Сергей Шнуров: «Я стал бегать, я бросил пить, я собираюсь их всех пережить»

Эфир провели:

•Ведущий Дождя Антон Желнов

•Ведущая Дождя Анна Немзер

•Журналист, сооснователь подкаста «Мужчина, вы куда?» Григорий Туманов

•Журналист, музыкальный критик, редактор Colta.ru Денис Бояринов

•Корреспондент Русской службы BBC Сергей Горяшко


 

Желнов: Добрый вечер. Добрый день еще, у нас сегодня спецвыпуск Hard Day’s Night на Дожде. Меня зовут Антон Желнов, и я очень рад тому, что до нас добрался, впервые за последние три года, три года назад здесь, в этом кресле, был музыкант, основатель группы «Ленинград» и большой художник, а также медиаменеджер, генпродюсер RTVI Сергей Шнуров. Сергей, добрый вечер.

Шнуров: Добрый вечер, он же день.

Желнов: Без отчества же можно, несмотря на ваши новые должности?

Шнуров: Конечно.

Желнов: Потому что все теперь говорят Сергей Владимирович, а как-то я не могу все равно перейти на Сергей Владимирович.

Шнуров: Давайте уж Сергей, да.

Желнов: Сергей, искренне рады видеть.

Шнуров: Я тоже рад, что наконец-то мы встретились все.

Желнов: За этот год, за эти три года, что мы не виделись, даже уже три с половиной почти, много изменений у вас произошло, надеемся, у и нас тоже, но у вас очевидны эти изменения.

Шнуров: Мне почему-то кажется, что это было два года тому назад.

Желнов: Три, в 2017, это было лето. Вы тогда были в камуфляже, с набитыми татухами. Сейчас вы в таком солидном…

Шнуров: Подождите-подождите. С какими набитыми татухами? У меня ни одной татуировки нет.

Желнов: Либо это были временные какие-то. Нет?

Шнуров: Нет. Я был тогда в майке Ельцина, точно совершенно.

Желнов: В майке Ельцина и в камуфляжной куртке. Сейчас вы в пальто вошли. Много было разговоров про согласование вашего приезда, и вообще много шума. То есть мы со вчерашнего дня все на телефонах, и такое впечатление, что мы готовили госвизит Владимира Путина в студию телеканала Дождь.

Шнуров: Я умею создать впечатление из ничего.

Желнов: Да. Это зачем вам, скажите?

Шнуров: Чтобы не забывали, понимаете. Что зачем?

Желнов: Зачем вот такая суета? Много сотрудников вокруг вас, и помощники, и пресс-секретари, целый аппарат.

Шнуров: Они работают, у меня просто очень много дел, я не со всем справляюсь. Я вот сейчас брал интервью, до приезда сюда, и снимался в документальном фильме, а после нашего интервью я поеду на совещание, на редколлегию. Так что дел много, поэтому сотрудников много, мне все помогают.

Желнов: Вот вас не пугает, вы сами говорите это слово, совещание, то есть когда его говорит Антон Силуанов, министр финансов, или Дмитрий Песков, что он сейчас поедет в АП на совещание, ну окей, от него это органично. А с вами вот слово совещание, вот правда, не могу сопрячь с вами.

Шнуров: Вы знаете, я до сих пор, как ни странно, даже в унитаз попадаю. Поэтому как-то и совещаться я умею, и общаться я умею. И совещание, ну то есть специфика работы такая, без совещаний никуда.

Желнов: Вам нравится?

Шнуров: Мне интересно. Ну, значит, нравится. Я всегда люблю делать то, что я не умею.

Горяшко: Вы стали медиаменеджером, и собственно, став им, в июле говорили, что у вас есть видение, как построить новое великое телевидение. Но на самом деле за последнее время с RTVI связаны больше какие-то скандалы, уходы людей, причем не то чтобы очень великие громкие на самом деле. И не очень понятно в целом, как именно вы каналом управляете, потому что одно дело то, что вы зарабатывали деньги, на песнях, на хайпе, на инстаграме, в том числе, другое дело руководить коллективом, коллективом сложным, потому что журналистика это всегда тяжело, тем более телеканалом. Как вы считаете, у вас вообще хорошо получается?

Шнуров: Мало времени прошло, с июня месяца, или с июля…

Желнов: С июля.

Шнуров: С июля даже. Я думаю, что я нащупал какие-то направления движения. То, что про RTVI вообще стали говорить, это моя заслуга, раньше про RTVI вообще никто ничего не знал. Это был канал, который мало кого интересовал, теперь за ним следят, смотрят и интервью, в том числе, и смотрят за приходом и уходом, чему я несказанно рад.

Горяшко: Вы много раз говорили, что у вас есть концепция и видение, сейчас вы говорите про направление. А можете озвучить вообще, в каких направлениях канал собирается двигаться?

Шнуров: Ну, перестаньте, зачем я буду на конкурирующей фирме сейчас буквально в эфире выдавать свои какие-то карты, переворачивать их. Нет, не буду. Зачем? У меня есть видение, у меня есть концепция. Недаром же я еду после нашего эфира на совещание.

Желнов: Сереж, но концепция, можно в общих словах сказать, каким вы видите канал, мы не просим же раскрывать вас, какие проекты будут на канале. Вообще просто, как вы его видите, чем он должен быть в 2020-2021 годах?

Шнуров: Канал, я надеюсь, что станет он, как и был в общем-то, но сейчас станет еще больше той площадкой, где могут встретиться все, где может быть условный Турчак, и следом идти условный Шендерович, где может быть Соловей и тут же, не знаю, Навальный. Вот мне бы хотелось, чтобы это было так.

Горяшко: Такую площадку уже сделал один медиаменеджер, тоже довольно великий, Алексей Венедиктов его зовут. Он прямо говорит про «Эхо Москвы», что это площадка, куда могут прийти все.

Шнуров: Да. Но дело в том, что «Эхо Москвы» это все-таки радио. И потом, «Эхо Москвы» вещает в основном в России. Так как у нас телеканал находится, и основная аудитория наша находится за границей, то это несколько разные и направления, и аудитории.

Желнов: Сергей, вот как раз про заграницу. Вот смотрите, RTVI, да, это известный бренд, но выстреливать по-настоящему…

Шнуров: Подождите, известный, это сейчас известный бренд.

Желнов: Почему?

Шнуров: Он когда-то был известным брендом, потом…

Желнов: Но там до вас все-таки работал Алексей Пивоваров.

Шнуров: Работал.

Желнов: Вы считаете, что он не успешно работал, как главный редактор?

Шнуров: Почему, успешно. Наоборот, успешно. Из канала RTVI, чем я очень горжусь, выросла «Редакция», вполне себе успешно.

Желнов: Окей. Но все равно, вот…

Шнуров: Дело в том, что «Редакцию» мы знаем, Пивоварова мы знаем, но мы не ассоциируем это с RTVI.

Желнов: А вот вы уверены, что с вами будут ассоциировать RTVI? Или тоже…

Шнуров: Я прилагаю к этому усилия, конечно. Если мы сейчас говорим про RTVI в самом начале разговора и уже довольно долго, значит, я со своими задачами справляюсь.

Желнов: Да, но прошло все-таки полгода, пока RTVI еще не рвет танцпол.

Шнуров: Меньше, чем полгода. Прошло меньше, чем полгода.

Желнов: Меньше, чем полгода, да. Главный успех вот вы какой бы себе приписали, если возможно приписать, вот за то время, когда вы генпродюсер RTVI?

Шнуров: Прямо вот выбрать точку успеха?

Желнов: Ну вот — получилось, да.

Шнуров: Да много что получилось.

Желнов: Ну что конкретно, например?

Шнуров: Мне кажется, получился фильм «Хабаровск», совершенно точно. Получился фильм «Шиес», получился, интервью получилось очень качественное и хорошее с Соловьем Валерием. Потом, значит, что еще получилось… Получилось заманить Шендеровича, чему я очень счастлив и горд. Кое-что получилось за это время.

Туманов: Можно, я о том, что не получилось. Прозвучала фамилия Турчак, очень мне не чужая в силу семейных обстоятельств. Вот эта история с этим интервью, которое взяла Тина Канделаки, которое закончилось в принципе исходом с канала не чужих и вам людей. Максим Семеляк его покинул, с которым, насколько мне известно, вы давно и долго дружите. Как вы отрефлексировали эту историю и зачем вообще вам это интервью нужно было? На этом канале?

Шнуров: Мне, знаете, не настолько нужен был Турчак, но я понимал, что Турчаком мы, конечно, расширяем поле игры и поле войны. И показать, что здесь может быть Турчак, мне видится, и до сих пор это я считаю так, это решение было правильным. Если его не принимают даже мои близкие друзья, то окей, это их точка зрения.

Туманов: Но вы понимаете, в вашем представлении Андрей Турчак он кто? Вот с точки зрения вашей позиции, почему, не знаю, не Кириенко какой-нибудь. Зачем вам Турчак-то?

Шнуров: Дело в том, что я пытался привести Кириенко, Кириенко не согласился.

Туманов: Но дали вот это.

Шнуров: Что дали вот это?

Туманов: Дали вот это, Турчака в смысле дали.

Шнуров: А чем Турчак так вот вас вводит в какой-то ступор?

Желнов: Сергей, я так понимаю, Гриша, позволь я тоже присоединюсь к твоему вопросу, что не было задано вопроса про покушение на Олега Кашина.

Шнуров: Этот вопрос был записан, и я не знаю, почему его Тина не задала. Видимо потому, что она посчитала, что это не так интересно, потому что это было десять лет назад. Для вас эта тема животрепещущая, я понимаю, что…

Желнов: Почему для нас? Вообще было покушение на убийство.

Шнуров: Это было десять лет назад. И я, смотрите, еще раз, меня эта тема, как вас, она меня не трогает, от фамилии Турчака меня не бросает ни в дрожь, ни… Мне не становится от этого никак. Я понимаю, есть такой Турчак, я понимаю, какой он пост сейчас занимает, я понимаю, что можно взять у него интервью. Отлично. Если бы я этого не сделал, было бы хуже.

Туманов: Я правильно понимаю, что…

Желнов: Вы понимаете, Сергей, что да, это не доказано судом, безусловно, но вот одна сторона, в виде Олега Кашина, считает причастным его к тем событиям трагическим, которые были.

Шнуров: Ну, Олег Кашин сегодня считает, что отец жены Навального был кгбшником, и Навальный сегодня же опровергает. Олег Кашин много чего считает.

Горяшко: Правильно я понял, после того, как вы стали медиаменеджером даже, вас не волнует тема покушения на журналистов и тема покушения на убийство журналистов?

Шнуров: Почему? Волнует, конечно.

Желнов: Почему же тогда вы не настояли, чтобы этот вопрос все-таки был задан со стороны Канделаки?

Шнуров: Почему, я настаивал. И все настаивали. Почему она его не задала, это нужно к ней спросить.

Туманов: Своенравная сотрудница.

Шнуров: Это ей нужно вопрос задавать. Я, конечно, если бы я вел бы это интервью, я конечно бы задал этот вопрос.

Немзер: Но Сергей Владимирович, ну странно, вы медиаменеджер, у вас сотрудник, вы договорились, это важный гость, ВИП-гость…

Шнуров: Я ее оштрафовал уже.

Немзер: Да вы что? На сколько?

Шнуров: Ну, это секрет.

Желнов: А то, вот о чем Гриша спросил, из-за этого факта ушел из канала биограф ваш и друг Максим Семеляк, который написал про «Ленинград» прекрасную книжку. Вас это расстроило, вы поговорили как-то с Максимом? Потому что был исход, Юра Сапрыкин, который, да, не был в штате канала, был колумнистом, тоже после этого интервью, так совпало…

Шнуров: Бесспорно, меня это расстроило. Я, честно говоря, не знал, что был поставлен такой ультиматум, что если будет интервью Турчака, то я уйду, я узнал об этом после того, как он написал заявление. Но я же понимаю его позицию, я понимаю, если он так считает, я не могу говорить, что он здесь поступил как-то некрасиво или там ужасно. Он поступил так, как он поступил, как ему подсказывала его совесть, как подсказывает его позиция. Я уважаю эту позицию.

Туманов: Сергей, смотрите, просто я имею в виду, что вы пришли в сравнительно новую для себя среду, я имею в виду медиаменеджмента, журналистики и так далее. Неужели ничего не звенит от того, что такое количество в общем неглупых и не чужих вам людей, которые готовы, как Максим, лишиться единственной, кстати, работы, из-за конкретной фамилии? Что стоит, может быть, чуть больше вникнуть в это дело? И дело не в том, что это десять лет назад произошло, а в том, как раз история в том, что человек ходит и дает интервью в статусе совершенно другого…

Шнуров: Давайте не передергивать, не было никакого мощнейшего исхода, я не поругался ни с кем.

Туманов: Я не говорю про мощнейший.

Шнуров: Да, это не мощнейший исход. Если бы Максим Семеляк не поднял бы вот эту бучу, я боюсь, что интервью с Турчаком бы мало вообще кто заметил. Но так как это случилось, ну так это случилось. Я спокойно к этому отношусь. Дело в том, что я не думаю, что я настроил против себя все медийное сообщество, хотя, может быть, и настроил, не знаю. Не думаю.

Туманов: Вы поняли, почему медийное сообщество таким образом так остро реагирует? Для вас это стало как-то…

Шнуров: Я понимаю, нервные люди все. Нервные.

Туманов: Да нет же.

Немзер: Люди нервные, но покушение на убийство это не повод нервничать?

Шнуров: Почему?

Немзер: Я пытаюсь понять вашу логику. Я задаю вопрос.

Шнуров: Нервничать вообще поводов много, и покушение на убийство, но это не повод нервничать, точно совершенно. Это повод разбираться. А нервничать никогда никому не помогало.

Туманов: У нас суды независимые.

Немзер: Да, суды независимые. Сергей Владимирович, много раз вам задавали этот вопрос, я сейчас задам его еще раз.

Шнуров: Давайте. Отвечу в очередной раз.

Немзер: Про то, контролирует ли «Ростех» RTVI. Вы много раз говорили, что вы этого не знаете.

Шнуров: Не знаю.

Немзер: Но постольку поскольку вам этот вопрос уже задавали много раз, я хотела вас спросить, а вы не заинтересовались за все это время? Вот вас вопросом этим на эту мысль наводили, вы не заинтересовались за это время все-таки?

Шнуров: Вот прямо заинтересовался. Почему я пришел на Дождь, потому что я знаю, что у вас работает Котрикадзе, она работала на RTVI с 2012 года, поэтому я ей задам вопросы. Я-то всего лишь с июля, поэтому еще не успел разобраться, а Котрикадзе, я думаю, что в курсе.

Немзер: Подождите, я с Катей поговорю, мы сейчас курить пойдем, мы своим чередом поговорим. А сейчас я с вами говорю, у меня такая возможность представилась.

Шнуров: Так я сюда и приехал, чтобы разобраться. У Котрикадзе я спрошу, что там…

Немзер: То есть вы сейчас пойдете спрашивать?

Шнуров: Конечно. Зачем я приехал сюда, неужели давать интервью?

Немзер: Вам, как медиаменеджеру, уютно ли работать вот в такой ситуации, когда вы не знаете, кто вас контролирует? То ли «Ростех», то ли не «Ростех», вы не знаете. Вам нормально это? Или бог с ними, кто там…

Шнуров: Смотрите, если я чувствую какие-то границы, что меня кто-то контролирует, я конечно тогда выясняю, кто. Но если я их не чувствую, зачем? Если я не знаю, если мне никто не ставит вот этих условий никаких.

Немзер: То есть нормально?

Шнуров: Ну, какая мне разница, если я плаваю в том бассейне, у которого нет границ?

Горяшко: Вы плаваете в бассейне без границ?

Шнуров: О, да!

Горяшко: Просто интервью с Турчаком и то, что Тина Канделаки не стала спрашивать этот вопрос про избиение Кашина, извините, что я к этой теме возвращаюсь…

Шнуров: Это плохо, да.

Горяшко: Это как раз, это не было показателем того, что границы все-таки есть?

Шнуров: У Тины есть свои границы, у меня, видимо, нет. Но это, я опять же говорю, она была оштрафована, это было непрофессионально, это было сделано неправильно. Интервью нужно было строить по-другому. Я считаю, это не успех.

Немзер: Вот количество сотрудников, работающих на RTVI, напрямую аффилированных так или иначе с «Ростехом», с агентством «Апостол», все-таки это очень определенный контекст. Вы как бы из этого контекста не делаете никаких выводов все-таки об этой подконтрольности? Или все-таки она действительно вам совершенно не важна, какая разница, кто там сверху, какая разница…

Желнов: Ну да, с другой стороны, может и правда, какая разница.

Шнуров: Понимаете, если бы я чувствовал на себе контроль, если бы я отчитывался перед условным «Ростехом», я еще не разобрался, кто это, тогда бы, конечно, я задал бы себе вопрос. Но так как меня никто не контролирует, у меня есть Микаэль Исраэлян, который живет черт-те где, я с ним созваниваюсь раз в неделю. Все.

Желнов: Это владелец…

Шнуров: Это владелец, да.

Желнов: Это физический владелец на бумагах, как мы предполагаем, канала RTVI.

Немзер: Очень отважно так получается. Вы туда нырнули, вы уже там медиаменеджер, у вас уже тонна людей в подчинении. Они начнут вдруг вас контролировать, а вы уже как бы… Заранее бы разобраться, может быть.

Шнуров: Понимаете, у меня контракт подписан таким образом, если меня начнут контролировать, или что-то мне начнет не нравиться, я могу хлопнуть дверью и уйти. Я не в том положении, когда это у меня последние деньги, которые я получаю.

Немзер: Понятно.

Желнов: Сергей, правильно ли я понял, вы сослались на человека, формального владельца, живущего в другой стране, то есть в Москве никакого начальства нет у RTVI, над вами?

Шнуров: В Москве начальства нет.

Желнов: То есть никаких летучек ни с кем вы не проводите?

Шнуров: Хотелось бы, конечно. Хотелось бы больше понимания, если бы были такие летучки, если это был бы «Ростех», я бы, конечно, попросил бы у них службу безопасности и попросил бы какие-нибудь фсбшные справки.

Горяшко: Вам угрожают?

Шнуров: Нет. Вообще про обстановку в стране бы, я бы знал бы побольше, чем сейчас.

Немзер: Может, пользуясь случаем, сейчас вот обратиться как-то?

Шнуров: Да, ребята, у кого есть справки фсбшные, пускай даже прошлогодние, присылайте, пожалуйста, я всегда заинтересован. Опять же, вот у Соловья есть справки, я с ним общаюсь, и он, конечно, очень интересный собеседник.

Желнов: Сергей, а вообще вот вам вопрос, ваше отношение к этому, когда всех «водят за нос», включая публику, аудиторию, с «Ростехом»? Ну, да, наверное, они не хотят как-то заявлять о своем участии, но для чего вообще все это нужно, почему не могут определенные структуры, определенные люди заявить о том, что да, это канал, контролируемый нами. Это же у всех на устах.

Шнуров: А почему вы мне задаете этот вопрос?

Желнов: Ваше отношение к этому?

Шнуров: Я бы на месте условного «Ростеха», если это было бы так, я бы, конечно, сказал, что это наш актив. Смысл?

Желнов: Но вы не задумывались, почему никто об этом не говорит? И почему Микаэль Исраэлян является…

Шнуров: Смотрите, вообще говорят много чего, про канал Дождь говорят, что это иностранный агент, говорят, что получает деньги из Евросоюза. Я что, склонен этому верить? Нет. Мне плевать на это.

Немзер: Последний вопрос по этому поводу. Был ли к вам такой запрос специальный: Сергей Владимирович, пойдете на Дождь или будете давать интервью, не говорите про «Ростех»?

Шнуров: Кто мне такое мог сказать?

Немзер: Не знаю.

Шнуров: Да нет, конечно. Давайте говорить про «Ростех», я просто про него ничего не знаю.

Немзер: «Ростех». Я просто не знаю конкретного человека, Сергей ли Чемезов лично вам позвонил или юристы «Ростеха».

Шнуров: Задавайте мне вопросы, но вряд ли вы что-нибудь от меня услышите, потому что я с «Ростехом» ничего общего не имею. Я там не работаю.

Немзер: Все понятно.

Шнуров: Если бы я знал, я бы с удовольствием вам рассказал. Но где «Ростех» и где Сергей Шнуров?

Желнов: Пусть остается секретом Полишинеля.

Бояринов: Давайте сменим тему. Я вот, кстати, не мог принимать участие в дискуссии, потому что телевизор не смотрю. Вы давно, кстати, стали смотреть телевизор плотно? Вы же теперь продюсер.

Шнуров: У меня в кабинете висит теперь.

Бояринов: То есть во время рабочего, так сказать…

Шнуров: Я смотрю наш эфир.

Бояринов: Это сколько часов в день?

Шнуров: Смотрю наш эфир. Ну, восемь где-то.

Бояринов: Строго свой эфир?

Шнуров: Ну, без звука, да.

Бояринов: А что делают конкуренты?

Шнуров: Что делают конкуренты, я смотрю в YouTube, естественно, выдержки.

Бояринов: Я бы хотел поговорить про эволюцию образа большого художника Сергея Шнурова, потому что, мне кажется, как раз за последние два года, даже может быть, за последний год, это серьезные изменения произошли с ним. Вы были раньше всенародный любимец, алкаш, образ, пьяница, дебошир, хулиган, панк, человек, который всем говорил правду-матку. Сейчас мы видим совершенно другого человека, вы медиаменеджер, человек из телевизора, человек из политики, в общем, из тех людей, которых вы раньше сами выстебывали. Мне кажется, люди у нас в России не любят ту категорию людей, которую вы сейчас олицетворяете.

Шнуров: Не любят, конечно.

Бояринов: Вы уже чувствуете на себе вот эту смену отношения, как поменялась народная любовь к вам?

Шнуров: Нет.

Бояринов: То есть пока в вас не летят помидоры?

Шнуров: Дело в том, что если бы я в этом же самом образе продолжал бы играть те же самые песни, тогда бы, наверное, у меня возник бы какой-то эстетический конфликт. А так как я не претендую на роль рок-героя, у меня нет эстетического конфликта никакого.

Немзер: Слушайте, ну вот была ваша песня, несколько лет назад, написанная от лица как бы вашего фаната, к вам обращенная, где говорилось, что Серега, ты же матом так ругался и надо всеми издевался, теперь, наверное, ты все это позабыл. И вот оно сейчас произошло. Можно найти комментарии на YouTube, где пишут, «Серега, ну зашквар, ну что такое, ты посмотри на себя…»

Шнуров: А эти комментарии всегда были, они даже при тотальном успехе, они все равно бывают.

Немзер: То есть, я правильно понимаю, вы не считаете, что это какая-то потеря народной любви? Потому что есть два варианта. Или вы говорите, да, я теряю народную любовь, но в общем мне это не очень важно, а есть второй вариант, вы говорите, нет, вся народная любовь со мной, на месте, все в порядке.

Шнуров: Нет, конечно. Слушайте, я же не настолько глупый человек. Если бы я тянулся бы и хотел бы вот того успеха, я бы оставался в той же самой позиции. Зачем мне тогда все это?

Горяшко: Нет, почему, вы же развивались, вы менялись. Вы сначала разогнали группировку «Ленинград», собрали «Рубль», потом разогнали «Рубль», снова собрали «Ленинград».

Шнуров: Декорации не менялись, я все время был на сцене, это все время одно и то же амплуа, я могу выходить, но артист это и есть артист, это тот человек, который интонирует голосом и поет в рифму. Всё. И без разницы, одет он в трусы или в штаны, это все то же самое.

Горяшко: То есть вы просто устали быть артистом?

Шнуров: Это один и тот же прием.

Горяшко: Вам надоело быть артистом?

Шнуров: Да нет, не надоело. Я просто решил, что дальше мне, наверное, там делать нечего, потому что я взял все высоты, которые я хотел, я посмотрел с высоты на все, и дальше мне просто стало скучновато. Что там дальше, куда там развиваться? Тот же самый пример группы The Rolling Stones, он меня как-то не вдохновляет, оставаться таким вот памятником самому себе, это не интересно совершенно. Мне будет скучно.

Немзер: А с фан-клубом все-таки что? Там произошло какое-то сокращение или это естественно…

Шнуров: У меня никогда не было фан-клуба.

Немзер: Ну как?

Шнуров: Ну так. Я никогда их не организовывал, никогда не собирал, я вообще был таким странным рок-героем, который разрушал вот эту идеологему группы, как секты. Я все время, когда чувствовал, что ко мне слишком сильно прикованы взгляды, когда люди говорят «Ну веди нас!», то я сразу же делал какую-то гадость, и тем самым уходил от этой так называемой ответственности. Поэтому мои фанаты, они такие, ситуативные: вот ты выпил, расстался с девчонкой — ты мой фанат, если ты выпил, приобрел девчонку — ты мой фанат, а если ты не выпил и вообще подрочил — ты не мой фанат.

Немзер: То есть так оно все идет, вот с этими циклами и с вашей сменой амплуа, оно идет своим естественным путем и вы никакой потери, каких-то лишений не ощущаете? Все нормально, все по плану?

Шнуров: Дело в том, что я занялся совершенно другой практикой, это практика другая, я не претендую на то, чтобы собрать стадион. Если бы я хотел бы собрать стадион, я делал бы другие движения. Сейчас я не хочу собрать стадион, я его уже собрал.

Немзер: Это понятно. Там этот стадион и остался, он там расстался с девушкой, встретился с девушкой, подрочил, с ним всякие вещи происходили, но он остался, он любил Шнурова, любил-любил преданно Шнурова. И тут фигак, Шнуров пошел и что-то делает совсем другое. Вот какую-то ответственность перед этим чуваком, которых набиралось на стадионы, вообще есть такая ответственность?

Шнуров: Конечно. Я учу его не сотворить себе кумира.

Немзер: А, клево.

Шнуров: Конечно. Ни в коем случае нельзя идти безоглядно за кем-либо, будь то Шнуров, Юрий Шевчук или там Навальный, думай своей головой всегда.

Горяшко: Это хорошая цель. Но смотрите, у вас был миллион этих зрителей, которые побывали на туре вашей группы, когда у вас был такой прощальный завершающий тур.

Шнуров: Ну, подождите, сейчас такая смертность, что сколько там осталось от этого миллиона.

Горяшко: Может быть, смертность какие-то коррективы и внесла, но какие-то коррективы в численность людей, которые хотели ходить на ваши концерты, внесли и ваши действия: то, что вы пошли в партию, то, что вы занялись общественной деятельностью.

Шнуров: Еще раз. Если бы я при том при всем по-прежнему претендовал на то, чтобы я собирал концерты, я бы, конечно, сказал бы, что ты делаешь, идиот.

Горяшко: То есть вам это больше в принципе не важно, никаких переживаний от того, что…

Шнуров: Еще раз, я распустил группировку «Ленинград», я сказал: «Я больше не выступаю, отстаньте от меня. До свидания, всё.»

Желнов: Сейчас вы выступаете, все равно корпоративы, мы знаем, есть.

Шнуров: Конечно.

Желнов: Во-первых, много ли у вас их на декабрь запланировано? И все-таки вы выступаете с кем, если вы распустили группировку? Вы соло выступаете или сессионные музыканты?

Шнуров: В принципе в нашей стране, при таком огромном количестве музыкальных училищ, музыкантов больше, чем журналистов.

Желнов: То есть сессионники?

Шнуров: Да.

Желнов: И как часто вы сейчас выступаете?

Шнуров: Я бы хотел, чтобы это были сессионники, но это просто неудобно технически. Я набрал группу, причем взял очень крутых музыкантов, прямо душа поет, когда мы с ними репетируем или делаем какие-то саунд-треки. Я не бросил это занятие, другое дело, что я его не делаю основным своим, это совсем уже хобби.

Бояринов: Вы им платите зарплату?

Шнуров: Да.

Бояринов: Каждый месяц?

Шнуров: О да.

Бояринов: Какой примерно бюджет у вас?

Шнуров: Я могу сказать, что у меня музыканты, когда мы вообще ничего не играем, получают 150 тысяч рублей. Это если мы ничего не делаем. Но если мы только начинаем что-то делать, то сумма растет.

Бояринов: Это немало.

Горяшко: У вас по жизни получается такая история, поправьте меня, если я неправ, но у меня такое ощущение складывается, что многое в жизни вы делаете исключительно ради денег. Это ложится в концепцию ваших взглядов на мир. Но в целом для вас вопрос заработка достаточно важен. Если вы понимаете, что эта история абсолютно ничего вам не принесет ни в плане увеличения вашей собственной капитализации, ни в плане увеличения количества денег на банковском счете, вы за нее, в общем, не беретесь.

Просто мне интересно так чисто по-человечески, остается ли у вас вообще в жизни что-то, что вы делаете для души и от души? В той же музыке, допустим, новой есть место, чтобы для себя написать какую-то новую песню? Или, может быть, если вы как художник, написать картину, или написать рассказ.

Шнуров: Начнем с того, что я не верю в душевность и в душу. По мне, так человек ― это просто физиологическая машина, там нет места для души. Если вы хотите сказать «для собственного удовольствия», да, для собственного удовольствия я много чего делаю. Я получаю удовольствие от репетиций, я получаю удовольствие от прогулок, я получаю удовольствие от общения со своими друзьями. У моего друга сегодня день рождения, почему у нас и эфир так, извините, сместился. Я дико извиняюсь.

Желнов: Мы поздравляем вашего друга!

Шнуров: Да, Денис, с днем рождения!

А делать что-либо вообще без денег, прикладывать свои усилия к чему-то ― я считаю, что это как-то… Непонятно зачем. Я видел очень много опытов, когда так называемое творчество для души наносило какой-то непоправимый вред. У нас вот дороги многие делали для души, у нас политикой многие занимаются для души, у нас многие для души много чего делают. Нет, чтобы, сука, они делали за деньги! Я бы вот это понимал бы, тогда и ответственность была бы другая.

Бояринов: Сергей Владимирович, как раз хотел поговорить о том, что вы делаете…

Желнов: Вот видите, «Владимирович» вырвалось все-таки.

Бояринов: Да. Что вы делаете за деньги. К состоянию концертной индустрии и к ее проблемам в нынешнем тяжелом коронавирусном году.

Шнуров: Это катастрофа.

Бояринов: Абсолютно. Но все-таки, я так понимаю, вам повезло и вашим музыкантам, потому что у них такой хороший работодатель и они как-то еще существуют, да, вы им платите зарплату, у вас есть новогодние корпоративы. Огромное количество музыкантов осталось без такой возможности. Вы еще как человек, который в политику теперь идет, как я понимаю, представляете интересы малого и среднего бизнеса, что вы думаете, какие есть выходы из этой ситуации? Как помочь концертной индустрии? Должен ли помочь Владимир Путин?

Шнуров: Путин вряд ли. Министерство культуры, конечно же, должно, по идее, помочь, потому что иначе зачем вообще это министерство существует, да? Если оно не отвечает за культуру. То, что музыканты остались абсолютно без работы, многие, мы не берем всех топовых артистов, мы берем просто людей, не знаю, кавер-группы, коих в Москве очень много. Они сейчас, я не знаю, доедают хрен без соли уж последний, и выступать у них нет никакой возможности.

Очень странная обстановка и очень странные решения, поскольку в метро мы видим дикое столпотворение людей, при этом закрыты музеи, где людей и так в принципе было немного. То, что сейчас в музеи стал ходить народ, ― это благодаря огромному труду, который был проведен, благодаря вот этим всем выкрутасам всех наших больших музеев и больших, кстати, художников, которые шли на то, что привозили к нам буквально ни за что свои полотна.

Желнов: Да, и вы в истории с Зельфирой Трегуловой и Третьяковкой поучаствовали.

Бояринов: Вы сейчас свое участие таким образом рекламируете.

Шнуров: Нет, я не рекламирую свое участие, мне эта реклама не нужна. Я говорю о том, что непонятно, почему нужно закрывать те же самые концертные площадки, при этом оставлять метро открытым. Вы либо закройте все, что будет логично, либо тогда… Почему именно в концертах? Причем меня вообще обрадовало, рестораны теперь у нас работают до двадцати трех. Вирус, что, в двадцать три спать ложится? Или наоборот, выходит на работу? До двадцати трех вы не заразитесь, а после двадцати трех обязательно.

Бояринов: Что толку апеллировать к общему абсурду? Мне интересно, что бы вы предложили. Вы же сейчас, в принципе, человек, который даже имеет какой-то ресурс, политический в том числе, хоть и крошечный.

Шнуров: Мой ресурс, знаете, абсолютно не там, и те уши, которые должны что-либо слышать, это точно не услышат.

Бояринов: А омбудсмен Титов не может помочь чем-то вот здесь?

Шнуров: Омбудсмен Титов может чем-то помочь, но не может помочь всем, да. И он, кстати, очень много делает. И мы пытались, мы били в колокол, когда первая волна была пандемии, о поддержке малого предпринимателя, кричали о том, что так не должно быть, дайте возможность хоть как-то зарабатывать, потому что это все закончится просто трагически для всей экономики, всем будет плохо, не только малым предпринимателям, но и тем людям, которым они дают работу. То же самое и с музыкантами.

Я, конечно, ни черта не понимаю ни в вирусах, ни в чем остальном, но когда я вижу какую-нибудь условную шведскую модель, мне становится как-то ясно, как это люди пытаются локализовать и как это люди пытаются все преодолеть. В той же самой Германии, кстати, закрыто все тоже, закрыто все подчистую. То же самое в Америке, наши хоккеисты здесь сидят уже который месяц.

Желнов: Нет, в Америке все открыто.

Шнуров: Нет.

Желнов: Да-да-да, я буквально вчера читал пост Антона Долина, кинокритика.

Шнуров: Да? Открыли музеи?

Желнов: Да, все открыто, рестораны, музеи, дистанция есть. 25% пускают, например, как сейчас в Москве.

Немзер: Америка большая, везде по-разному, да.

Желнов: Америка не закрыта, возможно, в каких-то штатах, но вот Нью-Йорк точно открыт, да.

Шнуров: Я только что говорил с Лошак, и она мне сказала, что в Америке при первой волне закрылись 20% музеев.

Немзер: При первой-то да.

Желнов: По крайней мере, Нью-Йорк открыт, но это не суть, да.

Туманов: Не об Америке. Мне запомнилась ваша фраза, она мне очень импонирует и очень понятна: «Мне нравится делать то, что я не понимаю, приходить туда, где я вообще не ориентируюсь». Это очень достойно, особенно так себя переизобретать. Понятно, что в том, что вы сейчас делаете, чувствуется преодоление какого-то внутреннего кризиса. Я имею в виду, что то наскучило, хочется делать что-то новое.

У вас нет ощущения сейчас, что вы несколько мельчите в том, что вы делаете? Я имею в виду, что партия, игрушечная, назовем своими словами, «Партия Роста», не самый очевидный телеканал, который по игрушечности, в общем, соперничает, наверно, и с Дождем, на котором мы находимся, просто Дождь чуть меньше, тут чуть больше ресурс.

У вас нет ощущения, что вы до этого были тем Сергеем Шнуровым, который вполне авантюрен и ускользает от всех, включая своих фанатов, а сейчас вы немножко можете подвляпаться со всеми этими странными людьми в какую-то историю, из которой уже так просто не выберешься, и проще было поехать, не знаю, посерфить на Гоа какое-то время и вернуться?

Желнов: Мы не игрушечный канал, Гриша!

Туманов: Я имею в виду, что… Ты понимаешь, без обид, Антон, ну правда.

Желнов: Я шучу.

Шнуров: И потом, все-таки Дождь, конечно, нам не конкурент, потому что Дождь вещает в России, а мы в основном вещаем не в России.

Туманов: И ресурс другой, конечно.

Шнуров: Ресурс другой, другая аудитория. Но я понял суть вопроса.

Желнов: Да, но Дождь вещает в «Картине», это платформа за границей.

Шнуров: Все-таки разговор не о Дожде, а обо мне, о том, что я, может быть, мельчу. Дело в том, что я воспринимаю это как опыт, да. И если бы я хотел бы сильно зашквариться, конечно, я пошел бы в условную партию «Единая Россия», нет ничего проще. «Партия Роста» же оказалась на моем пути совершенно неслучайно, это был осознанный выбор, поскольку я себя всю жизнь мыслил и видел неким республиканцем. У нас республиканскую правую сторону не держит никто, нет там никого, есть только леваки. И даже оппозиционеры наши ― леваки. Я бы с удовольствием примкнул бы к каким-нибудь правым, но их нет. Никого.

И после того как я стал следить опять же за Соловьем, я узнал, что Соловей был в предвыборной кампании Титова. С Титовым я был знаком довольно давно, с 2016 года, он мне предлагал, кстати, вступить в партию в 2016 году, я отказался. Но после того, как Соловей стал его представителем на предвыборной кампании, я понял, что эта кампания вполне себе мне как-то симпатична, она мне нравится. То, что она маленькая, то, что она, конечно, партия не звучащая, это факт, но это мой выбор. Я считаю, что я поступил правильно.

Туманов: У вас нет опасения, что вы из этого потом так же легко не выберетесь, как прежде вам удавалось?

Шнуров: Да нет, понимаете, если бы я, не знаю, пошел бы, как мне, кстати, предлагалось, в довыборы сразу в Госдуму после, не знаю, двух недель пребывания в «Партии Роста», тогда бы, конечно, у меня возникли вопросы к себе. А так как я, собственно говоря, пока лишь рядовой член, отчасти сопредседатель, это…

Бояринов: А вам, кстати, положена какая-нибудь заработная плата?

Шнуров: К сожалению, нет. Партия ― это оказалась такая штука, которая, собственно говоря, деньги забирает.

Бояринов: А, то есть вы платите.

Шнуров: Это отвратительно. Я не знал, что это так устроено.

Желнов: Все-таки зачем там состоять? Вы сами сказали, партия не звучащая, хотя еще год назад вы говорили, что из «Партии Роста» оппозиционный улей может состояться.

Шнуров: Может состояться.

Желнов: Год прошел. Все-таки для политической жизни год ― это довольно много. Зачем тогда вообще там быть?

Немзер: Вы только что сами сказали: «Вот те уши, которые должны услышать какие-то вещи, чтобы решить проблему, это явно не те уши, которые меня услышат». То есть до этих ушей у вас… Только что буквально эта фраза была в этом интервью. У вас к этим ушам доступа никакого нет.

Шнуров: Эти уши далековато пока, но и я в начале политической карьеры, извините меня. Посмотрите на Байдена.

Желнов: Окей, Сергей, прошел год…

Шнуров: Этот старик внушает какое-то доверие и надежду.

Желнов: Сергей, прошел год, все равно зачем там быть, в «Партии Роста»? Тем более если еще деньги надо платить.

Шнуров: Я объясню. Чтобы не быть ни в какой другой.

Желнов: Не кажется вам логичным, правда, если вы хотите на что-то влиять, с вашей популярностью и узнаваемостью логичнее вступить в «Единую Россию» и там, внутри, делать революцию, что-то менять?

Шнуров: Нет, невозможно.

Желнов: Потому что хотя бы это инструмент влияния, а «Партия Роста» ― это как бы состоять ради того, чтобы состоять? Не очень понятно.

Шнуров: Для меня это совершенно точно не выход. Партию «Единая Россия» никто не поменяет, скорее поменяешься ты. Это как пойти в ментуру, то же самое, с самыми благими намерениями. Система перемалывает любого. То, что «Партия Роста» несистемная, мне импонирует. Это немного похоже на такие отряды Махно, мне тоже это нравится. Мне нравится, что нет такого никакого финансирования кремлевского, прекрасно. Все это меня ставит на этой шахматной доске в то место, в котором я хочу находиться. Меня это место устраивает.

Желнов: Вы сказали про себя как политика, окей, начинающего, год прошел, в прошлом феврале вы вступили, еще не прошел, почти. Тогда какие у вас политические амбиции? Будут думские выборы в сентябре 2021 года. Принято решение вами личное, потом с Титовым обсудите, пойдете ли вы на эти выборы от «Партии Роста», либо не принято и какие амбиции политические?

Шнуров: Я жду событий. Я пока не принимаю никакого решения, рассматриваю разные варианты.

Желнов: Это какие?

Шнуров: В данной ситуации, в данной Госдуме мне делать совершенно точно нечего.

Желнов: Как в данной? Будет новая избираться в сентябре.

Шнуров: Я посмотрю, как она будет избираться и куда это все будет идти. Если она будет по-прежнему не место для дискуссий, мне там делать будет нечего. Если там нужно будет перекладывать бумажки и выполнять чужие решения, я туда не пойду. Это совершенно точно.

Туманов: Но вы же вполне себе знаток русской жизни, чего уж там, вы очень хорошо понимаете суть того, что здесь происходит.

Шнуров: Да я не знаток, я ее прожил. Я практик.

Туманов: Вы ее прожили, вы практик.

Желнов: И пропели.

Туманов: И пропели. Вы видите ее так, как есть. Неужели вы правда считаете, что «Партия Роста» ― это независимая партия, в которой находится омбудсмен Титов? Серьезно? И что это правда то, что когда-то на что-то повлияет, что в России возможны независимые партии, а не партии, согласованные с Кремлем и так далее? Что ее бы не существовало без… Может, возможно, что вас они используют, чтобы просто в глазах чуть более наивного населения, чем вы, ее легализовать?

Шнуров: Да, я понимаю, о чем вы говорите. Если бы меня использовали, я бы должен был оказаться на плакатах предвыборных, но я не согласился. Я сказал: «Нет, не надо меня никуда на плакаты, я просто буду членом». То, что партия наверняка и что Борис Юрьевич наверняка ходит в АП, скорее всего, так, да. Я не хожу, и мне этого достаточно. И то, что эта платформа в дальнейшем может стрельнуть, я думаю, да, почему нет?

Туманов: То есть это инвестиция в будущее у вас, по сути.

Шнуров: Я думаю, что любые режимы меняются. Любая политическая жизнь, так или иначе, все равно вода камень точит. Все равно будут перемены. Я стою сейчас на той клетке, на которой мне нужно стоять. Я себя так вижу.

Горяшко: Вы говорили, что вам не хватает республиканской партии на российском политическом небосклоне. Как «Партия Роста» могла бы быть, что-то похожее, близкое к вам. Слушайте, пока все выглядит так, что больше «Партия Роста» выигрывает от того, что вы в ней, чем вы от того, что вы там вместе с Титовым.

Шнуров: Именно так.

Горяшко: А чего вам было-то свою партию не создать, если вам не хватало? Это было бы намного круче «Партии Роста», я вам просто точно говорю.

Шнуров: Я объясняю. Создать свою партию ― точно нужно было бы идти в АП, совершенно точно.

Немзер: А вы не ходили.

Шнуров: Нет.

Немзер: Сергей Владимирович, ну как так может быть? Объясните. Я не первый день на белом свете живу.

Шнуров: Да, и я не второй.

Немзер: Есть некоторое количество оппозиционеров в России. Это люди, которые не допускаются к выборам, которые в политической игре не участвуют, мы хорошо понимаем, как это происходит. Есть некоторое количество людей, которые допускаются. Эти люди могут быть нам вполне симпатичны. Это может быть Михаил Прохоров, Ксения Собчак, но эти люди ходят в администрацию президента, их присутствие там согласовано. Как это так получилось, что вы, народный артист, фигура…

Шнуров: Подождите, секунду, смотрите: и Михаил Прохоров, и Ксения Анатольевна претендовали на пост президента.

Немзер: А, то есть вы…

Шнуров: Я-то, мне-то что там делать, зачем мне идти? Я же не ходил, ни на пост президента не претендую, ни куда-то еще. Я только вступил в «Партию Роста».

Немзер: Михаил Прохоров тоже сначала создал партию, а потом, значит, оно там карьерно… Уже все-таки стал претендовать.

Шнуров: Создал и вступил ― это разные вещи.

Немзер: Да.

Шнуров: Давайте не путать.

Немзер: Хорошо.

Шнуров: Это все-таки разные масштабы, разные амплитуды движения. Мне ходить пока незачем.

Немзер: А если понадобится, что будем делать?

Шнуров: Если понадобится, то сходим, посмотрим. Я с Сурковым встречался в 2003 году.

Немзер: Да, это я знаю, да.

Шнуров: И как-то, знаете, не покусал он меня и не заразил любовью к Штокхаузену.

Бояринов: Сергей Владимирович, просто я хотел уточнить. То есть политика для вас сейчас ― это абсолютно серьезный интерес, это не троллинг, да, который мы привыкли видеть от лидера группы «Ленинград».

Шнуров: Да я троллингом никогда не занимался.

Бояринов: Хорошо, оставим. Политика ― это дело на долгую дистанцию. Какой срок вы отмеряете для себя?

Шнуров: Опять же, давайте посмотрим на Байдена. Мне нравится этот пример, мне он греет душу.

Бояринов: Вы собираетесь тридцать с лишним лет этому посвятить? Зная ваши отношения с группой «Ленинград», как вы быстро теряете интерес, вы протянете?

Шнуров: Скорость проживания в том жанре была такова. Вообще, в принципе, что группа продержалась двадцать лет, на нашем небосклоне просияла ― это вообще феноменально.

Бояринов: Это феноменальный успех, но вы совершили некоторое количество перезагрузок, довольно мощных.

Шнуров: Да, но это все равно очень долго. Двадцать лет, мы двадцать лет занимались вот этим.

Бояринов: Вы сможете двадцать лет заниматься политикой в России? Как вам сейчас кажется?

Шнуров: Я надеюсь, что да. Смотрите, я стал бегать, я хочу…

Бояринов: Бросили пить.

Шнуров: Бросил пить. Я собираюсь их пережить, у меня такая цель.

Желнов: А кто вам нравится из политиков российских действующих?

Шнуров: Из российских действующих? Давайте скажем опять Соловей.

Желнов: Но он все-таки не политик. Он общественный деятель, активист.

Шнуров: Он политик, нет, подождите, он себя заявляет как политик в последнее время.

Желнов: Хорошо, я слышал все-таки другое, я слышал, что общественный деятель и политолог. Хорошо, кроме Соловья?

Шнуров: Даже не знаю. Есть определенные лица, которые сильны в каких-то определенных областях. Я могу сказать, что кто-то силен своими риторическими приемами, кто-то силен харизмой, кто-то силен…

Горяшко: И кто силен харизмой из политиков?

Шнуров: Кто харизматик у нас? Я думаю, Навальный харизматик. Судя по его выступлениям на митингам, да, скорее всего, он харизматик, да.

Туманов: Слушайте, а вы сказали, что нет у нас человека, который с правых позиций выступает. Кстати, критикуемая вами Ксения Анатольевна же как раз выступала.

Шнуров: Ксения Анатольевна, ни для кого не секрет, кстати, что это абсолютный спойлер в самом плохом смысле этого слова. Ксения Анатольевна обладает таким удивительным свойством, она куда ни придет, все дискредитирует.

Туманов: У вас нет опасений, что с вами будет то же самое?

Немзер: Вы не боитесь, что вы тоже сейчас спойлер? Вы можете сказать: «Я не ходил в администрацию президента, а Ксения Анатольевна ходила», но вы же понимаете, как это смотрится со стороны.

Шнуров: Смотрится… Это смотрелось бы ужасно, если бы я претендовал на пост президента Российской Федерации, смотрелось бы отвратительно.

Желнов: Скажите, но если вы идете в политику, вы не планируете претендовать на этот пост, зачем тогда вообще идти в политику, если у нас президентская пока страна, не претендовать на высший пост? Мне не очень понятна тогда амбиция, чтобы что?

Туманов: Смотрите…

Желнов: Президентом хотите быть? Прямо спрошу.

Шнуров: Я вам объясняю. Когда я создавал группу, у меня не было задачи выйти на стадион сразу, это глупо, потому что никто не знает твоих песен, никто не знает тебя, ты выходишь на стадион, и что? Ничего. Это последовательное движение, последовательные ходы. Начинаешь с маленьких клубов, начинаешь выступать, у тебя организуются те люди, которые вокруг тебя, которые знают тебя, которые знают песни, и потом последовательно, последовательно клуб больше, больше, больше, а потом уже стадион. Пластиночка за пластиночкой, песенка за песенкой.

Желнов: Сергей, понятно, что любой музыкант мечтает о стадионе. Странно, если…

Шнуров: Нет, перед вами сидит тот музыкант, который о стадионе никогда не мечтал. Мне были противны стадионы всегда.

Желнов: Хорошо, но он его получил. Так сошлось, большая удача.

Шнуров: Я надеюсь, что и в политике у меня будет так же.

Желнов: Но вы сами себя видите кем?

Горяшко: У нас уже есть один президент, который не хотел быть президентом.

Шнуров: А это хорошо.

Горяшко: Нет.

Туманов: Может, как раз тогда и сбудется, знаешь?

Горяшко: Возможно, да.

Туманов: Не хочешь, но…

Желнов: Ваша власть в чем? Если вы говорите про политику, политика ― это власть, вы хотите властвовать, собственно, где?

Немзер: В чем сила, брат?

Желнов: Да, в чем сила, брат? Ваша власть где? Вы что хотите? Или вы хотите, не знаю, может, Министерство культуры возглавить? Или президентские у вас амбиции? Вы же думаете как-то об этом.

Шнуров: Я думаю об этом, но я об этом не говорю.

Бояринов: Что вами движет, Сергей Владимирович? Деньги вам не очень интересны, на мой взгляд, мне так кажется.

Горяшко: Как сказать? Я бы поспорил сейчас на самом деле со своими коллегами, просто вы сами сказали, что очень плохо иногда получается, когда люди делают что-то для души. При этом с партией получается, что вы вообще на ней не зарабатываете, она, наоборот, деньги тянет. И вы двадцать лет собираетесь еще заниматься политикой.

Шнуров: Почему? Это долгосрочные вложения.

Горяшко: Значит, вы рассчитываете, что она начнет приносить деньги какие-то?

Шнуров: Рано или поздно начнет приносить, но не сразу деньги. Знаете, это то же самое, что мне сказать: «Зачем ты снимаешь такие дорогостоящие клипы? Они стоят полмиллиона, где табаш?». Полмиллиона долларов стоил у нас клип «Кольщик», да, и где табаш? Подождите, подождите, потом.

Горяшко: Он был, вы потом, после этого клипа «Кольщик», после него именно собрали стадион.

Шнуров: Так после этого, да. Но если бы я не вложил бы тогда, я бы и не собрал.

Желнов: Давайте еще про музыку.

Немзер: Это называется «с политикой завязываем и следим за развитием событий». Видимо, последний вопрос уже. Монеточку последнюю слушали?

Шнуров: Да, конечно.

Немзер: Песню вашу слушали? Ну как? Клево?

Шнуров: Было мимо не пройти. Мне понравилось, да.

Немзер: Весь альбом или только эта песня? Два слова просто.

Шнуров: Монеточка мне импонирует своей такой девичьей непосредственностью. Но, конечно, как наставник проекта «Голос» я могу сказать, что…

Немзер: Вы бы подкрутили.

Шнуров: Я, конечно, вокалом на ее месте занялся.

Немзер: Хорошо. А по мелодической части? Выводит девушка песню оммажем вам, и там ска-секция, и как бы так это все…

Бояринов: Там не совсем оммаж.

Немзер: Оммаж, не оммаж, но…

Бояринов: Злая ирония.

Немзер: Иронический оммаж, да.

Бояринов: Вы знаете, кстати, Сергей Владимирович, что эта песня основана на реальной истории Монеточки? Ее папа ― фанат…

Шнуров: Я знаю, да, я с ней встречался в программе Ивана Урганта, и она мне первым делом выпалила, говорит: «Сергей Владимирович, я выросла на ваших песнях, меня папа заставлял это слушать, как это было ужасно!». Я говорю: «Да? Дико извиняюсь, папе привет».

Бояринов: Существуют такие фанаты, ведь папа же разочаровался, сейчас не узнает в вас, в вашем новом образе того Шнура, которого он любил.

Шнуров: Что же делать? Вообще, в принципе, я тот человек, который любит разочаровывать. Я не люблю людей очарованных, не надо быть очарованным.

Желнов: В ком вы разочаровались?

Шнуров: Я?

Желнов: И кто в вас, может, вы знаете, да.

Шнуров: Ой, да очень много и во мне разочаровалось.

Желнов: Может, среди общих друзей.

Шнуров: Дело в том, что я стараюсь быть не очарованным, чтобы не разочаровываться.

Желнов: Вы сказали: «Я люблю разочаровываться». В ком вы так разочаровались?

Немзер: Разочаровывать.

Шнуров: Я люблю разочаровывать.

Желнов: А, разочаровывать, вы сами любите, да-да.

Немзер: Чтобы кумира не творили.

Желнов: Чтобы не создавать, чтобы вы сами не создавали в виде себя кумира. Но если вы сами будете разочаровываться в канале RTVI, не знаю, в «Партии Роста», вы человек импульсивный, вспыльчивый, все может происходить, у вас есть какой-то план Б? Не знаю, уехать, отсидеться где-то, подумать все равно про музыку и вернуться как музыканту на сцену и снова давать концерты?

Шнуров: Нет, такого плана у меня нет. Если мне захочется, если это будет такой импульс внутренний, если я пойму, что мне есть что сказать, если я опять начну читать эту действительность, как Нео в «Матрице», когда я начну видеть эти ноты и буквы во всем происходящем, тогда, конечно, я это сделаю. Но не по тем причинам, что от всего я устал, так давайте ж я вернусь на сцену, нет.

Желнов: А просто куда-то уехать, не знаю, в Гоа посидеть год-другой, не было таких мыслей?

Шнуров: Ой, я эту овощную жизнь вообще совершенно не приемлю.

Желнов: То есть вы деятельный все равно.

Шнуров: Я не люблю, мне скучно, мне нужно работать.

Желнов: Спасибо!

Шнуров: Спасибо огромное!

P. S.

Шнуров: Я, Сергей Шнуров, был в программе Hard Day's Night. Спокойной ночи!