Лидер группы «Воскресение», музыкант Алексей Романов в гостях у Михаила Козырева. Он рассказал о том, как пластинка с «Кукарача» подготовила его к Элвису, как учился с Андреем Макаревичем и даже звал его в группу барабанщиком. А также о том, как оказался в тюрьме и познакомился с творческими сокамерниками, которые читали рэп и делали фигурки из мякиша, и как чему его научило архитектурное образование.
Мое почтение, драгоценные зрители телеканала Дождь! В эфире очередной выпуск моей программы «Как все начиналось». Меня по-прежнему зовут Михаил Козырев. У меня сегодня особенный, долгожданный гость. Дамы и господа, у меня в студии бессменный лидер группы «Воскресение» Алексей Романов!
Здравствуйте!
Давай начнем с того, какая музыка звучала в доме. Первые музыкальные воспоминания из детства с какими вещами связаны и с каким источником звука?
Деревянный «соловей» такой. «Соловей» ― это такое уже тюремное слово. Точка радиовещания. Деревянный ящичек с коричневой тряпочкой. Оттуда играла иногда третья программа, но чаще всего первая. Я малой фанател ужасно от народной танцевальной музыки. Молдавские, кавказские ― вот это меня заводило, я что-то изобретал уже на тему хореографии, но стал певцом все равно.
То есть это всякие утренние передачи, песни народов СССР?
Да, она же трещала-то без умолку круглые сутки.
Да. На кухне висела или в гостиной?
В передней. У бабушки, да, мы жили, была огромная трехкомнатная квартира. Метров сорок.
Хоромы!
Хоромы, ага. И вот там в передней это все. Мне хватало места поплясать там.
А попеть? Когда первый раз что-то было исполнено? Знаешь, когда ставят на табуретку и говорят: «Ну давай!».
Нет, такого не было. Там было кому петь-то у нас. Семья была большая, и собирались на праздники с аккордеоном, с фортепиано, там пели будь здоров. Я еще угорал от пружинного патефона, на котором была, по-моему, гибкая пластинка на костях, там играла «Кукарача». И это меня сводило с ума, первый был опыт вообще знакомства с настоящей зарубежной музыкой. И когда я услышал Элвиса, я был полностью готов, конечно.
«Кукарача» подготовила почву для Элвиса! Сейчас интересно, патефон настоящий, да? С узким таким раструбом?
Нет, с металлическим звукоснимателем, железная иголка.
Да, такая тяжелая.
И металлическая мембрана. Заводить его надо…
Из нее шел звук.
Ага.
То есть там не было звукоусиления граммофонного.
Нет, ничего не было.
Просто из самой вот этой железной балды, оттуда шел звук.
Еще можно было менять скорость, был механический тормоз, фетровый. Можно было попробовать… Он играл 78 стабильно, но можно было попробовать на 33.
Отлично! А пластинка на самом деле на костях, это был рентгеновский снимок?
Рентгеновский, да. Была, правда, неплохая коллекция, их было ужасно жалко на этом пилить. His Master's Voice. Был Шаляпин, Джильи. Я это слушал тоже с большим вовлечением.
Точно. У меня дома ни одного рентгеновского снимка не было, но музыкальный журнал «Кругозор» с этими голубыми пластиночками…
Обалденная вещь!
Вот! Это же идея какая была! Ты листаешь странички, у тебя аннотации, статьи какие-то и эти голубые пластинки. Я помню, что мои первые впечатления музыкальные с этим были связаны.
Там удивительные вещи попадались среди того, что положено публиковать. Там были какие-то новинки зарубежной эстрады.
Да, удивительные! В основном, конечно, там вокально-инструментальный ансамбль Boney M, но «Битлы» там были. Я помню, что первое мое воспоминание… Правда, моя мама привезла открытку из Польши, она называлась что-то там «с музычным привечнем», и там была одна-единственная песня, конечно, которую я затер, это была Girl. Одна. И вот это было просто у меня, я трясущимися руками вообще… Я ее изнасиловал до такого состояния, что уже не слышно было звуковой дорожки.
Меня, девятиклассника, по-моему, на зимние каникулы отец взял в Питер. Просто провести со мной время, потаскаться по музеям. Я его отвел на «Поющие гитары», где играли Girl, в ДК Ленсовета они выступали. Он меня отвел в Театр Комедии на молодого Жарова. А потом мы поехали в Таллинн, и на завтраке в какой-то кафешке играл джук-бокс, тоже Girl, но это уже было наповал и навсегда, конечно.
Какая была первая битловская песня, которую вы разучили? Или лучше так: гитара какая первая была дома? Какой инструмент был?
Первую гитару я сломал. Отец хотел, чтобы я аккомпанировал цыганские всякие песни.
Почему он хотел этого?
Это было очень модно. Кто-то из Политбюро сочувствовал театру «Ромэн».
Ах да!
Это было здорово. И по телевизору показывали, и пластинок была куча, коллекция прямо целая была дома. Молодой Сличенко, Маштаковы и так далее.
Сличенко хорошо знаю, трио «Ромэн» знаю, театр «Ромэн», а Маштаковых не знаю.
Это целая семья была. Но я с этой гитарой больше упражнялся как с механическим инструментом и как с имиджевым, потому что была в доме еще широкополая шляпа. Я изображал Элвиса перед зеркалом, и гитара была аксессуаром таким клёвым. Она не выдержала моих упражнений и развалилась, просто физически развалилась.
Просто прямо развалилась?
Ага, да. Но через пару лет я уже клянчил у отца, и купили в «Детском мире» за восемь с полтиной, Шиховской фабрики. И на ней я уже что-то там разучивал.
Так, и какая была первая?
Things We Said Today.
Может, вспомните?
Думаешь, я вспомню слова? Это еще играли, не помню, кто катался, на фигурном катании.
Была программа под эту музыку, да?
Какие-то международные соревнования, да. Это был отвал башки, конечно. Сразу я не понял, что это такое, но потом у кого-то из ребят нашелся триста раз переписанный A Hard Day's Night. Это была первая и до сих пор любимая пластинка, заслушанная до дыр, естественно.
Пластинки появлялись от друзей или были случаи, когда можно было рискнуть, поехать на рынок и прямо купить настоящий фирменный диск?
Я же был школьником в конце шестидесятых, тогда про пластинки мы единственное, что могли подержать в руках, ― это какого-нибудь социалистического издания какой-нибудь дисочек. У приятеля были Los Paraguayos, благодаря этому мы перешли на шестиструнные гитары.
Так, эту историю я хотел бы чуть подробнее! Los Paraguayos?
Los Paraguayos.
Что это такое?
Это такие мариачи, только парагвайские.
Это очень смешно! В соответствующих шляпах. Бандерас к груди матери еще припадал в это время.
У старших товарищей в хитах была «Великолепная семерка», Юл Бриннер. Вот эти вот шляпы, банданы, кожаные пояса, узкие джинсы.
Да. А почему именно Los Paraguayos и шестиструнная?
Мы занимались на семиструнных и долгое время считали, что «Битлы» тоже на семиструнках играют, ага. И было впадлу. Потом оказалось, что, в общем, это удобно, конечно, этот квартовый строй, басы и все под рукой, а терция уже здесь. Семиструнка ― она терцовая, симметричные все ходы. Немножко по-другому, конечно, и звучит по-другому, но подобрать-то можно, боже мой. Леша Архиповский играет на балалайке все, что хочешь. Там три струны и две в унисон, ведь это же вообще волшебство какое-то.
Как была сочинена первая собственная песня? Сохранилось ли воспоминание?
Мне кажется, очень хорошие были учителя: Тухманов, Онегин Гаджикасимов, «Льет ли теплый дождь, падает ли снег». Вот таких песен надо было сочинить целую программу, это делалось на уроках где-нибудь на задней парте. Полнейшая белиберда, я не помню ничего. Это делалось как калька, честное слово.
То есть слышишь песню, понимаешь, что она красивая, и думаешь: «Я тоже так могу».
Нет, она внутрь проваливается и начинает жить своей жизнью. Не было никаких честолюбивых амбиций, просто понятно, что наша песня сочиняется вот так, звучит вот так, поется про это, про то, что никак с девушкой это самое. Никак.
Никак не получается.
А фундаментальные какие-то музыкальные увлечения, сопоставимые по масштабу с впечатлением от The Beatles, по дороге в детстве, в юности происходили? В какой-то момент обычно все начинают увлекаться тяжелой музыкой или хард-роком каким-то, в какой-то момент это может уйти в блюз. В нашей стране редко когда уходило в блюз, но через тяжеляк добрая половина меломанов прошла. Были ли какие-то такие еще увлечения соседними музыкальными пластами?
В 1970 году появились Led Zeppelin. Конечно, произвели впечатление разорвавшейся бомбы. У меня был товарищ в архитектурном, Витя Мельник, какой-то был у него доступ к интересным совершенно источникам. У него были сборники, наверно, какие-нибудь Top-20. Оттуда я узнал про Country Joe and the Fish, Jefferson Airplane и еще что-то такое. На психоделе изрядно подзарядился, был готов уже к появлению группы The Doors, с которой я тоже странным образом познакомился.
Жена моего дяди, который был джазовый человек, аккордеонист, джазмен, стиляга, жена его работала в издательстве, по-моему, в «Известиях», и таскала домой журнал «Америка». И там обнаружилась подборка нот и текстов группы The Doors.
«Америка» ― это было советское издание про Америку, и оно было лакомым куском вообще.
Да, великолепный глянцевый журнал с потрясающей графикой, ага.
Фантастический.
И я этот журнальчик-то выпросил, я дома все это разобрал, выучил, очень даже. Не слышав еще. Но мне уже как-то… Я не знал ни сольфеджио, ни хрена, но было настолько сильно нужно! Магия.
То есть выучил текст и аккорды до того, как услышал оригинал.
Да. Но уже буквенные обозначения аккордов я разбирал легко. Сильно нужно было. Помогал еще журнал «Ровесник», там товарищ Вещицкий вел раздел для молодежных музыкантов. Там были аккордовые сетки и всякие интересные песенки. Джанни Моранди.
Да, я вспомнил. Я, по-моему, тридцать лет не слышал это имя. А вот Rolling Stones когда попали в поле зрения?
Более-менее уже когда прямо зашло, это у подружки была пластинка. Как же она зовется? Не помню. Там, где Mother's Little Helper.
Ага. Не помню тоже, не вспомню название.
Это уже лето 1980 года. Мы проводили время в гостях друг у друга. Была великолепная совершенно Москва олимпийская, город пустой, там и сям зависаешь. Вот эту пластинку просто слушали постоянно, постоянно слушали. А до этого невнятная была копия на костях, какой-то годик, шестьдесят какой-то. Даже не вспомню. В таком же примерно качестве, потом оказалось, что это «Роллинги» действительно, да.
Это были они. 1980 год ― это год, когда убили Леннона как раз. Декабрь.
Да. До декабря еще надо было дожить.
Лето было, да. В какой-то момент вставала дилемма, The Beatles или The Rolling Stones?
Ой, да ну. «Битлы» лучше поют, «Роллинги» лучше играют.
Моя любимая шутка: мы все должны задуматься о том, какой мир мы оставим Киту Ричардсу.
Хочу вспомнить этот эпизод, в котором как бы палили всех, но в тюрьме оказался именно ты. Как это произошло? Это, по-моему, 1983 год. Вам инкриминировали незаконное обогащение. Просто на одном из концертов вам инкриминировали то, что вы продавали билеты.
Боже мой. Здесь, на берегу, свои легенды. Я уже не знаю, какую версию слышу, да. Меня просто назначили, мне повезло. Надо было кого-то посадить. Да, концерты проходили, конечно, с распространением платных билетов, но занимались этим совершенно другие люди. Музыкантам что-то платили, кто-то когда-то со мной расплатился. На основании чьих-то там показаний было заведено уголовное дело. Уголовное дело было приказано довести до конца, потому что партия признала рок-музыку идеологической диверсией.
Я это все, конечно, понимаю как продолжение классовой борьбы. Суд не нашел криминала, но извиняться не положено, переделали статью и ограничились условным сроком.
Но этому условному сроку предшествовали сначала КПЗ, а потом «Бутырка».
Я сидел девять месяцев под следствием. С интересными людьми познакомился.
Так! Это «Бутырка» была?
Когда у меня брали отпечатки пальцев, Сулейман сказал: «Ничего, братка, в жизни надо все попробовать».
А эта камера на сколько человек была рассчитана? Это не одиночка была, да?
Когда меня в «Бутырку» привезли, это была общая камера, там вместо сорока человек сидело девяносто. Нормально.
Так.
Двухъярусные нары. Чад стоит, все курят ведь. Длинный стол посередине, вокруг него лавочки. Ну и так, колоритно. Это же удивительная совершенно архитектура, по-моему, екатерининских еще времен. Туда надо на экскурсии, конечно, ходить, очень интересно. Там Дзержинский сидел, Маяковский. Не знаю, в какой камере. В общем, отличная компания.
Что было самое тяжелое в этих девяти месяцах?
Очень домой хотелось. Тяжелое… Если страдать начинать, то можешь загнуться, конечно. Мне повезло с компанией, там интересные ребята попались.
Вот сейчас можно расшифровать поподробнее, что значит интересные ребята?
Рецидивисты, воры.
Настоящие уголовники.
Настоящие, да. Из 31 года парень отсидел 17. Он показывал настоящий рэп! На фене, импровизацию, с хорошим ритмом, с неподражаемой совершенно лексикой. Это была настоящая гонка, я больше ничего подобного не слышал. Я думаю, чернокожие братья нервно курят в сторонке. Видимо, на малолетке тогда положено было так уметь. Он научился, с малолетства еще сидячи.
И всякие развлечения там, конечно, благодаря вот этим матерым ребятам. Фигурки из клейстера. Прожевывается хлебный мякиш, процеживается через наволочку, получается такая вроде пластилина пластмасса, которую можно красить пастой из шариковых ручек. Получаешь несколько заготовок разноцветных. Делались фигурки, шкатулки, которые менялись у вертухаев на нитки, иголки, аспирин, димедрол.
Всюду жизнь.
Всюду жизнь, ага.
Господи! Фигурки! Взрослые люди вроде.
Нет, фигурки забавные. Это был, допустим, молящийся монах, которого поднимаешь, а у него выпадают ножки со всеми причиндалами, он поднимает голову. То есть это нитки, спички. С моими художественными навыками это было во! Уверяю вас. Чуваки знали технологию, да, а я делал уже выразительность и правдоподобие. Распятия котировались тоже, в духе Возрождения уже это делалось.
Гимнаст на кресте.
В таком духе, да. Со знанием пропорций, с анатомией. Скорбно так все, выразительно. Надо было только найти где-нибудь, это вот ребята умели, найти две палочки для креста, обточить их, закоптить. Всякие железки, булавки ― все это где-то хранилось.
Татуировки делали в камере от не хрен делать, в «Монополию» играли, ага. Вот говоришь: «Что там самое тяжелое?». Скучно когда. Когда совсем скучно, надо нарисовать червонец. На это уходило несколько ночей. Правдоподобный червонец красной шариковой ручкой. Свернуть в трубочку и заныкать. И когда приходят с обыском, они это находят, разворачивают, а там написано: «Если нашел, засунь себе в жопу». Камеру переворачивали вверх дном, конечно, все, матрасы вспарывали. Это было развлечение. На коридоре давали по почкам, но не сильно. Движуха, главное ― движуха, ребята!
Вспомнили Андрея Вадимовича, а помнишь первое впечатление, когда ты его увидел, наверное, в коридорах архитектурного института? Какое он впечатление производил вообще?
Ой, мы с ним так заочно еще виделись. Я в метро ездил, а он в школу, по одной и той же ветке. Он где-то на Кропоткинской, что ли, сходил, то ли на Парке, а я ехал дальше, до Дзержинки. Колоритный очень парень, уже выросший из этой школьной формы, серая форма тогда была, пиджак-брюки.
Еще да, потом она уже была синяя, а тогда еще была серая, да.
Брючата чуть коротки, и он такой задумчивый, с шапкой волос кучерявых, удивительно, еще не Анджела Дэвис, но уже туда. Он пытался отращивать, как у «Битлов», а у «Битлов» прямые волосы полагалось иметь, в общем, были проблемы определенные у него с имиджем. И был удивительный портфель, который прямо сразу привлекал внимание, развалившийся желтый портфель, разрисованный синей шариковой ручкой динозаврами, как роскошное тату это выглядело. Так я приглядывался…
Вручную? Он же рисует замечательно.
Вручную, ну да. Я так приглядывался, думал, интересный парень. Потом его увидел на фонтане во дворе, он ритмично барабанит по уже новому портфелю. Я говорю: «Здрасьте. Нам нужен барабанщик. Не хотите ли?». А он говорит: «Извините, пожалуйста, у меня уже есть группа». Мы на «вы», потому что я второй курс, а это молодые, значит, надо проявлять…
Респект.
Респект, да. И они тоже, второкурсник это же космонавт почти. Слово за слово, познакомились, подружились. В институте было несколько групп, репетировали по очереди и ходили друг к другу на репетиции. Потом они со своими «Машинами времени» пришли играть на танцы, в институте были вечера регулярные в фойе, у них оказался японский орган, у них был хороший усилитель, у них был репертуарчик эге-ге-ге, они играли «Сержанта Пеппера», елки-палки, пели высокими голосами, вообще молодцы кругом. Ну и как-то все время были друг у друга на виду.
Как вы умудрились оба вылететь из института? Вас же отчислили?
Никакой политики. Нас регулярно отправляли на овощные базы, выручать отечественную экономику. Буквально рабский труд, бесплатно надо перекидать тонны лука, запить водкой и идти домой. Как сказал бригадир, мы так и сделали, бригадир местный. А преподаватель, у которого мы забыли отметиться, мы перекидали тонну, хватит с нас, действительно, запили водочкой и пошли домой довольные, а на следующий день узнали, что пришла докладная в ректорат. Ну и уже ребята ходили за нас хлопотать к ректору, выходили потерянные, потому что ректор ответил, что у нас в институте учатся архитекторы, музыканты у нас не учатся в институте. Потом пытались еще из комсомола выгнать.
Безуспешно?
Ну, да, мы сидели подслушивали, как это происходило. У нас хороший очень парень был главный комсомольский, как это называлось тогда, не помню, в общем, секретарь.
Секретарь комитета комсомола.
Он говорит: «Ребята, с чего вы взяли, что армия это штрафной батальон?» Там говорили, пускай они в армии послужат, где нет течений и веяний. Блин, течения и веяния в голове, у кого есть голова, вот я так считаю. Ну, слава богу, мы благополучно восстановились на вечерний с Андрюшкой, он так и заканчивал на вечернем, а я перевелся на другой факультет, я закончил на промышленной архитектуре.
Как пригодилось в будущем архитектурное образование?
Любое образование благо, я считаю. Это дисциплинирует мозги, дает некую перспективу мыслям и способность систематизировать знания, работать с учебником.
А какое-то здание удалось спроектировать?
Я же работал в составе коллектива и автором проекта был, как правило, главный архитектор института или бригадир, в зависимости от значимости объекта. Ну и какие-то мои там есть, конечно, руку приложил, что называется. Есть такой «лежачий небоскреб» на Варшавке, шестьсот или восемьсот метров длиной здание такое, Научно-исследовательский центр электроники и вычислительной техники. Там еще должна была быть высотная часть, но до нее просто, видимо, денег не хватило.
Руки не дошли.
Руки не дошли. Ну и там, на задворках этого института, есть дивной красоты склад горюче-смазочных материалов, который я лично ваял.
Это — мой, вот так можно показать. Сорок почти лет, четыре альбома, у меня группа «Воскресение» это символ какой-то такой несуетливой неспешной размеренной жизни. Какой-то портрет девяностых, вот того времени, когда, казалось бы, это первая волна популярности русского рок-н-ролла ушла на нет, в какой-то момент вообще эстрада все заполонила и попса, а потом соответственно, музыка начала пробиваться, на радио «Максимум», на «Нашем» радио, то есть девяностые годы это такое уже очень специфическое время. Какие-то воспоминания о том, что происходило с группой, остались?
Девяностые именно?
Да, в девяностые годы.
В 1994 году Мишке Капнику пришла в голову счастливая идея, то ли это какой-то юбилей нужно было отметить, то ли просто появилась возможность взять концертный зал «Россия», и он очень хорошо все придумал, что надо отыграть там три концерта, и это будет радостно, весело и при хороших сборах. Мы попробовали с Константином Николаевичем Никольским, но потом как-то не сошлись характерами Андрей Борисович Сапунов и Константин Николаевич, пошли мы другим путем, пригласили Женю Маргулиса. Он говорит, ну давайте, уговаривайте меня, мы его уговорили, и с большим успехом и воодушевлением отыграли вот эти три «российских» концерта, и решили, что мы можем продолжать. Вот для нас это начало девяностых, вот продолжение девяностых.
Я помню эти концерты. И по-моему, по трем этим концертам пластинка была выпущена.
Да. А непосредственно перед этим, в 1990, по-моему, году, ровно в 1990 году, во Дворцах спорта стали торговать шмотками, музыканты все остались без работы, группа «СВ» зубы на полку, стали репетировать с Валерией. Я попытался поехать с друзьями в Стокгольм, поиграть на танцах, но из этого ни черта не вышло. Но какая-то психоделическая программа у меня рождалась, и мы в результате втроем с Андреем Кобзоном на барабанах и Андреем Сапуновым на всем остальном изобрели некую сюиту, которую записали на кобзоновской студии. У нас было неограниченное время, потому что Иосифу Давыдовичу тоже было не до репетиций, и на каком-то маленьком лейбле издали эту пластиночку, семь вещей. Достаточно любопытная работа, небольшим тиражом, но я тепло о ней вспоминаю. И отыграли концерт с этой программой, и его, не помню, кто снимал, но в общем, сняли, есть видеоверсия, в Олимпийской деревне.
Да, как-то мимо меня прошло.
Я кину ссылочку.
Я в этот момент был уже, учился в колледже в Калифорнии, поэтому начало, первые годы девяностых выпало вообще просто, этот пласт. А вот концерт в «России», Миша который делал, я помню.
А потом в дальнейшие девяностые мы довольно плотно гастролировали, и походы на радио, интервью, и все время спрашивают, что вам, как вам шоу-бизнес современный. А мы все ржали, что теперь, с появлением персональных компьютеров, на калькуляторе музыку сочинять может любой дурак. Собственно, так и происходило, и по-моему, до сих пор так и происходит. Дрын-дрын-дрын-дрын…
Это в общем и убило музыку в большинстве своем.
Да ее фиг убьешь, вот что я вам скажу.
Она прорастет, конечно.
Конечно.
Да, но все же надеялись на то, что вот сейчас половодье музыкальное, и каждый может делать музыку, а оказалось, что в общем каждый делает очень посредственную музыку.
Оно хлынуло.
Хлынуло и прямо накрыло, да. Я хочу зрителям нашим порекомендовать концерт, который будет в ДК Горбунова, группа «Воскресение», это произойдет 10 ноября. Какая программа и кто на сцене будет?
Мы программу составляем непосредственно перед, будет двое великих солистов, гостей. Я не буду раскрывать пока секреты, это великая московская музыкальная династия будет представлена. И какие-нибудь сессионные музыканты, сейчас время разъездов, кто найдется просто незанятый и подвижный. Женя Маргулис, к сожалению, в командировке в Марокко, будет нас представлять в Северной Африке. Обещал видеопривет оттуда.
Может быть, под занавес какой-нибудь музыкальный номер? Я бы предложил закончить песней.
Рискую, песенка из репертуара Евгения Маргулиса. Музыка и слова мои, но я ее не исполнял лет сорок. Чистой воды экспромт.
10 ноября, ДК Горбунова, «Воскресение», чей лидер Алексей Романов только что был у меня в гостях. Спасибо вам за то, что смотрите Дождь. Спасибо большое, Леша.
Спасибо вам.
Не бойся быть свободным. Оформи донейт.
