«Авторитаризм так и рушится»: Аббас Галлямов о новом выступлении РПЦ против власти

Дела обстоят еще хуже, чем представляется Александру Щипкову. Благодаря системе Платон, которую государство поручило Игорю Ротенбергу, платными для фур стали все 150 000 км федеральных трасс — и без семафоров и шлагбаумов. Опыт, кстати, думали распространять и на менее крупные автомобили.

Щипков удивительно точно характеризует плохую экономику большинства платных дорог в России. Живущая на бюджетные деньги госкомпания «Автодор» собирает с пользователей деньги за проезд, чтобы расплатиться с инвесторами за строительство и обслуживание. В числе таких инвесторов, кстати, опять же структуры Ротенбергов.

Представитель РПЦ не на пустом месте говорит об отмене платных дорог. Ранее он уже предсказал отмену внутрисетевого роуминга в России. Это был эфир от октября 2017-ого. К тому времени антимонопольная служба уже несколько месяцев грозилась отменить роуминг до конца года. Но Щипков верно поставил на победу государства: законопроект об отмене внутрироссийского роуминга на прошлой неделе наконец был принят в первом чтении. Представители РПЦ не раз предвосхищали экономические решения государства.

«Если возрастает средняя продолжительность, значит, может увеличиваться и трудоспособный возраст. Если сравнить пенсионный возраст в России с пенсионным возрастом других стран, то мы увидим, что у нас люди выходят на пенсию раньше. Это имеет как свои плюсы, так и свои минусы. Например, у нас в Церкви пенсионный возраст, если говорить об архиереях, священнослужителях, — 75 лет, и мы совершенно не стремимся к тому, чтобы этот возраст снизить», — говорил митрополит Илларион.

Правда, всего через два месяца правительство объявило свое непопулярное пенсионное решение и церковь официально устранилась из дискуссии о пенсионном возрасте. До такой степени, что посмотреть тот самый выпуск — за 15 апреля этого года — на официальном ютуб-аккаунте России-24 больше нельзя.

А официальным лицам проще высказываться на масштабные темы, где есть официальный общественно-государственный консенсус — например, о санкциях и импортозамещении.

Патриарх Кирилл: Когда соприкасаешься с богатствами нашей страны, с колоссальными возможностями, диву даешься: а почему еще существует тема импортозамещения? Мы можем практически все, кроме выращивания тропических фруктов. Если бы этих санкций не наступило, то нужно было бы обязательно их выдумать. Потому что, к сожалению, без шоковой терапии мы не умеем работать так, как нам необходимо работать.

Но такая шоковая терапия по патриарху Кириллу не работает: тогда, в 2015-ом году, в том числе из-за санкций, российская экономика сократилась на 3 процента, а полноценного импортозамещения до сих пор не получилось ни в одной из отраслей кроме отдельных секторов сельского хозяйства.

Расшифровка разговора с Аббасом Галлямовым:

Аббас Радикович, как вы считаете, что означает это высказывание довольно близкого к эпицентру церковной власти человека? О чем он на самом деле говорит?

Знаете, я бы не исключал, что мы с вами становимся сейчас свидетелями того, что называется распадом правящей коалиции. То есть игроки второго уровня начинают понимать, что быть лояльным — это уже не так модно, то есть ты большой политический капитал на лояльности больше не заработаешь, и даже, может быть, соберешь проблемы. И они начинают осторожно фрондировать, не по ключевым вопросам, выступать по поводу пенсионной реформы страшно, потому что для Кремля это действительно принципиальный вопрос, и там ты можешь, в общем-то, очень серьезные проблемы поиметь, если ты выступишь против, поэтому по поводу пенсионной реформы молчать, но по боковикам, что называется, по темам более второстепенным, уже попробовать пощупать — накажут или нет, может быть, уже можно попробовать вступить в противоречие.

А почему перестали бояться?

Не то что перестали бояться, ведь это не всегда был вопрос только страха, у Путина действительно после Крыма был потрясающе высокий рейтинг, был общественный консенсус по поводу того, что все, что он делает, хорошо. И в этом смысле выступить против Путина сразу после Крыма, да даже еще год назад, это было в принципе сродни какому-то очень не популярному, сделать какой-то очень не популярный шаг. А сейчас люди начинают чувствовать, что вообще-то, если я выступлю против, то меня моя паства одобрит. Страшно сразу выступать против, повторюсь, поэтому не по ключевым вопросам, не по пенсионной реформе, а так, другую тему какую-то нащупали и сейчас внимательно следят за реакцией — позвонят оттуда, накажут или не позвонят и не накажут.

А в принципе не высказаться, вот то, что они не высказываются по вопросам пенсионной реформы, это…

Ну они же очков на этом не заработают тоже, понимаете. И по шапке не получат, но и больших политических дивидендов с этого не снимут. То есть в центре повестки окажутся коммунисты, которые сейчас пытаются организовать референдум «против», или даже профсоюзы, которые проводят свои достаточно миролюбивые митинги протеста, но тем не менее их пытаются провести, а ты останешься в стороне. А церковь ведь все-таки зависит от паствы, в том числе и в финансовом смысле слова, то есть она не может себе позволить…

Это электорат фактически.

Ну, в общем, да. То есть она в значительной степени живет за счет тех денег, которые они несут туда прихожане, в церковь. И если прихожане потеряют интерес к церкви, по церковному карману это ударит совершенно конкретно. И поэтому вроде как и молчать нельзя, и выступить страшно. Поэтому вот… Авторитаризм, собственно говоря, так и рушится, не то, что он сейчас сильный, а назавтра его уже нет. Нет, он постепенно слабеет, а вот эта правящая коалиция начинает…

Осыпается по краям.

Да-да. Она начинает осыпаться. Я не утверждаю, что это необратимый процесс, вполне возможно, что если люди, отвечающие в Кремле за отношения с религией, сейчас сумеют найти грамотные аргументы, вовремя и в правильной тональности стукнуть кулаком по столу и накричать, то в принципе, вполне возможно, дальше фронды со стороны церкви мы долго не увидим. А вот будет это или нет? В конце концов любой авторитарный режим рушится, когда у правящего класса исчезает ощущение внутренней правоты, собственно правоты того, что они делают. Вот сейчас мы проверяем, если в Кремле вот это ощущение правоты есть, то они позвонят и обязательно восстановят эту вертикаль, а если вот этого ощущения у них уже нет, они найдут сто тысяч аргументов для того, чтобы начальству своему сказать, слушайте, ну нельзя, ну ничего страшного, ну в конце концов, ну сказал, подумаешь.

А вы слышали о таком политологическом мифе или слухе, что не зря заговорили про платные дороги, что на самом деле патриарх каким-то образом конфликтует с господином Ротенбергом? И даже есть какое-то внутреннее мнение, что вот эти последние публикации про финансовое благополучие и тягу к роскоши патриарха Кирилла, это на самом деле заказуха, и ноги растут оттуда, а они таким образом в ответ отправили свою «посылочку» в сторону платных дорог, которыми занимается Ротенберг.

Я не очень в это верю, потому что и Ротенберг, и патриарх, они игроки достаточно осторожные, без необходимости конфликтовать друг с другом не будут. А вот пространство, где бы их интересы могли пересечься, настолько серьезно, чтобы они вошли в конфликт друг с другом, вот я не вижу где бы они могли, я не утверждаю, что этого нет, но я не вижу, где бы они могли пересечься. И в этом смысле я склонен все-таки придерживаться своей первоначальной версии, что это просто стремление следовать политической моде.

Ну то есть они чувствуют, что в народе растет недовольство, что растет запрос на изменения какие-то, на то, что безоговорочно поддерживать власть уже нельзя, особенно когда ты говоришь о такой проблеме, как тяга к, то есть о проблеме неравенства, потому что ну что, Ротенберг — один из богатейших людей страны собирает с бедных людей деньги на дорогах и богатеет еще больше. Вроде как, если выступишь против, людям понравится, правильно ведь. Я бы тут, кстати, обратил внимание на саму риторику представителя РПЦ, потому что он ведь сказал о том, что дорога для русского человека связана с ощущением свободы. РПЦ никогда не относилась к теме свободы с пиететом, то есть они могли говорить о родине, они могли говорить о равенстве, они могли говорить о соборности, но понятие свободы — это понятие с противоположного конца спектра, это понятие либеральное. И то, что представитель РПЦ использует такой либеральный термин, как свобода, или говорит о сакральности свободы, я бы этот факт тоже зафиксировал.

Это очень интересно, действительно. То есть слово «свобода» прорвалось туда, где его не особенно почитают.