«Я не боюсь ни колонии, ни суда, ни ФСБ, ни химического оружия, ни Путина»: Навальный выступил в суде
В покровской колонии проходит первое заседание выездного суда по новому уголовному делу против Навального. В нем объединили несколько эпизодов дела о мошенничестве и дело о неуважении к суду. После того, как прокурор пересказала фабулу обвинения, а суд отказал адвокатам во всех поданных ими ходатайствах, Навальный выступил на заседании с речью.
Алексей Навальный: Спасибо большое, ваша честь, за эту возможность выразить свое отношение к обвинению, оно есть у меня. Дамы и господа, я постараюсь выразить его довольно внятно и конкретно. Уважаемый прокурор выступал больше часа. Я буду стараться говорить, конечно, громче, не думайте, пожалуйста, что я ору, просто мне сказали, что через прямую трансляцию плохо слышно, говорите погромче.
Как вы думаете, какую эмоцию я испытал, когда прочитал это обвинение вот здесь, в колонии? Гнев, или отрицание, или принятие? То есть что я почувствовал? Может быть, не знаю, я разозлился на то, что мне сделали очевидно сфабрикованное дело? Нет. Ликование! Знаете, как изображают человека, который счастлив: он сидит на кресле, вот так развалился, как Леонардо ди Каприо в меме шампанское держит. Просто я вообще был счастлив, на седьмом небе от счастья я находился, потому что… Вы сейчас поймете, почему.
Я веду свою политическую деятельность много лет и делаю это единственным и, мне кажется, самым честным способом — собирая пожертвования с людей. Те, кто хочет, перечисляют мне деньги. Те, кто не хочет, не перечисляют. Я никогда не брал ни копейки никаких государственных денег и очень этим горжусь. И я, и мои коллеги — мы являемся теми самыми уникальными политиками, которые существуют исключительно потому, что у них есть поддержка.
Штука в том, что довольно давно мы это делали, деньги таким образом я собираю с 2011 года. С того момента около 300 тысяч человек перечислили нам донат, в среднем где-то в районе 500–600 рублей. 300 тысяч человек, 2011 год. Это было достаточно давно, правильно? За это время, очевидно, какие-то люди разочаровались в моей деятельности, им не понравилось, что я сказал или еще что-то. Так случается. Сегодня мы голосуем за одну партию, завтра мы голосуем за другую партию. Сегодня нам нравится Навальный, завтра нравится Путин или наоборот, такое бывает.
И поэтому когда я узнаю, находясь в Германии на лечении, что я возвращаюсь в Россию, а в ответ мне Следственный комитет заявил, что мы, значит, тебя посадим, потому что ты похитил все пожертвования, и выпустил пресс-релизы, которые мы будем рассматривать в этом процессе, о том, что я похитил и потратил на свои нужды миллиард рублей... Потом был пресс-релиз о том, что я похитил 385 миллионов рублей, и так далее, и так далее.
Я понимал, что это дело сфабриковано, ни на какие свои нужды я не мог украсть. Но 300 тысяч человек? И мы узнали, что они допрашивают там всех, просто сплошняком. По всем регионам люди писали: «Нас вызывают на допрос». То есть всех, кто пожертвовал нам. А мы принимали все наши пожертвования безналично исключительно, поэтому списки всех жертвователей есть в Следственном комитете.
Я понимал, что довольно много людей просто из-за того, что они как-то разочаровались во мне или в моих коллегах, надо взять и написать заявление. Ну так и что? После всех этих ваших «украл миллиард и потратил его на себя», «украл 300 миллионов, потратил на себя» что вы принесли в суд? Вы в суд принесли в буквальном смысле материалы о том, что есть четыре человека, 300 тысяч жертвователей за все эти годы ― и четыре человека написали заявления на два миллиона рублей, из которых один ― это слесарь, который в буквальном смысле, тут написано, он пишет так: «Я посмотрел видео Навального и подумал: „Какой классный Навальный“, после чего я взял миллион рублей, миллион двадцать тысяч рублей и перевел Навальному». А спустя две недели слесарь подумал: «Нет, Навальный не классный, он меня обманул» ― и пишет заявление, на следующий день возбуждается уголовное дело.
И это говорит о том, что если кто-то когда-то меня спросит, какие доказательства, и предъявит: «Ты заявляешь: у нас с моими коллегами в Фонде борьбы с коррупцией* самая честная, самая прозрачная организация», я скажу: «Мои доказательства ― это материалы этого уголовного дела». И вы увидите, что каждый перевод проанализирован, здесь просто есть распечатки всех платежей по карточкам: моим, моей жены, моей дочери, большинства сотрудников ФБК*. Здесь же нет ничего. Есть два потерпевших, которых принесли сами вы, которые перечислили деньги и разочаровались — у вас два предпринимателя, находящиеся под уголовными делами, которые написали заявления.
Вы здесь вновь произнесли фразу «похитили и перечислили для личных нужд» — ничего нет, нет ни одного слова даже в вашем полностью, абсолютно сфабрикованном деле нет ни одного слова о том, что хотя бы копейка из этих денег поступила ко мне, что хотя бы копейку я или мои коллеги перечислили для своих нужд.
Поэтому, конечно, я испытал ликование, конечно, я испытал огромную благодарность тем самым 300 тысячам людей, которых запугивали, уговаривали, и никто из них не написал заявление. Вам пришлось искать каких-то липовых подставных людей, чтобы они перечисляли нам деньги, потому что, представляете, из 300 тысяч никто не написал. Это восхитительно. Конечно, я испытывал ликование. Я испытывал ликование в связи с тем, что наша система, при которой есть китайская стена между деньгами жертвователей и личными деньгами, ни разу не пересеклась. Ни копейки никогда не ушло никому и никуда, кроме как на нашу деятельность.
Поэтому еще раз: это просто глобальный аудит всего того, что я делаю, который полностью доказал, что мы делаем абсолютно верно, потратили все на ту деятельность, о которой говорили, на антикоррупционную деятельность, чтобы разоблачать тех, кто стоит за вами и заказывает эти суды. И все мы делаем очень хорошо, мы делаем правильно, наше движение ― это потрясающая политическая сила, в которой можно найти 300 тысяч человек, которые тебя не продадут даже под нажимом, под запугиванием следователей и всех остальных.
Что касается сути обвинения, она, конечно, заключается в том, что людям запрещается вести политическую деятельность без вашего разрешения, без разрешения Кремля и всех остальных, потому что, по сути, что я делаю? Люди поддерживают разные политические силы. Наверное, если я его спрошу, кого он поддерживает, он скажет: «Мы поддерживаем национального лидера Владимира Владимировича Путина». А я нет.
И, наверное, никто не будет спорить с тем, что есть разные политики, люди разных взглядов, они голосуют, соответственно, за разные партии. И я считаю, что у меня есть полное право выходить и заявлять некие политические требования. Да, мне не нравится то, что здесь происходит. Я ненавижу то, что здесь происходит. Ставка фельдшера на этой зоне 14 тысяч рублей, понимаете? Со всеми надбавками 21 тысяча рублей в месяц зарплата. Нефть 93 доллара за баррель, Путин строит себе дворец на 100 миллиардов рублей, а фельдшер получает 21 тысячу. Здесь инспектор, здоровый мужик, получает 25.
Поэтому результатов ноль, поэтому опера ходят и локалки открывают, потому что работать никто не хочет, потому что зарплаты нет. Вся Владимирская область здесь корячится за 25 тысяч рублей. Знаете, почему мне это не нравится? Имею я право сказать, что мне не нравится? Не нравится. Я не понимаю, как в стране, которая качает двадцать лет нефть и газ, может быть такая нищета.
Поэтому я собираю тех, кому это тоже не нравится, я объединяю их в партии, объединяю движения. Я веду расследования того, куда украли деньги этого фельдшера, куда украли деньги этого инспектора, куда ваши деньги украли, и ваши, и мои, и пенсии, и все остальное. Да, мы это расследуем. Для расследований нужны деньги. Я подумал: какой самый классный и самый честный? Наверное, если обойти людей, просто выйти на улицу и сказать: «Как ты думаешь, на какие деньги должен существовать? На бюджетные?» Ну нет, почему на бюджетные. А на какие? Он скажет: «Собирайте с тех людей, которым не нравится эта политика». Я так и решил делать. Я делаю это и буду продолжать это делать. Не существует никакого другого способа нормальной политической деятельности кроме того, как человек, который что-то заявляет, чем-то довольный, чем-то недовольный, объединяет других, собирает с них деньги и продолжает деятельность.
Зал суда, судебное следствие. Давайте, понимаете, здесь проведем судебный эксперимент. Я вот вам сейчас говорю, уважаемый суд, уважаемый прокурор, можете записывать: в 16 часов 25 минут гражданин Навальный, находясь по адресу такому-то в колонии, призвал вот сюда и вот сюда всех сотрудников Фонда борьбы с коррупцией продолжать расследования, продолжать публиковать факты коррупции, находить, куда Путин, его круг, его родственники, вторая жена, третья жена, куда они дели украденные деньги, расследовать всех этих министров-единороссов, публиковать, призывать всех остальных распространять.
Я призываю всех, как вы там пишете, неограниченную группу лиц, людей, граждан России, я призываю делать нам пожертвования, чтобы финансировать эту деятельность антикоррупционную, помогать нам распространять эти расследования, потому что это моя политическая деятельность, и я борюсь, да, за то, чтобы сменить власть в стране. Я не хочу, чтобы в Кремле сидели эти люди, они там десятилетиями сидят. Ну не может такого быть, чтобы у нас каждый министр официально уже долларовый миллионер.
Я считаю, что они воры, я прошу делать нам пожертвования, чтобы мы расследовали деятельность этих воров. И на каждом новом судебном заседании я буду даже рассказывать с удовольствием, назовем это кампанией судебных пожертвований. Можете возбудить на меня еще одно уголовное дело прямо сейчас, понимаете, как там, имея преступный замысел похищения средств, призвал делать донаты.
Вы можете это так назвать, еще одно дело можете возбудить, много чего сделать, но я не вижу другого способа, нормального, честного, вести политическую деятельность. Если я считаю, что они воры, я об этом говорю, я доказываю, что они воры, я показываю это всем. Я буду участвовать в выборах. Да, сейчас есть законодательство, которое специально для меня прописали, и вы все повторяете, что я не имею права участвовать в выборах. Не только я не имею права участвовать в выборах, я цитирую: «Волков сделал ложное заявление, что он глава штаба* Навального». Отлично, понимаете, потому что теперь даже вы лучше меня знаете, кто начальник моего штаба, а Волков ― ложный начальник моего штаба.
Что угодно можете написать, но здесь простая вещь. Я хочу участвовать в выборах. Я хочу, чтобы другие кандидаты участвовали в выборах. Я хочу, чтобы была партия, за которую можно было проголосовать. И я требую, чтобы вы пускали на выборы и других людей, и себя. Но вы считаете, что можете меня не допускать. А я говорю, что это незаконно и неправильно. А я хочу участвовать в выборах и ко всем вновь обращаюсь: если вы считаете, что я и такие, как я, могут участвовать в выборах, давайте вместе объединяться и действовать. Давайте поддерживать нас деньгами. Если нас не пускают, участвуйте в «Умном голосовании» для того, чтобы мочить единороссов, которые стоят за вами.
― Я сейчас слышу ваше отношение.
Алексей Навальный: Ваша честь, я сейчас об этом и говорю, я говорю… Видите, прозвучало слово «Единая Россия», и я уже прямо сталкиваюсь с обвинениями. Уже ближе нету, потому что моя деятельность — это деятельность по организации людей, которым не нравится «Единая Россия» и Путин, которые ненавидят «Единую Россию» и Путина, которые хотят отстранить от власти «Единую Россию» и Путина, потому что «Единая Россия» и Путин ― это ограбление нашей страны! Это объективный факт, понимаете? Это объективный факт нищеты.
На Покров посмотрите, извините, знаете, у меня окон нет в машине. Но вот смотрите, Покров в 100 километрах от Москвы, ну вы же видите, что это просто бомжатник какой-то. Почему это происходит? Потому что такая власть. Я буду с ней бороться. Я не вижу другого смысла, я буду продолжать с ней бороться.
И я не боюсь ни этого суда, ни колонии, ни ФСБ, ни прокуратуры, ни химического оружия, Путина и всех остальных. Я не боюсь, потому что считаю унизительным и бесполезным бояться этого всего. Плохо жить и смириться с этим всем, смотреть на эту раздолбанную дорогу и смириться с ней, понимаете? Двадцать первый век, конечно, дорога в Покрове — ее нет. А почему ее нет? Так 14 тысяч получают! Почему я должен это принять? Почему все остальные должны это принять?
И я считаю, что я имею право участвовать в выборах, я буду этого добиваться. Может быть, я когда-нибудь в выборах буду участвовать, может, нет. Может, я какое-то место займу, может, не займу, но это будет зависеть от людей, от избирателей, которые за меня проголосуют, если я буду действовать правильно, или не проголосуют, если я буду действовать неправильно.
Я даже не знаю, честно говоря, комментировать ли вторую часть этого экзотического дела, которая касается оскорблений. Я просто думаю, может быть, они для смеха ее включили? Потому что, во-первых, объединение в одном деле мошенничества и оскорблений странно, во-вторых, читали ли вы, что занесено в оскорбления? Как вы смех сдерживали? Оскорбительная фраза, кавычки открываются: «Ваша честь, Вы нарушаете закон». Ваша честь, посмотрите, пожалуйста, там даже в тексте «Вы» с заглавной, потому что очевидно, с какой интонацией я говорю.
Фраза «Ваша честь, Вы нарушаете закон» оскорбляет кого-то? Нет, допустим, мы с вами, я вам говорю: «Вы нарушаете закон», вы мне говорите: «Нет, не нарушаю». Это оскорбление судьи? Кавычки открываются: «Я жду, пока вы закончите». Это оскорбление кого? Прокурора? Судьи? Ну и, конечно, мое любимое оскорбление. Кавычки открываются: «Боже мой». Кавычки закрываются. Боже мой, ваша честь, если мы будем каждого человека судить за «Боже мой», то я не знаю, что будет происходить. Тогда уже если кто-то считает, что за фразу «Боже мой» нужно судить, то нужно было записывать, что Навальный, находясь в таком-то месте, таком-то времени, оскорбил Бога, потому что запрещено упоминать имя Господа нашего всуе. Кого я мог оскорбить фразой «Боже мой»?
Я понимаю, что это такая попытка где-то запугать, сказать: «Если ты будешь столько говорить, если не будешь просто молчать, не будешь покорно кивать, не будешь нам заискивать и не будешь бояться нас, суд и прокурор с двумя, тремя, десятью звездами, значит, мы тебе будем клепать уголовное дело за уголовным делом». Да и клепайте, боже мой, клепайте! Я все равно не замолчу.
Понимаете, уже после того, как какие-то эфэсбешники за мной ездили два года, травили меня химическим оружием и я лежал в коме двадцать дней, а потом еще двадцать дней лежал в каких-то там галлюцинациях, мне бояться вашего суда просто глупо. Я его и раньше не боялся, а теперь я точно не буду бояться.
Завершая свое выступление, я хочу сказать, что, конечно, мы по пунктам, просто по пунктам все это вранье разоблачим в ходе этого процесса. Даже разоблачать нечего. Вы говорите, что я потратил на личные нужды, а здесь даже не упоминается ничего, просто ноль. Мы разберем все это по пунктам и по пунктам все опровергнем.
Это не первый мой процесс, я не наивный человек, я понимаю, что приговор будет обвинительным, по нему будет достаточно большой срок. Раз я так оскорбил вашего этого темного лорда Путина, что не просто выжил, а вернулся, он сказал: «Раз он типа считает, что такой крутой, то путь сидит в тюрьме, вернулся, будет сидеть пожизненно, будет это дело, будет второе дело, будет третье». Он будет бесконечно мне увеличивать сроки. Ну что ж. Я считаю, что все равно моя деятельность, деятельность моих коллег важнее, чем просто конкретная судьба человека. И я считаю, что худшее настоящее преступление, которое я могу совершить, — это вас всех испугаться, и вас, и тех, кто стоит за вами.
Я еще раз вам говорю, что я не боюсь, и я еще раз призываю всех остальных тоже не бояться, потому что бояться здесь нечего. Бояться нужно того, что всю жизнь мы проведем так, всю жизнь мы проведем в нищете, в деградации, в отсутствии перспектив и своим детям оставим в наследство вот это все. Вот это холуйство, раболепство и то же самое тоскливое ожидание лучшей доли, которая не наступит никогда, пока у власти находится банда воров. Спасибо.
*ФБК и Штабы Навального признаны экстремистскими организациями и запрещены в России