«Исподтишка сливают информацию, а нам затыкают рот»: адвокат Ивана Сафронова — о чешском журналисте и слежке за собой

Обвиняемый в государственной измене Иван Сафронов продолжает сидеть в СИЗО. За него вступаются главреды российских СМИ, журналисты кремлевского пула, пикеты в его поддержку моментально пресекаются Росгвардией, наконец, его арест — и реакция на его арест — привела к бурной полемике московских журналистов с политиком Алексеем Навальным. И последнее слово в этом, как оказалось интересном и важном разговоре, — пока за Алексеем Навальным, что, как это часто бывает, совпало с очередными обысками у него самого и в офисе Фонда борьбы с коррупцией. Сам Навальный в эту пятницу был переведен под подписку о невыезде в связи с возбужденным против него 2 июля делом о клевете.

Но еще важнее то, что происходит с самим Сафроновым. На этой неделе Мосгорсуд ожидаемо оставил его под стражей — несмотря на поручительства более 50 журналистов и общественных деятелей. Поскольку дело Сафронова засекречено и даже апелляция на арест рассматривалась в закрытом для прессы режиме, поэтому все что происходило на суде, известно лишь в пересказах. Так вот, в описании родной для Сафронова газеты «Коммерсант» произошло вот что: 

«Коммерсант», 17 июля 2020: Судья, по некоторым данным, потребовала, чтобы ей предоставили материалы, подтверждающие обоснованность подозрений в адрес Ивана Сафронова, и получила некие документы. В документах говорилось, что человек (имя не было раскрыто), с которым якобы контактировал Иван Сафронов, прошел спецподготовку, обладает специальными навыками и длительное время является сотрудником чешской разведки. Примерно через четыре часа судья Коновалова огласила свое решение. В соответствии с ее определением было изменено постановление Лефортовского райсуда — из его описательно-мотивировочной части исключено указание, что Иван Сафронов продолжительное время сотрудничал с представителем чешской спецслужбы. При этом жалобы защиты были отклонены, а сам арест журналиста до 6 сентября оставлен в силе.

После ареста Сафронова в ФСБ, хоть и анонимно, но быстро объяснили, что тот был завербован чешской разведкой еще в 2012 году, а некую секретную информацию о военном сотрудничестве России с некоей африканской страной и об операциях на Ближнем Востоке передал этому чешскому агенту пять лет спустя. Затем издание проект обнаружило среди друзей Сафронова гражданина Чехии Мартина Лариша, который в начале 10-х работал как сотрудник одной из чешских газет в Москве, а уже в эту пятницу агентство ТАСС со ссылкой на контрразведку сообщил, что да, именно Лариш и есть тот агент из Чехии. 

ТАСС, 16 июля 2020: Гражданин Чехии Мартин Лариш, с которым неоднократно встречался обвиняемый в государственной измене советник главы Роскосмоса Иван Сафронов, является кадровым сотрудником чешских спецслужб, сообщил ТАСС в четверг источник в разведывательном сообществе. «Лариш <...> возглавил Центр анализа и профилактики безопасности, который готовит доклады по безопасности в Восточной Европе и Африке». «Деятельность этого центра тесно связана с работой чешских спецслужб, а сам Лариш является их кадровым сотрудником», — заявил источник. По его словам, регулярное общение гражданина Чехии с Сафроновым подтверждается, в частности, фотографиями в соцсетях.

Издание Проект до Лариша не достучалось, но к концу этой недели он передал через адвоката Сафронова свое заявление журналистам «Русской службы Би-би-си». Он утверждает, что все это полный бред и информационный вброс, что он действительно руководит «Центром анализа безопасности и предотвращения угроз», но категорически отвергает свою причастность к разведке и спецслужбам, что с Сафьяновым его связывают исключительно дружеские отношения — да, с тех пор, как он работал репортером в Москве. 

Русская служба «Би-би-си», 17 июля 2020: «Таким образом моя деятельность никак не связана с сотрудничеством со спецслужбами. В наших с Иваном разговорах и переписке не могло быть никаких государственных секретов, поскольку мы всегда работаем только с открытыми источниками», — сказал Лариш.

Тем временем и журналисты, выступающие в поддержку Сафронова, и его адвокат стали жаловаться, что еще с начала недели за ними была установлена слежка. Журналист Таисия Бекбулатова, которая работала вместе с Сафроновым в «Коммерсанте», подверглась обыску в связи с его арестом и по сути возглавила кампанию в его поддержку, описывает эту ситуацию так: 

Главный редактор журнала «Холод» Таисия Бекбулатова, 17 июля 2020: За Иваном Павловым и другими адвокатами Вани Сафронова установили слежку. Очевидно, что их хотят запугать, а еще лучше — нарушить адвокатскую тайну и попытаться добыть что-нибудь против их подзащитного. За моими друзьями, журналистами независимых медиа, ходит наружка. Вся их вина в том, что они организовали кампанию в поддержку Вани. Даже на инстаграм, куда ребята выкладывали ролики в поддержку Вани, натравили ботов, и теперь он удален.

В эфире у Михаила Фишмана адвокат Ивана Сафронова Иван Павлов. 

Иван, здравствуйте.

Добрый вечер.

Иван, скажите, вот апелляция пройдена, этот этап пройден, Иван остается сидеть в СИЗО до сентября. Что дальше, ваши действия? Что вы сейчас делаете в ближайшее время, какая у вас повестка?

Открылась дорога в кассацию, то есть апелляция пройдена, впереди, слава богу, это не последняя инстанция.

По мере пресечения кассация, по-прежнему?

Именно по мере пресечения, потому что сейчас все наши действия, в условиях такого информационного вакуума с доказательственной базой, мы сейчас решаем в первую очередь такую гуманитарную задачу, связанную с освобождением Ивана Сафронова из-под стражи. Поэтому сейчас большинство наших усилий нацелено именно на решение этой процессуальной задачи, мы должны получить мотивированное решение Мосгорсуда, и имея все эти заверенные копии решений, и первой инстанции, и апелляционной, мы подаем кассационную жалобу.

Когда будет результат?

Это зависит, к сожалению, не от нас, там есть целая процедура. К сожалению, она не очень быстрая, и кассационный суд будет внимательно сначала изучать нашу жалобу, потом решит, стоит ли ее передавать на рассмотрение коллегии. И только в случае, если судья примет решение о передаче нашей жалобы для рассмотрения, только в этом случае она будет рассмотрена.

Понятно. Мы будем ждать, конечно, эту стадию, естественно, будем надеяться, что Ивана Сафронова выпустит кассация из-за решетки. Но вот скажите, в условиях того вакуума по содержательной части о том, в чем, собственно, обвиняется Сафронов, что вы знаете об этом? То есть, что вы уже видели? В деле, говорят, семь томов. Вы видели хоть один из них?

Слушайте, семь томов, они просто такими кирпичами лежат на столе у следователя. Даже не на столе у суда, а на столе у следователя, который, вероятно, так сказать, хочет произвести такое впечатление количеством документов в деле. Мы эти документы не видели. Мы слышали, то есть он зачитал некоторые выдержки из пары документов, которые грифованные, мы не можем их…

Я понимаю, я знаю, вы не можете рассказывать содержание.

И единственное, на самом деле, что мы сегодня знаем, это такая совершенно размытая в своих формулировках фабула обвинения, которая содержится и в постановлении о возбуждении уголовного дела, и потом перекочевала в постановление о привлечении в качестве обвиняемого. Сказано, что вот якобы в 2012 году его вот этот неназванный агент чешской спецслужбы завербовал, в 2017 году дал Ивану задание на сбор каких-то секретных документов, Иван собрал эти сведения и передал их с помощью интернета и каких-то средств шифрования, в виде программы VeraCrypt, тому же неназванному представителю чешской спецслужбы. Сегодня начали муссироваться, так сказать, заявления одного из возможных кандидатов на роль этого представителя чешской спецслужбы.

Мартин Лариш.

Да, Мартин Лариш, по-моему, его зовут. Но мы не можем подтвердить, то ли это лицо, которое имеет в виду следствие, поскольку нас до сих пор следствие держит в неведении.

В отличие от государственных агентств, в которых эта информация уже оказалась.

В отличие от агентства ТАСС, которое сегодня выдало информацию, что да, действительно, это он, со ссылкой на источники, приближенные к следственным органам. Но извините, если эта информация составляет государственную тайну, то в этом случае вот эти неназванные агентством ТАСС источники совершили государственное преступление в виде разглашения государственной тайны. И мы видим, наблюдаем, получается, что наши процессуальные оппоненты, они так неспортивно себя ведут: они исподтишка какую-то информацию сливают, причем совершая при этом преступление, а от нас отбирают всевозможные подписки о неразглашении, и государственной тайны, и данных следствия, пытаясь просто заткнуть нам рот для того, чтобы вы не получали никакой информации об этом деле.

Но как долго так может продолжаться? Иван Сафронов, соответственно, знает столько же, сколько вы, если я правильно понимаю.

Не больше совершенно, может быть, даже меньше.

Может быть, даже меньше. Как в таких условиях вообще пытаться содержательно строить защиту? Как вы, сможете ли вы получить доступ к документам обвинения, к тем самым семи томам? Что в них в принципе может быть?

Мы надеемся, что все тайное рано или поздно станет явным.

Хотя бы для вас.

Да. И хотелось бы, чтобы пораньше, а не поздно, но до сих пор нас держат в полном неведении. Да ладно нас, понимаете, суд остался в полном неведении. И несмотря на это, проглотил вот эту пустоту и на пустоте доказательственной, совершенной пустоте обосновал решение о применении к Ивану столь строгой меры пресечения, как содержание под стражей.

Я понимаю, что с точки зрения осуществления правосудия это звучит, наверное, как нонсенс, хотя мы, честно говоря, конечно, к такому уже привыкли поведению судов.

К сожалению, да. Но все равно, дело Ивана Сафронова, оно уникально, уникально как раз этой самой пустотой. Потому что вот даже я вам скажу, не первое мое дело о госизмене, о шпионаже, в котором я принимаю участие в качестве защитника, и в других делах следствие хоть как-то обосновывает необходимость заключения под стражу. Ведь это на самом деле очень важная стадия уголовного процесса, когда подозреваемому или обвиняемому должны предъявить какие-то улики для того, чтобы проиллюстрировать и обосновать причастность его к совершению преступления. Это азы уголовного процесса. Между тем, вот если в других делах все-таки следствие идет на то, чтобы раскрывать какие-то документы, здесь в суде первой инстанции вообще ничего не показали, а в суде апелляционной инстанции следователь по слогам прочитал выдержки из каких-то документов. И я вам скажу так, вот несмотря на всю их секретность, я вам говорю, эти документы никак не касались тех фактов, которые следователь обязан был доказать, а именно, что Иван собрал какую-то информацию секретную и ее передал представителю чешской разведки.

Понятно, да.

Не было ничего оглашено из того, чтобы можно было бы сделать подобного рода выводы или хотя бы даже намеки на это.

Понятно. Как вы можете в принципе делать дальше, вот пока продолжается этот вакуум? Ну, допустим, источник, близкий к, сливает информацию о том, что да, это вот этот Лариш. Вы можете, например, вызвать его на допрос? Вы можете работать с ним, как со свидетелем? Вы можете его допрашивать?

Конечно. Есть, между прочим, даже договор о правовой помощи по уголовным делам, который заключен аж в далеком 1982 году с Чехословакией, между СССР и Чехословакией, и сейчас он сохраняет свою силу и действует между Российской Федерацией и Чешской Республикой, который позволяет делать соответствующие запросы на то, чтобы оказать правовую помощь, заключающуюся в допросе того или иного свидетеля, находящегося в другой стране. Такая юридическая возможность есть, и мы будем, конечно, ходатайствовать и перед следователем, да и сами собираемся, в общем, когда откроют наконец уже авиасообщение, может быть, слетать в в Прагу, или я не знаю где проживает, я надеюсь, журналисты нам помогут найти господина Лариша.

Он вроде не скрывается уже.

Адвокаты имеют право составлять протоколы опроса гражданина, при его согласии, конечно. Но я не думаю, что человек, который заявил сегодня, что он категорически отрицает свою связь с какими-либо спецслужбами, в том числе с чешскими, откажет нам в том, чтобы быть опрошенным.

Было бы логично. Скажите, у вас есть какой-то график встреч с подзащитным? Вот его посетили члены ОНК, он как-то вроде, вот мы его увидели хотя бы в такой протокольной съемке, как он, во время апелляции. Но вообще, когда мы в следующий раз узнаем хоть что-нибудь о том, что происходит с Иваном Сафроновым, в каком он состоянии, как он знакомится с материалами дела, есть ли у него в принципе такая возможность и так далее.

К сожалению, визиты адвокатов к своим подзащитным вот именно в этот изолятор, Лефортово, затруднены. Вообще даже в допандемийные времена, а сейчас еще хуже стало, но даже в допандемийные времена мы разыгрывали очередь на две недели, то есть к подзащитным можно было пройти один раз в две недели. То есть это очередь не адвокатов, а очередь именно подзащитных, то есть подзащитный имел возможность к себе пригласить адвоката, ввиду того, что ограниченное число кабинетов, где проходят эти встречи, и двести человек находятся на содержании в этом изоляторе, вот эта очередь, она расписывалась между защитниками и адвокатами на две недели вперед. И ты иногда мог попасть к своему подзащитному, особенно если ты в конце очереди стоишь, то мог попасть минут на десять-пятнадцать, только увидеть его и потом тебя уже просят выйти, поскольку время работы кабинетов заканчивается. В общем, был ужас. Сейчас стало еще хуже, ужас-ужас стал, поскольку вот ввели карантинные меры. И сейчас такие встречи, если они раньше проходили в одном кабинете, без всяких перегородок, мы могли передавать друг другу какие-то документы почитать при этой встрече, то теперь такие встречи проходят в помещении, которое оборудовано стеклянной перегородкой, а само общение проходит по телефону. То есть, ну вообще о какой конфиденциальности здесь может идти речь? Я уже не говорю об условиях работы, когда даже подзащитному невозможно передать какой-то документ, и он не может нам передать какой-то документ, чтобы мы его просто прочитали. Это не для выноса, а просто потому, что это же работа, подготовка к защите это не просто прийти посмотреть друг на друга и уйти, это плотная очень работа, интеллектуальная, здесь нужен обмен информацией. Мы даем своим подзащитным задания для того, чтобы они во время, пока в камере сидят, что-то написали.

Я понимаю.

Соответственно, они приходят, мы переписываем то, что они написали и даем им то, что мы написали, чтобы они переписали себе в блокнот. То есть это серьезно, и мы сейчас лишены такой возможности. У нас есть право, коллеги нам пообещали, которые вот в очереди стоят, так сказать, они пообещали нам, что будет право безочередного прохода у нас на следующей неделе. И мы собираемся к Ивану пройти, пропускают нас без очереди адвокаты.

Ну что же, это понятно, да.

Мы на следующей неделе собираемся к нему попасть.

Держите нас в курсе, конечно. И последний вопрос про слежку, что вы можете сказать о ней, чем вы ее объясняете, если она продолжается.

Слушайте, сегодня я просто дошел до офиса и даже не оборачивался, что называется. Вчера и позавчера, и вот все эти дни накануне апелляционного заседания, начиная с понедельника, за нами реально следили, то есть ездят экипажи автомобилей, мы уже, что называется, глаз наметан, потому что это не первый раз происходит. Когда Цуркан, например, освободили из-под стражи, тоже наша подзащитная, обвиняемая в шпионаже, ее апелляционный суд освободил из-под стражи, и за ней ездили все эти дни, пока она была на свободе, и за адвокатами заодно. Мало того, и в Москве, и в Петербурге, мы живем в Питере, за нами и в Питере ездят. Понимаете как, наверное, это такой комплекс, и устрашение заодно, и заодно посмотреть, с кем мы встречаемся, уж очень сильно их интересует наша адвокатская тайна. Понимаете, по большому счету, да нету у нас этой тайны, потому что…

Ну, пока вы находитесь в ситуации «пойди туда, не знаю, куда, принеси то, не знаю, что».

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.