Елена Батурина: «При Лужкове такого не было». Из Лондона о Собянине, Путине, взятках, Болотной и пластиковых креслах

Батурина: Офис мы не так давно отконструировали и заехали сюда, потихоньку обустраиваем, но ещё не все дизайнерские штучки сюда привнесли. Здесь, конечно, нужно повесить современную картину, я просто не нашла достойную.

Желнов: Что касается этих новостей, что вы из Австрии перевели бизнес сюда, в Лондон, купили здесь, в Мэйфейр, офис. Это правда? Почему вы там не остались?

Батурина: Это, мне кажется, вполне закономерно. После того, как мы приобрели здесь офис и сделали конструкцию, этот офис стал головным, и штаб-квартира перебирается из Вены сюда. Офис в Вене всё равно остаётся, потому что, во-первых, у нас есть австрийские активы, во-вторых, у нас есть задачи, которые мы реализуем в Австрии и в Европе, а основные задачи решает этот офис.

Желнов: Про структуру бизнеса хотелось бы спросить. Чем вы занимаетесь в Европе? Это благотворительный фонд «Be Open», это инвестиции в строительство, девелопмент? Как выглядит эта структура?

Батурина: Я бы совершенно не рассматривала благотворительный фонд «Be Open», который не имеет никакого отношения к бизнесу, это наш такой филантропический проект. Здесь обсуждать нечего, это швейцарский фонд, он работает не в Англии, а, пожалуй, по всему миру. Следующее мероприятие, например,  мы проводим в Индии, так что эта такая мировая площадка, где мы пытаемся найти креативно мыслящих людей и помочь им реализовать свои идеи. Что касается бизнеса, то, в основном, это инвестиции в сферу недвижимости, поскольку нам это знакомо, это два фонда: один – европейский, второй – североамериканский.

Желнов: А как они называются?

Батурина: Один называется «Queen's Gate», второй называется «Rosamund». Следующая часть бизнеса, как вы уже назвали, это гостиницы, мы владеем четырьмя гостиницами и готовимся приобретать ещё. Плюс мы этими гостиницами сами управляем, мы создаём управляющую компанию, которую в будущем  думаем капитализировать на рынке.

Желнов: А какая сейчас главная причина невозвращения в Москву? Это дело о посольских землях на западе Москвы, которые Росимущество отстояло, и заявляет о том, что вы когда-то незаконно их приобрели?

Батурина: Наверное, трудно говорить, что я их приобрела незаконно, потому что это была абсолютно законная сделка. Они пытаются оспорить приватизацию тех земель совхозом, к чему я уж точно не имела отношения, потому что покупала у уже коммерческой структуры, и вряд ли можно обвинить меня, что совхоз решил эту землю приватизировать незаконно. Более того, должна сказать, что оставшуюся часть, большую часть земель, насколько я знаю, выкупил Абрамович, поэтому не понимаю, как они собираются опротестовывать само решение приватизации.

Получается, что земля, на которой сейчас построено «Сколково», которую Абрамович передал, она тоже была приватизирована незаконно. Тем не менее, в этом меня не обвиняли, они пытались и пытаются до сих пор через суды доказать, что не опубликованный нигде указ Ельцина о том, что эти земли должны быть переданы посольствам, является основанием для изъятия этих земель, что абсолютно незаконно, это подтверждают все эксперты. Но понятно, что даже если эти земли должны быть переданы под посольство, то есть законный механизм, как эти земли изымаются, существует процедура, и она подразумевает под собой финансовую компенсацию стоимости земли владельцу этих земель. Но поскольку даже по оценке Росимущества эти земли стоят почти под миллиард, конечно, сейчас государство хочет этого избежать, отсюда и взялись эти суды. Причём я уже не уверена, что посольства до сих пор заинтересованы в приобретении этих земель, мне кажется, что здесь уже вопрос просто отъёма этих земель лично у меня. Мне кажется, что земля в миллиард долларов может превалировать над миссией и быть просто коммерческим интересом, если честно.

Во-первых, я никогда не декларирую, что я не возвращаюсь и ставлю условия к своему возвращению, так сложилось, что сейчас моя жизнь проистекает здесь, у меня здесь учатся дети, у меня здесь бизнес, и большого интереса  к возвращению у меня на самом деле и нет. Это не обида, это точно не боязнь, скорее, некоторое предостережение самой себе. Я прекрасно понимаю, что процесс изъятия этих земель, я бы даже сказала грубее, отъём этих земель у меня, незаконный отъём до сих пор не закончен, значит, существует возможность попытаться надавить на меня тем, что ограничить моё передвижение. Зачем давать подобный шанс своим оппонентам? Я не хочу, я неоднократно заявляла, что это  произвол, и в данном вопросе пойду до конца, если нужно, я буду осваивать это в Европейском суде. У нас достаточно сильные позиции, и я рассчитываю  выиграть этот иск. Поэтому я не думаю, что у меня сейчас есть возможность на этом фоне возвращаться.

Честно говоря, данных, кто покушается на эту землю, у меня нет, но инициировал это вопрос, когда был президентом, сам Медведев.

Желнов: Правильно я понимаю, что ни вы, ни Лужков больше не свидетели в деле по «Банку Москвы», по тому кредиту, который якобы вы незаконно использовали?

Батурина: Мне никто не говорил, что я получала кредит и выводила его в своих интересах, мне  пытались вменить, что земля… Хотя, знаете, я по большому счёту не знаю, что мне пытались вменить. Я сейчас пытаюсь вспомнить всю историю вопроса, государственные СМИ пытались  представить это как увод каких-то денег, что было совершенно бесполезным занятием, с моей точки зрения, что и подтвердило следствие. Как я знаю, Бородину предъявлено обвинение, и это означает, что следствие закончено. После того случая, когда я приехала и дала свидетельские показания, меня больше никто не беспокоил.

Желнов: Какой у вас статус в Лондоне, в Австрии? Вы резидент, у вас вид на жительство, или бизнес-виза долгая?

Батурина: Конечно, я резидент, потому что мне необходимо здесь находиться столько, сколько я хочу, поскольку здесь учатся дети, да вот и всё. Что ещё можно сказать о своём статусе?

Желнов: А в Австрии?

Батурина: В Австрии я бываю по делам, не больше.

Желнов: Ну вот у вас были проблемы с покупкой дома в Тироле рядом с Кицбюэлем, где у вас уже есть дом, вы хотели купить дополнительный для матери. Почему вам не дали это сделать? Это уже давно тянется, это к вам такое отношение?

Батурина: Мне кажется, это такое отношение тирольцев вообще к иностранцам, они не очень любят туда допускать иностранцев. Удивительно, что они мне дали разрешение на первый дом, я не очень рассчитывала.

Желнов: Почему?

Батурина: А это такая не общая практика, они не любят пускать людей не из Европейского союза и давать разрешение на жильё. Понятно, почему - потому что всё жильё в Тироле распускается под нужды отдыха, а население, которое хочет приобрести его для постоянного жительства, наталкивается на проблему громадных цен, которые взвинчивают иностранцы, поэтому они это всё ограничили.

Желнов: Репутация богатых русских на Западе, вы сами знаете, какая. О вас здесь тоже много пишут, и чаще всего в негативном свете. Вас как-то это заботит?

Батурина: Знаете, я столкнулась с интересной ситуацией касательно своего имиджа здесь, по большому счёту то, что пишет российская пресса, здесь никого не волнует. У меня есть хороший устойчивый имидж в бизнесе, как человека, который занимается бизнесом, и мне этого достаточно для того, чтобы общаться по вопросам бизнеса или каким-то другим вопросам. На большее я никогда не претендовала, я не планировала заниматься политикой, поэтому ясно, что мне не нужна подобная компания. А что касается своего имиджа в России, слушайте, если я не могу на это повлиять и считаю, что компания по очернению была незаконной. Что я теперь могу с этим сделать? Значит, я с этим должна жить, а главное - страна с этим должна жить.

Желнов: Хорошо, а репутация в России?  Хорошо, гостелевидение, фильмы «Дорогая Елена Николаевна», а что касается интернета, пользователей? Если почитать, о вас, о Лужкове довольно острые, негативные мнения, потому что вы ассоциируетесь с коррупцией, вас обвиняют в этом не только государственные каналы, но и пользователи сети, блогеры.

Батурина: Если меня что-то и печалит, это то, что ни в одном грязном материале нет никакой фактуры, нет того, против чего я могу апеллировать. Это просто поток грязи, который ничем не подтверждается. Хотя  на самом деле крупные компании, работающие даже в России, проверить то, чем занимались, как занимались, проблемы не составляет ни у кого, но почему-то никто даже не удосужился это сделать. С моей точки зрения, есть определённый тренд, в который власть попала, как с той же кампанией, которая сейчас начинается, если говорить о борьбе с коррупцией, то показали на крайних, на которых решили отыграть эту схему, не трогая остальных. Так и здесь, ткнули в кого-то, кто был удобен в тот момент, это совпадало с целями власти, и это продолжалось.

С моей точки зрения, даже если власть ошиблась, в какое-то время сказать, что власть ошиблась, - это сильный шаг, неслабый шаг. Конечно, наши руководители иногда не понимают, что признаваться в своих ошибках - это демонстрировать силу, а не слабость. При всём при этом я должна сказать, что есть два имиджа: есть люди, которые меня знают, а есть люди, которые никогда в своей жизни меня даже не видели, которые пользуются только СМИ. Поверьте мне, это два совершенно разных образа, который сформирован в прессе, и тот, который есть на самом деле. Всегда есть думающая часть населения, которая не верит тому, что пишут в прессе, а думает, как оно есть на самом деле.

Желнов: Мне рассказывали, что здесь есть такой хороший путь для того, чтобы входить в элиту, улучшить свою репутацию, если её нужно улучшить, это современное искусство. Когда вы занимаетесь современным искусством, коллекционируете, какую-нибудь  галерею создаёте, то это сразу повышает ваш статус.

Батурина: Боюсь, после того, как этим ещё занялся Абрамович и поднял цену на современное искусство, влезать в него уже нет оснований. А если говорить серьёзно, то …

Желнов: Все же сейчас занимаются этим.

Батурина: Есть такая проблема с современным искусством у меня, я любитель русского фарфора, причём русского фарфора времён Николая Первого, поэтому не с руки мне менять свой имидж и заниматься современным искусством, открывать какие-то галереи, имея, пожалуй, одну из крупных частных коллекций русского императорского фарфора.

Желнов: А с кем из русских чиновников, бизнесменов вы здесь общаетесь? Понятно, что в Лондон они приезжают часто, и наверняка происходят какие-то контакты. Вам звонят какие-то ваши знакомые, когда здесь оказываются?

Батурина: Пожалуй, с кем я до этого общалась, с тем и общаюсь. На самом деле отпали только те, про которых сразу было понятно, что не останутся в близких друзьях. То есть более велеречивые,  те, кто демонстрировал поклонничество в ту пору, когда Лужков был мэром, те и отвалились первыми. Так и должно было быть.

Желнов: Кто вас лично предал, перестал вам звонить?

Батурина: Да я их не считаю предателями, я заранее знала, что этим людям доверять нельзя. Я никогда не воспринимала пения в свой адрес, как действительно искренние чувства этих людей. Самыми велеречивыми были, пожалуй, Ресин и Кобзон, просто упивались, это было до неприятного. Причём я им говорила: «Слушайте, я не верю в эту искренность, лучше этого не надо, меня это раздражает». Они, пожалуй, первыми и отвалились.

Желнов: А что они такого вам говорили?

Батурина: Ресин мог плакать на плече у моей мамы, рассказывая, какая гениальная у неё дочь,  я ему: «Владимир Иосифович, ну оставьте маму, мама вам чего?».

Желнов: А что потом с Ресиным случилось после того, как вы уехали, перестал плакать на плече у мамы?

Батурина: Да, тут же перестал плакать на плече у мамы, как-то забыл о нём.

Желнов: Нет, я серьёзно.

Батурина: И я вам серьёзно на это отвечаю.

Желнов: Он больше не восхищается?

Батурина: Нет, всё, закончилось восхищение.

Желнов: Почему, как вы думаете?

Батурина: Я думаю, что оно и было неискренним. Это же модель поведения, она ещё была в советское время сформирована. Такие люди не умеют дружить, они умеют только служить, наверное, сейчас есть кто-то, кому он тоже поёт.

Желнов: Ресин - хорошо, а Кобзон?

Батурина: Он тоже был очень велеречив, честно говоря, тоже до неприятного. У нас с Кобзоном вообще получилась неприятная история, с моей точки зрения, может быть, я её и не поднимала, если бы он сам её не раскрыл в прессе, говоря, что я требовала от него выйти из партии, что само по себе интересная информация, поскольку частота рядов «Единой России» - это не то, что меня заботит в этой жизни. Мне, в общем, всё равно, Кобзон - член «Единой России», или нет. Это уже прошло  какое-то время, мы сидели втроём в Испании, и Кобзон с возмущением рассказывал о декабрьских выступлениях на Болотной площади и со слезой в голосе возмущался, что эти люди на зарплате у Америки, вышли, мешают нам, я ему говорю: «Иосиф, нас тут всего трое, ты перед кем разыгрываешь роль? Какая Америка? Какие проплаченные люди? Вышли совершенно нормальные люди, которые просто были возмущены всем тем, что случилось во время выборов». Тогда он мне громко бросил: «Что значит, если были все фальсификации, значит, партия нелегитимна? Значит, мне теперь выйти?». Я ему: «Иосиф, вопрос войти или выйти - это вопрос лично каждого, каждый должен решить его для себя». Почему-то он трансформировал это таким образом, Бог его знает.

Желнов: По поводу того, что выходили на улицы, вы это обсуждали с Кобзоном в Испании, а не в Москве, вы были уже не частью российской элиты. А если бы вы на тот момент, когда эти митинги на Болотной и Сахарова случились, были бы в той системе, в которой были, вы бы тоже эти митинги поддержали бы?

Батурина: Понимаете, в чём дело, просто надо глянуть в суть вещей, что такое были эти манифестации, причём самые крупные за времена новой России. Это был протест против незаконных действий власти, какая разница, где я была в этот момент…

Желнов: Согласитесь, психологически есть разница.

Батурина: Для меня абсолютно понятно, что если мы говорим о нарушении закона, тогда человек  даже на кухне по умолчанию против этого протестует. Я не знаю, как бы я себя повела, сидя, скажем, в Москве, сказала бы я громко о том, что я поддерживаю тех, кто вышел на Болотную…

Желнов: Сказали бы?

Батурина: Не знаю.

Желнов: Или не рискнули бы?

Батурина: Не знаю, но каждый для себя всё равно понимает, это законно или незаконно.

Желнов: Согласитесь, что вы ведь не поддерживали никогда, и Лужков не поддерживал 31-е число, Триумфальную площадь, кроме того, были жёсткие запретительные меры и разгон. Вряд ли система с тех пор так сильно изменилась в худшую сторону.

Батурина: Давайте обязательно упомянем, что Лимонов это делал без согласования с мэрией, чего я он сейчас себе делать не позволяет. Сейчас они всё-таки пытаются каким-то образом, но согласовать время проведения этих митингов и место проведения с властями. Что ему мешало делать это раньше? Если он …

Желнов: Ему не давали согласовывать, сейчас согласовывают, при Лужкове не давали.

Батурина: Он просто пытался это делать там, где ему не давали, он же не пытался это делать в других местах.

Желнов: Сейчас в Кремле новый старый президент Путин, а основные свои конфликты и конфликты Лужкова  с властью вы связываете с Дмитрием Медведевым. Вам даёт это шанс на возвращение, или вам уже всё равно, какой президент?

Батурина: Честно говоря, я осенью обращалась к Путину по вопросу этих посольских земель, поскольку он президент и по Конституции России является моим гарантом конституционных прав, а права на владение этой землёй нарушаются сейчас государством, я обратилась, но ответ не получила. Почему - не знаю, не спрашивайте, для меня это тоже удивительно, но тем не менее.

Желнов: Вас оскорбило, что вам не ответил?

Батурина: Для меня это был знак, что я должна готовиться к защите своих прав в Европейском  суде, что, скорее всего, по каким-то соображениям Путину не с руки вмешиваться в этот конфликт, хотя очевидно, что это незаконные действия государства, значит, так ему удобней.

Желнов: Почему ему не с руки, как вы думаете? Если это откровенная антизаконная деятельность в отношении вас, почему ему тогда не с руки?

Батурина: Я думаю, здесь проблема в оппоненте, в том, кто изымает эту землю, поскольку это было инициировано Медведевым, я, честно говоря, не очень понимаю договорённости, которые между ними существуют, и что возможно, а что невозможно в отношении Медведева может предпринять Путин, поэтому для меня это закрытая тема.

Желнов: Сейчас в ваш адрес, в адрес Лужкова гораздо меньше со стороны власти резких заявлений, критики, вспомните Сергея Нарышкина, который после интервью Лужкова сказал, что при Лужкове была создана беспрецедентная коррупция, и вы тогда пошли защищать своего мужа первой, обратились в суд.

Батурина: Ещё бы, он оскорбил моего мужа, как я могла не поддержать своего мужа в этом? Мне кажется, это вполне естественно, я считаю, что каждая жена себя так должна вести, стоять плечом к плечу и вынести все эти тяготы вместе. Вы Нарышкина назвали, но это был вопрос Лужкова, но тем не менее.

Желнов: Сейчас эта кампания действительно поутихла. Вы это с чем связываете?

Батурина: У них машина по грязи просто закончилась, поэтому они больше ничего не придумали.

Желнов: А на фоне нового витка борьбы с коррупцией, дело Скрынник, Сердюкова, вы допускаете, что вновь можете стать героиней вроде фильма «Елена Николаевна-2», фильма Аркадия Мамонтова, например?

Батурина: Как это, ремиксы называются, сиквелы, когда снимается по тому же сюжету одно и то же? Мне кажется, сейчас это не очень интересно, сейчас более успешные персонажи на этом фронте.

Желнов: В интервью Рен ТВ вы признавались, что давали взятки, это наверняка были не бытовые взятки.

Батурина: А скажите, какая разница в том, какая взятка? Взятка - это нарушение закона, и мы все участвуем в этом нарушении закона, ни один человек в России не может сказать, что он не давал взятки, ни один. Я должна сказать, что в бизнесе есть два типа людей, я думаю, что это не только в бизнесе, вообще существуют два типа людей: одни, которые стремятся к результату, а другие, которым важен процесс. Вот если ты стремишься к результату, зачастую ты можешь нарушать закон, знаете, когда бегут по кругу, срезать дистанцию могут, и это приемлемо, потому что результат покрывает всё, а есть люди, которым важен процесс. Это же бизнес, это процесс, интересно не только получить результат, интересно получить его так, как задано правилами. Слушайте, зачем же я себя буду лишать этого удовольствия? Мне это нравилось, да, были сложные правила, которые нам диктовали власти, интересно было соблюдать их и делать успешный бизнес. Я считаю, что многие, кто этих правил не соблюдал, лишили себя этого удовольствия.

Желнов: Как можно в этой системе власти вертикали, которую вы сами считаете не очень прозрачной, оставаться такой положительной?

Батурина: Может быть, потому что мой муж - мэр, и я не могла себе этого позволить.

Желнов: То есть?

Батурина: Я, например, не могла себе позволить противозаконные действия, я понимала, что это тут же ударит по нему, я дула на любую воду, не только на молоко. Это как раз причина того, почему я никогда не работала с городскими деньгами, потому что тут же меня обвиняли в том, что я конкурс выиграла незаконно. Меня таки и обвинили в этом, надо было работать и брать государственные деньги, всё равно за это схлопотала.

Желнов: А эта давняя история про пластмассовые стулья, как раз совпавшая на работу в мэрии Лужкова?

Батурина: «Лужники» - это акционерное общество, вы, наверное, об этом знаете, акционерное общество, которое проводило конкурс. В конкурсе участвовало несколько компаний, причём не только российские, но и немецкие и итальянские. Мы предложили сделать эти кресла в 2.5 раза дешевле, чем наш ближайший конкурент. Кто должен был выиграть? Следуя вашей логике, должен был выиграть этот итальянец, который предложил в 2.5 раза более дорогие сиденья только потому, что я - жена мэра? Мне кажется, это прямой ущерб бюджету.

Желнов: Бизнес, в том числе и крупный, после того, как вы уехали, вздохнул и сказал: «Слава богу, что Батуриной нет, потому что без неё невозможно было ничего решить в городе», что вы узурпировали всё пространство вокруг.

Батурина: Мне бы хотелось услышать это мнение хоть от одного крупного бизнесмена, я бы хотела с ним встретиться. Я думаю, что вы таких не найдёте, я думаю, что это тоже бытовые сплетни.

Желнов: А кто сейчас при новом руководителе Стройкомплекса Хуснуллине новые игроки на строительном рынке?

Батурина: Крупные игроки, которые что-то реализовали, я их ещё не видела, потому что есть только, те, кто заявился, один из них - структура Тимченко, которые выиграли конкурс на реконструкцию «Лужников», насколько я знаю. Слава Богу, реконструкцию, потому что раньше их хотели просто снести, какое счастье, что это всё-таки реконструкция. А так, пожалуй, всё. Ротенберг на этом рынке был и раньше, может быть, объёмы увеличились.

Желнов: Нынешняя московская власть ведёт себя персонально, тихо, такие эффективные менеджеры…

Батурина: Да? Я готова поспорить насчёт того, что эти менеджеры эффективные, потому что, судя по опросам москвичей, действия правительства города не очень поддерживаются - раз, а во-вторых, результаты ужасающие, поэтому я про эффективность молчала, а то, что тихие и незаметные - это правда.

Желнов: Хорошо, но в любом случае это не та модель поведения, которую задавал Лужков, харизматичный лидер, танцует на Дне города, ярмарки мёда проводит. Собянин, кстати, запретил эти ярмарки.

Батурина: Во-первых, я думаю, что Лужков вряд ли был таким танцующим медведем на ярмарке, он был эффективным менеджером и построил новый город, который мы сейчас видим. Отсутствие индивидуальности у нынешней власти я связываю с персоной самого мэра, мне кажется, он не очень к этому стремится, поэтому и подбирает такую команду. Мне кажется, это неправильно, Москва - это такой особенный город, и всегда был таким городом, даже когда не был столицей России, даже в тот момент, когда столицей был Петербург, Москва всегда имела свой стиль, у Москвы всегда были свои правила, Москва всегда была особым городом, очень российским. Мне кажется, что сейчас большая проблема в управлении города в том, что люди, которые пришли им управлять, не очень понимают его, не очень любят, для них он чужой, он им родным не стал.

Желнов: Какова схема сейчас взаимодействия девелопмента строителей с властью? Насколько это сейчас прозрачный механизм, либо не прозрачный?

Батурина: Начнём с того, что в течение двух лет рынок строительный просто стоял в Москве. Если говорить о функционировании этого механизма, то, наверное, слишком рано, он только настраивается. То, что был полностью разрушен тот механизм, который был до этого, который позволял строительству развиваться в Москве, в московском регионе, пожалуй, по всей стране, потому что московские строители были двигателем реально всей отрасли, это тоже надо признать. Строители действительно жалуются, что механизм непрозрачный, непонятны правила игры, непонятно, как формируются лоты. Проходит всё время информация о сносе исторических памятников совершенно незаконно, под покровом ночи.

Желнов:  При Лужкове было разрушено очень много исторических памятников.

Батурина: Справедливости ради надо сказать, что при Лужкове такого не было, при Лужкове невозможно было себе представить, что какой-то строитель в ночи снёс городскую больницу, которая является памятником архитектуры, и при этом город об этом ничего не знал. Если это случалось, то последствиями этого было уголовное дело. Последний случай, вы, наверное, хорошо помните, это дом на Мосфильмовской, когда незаконно построили…

Желнов: «Свечка» который называют, Скуратова.

Батурина: Наверное, которые построили несколько незаконных этажей. Что было предписано городом? Снести этажи. Что произошло после того, как ушёл Лужков, пришёл Собянин? Эти этажи были достроены.

Желнов: Да, но Елена Николаевна, согласитесь, что скандалов именно по части сноса исторической Москвы, которые пришлись на лужковскую пору, их очень много. В «Архнадзоре» есть специальные организации, которые создавались, чтоб мониторить эту ситуацию.

Батурина: Всё то, что вы называете «Архнадзор», это вообще общественная компания.

Желнов: Да, но она мониторила как раз список уничтоженных объектов.

Батурина: Так они не появились потом?

Желнов: В смысле не появились?

Батурина: Они исчезли и не появились, больше их никто не построил?

Желнов: «Архнадзор»…

Батурина: Я о домах.

Желнов: Их могли воссоздать, но это другое дело, это новодел.

Батурина: А жить в этом новоделе было можно, если это было жильё?

Желнов: Жить можно.

Батурина: А вот вы бы согласились жить где-нибудь в Колизее, не имея ни кондиционера, ни центрального отопления? Наверное, нет. Есть объекты, которые являются историческими памятниками, и они сохраняются как памятники в первозданном виде, а есть городская среда, которая должна обновляться. Есть два понятия к старине, первое - это само здание, как здание, если оно действительно историческое, а есть второе – то, что мы называем «городской средой». Городская среда, как это выглядит, не зависит от того материала, из которого сделано, согласитесь.

Желнов: Кстати, о старине. Вы знаете, что многие вам эту знаменитую фразу про Венецию припоминают, что Венеция – это ужасающий город, ужасающий с точки зрения рушащихся зданий, а Владимир Ресин потом вслед за вами сказал, что сюда бы СУ-155.

Батурина: Причём, заметьте, не «Интеко», а СУ-155, это мы сейчас говорим о лоббизме.

Желнов: Хорошо, если бы «Интеко», лично вам предложили тогда заняться Венецией или сейчас, чтоб ужасного не было ничего, вы бы занялись?

Батурина: Конечно, это интересная задача, челлендж такой определённый - работать с чем-то историческим. Мы, когда в Москве строили квартал «Шуваловский», который находится рядом с университетом, провели невероятно сложные изыскания, например, из чего был сделан фасад Московского университета, мы для своих домов воссоздали эту плитку для того, чтоб было это историческое наследие, чтобы среда вокруг университета выглядела точно так же. Это интересно.

Желнов: По поводу вашего родного брата Виктора Батурина хочу спросить. Он продолжает сидеть в тюрьме. Как вы к этому относитесь? Не пробовали повлиять всё-таки на эту ситуацию, ведь уже много времени прошло?

Батурина: Я думаю, что вопрос сам по себе некорректен, потому что Батурин сидит в тюрьме, ожидая суда, поэтому повлиять на эту ситуацию может только решение суда в ту или иную сторону. Понятно, что мне говорить об этом неприятно  и не очень хотелось бы, всё равно он мой родной брат, чтобы между нами ни было все эти годы. Более того, со мной живёт моя мать, которая очень болезненно реагирует на всё это, и как раз в преддверии суда я привезла её сюда, чтобы у неё было меньше контактов в Москве.

Желнов: Можно я вас поставлю перед выбором? У вас есть возможность повлиять на ситуацию, считаете, что у вас есть право на помилование. Вы бы как поступили в данной ситуации?

Батурина: Ничего бы не предприняла.

Желнов: Вы не хотите, чтобы он вышел из тюрьмы?

Батурина: Я хочу, чтоб был суд, который примет решение то, которое он заслуживает. Мне всё равно, какое, я не заинтересована в том, чтобы он сидел, то есть у меня совершенно нет этого момента мести, но он должен получить то, что он должен получить.

Желнов: А вы вообще хотите вернуться в Москву? И если да, то чем бы вы хотели там заниматься? Уже, наверное, не стройкой?

Батурина: Я бы делала то, что делала всегда. Для меня очень важно заниматься тем, что мне действительно интересно. Если я не чувствую интереса, насколько бы это прибыльно ни было, меня это не увлекает. Например, я в своё время пробовала играть на акциях достаточно успешно, как раз свои основные деньги я и заработала, купив акции «Газпрома» и «Сбербанка», но не моё это. Я  не понимаю это виртуальное, мне нужно видеть реальное производство, как это всё растёт, строится, в этом непрерывно участвовать, причём непрерывно, а не наездами, мне нужно вникать во все мелочи. Я человек заводской, я начала с завода. Это очень хорошая школа жизни, я бы сказала, для тех, кто начал на заводе и видел, что это такое, как это крутится и вертится. Я думаю, нашим многим высшим руководителям этого не хватает, именно этого знания реальной жизни, как это всё происходит. Они иногда заигрываются в виртуальные вещи.