Белковский vs Невзоров. Премьера программы «Паноптикум»

Кремер: Добрый вечер. Сегодня у нас премьера. Это программа «Паноптикум» на телеканале «Дождь». Меня зовут Лика Кремер. А главные герои этой программы Станислав Белковский – главный специалист телеканала «Дождь» и Александр Невзоров – публицист, главный специалист всея Руси.

Невзоров: Ладно.

Кремер: И я коротко объясню зрителям правила. У нас будет сегодня три раунда и три темы. Мы обсудим «Русский марш», мы обсудим, как Патриарх Московский и всея Руси призвал чтить заслуги Сталина, и что стоит за переименованием станции метро Войковская. Я напомню, что главные герои нашей программы вошли в сговор и согласились на том, что у них по всем темам программы противоположные позиции. Но один раз за программу у меня будет право произнести волшебное слово «Паноптикум» и в этот самый момент Александр Глебович и Станислав Александрович по моей воле поменяются позициями. И последнее важное сообщение: у нас в программе есть еще один участник – летающий монстр. Я прошу аппаратную продемонстрировать его зрителям. Летающий монстр является абсолютно независимым, он будет каждую программу выбирать одно слово, на которое ему реагировать. Задача зрителей – определить, на какое слово он реагирует и прислать мне его с хештегом паноптикум. И этим самым хештегом вы можете пользоваться для того, чтобы писать какие-то сообщения по поводу происходящего в эфире. Поехали.

Итак. Тема первая. Патриарх Московский и всея Руси Кирилл призвал чтить заслуги Сталина. И цитата – «не подвергать сомнению успехи государственного руководителя, даже если действия этого руководителя имели злодейский характер». С таким заявлением Патриарх выступил вчера в среду в московском Манеже на открытии выставки «Православная Русь 1914-1945 годы. От великих потрясений к великой победе». По словам Патриарха, не было бы современной России, если бы не подвиг предшествующих поколений, которые в 20-30-е годы прошлого века ее создавали. И я прошу Александра Невзорова обозначить свою позицию по этому вопросу. Что это было?

Невзоров: Ну что касается Кирилла, то он уже насовершал всего того, чего не полагается совершать патриарху и по сути дела почти исчерпал вообще лимит на всякие глупости, которые можно сказать по любому поводу. Сейчас он добавил к этим глупостям еще одну, окончательно встроившись в уже даже не какое-то мракобесное идеологическое сообщество, которое вот определяет, скажем так, настроение на данный момент в России, по крайней мере, официальное настроение. А просто в общем перевел себя, к сожалению, в разряд некоекого, неких людей, которые неспособны оценивать реальность адекватно.

Кремер: Спасибо. Станислав Александрович, может быть, это попытка простить грешника, но не грех? Или в чем тут…

Белковский: Простить грешникам грех может только Господь Бог. И я уверен, что Владимир Михайлович Гундяев, он же известный так же как Патриарх Кирилл, все-таки не претендует на эту роль, хотя бы потому, что он не верит в Бога, я в этом абсолютно убежден. И я, как клерикал и мракобес, как человек, который с течением времени и с каждым годом, в отличие от Александра Глебовича Невзорова, все более верую в свой мистический опыт и в существование Господа Бога, который нами руководит. Считаю, что действительно Владимир Михайлович Гундяев ведет дело к роспуску Русской Православной церкви Московского Патриархата, к чему я давно призываю. Я думаю, что этот сюжет уже не за горами абсолютно. Россия нуждается в реформации, церковной реформации по европейскому сценарию. Когда эта реформация случится, тогда и наступят реальные реформы в России вообще. Ни экономические, ни политические реформы, не дадут ничего, пока эта реформация не случится. И призывая оправдать Сталина, особенно, так сказать, мы знаем, вот знаете, я специально взял справку, я не буду делать вид, что я помню эти цифры на память, нет, я их не помню на память. В 1937 году было арестовано 136900 православных священнослужителей, из них расстреляно 85300. В 1938 арестовано 28300, расстреляно 21500. Вот это воспевает сейчас Патриарх Кирилл, Владимир Михайлович Гундяев. И я за это ему очень благодарен, потому что конец РПЦ МП, как организации, которая создана Сталиным в 1943 году, потому что мы помним абсолютно, что Патриарх Тихон Беллавин был избран в 1917 году. Потом большевики ликвидировали патриаршество как собственно, и имперская власть, и в 1943 году, когда Сталин нуждался в том, чтобы использовать церковный ресурс для организации патриотического подъема, он пригласил трех священнослужителей к себе в Кремль. Местоблюстителя Патриаршего престола Сергия Страгородского и также митрополита Алексея Симанского, будущего тогда Патриарха Алексия Первого, и Николая Ярушевича, который впоследствии был отравлен, потому что он не очень устраивал коммунистическую власть. И все эти люди пришли к нему в светском костюме, а не в рясах. Согласно Апокрифу, Иосиф Сталин спросил у Сергия Страгородского: «Что, меня боишься, Его не боишься?». Вот это «Его не боишься» сохраняется по сей день. Поэтому то, что сегодня Патриарх Кирилл поддержал Сталина, это отличная вещь, это абсолютная дискредитация самого института Патриаршества, я здесь согласен с Александром Глебовичем. И пора уже распускать Русскую Православную церковь, к черту ее.

Кремер: Я, честно говоря, пока не поняла, в чем ваши разногласия по этой теме.

Невзоров: Сейчас я объясню в чем.

Кремер: Да.

Невзоров: Разногласия в том, что милейший очаровательнейший Белковский опять устраивает некий иллюзион. Причем делает это, как все милые маленькие дети, убежденные, что если вот здесь, в деревне, идет дождь, то дождь идет во всем мире. Вот каким бы то ни было образом связывать судьбу этой страны и всю эту глубоко декоративную религиозную веру, от которой все равно ничего не осталось, кроме нескольких милых интеллигентов, которые любят иногда побеседовать про духовность, но которые, тем не менее, ощутив приступ головной боли, принимают таблетку, а не лечатся молитвой. Я уж не говорю про все остальное. Вот есть этот декоративный, нелепый, навязанный фактор, который отвалится, и даже не будет замечен, не то что боли какой-то не возникнет, не возникнет даже и понимания того, что что-то важное или что-то существенное из этой жизни удалилось. Поэтому думать, что что-то произойдет с этой страной, когда будем реформирована церковь, и вместо одного Гундяева, который хорош уже тем, что он является ну вот просто сказочным концентратом, фейерверком всех возможных нелепостей, которые только могут быть у человека его положения. Сейчас, по крайней мере, он развлекает, ему дают «Серебряную калошу», над ним издеваются, создают какие-то забавные картинки с его участием. Он стал притчей во языцех, он где-то там сидит, и по опросам ВЦИОМа обнявшись с одним процентом народного доверия, изображает из себя одного из вершителей судеб этой несчастной страны. Но противоречие только в том, что очаровательный и прелестный собеседник Белковский, он подменяет в данном случае один пустяк другим.

Кремер: Станислав Александрович, хотите ли вы ответить?

Белковский: Да, конечно. Я считаю, что я не подменяю один пустяк другим, потому что Патриарх Кирилл Гундяев действительно пустяк, но Иисус Христос, который предлагает его вместо него, совсем не пустяк. И я считаю, что спасение России состоит в том, чтобы прийти к истинной вере, что возможно только путем реформации, которую прошла вся Европа, и это и есть залог трансформации России в национальное государство европейского образца.

Невзоров: Ну, Европа пришла, в общем, к истинной вере, и когда вы пройдетесь в так называемые рождественские дни по европейским улицам, вы даже возле церквей никогда не увидите ни малейшего намека на религиозную подоплеку, и вообще на каких бы то ни было мифологических персонажей, ни Иисуса Иосифовича, ни на кого другого. Там все предельно корректно, и иллюзорность и ненужность, скажем так, всего этого фактора, Европой уже, как раз, очень хорошо осмыслена.

Белковский: Вот я бы с этим поспорил, если мне дадут такую возможность, потому что основная европейская идея – это банальность добра. Не нужно рвать на груди рубашку, как у нас в России принято, чтобы стать героем. Вообще не нужно быть ни героем, ни гением. Достаточно воспитывать своих детей, выбрасывать мусор в правильное время и платить налоги. И эта банальность добра – абсолютно христианская идея. Европа усвоила христианство, оно в крови у европейцев, оно в костном мозге, или в костном мозгу, я не знаю, как правильно, пусть филологи мне подскажут, как правильнее это сформулировать. Само пребывание у здания храма не имеет никакого значения, Европа является христианской ментально, что гораздо важнее, чем соблюдение формальных ритуалов.

Невзоров: Ничего подобного, абсолютно. И тяжки словеса пустые, дорогой мой, потому что взять и вдруг приписать, вы еще припишите христианству изобретение письменности, или первые дерзновения человеческой мысли, или припишите христианству вообще возникновение речи. Христианство пришло на все готовенькое, на великолепные греческие языческие образцы, которые всегда существовали, и которые как раз были грубо и бессмысленно искажены этим христианством. Надолго эти все идеалы – наука, поэзия, искусство, риторика, философия – были засунуты под зады пап и патриархов, и под этими задами все эти замечательные вещи, которые вы так любите, и так справедливо любите и воспеваете, долго-долго-долго задыхались. Пока наши ребята типа Гольбаха, типа Ламетри, не ткнули в эти задницы острыми шипами так, что вынуждены были эти задницы приоторваться, и тогда все то, что вы так любите – налоги, добропорядочность, выкидывание мусора в определенный момент – вот тогда оно и стало торжествовать.

Белковский: Я хотел бы напомнить Александру Глебовичу, что в соответствии с христианской доктриной Господь Бог предвечен, то есть он существовал всегда, а не с момента возникновения формальной христианской доктрины. И поскольку он предвечен, то собственно, я, например, изучал философов Сократа, Платона, но это одно и то же, да, мы знаем, что никакого Сократа не существовало, его придумал Платон в качестве обоснования, Аристотель, это все христианские мыслители, хотя формально они существовали до христианства. Они готовили его, готовили.

Невзоров: Понимаете, вы не первый, кто взял и причислил Аристотеля к христианским философам…

Белковский: Ну конечно, я не первый, еще бы не хватало, чтобы я объявил себя первым, меня бы вынесли в скорой психиатрической помощи из студии…

Кремер: К сожалению, время обсуждения первой темы подходит к концу. У меня был большой соблазн во время этого обсуждения сказать вам волшебное слово для того, чтобы вы поменялись позициями, но я этого не сделала. А в качестве подведения итогов я хочу процитировать слова нашего зрителя, который смотрит эфир и комментирует на сайте. А слова Андрея звучат следующим образом: «Белковский восхищается Невзоровым». По-моему, это заметно.

Белковский: А я всегда, всю жизнь восхищаюсь Невзоровым. В этом нет ничего нового. Невзоров – классик телевидения, с которого я беру пример.

Кремер: Я напомню, что это программа «Паноптикум», и ее главные герои – Станислав Белковский и Александр Невзоров. Сразу после короткой рекламы мы обсудим «Русский марш» и переименование метро Войковская.

Кремер: 19.15 в Москве, это программа «Паноптикум» и ее главные герои Станислав Белковский и Александр Невзоров. И мы продолжаем. Тема вторая: 4 ноября, в День народного единства в Москве и в других городах России в одиннадцатый раз состоялась акция националистов «Русский марш». В столице число «Русских маршей» в этот раз достигло рекордной отметки – их было сразу три. Раскол националистов, считают эксперты, произошел по двум направлениям – по отношению к событиям на Украине и к российской власти. Это приводит к тому, что образ «Русского марша», как парадного смотра националистических сил, каким-то образом размывается. И давайте мы сейчас посмотрим фрагмент из репортажа радио «Свобода», репортаж называется «Женское лицо «Русского марша». Со звуком посмотрим, потому что сейчас мы его смотрим без звука, а потом обсудим эту тему.

Ролик: «Свободу Дмитрию Демушкину!». «Русскому народу – русскую власть!». «Пока мы едины – мы непобедимы!».

Кремер: Ну, я передаю слово одному из идеологов русского национализма Станиславу Александровичу Белковскому. Что же случилось, в чем причина вот этого раскола, почему так странно в этот раз прошел «Русский марш» и что будет с русским национализмом?

Белковский: Спасибо за такую характеристику, которую я не заслуживаю. Русский национализм, собственно, был подавляем еще при советской власти в полном объеме. Воскрес он и фактически расцвел при Борисе Ельцине, который воспринимался как человек, который может привести Россию от имперской концепции к русскому национальному государству (европейского образца). Потом националисты очень надеялись на Владимира Путина, что он станет их идеологическим лидером. Он им не стал. В результате в середине минувшего десятилетия возникла концепция национал-оранжизма, к которой я приложил руку, безусловно. Это случилось после оранжевой революции на Украине в 2004 году. В рамках этой концепции предполагалось, собственно, что национализм станет движущей силой смены власти в России, но он ею не стал. И национализм во всех своих метаниях в итоге пришел к точке полного кризиса к весне 2014 года, так называемой фиктивной фейковой фантомной русской весне. Потому что значительная часть националистов поддержала аннексию Крыма, и тем самым вынуждена была поддержать идею Владимира Путина, как лидера. При этом националисты не поняли, что, в общем-то, репрессии против них не прекратятся, только усилятся, потому что любые националистические проявления Путину абсолютно чужды. Он аннексировал Крым не ради национализма, и не ради концепции русского национального государства, а ради себя самого, ради утоления своих психологических комплексов и проблем. И так и получилось. Мы помним, что Александр Белов-Поткин, это одна из ключевых фигур русского национализма, сел в тюрьму в 2013 году. Правда, здесь ключевую роль в его судьбе сыграл Гарри Кимович Каспаров, который подписал Белова-Поткина под сценарий казахского банкира Мухтара Облязова по смене власти в Казахстане. А Гарри Кимович Каспаров вообще любит подписывать людей под какие-то проекты, которые для него не несут никакого риска, поскольку он находится в США, а несут риск для исполнителей. Вот собственно, Поткин и сел в результате интеграции в каспаровский проект. И задержание Демушкина просто было связано с тем, что нужно было нейтрализовать одного из последних пассионарных лидеров этого движения. Поэтому сегодня русский национализм в глубочайшем кризисе, и сам этот кризис означает, что русский национализм имеет прекрасные перспективы. Вот может быть, эта мысль покажется нашим уважаемым телезрителям парадоксальной.

Кремер: Мне очень интересно…

Белковский: Сейчас мы передадим слово Александру Глебовичу. Сейчас происходит смена вех, смена понятий, смена лиц этого русского национализма. И люди, которые мечутся между Кремлем и да, как сказал товарищ Жданов про Анну Андреевну Ахматову, может быть, это сравнение покажется не вполне уместным, как он сказал, что она мечется между будуаром и молельней. Кстати, это имеет очень отношение к администрации Санкт-Петербурга, где сейчас находится (не в администрации, а в Санкт-Петербурге) Александр Глебович Невзоров, потому что при Валентине Ивановне Матвиенко там, в комнате за кабинетом ее, губернатора, в Смольном, был будуар. А сейчас молельная у господина Полтавченко. Вот национализм, как перестанет метаться между будуаром и молельней, когда он сформулирует непосредственно свои приоритеты идеологические и функциональные, и наконец, признает, что Владимир Путин не является никакой надеждой и опорой русского национализма, тогда он и возродится в полном объеме.

Кремер: Спасибо, Станислав Александрович. Передаем слово Александру Глебовичу.

Невзоров: Ну, во-первых, несмотря на всю мою большую любовь к Белковскому, разговор про то, что у Валентины Ивановны там был будуар, это художественный свист. Я не знаю, правда, может быть, в моменты посещения Петербурга господином Белковским, Валентина Ивановна срочно, в ожидании нашего уважаемого оппонента там все-таки некоторый будуар устраивала. Но об этом, кроме Белковского, не знает никто. Знаете, рожь глубокая…

Белковский: А это задача главного специалиста – знать то, чего не знает никто.

Невзоров: Да, да, тайну сохранит. Что касается молельни, тут тоже не надо смотреть на вещи так драматически. И надо понимать, что Полтавченко предельно строгий и деликатный человек, который никогда свои личные интересы и свои личные предпочтения не подмешивает ни к каким политическим историям, и вообще к вопросам управления. Дело не в этом, давайте вернемся к национализму. Во-первых, это движение, которое всегда обречено быть только в кризисе. Единственное состояние, в котором оно может находиться, это состояние кризиса. Потому что если оно будет находиться не в кризисе, оно просто не будет заметным, оно просто не будет играть вообще никакой роли. Дело в том, что любая национальная идея, не только русская, швейцарская, конголезская, сомалийская, польская, она обречена, поскольку она основана на совершенно фиктивном фундаменте, с учетом того, что национальность – это предельно условный фактор, который не является ни биологическим фактором существования той или иной географической группы. То есть этот любой национализм стоит на абсолютно жидком фундаменте, и, разумеется, разваливается. Плюс некорректно говорить о «Русском марше» в отрыве от того, что происходило на другом конце Москвы, где происходил некий кремлевский марш. И этот национализм чуть-чуть подогревался неприязнью и сложностью восприятия того, что происходило на другом конце. И коль скоро день этого, так называемого, единства – это некий день ненависти, день возможности для людей продемонстрировать насколько все расколото, насколько все рассыпано, насколько все несобираемо, и прежде всего в самом обществе, которое никогда не сможет договориться вот по идеологическим ключевым вопросам. Поэтому и русские националисты вероятно так неистовствовали, и в общем выглядели, наверное, вот судя по той пленке, которую мне прислала Лика до эфира «Дождя», выглядели так маргинально и так, в общем, патологично. Хотя это могло бы быть красивое, декоративное, этнографическое движение, которое могло бы дать в жизнь массу коллективов народного творчества, песни, пляски, вышивки, расписывания ложек и тому подобные промыслы. В том виде, в каком они предстают сейчас, ну, увы, увы и ах.

Кремер: Стас, вы согласны с тем, что русский национализм обречен? Вы согласны с Александром Глебовичем?

Белковский: Он обречен на победу. Я согласен с этим.

Кремер: Каким образом?

Белковский: Потому что трансформация России в европейское государство, в национальное государство европейского образца невозможна без триумфа националистической доктрины. Сейчас самым перспективным националистическим лидером мне представляется Алексей Навальный, собственно, он и позиционируется в этом качестве уже несколько лет, или много лет, скажем так. Просто он постоянно мечется, опять же, между будуаром и молельной, между либеральными кругами, которые его поддерживают и категорически не приемлют идею национализма, и собственно, органичной для него нишей лидера европейского национализма для России. Надеюсь, что он перестанет метаться, и наконец, займет эту нишу. И в этом смысле я очень на него рассчитываю, хотя мы давно не общаемся.

Кремер: Александр Глебович, вы согласны, что Алексей Навальный может спасти русский национализм?

Невзоров: Понятия не имею. Во-первых, я действительно не уверен в том, что Навальный… То есть я почти уверен в том, что Навальный не доктор, а симптом. И как только вот тот искусственный, декоративный, мультяшный, и от этого не менее страшный кошмар сегодняшней реальности рухнет, эти обломки похоронят под собой Навального. Потому что в любом другом контексте он не имеет ни энергетического потенциала, ни особого смысла, ни особого контекста, ни какой бы то ни было орбиты, по которой он мог бы продолжать свое политическое вращение, назовем условно это так. Поэтому, да и с учетом того, что вообще говорить сегодня про какую бы то ни было национальность и какой бы то ни было национальный путь, если конечно мы не в Тасмании, и не говорим о том, что мы должны угли отжигать ровно так, как это делают настоящие тасманийцы, потому что иначе ими будет сложно расписывать себе физиономию перед пляской леопарда. Поскольку идея сама по себе порочная и фиктивная, то у нее не будет лидера, скажем так, никогда. Я думаю, что тот же самый Навальный, а он обаятельный такой, хороший, крепкий, и вполне себе приспосабливающийся человек, он при каком-то перемене властных декораций быстренько удалится на вполне респектабельную и предельно непыльную работу.

Белковский: Я согласен с Александром Глебовичем, что в принципе Алексей Навальный мог бы удалиться на пост зампреда Газпрома. Это абсолютно отвечает, тем более, его украинскому менталитету, поскольку он этнический украинец. Но тогда, если так произойдет, лидером русского национализма стану я, потому что в принципе еврею свойственно быть лидером русского национализма. И мы помним, что после Октябрьской революции самым благосклонным к русскому национализму политиком был Лев Троцкий, фактический организатор Октябрьской революции. Великой Октябрьской социалистической революции.

Невзоров: Троцкий – блистательный персонаж. Но если это произойдет, друг мой Белковский, я надеюсь, вы примете от меня в подарок пропеллер?

Белковский: Я от вас приму все что угодно.

Невзоров: Отлично.

Белковский: Особенно в подарок.

Невзоров: Потому что только Карлсон может возглавлять колонну русских националистов во время следующего марша.

Белковский: Ну, я же лучший в мире укротитель домомучительниц, поэтому конечно, я согласен, что так и будет, конечно. Тем более, все-таки в русском национализме есть что-то скандинавское, поскольку Россия основана скандинавами. Поэтому побыть евреем и скандинавом одновременно для лидера русского национализма это очень органично. Я с вами полностью согласен, Александр Глебович.

Кремер: Мне кажется, что спор в данном случае не очень удался, зато мы нашли лидера русского национализма.

Невзоров: И узнали его имя, его будут звать …

Кремер: Переходим к следующей теме.

Это программа «Паноптикум» и мы переходим к третьей теме. Московская мэрия вынесла на электронное голосование вопрос о переименовании станции метро Войковская. Это вызвало всплеск обсуждения. Голосование уже началось и будет длиться три недели. Решение о переименовании Войковской должны принять сами москвичи, так сказал мэр Москвы Сергей Собянин. А глава Президентского совета по правам человека Михаил Федотов заявил в эфире «Эхо Москвы», что вопрос с переименованием станции метро Войковская и одноименного района Москвы следует решать с учетом мнения жителей Москвы и без компанейщины. Судя по последним данным, москвичи против переименования Войковской, об этом заявили 57 процентов участников опроса, около 30 процентов все-таки поддерживают переименование, остальные воздержались. И я бы хотела спросить Александра Глебовича сначала, тем более что голосовать на сайте московского, на московском сайте могут не только жители Москвы, но и вообще все жители России, кто зарегистрирован там. Так нужно ли переименовывать станцию метро Войковская?

Невзоров: Ну, во-первых, я и не буду голосовать, потому что я голосую только из корыстных соображений, и только тогда, когда я точно знаю, за что именно я голосую. А во-вторых, я считаю, что конечно, ничего переименовывать не надо, потому что все время переименовывая, все время подшпаклевывая и подкрашивая, лакируя прошлое, вы, хотя решать-то москвичам, вы, в общем, опять создаете ту самую, усугубляете фальшивость исторической картинки. Она и так предельно фальшива, потому что мы знаем, что куда бы мы, в какую бы область русской истории мы бы ни ткнули, мы обязательно напарываемся на фальсификацию и гноище. И вот это вот желание придумать себе какую-то государственность, придумать себе какие-то былые подвиги, изобразить что вообще вот этого всего кошмара, всей этой грязи и нечисти никогда не было, вот это желание глупое. Потому что надо не только сохранить название, но еще и более того, честно вписать в мемориальную доску, которая повествует о Войкове, что да, он принимал участие в расстреле семьи Романовых. Это, вероятно, исторический факт, хотя свидетельств об этом ничтожно мало, мы можем основываться только на какой-то весьма и весьма мутной мемуаристике. А мы знаем, до какой степени мемуаристика всегда пристрастна и некорректна, как минимум. Поэтому, чего, собственно говоря, тут переименовывать? Потому, что вот закончится этот этап России, и все кинутся переименовывать всякие там троицкие, вознесенские, ельцинские и так далее. И вот эта вот рихтовка прошлого, которая уже один раз сгубила массив русской истории, который мог бы быть любопытен, если мы действительно бы его имели. Ну, не сколько любопытен, сколько, ну, примечателен.

Кремер: Ваша позиция ясна, хочу передать слово Станиславу Александровичу.

Белковский: Я, естественно, считаю, что переименовывать обязательно надо. Я согласен полностью с Александром Глебовичем, что история есть вообще сплошная фальсификация. Возникновение альтернативной истории, альтернативной хронологии Фоменко-Носовского очень показательно в том смысле, что Фоменко и Носовский математики. И они предъявили истории и историкам те претензии, которые математик и должен предъявлять историку. Что никаких доказательств истинности того или иного исторического факта не может быть в принципе.

Невзоров: Слушай, у них столько личного и персонального бреда, совершенно не как математики уже.

Белковский: Нет, у них они создали бред абсолютный, но не важно, они с методологической точки зрения они просто предъявили претензию Попперу. История не фальсифицирована, потому что невозможно ее ни подтвердить, ни опровергнуть.

Невзоров: Нет, дорогой мой, но возмутившись кучей кала в комнате, убирать ее, чтобы наложить свою побольше – это …

Белковский: Я не поддерживаю альтернативную историю Фоменко-Носовского, я просто говорю о методологическом подходе к этому делу. Поэтому, конечно, переименовывать надо, потому что переименование это эстетическая вещь. Я вообще считаю, что нужно давать улицам, станциям метро и так далее, некие имена, которые никак не привязаны к истории как таковой.

Невзоров: Цветочная.

Белковский: Да, вот например, в Венеции есть воспетая Иосифом Бродским набережная Неисцелимых. Почему бы не назвать улицу – улица Хороших людей, улица Плохих людей. И тогда переименовывать никогда ничего не придется.

Невзоров: Нет, ну, это некорректно, по меньшей мере, потому что вот даже здесь вы ухитрились ввинтить какую-то свою вероисповедальную мотивацию. Нет уж, давайте тогда…

Белковский: А я обязательно должен ее ввинтить, а как же.

Невзоров: Да, я понимаю.

Белковский: Наша с вами программа выходит всего раз в неделю, и куда же мне еще ввинчивать, Александр Глебович?

Невзоров: Ну, я не знаю, куда вы что ввинчиваете в свободное от ведения программ время, не знаю. А поскольку мы с вами недавно обсудили вопрос с пропеллером, то я думаю, что, может быть, вы готовите для него.

Белковский: Ну, это скандинавское начало русской истории.

Кремер: И кажется, прямо сейчас наступает звездный час мой в этой программе, потому что прямо сейчас я произношу слово «паноптикум», а значит, главные герои программы Станислав Белковский и Александр Невзоров меняются своими позициями по той теме, которую они обсуждают сейчас, а именно переименование метро Войковская. Я напомню, пока наши герои готовятся, что вот тот самый летающий монстр, третий герой нашей программы, летает по экрану не просто так. Напомню нашим зрителям, что летает он для того, чтобы вы угадали, какое слово произнесенное героями программы, он выбрал в этот раз для того, чтобы исполнить свой замысловатый танец. Прошу вас присылать мне это слово с хештегом паноптикум. Ну а прямо сейчас – так нужно ли переименовывать метро Войковская? Пожалуйста, Александр Глебович, начнем с вас.

Невзоров: То есть я должен сейчас сказать, что переименовать его надо, например, в Юровского, в метро Юровского, или вообще, так тогда уж лучше действительно на Малютоскуратовская. И вообще можно было бы массу мест в Москве обозначить в соответствии с теми реальными кошмарными событиями истории и с самыми еще более мрачными драматическими и грязными именами. Да, действительно, Войков недостаточно мрачен и недостаточно грязен драматичен. Я бы предпочел, чтобы Войковская называлась бы, хотя несправедливо в отношении Троцкого, Троцкий все-таки фигура, безусловно, светлая.

Белковский: Кроме того, лидер русского национализма и моя ролевая модель, Александр Глебович, ну что вы?

Невзоров: Вот у вас все евреи обязательно выбиваются в лидеры русского национализма.

Белковский: Да, конечно, естественно, а кто еще будет русским национализмом командовать? Русские отравлены имперским сознанием, только евреи могут быть русскими националистами по-настоящему, по себе знаю.

Кремер: Вы возвращаетесь к предыдущей теме, сейчас мы обсуждаем метро Войковская. Пожалуйста, Станислав Александрович, нужно переименовывать метро Войковская?

Белковский: Конечно, нет. Потому, что существует историческая память народа. Вот я учился в школе, сначала на метро Сокол, потом на метро Войковская. И что я должен перезапоминать, где это находится? К тому же в сознании русского народа нет никакой причинно-следственной связи между метро Войковская и убийством Николая Второго. В городе, где есть Ленинский проспект и памятник Ленину, а все-таки Владимир Ильич больше принимал решение…

Кремер: В городе, где есть Мавзолей, простите, пожалуйста…

Белковский: Да, да, мавзолей на Красной площади, да. Переименовывать метро Войковская – это балаган, ни в коем случае.

Кремер: Александр Глебович, что вы ответите? В городе, где есть мавзолей..

Невзоров: Что касается мавзолея, то я полагаю, его девать никуда не надо, потому что штука сама по себе достаточно эффектная и выразительная. Но, скажем так, можно было бы разрешить в отношении тела Ленина некоторые там анатомические и патанатомические манипуляции, которые, наверное, могли бы и физиология и анатомия много чего интересного рассказать. Действительно, мы имеем удивительный прецедент нахождения тканей в состоянии вот такого вот сложного бальзамирования, и никому не известно, что в этих тканях происходит. То есть это, кроме всего прочего, еще и интересная фактура.

Кремер: А может быть, тогда и Петербург не надо было переименовывать? Был себе Ленинград, прекрасный город.

Белковский: Александр Глебович из Петербурга, я нет, но мне кажется, надо было переименовывать. Ленина, конечно, надо похоронить в Петербурге на Волковом кладбище, а мавзолей сам оставить и устроить там престижное место для тусовок.

Кремер: Так, а Александр Глебович что думает по поводу Петербурга?

Невзоров: Я, честно говоря, вообще равнодушен ко всей этой пафосной трескотне, и не считаю, что то, как называется, является хоть сколько бы то ни было принципиально. Потому что слово полностью отрывается от своего смысла и от того, что оно обозначает, и превращается уже просто в некий кодировочный звук, который никак не привязан и никак не пришит к своему смыслу и происходящему.

Белковский: Ну, это потому, что вы, Александр Глебович, атеист, а в Евангелии от Иоанна что сказано, первая строчка. В начале было слово, и слово у Бога, и слово был Бог. Поэтому слово это Бог, оно и определяет смысл всего происходящего.

Невзоров: А у Ванды Василевской на 664 странице пятнадцатого тома написано, что нужно на утюг плевать слюной синего цвета. Ну и что, ну один литературный источник, ну другая фантазия.

Белковский: Простите, пожалуйста, Библия это не литературный источник, она сакральна.

Невзоров: Нет, ну понимаете от того, что вы воркующим голоском сообщите нам, что она сакральна, в ней не прибавится, к сожалению, ни капли смысла. Потому что довольно бессмысленный, глупый…

Белковский: А мне не нужно прибавлять к ней ни капли смысла, поскольку смысл там сформирован в полном объеме, на 127 процентов.

Невзоров: Нет, я понимаю, что у вас 127, но вот как-то вы для русского националиста снижаете планку, у вас он там должен быть на 147 процентов.

Белковский: Русский национализм – вообще явление скорее языческое, чем христианское, поэтому здесь вообще одно с другим никак не связано. Но мы все это совместим.

Невзоров: Вы мыслите себе возрождение России только в жанре русского национализма и тут же сообщает, что русский национализм – это явление языческое.

Белковский: Пока, до тех пор пока я его не возглавил. Пока я не выполняю функцию Льва Давыдовича Троцкого.

Невзоров: Пока не услышали шум пропеллера.

Белковский: Да-да, пока я не стал скандинавом по вашему совету в полном объеме. Но шум пропеллера вы услышите своевременно, я прилечу к вам. Я к вам приду в коммунистическое далеко, как сказал Владимир Маяковский, но не так, как песенно-есененный провитязь.

Невзоров: Отлично.

Белковский: Мой стих пройдет, что там?

Невзоров: Давайте договоримся, поскольку это явно не последняя передача, вот так вот просто брать и подвешивать какие-то мифологемы древних евреев, я понимаю, что основой…

Белковский: Я согласен про древних евреев, потому что я довольно пожилой человек и еврей к тому же.

Невзоров: Я понимаю, является еврейский фольклор, это действительно так, но не ставьте меня в неловкое положение, хорошо относясь к вам, вас все время одергивать и все время возвращать вас к некой нашей диалоговой реальности, ну, по меньшей мере, не корректно.

Белковский: Почему, наоборот. В этом и состоит формат нашей программы.

Невзоров: Давайте без ваших этих Иоаннов, без ваших этих Библий, вот давайте поговорим просто как нормальные люди, потому что все это хорошо, но все эти забавы хороши до поры до времени. С какого-то момента это все надо отменять и беседовать уже всерьез, не привлекая …

Белковский: Вот в следующей программе мы и побеседуем всерьез, как вы сказали.

Кремер: Да, спасибо вам большое, потому что шум пропеллера это примерно то, что сейчас происходит у меня в голове.

Белковский: Шум пропеллера как шум времени, помните такую пьесу, Александр Глебович?

Кремер: Да, шум пропеллера и шум времени, в каком ухе у меня жужжит.

Белковский: Звенит, да, у меня звенит в обоих ухах.

Кремер: Это была программа «Паноптикум» и ее главные герои Станислав Белковский и Александр Невзоров. Я хочу открыться наших зрителям, потому что наш третий герой, давайте аппаратная, покажите его, пожалуйста, пусть он исполнит свой танец в последний раз. Сегодня он реагировал на слово «русский». Меня по-прежнему зовут Лика Кремер. До встречи через неделю.