Владимир Жириновский о своих похоронах, американских шпионах и геях

 

Дзядко: Когда мы готовились к эфиру, мы обратили внимание, что по подготовке к вашему появлению единственный визит, который может с этим сравниться, - это визит в апреле 2011 года президента Дмитрия Медведева. По количеству охраны, специальных мероприятий. Почему такая «арт-подготовка»?

Жириновский: Простое объяснение. Темное здание, не видно, куда идти - самые простые функции для охраны и помощников. Если бы было светло, летом или днем, тогда бы конечно. Они везде со мной.

Арно: Сколько у вас охранников?

Жириновский: 2-3 охранника, они меняются. 9 человек в сутки дежурят.

Таратута: С виду гораздо больше. Зачем вам такая большая бригада охранников?

Жириновский: Один остался в машине, другой идет сюда.

Монгайт: Так обычно работает охрана. Вы боитесь за свою жизнь?

Жириновский: Нет, технические вопросы. Где идти, где лифт, куда повернуть. В глаза сейчас светит, я встану после передачи, мне нужно показать, куда идти. Я сижу как на допросе.

Монгайт: На вас никогда не покушались?

Жириновский: Нет.

Фельгенгауэр: А вы жалеете? Такой инфоповод.

Жириновский: Зачем мне это нужно. У вас, журналистов, если событие, обязательно отрицательное.

Арно: Нам не обязательно событие. Что вы сегодня ели на обед и где?

Жириновский: Я на работе питаюсь. Супчик и первое, салатик.

Арно: На работе это где?

Жириновский: В Госдуме, у себя в комнате отдыха, потому что во всех столовых, ресторанах воду берут из крана, а это хлорка. Домашнюю еду мне готовят из бутылок. Я при советской власти 43 года пил хлорированную воду. Я избегаю питания в общепите.

Монгайт: А дома кухарка готовит?

Жириновский: Нет. Мы же дома обедаем, я беру обед на работу, а ужинаю дома. Какое-то время и в Госдуме питался. Кашку я там беру: она на молоке. Салат можно из свежих овощей.

Монгайт: Вы рассказывали в интервью, что вы не живете с женой. Кто вам готовит дома?

Жириновский: Почему не живу, просто у нее больше времени уходит на уход за ее мамой. Она уже прикована к постели лет 10. Очень тяжело ухаживать за человеком, который постоянно лежит в постели. Это в другой квартире, поэтому есть проблемы для общения.

Монгайт: То есть, у жены не хватает на вас времени?

Жириновский: Конечно. На маму не хватает времени, уже есть сиделка.

Арно: Когда вы в последний раз ездили отдыхать и куда?

Жириновский: Я люблю больше всего Анапу, Темрюк.

Арно: Вы снимаете дом, или в пансионате живете?

Жириновский: Если Сочи, то есть свой санаторий Управления делами Президента. В Анапе можно снять коммерческую гостиницу. На Азовском море Газпром имеет свои базы отдыха и отдельный коттедж.

Фельгенгауэр: Дорого у Газпрома коттедж снимать?

Жириновский: Конечно, дорого. Но я требую для себя бесплатно.

Фельгенгауэр: И дают? За какие заслуги перед Газпромом вам дают бесплатно?

Жириновский: Научитесь просить, а те, от кого зависит решение, могут написать «выделить бесплатно».

Арно: Вы на чье имя пишете запрос?

Жириновский: На имя руководителя организации.

Дзядко: На имя Миллера?

Жириновский: Да. Но это было один раз. На Кипр съездил. Там теплее, можно уже в апреле купаться до ноября. Очень люблю море. В командировки я везде объездил, в Индонезии был, Дубае.

Арно: В Дубае в гостинице живете?

Жириновский: В гостинице, виллы есть.

Монгайт: А вы пользуетесь знанием арабского, будучи в Дубае?

Жириновский: Нет, я отдыхаю. Быть переводчиком для кого-то – это меня раздражает.

Фельгенгауэр: Вы любите один отдыхать или в компании?

Жириновский: Компания – хорошо, но она надоедает, поэтому надо чередовать. Где-то один, с удовольствием выхожу один. Обязательно тент (солнце вредно), а потом общаться.

Дзядко: А Новый год как вы встречали?

Жириновский: Дома или в гости, или в ресторан.

Монгайт: К кому вы ходите? Кто ваши друзья?

Жириновский: Друзей мало, потому что последние 25 лет я чисто на политической работе. Они все испугались.

Монгайт: Бывшие друзья испугались?

Жириновский: Не бывшие, а те, кто был со мной. Трудно контактировать. Все боялись: лидер оппозиционной партии.

Дзядко: То есть это те люди, с которыми вы сблизились еще до начала политической карьеры.

Жириновский: Да.

Таратута: В Думе есть друзья, в партии?

Жириновский: Нет.

Монгайт: А в Администрации Президента?

Жириновский: Нет.

Фельгенгауэр: Вообще новые друзья у вас появились за 25 лет?

Жириновский: Нет. Я все время в работе. Очень трудно иметь друзей, когда занимаешь особое положение.

Дзядко: Во фракции вы работаете плечом к плечу с людьми целый созыв. Неужели у вас не складывается с ними дружеских отношений?

Жириновский: Опасно дружить там, где люди у тебя в подчинении, потому что они хотят за счет  этого получить что-то дополнительно.

Дзядко: Бывали какие-то вопиющие случаи, когда вы к кому-то проникались?

Жириновский: Я ни к кому не проникался, у меня всякое проникание закончилось, когда мне был 21 год. Буквально за  один день я перестал влюбляться, перегорело. Это нехорошо. Мне это, может, нравится.

Дзядко: С другой стороны, никто не предаст.

Жириновский: Конечно. Соратник хочет что-то получить. А хочется, чтобы он был со мной как с человеком. У меня были приятели физик и математик, мы ехали отдыхать, сняли домик, все на равных. Как началась политика, они испугались. Если мы общаемся, они только ждут, чтобы я им что-то сделал.

Монгайт: А человеческие отношения с другими главами фракций?

Жириновский: Какие человеческие. Очень напряженно в России, больше ненависти, отчужденности, враждебности. У нас состояние гражданской войны среди тех, кто на политическом поле.

Дзядко: Вы говорите, что в Думе нет приятелей, а есть враги?

Жириновский: Во фракции нет, а у коммунистов иногда Локоть раздражает, иногда Коломийцев, Федоткин, Романов, Рябов.

Монгайт: А Валуев вас не раздражает?

Жириновский: А он ничего не делает, его нет.

Фельгенгауэр: С Геннадием Зюгановым вы на больших мероприятиях почти всегда сидите рядом.

Жириновский: Это алфавит. «Ж» и «З» рядом, поэтому сажают по алфавиту, чтобы не было проблем, кто ближе к телу.

Таратута: У вас есть зарубежный счет или дом за границей?

Жириновский: Нет ни счета, ни дома.

Таратута: Вы человек, которому это совсем недорого?

Жириновский: Я с удовольствием бы имел. Нужно же им управлять, а кому-то доверить – волноваться.

Таратута: Вы партией управляете.

Жириновский: Так просто нельзя: нужно приезжать, что-то проверять, проценты, налоги. Кто будет домом заниматься, сдавать в аренду. Это такая мука. У меня здесь дача служебная – 10 минут, я с трудом раз в месяц еду. Там все убирают, делать ничего не надо. А чтоб в собственности иметь – это каббала.

Монгайт: Вы же ездите на Майбахе.

Жириновский: Нет никакого Майбаха. Мерседес и БМВ. БМВ служебная, и Мерседесу лет 10.

Монгайт: Почти антикварная.

Жириновский: Нет новых с перегородкой и удлиненных.

Монгайт: Вы с мигалкой ездите?

Жириновский: С мигалкой, положено.

Монгайт: А зачем?

Жириновский: Удобно.

Монгайт: Не поспоришь.

Дзядко: А остальные жители города Москвы?

Жириновский: А причем здесь остальные жители города Москвы? Всегда есть какие-то возможности. Мы же пропускаем скорую помощь. Есть определенная категория машин и лиц, которым даны такие привилегии. Если я еду с мигалкой, мне нужно успеть везде. Сейчас вся Москва спит, а я у вас. У меня график более напряженный, и это не я придумал. Это решение Правительства. Они определяют круг лиц, которым положено. Раньше в регионах давали ГИБДД, сейчас убрали.

Таратута: Зачем вам сопровождение ГИБДД?

Жириновский: Потому что не проехать нигде и найти тяжело. Дом культуры где? Мы не знаем. А для полицейского это родной город, он нас везет.

Дзядко: Навигатор стоит полторы тысячи.

Жириновский: Навигатор в Москве. Когда приезжаешь, никакого навигатора.

Фельгенгауэр: Если у вас заберут единственную мигалку?

Жириновский: Без нее будем.

Фельгенгауэр: Ближе к избирателям?

Жириновский: Причем здесь избиратели, что вы все такие популисты. Избиратели в бане, давайте в баню ходить, там все голые…

Дзядко: Здесь никакого популизма, люди стоят в пробках, гудят и благим матом на всех, кто с мигалками едят.

Жириновский: Моя мигалка никогда не мешает. Ни один человек не скажет, что я где-то подрезал.

Монгайт: Никто же не знает, что это ваша.

Жириновский: Я по Кутузовскому еду по нейтральной территории, по которой никто не имеет права ехать. Я не мешаю, все стоят справа от меня.

Монгайт: Сколько лет вы с мигалкой?

Жириновский: 20 лет.

Арно: Давайте вернемся к вашей семье. Это нормально, что мы не знаем, кто ваша супруга. Но нормально ли для россиян, что мы не видим супругу президента и детей? Таким образом, у россиян странное складывается сознание, что они не видят главной семьи страны, по сравнению с американским президентом. Мы видим, что они гуляют в саду, лепят кексы, танцуют, держатся за руки.

Жириновский: Это временной фактор. В ленинско-сталинский период все были в Кремле, там жили, ходили друг к другу в гости. Просто не было телевидения. Почему у нас меньше показывают? Начинают сразу искать, где дочь или сын работает, компромат, могут быть проблемы, провокации. 23 года назад я избираюсь лидером партии, все об этом знают. Сразу начинают давить в школе, 10-11 класс, начинают снижать оценки, на парня гонения.

Арно: То есть нужно все засекретить.

Жириновский: Не засекречивать. В Америке 200 лет одинаковые отношения между людьми, а у нас впервые за 20 лет другие партии, лидеры, семья, экономика. У нас нет привычки. У нас начинают мстить. Горбачев на чем прогорел – жена. Все правители горят на детях.

Фельгенгауэр: Все-таки за последние 10 лет немножко все стабилизировалось и с партиями, и с экономикой. Может быть, уже пора показать семью?

Жириновский: Кто должен показывать?

Фельгенгауэр: Первые лица государства.

Жириновский: Пусть они и решают этот вопрос. Я показывал и жену, и сына, и внуков.

Монгайт: У вас один ребенок?

Жириновский: Нет, трое. Еще сын и дочь, у всех дети, внуков у меня пятеро.

Монгайт: Это ваши внебрачные дети?

Жириновский: Все в браке. Поэтому все и не говорим вам. Вы сразу вешаете ярлыки. Вы же нас провоцируете и позорите перед всей страной.

Арно: Мы не виноваты в том, что Владимир Путин не показывает семью.

Жириновский: Мы про меня поговорим. Все дети одинаковые, поэтому скрывают от вас детей.

Монгайт: Мы не знаем про ваших детей. Чем они занимаются?

Жириновский: Не надо ярлыков вешать. Брачный, внебрачный – это не ваше дело. Вы можете спрашивать, чем занимаются, какого роста, какое образование. А юридические вещи вы не имеете права спрашивать.

Дзядко: Мы здесь выступаем как раз как скорая помощь.

Жириновский: Вы тут же навешаете ярлыков. Плохо учится, пьет, наркоман.

Монгайт: Судя по публикациям в интернете, у вашей семьи довольно много недвижимости.

Жириновский: В свое время все партийное имущество на меня оформлялось, потом, когда это стали в газетах публиковать, все переоформили на ЛДПР, и сейчас практически ничего не осталось на меня или жену. Этим занимается фирма, у нас есть разные юридические лица. Информация устаревшая. Когда-то все штаб-квартиры по стране были на мое имя.

Дзядко: Теперь все по-другому?

Жириновский: Все переоформлено.

Таратута: Вы политический старожил, вы Путина помните таким, каким мы его не помним. Он поменялся с тех пор, как вы его увидели впервые? Устал, или стал бодрее?

Жириновский: Нет, не поменялся. Первая встреча была, когда я пришел к Бородину просить. Я хотел уходить, он сказал, подожди, сейчас новый зам придет, из Петербурга прислали, я тебя познакомлю. Я поздоровался и все. Знал бы я, что это будущий президент, я бы поближе познакомился.

Дзядко: А что значит, поближе познакомиться?

Жириновский: Узнать человека.

Дзядко: Пойти с ним в буфет?

Жириновский: Конечно. Пообщаться, пригласить его. Бородин приглашал его на день рождения каждый раз. Он никак не изменился, мне кажется. У него выдерживается стиль, он не особенно реагирует на собеседника, слушает внимательно.

Таратута: Ему скучно?

Жириновский: Это тип человека. Он не дает сразу ответ.

Монгайт: Он болеет сейчас?

Жириновский: Нет. Абсолютно здоровый человек.

Таратута: Про спину это слухи?

Жириновский: Он же тренируется.

Монгайт: То есть он перекачался.

Жириновский: Да. Спортивная травма.

Фельгенгауэр: В то время, когда Владимир Путин делал свои первые шаги в политике, вы считали себя вправе давать ему советы как политик более опытный?

Жириновский: Наши встречи именно в этом и заключались. Я говорил свою позицию по всем вопросам. Все, что я считал нужным, я говорил. Кавказ, национальный вопрос, православная церковь, Украина, Запад, разоружение, экономика, олигархи, коррупция, партия, демократия, выборы.

Фельгенгауэр: Просто за последние годы складывается впечатление, что к вам прислушиваются. Вы выступите с ярким заявлением, все его бурно обсуждают, говорят, это абсурд, а через несколько месяцев мы видим, что это законодательная инициатива.

Жириновский: Я не знаю, это от меня они слышат или нет. Там же работает огромное количество аналитиков. Вся политика публична. Если я говорю об усилении православной церкви, там, может, еще 100 человек сказали об этом.

Монгайт: А вы сказали, пора усиливать православную церковь?

Жириновский: Нет, я однажды перечислил базовые принципы, которые надо применять в России, лет 10 назад. Там был пункт об усилении роли православной церкви.

Дзядко: Практически «православие, самодержавие, народность».

Жириновский: Это сохраняется в чем-то. Царь – самодержавие, коммунисты – самодержавие, президент – самодержавие.

Таратута: А вы в хороших отношениях с патриархом?

Жириновский: Да.

Таратута: Как вы познакомились?

Жириновский: Он еще был руководителем Отдела внешних сношений Московского Патриархата, я договорился о встрече, потом он вел Русский собор, давал мне слово. Всегда приглашают на интронизацию, день рождения.

Монгайт: Как отмечают его День рождения?

Жириновский: Обычно стоит очередь с подарками.

Монгайт: А вы что дарить будете?

Жириновский: Иконы, чтобы он отправлял в монастыри.

Фельгенгауэр: Вы к патриарху относитесь как прихожанин к духовнику или как политик к политику?

Жириновский: Больше как к должности. Конечно, иногда перекидываемся какими-то фразами.

Монгайт: Вы воцерковленный человек?

Жириновский: Да, я и крещеный, и венчаный.

Монгайт: На исповедь ходите?

Жириновский: Один раз меня заставил исповедоваться наш настоятель в Кызыле. Ему не понравилось, что крестика нет. Я вообще никогда не ношу, ни обручальное кольцо, ни часы.

Монгайт: Вы знаете, что нынешнюю Думу называют Думой Жириновского, потому что по количеству неожиданных законопроектов Дума может сравниться только с вашими высказываниями. Есть мысль, что это плагиат вашей политической стратегии.

Жириновский: У любой правящей партии есть хозяин в Кремле. У коммунистов – Маркс, Энгельс, Сталин, у кого-то денежные мешки, а у нас – я. Я самый свободный политик в нашей стране и, может быть, во всем мире. Я говорю то, что считаю нужным.

Монгайт: А про нынешнюю Думу?

Жириновский: Наметился другой перелом. Они понимают, что нужно делать что-то больше, чем поддержка Кремля. Им нужно идти в округа, к себе привлечь общественное мнение, иначе оно пойдет в сторону.

Фельгенгауэр: Вы считаете, что они вас копируют в чем-то?

Жириновский: Они слышат меня. Естественно, они могут перехватывать идеи. Например, резиновые квартиры. Мы год назад внесли проект закона, они сейчас.

Дзядко: Почему вы не проголосовали в поддержку закона о запрете гей-пропаганды в России?

Жириновский: Потому что данный закон как раз провоцирует пропаганду.

Дзядко: Конечно же, нет.

Жириновский: Целый год идет массированная пропаганда.

Монгайт: Единая Россия – гей-лобби?

Жириновский: Нет, не желая, им подсунули те, кто хотят усиления пропаганды.

Монгайт: Кто это?

Жириновский: Люди, которым это выгодно. С Запада.

Монгайт: Они управляют Единой Россией?

Жириновский: Не Единой Россией. Она как раз сопротивляется.

Дзядко: Создается ощущение, что они либо там все идиоты, либо все геи, если они голосуют за пропаганду.

Жириновский: Я вижу в этом возможность появления инструмента для пропаганды. Они не понимают. Вот посмотрите на время, вы предполагали перестать переводит время, и Дмитрий Анатольевич пошел навстречу, так чиновники подсказали оставить летнее время, но они дураки, а он согласился. Так же и здесь. Кто-то подготовил проект закона, сейчас несколько лет будет идти пропаганда, а потом будут штрафовать.

Монгайт: Есть гей-лобби в Госдуме?

Жириновский: Трудно сказать. Есть у нас лобби против принятия закона содержания животных? Каждый год загрызают людей. Мы хотим остановить это. Не можем принять закон о содержании животных в нашей стране.

Таратута: Скольким геям, как вам кажется, в Думе пришлось проголосовать за закон о запрете пропаганды гомосексуализма?

Жириновский: Я ничего не могу сказать. Я знаю, что в любой стране мира это было исторически. Это часть биологической сущности человека. Это не культура, это не болезнь. Это невозможность гармонии половых отношений между мужчиной и женщиной, и природа дает выход.

Дзядко: Вы сейчас говорите, как активист ЛГБТ-движения.

Жириновский: Нет, я объясняю, каким образом здесь вопрос рассматривать надо. Мы его рассматриваем примитивно, что это пропаганда, кто-то хочет, чтобы так было. Но это связано с природой человека. Наркотик – это искусственное, алкоголь, табак – искусственное, мы это запретили, с сегодняшнего дня ввели запреты и боремся с алкоголем, наркотиками. А сексуальные меньшинства – немножко другая сфера, и здесь они совершают ошибку. Они хотят пропаганду занизить, остановить. На самом деле, они ее усиливают.

Фельгенгауэр: Еще и в интересах Запада.

Жириновский: А Запад дает, потому что он исходит из того, что планета Земля не может обеспечить нормальную жизнь семи миллиардам. Мы должны искусственно затормозить размножение.

Дзядко: Планета планетой, но как Запад на депутатов влияет?

Жириновский: На встречах. Мы были сейчас во Франции на переговорах, и там только этим и занимались.

Монгайт: Они вас убедили?

Жириновский: Нет, они недовольны, почему у нас принят закон против пропаганды гомосексуализма. Контакты постоянны, и Запад эту тему педалирует. НКО их волнует, Сирия и сексуальные меньшинства, больше ничего их не волнует.

Фельгенгауэр: Может, прервать все контакты?

Жириновский: Зачем? Вам хочется события? Пусть будут все контакты.

Монгайт: Можно однополые браки легализовать?

Жириновский: Пока речь не идет о легализации браков. Во Франции приняли, и у нас когда-нибудь примут обязательно.

Дзядко: Вы поддержите?

Жириновский: Мы зависим от избирателей. Избиратель против, и объяснить ему, что это не поведение, а природное явление, он не понимает.

Дзядко: А вы за?

Жириновский: А не сказал «за». Я пытаюсь объяснить, а вы вешаете ярлыки.

Арно: Вы, как любой человек, не лишенный чувства юмора, наверняка задумывались о своих похоронах. Кто придет, какие государственные почести?

Жириновский: Я предполагаю, что панихида будет в Колонном зале. Большой портрет в черной рамке. Гроб пронесут до старого здания университета, там на автомобиле на Новодевичье кладбище. И поминки в самом большом ресторане для всего народа, и на подушечках ордена.

Арно: Кого не позовете?

Жириновский: На панихиду никого не зовут. Все, кто хочет, приходят.

Дзядко: Почему Новодевичье, а не Кремлевская стена?

Жириновский: Там плохо, там площадь радости.

Дзядко: В каком качестве вас будут хоронить?

Жириновский: Смотря какая ситуация будет в стране. Как минимум, будет связано с каким-то органом власти.

Монгайт: То есть государственные почести будут точно?

Жириновский: Да. Я бы хотел артиллерийские залпы, и слезные речи.

Монгайт: Что бы вы хотели услышать?

Жириновский: Что я в чем-то олицетворял историю России конца ХХ-начала ХХI века, сумел так объясниться с народом, что миллионы людей голосовали десятки лет за меня и возглавляемую мной партию. К тому времени я, может, буду уже 7 раз кандидат в президенты.

Монгайт: То есть вы не собираетесь останавливаться?

Жириновский: Не собираюсь.

Монгайт: А есть шанс, что вас выберут?

Жириновский: Конечно.

Дзядко: Какой шанс, вы 5 раз участвовали.

Жириновский: Вы из чего исходите?

Дзядко: Я исхожу из реальности.

Жириновский: Это не реальность. Ситуация может резко поменяться в ближайшие 5-6 лет.

Таратута: А вы были бы лучше президент, чем Путин?

Жириновский: Я бы по-другому многие вещи сделал - жестче. Народ хочет закрыть страну. Сейчас все раскрыто, столько грязи, большинство людей страдает. Нужны жесткие меры, регламентация, цензура, запреты. Мы сейчас мучаемся, иметь недвижимость за рубежом или нет. прекратить вывоз капитала. С завтрашнего дня запрещено вывозить деньги за рубеж. Все, кто вывез, вернуть в Россию, иначе тюрьма.

Арно: На сегодняшний вечер можно сказать, что вы уже наработали все то, о чем вы сейчас говорили?

Жириновский: С точки зрения сказать, я все сказал. Мне осталось две ступени до Олимпа.

Таратута: То есть ваш потолок достигнут?

Жириновский: Две ступени, и я не фанат, пуская пока не я. Но ошибается Тихон, что не я. Я идеи сказал, дал оценки, а сделать еще предстоит.

Монгайт: Вы реально думаете, что через 5 лет вы будете преемником Путина?

Жириновский: Почему преемник? Закончатся его полномочия.

Монгайт: Сколько вам будет лет через 5 лет?

Жириновский: 72.

Монгайт: Нормальный возраст для президента?

Жириновский: Рейган позже пришел к власти.

Монгайт: А Римский папа уже уходит.

Жириновский: Он на 20 лет меня старше. Ему 86. А президенту Израиля под 90. У меня возраст нормальный. Раньше нельзя – не хватает опыта.

Монгайт: То есть Путин пришел слишком рано, не говоря о Медведеве.

Жириновский: В 40 лет не хватает знаний, и даже в 50. Вот Примаков мудрый, но не получилось.

Таратута: Медведев – это ошибка?

Жириновский: Они из одной команды, и Путину было удобно, надежно его включить в свою команду.

Фельгенгауэр: То есть их возраст надо просто сложить.

Жириновский: Почему сложить? Это их отношения внутри команды. Иванов чем-то ему не понравился.

Дзядко: Получается, он побыл президентом 4 года, и до свидания.

Жириновский: Наоборот, он работает, и будет работать – снова будет президентом.

Дзядко: Так вы же будете президентом.

Жириновский: Я говорю их планы. Естественно, я хочу. Я хотел при Ельцине в 91 году. За него вся Америка, деньги, телевидение, а за мной рубля не  было, а у него сотни миллионов долларов.

Таратута: Если Медведев будет следующим президентом, почему про него фильм за фильмом снимают? Кто его враг?

Жириновский: Трудно. Это все кремлевская, околокремлевская кухня, кланы. Я не присутствую при их разговорах.

Дзядко: Вы в российской политике 188 миллионов лет, наверняка, вы чувствуете.

Жириновский: Конечно, можно понять, что он ближе к гражданским и либеральному крылу. И есть силовое крыло – Путин, Иванов.

Таратута: Иванов Сергей Борисович сейчас в администрации силовиками руководит?

Жириновский: Конечно, а до этого Нарышкин. Это по распределению обязанностей. Это было при Сталине, при царе. Интриги всегда.

Монгайт: С кем вы общаетесь в администрации чаще всего? С Ивановым, Володиным?

Жириновский: С Ивановым редко. Нас курирует управление внутренней политик – Морозов, и Володин как первый зам администрации.

Монгайт: Он курирует демократию. Симпатичный человек?

Жириновский: Он по должности, не потому, что он ее делает, как ему надо. Он отвечает за выборы, политические процессы.

Таратута: Кто лучше – Сурков или Володин?

Жириновский: Каждый по-своему хорош.

Фельгенгауэр: С кем вам комфортнее работать?

Жириновский: Я никак с ними не общаюсь.

Фельгенгауэр: Он же вас курирует.

Жириновский: Он курирует перед президентом, он ему докладывает.

Дзядко: Он вам указаний никаких не дает?

Жириновский: Никаких.

Монгайт: А советы?

Жириновский: Нет.

Дзядко: Вы не приезжаете на какие-то встречи?

Жириновский: Там есть рабочая группа по совершенствованию закона о выборах, там Лебедев.

Дзядко: А встречи, где собираются лидеры фракций?

Жириновский: Это проходит с президентом и премьер-министром. Там Володин участвует.

Дзядко: А так с Володиным не встречаетесь?

Жириновский: Нет, а зачем?

Таратута: Когда Единая Россия за что-то голосует, а вопрос сложный, скандальный, из Единой России кто приходит объяснять, как голосовать?

Жириновский: Никто к нам не приходит.

Таратута: А к ним?

Жириновский: Я же не сижу у них.

Монгайт: То есть вам даже не звонят, не дают советы?

Жириновский: У Морозова есть чиновники, там, наверное, какое-то взаимодействие есть. Они в Ново-Огарево встречаются, президент с ними встречается.

Дзядко: А кто вам позвонил из администрации и сказал, за закон Димы Яковлева должны проголосовать все депутаты?

Жириновский: Это наш закон. Мы 10 лет назад предлагали запретить любое усыновление за рубеж. Не прошло.

Дзядко: И что, вам не звонили?

Жириновский: Нет. сейчас вносят закон восстановления одномандатных округов, мы против, никто не уговорит. Мы против муниципального фильтра.

Монгайт: Вы не удивились, что Единая Россия так единогласно поддержала ваш закон 10-летней давности?

Жириновский: Конечно, это нас раздражает. Тогда отвергли, а сейчас прищучило.

Монгайт: А что же прищучило?

Жириновский: Им нужно было что-то сделать. Это был самый болезненный закон по американцам. Они по нам ударили – мы по ним. Сейчас продолжаем ударять.

Монгайт: Вы не боитесь, что вас перестанут пускать в Америку?

Жириновский: Только счастлив буду. Сразу огромное количество голосов будет за меня. Почему Немцов, Каспаров не могут выиграть? Все обнимаются с американским президентом.

Монгайт: А если вас перестанут пускать в ЕС?

Жириновский: Ради бога. Постоянно выезжаю, никто не отказывает, везде выступаю, но если будут мне препятствовать, только хорошо. Мне один раз запретили, и отменили запрет. Украина на полгода.

Монгайт: Много сейчас в России американских шпионов?

Жириновский: Конечно. Сейчас идет борьба. Войны не будет. Они внедряются везде.

Дзядко: В Думе есть шпионы?

Жириновский: Шпионов нет, но есть те, кто часто встречаются. Ходят в посольство.

Монгайт: Кто они?

Жириновский: Откуда я знаю. Депутаты, из аппарата люди.

Фельгенгауэр: У вас есть кто-то под подозрением в вашей фракции?

Жириновский: У нас был сотрудник, пришли из ФСБ, сказали, уберите. По нашим данным, в Дубае его завербовала американская контрразведка. И я его убрал.

Арно: ФСБ часто приходят к вам?

Жириновский: Один случай был за 20 лет. Он должен был стать мои завсекретариатом, требуется допуск, который дает ФСБ.

Монгайт: Как распознать американского шпиона?

Жириновский: Кто хвалит Америку, кто там учился, у кого там деньги, счета, ездит туда постоянно. Простой пример: я приезжаю на семинар НАТО в Болгарии, приезжает американская делегация, и он говорит, где Рыжков. Они обрабатывали Рыжкова.

Дзядко: Рыжков шпион?

Жириновский: Не шпион, но он у них в списке тех, на кого они делают ставку, чтобы привести к власти. Явлинский обработали, не получилось, Немцов обработали, Рыжков, сейчас Навальный.

Монгайт: А вас обрабатывали?

Жириновский: Нет.

Монгайт: Почему вы думаете, что Навального обрабатывают?

Жириновский: Пропаганда. Он на пустом месте возник.

Дзядко: Американцы его пропагандируют?

Жириновский: Конечно. Дают деньги, чтобы Эхо Москвы давало ему эфир, вы его приглашали.

Фельгенгауэр: Документы ему еще, наверняка…

Жириновский: Подсовывают, сливают.

Монгайт: Они дают деньги медиа или Навальному?

Жириновский: Часть прессы подкуплена, часть власти, часть депутатского корпуса, политические партии, профсоюзы.

Дзядко: Все прекрасно понимают, что никакие деньги, никакие американцы ни Эху Москвы, ни телеканалу Дождь не дают, чтобы пропагандировать Навального.

Жириновский: Они напрямую говорят, что они выделили условно 100 млн долларов на развитие демократии в России.

Дзядко: Не знаю, что они куда выделили. Это абсолютно параноидальная идея, что всюду американцы.

Жириновский: Самые антирусские издания: Новая газета, Эхо Москвы, телеканал Дождь. Самая антирусская пропаганда.

Дзядко: Зачем вы неправду говорите в прямом эфире.

Жириновский: Нет, все проплачено, все революции. Там готовят. Туда зовут на семинары. Гайдара там учили, Явлинского. Меня пригласили - я приехал, они обучали всех лидеров новых партий. Я экзамен не сдал. Фонд Фридриха Науманна, он поддерживает либеральные партии. Они спросили про национальный вопрос. Я говорю – русских защищать. Все, до свидания. Если бы сказал, защищать нацменьшинства - Володя молодец.

Фельгенгауэр: Вы просто обиделись, что вас не взяли?

Жириновский: Вы спрашиваете, откуда деньги. Деньги дают, стипендии, учат. Сейчас Федюкин, новый зам министра образования, учился в Америке. Попробуйте диссертацию в Америке получить, сразу приходит ЦРУ, и спецслужбы начинают прикрывать.

Дзядко: Нужно запретить российским гражданам учиться за рубежом.

Жириновский: Едет 100 человек, человека 3-4 завербовывают. Ездите, учитесь.

Таратута: Много агентов в Правительстве и Кремле?

Жириновский: Они не напрямую агенты, но им советуют. Сейчас будут мешать, зачем мы остановили ввоз мяса из США.

Таратута: Получается, те, кто был против закона, иностранные агенты – Лавров, Голодец, Ливанов.

Жириновский: Нет, но им советовали высказаться против принятия закона.

Таратута: Они слабое звено?

Жириновский: Голодец – креатура Прохорова, он внедряется в Правительство.

Таратута: А Прохоров агент?

Жириновский: Конечно. Немцов, Каспаров, Явлинский, вся Болотная.

Таратута: А Путин с вами согласен? Он так же к этим людям относится?

Жириновский: Я не знаю.

Монгайт: История выглядит абсолютно параноидальной. Всюду враги.

Жириновский: То же самое у них.

Монгайт: То есть у них паранойя и у нас паранойя?

Жириновский: Это не паранойя, а влияние на политику.

Монгайт: Вы не боитесь, что вас отравят?

Жириновский: Что у вас все смертельные дела?

Монгайт: У вас всюду враги и шпионы, а у меня смертельные дела.

Жириновский: В истории это всегда было и будет. Процентов 5 – агенты спецслужб.

Фельгенгауэр: Вы думали о том, что будет с партией ЛДПР после того, как вы уйдете?

Жириновский: Не думал. Все будет хорошо. Опять у вас печаль.

Дзядко: Не будет. Не существует этой партии.

Жириновский: Явлинский ушел, распалось Яблоко?

Дзядко: А где Яблоко?

Жириновский: Она была слабой изначально.

Дзядко: А ЛДПР – партия Владимира Жириновского.

Жириновский: Вы навязали, чтобы создать впечатление у избирателей, что это один человек, а не партия.

Фельгенгауэр: Вы сами нам рассказывали, что вы самый свободный политик. Как партия выживет без самого свободного политика?

Жириновский: Как обычная структура.

Монгайт: Кто придет вам на смену?

Жириновский: Лебедев, Овсянников, Нилов.

Дзядко: Вы же им не доверяете.

Жириновский: Вы странные люди. Они не являются моими друзьями. Как руководители партии они все делают правильно.

Монгайт: Они вас не предадут?

Жириновский: Я ушел, вместо меня они будут, кого предавать?

Дзядко: Идея, которую вы в партию принесли, присутствует?

Жириновский: Естественно, мы центристская партия, упор на госсектор, антиамериканская позиция, сельское хозяйство.

Дзядко: Антиамериканская позиция – это самоцель.

Жириновский: Это не самоцель, а способ сохранить страну. Главный враг – США. Не Китай, не исламский мир. США ставит цель нас ослабить, разрушить. Они начали перестройку-2.

Дзядко: Когда вы в Америке в последний раз были?

Жириновский: В 2006 году.

Монгайт: Живут хорошо?

Жириновский: Нет, плохо. Спрашиваю в гостинице у филиппинца, понравилось ему, он говорит, нет, заработаю деньги, уеду домой. К нашим на Брайтон Бич: сколько остается чистый доход, как заплатили налоги? 500 долларов. Из-за этого приехали сюда? – Нет, скоро вернемся. Большинство уехавших недовольно. Большинство граждан США недовольны. Это страна-торговая площадка. Там нет ничего духовного.

Дзядко: У меня последний вопрос: если не Путин, то кто?

Жириновский: Любой, полно, нет никакой проблемы. И Зюганов, и я, и Медведев, и Нарышкин, и Собянин, и Козак, и полно людей. Нет проблемы, чтобы людей поставить на самые высокие посты. Нам главное, чтобы были честные выборы, в которых ЛДПР борется 25 лет, вы нас никогда не поддерживали. Мы с вами не можем достичь успеха. Вы на Болотной в одну сторону тянете, коммунисты в другую. Лебедь, рак и щука.

 

P.S. Жириновский: Я, Владимир Жириновский, был на передаче Hard Day’s Night, никогда больше по-английски не буду говорить, «Вечер трудного дня», или просто «Вечерняя усталость» можно было назвать. Передача отвратительная, надо закрывать, пытались меня тут раздеть, ввязались в личную жизнь, пытались похоронить, пытались сказать, что без меня партия погибнет, что у нас нет американского влияния. Все искажают, извращают. Имею право – свобода слова. Я их уважаю за то, что они заняли самую легкую позицию – работа на дядю Сэма. Заплатят и защитят. Когда Ельцин хотел убрать Чубайса, Гор позвонил – оставить. Вашингтонский обком их прикроет. А я сам себе хозяин. Я Зюганова Карл Маркс, у Единой России – Кремль. У них на Дожде – американский Госдеп. А у меня я хозяин, самый мужественный, смелый, чистый, открытый. До свидания! Ноги моей здесь больше не будет!