Новый срок: неизбежное повышение налогов, гонка вооружений без денег и неприятный сюрприз от Путина для женщин
Главный экономист консалтинговой компании «ПФ Капитал», в прошлом советник министра экономического развития России Евгений Надоршин побывал в программе «Деньги. Прямая линия». Он объяснил, что в послании Путина можно считать положительным посылом, сколько лет потребуется, чтобы вырастить класс предпринимателей и вывести страну на уровень центральной Европы, а также как повышение пенсионного возраста отразится на производительности.
Добрый день, вы смотрите Дождь. В эфире программа «Деньги. Прямая линия», как всегда, по понедельникам, мы с вами говорим об экономике, о том, что это все значит, все эти экономические новости для нас с вами, для наших личных финансов, да и вообще в глобальном смысле. И конечно же говорим не просто так, а с гостем, сегодня это Евгений Надоршин, главный экономист «ПФ Капитал». Евгений, добрый день. Спасибо, что пришли.
Здравствуйте.
Снова в нашей студии, рады приветствовать. Всегда это очень насыщенный разговор, так что готовьтесь. Ну что, начнем. Вот не удержусь, хотя вроде новость прошлой недели, уже много чего сказано, Послание, и там, несмотря на все эти шоу с ракетами, с была худо-бедно экономическая часть. И, может быть, вы там что-то еще услышали действительно важное, но меня там больше всего заинтересовала аккуратная фраза, которая вообще-то была про налоги, но была завуалирована, было сказано, нам нужны такие фискальные решения, которые позволят пополнить бюджеты всех уровней. Что это значит? Нам повысят налоги? У нас доберутся уже до каждого рубля, который как-то пока обходит казну? Что это такое?
Смотрите, если у нас есть полуторакратное увеличение ВВП на человека, то, что является одной из целей программы, озвученной как раз в экономической части, то наилучшее, наверное, фискальное решение, так это вообще снизить, возможно, некоторые налоги, потому что и так всем бюджетам хватит, то есть проблем не будет. Ну, если, конечно, мы не решаем задачу полуторакратного увеличения ВВП на душу через снижение численности населения, надеюсь. То есть в контексте второй части вообще как бы такой вариант нельзя полностью исключать, простите за черный юмор. Но если мы не пытаемся решить через снижение знаменателя, через уменьшение знаменателя, то автоматически, соответственно, это означает, что у нас очень высокие темпы роста ВВП, в частности, приблизительно семь с лишним процентов темпы роста производительности…
Ничего себе! А у нас такое, по-моему, за десятилетие и то не набралось.
У нас за десятилетие да, прирост производительности, наверное, порядка 6%, если мы говорим, например, с 2008 года по 2017 год включительно, мы говорим где-то о величине около 6%, может быть, 7%, «Росстат» еще не дал оценку за 2017 год. В отличие от 2015 и 2016 года там будет небольшой рост производительности, это уже понятно, но он едва ли превысит 2%, поэтому мы говорим скорее всего о 6%, может быть, о 7% совокупно за десять лет. Это, конечно, не впечатляющие цифры совершенно, и понятно, что вот там есть два момента, отсыл к Посланию, к 5%-ному приросту производительности, что нужно не меньше 5%…
В год?
Да-да, в год, естественно. Мы ставим задачу только в год, а вовсе не за десять лет, в таком масштабе по крайней мере. И для того, чтобы увеличить в полтора раза реальный ВВП, это речь идет о семи с лишним процентах, учитывая, что у нас численность трудоспособного населения скорее должна снижаться на этом горизонте.
То есть по крайней мере основной демографический прогноз об этом говорит, и собственно, пока развитие ситуации в последнее время на это вполне явно указывает, поэтому у нас факты не противоречат основному базовому прогнозу, у того же «Росстата» можно найти до 2030 или какого-то года, проблем нет, там есть небольшое снижение численности трудоспособного населения. То же самое закладывает Минэкономразвития, здесь никаких фантазий и моих личных мнений особо нет, и это означает, что нам нужны порядка семь плюс, до семи с половиной, 7-7,5%, в разные годы можно чуть-чуть по-разному, темпы роста производительности. Такие темпы роста производительности у нас за всю историю, пока их считает «Росстат», были всего лишь трижды — в 2003, 2007 и 2006 годах, если я правильно помню.
А это за счет чего такое было?
Ну, в то время ВВП пер по 8%, приблизительно.
Низкая база?
Ну, низкая база — это словосочетание, которое, как мне кажется, ничего не объясняет, потому что, ну что значит «низкая база»…
Было плохо очень, а стало вроде как лучше.
Да-да, всегда есть объяснение, почему. То есть почему было очень плохо, тоже достаточно хорошо понятно, в начале двухтысячных. Экономика не росла многие годы, был большой потенциал, скажем, конверсии оборонных мощностей, аналогичных с ними, наращивание просто рыночных или ориентированных на рынок видов деятельности, то есть увеличение их доли в ряде бизнесов, выход из бартера — все это соответственно в счетную зону, в светлую зону, где, так сказать, денежные обороты статистика лучше может наблюдать цифры, все это давало существенный рост официальных фиксируемых показателей в начале двухтысячных.
2006-2007 год, это уже не эта история, это история немного другая — у нас был бум инвестиций, то есть приличная часть, если мы посмотрим, то, что происходило в российской экономике где-то как раз с 2003 по 2006, 2007, 2008 годы, вот 2007 — однозначно, 2008 — частично, это бум инвестиций, то есть подавляющая часть вот тех самых проектов, которые остались нам в виде советского наследия — недостроенных различных зданий, сооружений, недоразведанных месторождений, чего-то еще, каких-то полей — все это было задействовано, ну или по крайней мере проекты…
Были деньги этим заняться?
Да. В эти годы, вот если мы говорим о 2006 и 2007 годах, вообще-то в российскую экономику притекал капитал, то есть чистое сальдо операций по капиталу с внешним миром было положительным. В 2006 году это была небольшая достаточно сумма, в 2005 году это было околонулевое значение, в 2007 году это был весьма внушительный приток, и до августа 2008 года это тоже был приток и тоже весьма неплохой. Все, с тех пор мы видели там четыре квартала в основном статистического притока, или даже уже три, после пересмотра ЦБ одного из кварталов прошлогодних, скорее, три, то собственно говоря вот и все.
А все остальные годы у нас характеризовались чистым оттоком капитала. Вот собственно так выглядела картина в те годы, и прирост производительности был действительно в существенной степени обеспечен и ростом эффективности, и ростом рыночной ориентации, если мы говорим о начале двухтысячных, и колоссальными перспективами, которые многое бизнесы видели в экономике России, то есть если вы вспомните вдруг риторику того периода, например считалось, и это было вполне правдоподобно, по крайней мере, я не считал это чем-то нереальным, что мы можем стать первым в Европе авторынком. И мы вполне шли к этому, то есть три миллиона машин не казались чем-то невероятным.
То, что нам сейчас нужно удвоиться до этих уровней, почти удвоиться, и это более не выглядит как реалистичная цель на ближайшие годы, это тем не менее, та же экономика, по сути дела, даже размер экономики, в общем, как бы практически тот же самый, те же люди, вот десять лет назад все это было нормально, все это казалось вполне достижимым, и не было практически сомнений, что это будет реализовано в ближайшие годы.
Сейчас представить невозможно.
Абсолютно правильно. Это в первую очередь оценка перспектив, то есть людям казалось, что перспективы есть, люди в них инвестировали, люди под них потребляли в надежде на динамичный рост доходов, на что-то еще, и это все тащило российскую экономику вверх и в том числе позволяло наращивать эффективность, как видимую «Росстатом», так и фактическую, в экономике. Все это ушло. Все это ушло в нашем недалеком прошлом.
То есть сейчас получается, чтобы нам достичь эту цель — увеличить ВВП на человека в полтора раза, нужно совершить какой-то немыслимый рекорд, и совершать его каждый год, стабильно, на пустом месте.
Да, эта задача не хуже, чем удвоение, поставленная в свое время, если вы помните, достижение уровней Португалии, кажется, мы выбрали как один из целевых в частности. Если, кстати, посмотреть, что произошло с Португалией за последние годы и Россией, то надо сказать, что у Португалии картина сложилась получше, с динамикой ВВП в целом, и с динамикой производительности в частности. Поэтому надо понимать, что вот например за последние десять лет мы даже от Португалии немного подотстали.
Но вообще тогда это казалось фееричным, даже тогда казалось фееричным, но тем не менее, все-таки это было достижимым, и я не уверен, может быть, это было почти достигнуто. Но вот прямо сейчас озвучивание похожей цели, ну пусть ее немножко спрятали — вот у нас полуторакратное за шесть лет на душу, соответственно, за счет того, что у нас количество душ немножко сокращается, это может немножко упростить решение задачи, но не радикально — и мы говорим о весьма внушительном увеличении производительности, которое даже в лучшие годы наши редко когда случалось.
Поэтому сейчас без четкого плана достижения этого ориентира, мне кажется, это не реалистично. А вот по плану, там вообще ничего нет. Там, знаете, то, что по-русски называется «если бы, да кабы». То есть да, если мы принимаем за данность эти пять плюс процентов, на самом деле семь плюс процентов прироста производительности в год и полуторакратное увеличение за шесть лет, тогда нет проблем с фискальной составляющей, даже налоги лучше снизить, потому что это ускорит. Если же этого не происходит, то мы приходим…
Да, то есть мы возвращаемся в реальность, где такого быть не может, и начинаем думать, а что же с налогами.
Да, именно так. Если мы не верим в эти посылы, а собственно они базовые для многих… Ну, вот эти темпы роста производительности и темпы роста ВВП на человека, они делают все остальные задачи легко решаемыми. Там, собственно говоря, амбициозных задач практически особо и нет, если мы оставим в стороне вот эти две, в части экономики, понятно. Все остальное достаточно легко решаемо, то есть деньги на все будут, проблем не будет.
Если мы эти задачи видим как нереальные, а я их вижу как нереальные, к сожалению, и ничто в Послании меня в этом не разубеждает, то автоматически мы приходим к набору не самых приятных решений, где в частности, действительно вот эти, как это вы сказали, фискальные решения, которые обеспечат наполнение…
Это не я сказала.
Да-да, вы процитировали. Да-да, это, по-моему, совершенно точная цитата, как это было в Послании, просто, простите, я не запоминаю это наизусть, грозят…
После ракет-то все забудешь, я понимаю.
Грозят ростом налогов. И это действительно так. Причем надо понимать, что рост налогов не решит проблем бюджетов всех уровней, и даже всех бюджетов, например, просто если мы отступаем на одну строчку вниз от федерального, на один уровень вниз, всех региональных бюджетов, то есть где-то вроде Москвы, ряда городов-миллионников, которые являются образующими для ряда регионов, эту проблему решить в существенной степени может, то есть наполнить их например через рост подоходного налога или каких-то еще региональных сборов, то во многих весьма депрессивных регионах проблема таким образом не может быть решена. Поэтому перераспределительная функция федерального бюджета или, я не знаю, организация каких-то межбюджетных трансфертов на горизонтальном уровне, что видится пока мало реальным в Послании.
То есть делиться друг с другом регионам, получается?
Абсолютно верно. То есть нужно активизировать перераспределительную политику для того, чтобы… то есть для фискальных решений, если мы не относим перераспределительную политику к чисто фискальному решению, туда все-таки в большинстве своем относят в первую очередь налоговые решения, то есть когда у нас из экономики изымаются какие-то доходы, а вот перераспределительная политика, бывает, стоит особняком. То есть если мы фискальную не смешиваем с перераспределительной, то автоматически у нас нужны еще дополнительные решения, про которые ничего не озвучено в Послании, и которые должны как раз обеспечить наполняемость бюджетов.
Или там должно быть что-то странное, что мне в голову не приходит, то есть я не специалист по налогам и сборам, и я не могу вам с ходу сказать, существуют ли такие комбинации, скажем, из повышения или изменения каких-то налоговых ставок, подходов к их взиманию, для того, чтобы помочь даже достаточно депрессивным регионам с наполнением их бюджетов. То есть то, что находится на обсуждении, все эти маневры, НДС, ЕСН, все прочее, это проблемы подавляющей части депрессивных регионов не решают, они нуждаются в другом. Вот повышение налогов там проблемы никак не решит в принципе, сохранение налоговых ставок там не решит, увеличение экономической активности решило бы или активизация перераспределительной политики, если мы не верим в увеличение экономической активности.
Ну а мы, получается, не можем в него верить, поэтому тут безвыходно.
Да, я по крайней мере, пока не вижу.
Поэтому либо придется делиться друг с другом регионам, получается, но мы и сейчас видим, за федеральный-то борются, а друг с другом, наверное, вообще никому не захочется.
У нас, к сожалению, сейчас… Россия не единственная страна мира, которая сталкивается, в том числе, со всплеском национализма. Прошлый год и вот эти скандалы вокруг кинематографа, например, нам замечательно показали, что в стране происходит. Мы не единственные, практически вот я таких стран по крайней мере не вижу, кто бы не сталкивался с проявлениями этих проблем, вопрос в том, как…
Да, и правые партии много где начинают побеждать.
У кого как, абсолютно верно. Выборы в Италии смотрите, вот недавние, не смотрите, так следите за результатами, видите результат. Пожалуйста, вот Европа, беженцы, пожалуйста, Китай, Латинская Америка, США, это постоянно горящие темы. В этих условиях, как вы понимаете, сотрудничество одних с другими, неважно по какому признаку, обычно начинает ухудшаться. И боюсь, как бы нынешняя ситуация в России, в том числе с регионами, не исключение, то есть готовность регионов помогать друг другу, решать совместные проблемы, как мне кажется, снижается.
Зависимость от центра увеличивается, особенно в слабых регионах, влияние центра увеличивается, центр явно не против, в наших российских условиях, то есть он не борется с этой ситуацией. Как я уже говорил, если у нас нет фронтального массового увеличения экономической активности, хорошо бы, чтобы в депрессивных регионах она даже росла быстрее, нежели чем в регионах достаточно успешных и комфортно себя чувствующих, то соответственно зависимость от перераспределительной политики центра увеличивается. А там вот с желанием помогать не так уж все хорошо, опять же, дискуссию про трансферты можно было наблюдать, там все как бы неоднозначно, я бы сказал, с готовностью центра поддерживать регионы даже в тех случаях, когда это нужно.
Вот удивительно получается, мы же слышим политическую риторику — народ сплотился, сплошные скрепы, а получается, до дела-то если дойдет, если надо будет делиться, в общем, никакой сплоченности у нас уже не выйдет, и никто над этим не работает. Ну что, мы тогда в безвыходном…
Я не психолог, мне сложно оценить эту историю. Я стараюсь пропускать мимо ушей сейчас подавляющую часть политических лозунгов. К сожалению, в принципе предвыборный период этому способствует, а нынешний предвыборный период вообще характеризуется почти тотальным отсутствием экономической составляющей внятной у кого бы то ни было из кандидатов.
Печально.
Это беда. То есть мне там работать не с чем.
А почему так? Потому что все настолько плохо, что они даже не хотят за это браться, потому что это политических очков не даст?
Ну наверное, да. Дело в том, что достаточно сложно, как мне кажется, предложить в нынешних условиях что-то такое, знаете, не выходя за рамки. То есть если мы оставляем как бы основные фигуры на доске, персоналии, основные подходы к политике, основные акценты, к экономической, неважно какой, то вот в этих ограничениях достаточно сложно предложить что-то такое, что будет, во-первых, новым, потому что все это уже неоднократно звучало в прошлом. Вопрос — сколько раз? Десять, двадцать, вот именно, это даже не один-два, а часто «-цать», вот «-цать» там вполне совершенно спокойно фигурирует в количестве раз, которые озвучивались те или иные идеи.
И понятно, что если в более благополучное или менее благополучное, а были и те, и другие времена, был и 2016 год, когда поговорили и забыли, соответственно, были и 2008, 2009 годы, когда поговорили и тоже вроде даже программы зарядили, что-то ничего не вышло, и были времена, когда 110 долларов за баррель, тот же 2011, 2012, 2013 годы, и было, когда было 60, 70, 80 долларов за баррель, я сейчас не помню, в 2007 году, и все росло. То есть как бы у нас были моменты, когда уже было понятно, — первая волна реформ буксует, остановилась, тот же 2007 год, начало 2008 года, например. В мире начинается кризис, надо что-то менять, а, как бы… пожалуйста.
Опять не получилось.
Да-да, упали, вылезли соответственно. Видно, что идем нетвердо, в 2011 году началось резкое торможение. Поговорили опять, а, 110 долларов за баррель… Ну то есть я к тому, что крайне тяжело сейчас действительно что-то предложить стоящее, чтобы на этом хотя бы что-то заработать, кроме насмешек.
И возможно, именно поэтому, собственно, опять же, все лица те же, то есть услышать от них одно и то же, то есть понятно, что это не вызовет доверия. Поэтому, мне кажется, сейчас такая вырожденная дискуссия, это, конечно, с точки зрения перспектив развития экономики большая беда, потому что надо понимать, что, мне кажется, острее, нежели чем подавляющая часть проблем, на которых сейчас концентрируются сейчас почти все, собственно, перед нами стоят экономические проблемы, то есть у нас наши масштабы экономики, наши экономические возможности не сопоставимы с нашими геополитическими амбициями.
И понятно, что, как и в Советском Союзе, это может начать нам обходиться весьма дорогой ценой. Хотелось бы иначе, и в этом плане китайский опыт шикарен, жаль только на местную почву его уже не перенести, потому что почва совершенно для этого не пригодна. Это большая беда для нас, неплохое счастье пока для Китая. Китай — полноценная рыночная экономика, кто бы что про это ни говорил, в которой доля малого бизнеса, в занятости, то ли 70%, то ли 80%, то ли городского, то ли общего населения.
Потрясающе!
Там есть немножко разные данные, да, у них не очень подробная в ряде случаев статистика.
И тем не менее.
Доля ВВП в малом бизнесе та же, 60%. Любая европейская страна, за исключением нескольких, сочла бы это для себя великолепным результатом. В экспорте — 60% тот же малый и средний бизнес, вы не поверите.
Потрясающе.
Еще раз говорю, вы сравниваете с цифрами России, где приличная часть деятельности малого бизнеса вообще рисованная и связана с различными схемами, связанными, в том числе, как вы сказали, нахождением тех рублей, которые… Точнее, укрыванием рублей.
Укрыванием как раз.
А для налоговой нахождением. И вот там едва набирается 20%, и то я вам хочу сказать, это, по-моему, неоднозначно. И вот, собственно говоря, надо понимать, что вот тот китайский опыт, который было бы неплохо действительно, может быть, позаимствовать и посмотреть, сейчас на российскую почву не положишь.
Потому что некуда класть.
А с другими опытами все достаточно плохо по той простой причине, что других хороших опытов, чтобы динамично развиваться и расти, не так уж и много.
А вот как раз у нас, мне подсказывают, есть звонок про другие опыты. Пожалуйста, представляйтесь и задавайте ваш вопрос, вы в эфире.
— Это Оренбургская область, Панкратов. У меня вот такой вопрос. Вот, допустим, мы всем народом сегодня легли спать «совками», а наутро проснулись европейцами, с уважением свободы, демократии и прав человека, с желанием идти на любые реформы и готовыми потерпеть неудобства временные, то, на ваш взгляд, сколько нам потребуется лет, десятилетий или столетий, чтобы выйти на уровень, скажем, центральной Европы по главным показателям развития?
Спасибо большое.
То есть заснули мы в Советском Союзе, проснулись мы… То есть это как в девяностых фактически произошло.
Проснулись свободными, сознательными. Манифест?
Смотрите, это, собственно, от меня ничего и не нужно. Вот посмотрите на наше прошлое, в девяностых так у нас и произошло — мы заснули в одной стране, проснулись в другой, это называется шоковая терапия, мы все еще пока не дошли. Опять же, если мы говорим о китайском опыте, который сейчас так стало модно в последние годы вспоминать, ну как, они прут и прут, растут и растут, зависть вызывают дикую — где были они в девяностых по отношению к нам, и где, соответственно, мы по отношению к ним сейчас, — то я вам хочу сказать так, с 1978 года аккуратно, методично, последовательно, не спеша, шаг за шагом проводились рыночные реформы, по сути дела практически не останавливаясь. Может быть, какой-то период отката наблюдается как раз сейчас, вот при нынешнем руководстве Китая, и бог его знает, к чему он приведет.
Да, том тоже непростые процессы происходят.
Возможно, это и станет одним из факторов, активизирующим ряд весьма глубоких, в моем понимании, проблем в финансовом секторе Китая и не только, и может породить кризис. Но я не специалист по китайской экономике, поэтому не буду здесь как бы ничего заявлять и говорить. Это вызывает у меня определенные опасения, но также, соответственно, очевидно, то, что за сорок лет методичного, неспешного, когда никто нигде не засыпал и не просыпался в новой стране, а все менялось постепенно, аккуратно и достаточно последовательно, и весьма предсказуемо, люди отстроили в своей стране полноценную рыночную экономику, вы знаете, на зависть очень большому количеству, в том числе западных, условно западных стран. И нам там есть тоже чему позавидовать. У них колоссальный, инициативный, агрессивный, готовый принимать на себя внушительные риски класс предпринимателей, вот его вырастили за сорок лет, и это часто и есть основа успешной рыночной экономики.
То есть то, что ускользает из подавляющей части учебников по макроэкономике, и вот, еще раз, если вы поищете, вы там особо этого не найдете, — это фактор предпринимательской инициативы, людей, готовых брать на себя часто высокие риски ради достижения целей и нести ответственность за достижение этих рисков, вот у нас не сформировался в полном объеме и в достаточном количестве, судя по всему, у нас есть большая проблема с инициативой частного бизнеса.
И все наоборот делается, чтобы ее задавить, чтобы никому не хотелось даже близко туда подойти.
Вообще я хочу сказать, что и частный бизнес судя по всему не против, то есть как бы тут есть момент, видимо, наше советское наследие оказалось как бы в этой части крайне плохим. То есть у нас было много чего хорошего в советском наследии, но подавление инициативы у работника и у бизнесмена, похоже, стало культурой новейшей России, и это проблема.
Конечно, как говорится в присказке, все знают, что инициатива — что? Наказуема.
Китай, выходящий из этой же системы фактически, то есть не принципиально, с моей точки зрения, отличавшийся от нас какие-то 30-40 лет назад, даже 30 лет назад еще, он сейчас совершенно в другом положении находится. При том, что и там, и там отстроена система, где в принципе бизнес принимает реальность, что он не лезет активно в политику, ему это не рекомендуется, и это есть часть официального, в том числе, взаимодействия с бизнесом.
Но в одном случае у нас сформировался бизнес, который в экономике готов принимать на себя подчас сумасшедшие, неоправданные риски, что избыточно, но тем не менее, неважно, как бы помимо этого они берут кучу полезных и хороших рисков, что неплохо, и с другой стороны, сформировался бизнес, который сейчас на себя практически никакие риски принимать не готов.
Лучше ничего, лучше спрятаться.
Абсолютно верно. И полностью отдал инициативу на уровень государства. А государство, ну с государством все произошло достаточно просто, в моем понимании, это экскурс скорее в историю, но это хорошая полемика между Медведевым и Путиным где-то в районе 2008 года, наверное, она имела место, у Медведева были замечательные речи о том, что у него было пять «и», мне кажется, какие-то еще…
Свобода лучше, чем несвобода.
В общем, те люди, которые писали ему речи, они вот шикарно понимали и понимают, они же никуда не исчезли, проблемы российской экономики, которые было бы неплохо каким-то образом решить для того, чтобы в российской экономике многое поменялось к лучшему, появились иные перспективы. Да, но система не готова принять, не готова таким образом меняться, и вот эта неготовность меняться, она, наверное, и есть наша основная проблема, и проблема с перспективой.
Вот мы все говорим про полуторакратное увеличение, там 7%, если посмотреть на оценки нашего потенциала большим количеством экономистов, не только мной, можно посмотреть у ОСЭР, МВФ, Всемирный банк, не все они публикуют оценки потенциала, ну хорошо, прогнозы темпов роста, видно, что речь идет об 1-2%, а в случае ОСЭР это, кажется, вот недавно, как бы 0,5% ВВП — наш потенциал. Конечно, 7% прироста производительности в год, и даже 5%, нереальными выглядят, то есть проблема реальности и нереальности прогноза будущего — это проблема оценки перспектив, готовности принимать на себя риски.
Вот как бы важный момент, то, что мы можем, как экономисты, отразить, мы можем отразить полную неготовность российских экономических агентов принимать на себя риски развития экономики. Вот что отражает прогноз в 1%, 2%, 3%… Трех-то уже нет, собственно, 1-2%. Я жду 1% в этом году, может быть, 1,5% — после предвыборных стимулов и повышения зарплат бюджетникам в 2019 году, но это ничего не меняет принципиально.
Все равно никто не будет этого делать, и мы видим сигналы на самых разных уровнях. У нас есть звонок, здравствуйте, пожалуйста, представляйтесь, спрашивайте все, что вам интересно, вы в прямом эфире.
— Добрый вечер. Меня зовут Евгений, я хотел бы спросить, будет ли после выборов повышен пенсионный возраст? И как это отразится на производительности труда? Это будет плюс для нашей экономики или минус?
Спасибо большое.
Смотрите, по поводу производительности я, наверное, не имею готового мнения, но предположу, что может снизить. Объясню, почему. Дело в том, что мужчины сейчас очень часто работают несколько лет после наступления пенсионного возраста совершенно спокойно. Для мужской половины населения это давно уже норма, поэтому по большому счету, если мы говорим о повышении пенсионного возраста мужчин, то едва ли что-то новое можно будет ожидать, просто неким образом закрепятся вот эти новые нормы.
Сейчас работающего пенсионера дискриминируют определенным образом — пенсию тебе не повысим, хотя положено, например, индексировать не будем, или что-то еще — вот эта история исчезнет, то есть будет неким образом легализовано, то есть государство успокоится, понятно, улучшит свое фискальное положение, это не ново, но тем не менее да, вполне себе изменение, которое улучшит положение федерального, в первую очередь, бюджета за счет того, что нужно будет меньше субсидировать Пенсионный фонд Российской Федерации.
Да, потому что сейчас огромные расходы федерального бюджета на трансферт в Пенсионный фонд.
Ну, огромными они были бы, если бы мы в 2008 году не начали все эти истории с «пенсионными реформами», если можно назвать, конечно, откат назад пенсионной реформой. Ну да, бог с ним, реформой в принципе, по форме, это является. У нас часто нужно не на форму смотреть, а на существо. Это большая проблема большей части тех, кто рекомендует и делает реформы здесь: корежат формальные институты, не трогая, не анализируя, не разбирая, не освещая, не всегда понимая особенно, то есть что за существо на самом деле за ними стоит. У нас не то же самое, что такое формальный и неформальный институт.
Интересная тема, я думаю, еще обсудим. Вернемся.
Так вот женщины. Основной трюк в повышении пенсионного возраста и основной эффект можно ожидать от женщин. Дело в том, что сейчас, после наступления пенсионного возраста, участие в рабочей силе женщин резко падает, то есть очень многие женщины предпочитают сосредоточиться, видимо, на семье, на себе, не знаю, не важно.
Внуки.
Абсолютно правильно. А то, что произойдет, — их физически заставят отложить этот процесс, если это произойдет, на какое-то время. То есть фактически у нас возрастет доля участия женщин, в зависимости от того, на сколько лет, в какой год повысят этот пенсионный возраст, вот в этих возрастах в рабочей силе и приведет к увеличению ее численности. Это приведет, естественно, скорее всего, к тому, если эти люди уходили с работы после наступления пенсионного возраста, то, наверное, они были бы счастливы уходить и дальше, поэтому персонально, к сожалению, для дам это будет неприятный выбор, то есть государство вынудит из задержаться на работе еще на несколько лет.
Я не думаю, что в этом случае можно ожидать высокой мотивации от этих дополнительных работников. Вот почему я думаю, что это может привести в среднем к падению производительности, потому что если вы вот-вот хотели выйти, но тут взяли, поменяли, и вот с вашего конкретно года сейчас там плюс полгода, или плюс год, или плюс пять, это не имеет значения.
Все будут зачеркивать крестики на календаре в ожидании, когда все-таки…
Ну конечно. Вы уже вот, ваша подруга на год старше, она, слава богу, вовремя ушла, довольный человек, занимается семьей и собой, рада. То есть надо понимать, что те решения, которые люди принимали, они, скорее всего, принимали, исходя из персональных и внешних обстоятельств, то есть видя, сколько они могут зарабатывать, какие у них перспективы и прочее, и видя, что они могут делать, не знаю, для себя и по дому, они принимали решение уходить.
Поэтому, если мы их вынуждаем подольше задержаться, а вот именно на этот круг работников в первую очередь воздействует решение о повышении пенсионного возраста, то, очевидно, ждать от них восторгов точно не стоит. Вот в первую очередь, наверное, какой эффект стоит ожидать, то есть увеличение участия женщин в прежних пенсионных возрастах, в том диапазоне, где повысят, в зависимости уж как они решат, в рабочей силе, и скорее всего, несколько более низкую производительность, не радикально, но тем не менее. Задачу выполнения увеличения производительности именно на человека это может осложнить.
Но я вас уверяю, с точки зрения вот этого уровня, 7%, против текущего это совершенно не материально. В среднем, понятно, фискальный эффект для государства будет положительным, и дополнительный ВВП эти вот люди, кто будет вынужден подольше задержаться на работе из-за повышения пенсионного возраста, тоже произведут, поэтому в целом для государства — эффект «плюс», для общества я не уверен, то есть общественный эффект может оказаться неоднозначным. Поэтому я бы не стал, здесь я вообще не готов даже предположить, плюс это будет или минус, может, около нуля.
Да, действительно, учитывая, что непонятно, что у нас с системой здравоохранения, поддержки тех, кто в старшем возрасте, и так далее, я думаю, отчасти и об этом вопрос, который у нас уже есть на линии. Давайте послушаем.
С системой здравоохранения все понятно.
Давайте послушаем, по-моему, как раз сейчас об этом. Пожалуйста, вы в прямом эфире, представляйтесь, задавайте ваш вопрос. Здравствуйте.
— Я слушал выступление Путина и так ничего и не понял. Первая половина посвящена социалке, потом военные эти игрушки, стрелялки. А где деньги, Зин? Где он возьмет деньги-то?
Понятно. То есть большая оборонная программа, а там нам обещали сколько-то много, 4-5% ВВП в год на здравоохранение.
Смотрите, опять же, полуторакратное увеличение на человека, проблем ни с чем нет там. 5-7% прироста производительности, проблем ни с чем нет. Все найдется, и на здравоохранение, и эти 3,4 триллиона, потому что это, на самом деле, от 2,47 с поправкой на инфляцию, демография и прочее.
Да, демография там была.
Материнский капитал, не отличается, я вам хочу сказать, если как бы в реальном выражении, там почти нет роста, если шестилетку на шестилетку. 11 — на дороги, это действительно существенное увеличение.
Да, удвоение, в общем, почти.
Но там опять же, надо сделать поправку на инфляцию. А второе, не забывайте, 2012 год, саммит АТЭС, 2014 год — Олимпиада, 2018 год — Чемпионат мира, вот чем характеризовалась прошедшая шестилетка, то есть там были колоссальные мегапроекты. Просуммируйте их, и вы убедитесь, что на них ушло денег, и уходит, последние деньги сейчас уходят на Чемпионат мира, больше, нежели чем на дороги.
А с дорог за это время деньги уходили, то есть, если вы посмотрите, что происходило, финансирование инфраструктуры, в том числе дорожной, в федеральном и часто в региональных масштабах, если мы не берем богатые регионы, как Москва, оно сокращалось, для того, чтобы пустить, в том числе, на эти мегапроекты деньги.
Причем сокращалось именно на стройки, потому что что-то подлатывали еще, но вот новых строек очень мало.
Поэтому мы скорее возвращаемся к статусу-кво, то есть то, что даже меньше, чем ушло на мегапроекты в предыдущую шестилетку, сейчас отчасти пойдет на то, что действительно может породить положительный экономический результат — на инфраструктуру, которую нам бы давно неплохо в страновом масштабе обновить.
Если все эти обещания, триллионные, — это действительно факт будущий.
Еще раз, увеличиваем в полтора раза подушевой ВВП, проблем нет. Если мы не увеличиваем и идем через рост налогов и прочее, я вам уже озвучил, что проблема заключается в том, что не хватает участия в перераспределительной политике, ряд регионов проблемы решить смогут, через подоходный, через какие-то еще вещи, пенсионку, понятно, там тоже неравномерно все лежит. В общем, благополучные регионы от простых, в том числе обсуждающихся сейчас решений, чаще могут выиграть, и федеральный бюджет тоже может оказаться в выигрыше, вот с неблагополучными — нет, не хватает перераспределительной политики, чтобы раскидать по всем остальным. И не видно решения.
И за всем этим маячат ракеты, по-прежнему.
А с ракетами все достаточно просто. Понятно, что этот кусок речи, в моем понимании, вообще не имеет отношения к Посланию Федеральному собранию, это место для Мюнхена. Просто до Мюнхена он почему-то не дотерпел, не договорились, не пригласили, не я, не мне судить. Вот эта часть как бы она вообще не имеет отношения.
А там еще и видео не дадут показать. Стены помогли дома.
Да и бог бы с ним, это непринципиально. Важно следующее, что я там в общем, не увидел никаких явных обязательств на перспективы. То есть если усматривать за этим размахивание ядерной дубинкой, ну да, с моей точки зрения, печально, бесперспективно, грустно. Но вообще явных денежных обязательств, которые поддержали бы дальнейшее развитие всех этих технологий, я не увидел.
А, может, они засекречены, например?
Они, может быть, засекречены, может быть, не засекречены, но в моем понимании, с точки зрения Послания Федеральному собранию, по крайней мере, там я не вижу явных обязательств чего-то.
Да, там триллионов не обещали.
Абсолютно верно. Намек присутствует, намеков там присутствует на много что, но вот если мы смотрим первую половину, еще раз, ключевые намеки либо неправдоподобны, либо не слишком сложно реализуемы, что я вам сейчас на нескольких примерах показал. Со второй частью, не мне судить, я не эксперт, но, по крайней мере, да, если там и есть намек на какой-то рост расходов, на оборонку, он очень уж спрятан. Скорее, это ощущение, что мы хвастаемся совершенными достижениями.
Не знаю, какого эффекта здесь мы хотим добиться, не мне, экономисту, здесь судить. Но вот то, что я, слава богу, вижу, если есть что-то позитивное, что я увидел во второй части послания, так это то, что я не увидел там дополнительных триллионов и десятков триллионов на шестилетку на оборонные нужды. И мне кажется, пока вот профиль финансирования оборонки, он скорее как бы говорит о том, что мы и будем, видимо, лет там через десять гордиться этими же достижениями, потому что ничего особо другого я не вижу, чтобы там активно финансировали. Ну будет что-то по мелочи, но не радикально, по крайней мере, то, что я вижу из расходов, что доступно мне, внешнему наблюдателю без всяких там допусков, секретности и обсуждающему все эти детали.
То есть получается, что пока есть какой-то здравый смысл с других статей не перетягивать это в оборонку, понимая, что по другим статьям уже и так близко ко дну?
Абсолютно верно. Возможно, это, скорее такой вот упреждающий шаг, что вот не смотрите, что мы сокращаем расходы, мы выработали и достигли, помните, там был пассаж, что вот нам же хотели помешать, вот-таки не получилось, вот мы все это разработали. Я не уверен, что именно разработки этого хотели повышать, потому что мои скромные знания говорят, что часть этих разработок датируется почти серединой XX века, простите. Может быть, их перестали развивать в какой-то момент, и, конечно, доделать их дело тоже неплохое.
Это как с долгостроями в середине нулевых.
С ракетами, летающими в космос на мирные нужды, мы сейчас не в состоянии воспроизводить то, что серийно шло в советские времена, без ошибок, то есть они что-то берут и падают время от времени и, к сожалению, достаточно часто, это проблема. Поэтому, если там у нас что-то получилось, это может быть, в том числе, полезным выхлопом мирным через десять-двадцать лет, поэтому ничего, может быть, страшного в этом нет.
Слава богу, чего я не вижу здесь, я не вижу явного обещания дальнейших увеличений расходов, вроде как ряд пассажей, скорее, позволяют предположить, что мы вот достигли, отсекли, теперь гордиться будем. И хорошо бы, чтобы на этом дело закончилось, с моей точки зрения, потому что, как я уже обращал внимание, мне важно, чтобы мы обратили внимание на экономическую составляющую. Мне кажется, сейчас она является как бы хромающим базисом, который не позволит нам дальше даже поддерживать текущий уровень присутствия в мировой экономике и в геополитике, просто ресурсов не хватит для обслуживания всех этих нужд, которые у нас сейчас стали весьма многочисленны.
А с малым ресурсом, понимаете, вот нет у меня сомнений, что бывает, когда боец суперлегкого веса выходит против двух супертяжей, если мы условный Запад, собираем группу Европы, континентальной и близлежащей, и США. Все понятно, можно быть сколь угодно подвижным, можно сколь угодно неплохие удары наносить, но им все равно практически. А им один раз достать будет надо.
Вот так мы с вами удивительным образом пришли, в общем, к оптимистическому посылу из текста, который мы услышали, из этих всех ракетных роликов, что, может быть, здравый смысл все-таки не даст вот этой гонке вооружений виртуальной превратиться в реальную, которая будет подкашивать, как это мы уже видели на примере истории Советского Союза, будет подкашивать все остальное.
Пока да. Пока я, слава богу, не слышу здесь посыла, то есть тема обойдена стороной. Это, понятно, оставляет вопрос открытым, но в действующем послании я не вижу явного указания на то, чтобы мы вот прямо готовились для этих действий, и я думаю, что не только я.
Замечательно. На этой ноте, я думаю, закончим. К сожалению, истекло у нас сегодня время. Спасибо Евгению, что были в нашем эфире.
Спасибо.
Смотрите Дождь и давайте тоже попробуем искать оптимистичные посылы, тем более, видите, нет ничего невозможного, даже среди роликов про ракеты нашлись. Всего доброго.