«Я хочу стать президентом страны». Первое большое телеинтервью Егора Жукова

Всем привет. Приветствую вас в прямо эфире телеканала Дождь. У нас спецэфир, радостный спецэфир, потому что с нами Егор Жуков, бывший арестант, который вчера вот оказался на свободе, хоть и с условным приговором, но все равно, поздравляю с этим.

Спасибо.

Все-таки это лучше, чем с сумкой, с которой ты пришел, уехать непонятно куда.

Да, так и есть. Это правда лучше.

Но ты готов был?

Я был абсолютно готов. Я даже больше могу сказать, я к этому был значительно более готов, чем к тому, что произойдет условный срок. Собственно, все вот эти четыре месяца, даже больше, с момента попадания в ИВС, еще второго августа, у меня шла вот эта подготовка моральная, и я был абсолютно к этому готов. Поэтому я даже сейчас еще несколько, у меня изменения происходят внутренние.

Слом такой.

Такой небольшой слом, да. Но, конечно, я рад, что я здесь все-таки, а не кушаю баланду сейчас.

Но ты праздновал вчера, с родителями, с друзьями?

В каком-то смысле, наверное, да, потому что сразу после того, как мы покинули здание суда, я сначала там дал небольшой комментарий и так далее, потом мы поехали ко мне домой. Вместе со мной домой поехал Оксимирон, потом приехала его девушка и так далее, там была большая компания, в итоге происходили какие-то совершенно сюрреалистические вещи, когда моя бабушка произносит тост какой-то, в ее стиле, такой масштабный, ее слушает Оксимирон, и ему…

Бабушка многое пережила, кстати, в связи с этим процессом.

Бабушка многое пережила, и хорошо, что пережила, собственно, это самое главное. В общем, вчера был очень интересный день, но, собственно, у меня все ближайшее время, я думаю, будет интересным.

Пельмени поели, да?

Поели пельмени, все поели, да. Наелись.

Все хорошо. Ты же знаешь эту фразу прекрасную Ахматовой, какую биографию делают нашему рыжему.

Да.

Ты вчера, я тоже был в этой толпе, мы с тобой прошлись, как будто бы я прошелся в команде кандидата, который выиграл только что выборы, и вот первое победное такое шествие. Что ты чувствуешь, и вообще то, что тебя называют сейчас чуть ли не новым Вацлавом Гавелом, вот как тебе такая сейчас слава и популярность?

Во-первых, в целом мне, конечно, очень приятно услышать такое громадное количество положительных отзывов. И мне очень приятно не только что-то вот слушать про себя, про какие-то свои способности, не знаю, красноречие, или какие-то еще вещи, мне очень важно, что людям «зашло» в первую очередь именно мое последнее слово, потому что у этого последнего слова есть очень четкий ясный месседж. Он, этот месседж, про две основные магистральные ценности, которыми я действительно хочу руководствоваться в своей деятельности, которые я хочу продвигать самостоятельно, это любовь и ответственность. И оказалось, что есть запрос на это, потому что мы живем в последнее время, особенно, например, если смотреть на общемировой контекст, мы живем в то время, когда побеждают кандидаты, отвечающие на запрос страха, антидот страху. То есть начала кандидаты выдумывают определенную угрозу, и потом продают себя как решение этой угрозы. Поэтому мы живем, конечно, во времена, когда кандидаты про ненависть и про страх побеждают. Мне хотелось для России, и хочется сейчас, несколько другого будущего, мне не хочется вождистского будущего, мне не хочется продавать себя как решение каких-то проблем, я хочу людям продавать людей как решение их собственных проблем.

А вот все-таки сейчас популярность ощутима? То есть узнают тебя, условно, на улице? Ты сейчас перемещаешься по городу, подходят? Как это происходит?

Да, узнают, подходят, поздравляют. Конечно, все в общем, и меня это очень радует, понимают, что все-таки это не абсолютное такое поздравление, действительно условный срок это условный срок. И мне это важно, потому что мы понимаем, что это ненормально, мы понимаем, что ненормально давать невиновному человеку обвинительный приговор, вне зависимости от решения итогового по нахождению в местах лишения свободы.

Условный или не условный, да.

Тем не менее, это, конечно, для меня абсолютно такой новый опыт, потому что с 2017 года, вот я снимал два года ролики, снимал, конечно, некоторые набирали несколько сотен тысяч просмотров, но в принципе я был рядовым блогером. Потом меня задержали, я просидел в СИЗО, потом под домашним арестом, очевидно, в это время у меня вообще ничего не происходило, то есть в это время вообще ничего не происходило, а в это вообще-вообще ничего. И тут ба-бах, просто со всех сторон, меня узнают люди, причем совершенно в разное время, вот мы вчера возвращались тоже домой где-то в три часа ночи, и люди на улице подходят, в три часа ночи, узнают. Это, конечно, очень приятно, но я все-таки очень надеюсь, что это не про меня, что люди не меня так воспринимают, а именно то, что я говорю.

Вот Кузьминов Ярослав Иванович писал о том, что он предупреждает нас всех, и тех людей, которые тебя поддерживают, кто вот так радуется, провозглашает новым Вацлавом Гавелом опять же, он предупреждает, что вы можете испортить человека. Вот ты как, не боишься тоже этого, быть испорченным славой?

Это мысль, которая несколько раз меня, конечно, за это время посещала. Но я заметил за собой некую особенность, я успел пообщаться с некоторым количеством людей, совершенно разных, за это время, даже не буду перечислять, но я заметил, что у меня почему-то как-то идет естественная предрасположенность общаться с теми людьми, которым я меньше всего нравлюсь. Потом что помимо того, что конечно, я хочу их переубедить и что-то еще, потому что меньше всего я им нравлюсь обычно из-за месседжа своего или из-за какого-то своего поведения…

Да-да, с Владимиром Соловьевым можно, например.

Например, да. При этом я понимаю, что такого рода люди меня отрезвляют, потому что если я сейчас погружусь, не знаю, в те фейсбучные комментарии, которые про меня сейчас есть, то я, конечно, могу просто «зазвездиться». Ни в коем случае этого я для себя не хочу.

Понятно. А вот если вернуться к фигуре Кузьминова, к его письму, где он сказал, что он ваши взгляды не поддерживает, в целом не разделяет, но… Вот явно что ты пойдешь в понедельник в вуз.

В начале недели, да.

Планируется ли встреча с Кузьминовым, во-первых?

Я пока не знаю на этот счет ничего, может быть, если он предложит, я, конечно…

Ты к нему пойдешь сам? В дверь постучишься? И что ты ему скажешь? Вообще, что ты планируешь ему сказать, когда увидишься?

Я подумаю над этим, если честно. Может быть, имеет смысл это сделать.

Это ректор Высшей школы экономики, если кто не в курсе.

На самом деле вся вот эта история с Высшей школой экономики, она очень сложная. И история с Валерией Александровной Касамарой, которая приходила ко мне на суды, она тоже сложная, и с Кузьминовым она сложная. Потому что, как я эту ситуацию вижу, я могу быть неправ, как я вижу эту ситуацию: есть люди, которые хотят действительно сохранить самый либеральный вуз в стране, вуз с академическими свободами, вуз, в котором тебя не закроют, если ты говоришь что-то, что не нравится власти, например, они хотят его защитить.

И Касамара, и Кузьминов как раз…

И Касамара, и Кузьминов. Но они при этом конечно же стоят перед выбором, какие средства выбрать для того, чтобы защитить вуз. И они, на мой взгляд, выбрали средства уступок, они делают уступки, уступки давящему на них, силовому, в первую очередь, аппарату. И здесь просто реально встает вопрос рисков и вопрос продумывания будущего.

Может, тогда он перестанет быть главным либеральным вузом страны, если будет много уступок?

Это с одной стороны. А с другой стороны, вдруг существует определенное еще количество уступок, которое позволит все-таки сохранить вуз до того момента, когда, будем говорить прямо, закончится путинский режим?

Вот ты думаешь, что Кузьминов хочет сохранить все эти свободы или, может быть, он перешел на другую сторону?

Я пока могу точно сказать, я не заметил за ним ни одного реального действия, которое демонстрировало бы, что он действительно перешел на другую сторону, а не просто пытается все-таки сделать всего лишь уступку.

Мы знаем вот эти негативные, к сожалению, тренды в «Вышке», и случай с ДОКСА, студенческой газетой. Вообще, как ты теперь будешь? Ты же говорил, что ты планируешь как-то тоже студенческой самоорганизацией продолжать заниматься. Как в условиях того, что вуз, наоборот, хочет немножко тишины, судя по всему, а ты вышел, ты явно молчать тоже не будешь.

Не буду.

Ну, и как это будет?

Во-первых, я хочу понять, какая сейчас все-таки существует система координат. Может быть, для этого мне было бы интересно пообщаться как раз с ректором и с Валерией Александровной. Скажем так, я хочу понять их настоящее мнение, их настоящие цели. Может быть, после этого разговора для меня все станет значительно более ясно. Я не хочу прикладывать руку к уничтожению этого вуза, это совершенно точно.

Но вы пожмете руку Кузьминову?

Конечно.

Еще хотел спросить, вот мы сейчас говорили, вернуться немножко, про готовность к тюрьме. Ты неоднократно говоришь в интервью, что вообще опыт в СИЗО очень важный, и вообще опыт тюремный, судя по всему, для тебя оказался очень важным, и каждый должен его пройти. Ты немножко романтизируешь, как мне показалось, эту историю, цитата: «потрясающий опыт, который важно пройти каждому». Немножко, мне кажется, романтизация, нет? Все-таки мы знаем, что творится в российских тюрьмах, пытки, людей убивают буквально. Почему каждому это нужно пройти?

Я могу ответить с точки зрения нескольких путей. Во-первых, все-таки мне сложно романтизировать то, через что я сам в каком-то смысле прошел уже. Мне кажется, это более честно, когда я об этом рассказываю, потому что в каком-то смысле я там уже побывал.

Да, конечно.

И я действительно на себе четко осознаю, что многие вещи я оттуда почерпнул радикально положительного характера, начиная от действительно развития своих коммуникативных способностей, потому что люди там совсем разные, и это не студенты московской «Вышки», совсем ни разу, это совсем другие люди. даже иногда, когда тебе там в камеру могут подобрать специальных людей, не важно, люди, знающие тюремную тематику, поймут, и когда ты попадаешь в «сборку» или в карантин, туда людей не подбирают, и ты там можешь попасть и с убийцами, и с кем угодно. Но ты все равно общаешься, и ты понимаешь, какая жизнь сложная, неоднозначная. А если говорить с точки зрения каких-то философских категорий, страдание, как таковое, оно бывает совсем разное, но страдание, оно тебя либо убьет, либо сделает тебя сильнее. Мысль банальная, но…

Но нужно, необходимо ли это?

Чтобы быть честным, я скажу так. Мне точно необходимо было бы, возможно, конечно, не сесть в тюрьму сейчас, но пройти тот опыт, который я уже прошел.

Не кажется, что ты сейчас пожалел о том, что ты сейчас не в колонии?

Нет, я не пожалел, здесь я, конечно, готов принести и могу принести значительно больше пользы. Но дело в том, что я хочу стать достойным той цели, которую я себе поставил. Для того, чтобы стать достойным той цели, которую я себе поставил, я должен пройти испытания. Если я не пройду какие-то испытания, я останусь человеком, на мой взгляд, все-таки не до конца достойным того, чего я хочу достичь.

Вот про цель сейчас поговорим как раз. Перед этим я скажу нашим зрителям о том, что вы можете комментировать и задавать какие-то свои вопросы, мы с редакторами сейчас выберем лучшие и тоже зададим Егору их обязательно. В ютьюбе можно смотреть и комментировать. Вопрос про цель, действительно. Вот у тебя сейчас две пресс-карты уже есть, фактически предложение или уже ты согласился на работу на «Эхе» и в «Новой газете», ты уже их сотрудник.

Да.

В связи с этим, ты сказал при этом, что все-таки ты хочешь быть политиком и заниматься политикой.

Да.

Дальше получается, ты журналист уже, политик, студент пока еще, публицист, как еще можно… В общем, была такая героиня у нас, кандидат в президенты, Ксения Собчак.

Была.

Которой очень часто задавали такой же вопрос, как же вам удается на одном стуле усидеть и журналистом, и политиком, и кто она там еще, телеведущая, в общем, много всего. И у нее, судя по всему, как мне кажется, ты согласишься, этот опыт не удался. Она не смогла усидеть, поэтому политик из нее не вышел.

Явно не удался.

Вот как ты будешь выбирать теперь, если ты сейчас вроде и журналист, и политикой хочешь заниматься, как ты будешь совмещать это? Вроде бы это несовместимые вещи.

Во-первых, сравнение с Ксенией Анатольевной, на самом деле, мне кажется, здесь не совсем уместно, потому что Ксения Анатольевна в первую очередь журналист, а потом политик. Я в первую очередь политик, а потом журналист. Собственно, у меня существует вот такая иерархия приоритетов. Дело в том, что, конечно, журналистская деятельность это один из инструментов политической борьбы.

Безусловно.

СМИ это все-таки власть, четвертая власть, поэтому я не хочу откидывать от себя возможные способы ведения тоже политической борьбы.

Но ведь исполнительную власть и законодательную нельзя же совместить с четвертой властью. Это все-таки отдельная власть.

Совместить нельзя, но можно существовать. Все-таки люди сложные существа, мы в разных модусах будем жить.

Мы же хотим, чтобы судебная система была разделена, отделена в смысле.

Я понимаю.

Но все-таки ты выберешь? Понятно, сейчас тебе надо раскачаться, ты можешь работать пока, ты вообще студент еще, еще много времени, но все равно придется выбрать в какой-то момент, все-таки куда я пойду. Все-таки в политику?

Если передо мной встанет выбор, в политику, даже не сомневаясь.

И это будет изначально партия или…

Вообще вопрос политической деятельности, он для меня делится на два уровня, это уровень цели и это уровень средств. Уровень цели, он вполне четко решен, он в целом…

Это что? Скажи, кем ты хочешь быть?

Конечно, я хочу стать президентом страны.

Все, заявление, заголовок готов.

Я хочу стать президентом страны, который будет последним президентом, от которого что-либо зависит. Вот можно так сказать, если без пространных каких-то размышлений. А в целом, цель осталась такой же, но понятное дело, в связи с приговором, который только что прозвучал, мне чуть-чуть подурезали некоторые средства. Некоторые средства я, к сожалению, не смогу выбрать. Что ж, я буду выбирать другие. Мы обсудим с командой более подробно, как мы дальше планируем двигаться, но это вопрос инструментария. В общем, оставайтесь с нами, вы все узнаете.

То есть главная цель президентство, я понял. Я, кстати, тоже хочу быть президентом, но у нас нет конкуренции, потому что мне уже будет 35 лет, когда в 2024, поэтому я посижу, я сокращу до четырех лет, опять вернем все-таки нормальный конституционный строй. Дождемся.

Все правильно. Все правильно делаете.

Да-да, так что конкуренции никакой. Какой вопрос еще хотел тебе задать, вот зрители наши в ютьюбе интересуются, мне сейчас подсказывают, будешь ли ты все-таки вести блог, учитывая, что тебе это не запрещено делать официально судом? Но вчера мы видели это видео с Оксимироном и с лягушкой. Что это все означает?

Если говорить непосредственно относительно блога, то опять же мне надо некоторое время проконсультироваться со своими юристами. Я так понимаю, что существуют определенные средства сделать так, чтобы все было хорошо, легально и красиво, и при этом это мало чем отличалось от того, что я делал раньше. А что было сделано, если говорить про видос в инстаграме и на ютубе Оксимирона, я думаю, там в принципе месседж понятен, пусть каждый сам догадается.

Это понятно. Это такая акция все-так больше, да?

В каком-то смысле.

Будет совместное творчество с Оксимироном, всех интересует?

Я не знаю.

С Самариддином понятно, они там будут рэп сочинять. А ты как?

Я думаю, что все-таки каждый должен заниматься своим делом. И Мирон очень сильно помог, Мирон огромный молодец. Но где альбом, Мирон, где альбом?

Помнишь момент, когда этот щелчок произошел, твоя жизнь поменялась, и ты решил стать президентом? Ну или просто решил заняться политикой. С чего? Потому что, смотри, ты молодой человек, и многие такие самые ключевые моменты, которые я помню, потому что все-таки постарше тебя, лично помню, понятное дело, что ты о них в курсе, Беслан тот же самый, теракты в Москве, «Норд-Ост», я это переживал лично, эмоционально, это, конечно, меня сразу же все переделало, дело «ЮКОСа». Ты с какого момента, и что послужило такой точкой отсчета?

Именно интересоваться политическими процессами в целом, и в мире, в России, я начал, в первую очередь, в тот момент, когда готовился к Всероссийской олимпиаде по обществознанию, призером которой я в итоге как раз стал.

Это когда, сколько было тебе?

Это был десятый-одиннадцатый класс.

Когда ты учился в школе «Интеллектуал» вот этой?

Я учился до девятого класса в школе «Интеллектуал» действительно, и потом лицей 1535. Собственно, если уж говорить непосредственно о какой-то политической активности, то здесь нужно сказать большое спасибо Алексею Анатольевичу.

Навальному?

Митинг 25 марта это был поворотный момент, я думаю, не только в моей жизни. Действительно так или иначе, несмотря на все, что произошло потом, этот момент, конкретно этот момент, стал открытием нового политического сезона в России, который продолжается до сих пор.

То есть Навальный все-таки повлиял, как лидер, на вас?

Конечно, 100%.

Вот на «Эхе Москвы», на сегодняшнем интервью, ты сказал, что претензий нет, но, там прозвучало все-таки «но». Все-таки есть какие-то претензии к Навальному?

Это исключительно претензии уровня такой конструктивной критики.

А вот в чем, можно объяснить? Вот понятное дело, в чем ты его поддерживаешь, а вот в чем ты его не поддерживаешь, интереснее узнать.

В принципе можно мой блог посмотреть, на этот счет я…

Ну, в двух словах. Может быть, что-то поменялось.

На самом деле, нет. Нет, не поменялось, и собственно, моя основная претензия всегда была в том, что Алексей Анатольевич по сути совершенно невнятно использует такой инструмент протеста, как митинги. Он их организует очень плохо, они ни к чему не приводят, пар протеста выходит, при этом никакой цели люди не достигают, это дизморалит очень серьезно. Это все плохо, неправильно и этого не надо делать. При этом, например, его расследовательская деятельность блестящая, вообще никаких вопросов.

Но эффективный мирный протест вообще возможен, как эффективный?

Только он и возможен.

Я имею в виду эффективный митинг, включает в себя понятие эффективный митинг и неэффективный митинг…

Конечно, митинг, и несанкционированный митинг тоже, он может быть эффективным.

Короче, Навальный должен выбрать один из этих 198 методов, которые вы в суде постоянно обсуждали.

Их на самом деле даже уже больше сейчас, потому что…

Триста, да?

Да, примерно, потому что книжка Джина Шарпа была в 1993 году написана, но к слову, я недавно в твиттере у Леонида Волкова увидел его отзыв относительно этой книжки, «ужасно», он сказал, ужасно вообще, несовременная, плохая, неподходящая вообще книжка. Может быть, в этом кроется корень проблем Алексея Анатольевича?

А вот если сейчас, в точке, в которой мы сейчас находимся, у нас сегодня какое, седьмое, восьмое декабря, что ты бы предложил сделать, в качестве эффективных мер?

Скажем так, когда будет подходящий момент, я… Не сомневайтесь.

Ты готовишь, да, программу?

Конечно, это все часть политической борьбы.

Навальный будет соратником или конкурентом, как ты сейчас его рассматриваешь?

У нас есть общий враг, поэтому в первую очередь, конечно, как соратник.

Враг это…

Враг это авторитарный режим.

А Владимир Путин?

А чей это авторитарный режим?

То есть в целом это авторитарный режим враг, а персонально? Вот лично против Путина ты будешь выступать?

Например, вот у меня есть позиция относительно данного вопроса, которую, я думаю, не до конца разделяет большая часть либертарианского сообщества. Хотя, может быть, и разделяет, я лишь предполагаю. У меня есть желание построить, поспособствовать построению свободной счастливой страны. У меня нет желания тупо брать и всех людей, которые были виновны в каких-то преступлениях, даже может быть, очень серьезных, просто с ними кровавую баню очередную устраивать. Им всем будет дана возможность выехать из страны. Всем, абсолютно живыми, с детьми и так далее. Пусть.

Люстрации не будет?

Это тоже определенный вид люстрации.

Просто более гуманный, да?

Нет, если кто-то захочет остаться в стране, то конечно, они будут люстрированы, очевидно. То есть люстрации вообще без вопросов, совершенно точно да.

Вот у меня есть такой вопрос, который мы любим с Антоном Желновым, моим коллегой, на Hard Day’s Night задавать, в том числе оппозиционерам. Вот есть ли в окружении властном, во власти вообще сейчас люди, которые тебе все-таки импонируют, с которыми ты готов будешь войти в будущую Россию? Такие люди во власти есть?

Ну, если они есть, то они очень хорошо скрываются.

Но ты их не можешь сейчас назвать по фамилиям?

Нет.

Вот есть же всякие Капков, Кудрин, Тимакова Наталья, бывший пресс-секретарь премьер-министра, вот о них многие говорят как о… Греф тот же самый…

Если власть в России будет меняться бескровно, она будет меняться посредством раскола элит. Раскол элит неизбежно приведет к тому, что люди, которые нам сейчас не нравятся, у власти останутся. И на какой-то промежуток времени даже станут, по сути, с нами в каком-то смысле отдаленном, соратниками. Придется затыкать нос, придется это делать, иначе будет кровь и иначе будет хуже. Ну и тут в общем тоже, тут естественный отбор, какие-то люди в любом случае не захотят с нами сотрудничать. Я очень сомневаюсь, что в какой-то момент силовой блок захочет с нами сотрудничать, совершенно точно нет. Ну и мы, наверное, с ними не захотим сотрудничать.

Понятно, там должна быть оттуда какая-то реакция.

Мы не знаем, как это будет развиваться, но это будет развиваться.

Если сказать тоже про Путина то же самое, Владимира Путина. Понятно, за что мы его все критикуем, мы понимаем, можно уже это долго не обсуждать. Но вот есть ли какие-то качества, три качества все-таки, которые можно поставить ему в заслугу, как президенту?

Три качества Владимира Путина?

Да, можно которые поставить в заслугу. Такие есть вообще?

А в чем смысл такого вопроса?

Смысл в том, что обычно многие говорят, многие критики либерального лагеря, говорят о том, что мы не готовы ни на какие компромиссы, и готовы только всех поливать черной краской. А ведь есть какие-то плюсы. Вот я просто хотел у тебя уточнить, считаешь ли ты, что могут какие плюсы быть у Путина?

Я только что, когда рассказывал про один из возможных сценариев, я по сути описал компромиссный сценарий. Потому что, еще раз, если мы не хотим крови, а мы не хотим крови, то нам придется идти на компромиссы. Есть сейчас в российской политике люди, которые продвигают позицию — а я и с этим, и с этим, и с этим в поле не сяду. Это позиция, да, и она понятная, но она абсолютно, я в этом уверен, абсолютно не эффективная. Она ни к чему не приведет, она приведет в очередной раз к тому, что мы будем вариться в собственном котле. Поэтому компромиссы, как бы это ни воняло, придется делать рано или поздно. Но при этом я не должен их любить, чтобы делать иногда какие-то, может быть, неизбежные для развития страны с ними компромиссы.

На твой взгляд, когда все пошло не так в нашей стране?

Вообще, когда расстреляли Белый дом. То есть там сидели люди, которые с точки зрения взглядов, конечно, мне максимально неприятны, очевидно, там левые сидели преимущественно.

Ну, да, левые. То есть ты, получается, осуждаешь Ельцина, как политик?

Да.

Ты считаешь, он был великим президентом? По сравнению с Владимиром Путиным.

Он больше допускал в публичном пространстве, чем Путин. Но Путин вышел из Ельцина, Путин все-таки следствие Ельцина, и это глупо отрицать. Очень большое количество вещей, которые происходят сейчас, были заложены тогда, поэтому нельзя и не надо отделять одного от другого.

Спасибо. Егор, убийство Немцова тоже стало важным событием, которое тоже много что, после чего нельзя вернуться, в общем, и нельзя ни о чем рассуждать. Вот скажи, как на тебя подействовало это событие? Понятное дело, что ты уже ощутил на себе, что политика с оппозиционными взглядами могут просто взять и посадить, но вот убийство… Это тебя не пугает?

Это лишь продемонстрировало, какова цена жизни в этом режиме. Собственно, это лишь продемонстрировало тот факт, что действительно говорить открыто против это опасно. Но для меня вот это дело всей моей жизни, и я когда это говорю, я ни в коем смысле не преувеличиваю. И если вдруг так окажется, что дело всей моей жизни будет закончено преждевременно, что ж, ну значит так. Все равно смерть нас догонит рано или поздно. Я к этом отношусь очень спокойно.

Ты с Немцовым не виделся никогда?

Нет. Я с ним не виделся.

С какими политиками, кроме Навального, ты видишь какой-то общий путь сейчас, общий контекст?

Во-первых, я совершенно точно продолжу сотрудничать с Димой Гудковым, вообще тут совершенно никаких вопросов. У нас похожие мысли относительно того, что происходит, и как оно должно происходить, и как все будет меняться, это очень важно. У нас с ним в этом смысле похожие взгляды. Поэтому причины имелись для того, чтобы я начал с ним сотрудничать раньше, и эти причины никуда не ушли. А так, в целом, знаете, мы все-таки, вот как мне не грустно это говорить, мы все-таки пока еще слишком маленькие, в смысле нашего влияния. Есть Россия, вот есть власть, есть люди, которые искренне ее поддерживают, их мало. Есть оппозиция, фейсбук, вот это мы, мы варимся в собственном котле, и нас тоже мало. А есть Россия, вот она ходит на работу, она живет, она умирает, она вешается, она спивается и так далее. С этой Россией вообще никто не говорит. С этой Россией несколько раз так, чуть-чуть, Путин попытался поговорить и все, она ему благодарна за это. Надо говорить с Россией, надо с людьми говорить.

А есть способ какой-то у тебя уже, понимание, какой это способ разговора с Россией этой, которую мы не знаем?

Вот собственно, это как раз возвращаясь к разговору о выборе инструментов, мы продумываем это с моей командой, потому что это очень серьезно, это такая вещь, которую… Если ты неправильно зайдешь, то до свидания сразу же, тебя не воспримут. Люди у нас все-таки очень тонко чувствующие, вот если можно говорить о каких-то чертах русского человека, то это вот одна из них. Люди очень тонко чувствуют, и чувствуют обман очень тоже, очень быстро его осознают. Поэтому мы будем очень аккуратно выбирать, как мы будем это делать. Но к слову, когда я говорил про средства и про цель, вот одна из целей вот такая — я не хочу вариться в котле таких же, как я. Ничего не произойдет, ничего не изменится, если я буду это продолжать делать.

Есть такой стереотип о том, что российский народ, он дремучий, темный, не готовый ни к чему, к демократии, и сам, собственно, виноват в том, что у нас сейчас происходит. Вот у тебя так?

Я с этим не согласен. Я с этим совсем не согласен, в том смысле, что, конечно, да, каждый народ достоин своего правителя, это все понятно, но в своем последнем слове я, в том числе, попытался как раз показать, каким образом в превращении русского народа в не умеющего любить и не умеющего брать на себя ответственность, какую роль в этом сыграло государство в этом всем, первичную.

В данном контексте вот ты как сейчас будешь действовать? Понятно, что надо осторожно с точки зрения условного срока, с другой стороны, надо будет как-то, если идти даже в народ, то в любом случае взаимодействовать хотя бы с региональными властями, на местном уровне. Как это будет, ты уже представляешь это себе?

Скажем так, очевидно, что я на данный момент, конечно, лишен возможности самостоятельно избираться, но мы будем использовать, в том числе, и выборы 2021 года и дальнейшие.

В Госдуму?

Да. И дальнейшие муниципальные выборы в Москве тоже. Это все некоторые инструменты, которые, конечно, необходимо использовать. И вот эти выборы, которые произошли сейчас в Москве, они в очередной раз продемонстрировали, почему, с одной стороны, вероятно, все будет меняться не на выборах, и поэтому выборы в авторитарной стране это инструмент, который именно реально для смены власти и для прихода во власть оппозиция использовать не может, но при этом, с другой стороны, почему в выборах оппозиция обязательно должна участвовать. Потому что это период, в который действительно любая система начинает немножечко шататься, у тебя появляется легитимное право действительно, и у тебя появляется понимаемая возможность разговаривать о политике, потому что выборы как бы, очевидно, а когда еще. Поэтому выборы мы тоже будем использовать, но это будет совершенно разноплановая деятельность. И забегая немного вперед, когда я говорил, когда я отвечал на вопрос судьи, чем я непосредственно хочу заниматься после, когда я сказал, что постольку поскольку мне политика, вероятно, будет, именно непосредственно политическая законодательная деятельность, мне будет закрыта после приговора, возможно, это будет благотворительность, я тогда не шутил.

Именно благотворительность?

Это одна из форм.

А какая сфера? Правозащитная?

Меня, помимо глубочайших совершенно несправедливых вещей относительно политзаключенных, которым я сам побывал, и я так понимаю, до сих пор являюсь, помимо моего отношения к просто заключенным, потому что я в общем там побывал, хотя совсем на немного, но я побывал, и я понимаю, какие проблемы у этих людей, и что они там проходят совершенно не через то, через что должны проходить, несмотря на это, все-таки есть проблемы магистральные лично для меня, которые просто как-то задели меня. И я их тоже обозначил в своем последнем слове, например, меня совершенно в метафорическом смысле убил тот факт, что Россия первая страна в мире по количеству мужских самоубийств на сто тысяч человек. Первая! Первая среди всех стран! Значит что-то есть такое, что русского мужчину заставляет либо выпрыгивать из окна, либо надевать на шею петлю и так далее. Я хочу понять, что это, и я хочу это решить. И что-то мне подсказывает, что это именно в первую очередь неумение брать на себя ответственность, выученная беспомощность такая, не в политическом смысле, а в смысле даже бытовом, в своей собственной жизни просто. Русские мужчины разучились брать на себя ответственность. И это не их вина.

А чья?

Я объяснил это, вина государства, которое ликвидирует все возможности куда-то стремиться. Если я не могу никуда стремиться, для чего мне брать ответственность тогда? Поэтому действительно государство полностью ликвидирует все возможности. Но при этом, конечно, нужно работать помимо того, что на институциональном, системном, на этом скучном, политологически понимаемом уровне, нужно работать с людьми. И я хочу работать с этой проблематикой.

Еще хотел вернуться, по поводу участия во всех выборах возможных. Мы видим сейчас, по кампании в Мосгордуму, из-за чего все это «московское дело» разгорелось, что все равно никого взяли и не допустили. То есть важнее получается в данном случае заявить о себе, чем участие само? Потому что ну невозможно в нынешних условиях.

Мне кажется, я про это только что примерно и сказал. Власть не будет допускать на выборы конкурентов, которые действительно, во-первых, смогут представлять для нее угрозу, а во-вторых, которые реально смогут победить. Но при этом, как оказалось, все-таки именно выборный период, он очень важен, и оппозиция должна им пользоваться.

Но все-таки чтобы как-то действовать, нужно будет народу что-то отвечать? Они у нас взгляды такие, очень своеобразные в народе. Ты уже на «Эхе Москвы» сегодня тоже про Крым ответил, сказал, что надо устраивать второй референдум.

Я считаю, я глубоко в этом убежден, надо устраивать второй референдум. При этом опять же, на мой взгляд, весьма очевидно, что, вероятно, не в тех количествах, но крымчане действительно хотели присоединиться к России. Но при этом опять же нельзя отрицать, что сделано все было, устроено все было незаконно, ну прямо со всех точек зрения незаконно. Возможно, второй референдум снимет все вот такого рода проблемы, потому что все-таки, если уж совсем говорить просто, законы все равно пишут люди, и закон это определенный консенсус, и законы меняются, поэтому…

Собственно, второй референдум, понятно, он будет на территории Крыма, среди граждан, которые сейчас там проживают, или с участием Украины, как многие предлагают, ты тут видишь какой-то выход?

Это будет решаться на многосторонних соглашениях.

То есть это международная все-таки…

Конечно. То, что это проблема международная, это совершенно точно.

А ты думаешь, наши граждане, вот это так называемое «крымское большинство», которое сформировалось, они будут готовы к этому международному…

Дело в том, и мне это очень нравится, крымская истерия была очень недолгой. Люди поняли самую банальную истину — Крым на хлеб не намажешь. Можно говорить сколько угодно о своем вот этом величии, но если ты, прости, пожалуйста, живешь в стране, в которой двадцать миллионов живут за чертой бедности, нет, ты не великая страна, сколько бы ты не собрала земель. Поэтому я все-таки считаю, что люди очень быстро осознали, насколько это все-таки зрелище, совсем не хлеб. Совсем не хлеб.

Смотри, по поводу политических взглядов тоже важно определиться, по шкале вот этой, что называется, левый-правый. Про либертарианство, про либертарианские взгляды понятно, тут неоднократно ты говорил, это по большей части имеет отношение к экономическим связям в обществе, к свободе опять же той же самой. А вот если говорить уже прямо, правый-левый?

Либертарианцы это правая идеология, конечно.

Но есть же левые либертарианцы, крайние, которые считают, что частная собственность вредит как раз-таки.

Дело в том, тут все на самом деле очень просто. С точки зрения правого либертарианства, левые могут спокойно существовать в своих коммунах как угодно, они могут устраивать любой тип перераспределения, как хотят. Вот у них есть их собственность, я имею в виду их земля, пусть делают что угодно. Но с точки зрения левого либертарианства, правые либертарианцы не могут существовать, потому что они не могут, если нет частной собственности, то нет и правых либертарианцев. Поэтому я ни в коем случае не против левых, я против отсутствия свободы. Все-таки либертарианство правое дает левым свободу, левое либертарианство правым либертарианцам свободы не дает.

Но ты, в общем, правых взглядов.

Да.

Ты видел в России когда-нибудь таких политиков, которые тоже правые? Вот кто они, были вообще у нас в истории современной России настоящие правые партии? Не либерально-демократическая партия, как мы знаем.

Например, есть Либертарианская партия России, собственно, которая последовательно защищает либертарианские взгляды. В общем там полным-полно отличных людей, с громадным количеством людей оттуда у меня взгляды схожи. Мне кажется, что просто нужно действительно уметь объяснять людям, почему либертарианство выгодно для них. И вот это самое главное.

Можно, кстати, в двух словах сказать сейчас вот, почему выгодно. Вот вам сейчас расскажет Егор Жуков.

Нет, на самом деле очень просто. То есть самая главная посылка, которая должна стоять в начале всех, вообще совершенно любых размышлений о наиболее верном выборе самой верной экономической системы, условно, или даже там политической идеологии, это не «мы должны выбрать самое идеальное, вот лучше всего», а «мы должны выбрать то, что просто работает». И у нас есть очень мало альтернатив, которые реально работают, так надо выбрать просто лучшую из тех, которые работают. Подавляющее большинство левых идеологий, они звучат, конечно, очень красиво на бумаге, но не все, что звучит красиво, реально работает. В итоге неизбежно, потому что левые идеологии построены на коллективной идентичности, неизбежно тех, кого левые называют угнетателями, классом угнетающим, эксплуататором и так далее, неизбежно они подлежат уничтожению. Простите, политический режим, который в самом своем начале уже постулирует физическое уничтожение своих оппонентов, для меня это не вариант. Поэтому если вы не хотите, чтобы в стране, кроме того, что начался совершенно точно неизбежный голод, совершенно точно появилась номенклатура, совершенно точно появились люди, называющие себя защитниками народа, но при этом изымающие все в свою собственную пользу, а не в пользу народа, если помимо этого вы не хотите, чтобы в стране банальный голод наступил, вы должны все-таки придерживаться не левой идеологии.

Как думаешь, удастся объяснить это? Поймут люди?

Конечно, удастся. Дело в том, что я все-таки никогда не был сторонником такого радикального, жесткого, убийственного по отношению друг к другу капитализма, совершенно точно нет. Если, собственно, опять же взять мое последнее слово, которое я буду, наверное, в ближайшем будущем часто вспоминать, потому что это не просто красивые слова, которые пришли мне в какой-то момент, это реально мой манифест. Я все-таки взял главную правую ценность, а именно ответственность, все-таки свободный рынок, он про ответственность, про то, что ты сам берешь ответственность за себя, за свою жизнь, за свою семью. Но помимо этого, я говорю про любовь. Мне очень не нравится формулировка «социально-ответственный капитализм», очень не нравится, но по сути я говорю примерно про это, про то, когда люди добровольно помогают тем, кто слаб, тем, кто действительно нуждается, потому что действительно при капитализме такие будут. При любом левом режиме их будет просто больше. Я придерживаюсь либертарианства не потому, что я люблю богатых, а потому, что мне не хочется, чтобы было много бедных. Вот и все.

Как у тебя обстоят дела… Я лучше с кепки зайду. Я хотел по-другому, сформулирую так. Вот эту кепку я купил на аукционе в поддержку политзаключенных, «С уважением, арестант Жуков». Вот это твоя кепка. Скажи, пожалуйста, как она у тебя оказалась?

Эту кепку мне привез из Америки мой фитнес-тренер. Все.

Ты хотел эту кепку, потому что ты поддерживаешь Трампа, или просто тебе понравился сам факт этой кепки?

Сейчас продаются в Соединенных Штатах… Я могу материться на английском?

Да, конечно.

В Соединенных Штатах сейчас продаются футболки, на которых написано “Trump 2020 because fuck you twice” Это, конечно, в первую очередь месседж, адресованный левакам, но он такой, просто игривый такой месседж, он совсем не серьезный. Конечно, я никакой ненависти не испытываю к представителям противоположной идеологии. В первую очередь для меня с любым человеком очень важно определить, придерживаемся ли мы единых целей. Если мы придерживаемся цели о том, что люди должны жить в процветающей стране, у них должно быть достаточное благосостояние, и они должны иметь возможность влиять на власть и определять ее, вот эти три ценности, они не левые и не правые, по сути, вот если мы согласны с этим, дальше мы уже можем спорить относительно средств. В конечном счете любая идеология, она про средства, но и про цели тоже. И вот с теми идеологиями, с которыми у меня цели различаются, я, конечно, с людьми, которые их придерживаются, я не могу найти общий язык. Есть огромное количество левых, которые придерживаются именно этих целей, а дальше мы уже можем спорить на рациональном уровне. Если говорить относительно Трампа, на данный момент в Соединенных Штатах все-таки, мне кажется, нет ни одного человека, который реально способен отбить приход Берни Сандерса к власти, или там Элизабет Уоррен, ни одного человека, кроме Дональда Трампа. Все-таки человек прямым текстом говорит, что при нем вообще Америка никогда не будет социалистической страной. Это важно. При этом конечно же и куча государственных расходов у него есть, и экономика при нем где-то дерегулируется, но где-то все-таки больше регуляции становится, поэтому он, конечно, не либертарианец. И в общем, с точки зрения его риторики, он, конечно, популист, совершенно точно, и вот эта вся история со стеной, это совсем не либертарианская, короче, вещь, и так далее. Но тут просто про взвешивание рисков.

А если будучи в Америке, ты не думал об этом, я часто думал, если будучи американцем, ты бы больше за республиканцев или за демократов голосовал?

За республиканцев.

Я тоже. Сошлись, отлично. У нас мало времени остается, хочется задать много вопросов. Я попросил своих друзей в фейсбуке задать какой-то вопрос. И как ты думаешь, кто на тебя сразу накинулись?

Левые?

Феминистки. Это сейчас самый главный тренд в соцсетях, они все это обсуждают. Вот скажи, у меня вот такой вопрос, когда начнется ваша с Егором, (это меня с тобой почему-то сейчас сравнивают), война против подступающей проказы, то есть против меня, пишет критик Мария Кувшинова, которая занимается вот этой женской повесткой сейчас очень активно. Речь, видимо, идет про тот самый ролик, «Феминизм опасен». Вот ответь девушкам.

Я считаю, что феминизм как… Да не я считаю, это очевидно так и есть, что феминизм если говорить общее, как движение, оно конечно, совершенно разное. Там есть совершенно разные представители и представительницы, и тут невозможно говорить о чем-то едином. Я против того, чтобы мы руководствовались коллективными идентичностями. Очень правильно говорит Джордан Питерсон, которого почему-то на сайте Wonderzine назвали альтрайтом. Я не понимаю, кем надо быть, чтобы назвать Джордана Питерсона альтрайтом, уж простите, но при этом он очень правильные вещи говорит. В интервью Кэти Ньюмен, по-моему, он это говорил, что идеология, которой руководствуются современные левые, вот именно вот такого рода современные, феминистки и так далее, это та же самая идеология, с точки зрения принципа, она основывается на коллективной идентичности. Ты белый мужчина, все, у тебя по определению есть вот такого рода, не знаю, привилегии, например, и ты вот виновен 100% в этом. Ты белый мужчина, натурал, у тебя все… То есть за такого рода мышлением вообще не видно индивидуализма. Но когда мы начинаем базировать свое мышление на коллективной идентичности, мы реально приходим к тому, что происходило в Советском Союзе, просто другой критерий, там это богатство, а здесь те вещи, которые ты даже изменить не можешь, цвет твоей кожи и так далее. Поэтому для меня вот такие вещи совершенно неприемлемы, мы должны все-таки базироваться на индивидуальной ответственности.

Но патриархата не существует?

Патриархата не существует, потому что патриархат как система, в которой коварные мужчины вечно пытаются придумать способ, как угнетать женщин, это, конечно, совершенно не так, потому что в течение всей истории как мужчины, так и женщины страдали от огромного количества схожих проблем, и мужчины очень часто придумывали способы женщинам помочь. Существует, конечно, некий процент небольшой мужчин, которые сконцентрировали определенное богатство у себя в руках, но при этом большая часть людей, живущих на улицах, это мужчины, большая часть людей, умирающих в войнах, это мужчины, большая часть людей в тюрьмах это мужчины, и так далее. Поэтому я, простите, я не вижу здесь никакого угнетения, я вижу, что вместе, рука об руку, мужчины и женщины боролись с теми страданиями, которые неизбежно каждый человек встречает на своем пути. Мы должны все-таки об этом думать…

Как раз равноправие получается, что не надо никого делить.

По сути, да.

С другой стороны, многие начнут предъявлять аргументы про домашнее насилие, например.

Это совершенно нет, домашнее насилие абсолютно неприемлемо. И как раз тоже, если говорить про мое последнее слово, я упоминал об этом, о том, что отсутствие понимания, как развиваться, это важно, и это важно для мужчин. Я скажу это вот так, это очень важно для мужчин, понимание того, куда идти, как идти, как ты можешь помочь людям, которые вокруг тебя, как ты можешь их защитить и так далее. Если ты понимаешь, что ты ни на что не способен, вернее, тебе даже не дают возможности быть на что-то способным, ты злишься. И когда ты злишься, это не оправдывает, ни в коем случае, ни в коем случае, я просто говорю, что существуют структурные проблемы, мотивирующие такого рода поведение у мужчин, которые, в том числе, избивают своих жен. Абсолютно неприемлемое поведение, но важно понимать, какие здесь причины.

Последнее слово ты упомянул много раз сегодня, и действительно эффектное было последнее слово. Как долго ты его писал, когда это происходило? Прямо накануне или как?

Я его писал в течение трех дней, я его писал накануне, и это было прямо как такое, знаете, ко мне что-то приходит, я это пишу, и понимаю, что вот здесь пока надо остановиться. Может быть, я даже могу написать что-то еще, но вот пока надо остановиться. И поэтому у меня не было такого, что вот я сел и написал полностью. Нет, я написал какой-то отрывок, отошел, на следующий день написал отрывок, и вот так за три дня оно было готово.

А вообще чем ты занимался под домашним арестом, что ты делал?

Преимущественно читал, медитировал.

А что читал? Потому что вот, например, Дмитрий Медведев, на последней своей великой пресс-конференции, сказал, что он читает и перечитывает «Детей капитана Гранта».

На самом деле, я думаю, как-нибудь я подготовлю отдельный список того, что я прочитал, поэтому… Самое последнее, очень ироничное, что я прочитал, ироничное в смысле, что именно это, не самую известную книжку, которая называется «Как выжить в современной тюрьме». И я понял, что на самом деле, проведя всего лишь месяц в СИЗО, оказывается, я все это уже знал.

То есть сам мог такую книжку написать.

Ну не то чтобы я прямо мог ее написать, наверное, но многое то, что там было, я уже знал.

Продолжу, извини уж, про Медведева. Он сказал еще, что он слушал в молодости рок-музыку, а сейчас слушает джаз. Что слушает Егор Жуков?

Егор Жуков вообще на самом деле слушает все, от скандинавского фолка какого-нибудь или от шотландского фолка, до того же самого, не знаю, джаза или чего-то на русском языке. Я в этом смысле, очень не люблю это слово, оно какое-то пошлое, меломан, но в отличие от многих людей, которые говорят это слово так «Я меломан…», нет, я этим не то что, это просто так, то есть это не повод для гордости.

А киноман?

Последний фильм, который я посмотрел, это был фильм, который назывался «Ганди», и я думаю, что это интересное совпадение.

Это документалка была?

Нет, это не документалка, это фильм восьмидесятых годов, по-моему, и он очень хороший, он очень глубокий, я много чего там нашел для себя.

У тебя есть любимые режиссеры?

Любимый режиссер, хороший вопрос. Нет, я бы, наверное, не сказал, что у меня есть любимый режиссер, хотя есть некоторые фильмы, которые на меня…

Вот, фильмы.

Фильм, который на меня произвел впечатление, это «Пробуждение жизни» Линклейтера, это такое…

Прекрасный фильм.

Вот именно в этом контексте можно говорить именно о режиссере, то есть это очень-очень режиссерское высказывание. Я помню, что я его посмотрел, когда шла как раз у меня подготовка к олимпиаде по обществознанию, мы тогда были в лагере как раз в подготовительном, и за несколько дней до заключительного этапа, и он меня настолько впечатлил, что я даже не мог продолжать учиться дальше, а просто пошел и гулял вокруг здания, в котором мы жили, как-то обдумывал это.

У Линклейтера советую посмотреть, если еще не видел, «Бездельники», очень актуально для нас.

Не видел.

Это его дебютная работа. А русское кино ты смотришь?

Я посмотрел, стыдно, что не смотрел раньше, я посмотрел очень близко друг с другом «Дурака» и «Левиафан». «Дурак» мотивирующее кино, «Левиафан» демотивирующее.

Демотивирующее?

Да, «Левиафан» демотивирующее кино. Но на самом деле мне очень нравится то, что говорит Звягинцев относительно своих работ, «А почему у вас всегда такой плохой конец?» «Не заслужили еще». Я с этим согласен, мы это еще не заслужили.

Сейчас тоже небольшой блиц в конце, уже вынуждены заканчивать. Ты все-таки молодой человек, пока у тебя очень идеальный, глянцевый, красивый, умный образ.

Но не среди феминисток.

Немножко о минусах поговорим, есть какие-то вредные привычки? И вообще, как Егор Жуков отдыхает? Клубы, компании, гулянки, пьянки бывают?

Ой, скучно все у меня в этом контексте. Нет, конечно, они бывают, но Егор Жуков отдыхает, в первую очередь, читая, в первую очередь медитируя. У меня есть в «Долине реки Сетунь», это такой заказник…

Да, знаю.

У меня есть свое местечко, где я люблю медитировать. Если говорить с точки зрения каких-либо конкретных, вот именно часто происходящих постоянно пьянок и тому подобного рода вещей, я не большой фанат алкоголя и совсем не большой фанат курения. Если меня СИЗО не заставило закурить, то я точно уже не закурю.

В «Симачев» не ходил?

Нет.

Понятно. Ты не веган? Потому что сейчас модно среди молодежи.

Нет. Я не веган. Пока давайте любить людей, потом уже полюбим животных. Мы людей недостаточно любим.

Ты представляешь, что твоим другом может стать человек с абсолютно противоположными политическими взглядами, левак там, не знаю. Или аполитичный вообще.

Левак может, запутинец нет.

А аполитичный, которому все равно?

У меня полно аполитичных друзей.

Тебе не удается их переубедить.

Может быть, иногда полезно иметь аполитичных друзей, для того, чтобы самому на какие-то короткие периоды… Вот, к слову, как Егор Жуков отдыхает, общается иногда с аполитичными людьми, например.

Отлично. Я хочу сказать, что у тебя прекрасные родители, я с ними во время процесса познакомился. Это, конечно, хорошие родители, очень хорошие родители.

Да.

И вот в связи с этим последний вопрос будет про них. Они пережили многое сейчас, но держались достойно. Что сейчас они думают, когда понимают, что ты продолжишь все равно заниматься политикой? Что они тебе сказали, переживают ли они, боятся ли они?

Мой папа ставит для себя абсолютно визионерские такие, огромные, большие цели, в той деятельности конкретной, в которой он занимается, он все-таки всю жизнь свою посвятил космосу, космической деятельности в России. И он говорит, что в каком-то смысле я увеличенная версия его, то есть я пытаюсь сделать все то же самое, что он, просто в масштабах страны. Поэтому такого рода деятельность мою он понимает, он относится к ней с пониманием. Конечно, и мама переживает, и папа переживает, но они же понимают, что я не прекращу. И они, конечно, очень стойко вынесли то, что произошло сейчас, и уже под конец, к тому моменту, когда приближался приговор, я думаю, что они были готовы и к самым нелицеприятным сценариям.

Так что, Татьяна Юрьевна и Сергей Александрович, вам большой привет и спасибо. Последний вопрос все-таки задам вот такой. Мечта, какая мечта сейчас у Егора Жукова?

Хороший вопрос. Я хочу, чтобы меня окружало все больше и больше ответственных и любящих людей.

На этом и закончим. Спасибо большое.

Спасибо.

С нами был Егор Жуков. Оставайтесь на Дожде, пожалуйста. Только благодаря вашей поддержке мы продолжаем вещать. И вот успеете купить подписку, еще два дня годовая подписка на Дождь всего 4800 рублей, и будете в курсе всего. Спасибо, пока.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.