оказаться абсолютным пустяком, как зачастую и бывает. А то, на что я не обращал внимания, окажется главным. Но мы же не подводим итоги моей жизни, я же не знаю, что будет главным.
Желнов: Что волновало в этом году? По крайней мере, за каким сюжетом следили? Не знаю, Сирия, Украина, всё, что угодно.
Шнуров: Меня волновало то, что становится фонетической нормой не «из», а «с». Вот это очень важно. Всё остальное по сравнению с этим событием, конечно же, меркнет.
Желнов: Сергей с Санкт-Петербурга.
Шнуров: Да. С «Ленинграда», с номера, с Дождя. Вот это важно.
Арно: Я начинаю понимать Владимира Познера, который придирался и ставил в вину тебе, что ты не отвечаешь ни на один вопрос. Тем не менее мы будем пытаться.
Шнуров: Ну так если у меня нет ответов, зачем мне их выдумывать?
Желнов: Сережа, я хочу спросить вот что. Шнуров ― музыкант, но к этому статусу добавилась еще куча всего: и перформер, и телеведущий, и шоумен. Это такая попытка быть развоплощенным, как тот же Боуи, который пробовал себя в разных жанрах, вплоть до современного искусства, или нет? Или ты все-таки музыкант и мыслишь себя исключительно музыкантом?
Шнуров: Я никогда себя не мыслил музыкантом. Музыкант ― это Ростропович, большой музыкант, настоящий. Как исполнитель. Я даже не то что близко… Я играю не в эту игру, да. Все вот эти метания и переходы из разных стилей и разных жанров, как мне кажется, говорят о том, что всё это есть лишь игра и маска, всё это не есть искренность и настоящее. Это попытка выйти за пределы определения тебя. Когда тебя определяют как музыканта, значит, нужно срочно оттуда бежать.
Арно: Но всё-таки вот это расплёскивание себя…
Желнов: Да, не сводит ли это с ума?
Арно: Не сводит ли это с ума ― раз.
Шнуров: Нет, а что сейчас не лежит в плоскости шоу-бизнеса? Всё есть медиа, всё есть шоу-бизнес.
Арно: Наука не лежит в плоскости шоу-бизнеса.
Шнуров: Перестаньте, наука абсолютно лежит в плоскости шоу-бизнеса, тому научно-популярные журналы ― яркое подтверждение. Статьи о научных открытий в новостной ленте ― тоже яркое подтверждение. Это есть шоу-бизнес, наука абсолютно привязана к шоу-бизнесу.
Желнов: Хорошо, в шоу-бизнесе тоже можно себя по-разному вести. Можно отсутствовать…
Шнуров: Наука без шоу-бизнеса не получит никогда никакого гранта.
Желнов: Окей, но мы знаем примеры, когда в шоу-бизнесе есть модели пиара, модели поведения, что называется «тщательно управляемое отсутствие». Когда человек управляет своим отсутствием, провоцирует дефицит на себя.
Шнуров: Та же Земфира, да, я понимаю, как это работает.
Желнов: Ты же на себя скорее профицит в этом году навлек, было много и в самых разных жанрах.
Арно: И очень много!
Желнов: Ты сам не устаешь от этого присутствия?
Шнуров: Это тоже управляемая девальвация, да. Я устал от присутствия себя везде, да. Но я надеюсь, что этой девальвацией я могу управлять. Отсутствие сделать проще, чем присутствие. Этот козырь всегда у меня есть с собой. Отсутствовать ― элементарно.
Желнов: Ты думаешь о том, что в какой-то момент ты исчезнешь, будешь работать над чем-то очень кропотливо и потом возникнешь с каким-то шедевром.
Шнуров: Если я начну работать над чем-то кропотливо, значит, я уже проиграл.
Желнов: Почему? Это важный вопрос.
Шнуров: Потому что кропотливость не есть метод современности. Ты всегда опоздаешь.
Желнов: Ты не перфекционист, как я понимаю.
Шнуров: Нет, мне важно резонировать со временем. Если я сейчас начинаю резонировать со временем и делаю это кропотливо, то я остаюсь во вчера.
Арно: Про телик поговорим. Твоя аудитория, допустим, первоканальная ― ты видишь этих женщин?
Желнов: На своих концертах.
Арно: Ты спускаешься в метро…
Шнуров: Дело в том, что на концерте «Ленинграда» действительно бывают девушки 60+.
Арно: Серьезно, как у Стаса Михайлова?
Шнуров: Они были всегда. Их немного, может быть, 0,5%, но они есть.
Желнов: Хорошо, а телесмотрение тебя в ящике увеличило узнаваемость свою? Ты чувствуешь какую-то отдачу?
Шнуров: Я не проверял.
Желнов: Или славы так много, что уже…
Шнуров: У меня нет замеров, понимаешь. Я же не хожу в «Ашан».
Желнов: Ну да.
Шнуров: Если бы я ходил в «Ашан», у меня были бы замеры.
Желнов: А кто ходит, кстати?
Шнуров: Что?
Желнов: В «Ашан» за тебя. Жена, домработница? Кто делает быт?
Шнуров: Понимаете, мы живем в XXI веке. В XXI есть такая услуга ― интернет, да?
Желнов: Ага.
Шнуров: В интернет-магазине ты можешь заказать всё. В принципе, всю эту ходьбу в «Ашан» и поездки на метро за продуктами можно, по идее, отменить. Это для тех, кто хочет. Это я так намекаю, да.
Желнов: Я хотел все-таки уточнить. Мне показалось важным то, что ты сказал: важно не отстать от времени. А почему для ― я сейчас так пафосно скажу ― художника это важно? По-моему, должно быть наплевать, отстал ты от времени или нет. Ты же работаешь.
Шнуров: Это те, которые творят вечность, которые предполагают наличие вечности. Я наличие вечности не предполагаю.
Желнов: Почему? Как у тебя не может быть этой амбиции как у профессионала, у артиста? Ты же рекламные ролики снимаешь или в них снимаешься.
Шнуров: Дело в том, что все мы снимаем в какой-то степени рекламные ролики. Леонардо да Винчи тоже их снимал, только он рекламировал христианство, эпоху Возрождения, зарождающиеся идеи гуманизма. Положим, если бы Османская империя в тот момент захватила не только Испанию, но и всю остальную Европу, Леонардо да Винчи не вошел бы в историю. Вся эта вечность довольно условна.
Арно: Сейчас я вас немножко приземлю опять на телик, потому что очень важно добить. Естественно, когда я готовилась, я смотрела интервью с Познером, где он прямо вгрызался по поводу твоей роли в телевидении, твоего ощущения, как ты себя чувствуешь на телике. И ты тогда как-то немножко растерялся, не мог ему дать ответ, дал после. Я думаю, что сейчас, наверно, у тебя уже пришло какое-то понимание, зачем тебе это было нужно, будешь ли ты продолжать работать на Первом и вообще хорошо это или плохо ― телик?
Шнуров: Телик, как и любой инструмент, не есть ни хорошо, ни плохо, да? Хорошо плоскогубцы или плохо? Это никак. Ими можно вырвать ноздри, а можно и гвоздь вытащить из стенки. Телевизор ― инструмент. То, что я с ним разобрался… Я же не мог тогда, на той знаменательной встрече с Познером, сказать ему, что у меня в планах вообще снять клип. Я не мог раскрывать карты. Сейчас они раскрыты, на мой взгляд, клип получился.
Арно: То есть это было такое большое антропологическое исследование, чтобы снять потом клип?
Желнов: В рамках программы «Про любовь».
Шнуров: Да, это было расширение семантических полей себя. Это взаимодействует интересно, когда есть такой клип. Если бы меня не было в этом шоу, а был бы отдельный клип, это бы работало не так. А мне важно именно это взаимодействие. Я на этом шоу ― и есть такой клип.
Арно: Кстати, этот клип более или менее популярен, чем предыдущие? Не знаю, например, «В Питере ― пить».
Шнуров: Он висит две недели, за эти две недели там больше восьми миллионов просмотров. Это вполне себе в рамках популярности «В Питере ― пить», это примерно то же самое. Там за месяц было, по-моему, 10 миллионов.
Желнов: Десять, да.
Шнуров: Примерно так и было.
Арно: Но все-таки какой-то вопрос еще висит в воздухе, потому что я так понимаю, что ты в инстаграме тоже ставил на голосование, оставаться тебе ведущим или нет.
Шнуров: Это я кокетничал, конечно. Я же не буду спрашивать, что же мне делать дальше.
Арно: А на самом деле что? Просто мы сейчас в «Интерфакс» отправим новость.
Шнуров: Ничего не решил. Пятого числа у меня будет встреча с руководством, которое мне будет много-много чего обещать.
Желнов: То есть не отрицаешь, что еще продолжишь ведение программы, да?
Шнуров: Я не знаю, на самом деле это очень трудоемко. Вернее, времяемко. У меня в этом году с августа было, дай бог, пять выходных. Пять выходных ― это имеется в виду, что я просто был дома, в квартире у себя со своей кошкой и был счастлив. Пять выходных за полгода ― это даже для меня маловато.
Арно: А для жены?
Шнуров: Жена приезжает, в отличие от кошки. Кошка не может себе купить билет.
Желнов: Если вернуться к Познеру, я помню, что ты сказал, что не любишь никаких самоопределений, загоняющих в те или иные рамки. Но всё равно какая-то идентификация важна человеку, да? И психологически, и антропологически. Все-таки ты как себя определяешь в профессиональном смысле? Я возвращаюсь к своей теме, хочу докрутить ее.
Шнуров: Смотри. Во-первых, самоидентификация, которая и принадлежит мне, и касается сугубо меня. Не обязательно делать это публично, не обязательно рассказывать публично, что ты есть на самом деле для себя, да?
Желнов: Публично не обязательно, но внутренне?
Шнуров: Я не воспринимаю никакое интервью, никакое высказывание как исповедь. Исповедь ― это исповедь, а вот это всё ― это вот это всё. Здесь я могу, в принципе, говорить как угодно и что угодно, как мне выгодно. Вот от этого я всегда и отталкиваюсь.
Желнов: Но музыкантом ты себя не чувствуешь при этом, как ты сказал ранее.
Шнуров: Если бы я не видел концерты Ростроповича, я бы мог себе сказать, что я музыкант. Но я видел концерты Ростроповича.
Арно: Тогда кто ты? Хитмейкер? Потому что кто, если не музыкант, написал главную песню этого года? При том, что ты сам говорил, что песня как жанр девальвировалась, исчерпала себя, а ты реально написал главный хит, который пели и бухгалтеры, и топ-менеджеры. В чем рецепт?
Шнуров: Понимаете, дело в том, что я не написал хит. Я сделал ту конструкцию, которая срезонировала. Я собрал так называемую медийную бомбу из таких ингредиентов, как клип, эмпатия, симпатия, актуальный русский язык.
Арно: И хтонь.
Шнуров: Да. Дело в том, что этих ингредиентов там такое количество… Если бы это была просто песня, тогда мы бы с вами здесь не разговаривали, это бы не взорвалось. Песня, еще раз повторюсь, девальвировалась. Сама по себе песня не может произвести никакого эффекта.
Желнов: Сережа, но при этом же на корпоративах, в концертных залах и на стадионах, когда ты выступаешь, танцуют под песню, подпевают песне. Там же не смотрят ролики, не вычленяют какие-то смыслы социологические. Песня, мелодия заводит, всё элементарно.
Шнуров: Что их привело на этот стадион?
Желнов: Явно не видеоролик к «Лабутенам».
Шнуров: Не соглашусь.
Желнов: Скорее мелодия и ритм.
Шнуров: Не соглашусь, нет. Их привело на стадион именно то. Причем вот эту конструкцию я начал собирать еще, как ни странно, ― как я сейчас уже вижу из сегодняшнего дня, ― в 2003 году, когда я написал, придумал и внес это в сюжетную линию ― телефонный звонок из «Бумера».
Тогда эти сложные конструкции, когда не сама по себе мелодия, а всё в совокупности имеет такой эффект. Только совокупность этих составляющих производит эффект. Не будь фильма, кому это, простите, нужно? «Тарам-парам-пара-пара-пара-парапарам» ― это ерунда. Вот всё вместе ― это фигня, которая начинает работать, и только так начинает. Я к тому, что в XXI только на это и стоит обращать внимание.
Желнов: А когда ты делаешь эту компоновку, ты понимаешь, что взорвется, или нет? Насколько сознательно или случайно случаются эти прорывы? Ты их предугадываешь?
Шнуров: Я понимаю, что взорвется, но я не понимаю, насколько сильно. Феноменальный успех «Лабутенов» я не мог предугадать. Я полагал, что это будет на уровне среднестатистического клипа группировки «Ленинград», который и так по всем позициям находится в первой десятке.
Желнов: Ты как-то как маркетолог подходишь к созданию песен, клипов? Нет? Или это верно, кстати?
Шнуров: Конечно. Так и должен действовать художник в 2016 или 2017 году.
Арно: А нет сейчас ощущения, что ты сам себя немножко копируешь с каждым клипом?
Шнуров: Конечно, есть. Поэтому я сейчас снимаю другой.
Желнов: Какой?
Арно: Непохожий на другие?
Шнуров: Непохожий, нет. Он не будет разрезаться, там не будет сюжетных вставок. Там будет сугубо песня. Не знаю, как еще, бесспорно, я это должен буду отыграть еще каким-то образом, как-то телешоу или что-то еще, мне нужно будет расширять тематическое поле клипа. Я об этом думаю, да.
Желнов: Это разгуляй будет снова или, может быть, ты в какую-то лирику и грусть впадешь?
Шнуров: Избави Бог от лирики.
Желнов: Да?
Шнуров: Лирика… Понимаете, невозможно написать ничего более лиричного, чем послание Владимира Владимировича Путина федеральному собранию. Тут с лирикой уже всё ясно.
Желнов: Я про культуру хотел тебя спросить. Всех всюду запрещают за несоблюдение тех ценностей, этих ценностей, патриотизм, скрепы. Из каждого утюга, как и «Лабутены», эти слова звучат. Тебя не запрещают.
Шнуров: Кто тебе сказал?
Желнов: А кто тебя запрещал? Отдельный, может, местный чиновник, но в целом…
Шнуров: В этом году у меня было порядка семи-восьми судебных разбирательств, простите.
Желнов: Смотри, но в целом нравится. От многих чиновников я знаю, что сами слушают, сами приходят на концерты.
Арно: Танцуют.
Желнов: Танцуют, зажигают, всё. Как тебе кажется, как удается всё равно избежать тебе вот этих всех цензурных рамок? Образ хулигана слишком свойский для них? Плохой парень ― значит на самом деле хороший, да?
Шнуров: Если я покажу эту тайную дверь, куда, как я всё это делаю, покажу все эти пассы сложные, которые я произвожу, чтобы было так, тогда в эту дверь ломанутся все, чего бы не хотелось.
Арно: Очень хотим, чтобы я ты что-нибудь нам спел.
Шнуров: Я спел?
Арно: Да. Очень хотим. Пока настраиваешь, наша традиционная рубрика «Вопрос от директора Третьяковской галереи Зельфиры Трегуловой».
Зельфира Трегулова, генеральный директор Третьяковской галереи: Я хочу задать простой вопрос Сергею Шнурову, понравилось ли ему работать с нами и готов ли он продолжить это?
Шнуров: Да, конечно. У меня на них обширные планы.
Желнов: Какие?
Шнуров: Не знаю. Я же выставку делаю, собственно, в Петербурге. Мне надо в Москву куда-то, где-то тоже выставляться.
Арно: В Третьяковку.
Шнуров: Да, сразу, почему бы и нет.
Желнов: Ты думаешь, возьмут? Уже договорился?
Шнуров: С нашими-то связями, господи…
Желнов: Там, говорят, не таких блокировали! Там кто только не звонил.
Арно: Знаешь, питерские ― они прорываются.
Шнуров: Посмотрим, кто сильнее.
Желнов: А ты, кстати, согласен с этим званием не народного артиста, но главного артиста года? И в чем главность для тебя? Или это тоже ярлык?
Шнуров: Слушай, главность ― тут же от мелькания. Я действительно мелькал больше всех. Опять же, я придумал какой-то новый метод. В следующем году, я надеюсь, будут другие главные. Что-то должно меняться.
Арно: То есть ты все-таки исчезнешь?
Шнуров: Нет-нет.
Желнов: Отступишь чуть-чуть, да?
Шнуров: Я вообще, конечно, делаю ставку на все эти рэп-батлы. Они в следующем году должны пульнуть.
Желнов: Oxxxymiron против Скриптонита или что?
Арно: Группа «Грибы».
Шнуров: Всё вот это большое.
Арно: А что ты слушаешь вообще в машине, когда едешь?
Желнов: Радио какое, кстати? Или радио не слушаешь?
Шнуров: Радио не слушаю.
Арно: А просто? Себя явно, наверно, не слушаешь. А что слушаешь?
Шнуров: У меня жена ― поставщик модной музыки. Она покупает всякие там…
Арно: Иван Дорн?
Шнуров: Нет, боже упаси. Какие-то французские сборники, которые представляют…
Желнов: Джо Дассен?
Шнуров: Нет-нет, этих мы не знаем, это абсолютная современность. Джо Дассена я с удовольствием слушаю. Но Джо Дассена в моей жизни было очень много. Я его воспроизведу, как нечего делать. Мне его слушать уже не нужно.
Что еще? Не знаю. Я, как попсовик, люблю время от времени какую-нибудь элегию Массне в исполнении Шаляпина поставить и хлопнуть рюмку самогона.
Я вынужден петь свое. У нас же в «Ленинграде» был другой солист, я вообще петь ненавижу. Вообще вот это всё.. Никто меня никогда не видел в компании с гитарой. Вот это всё гадость.
Арно: Значит, эксклюзив на Дожде.
