«Автор хотел сказать, что жизнь прекрасна». Как самый человечный писатель XX века Джон Стейнбек получил Нобеля в 1962 году

Всем привет. С вами программа «Нобель» на Дожде, я Александра Яковлева, и с нами как всегда ее бессменный…

Бессмертный, так и хочется сказать всегда.

И практически бессмертный ведущий Дмитрий Львович Быков. Мы говорим о Джоне Стейнбеке.

Джон Стейнбек действительно довольно интересная фигура в американской прозе, в том смысле, что абсолютно не типичная. Может быть, он один из самых моих любимых прозаиков именно потому, что он как-то не принадлежит ни к одному вроде бы оформившемуся направлению. Ни к южной готике, к которой принадлежит Фолкнер, и собственно, ему положено, потому что он так-то, формально говоря, южанин, но он калифорниец, и калифорниец как всегда, это вот единственный штат, который с самого начала был против Конфедерации, потом мы об этом поговорим, как там это сказалось в его творчестве. С другой стороны, не принадлежит он и к традиции американской университетской литературы, вроде Сола Беллоу, видите, я все перечисляю нобелевских лауреатов, такая интеллектуальная ироническая нервная проза из жизни американских профессоров или сексуально озабоченных евреев, таких вот, в общем это далеко не Вуди Аллен, условно говоря. Я надеюсь, в этих моих словах никто не увидит никакого антисемитизма, а всего лишь отсылку к роману «Герцог» или «Декабрь декана».

Кто-нибудь увидит.

Ну, что делать, вот я эту литературу не очень люблю. С третьей стороны, он не похож совершенно на Хемингуэя, с его культом мачизма и такой социальности все-таки, потому что без этого, без этой составляющей, Хэм бы, я думаю, не состоялся и в Испанию бы уж точно не поехал. Он как-то наособицу, и надо сказать, что из всех американцев Стейнбек в XX веке наиболее нормальный человек, он наиболее человечен. Он именно поэтому так был ужасно близок советскому мировоззрению, может быть, именно поэтому он не избежал одного из самых обычных, самых частых соблазнов — соблазна лоялизма. Он, конечно, был против Маккарти, и он, конечно, считал маккартизм самой гнусной эпохой в Штатах XX века. Но вьетнамскую войну он в какой-то момент поддержал. Он поддержал ее очень осторожно, очень сдержанно, но на этом он потерял все свои советские тиражи, за которые ему, я думаю, ему и так не платили, и он перестал в странах соцлагеря издаваться на долгие десять лет. Но дело даже не в этом, он потерял значительную часть, значительную долю симпатий своего американского читателя, потому что в Америке отношение к Вьетнаму было примерно как в России к Афгану. Но были в России те люди, которые горячо поддерживали Афган, которые говорили, что если бы не мы, туда вошли бы американцы, и вообще армии надо воевать, и если мы империя, то мы должны бороться за зоны влияния. Он по другим соображениям это сделал, он действительно считал, что Америка должна во всем мире как-то продвигать и защищать антикоммунистические идеалы, во всяком случае, бороться против социализации Вьетнама. И он, конечно, передумал, потому что его сын поехал туда воевать, и читая письма сына, он незадолго до смерти опять выступил с антивоенным заявлением, но ужас в том, что Стейнбеку, как всякому человеку таких простых и гуманных взглядов, гуманитарных, ему всегда соблазнительно взять сторону власти. Я не знаю, чем этот парадокс объяснить, наверное тем, что это такая старая добрая мораль, и мы должны объединяться, мы единая страна, на этом Трамп играет все время. Обыватель всегда патриот. Я, честно говоря, с ужасом узнал о том, что Стейнбек, когда он ездил в Россию, ездил в Восточную Европу, сам добровольно предлагал свои услуги Центральному разведывательному управлению для того, чтобы… Это тоже было проявлением патриотизма, вот я там посмотрю и вам расскажу. Но это как если бы, мы знаем, что Юлиан Семенов, тоже, кстати, большой прогрессист и либерал в каком-то смысле, но он работал прямо по заданию Юрия Владимировича, он мог с Юрием Владимировичем обговаривать какие-то вещи, он мог с ним решать свои проблемы, мог ему позвонить в любой момент. Да, Андропов его считал своим эмиссаром в кругах интеллигенции.

Вот в Стейнбеке главное, конечно, не то, что он предлагал свои услуги ЦРУ, но то, что он, защитник простых и добрых ценностей, иногда оказывался вот в таком положении, ну тут ничего не поделаешь. Конечно, XX век, по мысли Стейнбека, был веком заблудившегося автобуса, и конечно, его роман «Заблудившийся автобус», который многие считают самым неудачным, я считаю лучшим. Наверное потому, что это первая его книга, которую я прочитал, когда в «Новом мире» был напечатан его перевод в семидесятые годы, я дитем прочел эту очень увлекательную книгу про то, как заблуждаются хорошие люди, про то, как Чикой, водитель хорошего автобуса старого, заблудился и чуть было все в этом автобусе не возненавидели друг друга. Но в конце концов они все-таки вернулись вроде бы на правильную дорогу и к правильным ценностям, но при этом вот этот ужас того, что мы потеряли дорогу, что мы не знаем, где мы, эта главная метафора этой глубоко символической книги.

Вспомнила фильм «Гараж», они, конечно, не заблудились, но оказались…

Да, вот фильм «Гараж», разумеется, именно об этом. Хотя, надо сказать, кстати, что и в том, и в другом фильме машина выступает символом ценности, и вот старый добрый автобус, на котором написано Sweetheart, «Любимая», который водит Чикой, это тоже. Он старый, он покрашен заново серебряной краской, но это только подчеркивает все его выпуклости и трещины. Но там висит «Матерь Божья Гваделупская», там висит детская боксерская перчаточка, напоминающая о детстве, и там висит такая игрушка, изображающая красавицу, и когда Чикой на них смотрит, он понимает, что они его не спасут, но глаз его радуется, там сказано.

Я думаю, что Стейнбек единственный писатель XX века, из больших, по крайней мере, из нобелиатов, который с редкостным упорством писал про хороших людей. И даже злодеи у него это не те иррациональные злодеи, которые наслаждаются злом, а это такие простоватые жертвы обстоятельств. Конечно, в России он был известнее всего благодаря The Grapes of Wrath.

«Гроздья гнева».

«Гроздья гнева», да. Во вторую очередь благодаря The Winter of Our Discontent, который тоже большинство считало неудачей, потом оказалось великая книга, «Зима тревоги нашей», цитата это из Шекспира. Но лучшие его вещи, такие как «О мышах и людях», «Квартал Тортилья-Флэт», или, скажем, лучший его роман, с его собственной точки зрения, «К востоку от рая», действительно грандиозная книга, все это немножко про другое. Во всяком случае, это не про социальный реализм. Это про человеческую природу, основа которой, как ему казалось, это сочетание двух качеств: решимости, то есть силы внутренней, вот этой экзистенциальной готовности решать, и все-таки доброжелательности, все-таки любви. Он верил глубоко в то, что у человека есть моральный выбор, это главная мысль «К востоку от рая», потому что там они все время же повторяют вот это описание легенды про Каина и Авеля, и то, что на древнееврейском там сказано: ты можешь, от тебя зависит, как ты сделаешь, так и будет. Свобода воли для него действительно ключевой постулат. Но человек должен верить в то, что у него есть силы изменить мир, это очень американская вера.

И кстати, «Гроздья гнева», сколько бы не говорили о социальной, да почти социалистической природе этого романа, который описывает разорение хорошей, порядочной семьи во время Великой Депрессии, идея «Гроздьев гнева», она все-таки не в этом. Идея даже не в том, что вот капитализм губит человечество, сопровождается кризисами и не дает социальной справедливости, ключевая идея «Гроздьев гнева» это идея человеческой солидарности. Вот надо сказать, что Стейнбек, в отличие от Фолкнера, для которого человек человеку, скорее всего, волк, он был абсолютно подвинут на идее солидарности, он свято верил в то, что люди, объединяясь, способны двигать мир, преодолевать судьбу и так далее. Вот на основе этого его убеждения, собственно, и написана «Зима тревоги нашей», где человек как раз главным своим капиталом считает все-таки чистую совесть и поддержку семьи, потому что если семья тебя поддерживает, ты через все можешь пролезть. Многие, кстати, говорят, что вот «Зима тревоги нашей» это история о том, как человек разбогател и утратил суть. Да не про это роман, понимаете. Это не «Кролик разбогател» Апдайка, это история про то, что мы выберемся из любой бездны, если с нами будут наши, если за нас будет семья, это в общем роман, который этого героя совершенно не осуждает. Ну да, он там совершил несколько поступков, которые не очень укладываются в его моральный кодекс, но по большому счету, это один из самых обаятельных героев Стейнбека, это последний его большой роман. Пока с тобой твои, то все у тебя получится, это история о том, кстати, и «Гроздья гнева» об этом, история о том, что люди, объединяясь, способны побеждать любые обстоятельства, и «Квартал Тортилья-Флэт» об этом же.

Мне, конечно, могут возразить, а как же, скажем, «О мышах и людях», в котором люди предстают страшной такой линчующей силой. Во-первых, не предстают, там большинство людей опять же вполне нормальные. Там плохой-то, собственно, только этот Кудряш, который преследует там этого Джорджа и Ленни. По большому счету, да, толпа, конечно, бывает очень агрессивна, но она точно так же, одумавшись, способна превращаться во вполне себе благую силу. Ленни, который, сам Стейнбек часто об этом говорил, что Ленни это олицетворение народа, потому что он такой же сильный и такой же глупый, но Ленни ведь очень добрый, вот что важно, он очень любит там все пушистое, он любит мышей, он хочет кроличью ферму. Вот эта какая-то изначальная вера в благость человеческой природы, это в нем, смею сказать, очень калифорнийское. Мы все привыкли думать, что Калифорния это богатый штат, золотой штат, голливудский штат, и вот Норма, девочка, которая работает в «Заблудившемся автобусе», она как раз одержима надеждой встретить Кларка Гейбла, или на худой конец Марлон Брандо. Наверное, люди, живущие в Калифорнии, действительно голливудской славой, голливудским мифом одержимы или, по крайней мере, для него уязвимы.

Он уроженец все-таки Калифорнии, и большей частью действие там происходит в Калифорнии, Калифорния — райский штат, действительно «К востоку от рая». Почему, потому что действительно плодородная земля, виноград, ломятся хранилища от урожаев, мексиканцы приезжают, а метисы от мексиканцев всегда очень удачные, потому что, скажем, Чикой именно как раз сын ирландки и мексиканца. Но при этом люди умудрились опоганить эту прекрасную землю, и «Гроздья гнева» рассказывают именно об этом, там же собственно гроздья почему, это виноградная метафора, потому что Калифорния это виноградный край, но уничтожают, давят этот урожай, потому что его переизбыток, потому что там капиталисты все прибирают себе, там семья, работая на сборе персиков, собирает себе максимум на ужин. Одним словом, прекрасный плодородный край, который мог бы прокормить всех, он разоряется из-за человеческой хищности. Но Калифорния все равно благословенна потому, что, во-первых, там тепло, в отличие от остальной Америки, и большей частью, несмотря на засухи, там все-таки земля успешно родит. Во-вторых, Калифорния единственный южный штат, который всегда проявляет последовательные демократические тенденции, он проявляет их до сих пор, все калифорнийцы были сторонниками северян во время войны. Там, кстати, есть же в «Автобусе», есть упоминание, что так называемый «Мятежный угол» возник именно из-за того, что кузнецы, которые владели до этого участком, они были сторонниками южан, и поэтому они… Но, кстати говоря, вся остальная Калифорния была с ними бесконечно солидарна, уважала их приверженность своим ценностям, старалась заказывать именно у них, и более того, привозила им колбасу, когда они жили как бы в осаде. Вот это тоже очень трогательная такая калифорнийская черта, Калифорния действительно очень доброжелательна, при том, что это жесткое место, там цены в лавках всегда выше, это мы помним по «Гроздьям гнева», всегда цены в лавках выше, чем в Оклахоме. Уроженцев Оклахомы, которые едут в Калифорнию, называют «оки» презрительно, потому что они едут обирать их сытный край. Но Калифорния всех принимает, именно поэтому, кстати, подавляющее большинство иммигрантов старается осесть там, невзирая на чудовищные цены. Действительно могучий, золотой плодородный край, один бюджет Калифорнии больше всего бюджета России в целом, это внушает определенную гордость за Калифорнию.

Именно поэтому мировоззрение Стейнбека, оно не сводится к чему-то одному, он, наверное, как Уайлдер, тоже замечательный Торнтон Уайлдер, замечательный американский автор, он ни одного учения не может разделить вполне, потому что он слишком человечен, чтобы это разделять. Он не марксист, хотя «Гроздья гнева» называли почти марксистским романом, но у него нет веры в социальные двигатели, он верит, что человек движется только солидарностью. Финал романа, когда там лежит умирающий от голода, а недавно родившая героиня кормит его грудью, потому что вот у нее есть молоко, вот это такой вечный источник жизни, это человек. Только один человек для другого может стать источником жизни, в это время по лицу ее блуждает загадочная улыбка, которой заканчивается роман, это загадочная улыбка понимания, что у человека всегда есть внутренний ресурс спасения, больше у него нет ничего, только вот его солидарность. Это, кстати, очень мощная символическая сцена, почерпнутая, естественно, из одного мопассановского рассказа, но это не важно. Важно то, что для Стейнбека нет никакого определяющего и направляющего философского учения, у него есть глубокая вера в то, что человек изначально нормален и изначально хорош, и сквозь ужасы XX века его можно провести через это.

Конечно, заблудившийся автобус это мощный символ того, что человечество после войны заблудилось и будет заблуждаться еще сильнее. Он не ошибся, роман 1947 года, а в пятидесятых Америку уже сотрясает маккартизм. И надо сказать, что Стейнбек очень тяжело воспринял «железный занавес» и «холодную войну», потому что во время Второй мировой он был военным корреспондентом, он русским горячо симпатизировал. Евтушенко вспоминает, как Стейнбек ночевал у него в коммуналке, и Евтушенко, придя на кухню коммунальную, обнаружил его распивающим самогон с другим ветераном, и они оба, не знающие языков друг друга, горячо вспоминали 1943 год, потому что массу событий тогдашних оба помнили и накирялись превосходно.

Стейнбеку было присуще, он трижды бывал в СССР, в тридцатых, в конце сороковых и в начале шестидесятых, ему было присуще глубочайшее уважение и глубочайший интерес к русской культуре. И он верил вот в эту русско-американскую солидарность, потому что это два симметричных и во многом похожих народа. Конечно, он понимал все про Советский Союз, и конечно, он и к Сталину питал определенное не просто презрение, а определенный ужас. Но вместе с тем, вот здесь, пожалуй, нельзя это отрицать, «Русский дневник», книжка о путешествии 1947 года, с фотоиллюстрациями, она рассказывает о советском обществе довольно важные вещи. Он увидел не толпу запуганных людей, а он увидел людей солидарных, вот то, о чем он мечтал. Он увидел людей, для которых чужое горе было не пустым звуком, толпу людей, которые в этих коммуналках умудрялись устанавливать какой-то свой нравственный кодекс. Вот как ни странно, это же его мечта со времен «Гроздьев гнева», помните, когда они все там бегут в Калифорнию, это огромный поток машин катится, и каждый раз, как на привал останавливается одна семья, тут же к ней подсаживается другая, и вот сосуществование разных миров, разных представлений о воспитании детей, обо всем, но когда они доезжают до Калифорнии, они доезжают таким единым телом, это люди, которые умеют устанавливать законы общежития, и только на эти законы общежития можно как-то опираться, как-то надеяться. Он увидел в Советском Союзе, и это правда, это было, он увидел в Советском Союзе могучую силу самоорганизации. Да, против этих людей накатывает огромное количество внешних сил, прежде всего, сила самого карающего государства, чего он не убегает. Во вторую очередь, конечно, жуткий климат, жуткая природа, хотя он увидел и Тбилиси, и в общем юг России, он все-таки понимал, что русская зима это не пряник. Ну и конечно, это ресурсный голод, и историческая отсталость, масса внешних условий угнетает русского человека. Но он не мог не увидеть того, что этот советский человек, во многом воспитанный этой властью, способен срастаться в единое монолитное тело, в тело нации, как Гроссман это называл. И это тело, в общем оно побеждает, потому что и «Квартал Тортилья-Флэт» об этом, и «Гроздья гнева» в первую очередь об этом, о той могучей силе солидарности, которая, если ее нет, вот в «Автобусе» они все перессорились, и это ужасно, а как только они начинают как-то солидаризироваться, все образуется. Собственно говоря, «К востоку от рая» это как раз, почему он так любил эту книгу, потому что история вот этой страшной Кэти, это, пожалуй, единственный такой полновесный отрицательный герой Стейнбека, это страшная баба, в которую все влюбляются, она всех губит, манипулирует людьми, в конце концов становится хозяйкой публичного дома, а в конце концов все-таки кончает с собой, когда собственный сын отрекается от нее. Вот там два героя по большому счету, добрый Адам, который в общем лох, который и в армии служит десять лет, совершенно армию ненавидя, папа его туда запихнул, потому что папа одноногий, это же такой безумный вояка, такой сержант-идеалист, и вот он его туда ссылает, а он армию ненавидит, этот Адам, он чудесный малый. И вот этот Адам, простой, добрый, необычайно контактный, классический, короче, герой Стейнбека, он влюбляется в эту дикую Кэти, которая приползла на его порог, избитая и ограбленная сутенером. Мы уже знаем, благодаря хорошо построенной книге, что Кэти избили и ограбили за дело, что Кэти это вот чистый пример того, что русские называют емким словом сука, это страшный персонаж, страшная баба. Но Адам в это не верит, он делает ей двух детей, он помогает ей вылечиться, ее бросили же помирать, а он ее поднял. И вот Кэти это единственный пример стейнбековского героя, который не вызывает никаких добрых чувств. Это чистый эгоизм, это тотальная манипуляция, это абсолютное презрение к человечеству. И обычно, скажем, у Скарлетт, которая примерно такая же, у нее довольно много положительных черт, мы Скарлетт воспринимаем все равно как героиню-победительницу. Вот Кэти это такое воплощение худшего, что есть в американской породе людей, и наверное, худшего, что есть вообще в человечестве, потому что это женщина, чье презрение к людям бесконечно. Она не верит ни в кого и ни во что, она ненавидела родителей с детства, у нее детства не было в полном смысле, она пользуется мужчинами. При этом она сексуально неотразимо привлекательна, хотя она в общем не красавица, она привлекательна именно этим совершенно мертвящим холодом, этой жуткой способностью ни на что не отвечать взаимностью. Она для Адама тем и привлекательна в каком-то смысле, что она его не любит, поэтому он вот вкладывается весь в это. Конечно, такая героиня не могла у Стейнбека не появиться, потому что она есть объективно, она существует. Но он, будучи последовательным добряком, он и для нее все-таки находит моральное наказание, для нее что-то дошло. Я думаю, что она как-то в его прозу залетела из Фолкнера, это скорее вот такая фолнеровская героиня, потому что для Стейнбека даже вот эта вислогрудая жена Чикоя, Алиса в «Автобусе», она достойна прежде всего жалости, хотя она и сварлива там, и раздражительна, и все что хотите. Потому что в общем они все ужасно милые ребята, и он описывает их с огромной человеческой нежностью. А вот иногда, да, бывают такие, но это эксцесс, для него это не норма человеческой природы, а эксцесс такой. И кстати говоря, The Winter of Our Discontent, я потому помню, что я в свое время в оригинале ее читал в школе, нам ее рекомендовали, это тоже, это не история падения хорошего человека, это история о том, как хороший человек, сохранив в себе все хорошее, сумел выкарабкаться из невзгод, вот это.

Да, действительно, Америка шестидесятых это не очень радостное место, это страна в глубоком кризисе, но Стейнбек напоминает о том, что Америка всегда выживала именно благодаря человеческому в себе, и она манифестирует это человеческое. И как ни странно, это же человеческое он находил в Советском Союзе, который ему представлялся пусть и бесконечно отдаленной, но в чем-то все равно глубоко, так сказать, братской страной. И когда меня спрашивают, что надо перечитывать в депрессии, я понимаю, конечно, что бесконечно печальная вещь «О мышах и людях», бесконечно трагическая, но она и написана в такую депрессивную пору, а вот перечитывать надо «Квартал Тортилья-Флэт», книгу, которая принесла ему славу и первые деньги. Это уже ему было 33 года, но это, пожалуй, самая веселая, самая оптимистичная, самая жизнерадостная книга, которую я только знаю. Она, конечно, про очень плохих ребят, но эти плохие ребята так очаровательны! Я думаю, что для американского самосознания Стейнбек сделал больше всех своих современников, потому что страна любит себя такой, какой она читает себя у Стейнбека.

Почему так часто талант и например, гражданская позиция, с которой очень многие не согласны, вступает в такую жесткую конфронтацию? Как писатель, он талантлив, он признан, он любим, как человек, который решил высказаться не так, как хотелось обществу…

Как человек, он постоянно вляпывался.

Он был все время как бы забит ненавистью и плевками.

Понимаете, какая вещь, он жил в эпоху страшных идеологических контроверсий, страшных противоречий, а сам по природе своей был абсолютно не идеологическим человеком. Понимаете, вот это же вечная мораль, вечная попытка вывести какую-то идею из книг Стейнбека. А что хотел сказать автор в «Заблудившемся автобусе», а что хотел сказать автор «Жемчужиной» или «О мышах и людях»? Автор хотел сказать, что жизнь прекрасна и люди всегда друг друга выручат, вот и все. У него нет идеи, вот он не идейный писатель. Во всяком случае, у него есть некоторые евангельские мысли, довольно простые, типа там: «ты можешь!», вот в «Эдеме», но у него совершенно нет идеологии. Он в этом смысле близок русским, потому что Россия не идеологическая страна, здесь человека любят не за его убеждения, часто совершенно людоедские, а за талант, или за человеческие качества, или за способности. Большинство героев Стейнбека, кстати, они профессионалы, у них все очень хорошо получается. Когда он описывает, подробно, со знанием дела, потому что он сам был в каком-то смысле механик, всегда сам чинил машину, когда он подробно описывает, как Хуан чинит машину, как он сделал себе доску на колесах, чтобы заезжать под нее, и как он там меняет шестерню, потому что у нее зуб сломался, он любуется, он любит людей, у которых дело в руках. Это не важно, хозяйка ли кафе готовит кофе, фермер ли пашет, все равно это будет профессионал, профессионалов он уважает. А политиков он терпеть не может, он терпеть не может людей с априорным таким отношением к миру, с готовой позицией. Может быть, именно это его в свое время и оттолкнуло от борцов за мир во Вьетнаме, потому что они были идеологические, а он человек от плоти жизни. Он был довольно наивный малый, кстати говоря, Стейнбек, действительно такой простоватый, но при этом «Нобеля» своего он честно заработал именно своей глубокой человечностью, понимаете, ну и конечно изобразительным даром, потому что вы не забудете ни одно его описание, ни один пейзаж, портрет героев всегда великолепен, пластичен. Ему человек интересен, он один из немногих людей, которые любят и уважают человека. Вы не забудете Джоудов и Уилсонов из «Гроздьев гнева», хотя признаться, вы таких людей видали полно в собственной жизни, но вы их не забудете, потому что они всегда наделены какой-то такой маркой. Он не зря, кстати, так любил Шолохова, потому что ведь у Шолохова в «Тихом Доне» та же мораль, когда мы вспоминаем, что мы все казаки, мы на какой-то момент можем победить наши разногласия, и даже более того, «красный» может жениться на «белой» или, во всяком случае, бедный на богатой. Нам надо помнить, что мы все казаки, вот как бы нам всем быть казаками, это вопрос практически неразрешимый, для этого надо жить в таком теплом крае, как Ростов или Калифорния, богатое, жирное, страстное место.

Пока готовилась к программе, начиталась воспоминаний Евтушенко о Стейнбеке.

Он довольно много о нем писал.

Евтушенко интересно очень пишет, почитайте, если кто-то интересуется воспоминаниями. Спасибо большое, Дмитрий Львович.

Спасибо вам. Читайте «Квартал Тортилья-Флэт», и будет вам счастье.

Это была программа «Нобель» на Дожде, я Александра Яковлева. Всем пока.