В гостях у Михаила Козырева — музыкант группы «Тайм-аут», ведущий программы «Здрасьтенафиг! Квачи прилетели!», основатель учения о мотологии Александр Минаев. Он рассказал о том, какие угрозы приходили ведущим «Здрасьтенафиг!», откуда у него депутатский мандат и где он им пользовался, как организовывали единственный в мире концерт на Северном полюсе, а также о «Партии любителей пива», дружбе с «Ночными волками», Мотологии, квачах и Зопухе.
Мое почтение, драгоценные зрители телеканала Дождь. В эфире очередная передача из моего цикла «Как все начиналось». Меня зовут Миша Козырев. Передачи эти я придумал для того, чтобы восстановить свой безнадежно утраченный блок памяти. Поскольку я мало что помню о девяностых годах, приглашаю в студию тех людей, которые помнят чуть больше, чем я, ну и вообще рассказываем об этом интересном времени, безумном совершенно, расцвечивая его разными красками. Сегодня у меня в студии особый гость, основоположник выдающегося учения о мотологии, заслуженный мотолог всея страны Акакий Назарович Зирнбирнштерн, он же Александр Минаев, группа «Тайм-Аут». Привет, Саша.
Здрасьтенафиг.
Здрасьтенафиг, конечно.
Ты все-таки не выговорил мою фамилию правильно.
Ты знаешь, несмотря на то, что с момент нашего знакомства прошло больше двадцати лет, я тренируюсь каждое утро, иногда выходит, иногда нет.
Все-таки Зирнбирнштейн.
Зирнбирнштейн.
Ну вот же, можешь, когда хочешь.
Могу. На самом деле, когда я впервые услышал это, я подумал: «Вот как здорово! Мне, как еврею, особенно приятно». А потом, я видел, тебе часто задают этот вопрос — вы еврей? На что ты отвечаешь: «Нет. А вы?». Многие, я подозреваю, многие наши зрители впервые будут знакомиться с терминологией и с основными…
С мотологией квачицизма?
Да. поэтому, я думаю, что надо будет в процессе разговора как-то расставить точки над i, какое-то введение простое.
Да конечно, расставим, какие проблемы.
Конечно, первый вопрос, с чего все началось? Откуда взялся термин «мотология»?
Мотология? Если совсем копать, если, скажем так, само слово откуда появилось, мой компаньон, Торвлобнор Петрович Пуздой, он же Павел Молчанов, в свое время на помойке около дома нашел табличку с надписью «Стоматолог», и хотел прикрутить ее у себя на двери в комнату. Она была длинновата, он просто «Сто» отфигарил, осталось «матолог», и так дальше пошло. Потом это переродилось уже в науку мотологию, квачицизм, смысл жизни, ну и вообще, тем, чем я после этого лет, наверное, тридцать занимаюсь до сих пор.
Как я понимаю, основной постулат мотологии заключается в том, что из всего нужно извлекать кайф?
Да, даже если не в кайф. Вот ты чувствуешь, что не в кайф, взглянул с другой стороны, а вроде и ничего. Надо позитив по большому счету искать практически во всем.
Почему этот навык утрачен вообще в человечестве? Только квачи умудряются это делать успешно.
Ну, ты знаешь, почему утратили все, это надо у них спросить. А квачи и мотологи почему себя чувствуют в этом плане хорошо, потому что они придерживаются мотологической доктрины. Вот, собственно, это совсем так, в двух словах.
Как молодому человеку, который ищет какую-то почву под ногами, приобщиться к мотологии?
Ну, раньше было проще. Раньше на SNC выходила программа, это радиостанция (для тех, кто не знает). Радиостанция вещала на Москву и Петербург, это 1990 год, мы там появились и начали двигать мотологическую доктрину в массы, именно там. И вот прослушав цикл передач «Здрасьтенафиг! Квачи прилетели!», человек становился квачом автоматически, хотел он этого, не хотел, у него все равно происходил уже разрыв шаблона, переворот сознания, и он жил уже совершенно другой жизнью. Либо надо было посетить ряд мотологических курултаев ансамбля мотологической музыки «Тайм-Аут». Сейчас все то же самое, только нет радио, но есть интернет, можно зайти, найти в интернете, все это дело посмотреть, почитать, опять же посетить курултаи. Ты квач и чувствуешь себя хорошо, и жизнь налаживается.
С чего все началось? Я знаю, что вас приятель пригласил просто в гости, на передачу…
Я даже назову имя этого приятеля. Опять же это радиостанция SNC, хочу сказать, что эту радиостанцию организовал Стас Намин, всю вот эту богадельню, это его рук дело по большому счету. И нас пригласили туда как гостей, Юрий Спиридонов, такой персонаж, пригласил нас, программа называлась «Родительский час». Почему-то шла два часа, но это никого…
Никого не смущало.
Да, это никого не волнует. И там получилось так, что мы приехали в хорошем настроении, не в приподнятом, в смысле гибкости в теле, а просто в хорошем настроении, потому что мы всегда были в хорошем настроении. И вот начали отчебучивать свои мотологические фишечки, там мы, по-моему, «Ёхан Палыч» первый раз под гитару исполнили живьем. Ну и как-то вели себя не так, как должны себя вести люди на радио, после чего нас вызвал к себе Стас, причем так: «Надо бы поговорить». Мы малость…
Струхнули.
Ну, это мягко сказано. Ну, думаю, ну что такого-то, ну один раз-то можно. В итоге он говорит: «Я послушал все это дело. Такого нет нигде, в стране это точно, в эфире тем более. Давайте-ка вы берите себе один день, хотите — два дня эфир (два часа, понедельник, среда нам дали), и делайте там вот то, что вы сделали первый раз на SNC». И вот так оно и пошло. У нас не было мысли все это дело затевать, как какой-то проект, какую-то радиопрограмму, мы просто шли как гости и остались там навсегда. В эфире, я имею в виду.
Опиши, пожалуйста, как это все выглядело. Я имею в виду, как выглядела студия, как вы сидели, какой там был пульт, вот детали, картинку нарисовать, это же 1991 год.
Нет, это 1990 год. По-моему, даже 1990. Это, естественно, аналоговый пульт, если понятно, о чем я говорю, там не было никаких компьютеров. Там студии стояли джинглы, это то, что «перебивочки» с названием радиостанции.
Были записаны на картриджах?
На картриджах. Эти картриджи были с магнитофонной пленкой, это была, по сути, кассета, которая включалась, это было в ручном режиме. Там стояли магнитофоны STM, это магнитофоны с километровыми бобинами. Что такое бобины, я даже не знаю, современному человеку, наверное, это не понять. Бобина — это моток пленки, аккуратно смотанный, который ставится на магнитофон и прокручивается. Километр, это профессиональное оборудование, которое в то время использовалось, по-моему, на телевидении и на радио. Тогда еще, так как эта радиостанция вещала на средних волнах, можно было в эфир ставить, и мы лично этим пользовались, аудиоматериал с аудиокассеты. Там стояли деки, две или четыре деки Denon, я помню.
О, так это вы кучеряво жили.
Да. Но это же Стас Намин! Там были проигрыватели виниловые, и тогда уже были проигрывали CD. И тогда на SNC была, по-моему, первая база данных с CD-дисками. И так как только в стране эти диски начали появляться, я не знаю, помнишь ты или нет, говорили, что это цифровые технологии тебе, это вам не виниловая пластинка, на него можно чайник ставить и ему ничего не будет. И у нас один деятель технический на радиостанции, он не чайник поставил, он типа, если ничего не будет, он взял и с рабочей стороны подписал все диски SNC, SNC. Ну, и процентов 30, наверное, …
Дык-дык-дык…
Да. Все туда приходили со своим материалом. Представляешь, Миш, на радиостанцию со своим материалом? Не то, что тебе дает программный директор или еще кто-то, ты приносишь с собой сумку, у кого кассеты, у кого винил, вот от чего душа раскрывается, то там и шарашишь. И в принципе нам хватало вот того, что есть. Виниловые пластинки там тоже были в избытке, потому что опять же у Стаса была в SNC Records, Центр Стаса Намина, все группы, которые в России были и входили в Центр Стаса Намина, практически записывались и выпускались на этой же record-компании, поэтому база была просто то тем временам класснейшая. Вот это да.
Был ли какой-нибудь, не знаю, программный директор, человек, который мог ворваться в студию и сказать: «Ай-яй-яй, вот этого нельзя!»?
Номинально он был, но такое, что мы делали, он просто заходил и говорил: «Давай еще! Давай». Это Сергей Галямин этого человека зовут, он был программным директором SNC тогда. Все как положено, был директор радиостанции, программный директор, рекламная служба, техническая служба. Но все работало просто…
Вот интересно, давал ли какой-нибудь рекламодатель свои ролики специально в «Здрасьтенафиг!»?
Да.
Так, расскажи мне категории этих рекламодателей. Кто это был, что они рекламировали?
Ты знаешь, там была, я так думаю, те фирмы, которые тогда были. Я думаю, их уже давно нет, поэтому тебя не штрафанут, если я какие-то назову.
Конечно. Вообще, пожалуйста, жги.
Так вот, была такая контора, которая только-только начинала торговать, по-моему, компьютерами, которые были нашими фанатами, поклонниками и изъявили желание спонсировать нашу программу. Мы типа как за рекламу, вот фирма «АЖ» это типа зашибись, там же ничего не было, сказал так, это реклама. И они реально поддерживали нас, помимо зарплаты, которую мы получали на радиостанции, они нам еще заносили, и мы это… Если сейчас Стас узнает…
Так это в обход Стаса было?
Ну, мы сказали, а можем мы наших друзей? Можем. Но то, что это было за…
Какое замечательное время!
Не то слово!
И они были довольны, компьютеры пошли быстрее?
Ну, ты понимаешь, когда «Здрасьтенафиг! Квачи прилетели!» была в эфире, а это была среда, по-моему, с 15 до 16, в Москве молодежная жизнь прекращалась.
Город вымирал.
Да. Это реальный факт. Народ уходил с лекций, чтобы слушать нас. Таксисты не брали пассажиров, потому что они слушали. За нами приезжали бесплатно таксисты, у них очередь была, кто нас повезет после эфира домой. И ведь, блин, ни один не приехал на эфир отвезти! Понимаешь, какая штука, туда мы перлись на метро, обратно мы выходили, у проходной… Проходная у нас была, сейчас скажу, Полежаевская, радиополе, «Серебряный дождь» оттуда начинал вещать.
Да-да.
Из этой же студии, кстати.
И стояла вереница таксистов?
Да, таксистов. Я бы не сказал, что там безумная очередь, но там были люди, которые желали нас отвезти. Я про что, уже забыл?
Жизнь в Москве прекращалась.
Да, прекращалась.
Рекламодатели были компьютерщики. Был какой-то еще класс рекламодателей, может быть? Тогда же можно было рекламировать все: сигареты, алкоголь.
Студенческая газета «Латинский квартал».
Да, был такой.
Вот. Они тоже желали, чтобы мы, скажем так, их бренд двигали в нашем эфире.
Я хочу сказать, что вообще мотив слушать радиостанцию SNC был самый распространенный это то, что там работают квачи, это было главное. Вы стали мотором и флагманом вообще всей радиостанции. Так было дело.
Ты знаешь, наверное, нет. Если говорить честно, там музыкальное наполнение было такое, что по тем временам это были передовые отечественные рок-группы, это были опять же передовые западные коллективы, довольно-таки многих направлений, популярных в то время. Там были тематические программы, на SNC, там были программы о блюзе, о Beatles, Эркин Тузмухамедов там вел…
Который впоследствии стал вашим директором и участником вашей креативной команды. Что он сейчас делает? По-моему, он сейчас полностью виски занимается.
Да. Мы сейчас, правда, редко с ним созваниваемся. Но как-то виделись, причем виделись, и он, как полагается, в одной руке виски, в другой сигара, нормально, работает человек.
Классический Эркин, да.
У него тоже ничего в жизни не меняется, мотология и на него повлияла.
Как вы составляли содержание программы? Одно дело выступить вот так вот, когда вас приглашают гостями, и устроить такой бенефис, а другой дело, сейчас уже работа, надо готовиться, надо решать, чем заполнять эфир.
Так в том-то и дело, какие бы мы не были раздолбаи, мы к этому делу, когда поняли, что все фишки, которые у нас были когда-то в голове, мы слили в эфир, что надо новое. И мы брали один день перед эфиром, накануне, за день или за два, встречались либо у меня, либо у Паши дома, и готовились. Мы писали трактаты, мы писали музыкальный материал, вот эти дебильные песни, они были написаны специально для, не знаю, если помнишь, «Танец Сухэ-Батора»: «Мои таньга, мои таньга…», это было все сделано для радиопередач.
Один из любимых моих треков, и по сей день я его часто ставлю. Это песня, которая сама исчерпывающе описывает состояние мира в любом историческом периоде.
Эту песню не задушишь, не убьешь.
Да. Есть ли, сохранились ли какие-то записи, которые можно сейчас в интернете найти, чтобы можно было из переслушать?
Да. Если набрать в интернете «Здрасьтенафиг! Квачи прилетели!», я, к своему удивлению, нашел целую подборку радиопередач 1990-1991 года. Причем кто это сделал, я не знаю, низкий им поклон, но это, конечно, классно. Я послушал, я опупел, как нас не убили в то время?
Конечно! Этот вопрос до сих пор остается неотвеченным!
Да, но тем не менее, как-то вот мы выжили. Знаешь, был момент, нам же писали письма с угрозами, помимо каких-то частных лиц, которые угрожали, угрожали еще нам люди, было такое общество «Память», что таких, как вы, надо выводить то ли перед обкомом, то ли перед горкомом партии и расстреливать, и обещали с нами это сделать. Мы с этими письмами — к Стасу Намину, типа, алле, а что… Он: «Делайте, я прикрою». Как он прикрывать собирался, я не знаю.
Основной упрек был, что вы все время в неадекватном состоянии находитесь в эфире.
Да.
Причем подозревался самый широкий спектр веществ, не только алкоголь.
Что только не говорили. Но парадоксальная вещь, ни одного пьяного эфира, я не говорю уже про наркотики. Это факт, да. Представляешь, как колбасило?
Помнишь ли ты на память какой-нибудь манифест или какое-нибудь стихотворение, может быть, из тех, которые тогда прозвучали, в те времена? Расскажи, пожалуйста, нашей молодежи.
Пожалуйста. В принципе, конечно, помню, куда же без этого. Я же книгу выпустил потом. Она, по-моему, у тебя есть.
Есть.
Ладно, хорошо. Из нее что-нибудь?
Да, можно.
Я чувствую себя гвоздем, внедряясь в дерева структуру,
Для прохождения вперед я напрягу мускулатуру.
Я раздвигаю волокно железным, крепким, длинным телом.
Я проползаю сквозь бревно, я занимаюсь нужным делом.
Я дырки делаю собой, меня с почтением вбивают.
Я расколол бы шар земной, да только шляпка не пускает.
Я, кстати, продолжение написал.
Давай.
Меня так просто не согнешь и молотком не испугаешь,
а если глубоко вобьешь, то очень долго вынимаешь.
Не жду пощады от судьбы, гляжу опасности в лицо,
дрожат осины и дубы перед моим стальным концом.
Ну, как-то вот.
Да, замечательно. Это просто иллюстрация, отличная иллюстрация того, что звучало в эфире.
Да, я вспомнил самый первый стих, который я прочитал на SNC в 1990 году.
Это кто сюда залез с поплавком наперевес?
С цифрой ноль на бледной фляжке,
с черной скомканной бумажкой,
весь в пожитках и трусцах,
с вилкой, с бабочкой, в носцах,
надрываясь и кряхтя,
то как зверь она завоет,
то заплачет, как дитя.
С виду ласточка, но сбоку,
мы узнали, это…
И весь зал орал: «Зопух!».
Как родилось слово «зопух»? Это же тоже замечательная история.
Я родил, это могу с гордостью сказать.
Как ты родил зопуха?
Родил зопуха очень просто. Мы же довольно много, перед тем, как занялись мотологией и квачицизмом, играли, скажем так, хэви-металлическую музыку, катались по нашей необъятной родине и работали в Дагестанской государственной филармонии, в Махачкале. Художественным руководителем нашего коллектива тогда был Вадим Зорин. Там мы, напитки прекрасные в Дагестане, мы себе не отказывали ни в чем, и поэтому… У меня была такая привычка, мы, когда приезжали на гастроли, в номере я вешал нашу афишу, и там написано группа «Тайм-Аут», художественный руководитель Вадим Зорин. И утром, не понимая, где проснулся, плохо, скажем так, фокусируя, я не прочитал все, у меня написано было «Зорин», я почему-то прочитал это по-английски. «Зопух». И меня так переклинило, я Пашу зову, говорю — читай. Он говорит: «Зорин». Я говорю: «Нет, зопух». И все, и дальше он опять же с нами по жизни так зопух и стал.
Но это приклеилась к нему кличка? Он же оторвался и стал достаточным художественным образом, зопух.
А ты знаешь, это как-то стал персонаж, который у меня переходит из трактата в трактат, про него есть много стихов, отдельных каких-то рассказов, масса же.
Опиши его, какой он? Добрый, злой, смешной, занятный? Агрессивный?
Тяжело сказать. Нет, не агрессивный. Хотя, можно так сказать, зопух рвал на себе от злости все, в основном это были волосы, потому что это единственное, в чем он остался. Но это я так, на память вспомнил один из трактатов, вот.
Интересно то, что это ваш выбор был, насчет Махачкалы?
Нет.
Или это так сложились обстоятельства?
Мы хотели заниматься музыкой профессионально, а до этого на самодеятельном уровне в Московской рок-лаборатории присутствовали, как, собственно, практически все ныне здравствующие московские коллективы. Тогда была обычная практика, идешь в профессионалы — ты должен идти либо в Московскую областную, либо в Москонцерт, но это космос недосягаемый, либо в какие-то областные филармонии. Либо в региональные, либо в каких-то других, как это называется сейчас, забыл, республиках. И Зорин, опять же, он уже там работал. Кстати, у него был, мы же работали в два «Тайм-Аута», была такая штука, у него был коллектив в этим названием, они как-то там разругались, что-то не поделили, и получилось, что название осталось за филармонией Дагестанской государственной, а коллектив ушел. И он под это название…
Взял вас.
Да. Кстати, не сказав нам, что коллектив живет и функционирует. Сказал, что типа, вот, хотите, он тоже брал нас уже с готовой программой, в принципе сложившийся коллектив. Пришел, послушал, как мы играем, довольно-таки сносно все было по тем временам. Говорит, хотите? Но единственный нюанс, надо вот так, так как это оформлено в Даггосфилармонии, как «Тайм-Аут», вам придется имя сменить. Так как нам было по барабану, под каким именем работать…
Вообще?
Абсолютно, лишь бы…
Ну вот какая любопытная штука. Люди, которые начинают с хард-рока и с хэви-металла, как правило, они остаются такими приверженцами этого музыкального жанра. То есть там есть канон, как надо, как надо «соляки» запиливать, как надо…
Ногу на монитор ставить.
Да, вот это все, трясти хайером.
Ну, насчет хайера…
Вы как-то вот не оказались, не молились на этот канон так, как молились основное количество ваших соратников по цеху. Более того, чем дальше, тем больше у «Тайм-Аута» были какие-то совершенно разножанровые песни.
Нас дубасило так в разные стороны! Честно говоря, не знаю почему. Да, собственно, потому что занимались мотологией мы, а не рок-музыкой. Сначала-то мы были как рок-группа, потом это все куда-то делось и мы просто стали «ансамбль мотологической музыки». Да, мы отошли от хеви-метала и хард-рока в чистом виде, но на самом деле благодаря этим стилям мы поработали очень много профессионально в этих направлениях, мы играть научились по-человечески. У нас звукоизвлечение появилось профессиональное.
Большое спасибо опять же Зорину, он же Зопух, да, он научил нас двигаться на сцене. Он нам объяснил, что вот так вот, открытую ладонь залу показывать нельзя, надо показывать только вот так вот, кулак, понимаешь? Что задницей к зрителям поворачиваться нельзя, что на ненастроенных гитарах играть нельзя. Вот это ему огромное спасибо, научил. Ну, и от хард-рока мы взяли все самое лучшее ― это вот умение играть.
Какие самые полярные, эклектичные ты можешь назвать музыкальные произведения для группы «Тайм-Аут», которые вот это в одном конце, вот это в другом вообще? То есть невозможно представить, что это играет один и тот же ансамбль.
«Ехан Палыч».
Вальс.
Это вальс. «Песня Сухэ-Батора» ― это… Я даже не знаю, как это назвать. Это какая-то татарско-монгольская пентатоника.
Пентатоника!
Ну да, по сути, это пентатоника. И «Саша, я хочу стать космонавтом» ― это жесточайший хеви-метал. Это вот в разные стороны, но нас, собственно, и до сих пор шатает из стороны в сторону.
В каком взаимоотношении была радиопрограмма по отношению к группе? То есть что первое? Идеи рождались в эфире или при подготовке к эфиру, а потом переходили в песни, или вы сочиняли какую-то песню и думали: «О, круто, сейчас сыграем в эфире или возьмем ее, запишем»?
Ты знаешь, дурка сама, вот если говорить так, пошла в эфире. Я не знаю, эти метастазы распространились на музыкальное творчество, и необратимо. Вылечить это уже было невозможно, поэтому в наш тогдашний… В 1990 году мы рубили хеви-метал, у нас были длинные волосы, у некоторых даже кожаные штаны, все как полагается. Но они проникли и разложили хеви-метал на вот непонятно что. Но зато, конечно, я не жалею ни секунды.
Я хочу услышать еще раз эту эпическую сагу про Северный полюс. С чего все началось?
Ой, Северный полюс… Политическая жизнь страны в 1995 году кипела, предстояли выборы президентские, и народ излагался по предвыборным кампаниям как мог. Ломанулось там много народу в президенты, и был такой предприниматель из Красноярска. Это я совсем издалека начинаю.
Да-да-да, подробности важные.
Да. Сергей Зырянов, который решил баллотироваться в президенты Российской Федерации. Вот для избирательной кампании довольно-таки оригинальный способ выбрал, чтобы продвинуть себя. Он решил организовать на Северном полюсе футбольный турнир, не один матч, а турнир.
И к этому делу отношение имели мои знакомые журналисты, по-моему, из «Комсомольской правды» Олег Старухин, вот, и он позвонил, говорит: «Ты все равно на радио работаешь». Я говорю: «Что значит все равно?». Он говорит: «Ну, вроде как журналист». Я говорю: «Я не журналист». ― «Нет, ты же на радио». Я говорю: «На радио, да, но я к журналистике никакого отношения»…
Это не всегда одно и то же.
Да. Отношения, говорю, не имею. Он говорит: «Ладно, сойдешь за журналиста». Я говорю: «Что тебе нужно?». Он говорит: «Хочу тебя пригласить на Северный полюс». Я говорю: «Надо с этого было! Конечно, журналист!».
Вот и удостоверение имеется, да!
О чем речь-то идет? Я говорю: «А что там за байда и вообще в чем там проблема-то?». Он говорит: «Нет, проблем там никаких нет», ― и рассказал про футбольный турнир. Говорит: «Поехали, как журналист, возьмешь гитарку, там еще и песен споешь». Я говорю: «Все, конечно, зашибись, но, ― говорю, ― ты понимаешь, что серьезные спортивные международные соревнования. Вот посмотри, допустим, чемпионат мира по хоккею, Олимпийские игры. С нашей сборной всегда артисты ездят, всегда поддержка, моральный дух чтобы поднимать». Он говорит: «Это ты на что намекаешь?». Я говорю: «Наверно, коллектив брать». Он говорит: «Какой?». Я говорю: «Ты что, дурак?».
«Есть у меня».
«Какой коллектив? Ты на чьи концерты ходишь?». Он говорит: «А вы сможете сыграть все это дело?». Там речь шла о том, чтобы скрасить досуг по пути. Я говорю: «В принципе, да, а что?». Он говорит: «Надо поговорить с Зыряновым».
Он поговорил с Зыряновым и потом, по-моему, перезванивает, мне говорит: «А на самом Северном полюсе можете сыграть?». Я, недолго думая, я же не понимал, о чем речь и что это такое, говорю: «Конечно, сыграем! Без проблем». Он говорит: «Тогда нормально».
Я позвонил ребятам, говорю: «Так и так, я вроде как договорился по поводу концерта на Северном полюсе». Они тоже подумали, что я невмендос такой полный, но когда пошла подготовка, там начали уже какие-то организационные моменты, я говорю: «А что акустику будем играть? Давайте возьмем с собой гитарный комбик небольшой, пульт четырехканальный от портостудии, пару микрофонов, барабан, электрогитару, ну так, чтобы это звучало, ― говорю, ― а то там в этих будем играть»… Мы, кстати, там в депутатских залах в аэропорту, в Норильске, по-моему, у нас пересадка была, там еще концерт дали.
Говорят: «А чем подпитываться?». Я тоже этот вопрос задал, мне говорят: «На Северном полюсе будет дизельный генератор, электричество там будет, так, на всякий случай». Я говорю: «Ну, хорошо». И мы взяли, если помнишь клуб московский «Не бей копытом»…
Да.
Мы там взяли колонку, усилители, гитарный комбик, несколько стоек, микрофоны, пульт маленький, инструменты и приехали в аэропорт. Там большая команда. Была, кстати, сборная, кто в футбол играл, сборная космонавтов, сборная команды КВН «Магма», сборная журналистов, сборная, по-моему, полярных летчиков, сборная детей из красноярского детского дома. По-моему, шесть команд там было.
И все вы загрузились на борт и прилетели.
Нет, они смотрели, с чем мы приперлись.
Ага.
Говорят: «А это зачем?». Мы говорим: «Мы будем играть на Северном полюсе». На нас тоже посмотрели, как на идиотов, ржали над нами, когда мы все это перли на себе. Да, мы загрузились, прилетели в Норильск, там была пересадка. В Норильске мы все-таки дали концерт в депутатской комнате, тоже там метку бросили.
Так.
Потом прилетели в Хатангу, это поселок, уже полуостров Таймыр, там совсем недалеко от Северного полюса. Там перекантовались. И на «Ан-2», по-моему, самолет, нас доставили на базу полярников, а оттуда на вертолетах нас доставили непосредственно на географическую точку ― Северный полюс. А так как это же лед, это дрейфует постоянно. И там надо было успеть сделать все довольно-таки быстро.
Мы приехали, там уже в футбол рубятся. Мы начали разворачивать всю эту свою байду, доставать провода, а они не раскручиваются. Там было минус 28 и 11 метров в секунду ветер, а это еще минус 11 градусов.
Так.
Мы провода растягиваем из бухты, а они обратно, как пружины, стягиваются. Растягиваем ― стягиваются. Короче, кое-как мы подключились. И нам орут: «Давайте быстрее играйте, потому что нас смывает с Северного полюса! Еще пятнадцать минут ― и мы не на Северном полюсе! Вы будете рядом, но не на нем». И мы вот начали быстро, мы 12 минут отыграли на свежем воздухе, все как полагается.
Как пальцы-то выдержали? Не сводило?
Нет, это нет. Они просто настолько промерзли, что, когда Степанов, по-моему, Степанов играл соло на гитаре, они как деревяшки по грифу стучали. И замерз у меня рот, так как я орал постоянно в микрофон, у меня щеки промерзли изнутри. Тоже никогда не забуду этого ощущения, когда языком касаешься изнутри щеки, а она холодная. Неприятное ощущение.
Неприятное.
Да. Но тем не менее…
Две композиции вы сыграли.
Мы сыграли «Песню про навоз», ну и «Ехан Палыча», конечно. Это получился самый посещаемый концерт на Северном полюсе, там было порядка ста человек. Это был самый долгий концерт на Северном полюсе, это был единственный в истории человечества концерт на Северном полюсе. И как-то вот так вот.
Как я понимаю, вы есть в Книге рекордов Гиннеса с этим концертом.
Да.
В отечественной, по крайней мере.
Да.
Или в международной даже есть?
Ты знаешь, туда отправилась информация вся. Честно говоря, так как у нас, к сожалению, занимался этим делом Эркин, а у нас немножко пути-дорожки разошлись, мы ответа оттуда…
Понятно. Но, во всяком случае, я помню, что, по-моему, об этом написали вообще все издания в стране.
Да.
Об этом концерте.
Почему в стране? Billboard этому посвятил довольно-таки обширный материал. Это было нечто. А, кстати, туда, помимо, ладно, мы герои, с оборудованием приехали, туда для матча привезли футбольные ворота.
Это, в общем-то…
Что они там сделали, я не знаю, там их сваривали или нет, но там стояли реальные футбольные ворота.
Есть еще какая-то легенда о том, что именно в тот момент, когда там проходил футбольный матч и ваш концерт, там появился какой-то американский полярный исследователь.
Я скажу кто. Канадец.
Канадец?
Да. Он, может быть, американский, но он со стороны Канады туда на собачьих упряжках шел. Зовут его Уилл Стайгер. Когда он туда из-за торосов выехал…
Он прямо на вас выехал?
Да! И увидел этот рубёж, здесь играют рок-н-ролл, здесь играют в футбол, трещит генератор громче, чем мы играем. И он вышел, он долго ходил, плевался и вот фразу он очень громко сказал и внятно, из серии, знаешь, «Не полюс, а проходной двор!». Собрался и уехал, ничего не смог сделать.
Потрясающе. Еще одна замечательная партия, отношение к которой ты имел, ― это «Партия любителей пива».
Да.
Расскажи, пожалуйста, про нее и про замечательное событие в «Горбушке». Какой это год?
Я могу сказать больше. Я был кандидатом в депутаты Государственной Думы. Я не помню, какого созыва. У меня есть мандат, он сохранился. Официальный. От республики Тыва.
Тыва теперь!
Да.
Так.
Я был кандидат.
Мандат ― в смысле корочка?
Да, да.
Ты пользовался когда-то?
Я пользовался, я ездил в автобусе бесплатно. И один раз, когда мы возвращались с гастролей, по-моему, из Казани, мы сильно выпили в купе, пришел наряд. Я достал эту корочку, они друг другу показывали, проводницы говорят: «Что с ними делать?». Они говорят: «Мы с ними ничего не можем сделать!». И ушли. Вот в этот раз помогло.
Что за партия? Какой был устав, какие принципы были заложены?
Ой. К этому, я боюсь, наверно, про это я не скажу. «Партия любителей пива», туда сначала вошли просто любители пива. Потом это стало реальной политической силой, которая, как я уже говорил, выдвигалась. Был кандидат… Нет, в президенты нет, но в Госдуму, реально была серьезная заявка на прохождение в Госдуму. Год, к сожалению, не помню. Наверно, это 1995.
Но концерт в «Горбушке» ― это 1995.
Значит, это был, да, 1995 или 1996 год. И, кстати, вот «Партия любителей пива» нам с первым выступлением в «Горбушке» очень сильно помогли. Или помогла. Помогла все-таки.
Помогла.
Да, партия. Что-то у меня с падежами. Ну, бывает. Возраст.
Расскажи про это событие-то. Вы же там продавали все по советским ценам.
Во-первых, нам помогли финансово, потому что, несмотря на весь ажиотаж, который вокруг нашего коллектива присутствовал, компания «Фили Менеджмент» не особо верила в то, что мы можем собрать «Горбушку». У нас были долгие бодания, после чего они сказали: «Если вы сами найдете деньги, да, за аренду и за тому подобное, то мы, так и быть, вам организуем».
Это Танкист?
Танкист и Саша Ларин.
Саша, покойный Саша Ларин.
С Сашей Лариным у меня потом сложились просто такие дружеские отношения, что я не знаю. Конечно, жалко, что нет таких людей сейчас с нами.
Да.
Да, вот эти ребята не верили во все это дело. Помогла «Партия любителей пива». Они, по-моему, напечатали афиши за свой счет и что-то еще сделали. Там не было такого жесткого спонсирования, потому что остальное все с кассы собирали.
Благодаря этому это мероприятие, собственно, и состоялось. И опять же вошло в историю как самый посещаемый концерт в «Горбушке». Там было три тысячи пятьдесят человек. Это мне реальную сводку потом Саша Ларин сказал. И столько же стояло на площади перед «Горбушкой», потому что кончились билеты, не могли войти. Аншлаг был не только в зале, не только на лестнице, он даже в сортирах был. Там нельзя было ходить, внутри нельзя было ходить вообще нигде. После чего ко мне Ларин подошел, там же разнесли весь партер, и все стулья…
Стулья.
Они были как ковер. Там стулья, банки пивные, еще что-то. Они были ровным слоем растоптаны и уложены. Он подошел ― я не знаю, почему он так сказал ― и говорит: «У вас публика хуже, чем у „Алисы“».
А хуже вообще не бывает! Только у вас.
И они переорали весь комплект, 40 или 60 киловатт оборудования они заглушили, фанаты. Тогда Юра Фишкин ставил аппарат, это прокатная компания «Автограф». И он сказал: «Я не ожидал. Я в следующий раз вам поставлю в два раза больше».
Пиво продавалось за 37 копеек.
Да, и это был тоже подгон «Партии любителей пива». Пиво было, привезли в бутылках ограниченное количество, в ящиках совковых, в бутылках. Где они взяли, не знаю. Да, и было объявление: кто привезет с собой советскую мелочь, может за 37 копеек купить бутылку пива. И эту мелочь потом опять же, после концерта, выгребали совковыми лопатами из партера. Вот сколько у народа, представляешь, денег осталось?
Расскажи, пожалуйста, еще про традиционные ритуалы, которые практикуются у вас на концертах. Во-первых, Мотологический Новый год.
Вот это, кстати, в «Горбушке» ты был, это был не первый Мотологический Новый год, а первый Мотологический Новый год в «Горбушке» в 1995 году, да.
Да. Нужно наряжать дерево.
Лимонное дерево. Обязательно наряжается лимонное дерево елочными игрушками. И вместо конфетти используется рыбья чешуя, так исторически сложилось. Потому что на самом деле Мотологический Новый год отмечается… Июнь, июль… Да, с 22 июля. Нет, 23 июля с 15 до 16:00. Но так как это летнее время и народ обычно разъезжается, мы решили отметить это, как у всех, да, старый стиль, новый стиль.
Да.
Осенью. И вот пошла традиция отмечать все это дело осенью. Но лимонное дерево ― тогда елки не было просто, когда мы отмечали, нарядили все, что под руку попалось. Так и до сих пор.
Так это пошло.
Так до сих пор и наряжаем.
Костюмы нужны? Маскарад?
Да нет, костюмы, маскарад ― нет. Танец «Фонарики» исполняется повсеместно.
Да, расскажи, пожалуйста.
Ну что? Ты уже танцуешь.
Я-то да.
Танец «Фонарики» ― мотологический танец, удобен тем, что можно танцевать сидя, лежа, стоя, в общественном транспорте, на работе.
Да.
Даже в эфире можешь сидеть и подтанцовывать под столом.
Да, просто вести передачу, не вставая, крутя фонарик.
Тебя отправят тогда, да. А вот здесь сидеть и крутить можно, под столом.
Да. Как возник логотип квача и что он из себя представляет?
Квач ― это существо будущего, рыба с выменем, которая вырабатывает свиной творог.
Вот это я не знал! Даже я не знал таких подробностей. Рыба с выменем, которая…
Вырабатывает свиной творог.
Свиной творог!
Свиной творог. Он очень полезен для организма. И в валенках. Она летающая. Это на самообеспечении вообще существо. Нарисовал его Паша, усовершенствовали нам, когда мы выпускали вторую виниловую пластинку, уже художники. Я, к сожалению, не помню, как зовут этих ребят. Вот в том виде, в котором сейчас квач существует, это их работа, а вообще это идея Паши.
Да, у него пятачок, у рыбы. Хрю-хрю. Почему свиной творог-то? Все же продумано до мелочей. Чешуя, плавники, валенки, свиной творог. Все есть, все есть.
Можно жить.
Да вот мы и живем.
У тебя нет татуировки квача?
Есть.
Давай.
На груди.
Вот! Посмотрите, пожалуйста, если можно.
Куда показать?
Да, на крупном плане. Да.
Собственно, вот он.
Вот он, замечательный квач с надписью и с печатью официальной.
Это вот локомо… Логотип!
Локомотив!
Локомотив, да. Все, можно?
Да, можно-можно. Расскажи, пожалуйста, еще про то, какая наскальная живопись у тебя на руке.
Это имена моих детей. Это Катя, это Юля. Вот бешеный якорь тут у меня имеется.
Да, знаменитый бешеный якорь.
Да, бешеный якорь.
Это первая была, да?
Нет, первая ― это вот. Квач. А дальше там пошло дело. Ну, и разнообразные на латыни выражения. Vires in motu ― это «сила в движении». Я, скажем так, немножко поклонник московского «Динамо».
Вы же, как я понимаю, какое-то время пользовались невероятной популярностью у любых эксплуататоров наземных средств передвижения.
Да.
Поскольку титульная песня была «Я люблю кататься».
Я сейчас тебе покажу. (Снимает кофту.)
Так-так-так. Интересно!
А, я, правда, микрофон снял. Вот! (Показывает татуировку на плече.)
Да, и рельеф. «Я люблю кататься», все отлично.
Все есть.
«Ночные волки».
Да.
Вы же долгое время участвовали в их праздниках, дружили с ними.
Я тебе хочу сказать, что, ты знаешь, дружба никуда не делась. Единственное, что из-за нехватки времени лично, да, у меня контактов у нас маловато будет. Но мы же основательно приложили руку к первому, второму и третьему байк-шоу.
Я не хочу сказать, что мы имели отношение к организации, хотя косвенное имели. Но мы с Торвлобнором Петровичем первые ведущие первого байк-шоу, второго, третьего. Мы вместе с «Программой „А“» снимали все это дело, безобразие. Кстати, все это безобразие, есть же фильм «Байк-шоу», где можно лицезреть нас как ведущих. Да и вообще там масса интересного было. Ой, хорошо-то как!
Расскажи, что, по твоему ощущению, случилось с Хирургом?
А что случилось? По-моему, он себя чувствует неплохо, судя по тому, как он там бегает с олимпийским факелом, общается с такими людьми на уровне президента и вообще чувствует себя, по-моему, неплохо.
У тебя как-то изменилось отношение к нему или с ним с поры того, как он вдруг внезапно пошел во власть?
Ты знаешь, в принципе, если у человека получается и это доставляет ему определенное удовольствие, да, и приносит какие-то дивиденды, на которые неплохо можно жить и себя чувствовать, а почему, собственно, нет? Бизнес ― так что? Знаешь, ничего личного, как говорится, только бизнес.
А так… Единственное, что немножко меня смущает, да, что все-таки когда движение было альтернативным, вот оно как-то было более естественным, что ли. А так оно как-то стало… Такие команды, да, такие, как это, объединения не должны переходить, наверно, все-таки на официальный уровень. Теряется вот этот воздух, запах бензина другой, понимаешь?
Напоследок скажи, во-первых, где в ближайшее время можно увидеть мотологов? Какое-то, может быть, выступление будет?
В принципе, да. Мы работаем, но у нас тут один такой нюанс случился. Наш гитарист Сергей Степанов взял да и порвал себе сухожилие на руке. И мы уже практически несколько месяцев ждем его восстановления. У него рука в гипсе. У нас отменился ряд мероприятий, ряд выступлений, ряд эфиров из-за этого, к сожалению.
Единственное могу сказать: заходите в нашу группу «ВКонтакте», «Тайм-Аут». Там есть и видео, и аудио относительно свежие. Ну, и там будет информация, когда мы опять выйдем на сцену.
Как, с каким ощущением ты сейчас вспоминаешь девяностые годы? Я всегда в конце программы гостям задаю один и тот же вопрос. Программа называется «Как все начиналось». Что тогда начиналось и что с тех пор закончилось?
Я могу сказать так, наверно: девяностые я вспоминаю с удовольствием, потому что для меня, вообще для нашего коллектива и для того поколения молодежи, которая не только слушала, да, мотологическую музыку, но и вообще рок-н-ролл, все-таки время было не лихое, а кайфовое, вот что ни говори. Да, там были какие-то нюансы, но опять же те люди, которые жили рок-н-роллом, были как-то рядом. Они не находились в лихой части девяностых, у них были свои заботы: «Горбушка», надо купить какие-то новые диски, сходить на концерты, пивка махнуть, знаешь?
Это было хорошее время, для нас еще и очень денежное, мы тогда зарабатывали огромное количество денег. Если можно было бы вернуть, ты знаешь, я бы, может быть, и вернулся, потому что сейчас ума-то стало побольше, а возможностей было больше тогда. Это если дело совместить, то было бы очень хорошо.
Хотел бы тебе напоследок в подарок преподнести книгу своего коллеги, потрясающего человека Дмитрия Быкова. Эта книжка называется «Время изоляции», это очерки его о выдающихся людях. Маканин, Окуджава, Пелевин, Стругацкие, Вознесенский, Нагибин…
Это хорошие фамилии ты перечисляешь, приятные уху.
Да. Читай, образовывайся.
Спасибо.
И спасибо тебе большое за то, что ты пришел в гости.
А я дурак, тоже принес тебе сувенир, придется отдавать после эфира.
Да ничего.
Ничего страшного!
И нормально, я все равно приму, возьму.
Я понимаю. Зато все будут заинтригованы, что же я там подарил.
Да, что там такое. Александр Минаев, группа «Тайм-Аут», основоположник мотологии, только что был у нас в эфире. Это передача «Как все начиналось», и спасибо вам большое за то, что смотрите Дождь. Пока!
