Антон Комолов: «Лучше уж ограничивать количество Диан Шурыгиных в эфире, нежели политический юмор»

Мое почтение, драгоценные зрители телеканала Дождь. Меня зовут Михаил Козырев, и это очередная передача из моего цикла «Как все начиналось». Мы размышляем, вспоминаем о девяностых, было такое время, многие из вас, наверное, его помнят. И я приглашаю в свою студию тех гостей, которые были участниками событий того времени. Сегодня у меня в студии Антон Комолов. Привет, Антон.

Привет, Миша.

Не прошло и восьми лет, как ты наконец-то добрался до нас. Я понимаю, что с твоей занятостью это непросто. Давай начнем прямо с того, в каком статусе, в студенческом, ты встретил девяностые годы. И как тебе помогла в жизни твоя альма-матер, а точнее диплом «инженер по специальности САПР»? САПР это что?

Это системы автоматизированного проектирования, это CAD/CAM-системы.

CAD/CAM?

Ну если по-английски, Computer-Aided Design and Computer-Aided Manufacturing.

То есть ты каким-то образом в начале девяностых сообразил, что в принципе компьютеры будут самым полезным девайсом на ближайшие несколько десятилетий?

Да, получается, что я как раз в самом начале девяностых выпустился из школы, в 1993 году. И учился я в школе при Бауманке, в физико-математической школе. И было понятно, что если идти, то идти на какую-то компьютерную или около-компьютерную специальность. Я не был гуру физики или чего-то еще, и из всех кафедр я выбрал именно РК6, САПР это называлось, и там отучился шесть лет, получил диплом, который мне ни разу не пригодился, хотя всегда, когда говоришь, что я учился в Бауманке, это вызывает уважение. Потому что, конечно, Бауманский университет — это такая очень серьезная структура. И я в общем-то присоединяюсь к этому хору поющих осанну Бауманке, потому что фундаментальное образование — это круто!

Неужели не было ни разу в твоей мультимедийной карьере такого момента, когда ты вдруг понимал: «О, вот в этом я хорошо разбираюсь! Я, кстати, могу вам рассказать, как работает этот компьютер»?

Скорее так, было очень часто, что вот в этом я мог бы очень хорошо разбираться, если бы я продолжил, потому что сам понимаешь, что компьютерная индустрия как никакая другая скачками огромными движется в будущее, оставляя человечество далеко в прошлом. И если ты выпадаешь даже на год, на два, то ты отстаешь очень серьезно. А я, поскольку с окончания института не занимался компьютером более-менее плотно, то, конечно, я сейчас на уровне ламера: «Ctrl, Alt, где тут Delete должен быть?».

Двумя пальчиками.

Да.

Я, когда в школе примерял на себя разные будущие специальности, я пошел в математический кружок, в Екатеринбурге, и увидел одну из первых электронно-вычислительных систем, которая называлась БЭСМ-6. Она занимала примерно такое, как два наших съемочных павильона, оперировалась перфокартами, и я помню, что я прямо с дрожащими от возбуждения руками вот такие пачки этих перфокарт закладывал.

У меня папа на таких работал в вычислительном центре в Москве, где-то на Октябрьской. И я к нему приходил, там были, во-первых, вот такая, вот это была, назовем так, операционная, потому что там было несколько терминалов, там были закладки перфокарт и какие-то огромные распечатки. Помнишь, распечатывали на компьютере, было писком распечатать «Мону Лизу» из символов?

Да-да. Везде были такие средней ширины листы с перфораторами.

С дырочками. И они складывались.

И они складывались, да, змейкой такой, лесенкой.

А в параллельных каких-то огромных залах, где очень было шумно, это, видимо, был жесткий диск 50 квадратных метров и емкостью 4 мегабайта, я предполагаю, ну и там же где-то процессор и так далее. Конечно, сейчас, когда ты держишь в руке, вот у тебя умещается на подушечке пальца один терабайт или около того, и вспомнить те машины…

Интересно, как папа встретил прогресс, когда стремительность прогресса?..

Философски. Он, скажем так, он на него не особо обращает внимание, воспринимает, как должное, как мне кажется, большинство людей, что ну да, ну естественно, мобильный телефон, ты можешь связаться с человеком в любой точке нашей планеты, тут же найти любую информацию, у тебя в телефоне информации столько, сколько не вмещала раньше Библиотека имени Ленина. Ну как бы это да, это нормально.

То есть вот так . Без особых стрессов, все логично.

Без вау-эффекта.

Без вау-эффекта. Но там же в Бауманке ты впервые заинтересовался КВН.

Да, как и любой студент.

Как тебя туда занесло?

Слушай, туда, мне кажется, любого человека, который более-менее веселый и так далее, не могло не занести в КВН в любом институте нашей страны. В Бауманке была команда КВН, куда меня сначала не взяли. Это было, наверное, курсе на втором. Мои приятели по потоку, с которыми я учился, один из них был в команде КВН, потом мы с моим другом туда пошли, с Женей Агабековым, попытались как-то устроиться. Нас не сразу, но взяли.

А как проходило собеседование в КВН?

Ну, не вот так — пошути давай, но что-то около того. То есть на брейнсторме что-то поштурмили, посидели, как там шутки получаются, не получаются. Это же тоже многоступенчатый отбор. Сначала ты просто в такую закулисную попадаешь, в авторскую группу, потом, может быть, ты артист на выходе, когда ты выходишь — говоришь смешную реплику и уходишь обратно. И вершина — это ты стоишь в линейке: пять или шесть человек, которые…

Это называется линейка?

У нас это называлось линейка.

Я просто, эта сторона жизни для меня абсолютно белое пространство. Я не был никогда…

Напрасно.

Ну да, я понимаю, что жизнь в общем прошла зря. У меня в институте не было КВН, поэтому мне интересны все эти подробности.

И мы, команда Бауманки, играла в Московской лиге, там же тоже огромное количество Лиг. Это, знаешь, НХЛ, АХЛ, там еще какая-то Лига Квебека и так далее. Вот есть Лига Квебека, есть Московская лига. Была по крайней мере, сейчас не знаю.

То есть это такое, это не самый, не самый-самый и не самый-самый-самый престижный.

Нет, это Высшая лига, которую показывают по телевизору, Премьер-лига, которую потом начали показывать по телевизору, и куда вот для таких команд, как мы, было верхом мечтаний пробиться по крайней мере туда. А потом Московская лига, наверное, еще какие-то, там были уральские лиги, потому что там сильная школа КВН, и так далее.

Одесские, я думаю, что наверняка.

К тому моменту уже, по-моему, там «Джентльмены» отыграли.

Отыграли, да, отгремели.

Мы ориентировались, наверное, «Пельмени», новосибирская команда, там та же Таня Лазарева и так далее.

Да-да, новосибирцы тоже гремели в ту пору. Так каким образом, как, из каких заслуг состояло твое передвижение по карьерной лестнице в КВН? Был ли у тебя какой-нибудь эпический монолог или какая-нибудь коронная шутка, с которой тебя выпускали?

Шутки были, где-то даже были записи, нас показали на канале РТР, тогда, был это был фестиваль «Фестос», фестиваль студенческого творчества, и мы выходили, как раз у нас приветствие, нас порезали с семи минут до 1 минуты 20 секунд. И какая-то шутка у меня там была, что-то про эстонского плотника: «Тоска, какая тоска,» — сказал эстонский плотник и прибил тоску к софору. Ну кто мог эстонца показывать в нашей команде? Женя Габеков или я. Женя Габеков, он и выглядит как Женя Габеков.

Понятно. То есть это в общем из твоих достижений, которые узнала страна, было самым наивысшим в КВН?

Из моих достижений, которых так и не узнала страна.

Ну подожди. КВН — это же серьезная площадка, это на всю страну.

Да, о «Фестос» мало, мне кажется, кто смотрел. Зато, ты знаешь, это вот уже когда прошло несколько лет, когда я появился в жюри КВН, к тому моменту я уже работал на MTV, наверное, года полтора, и после единственной первой игры, когда я сидел в жюри, и меня несколько раз показали в зале, там такой шквал был звонков от знакомых и незнакомых людей, там родственники, что мы тебя видели по телевизору. Вот это, конечно, да, КВН — это мощная штука. А «Фестос» это где-то вот такой, это Люксембург.

Смотри, ты наблюдал за разными командами из кресла члена жюри, наверняка какие-то мысли по поводу того, как изменяется юмор на протяжении лет, прошедших лет у тебя были. Что изменилось в…? Я не говорю сейчас про калибр шуток, остроумно шутили раньше или не очень остроумно. А вообще темы, например, на которые позволялось шутить, а потом как бы они ушли постепенно из пространства. Как изменялся юмор?

Ты знаешь, мне, конечно, сложно говорить, я сейчас не так часто смотрю КВН. То, что я фрагментарно вижу, ну, наверное, есть, я даже не думаю, что это цензура, которая извне, мне кажется, это внутренняя самоцензура идет, это мы можем видеть и на других каналах и в других программах и так далее, человек сам себя ограничивает и команды КВН в том числе. По юмору — там огромное количество претензий я слышу со стороны разных людей, что да, КВН вот раньше… Ну, это всегда, и жемчуг был крупнее.

И деревья были большие.

Да, но этому есть объективное объяснение, как мне кажется, раньше человеку с чувством юмора, по сути дела, кроме как через КВН никуда дорога и не лежала. Через КВН он мог куда-то попасть или на КВН ограничиться. Сейчас он может пойти, огромное количество проектов: ТНТшные «Comedy Баттл», Comedy StandUp и так далее, то есть ты можешь найти себе применение, если у тебя есть юмор. Потом, ты пишешь для ситкомов сценарии и так далее. Поэтому вся вот эта огромная масса, которая шла раньше в КВН, сейчас она распыляется по разным контентам.

Диверсифицировалась.

Именно.

Зачет, я сумел выговорить это слово с первого раза. Но при этом, смотри, мне кажется, что практически полностью время вымыло из тем, на которые можно шутить, политику, полностью практически.

Пожалуй, да.

Когда я смотрю, что вытворяют Saturday Night Live по поводу прихода Трампа к власти, какого масштаба они позволяют себе выкрутасы по отношению к первым лицам страны…

Миша, ну тут я тебя перебью, но как в старом анекдоте, а наши команды КВН такие выкрутасы позволяли себе по поводу Трампа… Так что.

Тут они могут конкурировать, пожалуй, да. Но например такая передача, как «Куклы», которая была в свое время, и команда Шендеровича, которая ее делала, он сейчас вообще невозможна, практически невозможна. Ты констатируешь этот факт?

Ну конечно. Нет, жесткий, скажем так, саркастичный юмор, юмор, который называет все своими именами, ты же тоже наверняка видишь и слышишь, как все отмечают, что в «Прожектореперисхилтон» шутка, которую мы понимаем, о чем на самом деле эта шутка, что маленький Будда — это скорее всего не про кино. И начинается то, что было когда-то давным-давно, эзопов язык, второй смысл, между строк читаем, иногда даже то, что не написано между строк.

Радует это или огорчает?

Ты знаешь, как данность, скорее, воспринимаю. Я, конечно, придерживаюсь той позиции, что пусть цветет сто цветов, в плане юмора, в плане иронии, каждый будет для себя выбирать. Есть вещи, которые на нынешнем телевидении я бы тоже постарался бы ограничивать. Мне кажется, уж лучше бы ограничивать диан шурыгиных в эфире, количество диан шурыгиных, нежели юмор политический и околополитический. Ну слушай, что есть, то есть, с этим нужно работать, если ты как-то так или иначе вовлечен.

Давай перейдем к радио. Как утверждает Википедия, ты зашел на «Радио Максимум» в 1994 году. И тебя взяли работать телефонистом?

Не совсем так. Значит 1994 год, самый-самый конец 1994 года, я услышал, что идет набор диджеев, накатал резюме, отправил, мне почему-то никто не перезвонил. Это странно. Я другое резюме, я думаю, наверное, надо чуть более юмористичное что ли, как-то чтобы они поняли, и отправил. И все равно мне почему-то не перезвонили. И я позвонил, причем абсолютно на голубом глазу, на «Максимум», и меня перевели на какой-то отдел. Я говорю: «Вы знаете, какая-то странная штука, я отправил резюме, мне почему-то не перезвонили. Может быть, не прошло, вы не посмотрите? А факсы же старые, там, может быть, просто смазалось, как раз где мой телефон обратный был написан». И девушка, которая там ответила, я даже не знаю, из какого отдела, она говорит: «А вы знаете, этим Миша Козырев занимается. Давайте, я вам дам номер факса в его кабинете». Я говорю: «Ну конечно, давайте». Я записал, немножко подправил резюме, я написал резюме в стихах, чудовищных стихах и отправил в третий раз.

Уже мне в кабинет.

Ну как мне сказали. Я не знаю. И мне перезвонил Костя Михайлов, который тогда был «Взлетная полоса», «Утренние жаворонки», с Олей Максимовой они делали. Вот, и я пришел на собеседование, естественно ни о каком диджействе не могло быть и речи, и я стал внештатным корреспондентом на «Взлетной полосе», я стрит-токи собирал, а на всякий случай, чтобы зацепиться в шоубизнесе, я стал телефонистом еще на «Радио Максимум».

То есть ты отвечал на звонки?

Да, я отвечал на звонки. «Радио Максимум», добрый вечер». — «Будьте добры, с рекламным отделом». — «Одну минутку». И я переключал на рекламный отдел.

А кто с тобой собеседование вел?

Ты знаешь…

То есть не Костя?

Костя присутствовал. Я не помню, кто конкретно сказал, что я не подхожу на диджейство, я, в общем, и сам это понимал, потому что я пришел, увидел, какие требования там: высшее образование, или по крайней мере профильное получаемое образование, а я учился на втором курсе в Бауманке, я был моложе нужных возрастных рамок, то есть мне было 18 лет, я стоически перенес тот факт, что я буду внештатным корреспондентом, тем более, что это была такая романтика… Ты-то вообще знаешь ту атмосферу того «Максимум».

Мне самое интересное, почему ты стремился в эту сторону? Чего ты хотел в идеале, чтобы вышло?

Слушай, мне нравилось, как люди общаются в эфире, если в двух словах. Я слышал, как они друг друга подкалывают, как они стебут друг друга. До этого пару-тройку лет назад, наверное, я слышал похожее что-то на «М-Радио», когда люди с забавными никнеймами…

Соловей-разбойник, это был Миша Никодимов, потом Илья Муромец, вот все эти сказочные персонажи.

Совершенно верно. И там работал Алексей Мануйлов, который учился в Бауманке. И я как-то услышал, что Мануйлова провожали, что вот он идет в Бауманку, а я учился в лицее при Бауманке, и у меня так «дзынь», наши! И через какое-то время я уже слушал радио «Максимум», мне нравилось, как народ общается, я подумал, что в принципе я тоже, наверное, так смогу.

Ты помнишь, чем тогда «Максимум» отличалось от «Европы Плюс»? Станций-то было ведь очень немного.

Ты имеешь в виду по музыке?

Да, это была конкуренция жесткая у нас с Аксютой.

Для меня, как для тогдашнего слушателя, наверное, это было скорее конкуренцией с «М-Радио». То есть «Европа Плюс», как бы сформулировать, более такое спокойное и буржуазное, «М-Радио» — более хулиганистое, «Максимум» тоже такое, там рок, поэтому так современно, там супер-звезды уже были, и Митрофанова, и Нуждин, Михайлов с Максимовой, в общем, там настоящая движуха. И когда я в этот водоворот попал, я, конечно… Корреспондентом? — Да! Телефонистом? — Давайте! Где сидеть? Я даже помню, что за один срит-ток, на который у меня уходило два дня, то есть полдня я собирал стрит-токи у наших неразговорчивых сограждан…

Ты на Пушкинской площади?

На Арбате. Там попроще, там люди более расслаблены, это методом проб и ошибок. И потом полдня я монтировал, на катушечных магнитофонах.

Ты еще застал, когда резали ножницами пленку?

Да-да, мне показывал Гия Цихисели, которого ты наверняка помнишь, Саша Абрахимов, потому что это была его епархия, «Студия 15». И вот это я все делал.

Это же сейчас совершенно невозможно представить ни одному человеку, который сейчас работает в масс-медиа, будь-то телефонистом или корреспондентом, что значит — отмонтировать стрит-ток ножницами на пленке.

Склеить скотчиком, вот это вот подматываешь в наушниках. Я получал пять долларов.

Неплохо.

Да, я был очень рад.

Какие темы стрит-токов были, не помнишь?

Конечно, помню. Для «Взлетной полосы» что-то как-то достаточно быстро у меня свернулось все, потом я работал только телефонистом один-два раза в неделю, и потом Саша Абрахимов говорит: «Слушай, а ты так и планируешь телефонистом сидеть?». Я говорю: «Ну как бы, конечно, в принципе нет». Он говорит: «Давай будешь делать рубрику еженедельную». Называлось это, по-моему, «Перекресток» или что-то такое. В понедельник выходила, люди рассказывали, что они делали на прошлой неделе. Это такой был где-то секунд на 30, может быть, на минутку стрит-ток, нарезка, что люди делали, и несколько раз даже моя подводочка и отводочка попадала в эфир. Иногда она нещадно вырезалась, то, что я наговаривал.

То есть твой голос?

Да, и в конце в братской могиле, когда Александр Абрахимов в конце эфира, помнишь, он благодарил все информационные агентства, газеты и полным списком всех корреспондентов и так далее, и там про меня тоже говорили.

Скажи, пожалуйста, сколько продолжалось твое пребывание на «Максимум»?

Меньше года. Я зимой, в декабре 1994 года, пришел, а летом 1995 года ушел на «Серебряный дождь», как раз открылся «Серебряный дождь», и я где-то спустя месяц после открытия ушел информационным ведущим туда.

Ну и расскажи про «Серебряный дождь». Чем он отличался от «Максимум» по атмосфере, по формату в ту пору? Они были дико наглыми, я должен сказать.

Да-да.

Начиная с этой телеги по поводу того, что станция создана на деньги от проданной картины, которая называлась «Серебряный дождь», что было абсолютной телегой вообще.

Я не слышал. Я пришел уже через месяц, когда, наверное, схлынул этот живописный поток. Ты знаешь, для меня это, конечно, было… Я, может быть, не обращал внимания на какие-то внешние истории, потому что я первый раз попал в прямой эфир, и информационный ведущий, у меня пять новостей, на листочке наклеены вырезки распечатанных новостей, скомпонованы. Естественно, двадцать раз прочитаны перед выпуском. И когда я первый раз вышел в эфир, я поймал себя где-то новости на четвертой, что я на автопилоте читаю. То есть у меня какой-то там в голове шум, вокруг шум, не кипишуй, вот это все, и вдруг я понимаю, что так, у меня уже четвертая новость, я ни разу не запнулся, это хорошо. Поэтому у меня там была такая притирка к прямому эфиру.

А вообще, конечно, я бы не сравнивал «Максимум» и «Серебряный дождь», музыка совершенно разная, люди совсем разные, мне кажется, и стиль управления Дмитрия Савицкого отличался от стиля управления Михаила Козырева, поэтому тут принципиально разные вещи, но я был все-таки там информационщиком, а не диджеем. Я стал там диджеем, когда «Серебряный дождь», помнишь, была тоже фишка, «Радио без диджеев»? Я был одним из них. То есть я сидел и миксовал, потому что я хотел, конечно, с информационной ветки перепрыгнуть на эфир, на диджейскую.

Сколько продолжался «Серебряный дождь»?

Года, наверное, полтора. Потом я ушел на «Радио Классика», было такое радио, где Вася Стрельников был программным директором. Это был сайт проекта «Русского Радио». Сергей Архипов, как он тогда говорил, что «Русское Радио» — для денег, «Радио Классика» — для души. И там такой классический американский рок играл, и я там уже был ведущим утреннего шоу, одним из, ну тоже с креном в информацию, но тем не менее.

Oh no, this is the road to hell…

Да, и это тоже. Все там, Джон Кокрейн, юный Элтон Джон, там много-много хорошей музыки.

Да, вот я до сих пор могу часами спорить с Сережей Архиповым по поводу того, правомочно ли было то, что они сделали с «Русским Радио», и на деньги, заработанные там, наконец начали играть более-менее приличную музыку, потому что «Русское Радио» в ту пору это же было чудовищный, мне кажется, треш.

Я даже, честно говоря, по музыке не помню, притом, что мы находились на одном этаже, и по-музыкальному я как-то не вникал. Тем более, что я приезжал к семи утра на эфир, в десять у меня эфир заканчивался, я убегал чуть раньше, чтобы успеть ко второй паре в институт, а у меня как раз «Классика» находилась на улице Радио, и я где-то бегом минут за 12-14 добегал до Бауманки, который там более-менее там недалеко находился.

Ты жаворонок или сова?

Нет, я ярко выраженная сова. Потом после этого у меня КВН был, потом я начал работать на BIZ-TV, еще добавилось, потом надо было еще как-то домашку делать, поэтому, знаешь, оценивать формат «Русского Радио» некогда было.

Было не до того.

Да.

Что ты забыл?

Я забыл тебе рассказать, как, еще работая на «Радио Максимум», я принес тебе микс. Ну такой, демонстрационную запись, естественно, тоже вот на этих катушках, где я взволнованным голосом пытался объявлять песни, смешные подводки, вот это все, минутки на две. Ты послушал и сказал: «Ну, Антон, я не вижу, что родился диджей». И ты был прав. И отправил меня на…

На телефон?

На дополнительные занятия. И говоришь: «Пока нет, но… Работай, давай, давай, пытайся, пытайся».

Это был облом?

Конечно, облом, естественно. Я в принципе, наверное, даже немного обиделся, потому что значит, он не видит, что родился диджей? Вот же он!

Кто вообще он такой?

Нет-нет, слушай, к тебе относились тогда с уважением. Даже рядовые.

Тогда!

Нет, уже тогда. Слушай, ты был молодой начальник, там, по-моему, с тобой все были на «ты». Если я не путаю, даже я был тогда с тобой на «ты», хотя я был телефонист, внештатный корреспондент. То есть была такая демократичная абсолютно история, при этом у тебя был авторитет, то есть к твоему слову…

Этот авторитет в основном обеспечивало то, что я вернулся из Америки, где работал там на радио. Хотя я вел какую-то программу музыка большевистских детей и бабушек, то есть я ничего не знал о радио коммерческом, о настоящем, но умело прикрывался опытом работы на американской станции. И это создавало такое: о, чувак!

Ты очень уверенно все это делал.

Да, но я всегда, когда пересекаюсь через много лет с людьми, чью музыку, например, мне нужно было оценить в какой-то момент или диджейские навыки, я всегда так как бы внутренне сжимается у меня в груди от того, что как бы вот не обидел бы я кого-то в ту пору. Многие люди очень-очень долго помнят.

Нет, Миша, это зависит от человека, ты же понимаешь. Нет, я тоже помню, но я с тобой…

А у тебя микс сохранился этот самый?

Микс, конечно, нет. Я думал, что у меня сохранилось вот это резюме в стихах. Я думаю, что мой микс примерно был таким же, как эти стихи. Эти стихи я читал, мне через много лет, я не помню, кто-то передал, сохранные, такая полуистлевшая бумага факсовая, все-таки факс дошел в твой кабинет. Это, конечно, такие… начиналось: Да, я молод, мне всего восемнадцать… И дальше в стихах. У тебя бывает такое, что ты читаешь, краснеешь, даже если ты не вслух читаешь, и у тебя как-то вот тут волосы немножко? И ты так, поеживаешься. Вот я вот эти стихи, я думаю, никогда никому.

И я так молод, мне всего восемнадцать, но все-таки стоит со мной попытаться…

Нет-нет, там было через строку, рифмы были, я не знаю, как это называется.

Ямб.

Или хорей.

Или хорей, одно из двух. Расскажи про то, как ты впервые открыл дверь телевидения. Это было BIZ-TV?

Да, это было BIZ-TV. Туда ушел с «Серебряного дождя» Андрей Чибис, он был программным директором на «Серебряном дожде», на радиостанции, и он ушел к Борису Гурьевичу.

Соблазнил его Борис Гурьевич?

Наверное. Да, я не знаю, как у них, он мне через какое-то время позвонил и сказал: «Слушай, у нас проходит тут кастинг, конкурс, и нам нужны...», и дальше начинает перечислять качества, которые в принципе мои, то есть молодые, юморные… Он говорит: «Не хочешь принять участие в этом конкурсе?». То есть это не было такое, что давай к нам в кадр. Там был кастинг, я первый раз перед камерой, вот с такими, наверное, глазами, с гримом полноценным, брови, веки, все, то есть девушка-гример, наверное, тоже волновалась не меньше, чем я, и решила, что надо по полной программе показать свои навыки. Я пытался показать свои. Эта пленка, я надеюсь, тоже утеряна, как и тот микс, но тем не менее в итоге я попал в обойму ведущих BIZ-TV. Тогда были уже там Лика Длугач, Тутта Ларсен, Александр Анатольевич, из старой гвардии, и из нового набора попали я, Ольга Шелест, Яна Чурикова и так далее. Мне кажется, меньше года прошло, в 1997 году я попал на BIZ-TV, и в августе 1998 года BIZ-TV реформировалось, трансформировалось в MTV Россия.

Расскажи, как это происходило? Какие слухи ходили? И как вы восприняли историю о том, что вы из узконишевого национального музыкального канала BIZ-TV, который еще и вещал не на своей частоте, а арендовал какое-то время, вдруг превращаетесь в часть самого престижного на тот момент на земном шаре международного музыкального бренда?

При этом мало что изменилось с точки зрения донесения до зрителя. То есть мы так же арендовали, по-моему, канал «Телеэкспо» назывался или что-то такое, несколько часов утром и несколько часов вечером. Ну, конечно, круто. Я смотрел MTV, когда я жил в Орехово-Борисово, у меня было кабельное телевидение, которое вечером показывало два фильма, естественно, пиратские, через декодеры, то есть там абонентская плата, но все это пиратским образом, а днем там они просто включали сквозную трансляцию MTV UK. И я смотрел чарт Хит-лист UK, я смотрел Big Picture, я знал Пол Кинг, который там был одним из ведущих, а я потом спустя несколько лет видел его на какой-то из дорожек MTV EMA или MTV MMA. Это, конечно, попасть, вдруг оказаться сопричастным с этой легендой, — это было очень круто. Но и не было таких, знаешь, шапкозакидательств, то есть все равно там Борис Гурьевич собрал очень крутую команду, в том плане, что все работали. То есть не было такого, что мы классные, мы MTV, мы MTV Россия. Все было по приколу, всем было интересно, всем нравился процесс, не только результат.

Это удивительно. Борис Гурьевич сидел прямо вот на этом месте, где ты сидишь, я сумел его выцепить в короткое, двухдневное пребывание в России, потому что он уже давно живет в Европе, и мы как раз говорили о том, как можно было вот так концентрировано отобрать такое количество звезд, которые практически все продолжили и сделали блестящую карьеру или в телевидении, или на радио, или на других каналах, но это просто скорее всего его внутренняя чуйка, которая позволяла…

Продюсерская. Он же, по-моему, и получал, я не помню, какую награду, как продюсер года или что-то такое, это правда. Собрать людей, удержать людей, потому что все творческие, все талантливые, все друг на друга с такой творческой завистью. Это постоянная конкуренция внутри коллектива, и как-то удержать от развала, не сталкивать, а где-то немножко вот так столкнуть, а где-то…

Это его любимый прием был, знаешь? Здоровая конкуренция такая.

Но при этом не давать, чтобы люди… Да, по полной программе разбежались, разругались. Это тоже нужно уметь, с одной стороны. С другой стороны, это тоже на примере «Радио Максимум» 1993-1994 года, практически все, кто тогда работал, так или иначе работают до сих пор. Я про это думал, мне кажется, просто тогда люди шли, потому что им действительно нравился процесс, они шли туда за романтикой, за атмосферой, за тем, чтобы что-то делать. Сейчас очень часто идут и на радио, и на телевидение, потому что это круто — появиться с светской хронике журнала L'Officiel, например. А тогда как-то про это вообще даже не задумывались, тогда, наверное, и не было светской хроники.

Нет, она была, просто в гораздо более таком, бульварном приложении, переложении. Всякие журналы «Не спать», потом появились и «Птюч», и «Ом» — законодатели вот этих всех трендов. Расскажи немножко про то, какой образ жизни ты вел вне работы, то есть откуда ты ездил, на чем ты передвигался, что ты ел? Потому что, в общем, долгое время все работали за абсолютные гроши, но получая при этом невероятный кайф.

Да. Ну, по-разному. На «Серебряном дожде», я после института туда приезжал, я работал всегда во вторую смену, новостисты работали в две смены, по-моему, с 7 до 15 и с 16 до 23, вот моя была вторая смена. Я выходил на Полежаевской, покупал себе связку бананов, которую съедал, пока доходил до Демьяна Бедного, а на вечер у меня был батончик хлеба с отрубями, с отрубями он полезнее, я уже тогда это знал, и две баночки типа «Доширак», какой-то лапши. Но полезный хлеб. И это вот у меня был поздний ужин.

И ты совершенно прав, это вообще не про деньги, не про внешние атрибуты. Домой я возвращался, у меня были деньги на такси, Дима Савицкий выдавал «вечерним» деньги на такси. Это, видимо, был дешевле, чем держать машину в собственном штате. И я, получив первый раз эту сумму, на месяц вперед, я поехал и в ГУМе купил себе «Nike Air» — мечту всей своей жизни, вбухав все эти деньги. И потом я бегом после последнего своего выпуска бежал на троллейбус и успевал на Полежаевской на пересадку на свою ветку, и на Красногвардейской уже пешком, потому что не работали автобусы, шел домой.

Потому что вбухал все деньги, которые на такси предназначались, на эти «Nike Air»?

Да. И приходил домой, я там ужинал, и на канале, был канал «М-1» или что-то такое, и там была программа, как раз когда я приходил, «Клубничка» или что-то такое. Уже ничего не работало в это время, и только полуобнаженные девушки скрашивали мою трапезу ночную. И с тех пор, если вдруг я ем поздно ночью, могут примерещиться. А на MTV, в принципе, на своей машине я начал ездить, по-моему, в 2001 году, то есть это уже два года «Бодрого утра» прошло. До этого я передвигался на метро, просто когда ты уже на метро передвигаешься как представитель зоопарка, знаешь, в наш зоопарк приехал панда — и все так, а-а-а, смотрите. Как-то не очень комфортно я себя ощущал, поэтому пересел на свою машину.

Как вы запускали «Бодрое утро», расскажи.

Во-первых, насколько я знаю, это было не то что бы случайно, но отчасти совпадение, что нас именно с Ольгой совместили. Мы притерлись на удивление…

Помнишь первое впечатление, которое Шелест на тебя произвела?

Конечно, помню. Мы к тому моменту работали на одном канале, такая тетя, которая сначала была с модной стрижкой, на каблуках, на шпильках, а потом она достаточно быстро эволюционировала в такую…

В MTVишный, скорее, персонаж.

Да, в MTVишный, «Новую атлетику» они с Лехой Тишкиным делали, то есть все сноуборды, экстремальные виды спорта и так далее. Я совершенно другой. Мы, конечно, очень разные с Ольгой, и тем удивительнее было, насколько быстро мы сработались, и насколько было такое взаимопонимание эфирное, чувство локтя просто абсолютное.

Секрет успешных пар, телевизионных или радийных, как раз в противоположности их.

Возможно.

Невозможно представить себе два очень похожих типажа внутри одной программы, поскольку они будут «масло масляное». Чем по характеру, по поведению вы отличаетесь? Какой ты, какая она?

Я более спокойный, скажем так. Ольга постоянно что-то говорит, мама моя говорила: «Почему Оля тебя все время перебивает?». А мамы, они же видят еще больше, чем есть на самом деле, поэтому у мамы сложилось ощущение, что я не говорю совсем.

Когда ты приезжал домой в поздние часы, мама выходила к тебе на кухню и говорила: «Сынок, нам надо поговорить».

Она писала записки, «Сегодня, в 8.21…».

«Перед подводкой к Bloodhound Gang Ольга тебя перебила три раза».

Когда они к нам приезжали, там была тоже забавная история. К нам приехали Bloodhound Gang, пришли в студию на «Бодрое утро». И у них был, помнишь, я не помню, как зовут парня, такой здоровый, басист, по-моему.

Басист. Тот басист, который потом подставил всю группу тем, что он на фестивале «Кубана», даже не на фестивале, а до этого концерта он сказал: «Все, что попадает к нам на сцену, должно пройти через мою задницу». А на сцену кто-то кинул российский флаг. И, соответственно, он проделал неприличный жест, и их выслали к чертовой матери из страны. У меня они, в общем пантеоне групп, запечатлелись как абсолютно отмороженные идиоты.

Но веселые и позитивные.

Веселые и позитивные. И содержание их песен такое, мягко говоря, незатейливое. Do it like they do on the Discovery channel. Ну, так они приехали…

Они приехали к нам в студию, Джимми Поп Али, по-моему, зовут вокалиста, очень веселый такой позитивный парень, и этот басист, не помню, как его зовут, монстр просто, метр девяносто, не знаю там какой вес. Он что-то увидел, а я был в такой футболочке, он говорит: «Спортом занимаешься?». А у меня вдруг оттуда выглянул маленький бицепс, из майки. Я говорю: «Ну так, я так, чуть-чуть». Он говорит: «Может, рестлинг?». А Шелест подумала, что рестлинг и армрестлинг это одно и то же. И она говорит, давайте, давайте, как это здорово, как это здорово — рестлинг. Она думает, что сейчас мы вот так вот посражаемся. Чувак снимает майку, машина просто, белковая машина.

Иван Драго.

Мощнее. Мощнее, чем Иван Драго. Джон Сина, если ты знаешь, рестлер современный, вот примерно такой. Ну и как бы я. И мы потом пересматривали запись, очень смешно наблюдать, как я сначала дернулся, у меня руки дернулись тоже снять футболку, а потом я, наверное, пригляделся к этому темнокожему парню и решил что не надо. Потом он подошел ко мне, и как описывал наш редактор Дэн, «он хотел с тобой мельницу сделать, перевернуть вот так и головой вонзить в пол студии». Мы ушли на рекламу, к счастью.

Какие гости, из числа тех музыкантов, к которым ты питал симпатии, которых любил, они тебя разочаровали, когда они приехали в студию? И, наоборот, какие воодушевили, и ты подумал, вот смотри, еще лучше, чем я ожидал, оказался чувак или девушка?

Перцы. «Red Hot Chili Peppers», которые приезжали на MTV Party, на Васильевском спуске, когда там было в районе двухсот тысяч зрителей, выступали «Zdob'ы», выступал «Парк Горького», I.F.K и «Red Hot Chili Peppers». Я вообще фанат «Red Hot Chili Peppers», я купил родной диск, а по тем временам это был подвиг, потому что там была книжечка, а я хотел собрать все автографы, за кулисами. Я думал, я же увижу. Я взял автограф у Чада Смита сначала, и потом увидел, как Энтони Кидис дает интервью где-то на бэкстейдже, за кулисами, пошел к нему, мне преградил путь охранник. Говорит, туда нельзя. Я говорю, мне же только автограф. Он говорит, нельзя. А там охранники, сам понимаешь, какие. И я дождался, когда Кидис закончит интервью, вспомнил, что я играю в баскетбол, с обманным движением, мимо охранника, подошел к Кидису, он мне расписался. И я довольный, значит, иду, и понимаю, что меня вдруг поднимает неведомая сила. Это охранник, злой такой, он меня одной рукой вот так вот схватил, поднял и куда-то понес. Я говорю, отпусти меня, отпусти, сейчас я тебе… И он меня куда-то отнес, подоспел его руководитель, сказал, не надо, этого бить нельзя. Он говорит, он же автограф… «Все равно не бить».

А ты выходил на сцену и что-то объявлял на этом концерте?

Да. Там все ведущие MTV, разбитые на пары, мы, естественно, с Шелест были, мы объявляли. И оставшийся у меня один автограф был, Фли, я взял на афтепати уже.

Вот там я был, на афтепати , как раз болтал с Фли и с Кидисом.

А Фрушанте туда, по-моему, так и не доехал, поэтому у меня только три автографа из четырех.

Ах, ты, черт. Но выступление я очень хорошо помню.

Под дождем еще.

Да. И это, конечно, было самое сильное впечатление, мне оно особенно осталось в памяти, потому что это был тот единственный раз в моей жизни, когда мне плеснули по глазам газом «Черемуха». Поскольку мне Лена Зименко дала пропуск за кулисы, а я пошел не по той улице и попал в общую толпу. И ровно в тот момент, когда нас подперли к барьерам, и я пытался сказать, так у меня же VIP, мне так…

Это охранник, наверное, который на меня был зол, достали вы уже все… А еще из музыкантов, если говорить, кто приятное впечатление произвел, по-моему, в Дублине мы ездили на MTV EMA…

Куда?

Дублин. И я там тоже за кулисами совершенно случайно увидел, такой парень худощавый, в спортивном костюме, в красном «петушке». Оказался Jamiroquai. И я попросил с ним сфотографироваться, он говорит, да, вообще нет проблем. Быстренько, у меня где-то дома даже валяется эта фотография. А потом мы делали с ним интервью, и нам с собой дали шапку-ушанку, может быть, ты помнишь, были такие, с кокардой MTV-шной. И нам сказали, ребята, вы ему вручите, самое главное, снять, как он берет ее в руки, и нам для промо уже все, это нормально, подарите, если он наденет, это вообще будет круто.

В итоге мы взяли у него интервью, говорили с ним про таль, а он же любит тачки, я говорю: «Какая бы тачка, ты бы в советскую, российскую, если знаешь?». И он начал говорить: «Я бы купил “чача”». Я говорю: «Трактор?». — «Чача». Я долго не мог понять, что это «Татра», чешские грузовики которые. И потом в конце интервью мы ему дарим эту шапку, говорим, вот, пожалуйста, примите от нас. Он ее берет, он ее надевает, он садится и начинает танцевать вприсядку и поет «Полюшко-поле» нам, на камеру. Такой тоже очень позитивный какой-то парень оказался.

И заложил дюжины ваших промо.

И мы поняли, что дело сделано.

Ну, а обломы?

Ты знаешь, так чтобы прямо… Я не очень очаровываюсь, во-первых, и оставляю такое пространство людям, что все-таки люди известные… Знаешь, как артист, сыгравший хорошую роль, не значит, хороший человек.

Это так. Моя беда, что я всю жизнь очаровываюсь, и, конечно, все разочарования очень меня обламывают. Хотя я должен сказать, что я никогда не перестаю влюбленно слушать музыку этого человека.

Мне очень сложно, когда я знаю, что человек дебил, и потом, это накладывает отпечаток, мне сложно читать его интервью, книги, музыку слушать, у меня все равно теперь…

Теперь фильтр. Фильтр поменялся, да?

Хотя я понимаю, что это неправильно, что талант и хороший человек — это совершенно нетождественно.

У меня не так много разочарований было больших. Одно из них было, например, там я без особого очарования, потому что шел к певцу Фалько, которого я выгнал из студии «Радио Максимум». Он был в абсолютно невменяемом состоянии. И в общем, он через пару лет после этого попал в автокатастрофу. Вот Depeche Mode, к сожалению, я интервьюировал в тот день, который явно был не днем Дэвида Гаана. Вот это было тяжело, хотя я Depeche Mode до сих пор продолжаю преданно любить, но это было очень неудачное интервью. Так вот у тебя какие были прямо разочарования?

С «Депешами» у нас было короткое, очень короткое пересечение, на MTV-шной церемонии во Франкфурте, мы ездили с Шелест как ведущие русской версии MTV EMA, Леха Тишкин был режиссер, и мы много снимали на ручную камеру. И мы сняли туалетную кабинку, из которой только что вышел Мартин Гор, уникальный материал! Это все пересечение с «Депешами», у нас не было с ними интервью. Было интервью со многими музыкантами, и мы придумали тогда фишку, сейчас я думаю, как нас никто не поймал на этом. Короче, они говорили: «Привет. Вы смотрите MTV».

«Менья зовут…».

Да. И у нас все звезды, с которыми мы делали интервью, более-менее большое…

Это называлось ID.

Да. У нас ID с Шеги, мы с ним поговорили, и потом он говорил у нас «Я мистер вонючка». Парень из Puddle Of Mudd говорил: «Я паршивый рокер». Гэвин Россдейл, он же такой вот очень… Он говорил: «Я самый красивый»

То есть вы подсовывали им абсолютно подлые тексты.

Проговаривали. А для них же это такой конвейер, они говорят, а что это значит? Мы так, ну типа… Том ДеЛонг из Blink-182, Шелест его попросила, скажи, пожалуйста, передай привет русским зрителям, скажи «Я придурок». Он так: «Я придурок». И ее вырубает. Это был первый человек, который у нас это сказал. Он говорит: «Что это означает? Что я гей? Окей, я гей!».

Неожиданно, то есть дважды.

Это, конечно, мы делали. У нас была такая нарезка вот этих вот дурацких микроинтервью.

Чудесно.

Почему нас никто не поймал?

И никто не посадил.

Уже постфактум. Тогда, наверное, знаешь, это же «Рекорд Лейбл», они, по идее, должны были, увидев это в эфире…

Они были всевластными, да. Да еще и руководство MTV.

Тогда еще не так сильно, видимо. А может, не видели.

Хочу еще об одном важном аспекте твоего творческого пути тебя расспросить, это о ленивце. Ты озвучивал в «Ледниковом периоде», абсолютно эпохальной серии мультиков, на которых, как я понимаю, уже не одно поколение детей выросло, вот этого самого смешного персонажа.

Ленивца Сида.

Поговори, как он.

Я так и знал, что ты это попросишь.

Конечно.

Я меня есть стандартная отмазка — мне нужно настраиваться. Это правда, даже когда озвучка происходит раз в два-три года, и где-то полчаса я нахожу ленивца в себе, потому что голос непохож. Во-первых, мне нужно говорить очень громко, форсируя голос, плюс там куча дефектов дикции, которых у меня нет.

Мне кажется, что вот такая вот манера, очень хрипло и при этом очень смешной дефект речи, который у него есть (пытается голосом ленивца).

У тебя получается какой-то старичок-боровичок. А ленивец, у него вот такой голос, у него высокий.

Высокий!

Вот, это ближе.

Это же в оригинале Джон Легуизамо…

Джон Легуизамо. У него немножко другое, у него и по голосу ближе к твоему, такой, наверное…

Типа злой.

Да. И он у него жулик. У меня все те же самые реплики, у меня он какой-то простофиля получился.

Просто прекрасный дурачок, смешной, обаятельный, хороший.

Да. А там он немножко жулик, обаятельный, но все равно такой мошенник.

Узнают когда-нибудь люди по твоему голосу, что Сид — это ты? Или это невозможно?

У меня на первой части, когда выходила первая часть, я друзей пригласил, вот будет премьера, я там озвучивал фильм. И они вышли после фильма, говорят: «Вообще классный мультик. Ты кого озвучивал, белку?» Я говорю, не совсем.

Тоже четвероногого, но чуть…

У меня сын, он родился уже после появления этой франшизы, и где-то года в три-четыре он увидел первую серию, большой мультик, маленьким детям нельзя, родители-зануды. И я говорю: «Андрей, а ты узнаешь, что это за голос?». Он говорит: «Да, это папа». Вот он как-то сразу считал. Хотя я даже когда его ругаю и делаю ему выговоры, такого нет.

Твое секретное оружие.

Это хорошее секретное оружие, это нужно как-то знать, ему это нравится, естественно, и он как-то немного воспринимает, как поощрение.

Скажи, сложный процесс озвучания?

Нет, очень кайфовый, очень прикольно.

Тебе доставляло удовольствие это делать?

Да. При том, что это достаточно долго по времени, потому что там же технически сложно, ты должен попасть в хронометраж реплики, ты должен липсинг, если у него открытая гласная, и у тебя должна быть в каком-то слове открытая гласная. Это прямо такой дубляж, это не озвучивание, или наоборот. Плюс еще в эмоции надо попадать, а чем дальше, тем мой Сид становился истеричнее, то есть он все время орет. И мы все крики, мы сначала записываем содержательную часть всего мультика, а потом на конец откладываем все крики, когда все, Антон, прощайся с голосом. И я там минут двадцать ору в разных тональностях.

И какая самая осмысленная реплика, которую ты выдавал? Ага или ого?

Нет, там же еще, понимаешь, вот он летит, а-а-а, ув. И вот это «ув», оно может быть разное. Если он вот так вот приземляется, а он по-разному приземляется, если он носом, то это «ув-в», а если на спину, то «а». То есть там очень много вариантов.

Потрясающе. Но там же должен быть очень хороший режиссер, с которым, собственно, это все и настраивается.

Режиссер отличный. Большую часть мы озвучивали с Владимиром Шустером, и он, конечно, очень грамотно настраивает, подталкивает, в какую сторону там по эмоциям. Плюс он еще и сам вот так вот немножко показывает, то есть там иногда достаточно повторить. Ну и плюс, знаешь, как вот сейчас записывают многих музыкантов, когда из разных дублей понабрали, и песня вроде без фальшивых нот. Так и у нас тоже маленькие секретики, иногда, если сложная фраза, или с криком, или что-то еще, из разных дублей нарезается такая мозаика.

Заканчивая нашу увлекательную беседу, хотел задать тебе такой общий вопрос. Как тебе кажется, чем то время отличалось от нынешнего? По чему ты скучаешь из того времени?

«Скучаешь», наверное, не совсем правильное слово. Все-таки это, знаешь, как и у всех людей, которые становятся старше, они скучают по себе молодому и по окружающим молодым, по атмосфере. Чем отличалось время? То, что я в двух словах уже об этом затрагивал, романтизм был. Романтизм людей, которые работали на радио, на телевидении. Это не было еще индустрией, было больше свободы. На «Бодром утре», например, на MTV у нас не было вообще никаких, что ребята, вы должны делать вот так, вот так и вот так. Абсолютный карт-бланш, то есть понятно, что у меня есть мозги, у Ольги Шелест есть мозги.

А какой-то разбор полетов постфактум в кабинете у Бориса Гурьевича?

У Бориса Гурьевича крайне редко, я даже не вспомню, были ли такие. У нас был наш продюсер, Дима Великанов, Андрей Чибис, который тоже отвечал за весь контент. То есть такое бывало, но крайне редко, потому что так совпало опять же, что команда там подобралась очень крутая, и все с нормальными мозгами, все понимали, что можно, что нельзя. Матом один раз Шелест выругалась, случайно, даже не заметила, нам потом sms, не sms, на пейджер прислали сообщение: «Ольга, вы, пожалуйста, больше не ругайтесь матом». Она говорит: «А я что, матом выругалась?». — «Да нет, они придумывают». Потом посмотрели запись — было. То есть был такой романтизм, людям нравился процесс, нравилось то, чем они занимаются.

Возможно на каком-то новом витке повторение тех эмоций, того какого-то безбашенного духа, который был тогда или нет?

Вообще, или у меня?

Вообще. Или у тебя.

Ну, я думаю, что у меня вряд ли. Все-таки с возрастом мы становимся более, не то чтобы циничными, прагматичными и реалистами, в большей степени, наверное. Что касается вообще, сложно сказать. Мне кажется, может быть тоже это не так вероятно, потому что чем дальше, тем больше все становится бизнесом. И это даже я застал в свои последние месяцы пребывания на MTV, когда все большим и большим весом обладал коммерческий отдел.

Это знаешь, вечная история, отдел продакш и отдел коммерции. Кто главный? Вы продаете то, что мы вам тут насочиняли, мы главные. Либо, нет, ребята, мы продаем, вы должны делать так, чтобы мы могли продать. И вот эти вот две силы, которые борются, инь и ян, телевизионный и радийный, сейчас пока, мне кажется, перевес явно на коммерческой стороне. Не знаю, плохо это или хорошо, в конце концов, это деньги, которые потом платятся зарплатой, делаются новые продукты и так далее. Но вот такое есть, поэтому романтизма поменьше.

Спасибо тебе большое, что ты нашел время для того, чтобы прийти повспоминать.