«Лукашенко согласится на присоединение к России. Ему это выгодно». Владимир Жириновский — о протестах в Беларуси, отравлении Навального и деле Фургала

Немзер: Что тогда это было? Что случилось-то?

Жириновский: У него это был просто приступ, возможно.

Чуракова: Приступ чего?

Жириновский: Приступ, связанный с реакцией организма. Ведь он там был в чужом месте, что-то он ел…

Чуракова: Стрессанул.

Желнов: Сахар упал.

Жириновский: Вы должны понять, я сам, когда ездил по стране, все эти гостиницы, самолеты, там пища такая, что можно отравиться запросто.

Желнов: Владимир Вольфович, ну вы же понимаете, что это несостоятельно.

Жириновский: Почему?

Немзер: Версия не выдерживает критики.

Жириновский: Почему?

Немзер: Молодой мужчина, которого наблюдают врачи.

Чуракова: Бегает.

Немзер: У которого два лечащих врача, который политик и который занимается своим здоровьем, вдруг ни с того, ни с сего, на сколько там, больше чем на две недели ложится в кому. Это все-таки не рядовой случай, согласитесь.

Жириновский: Вы можете понять, что это организм человека. У меня племянник умер в 46, они ровесники. Все. Вот стало плохо, сердце, поехали там, три-четыре дня, ничего не получилось, лучшая клиника наша в Лапино. Сколько вариантов, когда человек, вот парень умер, велосипедные гонки были, наш парень, 22 года, вот раз. Урок физкультуры, сколько погибает детей в год!

Немзер: Понятно. Вот эти версии, когда подтверждают несколько независимых немецких лабораторий, подтверждают факт отравления.

Роменский: И не только немецких, теперь уже и Франция, и Швеция, если я не ошибаюсь.

Немзер: И не только немецких, да. Это как к этому относиться?

Жириновский: Вот это в чистом виде уже провокация, это они теперь говорят. А наши требуют, дайте анализы, дайте копию анализов, давайте мы посмотрим. Потом, где доказательства, что они взяли анализы у Алексея, нашего гражданина? Где мы это, нечего же не видно. Это может быть анализы действительно человека, которого отравили именно «Новичком», который есть и в Праге, и в Лондоне, и в других местах. Потом, немцы, откуда вы знаете, что это «Новичок»? Если это изобретение русское, у вас нет никаких приборов для определения, это наш ноу-хау, это только наш яд. А вы откуда знаете? Это готовилось на замену ядерного оружия, когда тихонечко посыпать весь город, все заснули, и ничего нет.

Желнов: Понятно. Если финализировать, то ваше мнение понятно, что это не отравление, это провокация.

Жириновский: Не отравление и не со стороны наших спецслужб.

Желнов: Я понял.

Соловьев: Тогда зачем все это и кому? То есть Берлин, Париж договариваются о том, чтобы вот эту всю историю раскрутить, по вашей версии. Зачем?

Жириновский: В Уголовном кодексе есть термин, уголовное преступление, побуждение, самое главное — корыстные побуждения.

Соловьев: Мотив?

Жириновский: Корысть, деньги. Все преступления в мире совершаются из-за денег. Могут там любовь, пьяный, наркотики, но в основе все равно корыстные побуждения. Так и здесь. Американцам надо остановить «Северный поток - 2», потому что русский газ слишком дешевый, и им трудно нас вытеснить экономическими мерами, только меры, связанные административные, убрать газ, вот их задача. Как убрать газ? Нужна причина, чтобы объявить санкции, не достраивать газопровод или кого-то заставить не покупать русский газ, надо обвинить Россию в чем-то. Вот у них два варианта, Беларусь и Навальный, что лучше получится. Вот почему мы, допустим, не стали резко с Беларусью что-то делать? Чтобы не дать повод. Не дай бог мы ввели бы войска, 100% еще тысяча санкций.

Соловьев: Подождите. Навальный едет в Сибирь, ему становится плохо. А дальше факт того, что Навальному становится плохо, моментально решают использовать американцы, Берлин и Париж для того, чтобы остановить «Северный поток»? Так?

Жириновский: Да, это было заложено, это выгодно Трампу. Не в том году, не весной, а сейчас, за два месяца до выборов он говорит американцам: «Ребята, наш газ будет покупать Европа, мы еще больше заработаем». Сейчас оживают все эти скважины со сланцевым газом. Пока русский газ дешевый, эти скважины невыгодно продавать, а русского газа нет — идет дорогой газ сланцевый. Это экономика, да.

Желнов: Владимир Вольфович, вы признаете Алексея Навального серьезным политиком, серьезным политическим игроком?

Жириновский: Он, так сказать, себя поставил с самого начала как блогер и как расследование дел коррупционного характера.

Желнов: Ну это уже прошло много-много лет, больше десяти. На сегодняшний момент вы признаете или нет? Ваше мнение.

Жириновский: Я противник того, что его называют лидером русской оппозиции. Человек ни разу не был даже депутатом сельсовета, ни разу не был. Я шесть раз баллотировался на пост президента России.

Желнов: Он баллотировался на пост мэра Москвы.

Чуракова: Вы договаривались, а он не может договориться с Кремлем.

Жириновский: Как я договаривался? Как я договаривался, когда я пошел на выборы президента, никакого Путина не было. Это был Ельцин, с которым мы были враги.

Роменский: Тогда было совсем другое время, и тогда политическую партию можно было создать, а Навальному это делать не дают.

Жириновский: Тоже мешали, зарегистрировали и отменили регистрацию.

Желнов: Давайте не уходить в дебри. Тем не менее, он занял второе место в Москве на выборах мэра города. Это серьезный результат или нет для просто блогера, как вы говорите?

Жириновский: Нет. Победы нет, вы понимаете, просто занял второе место.

Желнов: Второе с высоким показателем.

Жириновский: Люди могут занимать вторые места всю жизнь, победа — первое место. Победа — губернатор.

Желнов: Второе место в столице и больше 20% голосов, насколько я помню, 26%.

Жириновский: Хорошие результаты, согласен. Но посмотрите по-другому. Вдруг человеку приговор, уже везут в тюрьму, разворачивается «воронок», на вокзал, в Москву, и он уже кандидат в мэры. Вы говорите, договорные, а здесь не договор? Так быстро зарегистрировали, где он взял подписи московских муниципальных?

Чуракова: А с кем он договорился?

Роменский: Когда его тогда отпускали, я был у Государственной Думы, стояли тысячи человек, в кольце держали Государственную Думу. Вы помните ту акцию, наверняка.

Жириновский: Помню, да. Я говорю о том, как быстро собрал необходимое количество подписей и получил право быть кандидатом в мэры Москвы. Мы не можем этого делать, это очень тяжело в Москве, огромное количество подписей, придирки, там нотариальное заверение, а у него все, кубы стоят по всей Москве. Мы не можем пробить кубы, а у него стоят!

Желнов: Хорошо, Владимир Вольфович, он серьезный, с вашей точки зрения, политик?

Жириновский: Понимаете, для меня подозрение вызывает его стажировка в Йельском университете.

Желнов: Но вы не отвечаете опять на вопрос. Серьезный или нет?

Жириновский: Нет, я об этом и говорю, что если бы он был из Сибири откуда-то, какой-то такой, шумит парень, как Бондаренко, что ли, в Саратове. Я думал, действительно такой отпетый коммунист, а оказывается, авантюрист, пять миллионов в месяц зарабатывает. Он по заказу шумит, и ему платят деньги, потому что все это идет по социальным сетям. Человек договорной, он сидит зарабатывает, он коммунист, но зарабатывает, изображая из себя отъявленного оппозиционера. Мальцев был из Саратова, мы с ним спорили, революция будет 7 ноября 2017 года. Спорим?

Желнов: Понятно.

Жириновский: То есть это же не годится, что вы нас обманываете, это же фальшивки. Вы получаете деньги или здесь от кого-то, или там, изображаете и сбегаете, вас нету.

Соловьев: То есть Навальный, по-вашему, изображает?

Жириновский: Конечно.

Соловьев: А вы следите за тем, что он делает? За его расследованиями, за его популярностью, например.

Жириновский: Да. Вот вызывает подозрение, откуда материалы получает человек? Это очень закрытые материалы.

Соловьев: А сами материалы вопросов не вызывают никаких, не поднимают?

Жириновский: Именно материалы. Знать, кто, где, когда заработал, куда перешел, какие взятки, какие дворцы. Как он снимает чужие дворцы? Вы попробуйте снять, вас не допустят близко к этому объекту.

Соловьев: А к самим дворцам вопросов нет? Вы говорите, вопросы к съемке, а к самим дворцам вопросов нет?

Жириновский: Нет, вопрос не к тому, технические условия для съемки. Откуда берете материалы? Я не знаю, у кого где какая дача и сколько он потратил. Я тридцать лет наблюдаю, и мне это неизвестно.

Чуракова: Есть такие люди, они называются журналисты, они должны это раскапывать.

Жириновский: А как раскопаете вы без чьей-то поддержки? Вот это вызывает подозрение.

Желнов: Владимир Вольфович, главное, это содержание материала. Смотрите, содержание материала, не про то, как. Окей, опустили, с вашей точки зрения, как. Содержание материалов, оно вызывает у вас вопросы?

Жириновский: Оно вызывает у меня просто следующее — его направляют по этому сценарию.

Желнов: Кто?

Жириновский: Те, кто его хозяева.

Желнов: Это кто?

Жириновский: Есть университет, там же учился Саакашвили.

Чуракова: И они же его отравили.

Желнов: И у них есть доступы к дронам, чтобы летать над резиденцией Медведева.

Жириновский: Все есть. Подается одна идея — борьба с коррупцией, и Саакашвили в Грузии борется с коррупцией. Все они, во всех странах мира, прошедшие подготовку на Западе, в различных фондах. Я сам был, вы же не были, «Фонд Фридриха Наумана», я там был летом девяностого года, пожалуйста, оплатили проезд, у меня денег не было. Занятия пять дней, в пятницу экзамен. Я экзамен не выдержал.

Желнов: Понятно. Владимир Вольфович, я хотел спросить вас про Андрея Лугового, вашего коллегу, который собирался провести самостоятельное расследование произошедшего с Навальным. Есть ли какие-то результаты?

Жириновский: Я не в курсе. Но у него передача, Пятый канал, «Звезда», там есть такие, называется она «Секретные материалы», и он собирает сейчас, сделает эту передачу, чтобы мы лучше узнали, кто такой Навальный, откуда он берет информацию, как он ее делает. И потом можно найти связи, понимаете, ведь Йельский университет продолжает работать. Может, Саакашвили вспомнит его, может, они в одном классе вели подготовку, так сказать, их готовили к этому? Никто же этого не скрывает. Мы тоже в советское время, не мы, а советская власть, у нас были целые институты в Москве, и там готовили будущих руководителей компартии, глав государств, это все известно. Вы должны понять, что это специальная подготовка, тратятся деньги. Это вызывает подозрения, он не наш политик, его делают.

Соловьев: Владимир Вольфович, вы говорите, на Западе по одним лекалам штампуют оппозиционеров.

Жириновский: Да. Кто-то из Киева там еще.

Соловьев: Саакашвили, Навальный должны под вывеской борьбы с коррупцией. Но вот есть в Думе целый комитет по безопасности и противодействию коррупции, в нем Луговой. Володин поручил этому комитету, сказал, что этот комитет должен разобраться с этим делом, с отравлением Навального.

Жириновский: Да.

Соловьев: Разобрался?

Немзер: А вы хотели телепередачу. Какая телепередача, вот официальное действительно большое расследование.

Жириновский: Так у нас только Госдума сегодня первый день работает. Все комитеты еще не начали работать. Сейчас они комиссию свою создадут и будут расследовать этот факт: где отравили, как отравили, но в Омске, в России им дадут материалы, а немецкие же не дают. Это тоже вызывает подозрения, почему вы, уверяя нас, что отравлен в России, обвиняя нас, требуя возбуждения уголовного дела, не даете никаких материалов? Это что, секретное оружие? Это обычные справки медицинские, анализы, дайте их, покажите, чтобы наши врачи, да, это похоже на отравление. Где документы? Вы же исследовали. Почему-то в Омске не стали такой диагноз ставить, хотя это было первое обследование Алексея, а вы там вдруг поставили диагноз. Как вы его встречали, разве это не вызывает подозрения? Ни одного президента так не сопровождают. Почему, не догадываетесь? Потому что они понимают, немцы, что он «золотой» сегодня клиент, если его убьют, этот козырь будет битый, и немцы, и другие не могут ничего использовать, убит на территории Германии, к русским не придерешься. Видите, какое сопровождение, четырнадцать машин. Я приехал, Госдеп меня принимал, две машины ГИБДД и все.

Немзер: Понятно, да. Владимир Вольфович, скажите, пожалуйста, вот вы действительно много раз говорили, что антикоррупционные расследования Навального на вас особенно впечатления не производят. Но так или иначе, все-таки он на оппозиционном поле, и вы оппозиция.

Жириновский: Да.

Немзер: Вот у него есть некоторый оппозиционный механизм, «Умное голосование» называется, и ЛДПР довольно часто становится, так сказать, бенефициаром этого «Умного голосования».

Жириновский: Наоборот, мы проигрываем.

Немзер: Ну как нет? Объясните.

Жириновский: Мы проигрываем. Он говорит: «Кроме «Единой России» и ЛДПР» и направляет всех — голосуйте за коммунистов.

Немзер: Ну это просто неправда! Это просто неправда!

Жириновский: Так он говорил, я слышал его голос! Поднимите все его выступления.

Роменский: «Умное голосование» поддерживало часть кандидатов от ЛДПР на тех выборах, которые были.

Немзер: Поддерживало ЛДПР, в частности, и КПРФ.

Жириновский: Заочно кто-то. А он лично сказал, его установка в Москве, на выборах в Мосгордуму, все голосуйте, вот там где-то, мы покажем вам, коммунист, «Справедливая Россия», все, кроме «Единой России» и ЛДПР. Это меня возмутило. Вы можете поднять, это же в эфире было, поднимите его выступления до начала голосования в городе Москве, и вы услышите.

Немзер: Владимир Вольфович, вам пригрезилось, ей-богу. В Томске поддерживал…

Жириновский: Ну я же не глухой!

Немзер: Просто ни один из нас…

Жириновский: Я вам еще раз говорю, поднимите это выступление Навального до выборов в Москве.

Чуракова: Но мы же про выборы этого года говорим.

Жириновский: Когда он дает рекомендации, голосуйте за всех, кроме «Единой России» и ЛДПР, вот это меня взбесило просто.

Роменский: По факту-то его «Умное голосование» поддерживает ваших кандидатов!

Жириновский: Нет! Он говорит, что в Хабаровске он нам устроил, это вообще чушь. Никакого отношения к голосованию в Хабаровске он ничего не сделал.

Роменский: Мы про Томск вам говорим.

Жириновский: Томск? И что дальше?

Роменский: Там «Умное голосование» поддерживало кандидата от ЛДПР.

Жириновский: Потому что Алеша болен, он в Берлине. А это на местах инициатива местных товарищей, когда они видят, что явно проходят от ЛДПР, они подсказывают голосовать за них, молодец. Молодец, я не спорю здесь, если это произошло под влиянием вот таких вот советов, но это избиратель знает, и мы знаем, где у нас больше шансов. Томск самый молодой город, наш депутат там, одномандатник Диденко Алексей Николаевич, зовите его, он про Томск все расскажет. Я рад, Томск всегда за ЛДПР, я туда приехал, три тысячи человек во Дворце спорта. Если они подсказали, мы рады, пусть подсказывают.

Немзер: Владимир Вольфович, еще вопрос относительно голосования. Когда было голосование по поправкам к Конституции, я помню ваш диалог с Владимиром Роменским в эфире телеканала Дождь, когда вы ему говорили, что вас в высшей степени устраивает многодневное голосование, вот это вот длительное, без одного участка. И когда Володя вам говорил, а как же такая сложная ситуация, возможны фальсификации, вы говорили, что это ориентир на злоумышленников и не надо ориентироваться на злоумышленников, а русские люди хорошо голосуют и не фальсифицируют. Проходит некоторое время, выборы 13 сентября, и вы говорите, что из-за многодневного голосования были фальсификации, и вы недовольны результатом.

Жириновский: Мы приветствовали многодневное голосование только в период разгара пандемии, это 1 июля, референдум по Конституции.

Немзер: Ага.

Жириновский: В разгаре мы вообще считали, что это нежелательно было бы нам, надо было растянуть людей, в один день у нас была бы вспышка болезни. А сейчас, когда они, они же нам не объяснили, они сказали, что это многодневное, если мы примем закон, на 2021 год. А потом, раз, Памфилова говорит, а мы сейчас проведем, поскольку это инициатива местных избиркомов. Видите, как они обыграли? Они обманули всех.

Роменский: То есть вам голосование в несколько дней не нравится?

Жириновский: Не нравится. Но я из чего исхожу, давайте скажем избирателям — не ходите в пятницу и в субботу на выборы, только в воскресенье. Давайте обыграем это все. Потому что, если исходить из гуманности, вроде выгодно, человек уезжает в пятницу вечером, пусть идет голосует в субботу. Но мы видим, что все досрочное голосование, пятница-суббота, все в пользу «Единой России». Нам зачем это нужно? Посмотрите, 44%, 50%, 60%, все досрочно, и при подсчете все эти бюллетени в пользу «Единой России». Так было всегда, на дому все «Единая Россия», какие-то моряки, все, что досрочно, все в их пользу. Мы были противниками, поднимите, когда я выступал везде — никакого досрочного, никакого на дому, никаких открепительных талонов, я всегда жестко выступал против.

Немзер: Вы сейчас ничего не можете сделать с этой ситуацией, повлиять, отменить это, какие-то выдвинуть свои требования?

Жириновский: Это позиция «Единой России». Коммунисты и мы, мы готовы внести поправку в закон, чтобы больше многодневного голосования не должно быть, голосуем только в один день. Но «Единая Россия», она принимает все законы. Мы можем за и против, но если они не хотят, останется закон многодневный. Я с вами согласен, что это тяжело. Но ведь фальсификацию можно сделать и в этот день, огромное количество фальсификаций делается и в этот день.

Роменский: Но когда три дня, эти фальсификации сделать гораздо проще.

Жириновский: Согласен. Они устраивают обед и говорят, ребята, пойдем пообедаем. Все ушли обедать, в это время вбрасывается любое количество. Сейчас же вбрасывали!

Роменский: Просто наблюдатель на обед может не идти, а ночью домой он обязан уйти, его с участка выпроваживают.

Жириновский: Согласен. Но сейчас и в воскресенье вбрасывали. Сейчас вот Гуково, Ростовской области, и в воскресенье вбрасывали, не в пятницу-субботу, а в воскресенье, внаглую.

Чуракова: Я вас хотела спросить, вот прошло уже несколько лет с момента скандала с Леонидом Слуцким, журналистки думского пула обвинили его в домогательствах. Изменилось ли после этого что-то в вашем отношении к этой ситуации? Изменилось ли ваше отношение к нему? И поменялась ли, может быть, атмосфера в самой Думе, заметили ли вы что-то?

Жириновский: Я думаю, что сегодня все строже к этому относятся, даже никто не шутит и даже никто не приближается ни к кому в таком плане, чтобы могли бы обвинить. Поэтому здесь, конечно, вот это состояние, как рабочий коллектив, студенческий, школьный, когда какие-то отношения ученик-учитель, всегда возникают какие-то эротические настроения. Поэтому здесь я нигде не присутствовал, но это нежелательно, мы это отрицаем, и Леонид Эдуардович извинился, перед всей страной, на телеэкране, в одной из передач. Но при этом никакого насилия с его стороны не было. Если мы берем харассмент со стороны Голливуда, то там было напрямую, девушку заставили лечь в постель. Здесь близко ничего не было, даже она раздета не была, где-то он там рукой, как говорится, попытался…

Чуракова: То есть вы признаете, что он попытался рукой…?

Жириновский: Я не признаю, я не видел, но обвинения были такие, что якобы он рукой своей где-то пытался прикоснуться. Согласитесь, что это не половой акт и не понуждение к половому акту.

Роменский: Владимир Вольфович, а у вас эротические настроения на рабочем месте тоже возникают?

Жириновский: Нет, никаких эротических, потому что я настолько выжат, как лимон, что мне не до этого. Потом, я это уже знаю.

Роменский: Может, прежде?

Жириновский: И прежде никогда не было.

Чуракова: А были обвинения в ваш адрес от журналиста Дождя Рената Давлетгильдеева, что вы тоже, так сказать, пытались приставать.

Жириновский: Ну, я никогда не слышал. Публично пускай придет, скажет. Я никогда не слышал.

Чуракова: И что вы сделаете, если он публично придет и скажет?

Жириновский: Я откажусь, потому что я никогда ни к кому, никогда в своей жизни ни к кому не приставал. Абсолютно. У меня нет в этом потребности и необходимости. Никто, ни одна девушка меня не обвинит никогда. Меня наоборот обвиняют, что не я не целуюсь, не обнимаюсь, не приглашаю куда-то, абсолютно, близко. Поэтому здесь вопрос закрыт, я никогда никого «Давай, иди сюда, а ну-ка, давай, лезь ко мне», мне это ничего не надо. Я чист, и никогда этого не было. Девочки в классе, наоборот, говорили, что вот Жириновский, что-то он не очень хочет с нами танцевать, как-то обниматься. Ничего этого не было никогда в моей жизни, поэтому если кто-то где-то что-то сказал, это в чистом виде ложь. Почему? Они видят, что на этом можно зарабатывать. Ага, давай.

Чуракова: Каким образом на этом можно заработать на такого рода лжи? Это что, какой-то плюс дает человеку, если он рассказывает о таком травматичном опыте?

Жириновский: Ну, если он рассказывает, ему могут заплатить за это, и все.

Чуракова: Кто вам может заплатить? За что?

Жириновский: Журналисты, которые…

Чуракова: Он написал у себя в социальных сетях об этом.

Жириновский: О чем?

Чуракова: Об этом случае с вами.

Жириновский: А когда это было вообще?

Чуракова: Несколько лет назад.

Жириновский: Видите, несколько лет назад. А что молчал тогда, если несколько лет назад было?

Чуракова: Это основной аргумент, когда рассказывают жертвы. Ну не было сил рассказать.

Жириновский: Да какая жертва! Я же никогда никого ни к чему не понуждал. Никогда! Никогда ни один человек не скажет, что я кого-то принудил, заставил. Близко этого нет.

Желнов: Владимир Вольфович, я хотел вас спросить про Слуцкого, поскольку это публичная фигура, был скандал, собственно, и есть вокруг Слуцкого, хотя никаких выводов не было сделано в Госдуме. Он войдет в новый список? Поскольку сейчас будет формироваться новый список на выборы 2021 года, Слуцкий будет в этом списке?

Жириновский: Будет. Если у него есть желание, пожалуйста. Мы никого не ограничиваем.

Чуракова: А вы не считаете, что нужно сделать выводы из этой истории? И он не может больше носить мандат, потому что это просто позорно.

Жириновский: Почему вы говорите — позорно? Вы понимаете, что если был бы факт изнасилования, тогда еще можно.

Желнов: Это вы уже сказали.

Жириновский: А тут просто человек где-то прикоснулся, и мы закрываем ему всю жизнь.

Чуракова: Он работает в МГУ, он, насколько я знаю, декан факультета политологии мировой.

Жириновский: Нет, мировой политики.

Чуракова: А как вы считаете, такой человек может работать со студентками, со студентами? Он может быть допущен к образовательной работе?

Жириновский: Может, иначе мы лишим возможности работать миллионы людей, и специально будут делать пакости. Вот другой пример, тут какой-то мальчик, а вот я спрашиваю, где-то написано, «Эхо Москвы», я спрашиваю, вы откуда взяли, что я тоже приставал, когда подняли шум по Леониду…

Желнов: Он не какой-то мальчик, это наш коллега, про которого говорила Оля, Ренат Давлетгильдеев.

Жириновский: Он у вас работает?

Желнов: Работал долгое время, да.

Жириновский: Я говорю, откуда вы взяли? Да вот, в «Гостином дворе» кто-то видел, что вы с какой-то девушкой что-то там пытались. Я говорю, где этот журналист? Он в Праге. Специально же, чтобы я не достал его. Давай сюда зови его. Когда-то в «Гостином дворе», когда идет мероприятие, когда тысячи людей, якобы я приставал к какой-то девушке. Вы что, с ума сошли? Я что, дурак, что ли? Я бы увез на дачу, где-то там в ресторане. Тысячи людей, а я буду приставать? Ну где эта девушка?

Чуракова: То есть, если вы увозите на дачу или в ресторан, то там можно, а если на людях, то нет.

Жириновский: Нет, я говорю о том, что если бы мне это нужно было делать, я же не буду это делать в «Гостином дворе». Я уже вам вначале сказал, никогда ни к кому не приставал. Но если бы эта задача была поставлена, то смешно, чтобы я это делал в «Гостином дворе» или в Госдуме даже, а вот он в Госдуме там что-то…

Желнов: Вот как раз в Госдуме. Много обсуждается, что будут досрочные парламентские выборы, которые должны пройти осенью 2021, что они пройдут раньше. Что вы думаете об этом, есть ли в этом необходимость? И если да, то когда пройдут досрочные выборы в Думу?

Жириновский: Хорошо, что как бы вы имеете возможность от меня услышать окончательную позицию — все выборы пройдут в срок. Очередные выборы в Государственную Думу будут в сентябре, третье воскресенье сентября 2021 года.

Желнов: То есть вариант с досрочными полностью отменили?

Жириновский: Отпадает полностью.

Желнов: Он обсуждался?

Жириновский: Возможно, у нас будет встреча с президентом, мы еще раз от него попросим услышать, и администрации президента. Но я говорю, уже все, вопрос решен, вопрос закрыт еще летом. Помните, там было предложение, давайте и в Думу переизберем?

Желнов: Помним. А кем решен этот вопрос? Вы говорите…

Жириновский: Президент сказал и председатель Госдумы, они сказали: «Нет, выборов не будет досрочных».

Чуракова: А почему? Потому что слишком хорошие результаты у власти? Почему в итоге отошли от этой идеи?

Жириновский: Я думаю, что это позиция президента. Он не любит ничего досрочного, ничего переставлять. Вот есть очередные выборы, 2021 год, вот давайте проводить, и все. Это его позиция, насколько я знаю, он хороший консерватор. Вот он не дает разрешения на вынос Ленина, вот его позиция такая.

Желнов: Мы знаем, да.

Немзер: Мы об этом поговорим еще. Владимир Вольфович, понятно, что Хабаровск и вся история с Фургалом очень больная тема. Вот смотрите, что происходит. Задерживают Фургала, предъявляют обвинение, серьезное обвинение. Я смотрю на фракцию ЛДПР и на вас, какая будет реакция, член вашей партии. И вижу, что сначала вы говорите очень гневно, что нас забирают как в 1937 году и увозят ночью в «воронках». Потом вы говорите, что надо разобраться и еще все непонятно. Потом вы говорите, что сейчас вся фракция встанет и уйдет из Думы. Потом опять как-то никто не встал и не ушел. Потом вы проводите митинг, который как бы вроде бы в поддержку Фургала, но оказывается, что Фургал только одна из повесток, а так вообще это как бы митинг в связи с Днем флага. Что на самом деле происходит, как разобраться? Какая позиция сейчас?

Жириновский: Мы защищаем всячески Сергея Ивановича Фургала. Даже если есть к нему какие-то претензии по 2004 году, мы видим настроения всех жителей Хабаровского края, а им наплевать на его прошлое, они недовольны, что скрутили губернатора, за которого они голосовали. Это их губернатор, в этом мы поддерживаем. Потом то, что вы, реакция. Когда утром в четверг 9 июля скрутили, я был возмущен, но не зная даже, за что. Вы что делаете? 1 июля за Конституцию, а 9 июля вы заламываете руки губернатору от ЛДПР и увозите в Москву. Мы не знали, какие обвинения. Когда были предъявлены обвинения, якобы причастность возможная к каким-то преступлениям 2004 года, тогда мы говорим, хорошо, пусть разбираются, поэтому уже мы больше не ставили вопрос с какими-то протестами. Но мы сейчас пошли в «Лефортово», и нас не пустили, мордой об лавку. Мы депутаты, у нас два закона разрешают нам беспрепятственно и без специального разрешения посещать любые тюрьмы, как и президент, как и губернаторы, как и несколько категорий лиц, сенаторы и мы. Не пускают и все! Мы что должны делать, силой освободить тюрьму, Бастилию устроить? Мы все делаем.

Немзер: У вас стратегия его защищать, спасать, вытаскивать, не сдавать?

Жириновский: Да, мы защищать его. Мы согласны с жителями, чтобы суд был в Хабаровске, чтобы был суд присяжных. Но даже нас не пускают к нему. Мы будем настаивать, но мы не имеем права, это процедура, которой только семья может требовать.

Чуракова: Владимир Вольфович, к президенту выходили с этим вопросом? Что он вам сказал, если вам удалось пообщаться и заступались ли вы за Фургала?

Желнов: Не обязательно с президентом, с Антоном Вайно, с главой администрации?

Жириновский: Я со всеми общался, направлял письма, но мне сказали, есть показания на Фургала, то есть обвинения серьезные.

Желнов: А со всеми, это с кем, Владимир Вольфович? Вы сказали — я со всеми общался.

Жириновский: Я был дважды на приеме у президента.

Желнов: Уже после ареста?

Жириновский: Нет, до все было, еще до.

Желнов: Но в июле, после ареста?

Жириновский: После ареста не было никаких контактов.

Чуракова: Но вы пытались позвонить, вы пытались направить…

Жириновский: Пытался. Направил письмо, просил о встрече, и Вайно знает, что я хочу, так сказать, встретиться. Вот пытались его навестить, пока ничего не получается.

Роменский: То есть вам с президентом не удалось этот вопрос обсудить на протяжении нескольких месяцев?

Жириновский: Почему нескольких? Июль.

Роменский: Потому что несколько месяцев назад вы мне говорили о том, что неужели, я что, пойду стучать в кремлевские ворота. Так и не достучались ни до чего.

Жириновский: Так и правильно, даже в тюрьму не пускают! Какой президент, это жесткий протокол, у него такая повестка дня, пандемия, Беларусь, сколько проблем.

Чуракова: Подождите, вы же не просто кто-то с улицы, вы политик, столько лет в Думе, вы столько лет в контакте с Кремлем. Почему?

Жириновский: Но по какому вопросу? Арестован чиновник в далеком Хабаровске, и президент — все прекратить, Жириновский сюда, занимаемся Хабаровском?

Роменский: Это губернатор, это глава региона.

Чуракова: Это же ваш человек!

Жириновский: А у президента вопросы войны и мира, по Беларуси мы могли быть втянуты в третью мировую войну. По Хабаровску у нас даже ни один выстрел не будет, вы путаете немножко.

Чуракова: Подождите, Хабаровск до Беларуси случился. Все-таки было время дойти до президента, донести свою позицию.

Жириновский: Я вам говорю еще раз, президент нас принимает очень редко, два раза в год максимум.

Чуракова: Вы могли встать в одиночный пикет около администрации президента.

Жириновский: Смешно.

Чуракова: А почему смешно?

Жириновский: Лидер парламентской партии в одиночном пикете!

Чуракова: Почему?

Жириновский: Никогда не встану, ни в какой одиночный пикет!

Роменский: К белорусскому посольству вы приезжали?

Жириновский: Вот, да.

Роменский: А за Фургала не встали!

Чуракова: А Фургал свой человек и не хотите встать?

Жириновский: После выборов, когда объявили результаты, я с депутатами приехал к белорусскому посольству и высказал все свое негативное отношение к результатам выборов.

Роменский: А за своего Фургала не вышли.

Жириновский: Куда выйти?

Роменский: На улицу! Куда вы вышли по поводу Беларуси, к посольству? Здесь бы вышли к администрации президента.

Жириновский: Не надо, зачем.

Роменский: К Следственному комитету.

Жириновский: Мы поднимали эти вопросы на каждом нашем митинге с депутатами. У нас был митинг и в июле, и в августе, и в сентябре, 1 сентября. То есть мы все время, каждые две надели, выступаем и говорим. Посмотрите, у вас же записи есть в интернете.

Желнов: Можно было бы еще выйти к представительству Хабаровского края. Ну ладно, не вышли.

Жириновский: Куда?

Желнов: К представительству Хабаровского края, в Москве.

Жириновский: Ну это мелко, ну что вы, там завхоз сидит.

Желнов: Все мелко.

Чуракова: Но если упекают в тюрьму и к президенту не пускают, надо же что-то делать? Невозможно же просто вот молча…

Жириновский: Сегодня сказал на весь мир. Самая высокая точка ― заседание, Государственная Дума. Какой пикет, какое, не знаю, постпредство? Дума! И президент все это слышит. Я сказал: «Это недопустимо, вы издеваетесь над депутатами». Два закона на нашей стороне, куда еще лучше? Слышит вся страна, весь мир. И Жириновский стоит с пикетом. О чем, вы чего вообще? Мы что, уличная партия вообще?

Желнов: Владимир Вольфович, тем не менее, если мы вас правильно поняли, вашу риторику, вы не обсуждали ни с кем из администрации президента, ни с самим президентом после 9 июля ситуацию с арестом губернатора?

Жириновский: Обсуждал. Я вам говорю еще раз.

Роменский: Письмами, в одностороннем порядке?

Жириновский: Только письменно. Я направлял письменно.

Желнов: Лично вы ни с кем не общались, да.

Жириновский: А устно ни с кем, потому что они все заняты.

Желнов: Окей. Письменно вам кто-то ответил, что то, о чем вы говорили, серьезно? Я так понял, что ответ был.

Жириновский: Ответы были.

Желнов: От кого?

Жириновский: Сказали, что дело расследуется, есть показания, и серьезные, поэтому пока… А мы что просили-то? Мы просили, допустим, изменить меру пресечения.

Желнов: Окей, а от кого были эти ответы?

Жириновский: Я должен посмотреть, я уж не помню. Обычно президент сам никакие ответы не подписывает, он расписывает кому-то, кто отвечает. Минюст, Следственный комитет.

Желнов: Вам кто отвечал по Фургалу?

Жириновский: Нам отвечал Следственный комитет.

Чуракова: Вы направляли в администрацию президента, а отвечал Следственный комитет?

Соловьев: Верите? Следственному комитету верите по Фургалу?

Жириновский: Путин, резолюция его: Следственный комитет, разобраться. И нам отвечают, что пока менять меру пресечения не видим необходимости и так далее, все остается, дело расследуется, он будет находиться в Москве в «Лефортово».

Немзер: Владимир Вольфович, если про Путина уже непосредственно, как вам кажется, все-таки санкцию на его арест давал Путин? На арест Фургала давал Путин? И вообще, когда Фургал пришел в 2018 году, выиграл выборы, как Путин на это отреагировал? Очень сложно себе представить, что все эти новости про все эти уголовные дела стали сюрпризом только что, сложно в это поверить. Как это было?

Жириновский: Когда я был дважды у Путина до ареста, допустим, 2017… Он выиграл выборы в 2018-м, значит, где-то в 2019 году я был и ставил вопрос: Мистрюков, его жена жалуется, что прессуют его в Лефортово, пытаются захватить завод, какой-то Бельский, московский предприниматель. Фургал мне жаловался, он каждый месяц приезжал из Хабаровска ко мне с января до момента ареста, и я это все передавал туда, даже в том плане, что в случае его ареста могут быть волнения в крае. Это он знает, Фургал, я же там не могу знать, какая расстановка сил, кто что сделает.

Об этом я всех проинформировал и просил изменить меру пресечения и направить дело в Хабаровск, успокоить людей. Но пока все осталось по-прежнему. То есть я всех информировал.

Немзер: Санкцию на арест Фургала Путин лично давал?

Жириновский: Я же не могу знать, присутствовать. Санкцию дает следователь, следователь арестовывает всех, а потом суд.

Немзер: Владимир Вольфович, это формальный путь, да. Мы знаем, как…

Чуракова: Спрашивали ли Путина о том, арестовывать или нет? Как вы думаете, его спрашивали перед арестом?

Желнов: Просто по Улюкаеву, да, лично Дмитрий Песков признавался, что Путин был в курсе разработки Улюкаева, а вот здесь как?

Жириновский: Меня никто не ставил в известность, потому что потом вроде бы выяснилось, правда, не правда, якобы этот Бельский связан с Ротенбергами, Ротенбергам нужна сталь, строить железную дорогу на Сахалин, им нужен этот завод «Амурсталь», доход большой, три миллиарда рублей. Тогда я понял, что здесь отбирают завод. Не просто местная какая-то мафия, какой-то московский предприниматель, а более крупные. Им, может быть, действительно этот завод нужен. Но мне Фургал говорил, что это предприятие президентского внимания, он был на этом заводе.

То есть началось с чего? Начало ускользает от нас. Началось с того, что после избрания сразу стали требовать: «Выйди из ЛДПР». Вот проблема, с этого началось. Почему я и ставил в политическую плоскость. Завод появится сейчас, весной, а сперва целый год трамбовали, весь 2018 и 2019 годы, с момента избрания: «Выйди из ЛДПР!». То есть их волновало, что целым краем руководит, огромный край…

Роменский: Сменщика Фургала Дегтярева из партии не гонят, не призывают его так же покинуть ваши ряды?

Жириновский: Нет, все, тишина полная, никаких проблем.

Роменский: Но город его не принимает.

Жириновский: Новый человек. И в результате обострение, им обидно. Мы бы с удовольствием там подобрали бы местного жителя, наш бы, допустим, руководитель фракции заксобрания, но нет там ребят таких, чтобы представить.

Роменский: Вы понимаете, что Дегтярев там своей политикой, своими заявлениями про жирных голубей, про мороженое себя дискредитирует, более того, дискредитирует вашу партию? Если раньше Фургала полюбили в городе и как раз таки это было плюсом для всей вашей партии, то теперь Дегтярев, которого там ненавидят, бросает тень, причем не только в Хабаровске, но и на всем Дальнем Востоке.

Жириновский: Нет, заблуждение полное. Вы цепляетесь за какие-то слова, как к бане прицепились: вот, банщика прислали на смену! Слушайте, выборы мэра Москвы, тогда же, когда и Навальный, я говорю…

Роменский: Он, кстати, меньше Навального тогда набрал.

Жириновский: Да. Я говорю: «Михаил Владимирович, давай посетим, в трамвае проедем, больница, студенты, в баню сходим московскую». Это моя была идея. И мы пошли в баню, и там нас засняла та пресса.

Желнов: Баня породила много мемов.

Жириновский: Так я об этом говорю, да.

Немзер: Бог с ней, с баней уже.

Жириновский: Нет, не бог с ней. Вы говорите, что он что-то там сказал. Он вынужден оправдываться. «Баня? ― говорит. ― Да будем ходить в баню. Мороженое? Я люблю мороженое». Он действительно любит мороженое. «Голуби? Кормите». Там говорят: «Мы пришли покормить голубей». «Голуби уже зажирели». Ничего здесь нет необычного.

Роменский: Может, ему стоит с людьми общаться?

Жириновский: Общается. А когда толпы людей, тысячи, прорывается сумасшедший и может убить его, их таких вылавливают. Вы так спокойно говорите, вы поезжайте на Дальний Восток. Ночь уже, митинг, тысячи людей стоят.

Роменский: У нас не один корреспондент там работал.

Жириновский: Я вам говорю еще раз: сколько корреспондентов погибает в год?

Роменский: В Хабаровске?

Жириновский: Нет, в принципе в год, это же опасное дело для вас. Так и здесь. Люди…

Чуракова: Подождите, у него есть инстаграм, в инстаграме ему люди пишут сотни комментариев негативных. Он даже на них не реагирует.

Жириновский: Реагирует.

Чуракова: Ему задают вопросы, он говорит: «А есть ли у вас еще какие-то другие вопросы, кроме этого?».

Жириновский: Вы поймите, он должен руководить краем, огромный край, его облетать ― это Турция, такой же территории, в Турции 80 миллионов, а здесь всего миллион двести тысяч. Он должен знакомиться с проблемами, сейчас новый школьный год начался, день знаний, отопительный сезон, сейчас наводнение. Он сядет и будет в инстаграме: «Да, я вам скажу то». Он на работе день и ночь, он без выходных!

Соловьев: А как вы подобрали, Владимир Вольфович, кандидатуру на смену Фургалу, почему остановились именно на Дегтяреве?

Жириновский: У нас только два человека, которые прошли, включены в президентский резерв. Они проходят учебу, вот это как называется у нас? Они проходят стажировку.

Соловьев: Кадровый резерв.

Жириновский: Они в кадровом резерве. Еще Медведев создал.

Соловьев: Дегтярев, а еще кто?

Жириновский: И Жигарев. Если будет где-то возможность назначения врио, то следующий будет Жигарев, все. Дегтярев, Жигарев.

Соловьев: А вы между этими двумя как выбрали?

Немзер: А как решение вообще принималось? Это вы решали? Нужна ли была санкция администрации президента? Возражал ли кто-то?

Жириновский: Я направил в администрацию президента двоих, зная, что просто так никого не выберут, только тех людей, которых они уже просмотрели, прослушали и включили.

Соловьев: То есть вы отправили двоих, не одного Дегтярева.

Жириновский: Двоих, Дегтярева и Жигарева.

Соловьев: И там решили, что будет Дегтярев?

Жириновский: И там решили, что будет Дегтярев. И поехал Дегтярев.

Чуракова: Как вы думаете, почему они именно его выбрали?

Жириновский: Всего двое, понимаете?

Чуракова: Их логика, чем вы ее объясняете? Почему Дегтярев?

Жириновский: Может быть, у Дегтярева лучше родословная для Кремля. У него дедушка был секретарем, первым секретарем Ульяновского обкома КПСС, старой элиты это дети, это не бомжи, это не экстремисты, он окончил хороший университет, аэрокосмический. Почему первого Дегтярева? Категорически против Хабаровский край, «Единая Россия» если пришлет, не примут, и москвичи. Поэтому из двух. Жигарев москвич, а Дегтярев не москвич.

Роменский: Вы понимаете, что вас подставили, получается?

Жириновский: Он из провинции, он из Самары, поэтому мы рекомендовали: «Давайте Дегтярева, он хотя бы не москвич».

Желнов: А вам позвонили сразу после ареста Фургала с просьбой дать этот резерв, дать несколько кандидатов? В Кремле же тоже понимали, что единоросса сейчас посылать нельзя.

Жириновский: Нет, я боролся. Вы говорите: «Что вы делали?». Раз арестовали того, голосовали за представителя ЛДПР, без ЛДПР Фургал бы не победил, он был никто, это мы его сделали депутатом трижды и его направили на выборы губернатора. И раз уж вы арестовали Фургала, я просил лично в письмах, пожалуйста, назначьте кого-то из фракции ЛДПР. Имеется в виду председатель комитета, из резерва президента и чтобы не москвич. Единственным оказался Дегтярев, всего два в резерве, а Жигарев москвич. Вот поэтому Дегтярев и поехал.

Немзер: Владимир Вольфович, вы отвечали уже на этот вопрос и объясняли подробно, почему вам совсем не надо ехать в Хабаровск, но я все-таки не могу понять: у вас был действительно ваш регион, я была в Хабаровске, я была на Дальнем Востоке. Они говорят: «Мы оппозиционный регион, у нас тут ЛДПР». Поддержать людей, которые выходят уже пятьдесят с лишним дней, выходят и выходят, помочь, с другой стороны, Дегтяреву, который там, как он сам говорит, как вы говорите, завален делами, бумагами. Почему все-таки не съездить? Такое, действительно, важное место.

Жириновский: Объясняю: во-первых, все массовые мероприятия запрещены. Тогда на весь мир скажут: «Смотрите, Жириновский проводит, тысяча людей его слушает, а Зюганову не разрешают нигде». Никому, все митинги запрещены, массовые мероприятия запрещены. Это одна причина.

Вторая ― если я туда приеду и выступлю, как сегодня в Думе, то там начнется вооруженное восстание против власти, понимаете? Люди разгорячены.

Немзер: А, вы страстно выступите, вы радикально выступите.

Жириновский: Конечно, я буду защищать Фургала. Это преступно, почему арестовали? Вы так боретесь с ЛДПР, вас не устраивает именно ЛДПР. Вы молчали, пока он был депутатом, чего вы молчали, пока он был депутатом? Как стал губернатором, он попал в вертикаль президента, вы это должны понять. Все губернаторы находятся в вертикали президента.

Желнов: Мы это понимаем.

Жириновский: И тогда они говорят: «Какого черта будет какой-то из ЛДПР, да еще там такой лакомый кусочек, „Амурсталь“». Вот и стали выдавливать. Он сопротивляется, тогда силовой вариант. Кто где принимал, кто дал санкцию ― я не присутствовал.

Соловьев: Сложно, наверно, представить, что без ведома президента это случилось.

Жириновский: Я же говорю вам еще раз…

Соловьев: Кто-то сбоку в эту вертикаль.

Жириновский: Силовики, наверно, у них есть контакт и с Бастрыкиным, и с Колокольцевым, и с Бортниковым, и с президентом, и с администрацией. Всех силовиков курирует Вайно, то есть, скорее всего, он. Но вы никогда его сюда не пригласите, он не будет вам ничего говорить.

Поэтому кто давал санкцию, кто принимал решение? Насколько я знаю, даже в администрации президента, курирующей партии эти, губернаторов, кадровый вопрос, они тоже немножко обескуражены.

Желнов: Не они, это говорили про Сергея Кириенко, что он действительно узнал это в день ареста.

Жириновский: Да, узнал из прессы.

Желнов: Первый замглавы. Не из прессы все-таки, из своих, как они выражаются, дайджестов.

Жириновский: Это мы не знали, то есть где-то в другом кабинете приняли решение, а я возмутился, потому что я ничего не знал. Утром включаю телевизор, как раз выступать мне в Думе в двенадцать часов, в девять утра арестован наш губернатор.

Желнов: Была история с Алексеем Кудриным и с его заместителем Сторчуком, который провел около одиннадцати месяцев в «Лефортово». Кудрину удалось отстоять Сторчака, тоже через походы и к президенту, и в администрацию президента. Не сдавался. Вы все-таки считаете, что вы проиграете ситуацию с Фургалом или вам удастся убедить?

Жириновский: Там работает команда адвокатов. Если им удастся дать самое низкое наказание, убрать какие-то важные обвинения, чтобы был такой совсем какой-то легкий вариант, якобы он намекал, что кого-то, может быть, хорошо было бы убрать, чтобы такой был совсем далекий, тогда, может быть, мы тут же обратимся от имени всей фракции к президенту о помиловании. И президент уже на второй день после вынесения приговора имеет право указом амнистировать за любые преступления любого человека в любой точке страны, но нужны документы: его личное заявление, Фургала. А он, может, не захочет, скажет: «Нет, я чист, я честен, если я помилован, я признаю вину». И мы опять в дураках. Он должен сам согласиться, написать обращение к президенту, а мы приложим обращение.

Роменский: Вы считаете, что президент помилует человека, которого признают виновным в убийстве?

Жириновский: А вы опять неправильно говорите. Он никого не убивал.

Роменский: А обвиняют его в этом.

Жириновский: Организация.

Роменский: Еще хуже.

Жириновский: Нет. Извините, убийца виноват. Ефремов, восемь лет ― он не убивал человека, он пьяный был и наехал, он не убийца. Его автомобиль наехал, он просто не осознавал, что он может убить, так и Фургал. Он сам в руках ничего не держал. Может быть, где-то есть запись, разговор, где он как-то рекомендовал освободиться от лишнего конкурента, этого тоже не знаем.

Желнов: То есть Фургал не осознавал, если верить следствию, что заказывал организацию преступления?

Жириновский: Мы же не знаем этого ничего, понимаете?

Соловьев: В общем, понятно, что с Фургалом ничего не понятно.

Жириновский: Вы поймите, если бы были явные показания, чего вы полгода мучаете этого Мистрюкова? Он практически там умер, сейчас ему изменили меру пресечения, чтобы он в камере не умер. И жена говорит: «Его трамбуют полгода: „Дай показания на Фургала“». Это же его приятель, они вместе занимались бизнесом. Если все есть, чего вы его держите? Специально держат. Там арестовали, в Хабаровске, привезли в Москву, Фургал еще на свободе. Они хотели получить, но уже под занавес, видимо, допустим, восьмого июля он наконец дал показания, а девятого арестовали. А так не арестовывали Фургала.

Желнов: Вы материалов дела никаких не видели?

Жириновский: Нет, конечно, только адвокат может видеть, если следователь даст разрешение. Все решает следователь. Мы не можем здесь, мы только можем посетить, и это нам не дали.

Роменский: Владимир Вольфович, хотел спросить вас про Лукашенко. Вчера дали ему кредит в полтора миллиарда долларов. Вы результатом выборов, я так понимаю, не очень довольны, а правильно ли мы кредитуем его на такие суммы? У нас коронавирус, у нас нефть падает, а мы разбрасываемся деньгами, которые еще непонятно, вернутся ли.

Жириновский: Это попытка все-таки сохранить наше влияние на важный стратегический район в западном направлении.

Соловьев: Влияние или сохранить Лукашенко?

Жириновский: Нет, Лукашенко никто не собирается сохранять. Естественно, пока он хотел бы остаться хотя бы еще на полгода, на год. Но смысл, я думаю, такой: подобрать преемника, твердого, пророссийски настроенного, провести выборы, ограничить полномочия президента, дать больше прав парламенту. Парламент многопартийный, фракции, большие полномочия у министров. И посмотреть, как пойдут дела.

Но я бы не стал давать кредит.

Роменский: Не стали бы?

Жириновский: Я бы не стал давать против коронавируса прививку. У нас своим не хватает, а мы уже в Беларусь, в Казахстан.

Соловьев: Владимир Вольфович, а как можно сохранить влияние на Беларусь, давая кредит человеку, которого довольно большое количество людей в Беларуси сегодня ненавидит?

Жириновский: Мы даем кредит для того, чтобы, допустим, возможно, они договорились о постепенном объединении предприятий, финансовая система, вооруженные силы. Так вот вроде сохраняется независимая Беларусь, даже переход на рубль ― уже отлично. А эмиссия у нас в Москве.

Роменский: То есть таким образом Путин просто пытается купить Беларусь у Лукашенко.

Жириновский: Зачем покупать? Это нормальный процесс ― иметь возможности, рычаги влияния.

Роменский: Вы говорите про предприятия, которые мы можем каким-то образом…

Жириновский: Ведь шел вопрос о том, чтобы объединить «БелАЗ» и «КамАЗ». Может быть, сейчас дадут добро. Уже будет не «БелАЗ» белорусский, а новое объединение.

Роменский: Это и называется скупка государства.

Жириновский: И что? Это не скупка. Мы это делаем в наших интересах и в интересах территории Беларуси.

Чуракова: Мы не наживем так врагов себе в лице белорусов, которые не хотят никакого объединения?

Роменский: Самого народа.

Жириновский: Мы должны показать им, что все сохраняется: язык, культура, передвижение, дипломы. Никаких ограничений.

Желнов: Но на Украине тоже показывали, тоже давали кредиты. И какой результат?

Жириновский: Он предал, Янукович, он слабый, он сбежал. Он мог раздавить там эту всю демонстрацию или, наоборот, никого не давить и власть сохранить.

Соловьев: Лукашенко давит.

Жириновский: Прекратил, все. Он понял, что это…

Роменский: В смысле? В воскресенье людей избивали, больше пятисот человек задержали в одном только Минске, по всей стране семьсот.

Жириновский: Здесь палка о двух концах. Ничего не делать ― расширяется зараза эта, назовем это заразой. Начинаем ограничивать ― и силовые действия…

Роменский: А вы называете мирный протест в Беларуси заразой?

Жириновский: Я говорю как пример. Если мы не лечим больного, он заражает еще, еще и еще. Начинаем лечить ― больно. Что делать, как остановить? Надо остановить это. Только путем арестов.

Роменский: Я просто не сравниваю мирный протест с заразой, я не считаю, что это можно расценивать как болезнь.

Жириновский: Вы не поняли, в каком смысле зараза. Что если никаких ограничений не вводить, то протесты будут распространяться на всю страну и каждый день. Все остановится, всем на улицы. Это надо остановить.

Немзер: Владимир Вольфович, а что там произошло вообще? Вы явно высказались в том направлении, что вы Лукашенко не симпатизируете.

Жириновский: Да.

Немзер: А кому вы в этой истории симпатизируете и что у них там происходит? У них мирный протест, когда действительно огромная часть населения встала и сказала: «Хватит, мы больше не можем», и их довольно жестко подавляют. Это одна история. Или у них, я не знаю, управляемое откуда-то… Что у них происходит, как вы бы описали эту ситуацию?

Жириновский: Там все вместе. Двадцать шесть лет они молчали. В 2010 году была попытка, да.

Немзер: Они не молчали, у них были попытки.

Жириновский: Немного.

Немзер: Их очень быстро…

Жириновский: Сейчас все взорвалось. Новое поколение совершенно сформировалось, бизнес появился, как у нас, помните? Сто тысяч вышло.

Роменский: Болотная.

Жириновский: На Болотную. У них все это сейчас. Или как в Киеве, 2014 год, зимой.

Немзер: У них выходит вся страна.

Жириновский: Лето, пандемия, люди обозлены. Люди возмущены, и он никаких мер карантинных не принимает. Это что такое вообще? Это все вызывает возмущение. Сало, водка, в баню ― что это такое? А сейчас просит эти препараты наши против коронавируса. Поэтому взорвалась Беларусь, нормальный, естественный процесс. Бить не надо, но они ищут способ, как уменьшить и свести на нет. Зима, может быть, всех успокоит. Дожди и так далее.

Поэтому я противник насилия, но что опасно, это когда слишком много будет протестующих и страна станет неуправляемой. Это же силы по наведению порядка не смогут подойти.

Желнов: А вы считаете эти выборы сфальсифицированными, результаты их?

Жириновский: Он мог победить, допустим, 52%. А вот 82%, по-моему ― 30% отдай Тихановской.

Соловьев: Говорят, что ему так и предлагали: «Нарисуй себе 52%, 60%».

Жириновский: И все! Это я предлагал.

Желнов: Я правильно понимаю, что вы считаете это фальсификацией? Результаты.

Жириновский: 80% никто не может получить, как и наши губернаторы. Севастополь ― 85%. Кто такой, ты приехал три месяца назад, с какой стати офицеры тебе?

Желнов: Это нарушение же действующего законодательства?

Жириновский: Это если мы вскрываем эти, так сказать, подтасовки. В этом проблема. Покажите, где подтасовки.

Соловьев: Возвращаюсь к Лукашенко, Владимир Вольфович. У вас неплохое чутье в этом смысле, я хочу вас спросить: как вы считаете, Лукашенко все? Сколько ему осталось быть, называться президентом?

Жириновский: Какое-то время, учитывая самолюбие и болезненное тщеславие, вчера президент ― сегодня безработный, это очень тяжело воспринимается. Постепенно он будет терять полномочия. Допустим, изменили Конституцию, провели выборы. Он не участвует.

Роменский: Это пара лет по его замыслу.

Жириновский: Почему?

Роменский: Он говорит про 2022 год.

Жириновский: Он говорит, а ситуация будет ему подсказывать.

Желнов: Дайте прогноз вы. Сколько?

Жириновский: Я говорю свой рецепт.

Желнов: Да. Не рецепт, а прогноз.

Жириновский: Мы ничего там не добьемся, любые выборы новая команда без него все равно проиграет. Молодежь отвернулась от этой власти, молодежь не хочет поддерживать. Поэтому мы, я сторонник одного ― присоединение Беларуси, вхождение всей Беларуси, шесть областей, в состав России. Все проблемы решаются. А вот так растягивать ― это такой вариант, знаете…

Роменский: Белорусский народ не примет.

Жириновский: Не надо говорить такие вещи, вы всегда говорите: «Белорусский народ». Вы все плохо знаете. И наш народ что-то не примет. Мы же ни в чем их не будем ограничивать. Власть-то будет белорусская, белорусские чиновники. Только власть, и второй флаг поднимется ― белорусский и русский.

Роменский: Как сейчас в Хабаровске, там тоже, да, наверно, местные управляют.

Жириновский: Конечно.

Роменский: Нет.

Жириновский: Что нет?

Роменский: Дегтярев совсем не местный для Дальнего Востока.

Жириновский: Он назначен. Такого Дегтярева можно назначить в Беларусь.

Желнов: Сколько месяцев или лет? Мы сейчас не берем ситуацию, о которой вы говорите, про присоединение Беларуси. Сколько месяцев или лет Лукашенко оставаться?

Жириновский: Вот вы все отвергаете мой вариант, потому что вам хочется, чтобы победили белорусские демократы, чтобы мы потеряли Беларусь, вот так хорошо.

Соловьев: Какой вариант, Владимир Вольфович?

Жириновский: Полное присоединение, другого пути нет, и это произойдет.

Соловьев: Вы сейчас наговорите, что в воскресенье митинг переплюнет все предыдущие.

Жириновский: Это единственное решение. Все остальное ― мы потеряем миллиарды, миллиарды потеряем.

Соловьев: А это ваши соображения или они где-то еще на более высоких этажах существуют?

Жириновский: Мои, я говорю об этом двадцать лет. Когда был Бородин госсекретарь союзного государства, он в одном интервью говорит: «Некоторые говорят, что надо бы создать Белорусский федеральный округ. Даже этого не хотим». А Лукашенко полпред в Минске нашего президента. Не хотели ничего, полностью независимые. Поэтому уже двадцать шесть лет он у власти. Ничего не получится. И его преемник, и демократы. Только одно: новая администрация, в основном чиновники из России.

Желнов: У нас в России как будет выглядеть транзит власти, как вы считаете?

Жириновский: Сейчас как раз можно создать новое государство, у нас принять новую Конституцию, и можно провести выборы президента уже объединенного государства. Я бы туда еще и Приднестровье присоединил, и Луганск.

Желнов: Конституцию уже изменили. Вы еще хотите менять?

Жириновский: Там нет ничего про Беларусь.

Немзер: То есть заново.

Желнов: То есть заново голосовать по изменениям в Конституцию.

Чуракова: Может, мы просто их примем? Они тоже собираются менять.

Жириновский: Вы как Крым принимали? Это же украинская территория. Мы просто приняли закон о вхождении в состав России этой территории. Так же можем с Беларусью. Президент Лукашенко, получив согласие парламента, сто один депутат, они дадут согласие, просит президента России принять в состав России.

Соловьев: То есть даже без референдума?

Жириновский: А зачем референдум? Мы же по Крыму не проводили референдум.

Немзер: Как не проводили?

Жириновский: Они, а мы-то не проводили. Мы законом Госдумы приняли их в состав.

Соловьев: Я про Беларусь как раз.

Жириновский: И я говорю про Беларусь.

Соловьев: Референдум там нужно проводить такой?

Жириновский: Можно, но они проиграют его. Поэтому решение будет как в Прибалтике в сороковом году: верховные советы трех прибалтийских государств обратились в Москву, в президиум Верховного совета СССР, о принятии их в состав СССР. Все, они стали советская Латвия, советская Эстония и советская Литва.

Роменский: Партизанскую войну мы не получим?

Жириновский: Нет.

Немзер: То есть насильно мил будешь все-таки, да?

Жириновский: Да никакого не будет сопротивления. Я вас уверяю, никакого.

Роменский: Вы думаете, это молодое поколение хочет назад в Советский Союз, которое выросло в Беларуси, по вашим словам?

Жириновский: Так не будет Советского Союза, не будет. Кто-то из них получил безвиз, и катайтесь, пожалуйста.

Желнов: Хорошо. То есть наш транзит власти здесь, в России, вы видите только через объединение с Беларусью, правильно я вас понимаю?

Жириновский: Для того чтобы провести выборы и избрать президента нового государства, это будет самый безобидный вариант, потому что не надо говорить про аннулирование сроков, а просто новая Конституция, новое государство, новая территория.

Роменский: А можно не про новое государство, а про нового президента спросить? Транзит власти как будет происходить к новому президенту Российской Федерации? И когда?

Жириновский: Будут выборы. Даже сейчас, без Беларуси. У вас в этом году выборы, несколько кандидатов, голосуйте за другого, а не за действующего. Кто мешает голосовать за любого другого?

Чуракова: Никого же не допускают, кроме вас.

Желнов: Когда будут объединяться, с вашей точки зрения, Россия и Беларусь?

Жириновский: В течение года, не больше, потому что мне жалко деньги, они впустую уйдут, понимаете? Поэтому в течение года.

Желнов: Вы раньше говорили, что до конца этого.

Жириновский: Да.

Желнов: Подождите, что да?

Жириновский: Я говорю, что да, я так говорил, удачно между третьим ноября, когда Трамп выиграл, но не вступил в должность. Он ничего не имеет права делать, он трижды хромая утка. И до двадцатого января, пока он не вступил в должность, можно делать все, что угодно, Трамп не будет реагировать, он никто.

Соловьев: Думаете, Лукашенко согласится?

Жириновский: А он согласится, потому что ему выгодно.

Соловьев: И сейчас в Сочи об этом шел разговор, как думаете?

Жириновский: Откуда я знаю? Я бы так поставил: Саша, вариант такой, сейчас дадим немного денег, полтора, может быть, еще, меняй Конституцию, что такое. Референдум ты проиграешь, выборы проиграешь. Готовь решение, что ты обращаешься ко мне и твой парламент принять в состав России шесть областей Беларуси и считать их единой частью российского государства.

Соловьев: Его хромая легитимность не смущает вас?

Жириновский: Я сказал вам, другого пути нет. И будет так, как я сказал, потому что я этим занимаюсь пятьдесят лет, пятьдесят. А вы только шуршите: там посмотрели, здесь посмотрели, кто-то прикоснулся к кому-то, кто-то слово сказал. Решаются судьбы человечества, мы отодвигаем Третью мировую войну. У нас впереди три войны: Китай ― Тайвань (это мировая война), Египет и Эфиопия (мировая война) и Греция ― Турция. Три войны впереди у нас, как их остановить? Вот чем занимается президент, а вы навязываете ему Фургалом заниматься.

Желнов: Владимир Вольфович, я хотел бы сузить немножко русского человека и круг тем войны и мира, о которых вы охотно говорите.

Жириновский: А почему вы сужаете? Вы не понимаете, о чем я говорю. Вам не хватает информации.

Желнов: У нас минута до эфира, поэтому рассуждаем. Смотрите, я вас хотел спросить в конце, и потом Володя, про нашего коллегу Ивана Сафронова, который недалеко от вашего коллеги и друга Сергея Фургала сидит в СИЗО «Лефортово». Он сидит, пока суда не было, но постоянное продление меры пресечения, теперь до 7 декабря, по подозрению в госизмене. Что вы об этом думаете и неужели у нас так много госизменников и так легко стать госизменником журналисту простому, пусть даже члену кремлевского пула когда-то?

Жириновский: Я сторонник только одной меры пресечения ― домашний арест, все. Но убегают ведь, понимаете? Дай домашний арест ― он сбежит, если он был связан с иностранными спецслужбами, и мы в дураках. Если бы не сбегали, если было бы мало предателей, сколько генералов КГБ сбежало, полковники, СВР. Они бегут, а эти ребята запросто сбегут, и мы в дураках.

Это одна сторона. Вторая ― сегодня действительно можно собирать информацию, очень много в свободном доступе, но когда вы ее целенаправленно собираете, получается информация о новом оружии, и вы передаете ее иностранной разведке. У них же нет такой возможности, а вы сидите и спокойненько по кусочку везде собираете. Вроде бы вы не имеете доступа к секретным работам, но если вы соберете из всех этих источников, иностранцы с удовольствием купят.

Соловьев: Подождите, мы по делу Сафронова не знаем ровным счетом ничего. По этой статье, 275-й, все дела закрывают, секретят и предлагают нам поверить на слово.

Жириновский: А сегодня немцы не предлагают нам поверить им на слово, что отравили мы и чем отравили?

Соловьев: Про немцев мы уже поговорили, мы уже в России, мы уже говорим про конкретный российский случай.

Жириновский: Я говорю про специфику любого государства. Любое государство то, что ему не выгодно, закрывает, а тем более связанное со шпионажем. У Навального нет шпионажа никакого, открытый публичный политик, а вы все закрыли, вы ему охрану дали, 14 машин. Вы боитесь, что его убьют там, в Берлине. Вот какая эта вся статья.

Чуракова: У вас же тоже много машин, Владимир Вольфович. У вас же тоже большое состояние.

Жириновский: У меня две, служебная, а я езжу на той, где перегородка, потому что пандемия, чтобы я не дышал воздухом водителя и охранника.

Желнов: Последний вопрос, короткий ответ, Владимир Вольфович, и будем прощаться.

Жириновский: Короткий обед?

Желнов: Ответ.

Жириновский: Мне послышалось «обед», думаю: с какой стати обед? Как мне отказаться-то от обеда, думаю? А это, оказывается, ответ. Давайте.

Роменский: Вы юморист. Философский у меня вопрос. Есть ли в вашей жизни любовь?

Жириновский: Вы знаете, ровно девятнадцать лет. Я шел по переходу, как его, бывшая улица Фрунзе, как она сейчас называется? Библиотека Ленина. МИД. От Арбата.

Немзер: Воздвиженка?

Жириновский: Нет, Воздвиженка туда, в сторону.

Желнов: Знаменка, Воздвиженка.

Жириновский: Знаменка. Я иду поперек, Знаменка наверх, а здесь здание библиотеки. И посередине перехода что-то повернулось в душе, такое: «Я больше никогда никого не полюблю». Представляете? Девятнадцать лет. Все, я никого не могу полюбить. Это состояние души, это какой-то код у меня. Я потом сравнил жизнь отца, он тоже никого не мог полюбить. У него первая женщина была в 37 лет. Кстати, потом ее отдали, она была, у Николая Ивановича Кузнецова работала в Ровне, представляете, какая связь, Владимир?

Он не любил никого, понимаете.

Роменский: И вы никого не любите.

Жириновский: И я, это, может быть, наследственное. В 37 лет у него была первая женщина, и неудачно. На второй женился, мама моя, но вынужден был уехать, потому что он сын фабриканта. И третий раз женился, детей нет. Вот три брака у него, но все три не по любви. Первую папа подсунул, вторую ― моя мама хотела удержать его, чтобы пять человек детей, а третья просто ― нужна какая-то женщина, все. Я не разговаривал с ним, но я уже его жизнь изучил и понял: это у нас наследственное. Никого не могу полюбить. В том числе и вас!

Желнов: Спасибо, Владимир Вольфович, за этот эфир. Владимир Жириновский, лидер ЛДПР, был в эфире Hard Day's Night. Я с вами прощаюсь до следующего вторника. Оставайтесь на Дожде. Счастливо, пока!