Михаил Козырев и Максим Виторган «тряхнули стариной» — обсудили свои прошлые проекты, достижения и разочарования.
«Ты в каких-то вещах был достаточно тоталитарным», — намекнул Виторган на управленческий стиль Козырева и спросил его, сохранил ли он прежнюю уверенность. Козырев ответил, что стал больше прислушиваться к другим.
А на вопрос Виторгана о возможных разочарованиях он ответил, что определенное разочарование есть. «Оно связано с посылом "Бореньки, в котором чего-то нет"», — пошутил он.
Максим Виторган: Здравствуйте, Михаил Натанович!
Михаил Козырев: Здравствуй, малыш!
Максим Виторган: Здравствуйте! Ну что, вот мы и дожили до возраста, когда формат «бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они» стал главным форматом. Вот уже до верху налита вода просто в кружке.
Михаил Козырев: Ты прямо…
Максим Виторган: Ещё совсем немного, и мы, собственно, дойдем до высот программы «Театр + ТВ».
Михаил Козырев: Да. Я пребываю в эти дни в состоянии того, что «Ребята, я ещё жив! Пожалуйста, не надо такой вот эпос создавать, ради бога!».
Максим Виторган: Не надо оправдываться. Всё плохо. Всё плохо.
Михаил Козырев: Я должен сказать: мы давно не виделись, ты замечательно выглядишь.
Максим Виторган: Это обманчиво! Внутри всё гораздо хуже. Ты знаешь, мне сказали, что я должен брать у тебя интервью, вот. Я, честно говоря, совершенно к этому не готов. Хотел успеть сказать тебе спасибо, потому что так до сих пор и осталось загадкой, может, ты сейчас расскажешь нам об этом, почему в один прекрасный день ты, значит, предложил мне поучаствовать в «Неголубом огоньке», с какого ляда вообще, и стать его режиссером. Я помню только, что когда я тебя спросил, а что я должен делать, ты мне ответил: «Я не знаю».
Михаил Козырев: Там же было замечательное, тебя же периодически, по-моему, Рома Бутовский или оператор наш, который был, да, который был в рабочем процессе, а ты что-то не успевал. Он говорит: «Что, в первый раз, что ли?». И ты честно повернулся к нему и сказал: «Да». Вот тут уж и он немного осунулся.
Максим Виторган: Ты понимаешь, я вот к чему говорю это всё. Мы можем, конечно, долго рассказывать и вспоминать про то, как это было, и это, в общем, было прекрасно, ярко и многообразно, и так далее. Но ты понимаешь, я вот на сегодняшний день думаю, что вот если бы мне сейчас предложили это делать, совершенно не факт, что я бы решился, совершенно не факт.
Вот ты как-то с тех пор, зная всё, что тебе предстоит, вот этот объем работы, степень ответственности, что тебе надо будет кричать на Кобзона, я не знаю, по телефону, был же и такой случай, насколько я помню, да?
Михаил Козырев: Да, кстати, да-да, действительно.
Максим Виторган: Пытаясь ему втолковать смысл предлагаемого номера.
Михаил Козырев: Это была песня Tequilajazzz, по-моему. Мы послали ему пластинку Tequilajazzz, на которой была вот эта «Ра-та-та, ра-та-та. Случилось так, что темой прошлого лета стала для нас мелодия эта». И он мне объяснял по телефону, что это полная чушь, порнография и он в таком не будет участвовать. Это при том, что у него за плечами уже был альбом ремиксов, которые ему делал его сын! И я в какой-то момент поймал себя на том, что: «Да вы не понимаете!»
Максим Виторган: Как на сегодняшний день? Вот ты бы взялся за это дело? Вот та степень отчаянности, уверенности, пофигизма и так далее.
Михаил Козырев: Однозначно ответить я на этот вопрос не могу, потому что я его часто себе задаю. И в какие-то минуты жизни я говорю себе: «Да ну конечно, если бы сейчас такое же вдруг неожиданно было какое-то душевное родство и настрой на одну волну как со своими единомышленниками, так и с каким-то телеканалом», то есть чтобы, условно говоря, доверие, которое мы вдруг испытывали бы друг к другу, было сродни тому доверию, когда Ирена Стефановна Лесневская…
Максим Виторган: Доверие было результатом уже всё-таки.
Михаил Козырев: Да, но мы же с первой же встречи, когда мы только излагали что-то, поняли, что Лесневские в это дело врубились, что сейчас при нынешнем руководстве телеканалов никто абсолютно не гарантирует и маловероятно.
То есть, с одной стороны, я иногда отвечаю себе на вопрос: «Ну конечно». Если бы вдруг завтра тебе или мне позвонил Константин Львович Эрнст и сказал бы: «Хочу всё поменять! Вот у вас была вот такая штука тогда, больше чем десять лет назад! Я хочу всё поменять, всё, мне дали карт-бланш, давайте делать. Сядем и сделаем». Ну конечно, мы бы врубились в это дело и вписались бы по полной программе. И конечно, через пару-тройку встреч мы поняли бы, что мы здесь лишние! Но мы бы попробовали.
А с другой стороны, в те минуты трезвости, которые у меня всё-таки иногда присутствуют и я озираюсь по сторонам и смотрю на тот мир, сравнивая его с миром «Неголубых огоньков», я думаю: «Ну его к чертовой матери».
Максим Виторган: А для тебя вот именно окружение каким-то является в этом смысле важным?
Михаил Козырев: Дух, воздух.
Максим Виторган: Потому что мне казалось, что ты всегда как-то окружение, собственно, собираешь под себя, что не окружение тебя двигает, а как бы ты аккумулируешь.
Михаил Козырев: Нет, мы говорим сейчас не про…
Максим Виторган: Нет, я понял, про телеканалы ― это всё понятно, это я понял, да.
Михаил Козырев: Я говорил про воздух вокруг. У меня такое ощущение, что та атмосфера, в которой нам посчастливилось прожить какой-то участок, какой-то кусок нашей жизни, неповторима. И, к сожалению, чем дольше я живу, тем меньше верю, что она когда-либо вернется. Мне кажется, что ушел тот кураж.
И главное, что я боюсь, что то чутье, которое у меня было в каждую минуту по отношению к каждому номеру, как его интерпретировать, как его взорвать, как его порвать просто в лоскуты ― это то, чем в основном мы с тобой и были заняты, придумывая это, ― оно ушло. Это чутье меня, по-моему, подводит нынче.
Максим Виторган: Ты в каких-то вещах был, в общем, человеком очень тоталитарным, то есть ты выслушивал мнения, но ты всегда брал на себя и говорил, как правильно. Ты стал в этом смысле менее решительным, радикальным? Ты меньше доверяешь себе?
Михаил Козырев: Ох, это такой сложный вопрос. Я думаю, что с годами ушла такая однозначность в принятии решений, опираясь только на собственное чутье. Я гораздо более внимательно и чутко прислушиваюсь к остальным людям и всё чаще и чаще думаю, что, возможно, я неправ.
Максим Виторган: То есть ты больше стал сомневаться.
Михаил Козырев: Да, гораздо. И вот это точная формулировка.
Максим Виторган: А тебе тяжело вообще сказать: «Я не знаю» на какой-то вопрос?
Михаил Козырев: Нет, кстати, вот с этим нет.
Максим Виторган: Нет?
Михаил Козырев: Нет, нет. Это никогда не было тяжело, я честно говорил. Меня спрашивают в интервью: «А что вы думаете про этих трех новых реперов?». Я говорю: «А я их не слышал». Это я честно могу признать.
Максим Виторган: А ты скажи мне, ты по-прежнему… Просто надо пояснить, значит, у нас было время с Михаилом, которое мы просто физически много проводили рядом. Мы работали вместе, и даже было время, когда я месяц жил у Миши дома, насколько я помню. Миша меня приютил, было и такое время тоже, вот.
И всё было прекрасно и замечательно, и бывало по-разному, кроме одного: он реально постоянно слушал музыку. Вы понимаете, у него музыка звучала вообще не переставая, вот. Это было невыносимо для меня, потому что мы ещё пытались как-то работать, и вот это совмещать одно с другим было совершенно… У тебя по-прежнему так же звучит музыка или уже не то?
Михаил Козырев: Во-первых, нет лучше будильника, чем Du Hast.
Максим Виторган: Нет лучше колыбельной!
Михаил Козырев: Да. А во-вторых, ты понимаешь, с появлением детей, значит, всё в твоем доме меняется, включая вот это твое желание беспрестанно слушать, находиться в каком-то музыкальном ритме. Ты просто этого не можешь делать.
Максим Виторган: Наушнички, Миш.
Михаил Козырев: Нет, подожди. Я-то люблю, когда прямо по полной программе в каждой комнате можно! Поэтому период, когда я мог себе позволить начать Эминемом и закончить, я не знаю, Imagine Dragons, закончен.
Максим Виторган: Не ври, мы тогда не знали Imagine Dragons ещё.
Михаил Козырев: Тогда их ещё просто не существовало, да. Но тем не менее я постепенно выращиваю в себе серьезного эксперта по музыке из мультфильмов, потому что вот от этого теперь в нашем доме не спрятаться, не скрыться.
Максим Виторган: Хорошо, это у тебя всё-таки была такая… просто не передать словами, какая это была огромная часть твоей жизни, твои интересы были все направлены. И ты, конечно, вот есть визуалы, да, ты, конечно… Как это называется? Аудио…
Михаил Козырев: Если ты назовешь меня аудиалом, возникнет какая-то необъяснимая сексуальная коннотация в этом «аудиал».
Максим Виторган: Что-то заняло это место, твой интерес? Или он просто растворяется в воздухе?
Михаил Козырев: Он не растворяется. Я очень много смотрю концертов, потому что я очень много вожу людей в Европу на концерты.
Максим Виторган: То есть ты хочешь сказать, что музыка, в общем, осталась?
Михаил Козырев: Осталась, конечно.
Максим Виторган: Да?
Михаил Козырев: Не знаю, за последний месяц я посмотрел четыре из своих пяти любимых групп на живых концертах.
Максим Виторган: Ладно, это всё разговоры. Ты рэп-баттлы смотрел?
Михаил Козырев: Конечно, конечно.
Максим Виторган: А у тебя какой-то любимый есть?
Михаил Козырев: Ну, естественно, самый популярный вообще в сети рэп-баттл Оксимирона против Джонибоя, я его смотрел несколько раз. Но это было в тот момент, когда я открывал для себя Оксимирона как артиста, вот, и не мог поверить, что вот на наших глазах рождается вот такого масштаба поэт. Короче говоря, Oxxxymiron ― это мое главное открытие и потрясение за последние, я думаю, что три года уже. Вот.
И концерты, конечно, мне доставляют прежнее удовольствие, а поскольку сейчас непосредственно в мои обязанности все 2010-е годы входит программирование этого канала, клипов, то клипов я просматриваю огромное количество, делаю это, к сожалению, в наушниках и страдаю от этого, потому что в те редкие минуты, когда, значит, я один остаюсь дома, я, конечно, ставлю по полной программе. Это качает гораздо больше, чем в любых наушниках.
Максим Виторган: У тебя есть главное разочарование за прошедшее десятилетие? Твое личное.
Михаил Козырев: Оно связано с самим собой. Оно резонирует с посылом твоего Бореньки, в котором чего-то нет. Конечно, я надеялся на то, что можно гораздо больше сделать, гораздо полнее воплотиться, гораздо большего масштаба мечты осуществить.
Максим Виторган: А почему? Потому что ты потратил время или потому что не хватило сил, азарта, сознательности? Почему?
Михаил Козырев: Вот, продолжай, всё правильно перечисляешь. Во-первых, я каждый раз когда на этот счет задумываюсь, у меня такой этап, что я сначала… это всё немые диалоги с самим собой. Я сначала говорю: «Вот блин, если бы вот это вот так не было, если бы вот этот вот. Если бы я вот вовремя попал сюда, если бы я занял это место…».
А потом на втором этапе тут же приходит: «Да кого ты винишь, кого ты упрекаешь? Сам во всем виноват. Вот здесь не дотянул, вот здесь не захотел, вот здесь поддался каким-то своим собственным принципам. Вот здесь просто захлопнул себе двери после себя, и этого не нужно было делать». И так на каждую из таких вещей.
То есть внутренне я наблюдаю за карьерами тех людей, которыми я восхищаюсь, я каждый раз примеряю это на себя и понимаю: «А вот на этом месте вполне мог бы быть я». А потом я понимаю, что неслучайно.
Максим Виторган: Не мог бы.
Михаил Козырев: Не мог бы. Значит, вот так. Но это всё мизантропия внутренняя такая.
Максим Виторган: Куда же без неё, послушай. Без неё может только Федор Бондарчук, уже тоже 50, кстати. И то не факт, просто чувак хорошо прячет.
Послушай, я тебя поздравляю. Я тебе желаю того, что у тебя есть и на самом деле, по-моему, никуда не делось. Я тебе желаю хотений, желаний, азартов, вот. Пусть они будут уже другие, и в этом будет меньше глупости и больше скептицизма, но тем не менее пусть они всё равно будут. Занимайся любимым делом и дай тебе бог, хорошей тебе музыки. Как ты там ещё говорил в конце своих программ? «Хорошей музыки должно быть много».
Михаил Козырев: Да.
Максим Виторган: Вот. Поздравляю тебя.
Михаил Козырев: Спасибо тебе большое.
Максим Виторган: От нас рассчитывали, по-моему, на какой-то разговор несколько другой, мы должны были вспоминать веселые какие-то приключения и истории и массу чего другого. Пришли, поплакались два старых старикашки. Вот, ну ничего, надеюсь, что другие гости возместят этот пробел.
