«Безграничная власть над другим человеком»: что стоит за передачей квартир жителей интерната окружению депутата Мосгордумы

«Если бы у меня были доказательства того, что такие случаи распространены, я бы написала о каждом. Но психоневрологические интернаты продолжают оставаться очень закрытыми, поэтому какая-то информация, которая оттуда прорывается, очень нечасто до нас доходит», — рассказала Вера Шенгелия.

Она считает, что сама возможность подобных противоправных действий в России очень велика, так как около 150 тысяч человек проживают в интернатах и три четверти из них лишены дееспособности, говорит журналист. По ее словам, в таких случаях опекуном владельца недвижимости всегда выступает директор интерната, который фактически получает над пациентом «бесконечную» власть.

«Никто из них никогда не имел доступа к своим деньгам для того, чтобы купить мобильный телефон, новые трусы или шампунь, для этого ты должен написать заявление на имя опекуна. Тогда тебе позволят получить доступ к собственной пенсии, например. Если ты не умеешь писать или не знаешь о такой возможности, то значит, что никогда в жизни этого не увидишь», — рассказала активистка. 

Она описала свои впечатления от фотографии Романа Богомолова — человека, над которым оформил опекунство депутат: «Человек с лицом десятилетнего ребенка, укрытый по подбородок одеяльцем. Волонтеры вспоминают, как они в первый раз его увидели и спросили, чем бы он хотел заниматься с психологами. И он сказал, что хотел бы заниматься сексом и еще немножно играть. Знает ли этот человек, что у него была квартира, знает ли этот человек, что у него теперь ее нет, а главное, увидит ли он когда-нибудь эти 15 тысяч рублей? Это настоящий беспредел!», — считает Вера Шенгелия.

Московские власти также отреагировали на эту историю. Заммэра по вопросам соцразвития Леонид Печатников заявил, что городские власти намерены через суд добиваться возвращения квартир прежним владельцам. По словам Печатникова, иск о расторжении договора пожизненной ренты одной из квартир суд уже рассмотрел зимой, но мэрия проиграла. Теперь власти подали апелляцию.

Иск о расторжении второго такого договора обещают отправить в суд на следующей неделе. Заммэра заверил, что департамент соцзащиты постоянно проверяет психоневрологические интернаты на предмет «аморальных действий в отношении недееспособных». 

Алексей Мишин отказался комментировать сделки по передаче квартир. Он сослался на закон о статусе депутата Мосгордумы, который запрещает вмешательство депутатов в судебную деятельность. Мишин также добавил, что планирует направить депутатский запрос в правоохранительные органы в связи с разглашением персональных данных недееспособных инвалидов.

«Как можно предоставлять журналистам документы — имена и фамилии людей с психическими расстройствами, их личные дела, где указаны диагнозы, описано все их имущество?», — сказал Мишин.

Полная расшифровка интервью:

Насколько вообще распространены такие, по сути, аморальные ситуации, когда жители психоневрологических интернатов лишаются своих квартир?

Сегодня мне уже задавали такой вопрос, значит, смотрите, если бы у меня были такие доказательства, что они распространены – я бы писала о каждом. Но психоневрологические интернаты продолжают оставаться очень закрытыми учреждениями, очень закрытыми институтами, какая-то информация, которая прорывается наружу – до нас не часто доходит.  Что касается самой возможности таких противоправных действий, ну и можете представить, насколько она велика, в России живет 150 тысяч в таких интернатах, из них 3 четверти лишены дееспособности, соответственно опекуном всегда выступает директор, это, фактически, безграничная власть. Этот человек одновременно является и опекуном этих людей и директором интерната. Ну, это практически безграничная власть, буквально ничем не ограниченная. Люди не дееспособные, я сама хожу волонтером в интернат номер 22, мы часто разговариваем с ними, естественно никто из них не имел доступа к своим деньгам для того, чтобы купить новый мобильный телефон, новые трусы или шампунь. Ты должен написать заявление на имя опекуна или опекунской комиссии и тогда тебя допустят к собственной пенсии или к каким-нибудь другим средствам. Если ты не умеешь писать или просто не знаешь о такой возможности, а такое часто бывает, значит, никогда в жизни ты этого не увидишь. Мне присылали волонтеры фотографию молодого человека, о котором идет речь в моем тексте, чья квартира по сути уже не принадлежит ему, а принадлежит помощнице депутата Мишина, ну это человек с лицом десятилетнего ребенка, укрытый по подбородок одеяльцем и волонтеры вспоминают, как первый раз его увидели: «Вот у нас есть психологические занятия, чем бы ты хотел заниматься c психологами?» Он сказал: «Ну, я бы хотел бы заниматься сексом и еще немного играть». Да, знает ли этот человек, что у него была квартира, знает ли этот человек, что у него ее больше нет, знает ли этот человек, про 15 тысяч рублей, которые ему переводят якобы по договору ренты на его номинальный счет? Ну, это, не знаю, ну это настоящий прям беспредел.

А вот скажите, помимо волонтёров, которые посещают такие интернаты, конечно, здорово, что есть люди, которые находят на это время, их кто-нибудь защищает? Вот заммэра Печатников говорит, что министерство Московское следит, что происходит в интернатах.

Ну, я не знаю, как оно следит, обычно происходит это так: случается что-нибудь по настоящему чудовищное. Журналист Ольга Алина, которая пишет про интернаты уже несколько лет и ее коллега Роза Цветкова — очень многие нарушения становятся известны благодаря им. Как это бывает, как это было в психоневрологическом интернате №30, директором которого тогда являлся Алексей Мишин, депутат Мосгордумы, который и подписал, собственно, эти доверенности на передачу этих квартир. В тридцатом интернате, после нового года становится известно, что на халате повесилась женщина с синдромом Дауна. Я вот в тексте в «Медузе» не смогла этого толком объяснить, у меня не было возможности маневра в таком расследовательском тексте, ну вы просто представьте на секундочку – это человек с синдромом Дауна, у него, откуда этот образ самоубийства может быть в голове и человек этот всю жизнь жил в интернате. То есть, до какой степени отчаяния дошел человек, что придумал, что надо повеситься на халате лишь бы закончить эти мучения? Она вернулась из какого-то отпуска или из больницы и у них был там такой изолятор, как они говорят, что это карантин, вот человек вернулся откуда-то, и он два дня должен провести в карантине и потом уже пойти в общее отделение. Но, поскольку были новогодние каникулы, они забыли про нее на 18 дней, мне потом Оля Алина рассказывала, как это выглядит: комната 3x3, сортир и коечка там какая-то, и под потолком крошечное окошечко. 18 дней там провела женщина, не знаю, они кормили ее там, например, или нет, и после этого она повесилась на халате, а после этого, конечно, приходит проверка от общественной палаты, приходят правозащитники, многие из них мои друзья, те же журналисты Оля Алина, потом, конечно, они говорят: «да, мы следим», ну этот мониторинг, который чей-то жизнью, чей-то свободой или чьим-то достоинством достается. 

Это условия хуже, чем в тюрьме, хотя эти люди ничего не совершили в своей жизни.

Я не знаю похуже ли, ну я думаю, по крайней мере, такие же. Ну, вот многие ребята, главные герои моего текста, как Коля Шипилов, который, кстати, сейчас здесь со мной, я сейчас в таком инклюзивном лагере для детей с особенностями в развитии, езжу сюда каждый год волонтером и вот, я написала заявление интернату, в котором Коля сейчас живет, который очень, хочу отметить, очень с большим пониманием и большой лояльностью к нам отнесся, и отпустил Колю на десять дней, и вот, Коля здесь помогает с детьми, помогает со всем, с чем можно. Но, при этом, это человек, который должен там жить, он очень часто мне говорит: «Господи, лучше бы я уже сел в тюрьму, я бы уже вышел, у меня была бы какая-нибудь надежда», а так мы не знаем выйдет ли он и сможем ли мы что-нибудь для этого сделать.

Вот вы в своем материале как раз пишите, что власти объявляли о реформе в этой сфере, есть какие-нибудь результаты, что-нибудь поменялось?

Да, изменения огромные, вот, например, в 18-ом интернате, для этой реформы людей перестали кормить из железных мисок из нержавейки по просьбе волонтеров, купили им обычную посуду. Слушайте, ну это смешно, ну, правда, ПНИ №30 – это был, откуда квартиры передали помощникам депутата Мишина, это был интернат из пилотного проекта этой реформы, но изменилось ли там что-нибудь – я не знаю. Люди заперты по-прежнему на этажах, люди не знают, какие лекарства они пьют. Мне ужасно жалко, вот я вижу комментарии в фейсбуке или других социальных сетях, интернат – это не больница, интернат – это дом, понимаете, вообще по закону, каждый человек может оттуда выйти в любой момент, это дом. Тебе государство говорит: «у тебя психоневрологическое заболевание, тебе негде жить, окей, поживи вот в нашем доме», это не тюрьма, мы не можем их там удерживать насильно.

Фото: КоммерсантЪ