Как Юлию Галямину задерживали в третий раз подряд, и в чем ее теперь обвиняют. Рассказывает муж политика

Павел Лобков: Николай, у вас сегодня, наверно, был один из самых тяжелых дней в жизни.

Николай Тужилин: Да.

Скажите, вы ожидали, что прямо так у дверей ее перехватят? Что-то на это указывало?

Пока мы ехали в Можайск, в общем-то, мы, конечно, испытывали какие-то иллюзии, но уже когда подъехали, то наши друзья, которые приехали раньше, сказали, что у дверей спецприемника стоит машина, автобус второго оперполка. Здесь уже, конечно, все стало ясно. Для нас, встречающих, это уже сколько-то минут было очевидно.

А сколько она пробыла на свободе?

Да нисколько.

Секунды.

Практически, да. Нас оттеснили. Здесь вместо нас Юля как раз увидела бойцов оперполка.

Юлия ― одна из немногих женщин, которые сидят сейчас во всех этих спецприемниках. В основном все-таки это закаленные бойцы вроде Навального и Яшина. Суд как-то учитывает это в своих решениях? Потому что сначала было десять суток, правильно? А потом пятнадцать. В чем разница, как они взвешивают, как вы поняли это?

Я думаю, что здесь логика какая-то не правовая, скорее действительно есть какое-то общее указание. Очевидно, они ориентируется на приближение дня голосования, в общем-то. Здесь, скорее всего, какая-то такая арифметика.

То есть насчитать столько митингов, чтобы хватило до 8 сентября и кандидаты в депутаты не могли бы не то что доказать подлинность своих подписей, а просто выйти до дня выборов.

В целом да. По поводу доказательства подписей еще будет Верховный суд, на 26-е, на понедельник назначено заседание уже, но здесь, в общем-то, иллюзий питать не нужно, что здесь будет какое-то… Скорее всего, мы пройдем и эту инстанцию.

А в этот раз за что? В тот раз за Трубную, а в этот?

Насколько я понимаю, речь идет о призыве в фейсбуке к выходу 3 августа.

То есть просто строчки хватило вполне.

Там пост, несколько строк, да.

И это 212-я статья, то есть организация массовых беспорядков.

Видимо, да.

Скажите, пожалуйста, а как вообще она это все переносит? Она ведь, наверно, первый раз находится за решеткой.

В общем-то, задержания были, а такой длительный срок ― да. Вы знаете, уже несколько раз я слышал в течение этих дней, что нам говорят, что мы какие-то риски не просчитали и так далее. Здесь мы, конечно, эти риски просчитывали. Мы, очевидно, знали, на что идем. Эти риски стали реализовываться. Сейчас то, что могло случиться, случилось, да, риски исполнились, это бьет.

Она плакала, да, когда вышла и сразу оказалась?..

Наверно, в какой-то момент, да.

Скажите, а эти сотрудники второго оперполка, мы не очень видели на видео, как они себя вели. Они прямо вас растаскивали, что ли? Или у них была хоть какая-то капля человеческого сочувствия, что человек выходит на свободу и тут же они должны его схватить, как церберы?

Сложно за них говорить. Мне думается, что со своей какой-то профессиональной точки зрения они, наверно, считали себя вообще верхом доброжелательности. То есть никто никого не бил, в общем-то, здесь какая-то их милицейская предупредительность была соблюдена. Но так это зверство, что и говорить.

Ее перевезли на другой конец города, правильно я понимаю?

Сейчас она ждет завтрашнего суда в Тверском ОВД, это на Дмитровке. Завтра с утра заседание, в девять утра на Каланчевской, Тверской районный суд. Номинально привезут ее в девять, заседание начнется через какое-то время. Наш адвокат считает, что поскольку Юля появится в девять в суде вместе с бумагами, то это займет какой-то срок.

Как она вообще себя чувствует? Если вызывали скорую помощь, что вообще? Страдает ли она какими-то хроническими заболеваниями? Может ли это быть использовано, скажем так, как адвокатский аргумент для того, чтобы все-таки перевести ее на другую меру пресечения, скажем так, или освободить от административного ареста?

Врачи скорой помощи, которые приехали, сказали, что сейчас это было вегетососудистое проявление, я, может быть, сейчас как-то терминологически неправильно говорю, но что-то в этом роде. Сказали, что ситуация запросто может повториться, поскольку обстановка нервозная. Если бы Юля была в покое, ничего этого бы не было, здесь ничего с этим не поделаешь, это нервы.

Вообще как давно вы вместе, сколько лет?

С 1998 года.

Она уже тогда была политической активисткой, да?

Нет, не совсем, но достаточно скоро, да.

То есть значительную часть совместной жизни вы живете в состоянии такой тревоги. Или это началось когда-то, не знаю, в 2012 году или с этими выборами, а до этого все было спокойно?

Наверно, со времен, когда Беслан, Дубровка, вот эти дела. В общем-то, с них. «Марши несогласных». С тех времен, как-то так. То есть это начало двухтысячных.

Скажите, пожалуйста, а вообще что за условия, в которых она находится в этом спецприемнике, или как это называется?

В котором находилась. Где она будет находиться, пока совершенно непонятно. Это камера, рассчитанная на двоих, Юля была там одна. Из того, что, конечно, давило ее в течение всего времени, громкость радио, в общем, там непрекращающееся радио «Шансон» или «Милицейская волна», что-то в этом роде. Запахи, которые нельзя было вывести, и, конечно, то, что она оторвана от нас. То есть у нее было 15 минут телефонного разговора в день, и это все. И одно свидание за срок, то есть уже было у нас два задержания, получается, два раза мы к ней с сыном ездили.

Насколько суды проходят формально, насколько это все напоминает некую тройку?

В общем-то, тот перформанс, который устроил Илья Яшин, полностью соответствует действительности. Конечно, это все идет по кальке. Происходят какие-то такие необходимые процессуальные действия, но не более того, то есть исход предрешен, конечно. Тверской суд, который будет завтра рассматривать Юлино дело, в этом смысле особенно внимательно прислушивается к показаниям полиции и не слушает показания задержанных, так скажем, так что завтра это будет, конечно, какая-то простая формальность.

Благодарю вас. Мы желаем вам и Юлии мужества.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.