Кашин и новое одиннадцатое сентября

Такие новости — из разряда тех, которые не забываются в течение всей жизни, такое одиннадцатое сентября, самолет, врезающийся в небоскреб, только в роли небоскреба — лежащий на полу человек в стоптанных ботинках, а в роли самолета — убийца в позе Фредди Меркьюри с поднятым к потолку пистолетом. Я всегда говорю, что надо избегать слова «мы», когда речь идет о российском государстве — оно нам, своим гражданам, совсем не друг, и каждый день его враждебность к нам проявляется в самых разных вещах, но об Андрее Карлове невозможно сказать иначе кроме как «наш посол». Убили нашего посла в Турции, нашего посла в исламском мире. Тот человек в него стрелял не потому, что конкретный Карлов ему что-то сделал, он стрелял в него как в воплощение России, которую убийца, судя по тому, что он кричал во время стрельбы, ненавидит за то, что Россия делает в Сирии. Я, если честно, тоже не знаю людей, которые одобряли бы российскую политику в Сирии, и сам ее тоже не одобряю, но, глядя на этих двоих — один на полу, другой с пистолетом, — я, конечно, однозначно ассоциирую себя с послом, он такой же, как я, и меня могли бы застрелить за Алеппо, и любого из вас, даже если вы самый последовательный пацифист и стоите с антивоенным плакатом перед российским Минобороны. Человек с пистолетом не станет разбираться, кто что думает, он просто будет стрелять.

Андрею Карлову посмертно дали звезду Героя России. Честно говоря, я не вижу оснований относиться к этой награде с каким-то особенным почтением — она давно превращена в такой сувенирный аксессуар для чеченских чиновников и прочих хороших людей. Вон у путинского охранника Дюмина, который сейчас губернатор в Туле, тоже есть такая звезда, да и много у кого она есть. Карлов —Герой, награждение которого не вызывает вопросов. Такая смерть — это смерть героя; я легко представляю себе дипломатов, которые и в более спокойных странах отсиживаются за посольским забором, а если выходят наружу, то только с охраной и не на публичные мероприятия. Карлов умер на посту, это действительно безупречная героическая смерть государственного служащего, дипломата, и если не его награждать звездой Героя, то лучше вообще никого не награждать. Мой знакомый Игорь Стрелков написал, что после Карлова геройские звезды можно давать даже тем, кто умер от ревматизма — наверное, здесь есть какая-то личная обида, Стрелков-то наверняка считает себя достойным такой награды, но, наверное, потому у него ничего и не получилось, что он просто не понимает, почему Карлов Герой. Ну и еще, конечно, важная вещь, связанная с этим убийством — мы помним, что творилось в России после того, как в прошлом году турки сбили российский Су-24, и погиб летчик Пешков. Было много злых слов про Турцию, всякие проклятия и ругань, протесты у посольства в Москве. В этот раз Россия очень заинтересована в дружбе с Турцией и ведет себя, может быть, даже слишком сдержанно — я на это обращаю внимание в своей колонке для Deutsche Welle.

Это вообще такая злая ирония судьбы: с погибшим дипломатом Россия прощается дипломатично, повторяя, как мантру, что никому не удастся поссорить нас с братским турецким народом и что не надо поддаваться на провокации. Даже встреча Реджепа Эрдогана с девочкой из Алеппо Баной Алабед, прославившейся в Twitter обличением именно российских войск, никак не подорвала сдержанности официальной России. Бане Алабед, конечно, тоже не удастся поссорить Россию и Турцию.

Над Марией Захаровой из российского МИДа многие смеялись, когда она отреагировала на смерть посла демотиватором со строчкой из Высоцкого, но право же - что еще она могла написать, когда политическая целесообразность не позволяет официальной Москве даже потребовать от турецкой стороны серьезного расследования, тем более - возложить ответственность за убийство посла на власти страны пребывания, не сумевшие обеспечить его безопасность?

Конечно, будет и улица, и мемориальная доска, и именная стипендия для студентов МГИМО, и много чего еще. Но, перечисляя эти жесты российской власти, важно не забывать главного: как российские официальные лица боялись произнести лишнее слово, чтобы в Анкаре, не дай Бог, не подумали, что Москва в чем-то их винит.

Еще одно трагическое событие этой недели — уже совсем не героическое и не историческое. Массовое отравление в Иркутской области, десятки погибших и большой скандал, который, кажется, уже вызвал к жизни призрак новой антиалкогольной кампании. Власти озабочены смертностью от спиртосодержащих жидкостей для наружного применения — собственно, речь идет о том самом «боярышнике», который продается то под видом лосьона, то, как как раз в Иркутске, под видом средства для ванн, но на самом деле, и все это понимают, является самым доступным и поэтому безумно популярным алкогольным напитком для бедных. Понятно, что сейчас что-то будет — прямо сейчас чиновники изобретают срочные меры. Может быть, надо вообще запретить слово «боярышник» как название любого товара, может быть, надо ввести продажу лосьонов только по рецептам. Кампанейщина, как у нас любят — как будто бы только после этих иркутских смертей Россия узнала, что есть такие напитки. Как будто не было этих автоматов по их продаже, как будто никто не знал, что наружного потребления этих веществ у нас не бывает. Вот в журнале «Авторевю» — номер свёрстан задолго до событий в Иркутске, — ироничный репортаж из Кургана, автор рассказывает, как он зашел в бар, и к пиву с воблой ему предложили флакончик одеколона «Шипр» за 24 рубля. Это стандартная примета жизни в бедных регионах.

Велик соблазн сказать, что это явление непобедимо, и сделать с ним ничего нельзя, невозможно. Но это неправда, в России власть умеет делать, может быть, даже слишком многое. Странное сравнение, извините, но когда после опроса о блокаде операторы отключали «Дождь», это почему-то произошло быстро и без какого-то сопротивления на местах — просто кто-то захотел, чтобы «Дождя» не было, и этого оказалось достаточно.

Я, может быть, сейчас наивно рассуждаю, но вообще-то да, если власть захочет, все эти флакончики исчезнут прямо завтра. Их перестанут производить, перестанут продавать, перестанут пить. Безо всяких распоряжений и приказов, просто так — ну вот просто человек вдруг понимает, что если он отгрузит партию «боряышника», то к нему придут пожарные, санэпидстанция и программа «Ревизорро» заодно. Такая мягкая сила, как у нас модно говорить. Но эту мягкую силу никто не применит, потому что это никому не нужно. Потому что единственная настоящая проблема во всей этой истории — это метиловый спирт вместо этилового в очередной партии средства для ванн. Вот это проблема, неприятность, скандал, и это все сейчас уладят и постараются, чтобы метилового спирта больше не было. А что люди пьют лосьон — это норма, и с этим никто всерьез бороться не будет. Почему так — об этом моя колонка для издания Republic.

«Люди мрут как мухи» – так общенациональное ЧП с массовым смертельным отравлением описывает президент страны. Формулировка грубоватая, но адекватная – люди действительно мрут как мухи, но это полбеды – люди ведь и живут как мухи, то есть плохо, бедно и без особого смысла, и эту проблему никак не решить регулированием алкогольного рынка, потому что потребление черт знает чего – это не более чем один из внешних симптомов нечеловеческой жизни многих россиян, особенно в бедных регионах.

Массовое потребление черт знает чего – это тоже проявление стабильности, никто ведь не говорит, что стабильность всегда равна благополучию, неблагополучие тоже может быть основой устойчивости системы, если оно обходится без массовых протестов, социальных взрывов и бунтов. Человек, пьющий «Боярышник», – самый выгодный гражданин с точки зрения системы, не рассчитанной на то, чтобы обеспечивать гражданам приемлемую жизнь.

Но, между прочим, на пятый день скандала в прессе, причем не в какой-то там прессе, а на ленте ТАСС, то есть практически от имени государства, появилась утечка, что люди на самом деле умерли не от метилового спирта, а от неизвестного яда, причем некоторые даже пили не «боярышник», а вполне легальную магазинную водку. Одна анонимная новость, и событие уже переводится в совсем другой регистр — может быть, это не в «боярышнике» дело, может быть, кто-то нарочно травит честных россиян, такая диверсия, террористический акт. Как сделать из очень плохой новости почти хорошую — да вот так, намекнуть, что все не просто так, и что дело не в бедности и не в халатности, а в злом умысле, и дальше это уже из социальной проблемы превращается в очередную сводку с антитеррористического фронта. И уже можно устраивать ток-шоу со спором о том, кто именно отравил Иркутск — исламисты или украинцы. О том, к чему это может привести, я написал колонку в издание Rus2Web.

Отечественная история не раз доказывала, что вредительство может стать идеальным объяснением каких угодно проблем и идеальным оружием для выяснения аппаратных или корпоративных отношений. Если иркутское отравление окажется терактом, то из разряда социально-экономических сюжетов оно моментально превратится в золотую жилу для спецслужб, следователей и много кого еще. Поиски отравителей обеспечат интересной работой, очередными званиями и наградами, карьерным ростом и даже денежными возможностями целый класс людей в погонах, тем более что они в последние месяцы слегка взволнованы начавшейся межведомственной войной.   Найти самих отравителей проблемы не составит — очередного дагестанского пастуха, которого застрелят местные силовики на Кавказе, можно будет объявить инициатором отравления.

И не только отравления. При желании кампанию по поиску вредителей можно организовать и по поводу убийства российского посла в Анкаре Андрея Карлова — российские власти ведь уже сказали, что за убийством стоят силы, желающие поссорить Россию и Турцию, и почему бы не поискать агентуру этих сил в России? Варвара Караулова, буквально ни за что отправленная в лагеря на 4,5 года, может стать первой ласточкой — когда Россия ощущает себя передним краем противостояния с мировым терроризмом, логично будет, если террористическая агентура начнет обнаруживаться в самых разных социальных группах. Да и волну арестов высокопоставленных россиян последнего года при желании можно подверстать к этой кампании — в конце концов, разве не мог Никита Белых, не говоря уже о полковнике Захарченко, собирать деньги на что-нибудь террористическое?

Я традиционно стараюсь много писать об истории, о нашем прошлом и его уроках, и на этой неделе моя историческая рубрика посвящена сверхновейшей истории — сейчас у нас первая годовщина столкновения Жанны Ким и Фатимы Мисиковой, ставшего поводом для не прекращающейся до сих пор войны силовиков, которая сопровождается арестами, скандалами, отставками, и в «Новой газете» даже писали, и я им верю, что арест и отставка Алексея Улюкаева стала следствием этой криминальной истории. Хозяйка ресторана поссорилась с дизайнером, договориться не смогли, и обе стороны привлекли себе в поддержку своих друзей — одна сторона позвала адвоката-решальщика, ветерана КГБ, другая — людей знаменитого Шакро Молодого. Ветеран застрелил двоих, и вот тут уже все окончательно завертелось — человека по прозвищу Итальянец из команды Шакро пытались выручить из тюрьмы самые высокопоставленные генералы СК, но на пути у них встали генералы ФСБ, один из которых перешел на службу к Игорю Сечину. Драматическая криминальная история, ставшая вдруг политической — этим у нас никого не удивишь, это стандартный сюжет кино, когда герой тянет за ниточку и обнаруживает колоссальные махинации с торговлей оружием или наркотиками. Но в этом-то и есть главная особенность нашего сюжета — в его основе как раз не поставки ракет, не дело каких-нибудь Иран-контрас, нет, здесь в основе всего — самый банальный ремонт в московском кафе. И то, что именно эта мелкая, почти бытовая ссора сотрясла основы до такой степени, что они трясутся до сих пор — это, конечно, самая невероятная примета нашего времени. Мы все — сон Шакро Молодого. Такого и Пелевин не придумает. Об этом моя колонка для издания Republic.

«Классический» криминал российскому феодализму враждебен – система воров в законе, сформировавшаяся в советские годы, рассчитана как раз на противостояние уголовному законодательству, то есть Шакро Молодой в каком-то смысле прогрессивнее феодалов из Следственного комитета и ФСБ. В «мирное» время это противоречие не бросается в глаза, и любой криминальный авторитет может взаимодействовать с любым госслужащим, как в условном Чикаго двадцатых годов – есть гангстеры, есть коррумпированные чиновники и полицейские, но они говорят на одном языке и живут в одном мире. В наших же условиях речь идет о соприкосновении разных миров, в которых даже время идет по-разному, и от этого соприкосновения система взрывается, даже если исходный конфликт был смехотворно незначительным. Связь генералов из СК с авторитетом Калашовым не описывается формулами, в которых или генералы манипулируют авторитетом, или авторитет генералами – вероятно, обе стороны уверены, что имеют дело со стихией, которую им удалось поставить себе на службу. В действительности же стихия так и остается стихией, и минимальный катаклизм гарантированно вызывает цепную реакцию. Если бы Жанна Ким и Фатима Мисикова действительно смогли договориться, рвануло бы где-нибудь в другом месте, и все закончилось бы теми же арестами и отставками – когда наградная «беретта» заряжена, по-другому просто не может быть.

Читайте новую колонку Олега Кашина о том, как Россия спасает Варвару Караулову от террористов с помощью тюрьмы.

У меня на этой неделе было еще две колонки — одна в Нью Йорк таймс про Сечина, и ее я не стал подробно пересказывать, потому что вы про Сечина и так все знаете, а американцам надо про такие вещи рассказывать с самого начала, с того момента, как Сечин нес за Путиным его чемоданы, когда тот переезжал в Москву. А вторая колонка была в издании Сноб, там у меня такой цикл писем потомкам — мы придумали что-то вроде капсулы времени, которую можно будет раскопать через сто лет и понять какие-то важные вещи про наше время. На этой неделе я там писал про выражение «люди с хорошими лицами» — в какой-то момент оно стало у нас ругательством, означающим социальную спесь и самодовольство, — а мне кажутся очень опасными ситуации, когда хорошие слова становятся ругательствами — всегда есть риск, что люди поймут это буквально и решат, что хорошее лицо — умное, одухотворенное, какое угодно — это на самом деле плохо. Надо, мне кажется, стараться возвращать словам их правильный смысл. Тех, кто отмечает Рождество на этой неделе, я поздравляю с праздником, а у нас до конца года — еще одна программа Кашин.Гуру, которая будет посвящена итогам последних 12 месяцев, и мы встретимся в этой программе через неделю, я Олег Кашин, всего доброго.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.