Государство повышает налоги, бесконечно копит и все еще верит в нефть. Кажется, что так в кризис не выжить. Что нас ждет? Отвечает экономист Игорь Николаев

26/10/2020 - 20:25 (по МСК) Григорий Алексанян
Поддержать ДО ДЬ

В новом выпуске программы «Деньги. Прямая линия» — директор Института стратегического анализа ФБК Grant Thornton Игорь Николаев. ЦБ сохранил рекордно низкое значения ключевой ставки на уровне 4,25% — что это значит? В США скоро выборы — почему для нашей экономики хуже, если победит Джо Байден? Россияне все больше берут кредитов, которые все труднее отдавать — когда «пузырь» лопнет? Власти неожиданно повышают налоги — это очередной удар по бизнесу в кризис? Государство вместо того, чтобы тратить средства ФНБ, наращивает «кубышку» и заверяет, что копит деньги на «черный день» — это когда?

Понедельник, семь вечера, как всегда в это время на телеканале Дождь программа «Деньги. Прямая линия». Меня зовут Григорий Алексанян, и сегодня мы как всегда будем говорить с нашим гостем о том, что же происходит с нашей экономикой и куда это все движется. Сегодня нашим гостем стал Игорь Николаев, директор Института стратегического анализа аудиторской компании ФБК Grant Thornton. Здравствуйте, Игорь Алексеевич, спасибо, что вы сегодня с нами.

Здравствуйте.

Очень рады вас видеть, давно вас не видели. У нас такой получится макромонетарный, больше про монетарную, наверное, политику сегодня поговорим. Вот в пятницу было заседание Центробанка России, второй раз подряд ключевая ставка осталась без изменений, многие полагают, что вроде бы цикл понижения закончен. Но тем не менее, вот это рекордно низкое значение ставки, по-вашему, это с чем связано? С тем, что нынешняя ситуация вот такая тяжелая, наша экономическая ситуация, это адаптация, это поможет нам как-то минимизировать потери? И насколько вообще это действительно эффективная мера в данной ситуации?

Мне кажется, трудно было ожидать, что Центробанк изменит свою политику. В смысле не то что изменит, а еще дальше двинет ключевую ставку вниз, все-таки 4,25 ключевая ставка была установлена в конце июля, и на мой взгляд, Центробанк поторопился. Во всяком случае, мне кажется, именно это решение послужило тому, что у нас рубль достаточно активно стал ослабляться уже в августе месяце. При такой ставке для нерезидентов держателей российских облигаций невыгодно уже вкладываться в рубль, и мы видели, что нерезиденты уменьшают свое присутствие на рынке ОФЗ, они стали выходить. Они с весны уходили из российских бумаг, в августе этот процесс активизировался, в результате у нас уже заметно ниже 30% доля нерезидентов на российском рынке ОФЗ. Я думаю, Центробанк не ожидал, что это спровоцирует так ослабление рубля, а потом добавились новые факторы, и в результате мы сейчас видим рубль на тех уровнях, на которых, я уверен, Центробанк не ожидал видеть рубль, поэтому Центробанк решил приостановить этот процесс, итак «переборщили», что называется, вот 4,25 и дальше решили ставку не трогать.

То есть вы считаете, что основная причина вот этого «нырка» очередного рубля все-таки лежит именно в ключевой ставке? Очень многие говорили, что есть санкции, которые нам грозили, в августе там объявляли их, не объявляли и прочее, и прочее. Вы считаете, что основное это было как раз вот это резкое снижение ставки?

Нет, это не основная причина. В августе эта причина, этот фактор предопределил тенденцию, закрепил, я бы даже так сказал, тенденцию к ослаблению рубля. В сентябре появились новые факторы, вторая волна пандемии коронавируса, санкционные риски в связи со случившимся с Навальным, все это уже добавилось на эту сформировавшуюся тенденцию, если можно так сказать. Поэтому нет, это не то что основная причина, но это то, что послужило неким поворотным моментом с конца июля, поворотным моментом к ослаблению рубля. А основные причины «нырка», как вы выразились, это, конечно, все-таки вторая волна коронавируса, которая стала реальностью уже в сентябре месяце.

Если говорить о том, что нас ждет дальше, вот есть такой геополитический фактор, как выборы в США, там практически две недели нам осталось ждать. Могут ли они как-то повлиять на ослабление рубля в данной ситуации? Опять же новые санкции или что-то другое, в общем, всякая риторика звучит, или же будет какая-то перезагрузка очередная, но тем не менее, какой-то эффект для рубля, наверное, должен быть. Как вам кажется, будет ли он ярко выраженным или в какую сторону это может качнуться?

Он не будет такой ярко выраженный, но если побеждает Байден, а шансов в пользу этого на сегодняшний день больше все-таки, то я думаю, угроза санкций станет более явной, очевидно. Но мы прекрасно понимаем, что у Америки сейчас огромнейшие проблемы, прежде всего в плане борьбы с коронавирусом, то есть и до санкций дело тоже сразу не дойдет, они, конечно, тем более, что во время этой предвыборной борьбы эта тема на острие, что называется, это главный упрек Трампу. Вот по мере того, как США будут решать эту проблему, санкционная повестка все-таки в отношении России будет усиливаться, если можно так сказать, поэтому выборы в США, исход, какой конкретно кандидат победит, имеют значение для рубля. Если Байден, то угроза санкций более очевидна, и естественно, для рубля это более очевидные риски.

Во всяком случае эффект, скорее всего, будет несколько отложенным, будет передышка у нас такая небольшая в этом плане.

Да.

Если возвращаться к текущей, к вопросу ключевой ставки, вот нынешний уровень, как он влияет на ставку по вкладам, на динамику этих вкладов? То, что сейчас ставки достаточно снижаются, это говорит о том, что пытаются стимулировать людей не экономить, а больше тратить, чем как-то нести в банки? Вот этот момент, может ли это повлиять на то, что люди пойдут больше расходовать, то, чего не хватает сейчас экономике?

Я не думаю, что это сильно простимулирует потребительские расходы, все-таки необходимо учитывать, что люди серьезно поиздержались в кризис. А потом, не будем забывать о динамике располагаемых доходов населения, во втором квартале 2020 года, в острый период первой волны коронавируса, реальные доходы населения упали на 8%, падение у нас было и в третьем квартале. То есть здесь, конечно, можно пытаться стимулировать с помощью более низких ставок, но чтобы люди пошли тратить, надо, чтобы у них было, что тратить. Вот во многом люди уже потратились, люди и в кризис-то вступили без особых накоплений. Как известно, весной, накануне вот этой острой фазы буквально, проводились исследования социологические, которые дали такой результат: у нас свыше 60% населения вступило в коронавирусный кризис без сбережений, с таким показателем мы вступаем, падение доходов. А потом, что сейчас, ну вроде бы ставка, вроде бы стимулирует, чтобы тратить, но как я уже сказал, чтобы тратить, надо чтобы вообще эти деньги были, чтобы было что тратить, во многом люди уже поиздержались. Поэтому я думаю, особых успехов не будет в плане стимулирования, плюс не будем забывать, что все-таки сложнейшая эпидемиологическая обстановка создает ситуацию, когда действительно потребительский спрос снижается еще и по этой причине. Поэтому ставка здесь, я думаю, не сыграет важной роли, и потребительский спрос будет оставаться низким.

Но при этом стоит отметить, что большое количество людей, может быть, исходя как раз из того, что нет денег и нечего тратить, тем не менее, берет кредиты. Кто-то берет большие и тяжелые такие кредиты в виде ипотеки, кто-то берет потребительские кредиты, везде идет реклама низкой ставки, везде ставку опускают по всем возможным вариантам, у нас рекордно низкая ипотека, по-моему, такой никогда не было, и прочее. При этом вроде бы инфляция тоже не очень большая, и это позволяет нам как-то действительно делать деньги дешевыми. А как долго вообще может продлиться эта ситуация, с учетом того, что рубль все-таки не очень хорошо себя чувствует? И не приведет ли к тому, что вот это вот падение рубля, оно все-таки как-то инфляцию чуть подразгонит за счет импорта, импортных товаров, которые вырастут в цене? Вот эта растущая закредитованность, она не повлияет ли на общую ситуацию вот в этой сфере?

Центробанк уже отмечал, что это проблема. Это действительно проблема, потому что у нас растет объем кредитов, причем мы же понимаем, что люди берут и берут кредиты, потому что действительно денег у них не особо много. Достаточно очевидна уже, на мой взгляд, уже будущая проблема — а как будут расплачиваться люди? Формируется определенный пузырь, и мне кажется, уже надо обращать внимание на это.

Что касается инфляции, разгонит-не разгонит. Чудес не бывает, как бы мы не говорили, что наша экономика отвязалась от цен на нефть, смотрите, какая низкая инфляция. Действительно, инфляция небольшая, но опять же, именно из-за того, что потребительский спрос невысокий, несмотря на то, что его пытаются стимулировать. Будет очередное проседание рубля, а рубль по-прежнему слабая валюта, и тенденция у него однозначная — это ослабление, хотя мы слышали заявления о том, что он фундаментально недооценен. Вот эти вот заявления, фундаментально недооценен, вообще валюта стоит столько, сколько за нее дают. Если тот же рубль сейчас по курсу больше 90 рублей за евро, то лично у меня язык не повернется, что он недооценен. Да, вот он столько стоит по рыночным условиям.

Значит, что в принципе может быть с рублем и как это может повлиять на инфляцию. Мы уже говорили о санкционных рисках, этот фактор остается. Слабость российской экономики, тоже остается этот фактор. Цены на нефть, мы видим, что это, по всей видимости, потолок, 40 с небольшим. Становится все более очевидным, что спрос на нефть, на что надеялись еще весной, не восстановится. Весной спрос просел на 20-25% на нефть, но по итогам года все равно будет около 10%, а на фоне второй волны коронавируса ну совсем очевидно, что спрос на нефть не восстанавливается. А что это значит для рубля? Это значит, что, соответственно, цены на нефть с большой долей вероятности уйдут ниже 40 долларов за баррель, значит, рубль будет ослабевать. Чудес не бывает, если рубль ослабевает, это сказывается на инфляции, даже несмотря на низкий потребительский спрос.

Но ведь тогда получается, что даже несмотря на то, что цены на нефть падают, так как продается наша нефть за доллары, а рубль тоже падает, то фактически в рублевом, скажем, измерении, цены удается компенсировать за счет этого падения рубля при том переводе обратном выручки в рубли. Вот мы тут говорили тоже с другими гостями о том, что возможно, вот это проседание рубля, оно очень выгодно как раз вот этим ресурсным компаниям, которые поставляют за рубеж нефть, газ и прочее. Может быть, это специально так удерживается, и вообще, выгоден этот рубль для того, чтобы рублевый, во всяком случае, поток не ослабевал?

Экспортерам, безусловно, он выгоден. Другое дело, что в целом для экономики, для нашей экономики это не есть хорошо. Но я думаю, вот я уже говорил о снижении ключевой ставки, о том, что сделал Центробанк, я как раз думаю, что резон у Центробанка был немного ослабить рубль, именно из тех соображений, что бюджет у нас дефицитный, и надо рубли-то где-то брать. При более слабом рубле за одинаковое количество нефтедолларов можно получить больше рублей. Другое дело, что процесс этот не удержали, не оценили все возможные риски. А то, что более слабый рубль в нынешней ситуации в какой-то степени, в значительной степени, выгоден и государству и компаниям-экспортерам, да, это так, это присутствует.

Игорь Алексеевич, у нас небольшие проблемы со связью, но мы вашу мысль как раз поняли. Вот к вопросу о том, что деньги надо где-то брать, мы наблюдаем то, как сначала была изменена плоская шкала налогообложения, появились вот эти налоги на активы и прочее. Сейчас повышают налоги для индивидуальных предпринимателей, повысили также цены на добычу полезных ископаемых. При этом вот была встреча у президента с правлением РСПП, Союза промышленников и предпринимателей, где предприниматели предложили через три года, в 2023 году, вернуть налоговое вот это бремя на уровень 2020 года, то есть, если я правильно понимаю, они предложили, что вот сейчас, вот эти три года, мы будем платить больше, а потом в 2023 откатим назад. Насколько это вообще реально, что это будет принято предложение или не принято? И насколько вообще сможет, этого срока хватит ли для того, чтобы компенсировать те потери, которые есть у бюджета?

Честно говоря, мне с трудом верится, что через три года, как вы выразились, можно будет откатить назад. Всякий раз сначала мы слышим обещания не повышать налоги, потом в конце концов их повышают. Это говорит о том, что уж если государство повысило налоги, то надеяться на то, что отыграют назад, ну очень сложно. На это можно было бы надеяться, возможно, когда у нас в экономике было все хорошо, все замечательно, но на самом деле мы видим, что экономика слабая. Мы видим, что бюджетные обязательства, вот что важно, они значительные, более того, сейчас в русле пересмотра национальных проектов бюджетные обязательства, понятное дело, снижаться не будут, и я почти уверен, что через три года скажут, что так мы бы хотели бы снизить налоги, но видите, с бюджетом что происходит, поэтому на месте бизнеса… Да я думаю, он и так прекрасно понимает, надеяться на то, что государство снизит налоги, типа сейчас повысили, а потом [нрзб. — прим. Дождь].

Мы говорили о встрече, которая проходила между президентом и правлением Российского союза промышленников и предпринимателей. Там, в частности, говорилось о том, что бизнес и государство должны создать некий механизм для того, чтобы обсуждать формирование федеральных налогов в законодательной сфере и как-то решать, чтобы бизнес как-то давал какую-то ответную реакцию до того, как налоги будут приниматься, потому что в последние разы, во всяком случае, они принимались достаточно неожиданно, эти повышения происходили. Игорь Алексеевич, как вы считаете, вообще возможно ли создание такого механизма, когда предприниматели будут говорить властям: «Ребята, ну мы уже никак не потянем, простите, может быть, как-нибудь по-другому что-нибудь сделаем?»

На самом деле механизм-то сейчас есть. Действительно, у нас есть различные объединения деловые. Если государство, если власть хочет реализовать какие-то налоговые новации, то предварительно проработайте этот вопрос. Тем более что неоднократно говорили о том, что налоговая нагрузка повышаться не будет. Я уж не знаю, это уже столько раз говорилось, со счета можно сбиться.

Поэтому если бы хотели, то существующих механизмов у нас достаточно, чтобы согласовывать. Но смотрите, что происходит. Какой-нибудь… Коронавирусный кризис случается, и тут же принимаются новации, которые становятся совершенной неожиданностью для бизнеса, для населения. Все координационные механизмы уходят на второй план, и все. Так что у меня вывод один: если бы хотели координировать, существующих механизмов достаточно для того, чтобы действительно слышать мнение бизнеса.

То, что повысили налоги, опять же неожиданно, и для малых предпринимателей, в том числе для индивидуальных предпринимателей, тоже стало неожиданностью, особенно, честно говоря, для многих это стало вообще таким последним гвоздем, поскольку люди, кто-то, кто смог пережить этот карантин и пытается сейчас как-то свести все балансы для того, чтобы выплатить налоги по этой налоговой отсрочке, которую дали, не отмене, а отсрочке, то есть налоги никуда не ушли, их просто передвинули на конец года, при этом помощь, пакеты помощи тоже закончились. Люди оказываются в этой ситуации, что им еще и повышают налоги.

Это зачем делается? Такое впечатление, что уже совсем ужесточают какие-то правила. Для того чтобы выжили сильнейшие? Такое впечатление, что легче бизнесу закрыться, сократиться, сразу оптимизироваться и как-то начинать все заново. Почему вместо поддержки получается такой дополнительный нажим еще на тот самый малый бизнес, которого и так очень мало в нашей стране?

У меня такое впечатление, что эти последние меры разрабатывались еще тогда, совсем недавно, кстати, еще и в сентябре, когда власти были совершенно уверены, что все закончилось на самом деле еще весной. Коронавирусный кризис уже закончился. Но посмотрите, несколько месяцев этой было работы, показывали, как мы победили его, как страна выходит из ограничений, все поехали в отпуска, первого сентября все пошли в школу. Все это в прошлом. Знаете, убедили и себя, что все это в прошлом, но если все это в прошлом, тогда можно возвращаться к политике, да, усилению налоговой нагрузки. Бюджет-то дефицитный, надо деньги откуда-то находить. Решают таким простым образом находить деньги.

То есть я объясняю это решение тем, что раньше времени решили, что все самое страшное уже позади, что все пандемии закончились и теперь уже возвращаемся к прежней жизни, которая в том числе означает такую нормальную (в их понимании) налоговую политику: когда хотим ― тогда повысим, сохраняем Фонд национального благосостояния, бюджет дефицитный, значит, максимально прилагаем усилия, чтобы он не был дефицитным. В результате мы видим такое повышение налогов.

Министр финансов Антон Силуанов беседовал, давал интервью каналу «Россия 24», где сказал среди прочего, что Россия потратит 9% ВВП в этом и следующем году на поддержку экономики. Любопытно, что он сказал, что средства ФНБ будут тратиться в случае, если нефть упадет до 20 долларов за баррель. В этом случае будет расходоваться этот фонд, денег хватит в таком случае на три года, если так будет.

Но при этом одна из главных мыслей, которая была, ― это то, что вот это повышение налогов на все и вся нужно было для того, чтобы перестать быть сырьевой экономикой. То есть самый подходящий момент прямо выбрали, да, для того чтобы это сделать, когда и так все еле живы. Не лучше ли было сейчас вместо того, чтобы держать этот фонд и надеяться на то, что нефть не станет 20 долларов, потратить деньги на то, чтобы усилить как раз вот эту налоговую базу плательщиков налогов для того, чтобы как раз таким образом уходить от сырьевой экономики, а не продолжать состригать последнюю шерсть с тех, кто еще как-то пытается выжить?

Вы спрашивает, не лучше ли было сделать так. Отвечаю: лучше было бы сделать именно так. Но, к сожалению, поступают таким образом, о чем вы уже сказали. Фонд национального благосостояния, кстати, национального благосостояния, просто иногда задумываешься, правильно ли понимаются эти слова там, наверху.

Так вот, Фонд национального благосостояния, да? Он у нас на 1 сентября был 13,3 триллиона рублей. Огромные деньги, надо сказать. Огромные деньги. К 2023 году он будет сохранен, планируется, что в 2023 году он будет 13,5 триллиона рублей, еще одна цифра. А вот 1 апреля, в начале коронавирусного кризиса, он был 12,9 триллиона рублей, то есть первая волна пандемии, сейчас вторая волна, а Фонд национального благосостояния, кубышка на черный день, сохраняется. У меня вопрос: слушайте, а то, что сейчас происходит, не черный день? Вопрос, кстати, важный, на мой взгляд, потому что если власти сохраняют его и говорят, что черный день ― это когда 20 долларов за баррель, мне хочется спросить: «Если это не черный день, тогда давайте, скажите, что фонд будет расходоваться, когда будет один доллар за баррель». Понятное дело, что такого никогда не будет, он не будет расходоваться.

Но чудес-то не бывает, сохраняют Фонд национального благосостояния, одновременно переводят стрелку, резко увеличивают заимствования ― деньги-то надо откуда-то брать ― на внутреннем рынке. У нас объем чистого размещения на внутреннем рынке в следующем году должен составить 2,7 триллиона рублей. Я уверен, что как раз в такой период надо тратить Фонд национального благосостояния, чтобы экономика осталась жива. В противном случае бизнес умрет, я так условно говорю, кто-то там выживет, но в целом как о проблеме. Зато власти сохранят эту кубышку. Ну и что вы будете с ней делать? Если у вас есть планы, что с ней сделать, расскажите. Расскажите, что вы считаете черным днем, если то, что сейчас происходит, не черный день, оказывается.

Поэтому я считаю, что это очень серьезная проблема. Я недаром сказал уже, что не забывайте о том, что это Фонд национального благосостояния, а бизнес ― это национальное благосостояние, люди ― это национальное благосостояние. Так расходуйте. Вообще-то эти средства, тоже хотелось бы напомнить, получены от продажи нефти. Нефть ― национальное благосостояние. Так они должны работать на благосостояние всех тогда уж, извините, за банальности.

Но действительно вопрос очень важный. И я считаю, сейчас стратегически неверный шаг в том, что мы сохраняем, преумножаем Фонд национального благосостояния, одновременно резко залезаем в долги, одновременно повышаем налоги. Вообще-то что происходит, когда проводится политика такого резкого наращивания долгов? Вообще-то мы проходили 1998 год и дефолт августа 1998 года. Конечно, мы сейчас далеки пока от каких-либо дефолтов, но путь такой политики лежит именно туда.

Да, это очень многим напомнило историю с теми же облигациями, которые пытаются, во всяком случае, продавать именно банкам государственным в том числе, то есть занимать как бы сами у себя, перекладывать из одного кармана в другой.

В том же интервью Антон Силуанов сказал, что Россия должна вернуться к докризисному уровню в конце следующего года. То есть такое впечатление, что, как вы говорили, нет четкого понимания серьезности ситуации. Тут вопрос такой. Вы говорите, что они не понимают. То есть либо государство думает, что черный день еще где-то очень… Нас ждет что-то еще очень страшное, еще более страшное. Либо они считают, что ситуация вообще не настолько серьезная, чтобы эти деньги тратить. То есть скоро все само наладится.

Как вы считаете, действительно ли нет четкого понимания, что происходит, и адекватной оценки либо же оценка настолько адекватная, что ждут, что будет совсем уже плохо, и тогда начнут?

Нет, в этом-то и проблема, что нет адекватности в оценках. Вы справедливо заметили: если министр финансов говорит, что мы вернемся к докризисному уровню во втором квартале, в середине, можно сказать, следующего года, значит, что черного дня действительно… А какой черный день, какие 20 долларов за баррель, если мы уже возвращаемся к докризисному уровню? На мой взгляд, это как раз неадекватная оценка.

Кстати, в качестве примера еще неадекватности. Мы много раз слышали, что Россия лучше показала себя в первую волну коронавирусного кризиса, ее экономика по сравнению с другими, с развитыми странами. Действительно, формальный показатель, вроде бы экономика у нас упала меньше. Но где дальше откровенный анализ и почему, допустим, ожидается, что в этом году испанская экономика упадет на 10–12%, немецкая ― на 6–7%, а вот по российской банк ожидает 4,5%, а Минэкономразвития минус 3,9%, хотя, конечно, будет выше?

Но главная ведь причина этого в том, что просто структура российской экономики, утяжеленная, с большой долей производств непрерывного цикла, явилась определенным конкурентным преимуществом там, где тот же туризм, допустим, в Италии занимает 13% в ВВП или общепит, тоже большая отрасль, пострадали в большей степени. Вот основная причина, почему российская экономика пока упала не так.

Но, на мой взгляд, в том-то и проблема, что структура российской экономики такова, что на этом этапе, на первом этапе именно из-за структурных особенностей российская экономика упала меньше, а вот дальше наша сырьевая направленность, вот эта завязка на сырье, когда произойдет этот тектонический вообще сдвиг в мировой экономике, уход от сырьевой экономики, вот там это будет, наоборот, нашей болью, нашим слабым местом. А это будет как раз 2021 и последующие годы. Где этот анализ адекватный? Я не слышу ничего подобного. Поэтому с адекватностью проблемы.

Еще любопытно, что Росстат тоже меняет очень серьезно свои показатели оценочные, говоря, что применяет какую-то новую методику. Тут тоже есть хитрость, как считать и в какое время. Насколько вообще эта экономическая статистика сейчас становится таким больше политическим инструментом, чем реально экономическим, на ваш взгляд?

Есть проблемы, большие проблемы у Росстата, я считаю, в особенности показательны были по динамике промышленного производства. Год назад прямо чудеса нам показывал Росстат по динамике реальных доходов населения, пересматривал методику, изменял периодичность публикации.

К сожалению, когда Росстат в ведении Минэкономразвития, это накладывает отпечаток. Поэтому сейчас есть проблема с достоверностью статистической информации. К сожалению, других статистиков у нас нет, перефразируя известное выражение известного исторического деятеля. Поэтому приходится опираться на эту статистику, но на нее надо смотреть, знаете, обдумывая и сопоставляя.

А в целом я могу сказать, что действительно есть проблема со статистикой и лично меня это очень расстраивает, если хотите, потому что это государственная статистика. Вообще-то это все на бюджетные деньги, и пользователи статистики, налогоплательщики, вправе ожидать, что это будет верная информация, а не конъюнктурная.

Да, тем более если говорить о тех самых фундаментальных показателях, которыми якобы силен рубль. Он как раз силен теми показатели, про которые мы вроде бы не можем понять, насколько они реальны или не реальны.

Но есть еще один такой фактор, который присутствует, во всяком случае, в банковской сфере, учитывая все те сложности, которые есть сейчас. Наша соседняя Беларусь сейчас находится в понятной ситуации, но белорусские банки начинают, скажем так, испытывать отток валюты, потому что люди забирают свои средства, буквально уже миллиард долларов забрали со счетов с августа по октябрь, за сентябрь люди сняли деньги. Понятное дело, ситуация непонятная, что будет, тоже неясно.

Но на фоне этого, по данным агентства Reuters, которому сообщали источники на банковском рынке, нашим трем ведущим банкам, «Сбербанку», ВЭБу и ВТБ, у которых есть белорусские дочки, которые там активно работают, передали и настоятельно рекомендовали из правительства обеспечить стабильный поток рублевых кредитов, чтобы никаких сложностей не было, чтобы все это работало и чтобы все было хорошо.

Потянет ли наша банковская система, которая сейчас тоже испытывает не самые лучшие времена в этой кризисной ситуации, еще и вот такое послабление для Беларуси? Хватит ли у них вообще денег для того, чтобы там давать больше и еще здесь как-то выкручиваться? Все привыкли, что с россиянами обращаются жестче, чем с кем-либо еще, мы уже тоже привыкли. Но хватит ли у банковской системы запаса мощности для того, чтобы в этой ситуации белорусскую банковскую систему поддержать?

Если сопоставлять, действительно, сколько было, есть на счетах валюты в белорусских банках, в российских банках, то, я думаю, разница примерно раз в тринадцать-пятнадцать в пользу российской банковской системы, естественно. То есть российская банковская система гораздо более капиталоемкая. Значит ли это, что хватит? Запас прочности есть, безусловно.

И еще надо учитывать, что да, это известный факт, вы о нем сказали, около одного миллиарда долларов вывели, сняли со счетов в белорусских банках, но, как правило, это эффект ведь начального такого острого периода. Тот, кто хотел, снял. Я не думаю, что большинство, я слышал такую точку зрения, что чуть ли не призывы: давайте все выводить эти деньги, сделаем хуже, нам будет лучше таким образом. Я как экономист в данном случае, да, без всяких политических предпочтений, но от этого уж точно не будет. Если кто-то думает, что если мы обрушим банковскую систему, то мы обрушим властный режим, прежде всего пострадают люди, вот это точно.

Я это говорю к тому, что это первый эффект был выведения этого одного миллиарда. Дальше этого процесса не будет такого, что каждую неделю по миллиарду и потом вообще: Россия, дайте нам несколько миллиардов еще. Так что и этот процесс в Беларуси не будет такой активный, я думаю, он во многом закончился.

Возвращаясь к вашему вопросу, хочу сказать: запас прочности, безусловно, есть. И он значительно выше в российской банковской системе. Определенные резервы есть у России для помощи, если надо.

Да, еще сегодня начинается забастовка, вроде бы как общенациональная. Пресс-секретарь президента Дмитрий Песков сказал, что Россия очень болезненно к этому относится, поскольку очень взаимосвязаны наши экономики. Насколько серьезно все это будет, мы уже узнаем чуть позже, пока все только начинается.

 

Фото на превью: Артем Коротаев / ТАСС

По решению Минюста России ФБК включен в реестр НКО, выполняющих функции иностранного агента.

Также по теме
    Другие выпуски