В гостях у Михаила Козырева промоутер, создатель рекорд-лейбла FeeLee Records Игорь Тонких. Кредиты на первый в России рок-н-ролл и панк-рок, самые громкие концерты девяностых от Ника Кейва, The Smashing Pumpkins, Пи Джей Харви и других музыкантов, знаменитая татуировка Трики, которую набили в гримерке МХАТа — все это и многое другое в новом выпуске программы «Как всё начиналось».
Много разных программ было, но предстоящая сейчас по духу она мне будет очень близка — мы будем говорить в основном о рок-н-ролле, а точнее об истории его становления в Москве и у нас в стране. И для этого лучше гостя не найдешь. Это человек, которого я встретил одним из первых, когда переехал в Москву в 1994 году. У меня в гостях Игорь Тонких. Привет.
Привет.
Я думаю, чтобы вы понимали о чем мы будем говорить, я могу упомянуть не только легендарную Горбушку, но и фирму «Фили», множество концертов, которые были в девяностые и двухтысячные годы, привоз первых звезд, мы об этом тоже будем говорить. Нынче это Главclub и клуб Yotaspace. Игорь продолжает строить сеть клубов по стране, упорно отстаивая то, что наша музыка в России может не только исчерпываться эстрадой и попсовой коммерческой составляющей. Давай начнем, наверное, с твоего прихода на завод Хруничева. Как тебя туда судьба занесла?
Ну, достаточно прямым образом, без лихих маневров, потому что завод Хруничева режимное предприятие, я закончил авиационный институт, поэтому туда был просто распределен. И с Горбушкой связь тоже очень простая, не все знают, но ДК Горбунова — это цех завода имени Хруничева, поэтому …
Буквально цех? Что там делали?
Буквально, это отдел завода имени Хруничева. Она находится в его собственности, на балансе. И с точки зрения иерархии является подразделением завода.
Раньше там что-то внутри собирали? Ракеты какие-нибудь?
На Хруничева, известно, собирают орбитальные станции «Мир» и ракеты-носители «Протон», какую-то из его частей.
Но непосредственно в Горбушке, в этом зале, это все-таки был ДК всегда.
Безусловно. Там есть музей космонавтики, поскольку завод древний, и начиналось с ЗИСов и даже АМО, автомобилей, так что это, в общем, достаточно давняя история. It's a long long story.
А непосредственно проход вот на этот завод, он же был не просто, если это режимное предприятие. У тебя был какой-то специальный пропуск?
В этом смысле да, я мог себе жизнь очень сильно скорректировать в самом начале, потому что все, практически все, кто заканчивает авиационный институт, имеют форму допуска, третью форму. Соответственно это сразу накладывает определенное ограничение на контакты с иностранцами. И говоря уже о первых концертах, там были такие коллизии, когда, например, первый концерт британцев World Domination Enterprise нам разрешили провести, а концерт американцев Sonic Youth — нет.
Потому что одни были ближе, чем…
Потому что даже тогда… Вот у нас же, например, Владимир Владимирович уже дважды поздравил королеву с Днем рождения, а Америка была не в почете и в 1989 году. По-видимому, дистанции различаются между странами.
Чем ты там должен был заниматься по распределению?
Как и любой парень, не диссидент, я был комсомольцем. Как любые комсомольцы, когда они приходят из школы в институт, из института — на завод, они становятся на учет. Меня спросили, чем я хочу заниматься. Ответ не был оригинальным, я сказал: «Ничем».
Вот так влепил им, да, без особых обиняков.
Поэтому да, там был, видимо, парень, который поэтому знал, как правильно вести собеседование. Когда он у меня спросил, что я люблю, что я делаю, я сказал, что все, что меня интересует сейчас, это кульман и музыка вечером. И поэтому на вопрос, готов ли я заниматься концертами, я уже ответил положительно. Поскольку концерты, как известно, музыка — это идеология, это известно, и это было тогда еще так, поэтому это сразу… Как это называлось? Отдел по идеологии, ну, что-то такое.
Политпросвещение?
В любом случае, все эти концерты, они так или иначе согласовывались. И первый свой концерт, который я делал, лично, первый концерт был «Черный кофе», второй — «Звуки Му». И после них, это была дискуссия, полемика, мне нужно было говорить одну точку зрения, высказывать, якобы современную, а были консерваторы, которые говорили: «Что это!».
Подожди, концерты тебе разрешили проводить, но после каждого концерта было идеологическое совещание?
Да, в ДК Горбунова была такая история, до этого это было Меккой КСП, то есть в принципе некий дух свободы там уже как-то теплился. Рок-концертов тогда еще там не было, они были там, где у нас рок-лаборатория обитала, в МИИТе, в Курчатова, по-моему. А в Горбушке, которая тогда еще так не называлась, там были только КСПшники, но уже были. Поэтому я туда привел «Клуб филофонистов» с Борей Симоновым во главе, то есть фактически всех фарцовщиков, которые бегали от милиции в диапазоне от Садового кольца до Переделкино, Выхино, Малино, куда электричками выезжали, флешмобами. Я их привел в ДК, им дали официальную…
Флешмобами, любопытно звучит, имея в виду, что мы конец восьмидесятых имеем в виду.
Ну, тогда да, это так не называлось, но это было именно так. То есть накануне становилось известно.
Где. Будем там.
Именно так. И вот удивленные жители Подмосковья наблюдали, как вдруг ни с того, ни с сего отдельно взятой электричкой или несколькими электричками выезжают просто тысячи людей из Москвы.
Я этого не застал.
Пластинки, облавы, все нормально.
В Свердловске у нас был Шувакиш, это была легендарная станция метро, на которой все торговали винилами. Туда нужно было приезжать, там устраивались облавы, я помню, что там был, к сожалению, забыл, как его звали, человек, у которого был проигрыватель, а он ходил вокруг него с колонкой, притороченной к спине, и из нее неслись децибелы. Как тебе удалось их приютить у себя?
Привлечь-то ребят было несложно, потому что всем нужна крыша над головой. Потому что это же тоже было так сосредоточено вокруг пластинок «Мелодии», магазинов «Мелодия», но все же это было вот так вот… А что, есть списочки, за угол зайти, поменяться, это неудобно. В ДК мы организовали как «Клуб филофонистов», тогда нужно было там какие-то бумажки оформить. Соответственно, в ДК это проходило официально, комитет комсомола завода как-то там «кураторствовал», поэтому люди получили крышу над головой и официальную прописку, возможность не бегать от ментов, возможность меняться, ну и продавать (шепотом). И поэтому все это произошло естественно. Сначала это все было в фойе ДК, потом это выползло на площадь, потом заполонило площадь, потом Филевский парк, потом распространилось к метро, и в общем, понятно, вы же помните все, какой масштаб был. Начиная от метро до самого ДК Горбунова.
Да, километрами.
Да, километры, столы, развалы.
И никто не гонял.
И никто не гонял. Но это же как-то дошло потом до перестройки, и уже когда все эти видеоплееры Funai, Samsung, и так далее, тогда еще третьей лиги, завозились фурами, вечером там продавалось, и продавцы немедленно бежали в обменник, потому что каждые пять минут это новый курс, это нужно было ящики денег поменять…
То есть ты мог проторговать весь вечер и потом, к тому моменту, как ты успел, ты окажешься…
Да, абсолютно, потерять, именно так. Потерять на курсе весь свой доход. Но я, правда, к этому не имел отношения. Меня несколько раз приглашали как-то возглавить это дело, но меня это не интересовало никогда.
То есть стать куратором рынка вот этого, да?
Да, но там же пропадали директора, кураторы, поэтому, слава богу, меня…
Что-то тебе подсказало, что не хочешь быть очередным «в списках не значился».
Да, я рок-н-роллом ограничился.
Расскажи мне, как проходили эти идеологические совещания после, например, группы «Звуки Му» или после «Черного кофе». Кто на них присутствовал? Какие аргументы излагались?
Ну, такие же, как сегодня. Это же в принципе цирк примерно одинаков, если посмотреть какое-нибудь заседание какого-нибудь бесноватого депутата, выступление в Думе, и секретаря комитета комсомола, ничего не изменилось. В общем, тридцать лет, а я думаю, и все шестьдесят, они примерно выглядят одинаково.
То есть вот эти люди, которые придумывают, что Цою все тексты песен писали в ЦРУ?
Ну, типа того. Но потом Петя Мамонов же… Нужно же обладать достаточной степенью образованности и даже воображения для того, чтобы увидеть в этом человеке большого актера. Но все-таки это тоже шоу не для неподготовленного зрителя. Ну, даже и сейчас, правда? Он может играть одинаково успешно и набожного старца, и юродивого, умалишенного, а на сцене он играет ну не набожного старца, тогда, по крайней мере, все это было.
Не доходило до такого, что тебе объявляли какие-нибудь выговоры идеологические или запрещали что-то делать?
Ну запрещали, запрещали концерт «Телевизора». Например, только вышел альбом…
«Твой папа — фашист»?
Именно, да. Поэтому меня вызвал секретарь парткома, а он был в курсе, и говорит: «Игорь, все-таки это как-то too much».
Надо как-то и честь знать.
Что еще было? Башлачеву не дали выступить на каком-то из фестивалей, который был. Ну это, пожалуй, вот Sonic Youth я назвал, это вот что я помню, штучные отмены, все остальное было. И мы провели под вывеской «Фили» первый концерт киевской «Рок-Артели», «Вопли Видоплясова», «Раббота Хо», «Коллежский асессор», первый концерт «Наутилуса» на Горбушке, «Не ждали» таллинских.
Как ты встретился с Сашей Лариным?
Саша Ларин уже работал на заводе, когда я туда пришел молодым инженером, и он был в друзьях с комсомольскими парнями, с боссами, поэтому я туда вошел как человек, который хотел, то есть я тогда не умел, никто не умел делать концерты, но хотел делать концерты. А он был уже как-то в приятельских отношениях, поскольку весь этот активный молодняк в разной степени веры и энтузиазма все-таки вокруг комсомольской организации сплотился. Где-то на каком-то из выездов мы познакомились, потом был создан кооператив, когда это стало возможно, и там был и Саша, там был я, потом меня председателем выбрали, потом как только была возможность, возникла даже не возможность, возникла возможность. Даже не возможность, наверное, а вопрос, каким образом мне строить карьеру, потому что занимаясь, а я был потом в итоге из инженеров через пару лет перешел освобожденным работником, по идеологии.
Большой человек!
Да, и это, в общем, открывало большие перспективы, потому что ну чего, это же сейчас история такая, сейчас куда ни плюнь, все они бывшие…
Комсомольские работники.
Ну конечно. И в какой-то момент мне пришлось выбирать: брать ли эту партийную директорскую перспективу, дорогу, или… Я выбрал «или». Я ушел, вообще не жалею.
Скажи мне, вот по твоему ощущению, я, когда мы начали общаться, Саша на меня произвел впечатление человека вполне советского. Он таким был интегрированным в структуру, со знанием того, к кому надо ходить и где что нужно заверять. Он всегда оговаривался о том, что, Миша, вот это мы решим только после того, как я соответствующее разрешение получу. Таким хозяйственником еще к тому же. Что двигало им в основном? Откуда у него влюбленность в эту культуру, влюбленность в эту музыку?
Саша при том, что он был человеком, наверное, да, более вписанным в систему, чем я, и мне это тоже аукнулось потом, потому что когда мы с Сашей расходились, в 1998 году, когда был первый кризис, и когда многие бизнесы были подвергнуты проверке, и бизнесы, и дружеские человеческие отношения, мы разошлись в 1998 году. И я в итоге ушел из Горбушки с долгами и с пластинками, а он остался, потому что именно он был в системе. Мне сложно было с директорами, с ментами, со всей этой историей, дружить.
Терпения не хватало?
Ну, терпения, я, в общем, иногда слишком борзый, я недостаточно почтительный.
Без должного уважения?
Именно так, не мету бородой дорогу. Саша остался, и мы на долгое время расстались. Потом мы опять многие вещи делали вместе. И отношения были хорошие, но Саша был человеком очень душевным и значительно более близким к артистам, потому что для меня, например... Он ездил с Юрой Шевчуком в Байконур, много выпивал и дружил, и отдыхал, и селил у себя, и с детьми дружили, и семьями с артистами. Я всегда предпочитаю определенную дистанцию, мне это, может быть, хватает в таком креативном результате, я не впускаю это ближе в свою жизнь.
Это на горьком опыте?
Нет, это, наверное, просто в силу специфики личности. Поэтому мы оба любили и музыку, оба делали концерты, но я все-таки по-одному, он по-другому. Я не знаю, как еще по-другому сказать, просто разные.
С Гройсманом расскажи, как ваши пути пересеклись.
Слушай, хороший вопрос, интересный.
Ты знаешь, мы записали с ним программу, это была единственная программа, в которой за весь час было рассказано две истории, потому что Гройсмана остановить совершенно невозможно. То есть у меня была история, с Леней Агутиным, он рассказал четыре истории, это как-то было уже… А вот Гройсман — просто две, он рассказал свою историю театральных похождений и потом вторую историю про какие-то бандитские разборки с Гариком Сукачевым на Дальнем Востоке. Просто это две, сейчас я думаю, что мне предстоит еще наверняка с ним записать вторую, потому что его невозможно остановить.
Ну точно, мы с ним познакомились, во-первых, я сажал группу «Бригада С» в Горбушку на базу, они там репетировали, а Дима тогда уже был директором ее, поэтому в принципе это было какое-то профессиональное знакомство. То есть тогда я был промоутером, тогда такого слова не было.
Еще не было. Организатором.
Я был организатором концертов. И он был директором группы. И в общем, интерес был понятен. Потом уже мы вместе ездили и в Швецию, в Швейцарию с «Бригадой С», я имел отношение к организации туров этих зарубежных, в Швейцарии с «Ва-Банком» совместный, мы выпускали пластинку, и он потом еще стал продюсером группы «Чайф», а мы выпускали и пластинки. После первой, по-моему, дебютной на «Мелодии», мы выпускали потом несколько альбомов «Чайфа», в том числе концерт, который делали в Горбушке, записывали двойной альбом. Потом у нас была совместная еще фирма дистрибьюторская, потому что все было естественным образом: сначала я делал концерты, потом одним из концертов стал фестиваль «Рок против террора», он делался вместе с телекомпанией «ВИД», восемь часов во Дворце спорта, 10 или 12 участников, самые-самые.
Да, причину этого фестиваля расскажи.
Есть две причины: первая причина…
Это 1991 год?
Да, естественно. Да, это 1991 год. И естественная, и понятная, потому что она вечная, — это ментовской беспредел. То есть в очередной раз человеку досталось от милиции, этим человеком был Гарик Сукачев. Поэтому не по всякому поводу случаются фестивали, по этому поводу это был импульс. Но вокруг этого, и это было не на следующий день, потому что одновременно случались события в Вильнюсе вокруг телецентра…
В Тбилиси.
В Тбилиси, поэтому там появился участник группа Bix из Литвы, и «Мцыри» из Грузии, поэтому тема террора, как насилие, как степень несвободы, была трактована так, как это стало понятно всем. И это случилось естественной, понятной большой идеей.
Прекрасный логотип был. До сих я вижу эти майки.
Логотип делал Вова Родзянко, бывший менеджером в тот момент «Ва-Банка».
И «ВИД» согласился это еще все снять и показать?
Именно так, да. «ВИД» это снял и показывал, и мы делали запись. И когда встал вопрос, где выпускать, я решил что тут придумывать, надо собственную фирму грамзаписи создать. Вот тогда она была создана. И в 1998 году был выпущен первый альбом. Первой пластинкой мы специально пропустили вперед, как знак уважения, как реверанс, мы выпустили пластинку группы «Воскресение». Это тогда была первая их пластинка, и по этому поводу группа, тогда уже будучи в разводе, собралась в золотом составе.
Ты имеешь в виду Романов, Сапунов, Никольский?
Да, после этого же они уже…
Никогда не появлялись на одной сцене.
Именно так. Вот в этот момент тогда они объединись на один концерт, на презентацию альбома.
А почему Никольский отказался с ними, внутренне?
Я не знаю точно, я знаю, что этот конфликт такой сильный, что он непреодолим.
Ну и сейчас как бы такой временный период полураспада вновь повторяется. Ну, что они сейчас снова.
Ну да, уж полураспада половинки.
Той самой половинки. Я помню, как я в первый раз попал к вам в офис, который был вот в этом левом флигеле Горбушки.
Я помню, ты уезжал, по-моему, в Штаты.
Я уезжал в Америку, да.
На радио, ты должен был там работать.
Да, и совершенно, вот тогда я впервые с вами познакомился, и вы мне дали коробку пластинок, с которой я…
Какой это был год?
Это был, по-моему, 1992, 1991 год, вообще вот так. То есть я уезжал еще. И я прямо честно все это утащил в Америку и начал играть по радио, объясняя людям. Здесь путчи всякие случались, интерес к этому был огромный, я на этом студенческом радио обо всем рассказывал. Меня поразило то, что это был первый офис рекорд-лейбла, в который я попал. Там у вас постеры крутые висели, чуть ли не Сид там где-то ошивался, в качестве курьера или кого-то еще. Там я встретил тебя, Диму. Как возникла мысль? Вот организовывать концерты и видеть живую музыку на сцене, вот за это у меня отвечает одна часть желания, а вот выпускать непосредственно музыку — это же какое-то другое удовольствие, совершенно другого порядка. Как у тебя возникла мысль, что стоит помимо организации концертов еще выпускать пластинки групп?
Как я сказал, поводом был выпуск пластинки «Рок против террора». Честно говоря, я очень скучаю по этому процессу, потому что это совсем другой тип удовольствия. Если концерты это более организаторская и такая брутальная, кратковременная история, то в издательстве значительно больше утонченности, креативности, дизайнерского полета, концепции, размышлений, поисков. И когда в результате получается продукт, и когда он получается хорошим, когда он получается такой прямо peace of art, когда это коллекционная история, ты чувствуешь совсем другое удовольствие. Я скучаю иногда. Мы выпустили недавно, еще пару лет назад, как раз между закрытием клуба в Питере и открытием в Москве, был период годичный, когда мы с Димой опять оказались близко друг к другу. В смысле мы живем географически близко, в районе Студенческой, Кутузовской — Студенческой. Мы выпустили эту пластинку Maximum Happy, и она получилась, во-первых, отличная, она получилась двойной, там было пять хит-синглов, мы сняли пять видео, два из которых были на вершине чарта, год не выходили из чарта, все очень круто, приятно. И группа дала какие-то сотни концертов, с точки зрения бизнеса это была хорошая история, и для рекорд-лейбла, и для артиста.
Вот любопытно, когда ты выпускал «Украл? Выпил!? В тюрьму!!!», вот эту пластинку, которая попала потом ко мне на радио каким-то образом, ты думал, что 20 лет пройдет, и что это окажется прямо-таки rock-solid-панки, патриархи панка теперь уже считаются.
Как раз вот после недавнего концерта, когда мы провожали, было пять концертов подряд делали «Тараканы» в Yotaspace, и они ехали в тур, и Сид мне напомнил, когда он, обхаживая меня, как главу рекорд-лейбла, притащил к себе на концерт куда-то в клуб, потом после концерта… Я не помню этого совсем. Поэтому это ответ на твой вопрос. Он подошел ко мне после концерта и спросил: «Ну как тебе?». И я сказал: «Беспомощненько».
И он через 20 лет напомнил тебе это унизительное определение своего творчества?
Да, но, тем не менее, пластинку мы выпустили, и мы выпускали не одну пластинку, и это значит, я верил в артиста. И сейчас, когда я вижу его на сцене, я вижу, насколько группа выросла, она фактически аренная, отлично играют, в хорошей творческой форме, все хорошо.
Смотри, вот по аналогии с Mute, к которой мы сейчас перейдем, в мире же есть лейблы, которые, если выпускают артиста, ты понимаешь, что они выпускают его по какой-то собственной, глубоко индивидуальной, личной вкусовой привязанности. Вот классическая история, это Island и U2, классическая история это Mute и Depeche Mode, и у меня всегда было ощущение, что «Фили» выпускают только тех артистов, которые не случайны, то есть вы про этот набор. Как это увязывается у тебя в душе вот с этим соблюдением дистанции с артистом, о котором ты только что сказал? Ведь у меня такое ощущение, что Женя Федоров, Чача, Сид, это если не друзья твои, то, по крайней мере, приятели и близкие по ценностям люди.
Ты знаешь, я думаю, притом что они все разные, потому что если еще «Наив», «Тараканы», «Ульи1», кого мы там выпускали еще, и соответственно, «Чайф», «Бригада С», «Воскресение», это так или иначе можно определить, как панк-рок, как мейнстрим-рок, или Tequilajazzz, «Ва-Банкъ»…
Альтернативный рок?
Но у нас еще была, скажем, Пелагея, например, которая совсем отдельно находилась. Мне кажется, с самого начала у меня не было, совершенно точно это не было сформулировано, как сейчас делают, «миссия компании».
Скромно говоря.
Поэтому я вижу, что эти все артисты, как минимум, в достаточной степени интеллигентные, от очень интеллигентных до достаточной степени интеллигентных. Во-первых, это роднит, совершенно точно, на уровне первого общения босса рекорд-компании и артиста, но в любом случае, мы не в такой степени бизнес-страна, бизнес-компании и бизнес-персоны, чтобы все подчинять только вопросу извлечения прибыли. Поэтому возникновение нормального человеческого контакта и отношений — естественная часть процесса. Но вполне возможно, я именно поэтому и занимаюсь этим, занимался всегда, занимаюсь сейчас. Я люблю свою работу, очень люблю, я делаю всегда только то, что хочу делать, я работаю с теми артистами, с которыми хочу делать. Возможно, и это подсказка, возможно, дистанция мне помогает это делать, потому что обломаться в людях — один из самых больших обломов в жизни. А если ты заранее держишь дистанцию и не влюбляешь в себя, не влюбляешься сам, возможно, это помогает отношения делать не такими горячими, но значительно более устойчивыми и долгими.
Где ты был, дорогой мой человек, с этим монологом, в начале девяностых годов? Ты бы предостерег меня от такого количества тяжелых разочарований, которые мне предстояли…
Я в эти девяностые самые, точно так же, совершенно глупо, потеряв голову, не думая ни о чем, работал с кредитами 60% годовых, 5% в месяц, были, помнишь же, такие веселые времена. И это при том, что мы не ваучерами, не недвижимостью занимались. Занимались рок-н-роллом, панк-роком. Поэтому, естественно, душа гуляет, заносит тело. Поэтому естественные вещи, в виде долгов, они были. Был какой-то момент, я помню, что у меня было долгов на миллион долларов, но как-то я с ними рассчитался, даже не знаю, как. То есть, по идее, я даже миллионер.
Сегодня у нас вечером в студии Игорь Тонких, миллионер, заработавший свои миллионы в девяностые на панк-роке.
Мы уже упоминали, лейбл Mute, ваше заключение контракта с ним, то что вы стали представителем, это была прямо серьезная, большая история. Благодаря этому мы в ту пору на «Максимуме» получили несколько потрясающих релизов, и Ника Кейва, и Depeche Mode, и Prodigy. Mute ты рассматривал как некую модель компании, которую ты хотел бы сделать? Или просто тебе нравился репертуар, и это показалось тебе наиболее логичным продолжением издательской деятельности?
Поскольку у нас была ярко выраженная концепция, фокус на независимую музыку, соответственно, и специализация на инди-лейблах была естественным продолжением сложившейся политики компании. В тот момент я уже думал о деньгах, и я уже понимал, что существуют мейджеры, и было бы неплохо стать представителем мейджера. Там некоторые уже обзавелись представителями здесь, некоторые нет. Я помню, что когда Sony искали своего представительства, мой один приятель, который работал в советско-американском СП, СП — это совместное предприятие, он меня проконсультировал таким образом. Он меня отвел в магазин. У меня появился тогда, конечно, был не первый, школе это были, был куплен пиджак Burberry, клубный, для того, чтобы выглядеть. Я ходил уже тогда в футболках и в джинсах, и только. Был по этому поводу куплен пиджак, для встречи с Sony.
Какого цвета пиджак?
Синий, с золотыми пуговицами, двубортный, как положено, клубный пиджак.
Не могу себе эту картинку представить.
Случилась встреча, но не случилось представительства.
Су Мин(32,24), человек, которого Sony предпочли? Где он сейчас, что он сейчас, вообще не знаю.
Да. Наверное, все хорошо у него.
Будем надеяться.
Часто бывает так, что людей не видно и не слышно, потому что они вовремя…
Вышли в кэш.
Именно, в тень и в кэш. Объем инди-лейблов, он примерно равен объему мейджеров. Поэтому получилось так, что когда мы стали лицензиатом 4AD, Mute, Beggars Banquet, XL Recordings, Ninja Tune, Warp, это, в общем, тоже достаточно заметная финансовая доля рынка была. Потому что, когда вышел, когда Ник Кейв вдруг записал этот шикарный альбом Murder Ballads, когда из каждого утюга звучала Where the Wild Roses Grow.
С Кайли Миноуг.
Да, мы продали пластинок больше, чем EMI Beatles и Queen, и так далее, то есть очень много. Нам повезло, мы в 1997 году стали лицензиатами, или в 1996, и тут же вышел у Depeche Mode альбом Ultra, после долгого молчания — The Fat Of The Land, альбом Prodigy. И за оба альбома мы получили национальные премии «Рекорд», одна Best-Selling International Album за Prodigy на кассете и Depeche Mode на компакт-диске.
Помнишь, мы придумали для «Максимума», для The Fat Of The Land, мы разыгрывали в эфире, я помню, куб земли. Просто в стеклянном кубике, и там была воткнута кассета. Кассета с подписью и жир земли, такая фигня.
Я буквально неделю назад полез поскрести по сусекам, потому что Пелагея, которая тогда была девочкой, сейчас вот будет 30 лет, и на ОРТ готовится какой-то документальный фильм. Меня попросили пару слов сказать, как первого издателя, продюсера и так далее. Так вот, я стал смотреть кассеты, и наткнулся на «Мегахаус пати» в Лужниках, так это тогда называлось, когда Капа Деловая устраивала презентацию этого нового сигла, как я помню, Вова Фонарев ставил только что приехавший этот новый виниловый сингл, и вот эта площадь разливанная, заполненная народом, в трениках, все, как положено.
А кто первым согласился, что вы станете их полномочным представителем? Потому что потом ты просто даешь в качестве репутационного своего собственного портфолио, ты говоришь, а мы представители еще вот этих. Самое сложное первого уговорить.
Первые были 4AD, первый альбом был по лицензии Into the Labyrinth (Dead Can Dance), прекрасный альбом, прекрасные артисты, прекрасный лейбл. И как сказал Леня Захаров, тогда работавший в «Комсомольской правде», «Как прослыть лейблом с хорошим музыкальным вкусом? Надо просто заключить лицензионное соглашение с лейблом с хорошим вкусом». Поэтому вот эти каталоги артистов и лейблов, которые сами за себя говорят, которые являются иллюстрацией хорошего утонченного вкуса и хорошей under-политики, они и нам дали звездочек на фюзеляж.
Давай вспомним с тобой наиболее знаковые концерты, которые ты устраивал для артистов Горбушки. Для меня, наверное, самыми сильными потрясениями были Кейв и The Smashing Pumpkins. Вот мне только после The Smashing Pumpkins было сильно жалко и больно за Tequilajazzz, потому что понятно, что и звук притапливается, и я так люблю эту группу, и она так достойна была. Но просто, когда вышли The Smashing Pumpkins, это было просто несравнимо, тяжело.
Большое испытание для любого …
Но зато два дня, проведенные с Билли Корган. Какие концерты для тебя были самыми яркими, запомнившимися?
Соглашусь, что Кейв, точно был один из топовых концертов, и не только для меня, я слышу это постоянно, потому что все-таки это был один из ярчайших представителей независимой культуры и музыки, и по-прежнему является иконостасом.
Единственное, что я не застал, как после концерта Бликса Баргельд прыгал на Мерседесе.
Ну да, было такое дело. Там в клубе четыре комнаты, и вот они…
Это правда, что большую часть гонорара они были вынуждены выплатить владельцу?
Нет, не думаю. Мне недавно, лет пять назад, встретившись в аэропорту со своим старым приятелем, я столкнулся с такой предъявой. Мне человек сказал, что я ему должен тысячу долларов, без интонации вопросительной. Я сказал, не понял, за что? Он говорит: «Помнишь, те пляски на Мерседесе? Тогда же я отдал свою тысячу владельцу». Я говорю: «Ну отлично, а кто об этом знает? Ты сейчас мне это хочешь предъявить?». Ну, то есть какие-то веселые истории были. Видишь, бумеранг так возвращается, спустя много лет. Но все закончилось спокойно.
Там вроде да. Никого не убили, самое главное, не избили, не побили. Пи Джей Харви, был очень крутой концерт.
Мне больше понравился, вот с Кейвом я соглашусь, очень понравился концерт Дэвида Бирна, который, к сожалению, после этого не был в Москве больше ни разу. Вот до Питера он еще доезжал, до Москвы — нет. Я все пытаюсь всяческие его затащить. Sonique, это было очень давно, но точно помню, одно из самых ярких впечатлений. Это 1989 год, поэтому для человека неискушенного с точки зрения западной культуры и концертов, была все-таки очень сильная история.
Расскажи про отмены, какие у тебя были? И по каким причинам?
Слушай, отмен было немного, как-то бог миловал. Одна из отмен, тогда были аппараты, которые называются факс, был концерт Therapy?. Мы сидим тогда с моим, как это правильно сказать, субагентом, букером, Тален Байер(39,30), который способствовал этому концерту, он прилетел на день раньше, и мы сидим, завтра должен приезжать артист. И выползает так факс, тихонечко, и там написано, что группа не успела закончить работу в студии и вынуждена задержаться, поэтому завтра не прилетаем. Но это была достаточно простая история, потому что этот артист возместил все расходы, в том числе даже рекламные, которые мы понесли. Это нетипично для индустрии, обычно только возвращают гонорар. Здесь был очевидный акт доброй воли со стороны артиста, и очевидный bad plannig.
Их собственный? Никто больше не виноват?
Да. Потом одна из веселых отмен была NOFX, которые прилетели в Москву без виз, американцы. Люди, которые привыкли, что для них нет преград в мире, они же практически во все страны вхожи без виз. Это было для них сюрпризом, то есть они прилетели в Москву, и так же улетели обратно. Тогда все это делалось на излишней степени энтузиазма, концерт курировала группа «Наив», у которой были какие-то американские наработки, как это говорят начинающие журнала Maximumrocknroll . И третья, наверное, одна из самых неприятных для меня, которые действительно были неприятными, это Диаманда Галас, в театре Гоголя. Это был, по-моему, уже третий концерт ее, который я делал, солд-аут был накануне, и прошел сануд-чек. Что-то произошло на саунд-чеке, ну и артист говорит, я не могу, у вас гранаты не того калибра, мониторы. Официальная формулировка была такая — мониторы не по райдеру. Это были мониторы, которые артист использовал предыдущий раз, но действительно, они не соответствовали новому райдеру. Я по-прежнему уверен, что это была формальная причина, отмазка, и по-видимому, артист был в плохом самочувствии, в плохой кондиции, вот поэтому. Тем не менее, позиция артиста и агента была такова, считать, что отмена по вине промоутера. Я сказал окей, но я перестал иметь дело с этим артистом.
Ever?
Да, нужно сказать, что артист потом и с агентом этим расстался, Диаманда непростой человек. Это пожалуй, все мои отмены, всего три, по-моему.
Скажи, как сложилось твое общение с Tricky? Тоже непростой персонаж, мягко говоря.
Ты знаешь, очень просто. Все было просто, душевно. Я помню, что было очень сложно, потому что нетипичный был райдер, он тогда как раз сел на свою какую-то дикую диету, где нельзя было вообще ничего. То есть на бэкстейдже МХАТа было развернуто чуть ли не полевая кухня, полевой госпиталь, там ни рыбы, ни мяса, отдельные пароварки, то есть вообще не поймешь что. Тренер для часового сеанса для бокса это просто достаточно…
Это тоже заказано было?
Да, он увлекается этим. Это в клипах даже было где-то у него там было. Это тоже, знаешь, как увлекаешься. Ты куришь 5 часов с утра до обеда, потом ты полчаса боксируешь, потом опять 5 часов куришь.
Не сильно обременительное увлечение.
Это больше для видео, да. Но все было очень спокойно, и он, по-моему, даже вообще ни к чему не притронулся. И артисту было хорошо, он решил себе набить тогда «Трики», кириллицей набил.
На пузе? По-русски?
На пузе, по-русски, да. У него татуировка «Трики» и сейчас, поверх пупка идет.
Это ты организовал?
Ну да, мы выписали тату-мастера, вызвали его. Он приехал, и прямо во МХАТе, в колыбели искусства, набил «Трики», его имя, на пупке. Вася Кудрявцев, кстати, снимал.
Да, я видел эти фотографии Васи. Как я понимаю, он, укурившись в умат, отыграл весь концерт спиной к аудитории?
Слушай, ну, это его нормальное состояние.
Вы же знали, на что шли.
Кто-то бухой все концерты дает, а кто-то…
Вот еще скажи мне, такой личностный аспект. Полжизни в рок-н-ролле, с таким количеством самых разных артистов общение. Невозможно избежать каких-то персональных кризисов и каких-то злоупотреблений. Я никогда в жизни не видел тебя ни в состоянии опьянения, ни в состоянии каком-то другом неадекватном. Как ты умудрился пройти мимо всех этих соблазнов, не погрязнув ни в один из них? Потому что у меня, честно скажу, не получилось.
Слушай, если я сейчас не обдолбанный, это не значит, что такого ни разу не было.
Это ты просто к программе не подготовился настоящим образом?
Поэтому, может быть, потому, что я Дева, поэтому я не настоящий сварщик. Немножко родители, немножко природа, немножко пробовал, но всему свое время. А например, выпивать, я по-прежнему люблю, делаю это с большим удовольствием, и достаточно часто.
Было ли у тебя когда-то, во время организованных тобой концертов, ощущение опасности? В зале, или с охраной, или с артистом? Вот у меня, я просто очень хорошо помню несколько моментов, на фестивалях, например, на моих, когда было прямо страшно, и было ощущение, что если ты сейчас что-то не сделаешь, как-то не остановишь ситуацию, то может до добра не довести. Было ли такое? Когда, может быть, толпа выходит из-под контроля, или когда артист в таком неадекватном состоянии?
Я помню, это был девяносто какой-то год, когда был фестиваль, мы делали очередной, или первый, или очередной панк-фестиваль в Питере, где хедлайнер был The Exploited, и когда менты буйствовали самым гнусным образом, когда они просто отлавливали людей, отдельно взятых, в зале, и уводили за сцену, для профилактических целей, просто били их, учили родину любить. И когда через минут тридцать или сорок после начала концерта пришел какой-то там чин и сказал, что в здании заложена бомба, и что сигнал к эвакуации. Опасно был не это, потому что я понимал, что это просто разводка, это просто дешевый трюк, который вот недавно на Мерилин Мэнсоне была такая же история. Но когда бьют людей, и когда ты не можешь ничего сделать, то есть просто ничего, кроме как броситься на амбразуру и точно так же быть вынесенным, но мне нужно присутствовать. К сожалению, вот это чувство невозможности, это ко вчерашнему разговору, если ты делаешь фестиваль «Нашествие», например, когда у тебя, с одной стороны, десятки тысяч нетрезвых людей, а с другой стороны, десятки или сотни агрессивных людей в форме, конфликтов не избежать, потому что не существует механизмов регулирования. Штучные примеры, когда люди, превышающие свои полномочия, они бывают наказаны за свои деяния. И совсем недавно была история, уже в Yota, когда случайно, находясь на балконе, я заметил деформацию барьера безопасности, и просто ломанулся туда вниз и увидел, что накануне, это была ошибка технического персонала, накануне разобранный барьер безопасности не был скреплен должным образом. Я был вынужден немедленно прекратить концерт, и мы, наверное, минут сорок собирали барьер. И вот тогда было реально страшно, потому что я понимаю, что это такое, это как вода, прорвавшая плотину, что может случиться с толпой, сломавшей металлические барьеры, которая давит сама себя. Вот эти фобии, эти страхи, и это бдение, это вот к вопросу, почему нельзя, never, никогда не работе, я никогда себе не позволяю, никогда, ни в начале, ни в конце, никогда. Потому что в каждый момент нужно быть готовым к тому, что нужно твое личное участие, и опыт, и знания, и возможность крайне быстро принимать решения, трезвые, взвешенные решения, на основе опыта, и в соответствии с ситуацией. Такой человек должен быть, поэтому я никогда себе не позволяю.
Как ты оцениваешь, переживаешь ли, относишься к тем метаморфозам, которые прошли с тех дней, которые мы вспоминаем, до дней сегодняшних, со многими нашими общими приятелями, друзьями и знакомыми? Что я имею в виду, вот «Учитесь плавать», фактически твое детище с Сашей Скляром, все эти группы, которые, как птенцы, вылупились из скляровского гнезда. Где сейчас Паштет с его философией, с его отношением к тому, что происходит? Где Саша? Насколько дистанция между ними огромного размера. На фестивале «Нашествие» который год не то, что «Стрижи» летают, а танки и военная техника, и это стало одной из главных фишек этого фестиваля, от которой организаторы никак не открещиваются. а, наоборот, поддерживают. Какие эмоции вызывают в тебе такие изменения с годами?
Несмотря на то, что я являюсь, отношу себя к либеральному крылу, тем не менее, меня печалит, что общество так поляризовано. Мне кажется, я недостаточно изучал опыт Америки, но мне кажется, что, например, республиканцы и консерваторы не всегда ведут себя так, как ведут себя наши, например, либералы и государственники, в публичном пространстве. К сожалению, мы живем… Я думаю, что это просто достаточно ранний возраст свободы, как ни крути, из социалистической страны, с отсутствием свободы значительной, до сегодняшних времен, или лучше сказать, десятилетней давности, когда все было посвободнее.
Небольшую жизнь прошли.
Небольшую жизнь прожили, и поэтому мы, фактически, это одно поколение. Это же мы были тогда, и сейчас. Поэтому какие мы были, и как мы себя научились вести, в обществе, в полемике, в дискуссии, так это все и выглядит. Меня удручает, что это происходит так. Потому что, например, я в отличных отношениях с Сашей Скляром. Мы придерживаемся разных политических позиций, но это нормально. Ненормально чморить друг друга, потому что это или то. Надо уметь с этим жить, надо вырабатывать новые формы общения.
Сосуществования.
Именно так. А как? В итоге мы делим себя на белых и красных, но это не гражданская война, не имеет смысла.
Последний вопрос. Если бы ты сейчас вдруг встретил Игоря Тонких образца 1990, например, года, и зная все то, через что тебе пришлось пройти, что бы ты ему посоветовал и от чего предостерег?
Купить доллары, по тому курсу.
Замечательно.
Я помню один момент такой, говоря о рекорд-бизнесе, у меня был приятель, Гедрюс Климкявичус, была фирма «Зона», они выпускали тоже Sugarcubes, они делали фестивали там, у себя. Он потом работал еще гендиректором PolyGram российского пару лет. Прибалтика всегда чуть-чуть раньше, и он говорит: «Игорь, сейчас у вас начнется тема, ваучеры, имей в виду, там можно поднять просто столько, для этого не нужно ничего, кроме желания и борзости». Невозможно отмотать назад, невозможно.
Это точно.