Политика девяностых в пародиях Михаила Грушевского

Мое почтение, драгоценные зрители телеканала Дождь! В эфире очередная передача из моего цикла «Как всё начиналось». Меня зовут Михаил Козырев, и эту штуку я придумал для того, чтобы раскрасить одно из десятилетий нашей жизни, девяностые годы, более яркими красками, чем прилепившийся к ним эпитет «лихие».

В связи с этим я приглашаю в студию тех людей, которые точно участвовали в формировании этого десятилетия и которых мы все в это десятилетие узнали. Сегодняшний мой гость, которого я не без удовольствия вам представляю, это российский актер, юморист, сатирик Михаил Яковлевич Грушевский. Здравствуй, Миша!

Привет, Миша же.

От Миши слышу!

Знаем мы и вас, Миша.

Я хочу сказать, что действительно для меня это десятилетие принципиально важное, десятилетие моего стабильного существования в том числе и на российском телевидении, ибо до 1992 года у меня был один-единственный телевизионный эфир. Он состоялся в 1989 году, в программе «Взгляд». Программа «Взгляд» пошла на дикие ухищрения и подлог для того, чтобы с пародией на тогдашнего лидера…

Эту историю я ожидаю во всех подробностях!

Хорошо, окей. Я ее с удовольствием расскажу.

Тем более что мы еще покажем этот фрагмент, но давай сначала поговорим о нем.

Это невероятно. Меня самого Саша, Александр Любимов, сразил наповал. Это был его свадебный подарок. Два года назад он принес флешку, я не знал, что на ней. Он сказал: «Миша, такой небольшой довесок к моему традиционному свадебному подарку». И там был вот этот самый ролик! Боже, какой я там кучерявый, бестолковый, наивный, что-то мямлил.

Но самое главное было в некоем телефонном розыгрыше, как будто бы в программу «Взгляд» и лично Александру Любимову позвонил Михаил Сергеевич Горбачев и вел разговор о взглядах программы «Взгляд», о том, должны ли эти взгляды совпадать со взглядами Горбачева. Это был некий короткий трюк, просто телевизионный розыгрыш.

Но этому же предшествовала, как я понимаю…

Спецоперация.

Пародия уже была известна, но никогда не попадала на телевидение.

Пародия была, меня повсюду приглашали. Я выступал и в Кремлевском дворце, и в Колонном зале, концертный зал «Россия», Театр эстрады. Самые престижные залы Москвы. Да и вообще по Советскому Союзу с пародией на Горбачева ездил активно, но телевидение категорически не допускало этой мысли.

И вот взглядовцы пошли на очень многоходовую хитрую комбинацию.

Они просто очень хотели дать тебя в эфир.

Они очень хотели. Любимов мне сказал: «Мы это сделаем». И они разыграли такую штуку: сделали сюжет про Ленина, который был абсолютно непроходимым. Шансов не было. 1989 год ― о Сталине тогда уже всё было сказано, ничего практически нельзя было добавить. А Ленин еще оставался священной коровой. Можно было говорить о каких-то сложностях ленинского периода…

Что не всё так идеально.

Не всё идеально. Но говорить о том, что он был достаточно кровожадный и деспотичный деятель…

Человек, искалечивший историю страны, на минуточку. Этого нельзя было сформулировать.

Нельзя. Я помню, какой был адский шум, когда в той же самой программе «Взгляд» Марк Захаров выступил с предложением захоронить Ленина. Просто сошло с ума всё Политбюро, всё руководство, это был взрыв.

Марк Анатольевич говорил о том, что надо вынести тело Ленина из Мавзолея и просто предать земле.

Совершенно верно. Всего лишь мысль, озвученная во «Взгляде». Просто с ума посходили.

Кошмар! Сложно представить себе.

И они готовят сюжет про Ленина, показывают руководству. Руководство говорит: «Нет, только через наш труп». Это было сделано только для того, чтобы задать сакраментальный вопрос: «А чем же заполнять эфир?». «Чем хотите», ― ответило руководство.

А я тогда жил буквально в трех минутах езды на такси от «Останкино», на Маломосковской улице. В общем, поступила команда Любимова: «Хватай такси и дуй к нам». Я вышел в прямой эфир на Дальний Восток, на Урал, и не давать меня на европейскую часть Советского Союза уже было неприлично. Гласность, этот термин, внедренный в наше сознание самим Горбачевым ― он работал. Гласность заставила сохранить меня в эфире и на европейскую часть.

Что произошло потом, после этого? Вышло это всё на Дальний Восток, на Урал, потом на Москву и оставшуюся европейскую часть.

Вышло. Я проснулся, как сейчас бы, наверно, сказали, виртуально знаменитым. Лицо мое никому ни о чем не говорило, но факт того, что некий мальчишка 24 лет разговаривал, делал пародию на генерального секретаря в эфире программы «Взгляд»…

Надо понимать, что программа «Взгляд» была культовой. Ее не просто смотрели, ее все обсуждали. Я помню очень хорошо, застал это время, я же выпускник Института стали и сплавов, год работал инженером в проектном институте. Я помню, когда в перестройку выходила программа «Взгляд», ровно на следующий рабочий день мы всем нашим трудовым коллективом обсуждали содержание, смелые идеи и сюжеты. Это была дерзкая и общественно-резонансная программа.

Итак, я уже начинающий артист, начинающий пародист, с пародией на Горбачева вышел в эфир. Естественно, все это дело выхватили. Кто-то поверил, что это был звонок Горбачева, кто-то потом уже понял, что это розыгрыш, что это такой артист, молодой человек, кто-то решил, что я сумасшедший, что ни в коем случае нельзя делать, превышена норма адекватного риска.

И меня стали приглашать на концерты. Резонанс был сумасшедший. Люди не знали, как я выгляжу, потому что я в эфире был считанные секунды, отвечал на какие-то вопросы Любимова. А голос прозвучал, и это для меня был прорыв, прорыв года, может быть, прорыв жизни на тот момент.

А в какой форме проходили эти выступления? Это были Дворцы спорта, ДК? Клубов в ту пору вообще никаких не было, в ресторанах такое развлечение тоже сложно себе представить. То есть это, скорее всего, сборные концерты, да?

Сборные концерты. Больше того, некоторые меня приглашали на сольные концерты. У меня даже не было репертуара.

Материала достаточно.

Я только наглостью брал.

А, я вспомнил, за счет чего я тогда выскакивал! Я придумал фишку, я ее называл «Пресс-конференция Михаила Сергеевича». То есть у меня было несколько номеров, они занимали, может быть, сорок минут концертного времени, а остальное время я отвечал на вопросы зала. Люди сначала не верили, как это ― задавать Горбачеву вопросы? А потом, когда они входили в игру, они принимали допущение, что вот этот молодой кучерявый человек, стоящий перед ними на сцене, не имеющий характерного пятна и всех прочих атрибутов самого Михаила Сергеевича, что этот человек как бы за Горбачева отвечает.

И когда они входили в раж… Хочешь ― попробуй. Тут тоже некое допущение. Давай представим, что это тот Горбачев, не сегодняшний, а тот самый.

Хорошо. Михаил Сергеевич, извините за прямоту.

Я готов, Михаил, на любые прямые вопросы. Горбачев открытый и позицию озвучит. Я готов, самые острые.

Борис Николаевич Ельцин ― как вы к нему относитесь?

Ведь я сказал: нет такой фигуры, о которой мы не могли бы, а мы поговорим. И о других фигурах. Я приветствую любые вопросы.

Вот так можно на что угодно! «Я же уже всё сказал, я готов к любым вопросам, потому что гласность». Это годится вообще для любого ответа.

Я помню, по-моему, именно на Дожде в программе Hard Day's Night Михаил Сергеевич сформулировал гениальную конструкцию. Он сказал: «У Горбачева есть позиция по этому вопросу, но Горбачев должен ее занять». Вот эти вот сложные и весьма причудливые формулировки работают.

И зал втягивался в игру: задавали острые вопросы, экономические геополитические, про разрядку… тогда по-другому это называлось. Про отношения с Америкой и Рейганом, про внутрисоветские…

Про Маргарет Тэтчер.

Обязательно. Острые вопросы той поры, скажем, Нагорный Карабах. Неважно, всё-всё-всё, из зала люди просто выкрикивали. И вот эта игра могла растянуться.

На годы.

Час легко я мог удержать.

Значит ли это, что в этом была какая-то форма социальной терапии, потому что люди же до сих пор вообще не могли представить себя оказавшимися в ситуации, когда первому лица государства можно адресовать вопрос?

Наверно.

Как можно было представить себе, что кто-то задает вопрос Леониду Ильичу Брежневу? Мы вообще не знали, существует он или нет! Или, может быть, это просто виртуальная реальность какая-то. А тут вдруг…

Это же не просто так, не потому, что я предложил эту игру. Горбачев сам активно шел в общение.

Да.

Я снял эту пародию с оригинала. Я, естественно, не придумал жанр воображаемой пресс-конференции. Горбачев практически с первых шагов оказывался в некой толпе, оттуда звучали вопросы. Особенно это было интересно на его международных переговорах, пресс-конференциях, когда были не только советские журналисты, но и американские.

Вот эту фишку я схватил знаешь когда? Это, может быть, был год 1986 или 1987. Американский журналист говорит: «Господин Горбачев, я где-то слышал, что вы крещеный, а при этом коммунист». И он говорит: «А я не вижу противоречия». Вот эта удивительная способность дать обтекаемую формулировку, как будто его подловили, ан нет! Вот эту фишку я, конечно, использовал, и она работала.

Бывали ли какие-то случаи, когда тебя ловили врасплох? Или невозможно было поймать врасплох человека с такой обтекаемой формой общения?

Нет, с Горбачевым не было.

Не было.

Потом я это развил, у меня уже был такой «сеанс спиритизма», как я это называл, когда добавились фигуры уже в ельцинскую эпоху. Это надо отдельно перечислять, потому что это была эпоха острой политической борьбы. Сейчас многие имена совсем ушли, надо рыться в своих воспоминаниях, чтобы вспомнить. Например, был такой яркий персонаж эпохи Бориса Николаевича, как Руслан Имранович Хасбулатов. Видишь, тебе потребовалась секунда, чтобы вспомнить.

Нет, мне не потребовалась точно, но я уверен, что сегодня у нас выросло целое поколение, которое вообще не знает этого имени, слышит его впервые.

Я не сомневаюсь.

Те, кто помнит противостояние 1993 года, очень хорошо помнят Руслана Хасбулатова.

Да, вот этот острый отрезок, начиная с 1991 года по 1993.

Но я абсолютно не помню, как он общался.

Он был любитель язвительных характеристик. Когда меня просят как-то его охарактеризовать, я такую цитату вспоминаю. На съезде народных депутатов ― а это были такие мощные взрывные события той поры ― выступает кто-то из зала и говорит: «Уважаемые коллеги, мы должны в российской Конституции запретить применение психотропных веществ, потому что достаточно распрыскать грамм такого вещества, чтобы любого человека сделать полным идиотом». И в телетрансляции ― это всё в прямом эфире выходило ― я слышу такой невинный нечаянный голос Хасбулатова: «Я не понимаю, а у нас в зале уже распрыскали эти вещества?».

Он не эпатировал, он был тихим, как бы чуть застенчивым человеком, но безумно ядовитым и язвительным. Я помню очень хорошо, когда Маргарет Тэтчер раскритиковала его самого и Верховный совет, который как бы тормозил начавшиеся при Ельцине реформы, Хасбулатов сказал: «А я не знаю, нужно ли нам прислушиваться к заезжей-то бабёшке?».

К заезжей бабёшке…

Он человек академического образования, преподаватель. И я думаю, преподаватель он был тоже достаточно злонравный.

Ядовитый.

На каком-то мероприятии он услышал мои пародии и сказал: «Я вот не понимаю, неужели вы хотите сказать, что я таким противным голосом разговариваю? Ну не такой противный-то, зачем это надо?».

Он проходил на «ура», я имею в виду пародии.

Да, потому что он был тоже, собственно говоря, одной из фигур из телевизора, которая появлялась там очень часто. Концентрация энергии, внимания была на нем очень большой.

Да, и вот этот прием ответов на вопросы зала я вывел в более широкую формулу. Вопрос можно было задавать любому, начиная, скажем, от Ленина (уходим на десятилетия назад) и заканчивая сегодняшними актуальными фигурами. Разумеется, с 1991 года это был Жириновский, который ворвался каким-то сумасшедшим вихрем. Кто из нас мог тогда предположить, в 1991 году, когда мы увидели Жириновского на первых выборах президента Российской Федерации, что этот человек в 2016 году, уже в 2017 году будет всё еще в топе, все будут его цитировать или как с его феноменальным смехом на ток-шоу…

Двадцать семь лет… Какой позор!

Я бы не ограничился такой односложной формулировкой.

Это я к себе только обращаюсь. Кошмар.

Я бы так сказал: это такой феномен, это уникальное явление. Человек, которого сначала воспринимали исключительно как комического персонажа, нелепого. Помнишь эту фразу «Россия, ты одурела?», 1993 год, после его триумфа на первых выборах в Государственную Думу.

Ага.

Но надо сказать, до сих пор я убеждаюсь, что никто не умеет так точно, как Жириновский, в десятку формулировать весьма неочевидные вещи. У него какой-то сумасшедший талант. Я могу десятки примеров привести, сотни примеров. Парадоксальные мышление и ― при всей эпатажной комичности ― абсолютно точные формулы человек выдает.

Ну например?

Любую тему можно взять.

Мыть сапоги в Индийском океане?

Да, но это про простые вещи. Вот, кстати говоря, я могу сказать про выборы 1993 года. Мы вспоминаем эпоху девяностых.

Да.

Тогда фаворитом считалась партия, которая называлась «Демократический выбор России», ее возглавлял уже ушедший от нас Егор Тимурович Гайдар. И вот я включаю какой-то телеканал и вижу в эфире Егора Тимуровича Гайдара, который рассказывает о том, что, «к сожалению, наше аграрно-промышленное лобби продолжает настаивать на беспроцентном кредитовании, кредиты уходят безвозвратной массой и не способствуют росту реальных секторов нашей экономики».

Да, в чём, в чём, но вот в способности страстного и пламенного трибуна нам приходится Егору Тимуровичу отказать, в чём, думаю, и была его основная слабость.

А теперь, Миша, представь себе, что ты переключил канал. И я это сделал. Дослушав Егора Тимуровича, я переключил на другой канал. Я увидел Владимира Вольфовича, который говорил: «Наша партия называется Либерально-Демократическая! „Либеральная“ ― это переводится „свободная“, объясняю, это же понятно. Мы за свободу во всём: в политике, в экономике, в сексе! Допустим, мужчине ну не нравятся женщины, почему мы должны заставлять жить с женщиной? Пусть живет с другим мужчиной! Завтра я обращусь к лесбиянкам!».

Я цитирую абсолютно дословно.

Всё, победа.

Кто держит аудиторию? «Наш агропромышленный комплекс…» ― и тут «Я обращусь завтра к лесбиянкам!».

И завтра не только лесбиянки, вся страна прильнула к экранам, чтобы понять, что он им скажет!

Владимир Вольфович ― человек абсолютно точного словесного попадания в самые, казалось бы, сложные житейские и политические контексты. Мы к нему вернемся, это кладезь юмористического контекста просто.

Итак, Жириновский ворвался с ранних девяностых. А вспомни, пожалуйста, Александра Ивановича Лебедя.

Ох да, типаж, фигура монументальная, да.

Фигура тоже ранних девяностых, взлет ― 1996 год, когда он занял, по-моему, третье место на президентских выборах 1996 года. Рубленые фразы. «Генерал-демократ ― это такой же нонсенс, как еврей-оленевод».

Это его цитата, да? У него пониже был голос, он же был таким могутным очень.

«Идеальная семья ― это когда муж храпит, а жена глухая!». Вот абсолютно готовые афоризмы.

Тезисы, да. А Виктор Степанович Черномырдин? Кладезь!

Виктор Степанович ― тоже 1992 год. Страна узнает о том, что новый председатель правительства ― Виктор Степанович. Многие думали, что это какие-то корявые конструкции. Это не так, просто некоторые связи выбрасывались, но суть… На мой взгляд, самая точная, емкая, глубокая формула от Виктора Степановича прозвучала, когда на страну обрушился кризис 2008 года, когда его попросили как опытного политика и руководителя правительства с огромным стажем и опытом прокомментировать. Он сказал: «Никогда такого не было, и опять случилось».

Да.

Это гениально! Причем именно тогда я понял, что тот же Егор Гайдар объяснил бы, разумеется, более четко. Он бы сказал: «В 1998 году мы столкнулись с принципиально иным кризисом, когда дефолт не накладывался на мировой экономический кризис». А Виктор Степанович вот это вот многосложное умудрился сжать буквально в шесть слов.

То есть это какая-то особенная способность его языка сокращать сложные мысли до простых.

До очень простых!

И при этом до парадоксальных, потому что в этом «никогда такого не было, и вот опять» или «хотели как лучше, а получилось как всегда», такие вот фразы ― они вроде бы предельно просты, но внутри всегда есть какая-то парадоксальная вещь, которая заставляет тебя в любом случае улыбнуться.

Из девяностых его гениальная фраза: «Два немца придумали коммунизм, а сами в Европе остались, нам в Россию сплавили». После короткой паузы он сказал: «Я Маркса и Энгельса имел».

Имел?

Да. Ну понятно же. Виктор Степанович одарил просто…

Обогатил язык, да.

Обогатил язык. Замечательная была фраза периода его работы российским послом на Украине: «Украинцы ― такие же нормальные люди, как и мы, просто украинцы». И совсем гениально он сказал: «В России, по сути дела, воруют гораздо больше, чем на Украине. У нас от этого меньше ничего не становится!».

Тоже замечательно!

Я думаю, что надо отдельную страницу программы посвятить Борису Николаевичу Ельцину.

Да.

Есть выступление моего сегодняшнего гостя, Михаила Грушевского, где он одновременно в кадре дает пресс-конференцию от имени двух лидеров страны ― Михаила Сергеевича Горбачева и Бориса Николаевича Ельцина.

Ельцин мне долго не давался. С одной стороны, я понимал, что это, извини за жаргон, «пародибельный» герой, с другой стороны, фактура. Я такой, как я себя называю, мужчина карманного роста ― и практически двухметровый статный русский богатырь. И голосовые интонации ― вроде они были рядышком, но, может быть, утрированно.

Выступление, о котором ты сказал, ― это мои первые подходы. И только со временем… мне нужно было дождаться пресс-конференций Ельцина. Самое первое, когда я схватил и понял, что нужно его начинать пародировать, это еще 1989 или 1990 год, его поездка в США. Он был таким непризнанным, неофициальным лидером советской оппозиции. На съездах народных депутатов СССР ― постоянный оппонент Горбачева.

Его пригласили в США, в университете у него было большое выступление. И он произнес там такую фразу. На мой взгляд, это тоже крылатая фраза, она должна отражаться в учебниках истории. Он сказал: «Я вчера два раза пролетел вокруг Статуи свободы и стал в два раза свободнее!». Это был уже готовый афоризм. Тебе как земляку Бориса Николаевича наверняка приятно повспоминать.

Конечно, еще манера точная абсолютно. Это «штаа»…

«Понимаш» знаменитое.

Редуцированные окончания характерны для уральского говора. Во-первых, все гласные превращаются в «ы». У нас не говорят «хадили па магазинам», мы говорим «хыдили пы мыгызиным», «ы» основные такие.

Ельцин гораздо более характерный, его нельзя сводить только к уральскому диалекту, это просто какая-то своя собственная уникальная манера.

Конечно. Это очень рубленые фразы, это жесткость, категоричность. И вот ты правильно подметил, контраст с Горбачевым. У Горбачева была фишка, такие интонационные перепады. Как это он делал… «Если кто-то будет пытаться навязывать нам, загонять! Горбачев на это не пойдет, да и народ не поддержит». Такая система манипулирования большой аудиторией. Ведь что такое были съезды? Пять тысяч человек в зале, очень противоречивые… да, была основная масса, как была придумана формулировка «агрессивно-послушное большинство». Это принадлежит Афанасьеву.

Да.

Но было и не большинство.

Твоя мысль заключается в том, что вот эти интонационные контрасты по энергетике и потом смягчение ― это психологический…

Это сброс, я уверен.

Я не хочу употреблять слово «манипулятивный», но на самом деле в этом есть психотерапевтическое воздействие, что ли.

Соглашусь.

Потому что выплеск и потом смягчение. А Ельцин по сравнению с этой манерой?

Ельцин абсолютно другой. Большие паузы внутри фразы. Я когда эту фишку освоил, я понял, что это позволяет придумывать экспромты за счет придумывания шутки внутри построения ответа.

Сейчас попробую проиллюстрировать. Борис Николаевич ввел в моду встречи без галстуков, со своими мировыми коллегами он встречался без галстуков. И где-то в новостях прошла информация, что премьер-министр Японии, я даже помню, тогда был такой Рютаро Хасимото, которого Борис Николаевич называл «мой друг Рю» ― еще обращай внимание: «Ррю», «Рроссия», «Уррал» ― вот это вот жестко.

На концерте из зала я слышу вопрос Борису Николаевичу, президенту России: «Борис Николаевич, скажите, вы с премьер-министром Японии парились в русской бане. Ему понравилось?». Смех в зале. Я понимаю, что нужно отвечать так, чтобы мой ответ как-то превзошел остроумность вопроса, я буду тянуть фразу и стараться придумывать.

И у меня пошел такой ответ. Я говорю: «Вы знаете, я до этого в русской бане парился со своими друзьями: с Гельмутом Колем, панимаиш, с Жаком Шираком, с Биллом Клинтоном. И как я определял, понравилось или нет? По глазам! А у Хасимоты как поймешь?». И я порвал зал.

Это очень остроумный прием.

Ельцин мне дался шаг за шагом. Я его сначала чуть-чуть голосово подловил, и только постепенно-постепенно у меня сложился объемный образ. И это, конечно, сослужило мне очень хорошую службу, ведь надо сказать, что в 1994 году меня позвали в программу «Куклы».

Да, это отдельная эпоха, безвозвратно, к сожалению, ушедшая, потому что программа была просто фантастическая.

Это был взрыв, это было что-то.

Конечно, даже такой уровень юмора невозможно себе сегодня представить вообще, к сожалению, на телевидении. Абсолютно звездный состав делал эту программу, и идеи были… Расскажи, пожалуйста.

Первым режиссером был Василий Пичул, увы, ушедший от нас. Культовый режиссер, режиссер фильма «Маленькая Вера», который просто разорвал сознание советской киноаудитории. Первым автором был Ефим Смолин, классик советского эстрадного юмора, позже появился Виктор Шендерович. Виктор делал потрясающие такие ― как бы это назвать? ― не ремейки, но…

Стилизации под классическую литературу.

Гениально ему удавалось, это так ложилось на политический контекст! Надо понимать, что когда программа «Куклы» начала создаваться и постоянно выходила в эфир канала НТВ, уже началась первая чеченская война. Всё было очень остро. Ведь юмор и сатира имеют определенные границы. Тогда не было никаких цензурных границ, но границы нравственные. Можно ли шутить о несчастьях, о горе? Ну нет. И очень сложно было вот эту грань не переходить, не кощунствовать, в конце концов.

Это доказывает только один, мне кажется, очень важный постулат и тезис, что главная (и единственно возможная, на мой взгляд) цензура ― это внутренняя цензура творческого человека.

Пожалуй, это лучшее, что может быть. Понятно, что государственная цензура… Я очень хорошо помню, хотя еще не был артистом, не занимался юмором, скажем, в брежневскую эпоху. Я помню скандалы после выступлений ведущих артистов разговорного жанра, когда какая-то фраза, понятая в совершенно искаженном, чудовищном ракурсе телевизионным или идеологическим тогдашним руководством, приводила к санкциям против автора этой репризы, против артиста, который это исполнил.

Это носило какой-то чудовищный характер. Сейчас это невообразимо. Если сейчас об этом рассказывать, люди не поймут: как из-за этого намека, полунамека можно было? Ведь мы знаем, Аркадию Райкину просто рубили программы. И только на самом позднем этапе, когда он уже по личному приглашению Брежнева переехал в Москву, году в 1980, просто по звонку Леонида Ильича. Райкина травило тогдашнее ленинградское руководство, там был такой Романов.

Да, печально известный.

Удивительно ― человек с царской фамилией был первым секретарем.

Один из жесточайших цензоров.

В Ленинграде театр Райкина просто травили. Он переехал в Москву, и это уже был такой уровень величия, представь себе, что на утверждении в Министерстве культуры программы «Его величество театр» ― это предпоследний спектакль Аркадия Райкина ― все чиновники воспевали Райкина, спектакль, ни одного замечания. И Райкин мог позволить себе в конце произнести фразу: «Боюсь, вы не всё поняли в этом спектакле». Это уже была такая высшая ступень, фактически он был членом Политбюро.

Уже.

Да.

А во время «Кукол» насколько?

Во время «Кукол» не существовало у нас каких-то цензурных барьеров, кроме внутреннего ощущения. Бывали ситуации, когда после выхода программы шло, видимо, такое серьезное обсуждение. И если руководство канала соглашалось с тем, что был перехлест, нас очень мягко… ну как «нас», мы всего лишь озвучивали. Я был в актерском ансамбле, нас было несколько артистов, было распределение. Очень важно, чтобы были диалоги, чтобы мы перебивали друг друга. Я помню, в одной из первых программ я озвучивал чуть ли не всех, и это было нехорошо. Стыки не срабатывали.

Какие голоса были за тобой закреплены?

Я помню совершенно точно, что за мной был Ельцин, Жириновский, Лебедь. По-моему, и Черномырдин тоже.

А кто еще в команде был?

Появилась потом, что называется, вторая команда, в которой работал Сергей Безруков, был еще режиссер Александр Левин, помимо Василия Пичула.

Это тот самый Саша Левин, который потом возглавил НТВ и который сейчас производит множество сериалов, да?

Совершенно верно.

Мне с ним довелось поработать.

Я работал и в команде с Левиным. И это была уже такая большая актерская команда.

Я хочу рассказать, вот тоже как атрибут из девяностых. 1994 или 1995 год. В эфир выходит фильм «Список Шиндлера». И такая зарисовочка. Лето, адская жара в Москве, под 40, невозможная духота. Мы работаем в студии, пот льется. Просто с утра до вечера идет озвучание очередной программы. За пультом сидит режиссер, которого зовут Аркадий Гуревич. Он очень хороший звукорежиссер, но работа в духоте имеет, мягко говоря, затянутый характер.

Берет своё.

К концу дня мозги уже расплавлены, все мы совершенно на износ. И вроде всё, последний кусочек, отрабатываем.

И свобода!

Свобода. Уже дело к полуночи. Мы понимаем, что сейчас выскочим, а там жара спала, солнце уже ушло, и мы сейчас вдохнем свежего московского воздуха. Мы выскакиваем, и вдруг нас догоняет Аркадий: «Ребята, ради бога, простите! Последний кусочек! Там брак по звуку, это моя вина, прошу прощения! Вернитесь!».

Что делать? Мы все возвращаемся. И в этой мрачной тишине ― готовимся отработать еще один кусок озвучания ― у меня рождается реприза. Я говорю: «Знаешь, Аркадий, вот если бы я был Шиндлером, я бы тебя сейчас вычеркнул из своего списка!».

Жестоко!

Очень жестоко.

Технический вопрос, Миша. Вы работали, сначала записывая голоса, на которые потом делалась анимация?

Именно так. Мы работали с литературным материалом, после этого актеры-кукольники работали с персонажами, с героями.

То есть уже они попадали в дикцию вашу, в ваше произнесение фраз.

Я вспомнил, кстати, мы вспоминали Черномырдина. Он же приехал на студию, познакомился с куклами, пообщался со своей куклой! Он говорил: «Ну и рожа, это просто удивительно!». Он искренне порадовался, хохотал.

Вообще Виктор Степанович был очень заточенный на юмор человек.

Один раз в жизни я с ним пообщался. Один раз.

Мне доводилось несколько раз. Один опыт у меня был совершенно удивительный. Это был 1998 год, когда Ельцин отправил его неожиданно для всех в отставку. В расцвете мощи Виктор Степанович был отправлен в отставку, после чего появилось правительство Кириенко, «молодые реформаторы», помнишь эту формулу?

Конечно.

А у Виктора Степановича шестидесятилетие. И я был приглашен, я участвовал в концертной программе, развлекательной. Надо сказать, Виктор Степанович всё равно смеялся, и когда я Ельцина пародировал, и когда я его пародировал. Но было вот это ощущение такого удара судьбы, он не ожидал.

А помнишь формулу, когда Ельцин сказал: «Я поручу Виктору Степановичу заниматься будущими президентскими выборами. Вот такая рокировочка!».

Так.

Мне кажется, до сих пор эта фраза…

Та эпоха подарила нам слово «рокировочка», а эта ― «многоходовочка».

Подожди, а такое слово? «Вот такая, панимаиш, загогулина».

Загогулина ― я помню. Откуда эти причудливые слова вообще?

А была ли какая-то история, связанная с озвучанием «Кукол», когда именно из-за каких-то поправок или цензорских вмешательств вам приходилось прибегать обратно в студию и перезаписывать какой-то кусок, менять там текст? Или из-за отсутствия цензуры ничего подобного не было?

Я не припоминаю. Когда было по каким-то художественным соображениям, помню ситуацию. Но никогда не было, что это связано с каким-то окриком сверху, давайте, ребята, срочно смягчим.

Очень смешно было с кукольным героем Жириновским. Это «Куклы» присвоили ему словечко «Однозначно».

Да ну?! Серьезно?!

Для узнаваемости.

Он же его наверняка произнес в реальности?

Я этого за ним не помню. Когда я пародировал Жириновского, я не употреблял этого словечка, но в «Куклах» оно к нему приклеилось. Оно ему шло.

И вот уже в эфире вовсю идут «Куклы». На каком-то концерте Жириновский ко мне на сцену вышел. Это было в концертном зале «Россия», я даже точно помню обстоятельства. И он говорит: «Вот молодец, молодец! Он меня сейчас пародировал нормально, он не говорил вот эти дебильное словечко „однозначно“! Зачем говорить „однозначно“? Если бы я говорил „однозначно“ ― пожалуйста, выходи, говори: „однозначно“. Всё, я бы слова не сказал! Но я-то не говорю „однозначно“, это пустое, бессмысленное словечко! Вот он ― молодец, не говорит „однозначно“». Это был такой отдельный эстрадный номер.

Как это круто! Да-да-да. И причем внутри монолога об «однозначно» он сказал 32 раза слово «однозначно», о том, что он его не говорит.

«Но я не говорю „однозначно“. „Однозначно“, „однозначно“ ― это же дебильное словечко! Я никогда не говорю тупых слов».

Как герои пародий реагировали на пародии? Начиная с первых лиц страны. Может быть, были какие-то люди, которые обижались?

Обид не припоминаю.

Я помню, что Ельцин долго говорил: «Горбачев идеально, а я еще не очень. Доработать как-то надо».

Это правда, да-да. «С президентом нужно поработать», да, принадлежит ему.

А Михаил Сергеевич?

Я никогда не имел возможности как-то лично с ним обсудить. Мне рассказывали телевизионщики, сейчас уже не вспомню какого канала, к юбилею перестройки… то есть, наверно, это было пятнадцатилетие перестройки. В общем, ранние двухтысячные, когда они хотели пригласить на ток-шоу самого Горбачева, тот уезжал за границу, в общем, вынужден был отказаться. Он сказал: «Пригласите Грушевского, это то же самое будет».

Блестяще. Вопрос вот в чем: как нынешний глава государства? Поддается пародии?

Да, поддается. «Дело в том, что сегодня, если бы была программа „Куклы“, вы могли бы более подробно отслеживать». Видно, что фигура Путина пользуется успехом. Есть в КВН очень талантливые пародии, Максим Галкин прекрасно пародирует Путина.

Есть один парень, по-моему, в Comedy Club.

Мне кажется, это тот же, который в КВН. Да, очень талантливые пародии.

Помню, мы отдыхали зимой в Юрмале, сняли домик на большую компанию людей. Там были многие наши друзья, включая, например, Юлю Меньшову, Настю Калманович. Очень тяжелая была ночь в том плане, что мы проснулись в середине дня с серьезным похмельем.

Моя подруга Верочка Полозкова, поэтесса, выходит в гостиную и в ужасе бежит обратно по лестнице. Я спрашиваю: «Ты чего?». А она говорит: «Там Путин сидит!». А это в гости пришли люди из Comedy Club, которых позвала туда Юля Меньшова, по-моему. И один в пустом пространстве за остатками вчерашнего застолья сидит грустный Путин. Веру это так потрясло, что она в ужасе убежала на второй этаж!

Насколько характерная, яркая манера речи у него?

Надо понимать, конечно, что Путин более сдержан, аккуратен, более четко контролирует.

То есть неожиданные выплески-то не особо найдешь.

Безусловно. Опять же, надо понимать, что если мы сравниваем, скажем, с Ельциным, который не стеснялся и в жестах широченных, и в громогласности, и в смачных выражениях… Безусловно, есть ведь и какие-то фразы, которые уже пошли в народ, скажем, знаменитая путинская фраза «наши американские партнеры». В самых жестких ситуациях это всегда «наши американские партнеры».

Есть достаточно много красок, но Ельцин ― персонаж гораздо более громогласный, эпатирующий, эффектный. Или, скажем, Жириновский. Разве может Путин позволить себе то, что может позволить себе Владимир Вольфович?

Достаточно большая часть твоей карьеры была связана с Ельциным. Его уже давным-давно нет на этом свете. Полемика по его поводу и по поводу этой эпохи продолжается и разгорается каждый раз каким-то дьявольским пожаром. С каким чувством ты вспоминаешь Бориса Николаевича сейчас?

Конечно, очень много ностальгически-теплого. На мой взгляд, крайне печально, что мы разделились на некие крайности, в том числе в оценке эпохи Ельцина. Многие не понимают, что и Горбачев, и Ельцин, люди, движимые очень гуманными и человеколюбивыми намерениями в попытке реформировать сложнейшую страну, столкнулись с масштабными негативными явлениями, которые… На мой взгляд, кто бы ни был в тот момент у руководства, они прошли бы через эти чудовищные испытания, может быть, с еще большими издержками. Нам не дано предугадать, как могла бы развиваться ситуация.

Ельцина принято называть разрушителем. И Горбачеву, и Ельцину приписывают разрушение Советского Союза, что, на мой взгляд, просто исторический нонсенс. Ельцину приписывают, что он был по сути своей разрушитель, не умел объединять людей, что, на мой взгляд, тоже противоречит исторической правде, ибо Ельцину удалось провести через это сложнейшее время все-таки с минимальными издержками. Потому что мы видели, как это может быть в худших сценариях. На мой взгляд, это было сделано с максимальной попыткой смягчить последствия чудовищных революционных изменений.

Я уверен, что когда Горбачев начинал перестройку, демократизацию нашей огромной страны, он абсолютно не предполагал, что это может повести такую лавину, такую цепную реакцию. Он не успевал. Он реагировал тогда, когда эта лавина захлестывала, и уже приходилось постфактум реагировать, к сожалению.

Безусловно, Ельцин решился на радикальные реформы, на которые так и не смог решиться Горбачев. Хотя если бы ситуация могла развиваться по чуть более мягкому сценарию, возможно, Горбачев вошел бы в нашу историю как величайший реформатор, сродни Дэн Сяопину, который смог Китай провести по мягкому пути, например.

И Ельцин, и Горбачев ― фигуры, которые стали заложниками тех необратимых процессов, в том числе и мирового масштаба, которые, возможно, похоронили их идиллические надежды, какую-то красивую формулу реформ. Я считаю, что мы очень многим обязаны обеим этим личностям. Я далёк от того, чтобы приписывать Борису Ельцину те сложности, через которые мы все прошли в девяностые.

Мы в меньшинстве с тобой, Миша. Для страны по социологическим опросам, кто был лучшим правителем, и Михаил Сергеевич, и Борис Николаевич всегда находятся в конце списка. На первых местах находятся те, кто славился жесткой рукой.

Ради бога.

Но меня устраивает быть в этом меньшинстве.

Не обязательно с жесткой рукой, ведь эпоха Брежнева ― отнюдь не синоним эпохи жесткой руки. Эпоха максимальной стабильности, отсутствия каких бы то ни было перемен.

Да.

100% населения страны брежневской поры не могло предположить, что цепочка… помнишь этот анекдот ― «Пятилетку в три гроба»? Когда за смертью Брежнева ― Андропов и Черненко.

Да.

Кто знает, если бы ситуация в мировой экономике… если бы вот эти множественные «если бы» развивались чуть более позитивно для Советского Союза, что бы было? История просто не имеет сослагательного наклонения.

Да.

Пусть мы будем в меньшинстве. Я считаю, что выдающиеся заслуги и у Горбачева, и у Ельцина, хотя они антагонисты, люди, которые друг друга практически не переваривали. У меня была такая реприза не бог весть какой глубины, когда Горбачев рассказывал, с какой проблемой он сталкивался: «Носки приходилось часто менять, потому что Ельцин всё время мне на пятки наступал».

Они шли друг за другом, они фактически стали антагонистами, но мне кажется, что это некое единое целое, которое позволило нам перейти в другой мир. Какие-то либеральные ценности, которые нам сейчас уже кажутся столь дорогими нашим сердцам и от которых мы совершенно не готовы отказываться…

Это их заслуга.

Мы этим людям обязаны ими.