Новый выпуск «Нобеля» с Дмитрием Быковым — на этот раз говорим о французском писателе Андре Жиде и о том, почему он получил премию в 1947 году. За что он критиковал церковь и традиционные семьи, почему его называют главным популяризатором философии эстетизма, а его поездка по приглашению в Советский Союз в тридцатых годах оказалась полным провалом?
Всем привет. С вами программа «Нобель» на Дожде, ее бессменный автор Дмитрий Львович Быков…
Автор Дмитрий Быков и бессменная ведущая Александра Яковлева. Говорим мы про Андре Жида, который…
Лауреата Нобелевской премии 1947 года.
В 1947 году, уже 78 лет от роду, ее вдруг взял да и получил. Думаю, это была большая неожиданность для него самого. Жид вошел в российский фольклор, этой участи не все удостаивались.
Фейхтвангер у дверей стоит с умильным видом,
Ах, как бы сей еврей не оказался Жидом.
Эпиграмма, которую приписывали и Стеничу, и Кольцову, и всем тогдашним острякам. Дело в том, что Андре Жид действительно способствовал сильно тому, что слово жид в России осталось весьма ругательным, его предательство ставили ему в вину до самой, пожалуй, смерти его. Скажем так, прогрессивная Европа кое-что стала понимать про Советский Союз после пакта Молотова-Риббентропа, и некоторые перед Жидом извинились, но все равно, тот хай (тот хайп, сказали бы сегодня), который устроили ему после выхода «Возвращения из СССР», это беспрецедентно для Европы прогрессивной. Я думаю, именно в 1947 году вручение ему Нобелевской премии было отчасти его социальной реабилитацией, потому что Жид обо всем главном в европейской истории ХХ века догадался первым. Это был действительно человек опережающе умный, колоссально умный, такой дальновидности, которой трудно ожидать от европейского доверчивого интеллектуала.
Я думаю, что Жид — наиболее последовательный случай такого, я бы сказал, такой этико-эстетической связи, когда неожиданно именно последовательный эстетизм оказывается единственным способом сохранить нравственность. Начало пути Жида это близость с Оскаром Уайльдом, которого он нежно любил, и чье падение он встретил как личную трагедию, и он не отвернулся от него после этого падения и продолжал с ним видеться. Он, собственно, и есть главный обоснователь и популяризатор философии эстетизма, потому что когда-то Уайльд рассказал ему за ужином такую сказку-притчу о том, что после смерти Нарцисса людям стало интересно, а что же он такое высматривал в ручье, и спросили об этом ручей. А ручей сказал: «А я на него вообще не смотрел, я смотрел только на свое отражение в его глазах». То есть по большому счету, люди на других не смотрят, они видят только себя, и Нарцисс в этом смысле не исключение. Когда появился «Миф о Нарциссе», ключевое сочинение Жида, во многом, кстати, предварявшее «Миф о Сизифе» впоследствии Камю, «Миф о Нарциссе» был первым обоснованием крайнего эгоцентризма, и даже не просто эгоцентризма, а абсолютной веры только в собственный, в личный моральный выбор. Нарцисс любуется собой потому, что он единственный источник правды и правоты, для человека прошло время опираться на чужие авторитеты. «Миф о Нарциссе» это источник мифа о человеке, который сам для себя творит этику, никакой сторонней этики, никакой чужой морали уже нет, мы выбираем сами для себя, потому что любые коллективы, любые общности это всегда диктовка, всегда диктатура. Вот то, что Жид вырвался довольно рано из-под диктатуры общих мнений, это и было, пожалуй, залогом его грядущей самостоятельности.
Он любил оказываться один против всех. Когда вышли «Подземелья Ватикана», сатирический роман о церкви, и когда его лозунг «Бог не отвечает за церковь» был провозглашен, это собственно, тоже сделало его надолго одиночкой, противопоставило его всем. Когда в «Фальшивомонетчиках», кубистском романе, как его называли, он заговорил о фальши всех современных ценностей, и прежде всего о фальши современной семьи, ведь «Фальшивомонетчики» мы все, потому что мы устаревшие моральные ценности выдаем за сверкающие, новые, бессмертные, а никто уже их не соблюдает, никто им не верит. Вот это, собственно, и было таким его постоянным противостоянием не только общему мнению, но и вообще диктату самых прогрессивных сил, потому что для него и прогресс, и все эти защитники его, тоже абсолютно условная ценность. Вот он верит в свою нравственную интуицию, что она ему подсказывает, то он и говорит. Он написал две очень популярных в России, немедленно там переведенных, очень популярных книжки об африканских…
Это до запрета?
До запрета. Об африканских путешествиях, где он высказался о колониализме достаточно смело, но он же высказался и о том, что после падения колониализма никакая свобода в эти бывшие колонии не придет, люди там к ней элементарно не готовы, начнется междоусобица, убийства, если не война, то тотальный подкуп. В общем, трайбализм он предсказал уже тогда.
Симпатии Жида к Советскому Союзу это довольно интересная на самом деле страница его биографии.
Хотела, чтобы поподробнее вы рассказали, про это многие не знают.
Как так получилось, что на Жида сделали ставку, это была, пожалуй, самая большая репутационная катастрофа, которую советская власть потерпела.
Это полный провал.
Полный провал. Дело в том, что Сталин априори не доверял интеллектуалам, не доверял интеллигентам. Для него безусловно Жид, который еще вдобавок бисексуал, да вдобавок еще при всем своем антикатолицизме ревностный христианин, это абсолютно чуждое явление. Он, собственно, нуждался в том, чтобы Советскую Россию поддерживали интеллектуалы всего мира, но самих этих интеллектуалов он терпеть не мог. И Шоу не вызывал у него доверия ни малейшего, но Шоу, надо сказать, он оказался то ли проще, то ли хитрее Жида, и своего истинного отношения к СССР никогда не высказывал. Разве что один раз сказал, что да, я приветствую социализм, потому что Россия социалистическая не является серьезной соперницей для Британии, если бы удалось установить социализм в Китае, это было бы еще лучше.
Что касается Жида, действительно авторитет его был огромен в мире, он действительно один из крупнейших старых писателей, из писателей поколения семидесятых годов предыдущего века, он родился в 1869 году, естественно, что признание такого человека дорогого стоит. К тому же утонченный стилист, к тому же эстет, к тому же человек совершенно нравственно бескомпромиссный. Он поехал в Советский Союз по этому приглашению, конечно, Эренбург сделал для этого больше всех, именно потому, что как ему казалось, в Советском Союзе на смену устаревшим ценностям Запада приходит что-то новое. К тому же тогда Сталин воспринимался как альтернатива Гитлеру. Уже сотни людей, громче других, конечно, Мальро, Барбюс, уже говорили, что если вы не поддерживаете Сталина, вы поддерживаете фашизм. Больше других еще для этого сделал Горький, который писал везде, что все, кто сегодня подрывает мощь Советского Союза, они работают так или иначе на фашизм, потом разберемся в нюансах, сегодня антисоветские, значит, фашистские. С Горьким Жид не успел увидеться, он успел постоять на трибуне Мавзолея во время траурного митинга, потому что Горький умер фактически в день его приезда.
Разминулись.
Да, давно обещанной встречи не состоялось. От встреч с ним вообще большинство людей разумных, как например, Пастернак, старались уклониться, потому что они понимали, что Жид не дурак, и с ним поддерживать фальшивый бодряческий тон будет невозможно. Книга «Возвращение из СССР» несет на себе, конечно, отпечаток тяжелейшего разочарования, потому что Жид говорит: «Мне все лгали. Все, что я видел, когда я встречался в одном из прелестных, кстати, советских детских садов с советскими детьми, их совершенно не интересовало, как живут их французские ровесники, они задавали только один вопрос — знают ли во Франции, какие у нас прекрасные детские сады?».
Класс.
Ложь на всех уровнях, полное отсутствие самостоятельного мышления, которое он отмечает везде. Закармливание, он видел, что его меню очень резко отличалось от остальных меню. Практически мне не давали видеться и разговаривать с простыми людьми. Ему показывали ударников труда, он честно написал, что…
Лучших людей города.
Да, лучших людей города. Но он честно написал, что норма французского шахтера в два раза выше, чем рекорд Стаханова, который считался абсолютным победителем, абсолютным лидером по выработке, но такая выработка для французского шахтера была бы очень слабым результатом. Крайне низкая производительность всего советского труда, тупая покорность, с которой люди стоят в очередях, советская очередь это лучший способ воспитания покорности. Всеобщее единомыслие, это он еще не упомянул о том, что в стране уже был террор, что массу народа без всяких оснований просто как бывших выслали из столиц, что начиная с 1934 года сажают всю бывшую оппозицию, которая давно сама отказалась от оппозиционности. Он потом, в 1938 году, написал так называемое «Дополнение к «Возвращению из СССР»…
А в каком году он «Возвращение из СССР» написал?
А «Возвращение» в 1937, довольно в общем невеселое время.
В 1937, начало прямо Большого террора.
Да, но в 1938 он написал «Дополнение», в котором уже все точки над i расставлены, где он уже абсолютно открытым текстом говорит о том, что да, полное подавление инакомыслия, да, полный отказ от свободы, да, тотальная фальшь на всех уровнях, пропаганда абсолютно циничная, жлобская. Невозможно, он говорит, невозможно вечно выбирать из двух, если вы все время, если вы антифашисты, вы не обязаны и не можете поддерживать Сталина, потому что практически все, в чем вы упрекаете фашизм, вы увидите и в социалистической системе, да еще, может быть, и в более брутальном варианте.
Подход Жида к посещению СССР оказался благородно честен, он, как всякий истинный эстет, который прежде всего видит в жизни красивое и некрасивое, он увидел, как чудовищно некрасива была советская жизнь, как ужасна была ложь газетная на каждом шагу, какая тупая покорность разлита в воздухе, какое ощущение страха у всех, кто с ним разговаривает. К чести Пастернака, он сумел его предупредить все-таки, в самом начале путешествия он с ним увиделся, он до этого переводил стихи из его публицистического сочинения «Новая пища», он с ним виделся и ему сказал, что, пожалуйста, не верьте тому, что вам будут говорить. Ему показали лежавшего полутрупом Николая Островского, он увиделся с ним, рыдал у его постели, был потрясен его гражданским и человеческим подвигом. Надо сказать, что его слова, очень теплые, слова о нем есть в этой книге, но даже говоря о нем, он все равно подчеркивает, что это даже не столько доблесть, сколько фанатизм. И действительно, он увидел в СССР либо фанатиков, либо лжецов, приспособленцев, конформистов.
Жид единственный раз, на мой взгляд, совершил не то чтобы нравственную ошибку, но нравственную неточность. Когда в 1940 году он одобрил режим Петена и согласился с тем, что лучше капитулировать без сопротивления, одобрил коллаборационистов, Вишисткое правительство, потому что ему показалось, что так будет меньше жертв. Но он, к чести его будь сказано, очень быстро все понял про фашизм, понял, что с ним не может быть ни малейшего соглашения, отрекся от этих взглядов и уехал в Тунис.
В остальном, конечно, Жид это блестящее свидетельство того, что эстетическое чутье бежит впереди этического. Вот посетив Россию, он сумел сказать всю правду о построенном там обществе, и при этом «не купиться» на бесконечно теплые и трогательные слова, которыми его встречали. Понимаете, ведь «не купиться» в России было очень трудно, потому что российский тоталитаризм, советский тоталитаризм умел покупать, умел подкупать очень хорошо. Прежде всего, он умел издавать огромными тиражами, помните, у Жида многие его сочинения в 1935 году издавались в России огромными тиражами.
Да, я как раз хотела спросить про это.
Начал выходить пятитомник…
Сначала издавали его массово, очень продвигали.
Пятый том был рассыпан, потому что успело выйти «Возвращение из СССР».
А после этой книги…
А после этой книги вот таким парадоксальным образом…
Российский читатель этого писателя потерял.
Я просто хотел прочесть одно его стихотворение, которое мне кажется самым точным и в каком-то смысле самым совершенным, это ранний совсем Жид, еще когда он написал первое свое произведение «Яства земные», точнее, не первое, а первое, принесшее ему славу. «Яства земные» книга, продававшаяся очень худо, пятьсот экземпляров за десять лет, но успевшая обеспечить ему дружную ненависть. Но в этой книге содержалось одно замечательное стихотворение, «Баллада о недвижимом имуществе», которое, по-моему, и есть его такой духовный автопортрет.
Когда вода в реке заметно поднялась,
Одни надеялись, что на горе спасутся,
Другие думали: полям полезен ил,
А третьи говорили: все погибло.
Но были те, кто не сказал ни слова.
Когда река из берегов рванулась,
Деревья кое-где еще виднелись,
Там — крыша, здесь — стена и колокольня,
А там — холмы. Но было много мест,
Где больше не виднелось ничего.
Одни пытались гнать стада повыше в горы,
Детей своих несли другие к утлым лодкам,
А третьи — драгоценности тащили,
Несли съестное, ценные бумаги
И легкие серебряные вещи.
Но были те, кто ничего не нес.
На лодках плывшие проснулись
Рано утром в неведомой земле,
Одни — в Китае,
В Америке — другие,
Третьи — в Перу.
Но были те, кто навсегда заснул.
Вот это замечательное произведение, это и есть манифест Жида — пока все спасаются, главный герой молчит, не говорит лишнего, не пытается от этого потопа спастись нигде. Вот это такой замечательный манифест достоинства. Я уже не говорю о том, что здесь есть некая такая, перед лицом потопа европейского, который он предсказал, некое достоинство и бескомпромиссность, потому что чем спасаться или пытаться задобрить, говорить, что ил полям полезен, самое достойное это гибнуть молча. Мне кажется, в этом смысле стоическое поведение Жида, который умудрился не замараться ни в чем, это замечательный урок, который можно из ХХ века вынести. Будь нарциссом, думай о том, как ты выглядишь, тогда, может быть, ты проживешь этическую жизнь.
У меня вопрос. Ведь его запретили, и очень долго не переводили, не печатали в Советском Союзе. Получается, что поколение моих родителей, мое, мы не знакомы с его творчеством оказались, его творчество вымарано из нашей культуры.
Вопрос, проиграло ли от этого читательское сообщество, в чем лакуна. Дело в том, что Жид не столько выдающийся изобразитель, сколько, конечно, яркий мыслитель. Я не сказал бы, скажем, что «Фальшивомонетчики» великий роман, хотя роман очень хороший. Один из моих девизов такой в «Фальшивомонетчиках», там героиня говорит: «Пусть бог об этом позаботится», любовник ее спрашивает: «Ты уверена, что богу есть до этого дело?», и она говорит: «Да, уверена, больше-то некому». Вот это такой как бы сценарий веры ХХ века, бог есть, потому что больше некому заниматься человеком, потому что больше ничего хорошего не осталось. Такая вера апофатическая, от противного, но очень сильная.
Что потерял русский читатель, потеряв Жида? Я думаю, что прежде всего он потерял его эссеистику, опыт великолепного нонконформизма. И действительно авторы нонконформистские, которые умели не соглашаться с большинством, они каким-то образом действительно в России оказались категорически под запретом. И вот что любопытно, два нобелевских лауреата, Гамсун и Жид, оба были запрещены. Жид потому, что написал «Возвращение из СССР», а Гамсун потому, что коллаборировал с фашистами. Но вот что удивительно, Гамсуна в семидесятые начали ползуче реабилитировать, «Голод» включили в вузовскую программу, «Викторию», «Пана» и «Мистерии» перепечатали в семидесятые годы, они были вполне доступны. Фашиста Гамсуна кое-как оправдали.
А антисоветчика нет.
А вот антисоветчика Жида начали печатать только после перестройки, и то не «Возвращение из СССР», а прежде всего чудовищные вот эти его совершенно неудачные тексты типа ранней «Яств земных», потом «Подземелья Ватикана», тоже не самое удачное его сочинение. А дневник его трехтомный так у нас, по-моему, до сих пор полностью не издан.
Да? Я вот хотела спросить что-то еще из непереведенного.
Это трехтомник, который он сам при жизни еще стал издавать, и который был, по-моему, шедевром абсолютным. Мне очень жаль, что Жид, так скажем, прошел мимо моего детства.
И мне.
Потому что многое в «Фальшивомонетчиках», там же главный герой подросток, который, не зная своего отца, пытается его достроить, мне-то как раз это было бы очень увлекательно. И если бы я Жида прочел в молодости, я бы, может быть, легче смотрел на многие свои проблемы. Но мы этого были лишены. Поэтому теперь, когда вам будут говорить, что значит, если не Путин, то фашисты, например, тоже очень частый аргумент, это не должно вас заставлять в этой дихотомической системе, в которую вы загнаны, не должно вас заставлять делать ложный выбор. Любуйтесь собой…
Любите себя, смотрите в ручей.
Как замечательно сказал Андрей Синявский, который Жида очень любил, кстати, что же мне и делать-то еще на свете, если не любоваться собой, сказано в «Пхенце», на что еще смотреть, если не на собственную душу, потому что только в ней заложены кое-какие нравственные ориентиры.
Рекомендуем читателям, вернемся к истокам.
Рекомендуем читать Андре Жида и говорить то, что вы думаете. А мы в следующий раз поговорим о писателе гораздо более благополучном.
Мы благодарим пространство Only People. Спасибо, что смотрели, смотрите нас дальше, всем пока.
Не бойся быть свободным. Оформи донейт.
