«Мы сегодня не можем изменить власть»: Виктор Шендерович о том, почему участие в выборах ничего не изменит

Я бы хотела спросить вот что: есть действительно вариант не бойкотировать выборы, а приходить и портить бюллетень. И логика в этом решении такая, что бойкот выборов, а вернее сушка явки и какое-то всячески их нивелирование — это, в общем-то, в некотором смысле методика власти как таковой. А электоральная гигиена и гражданская привычка на выборы ходить и воспринимать это как свой долг — она важная, и это инерция вырабатывается, и у нас она довольно сильно потеряна. И вот нас насильственно заставляют об этом забыть, дескать, не ходите, мы сами все вам выберем, нарисуем и так далее. Соответственно, можно пойти, портить бюллетени, голосовать за кого угодно, в общем, есть много разных вариантов. Почему именно бойкот как таковой?

Я не специалист, я не политтехнолог, я не социолог, я не могу процентов каких-то предъявить в пользу того, это такая тактическая история. Мне гораздо более важной, чем тактическая история, кажется история, извини, я всегда вздрагиваю перед этим словом, но тем не менее, история нравственная. Нравственная история заключается в том, чтобы мы не обманывали себя. Мы сегодня не можем изменить власть, мы у нее в заложниках, мы не можем сегодня как американцы или французы взять и выбрать себе власть. Хуже, лучше — это второй вопрос. Мы лишены этого права. Полицейским способом лишены, вспоминаем Болотную, просто разгром. Мы живем, по-испански говоря, при хунте. Это власть потому что власть.

Мы не можем это изменить, но, как говорил Сенека, мы можем это презирать и можем транслировать это презрение. И мне кажется, что публичное, хотя бы среди нас, называние вещей своими именами, осознание сначала, а потом называние вещей своими именами гораздо важнее, чем какие-то проценты в их бюллетенях, которые они потом нарисуют. Просто они все равно нарисуют то, что захотят.

Кстати говоря, попытка каким-то образом через бюллетени как-то транслировать общественное мнение… ну да, Прохоров победил, если кто помнит, в Москве и в Петербурге на прошлых выборах. Что-нибудь поменялось? В Москве Марий Эл как был, так и есть, потому что среднеарифметическое берется. И они нарисовали по всей стране так, как захотели, в тех местах, куда целым и невредимым не добрался ни один наблюдатель, и оттуда не вышел,  как в Кемерово какое-нибудь, Ингушетию, Марий Эл, не говоря о Чечне, прости господи.

Они себе нарисуют любой процент. Пытаться понизить их процент — это тактически мелкие заморочки. Братцы мои, давайте не валять дурака. Гораздо важнее наша внятная для себя, не для них, просто не участвовать, не ходить в собрания непристойных, как нам советовал один древний текст, и нравственно транслировать ясную нравственную позицию, которая не требует от нас унизительных подсчетов, что вреднее, что полезнее.

Нет, это не выборы. Будут выборы — придем, кто-то будет портить бюллетени: кто-то за Навального, кто-то за Явлинского, кто-то за Грудинина. Неважно, это уже второй вопрос. Когда будут выборы, сейчас выборов нет. И самое полезное, что мы можем сделать в этой ситуации, на мой взгляд, — это ясно дать понять, что мы не валяем дурака, мы вещи называем своими именами. Перемены начинаются любые с называния вещей своими именами.

У нас с этим проблемы, и это проблема, именно это и есть сегодняшняя проблема. Стокгольмский синдром. Я сейчас не говорю о людях, облученных «Первым», «Вторым каналом», их жалко, но с них и спросу нет. Я о тех, кто получает альтернативную информацию, кто в состоянии понять реальное положение дел, кто что-то думает, не только о собственном выживании, кто что-то делает, кроме того, чтобы гордиться и шутить про пиндосов, у кого что-то в голове есть. Эти люди пребывают в состоянии заложников. Гораздо честнее сказать, что ты заложник, что ты заключенный в концлагере, чем делать вид, что это мы так просто живем.

Знаете, в конце концов, в администрации концлагеря есть что-то симпатичное. Недавно мыться дали, раньше не давали мыться, сейчас дают мыться. Смотрите, а прошлый был похуже, а сейчас смотрите, он получше, он вообще симпатичный человек, а его заместитель просто душка, он книги читал. То есть эта логика — давайте найдем что-то человеческое, могло быть хуже — это позорная логика. Я говорю только о том, что сейчас надо самим не набраться нового позора. Власть мы от власти сегодня не отстраним — это уже ясно. Мы с тобой не собираемся штурмовать Национальную гвардию, нет? Вроде нет.

Пока нет.

Значит пока так? Да. Каким образом она может поменяться? Она может поменяться, в том числе, в связи с тем, что эта ситуация станет очевидной всем, сгустится, станет звенеть в воздухе, нелегитимность, как она звенела в 2011-2012 году до Крыма, звенела в воздухе тема нелегитимности. Кстати говоря, одна из причин Крыма — это возвращение легитимности в той публике, которой стало все нипочем после этого, в той части электората, которой этот «патриотизм» чудовищный, агрессивный оказался гораздо дороже, чем все, собственно говоря, принципы, все законы и все правила приличия.

От чего может пасть режим через какое-то время, не сразу? Когда начнет звенеть в воздухе ощущение нелегитимности, когда они будут отводить глаза, прятать глаза и прятаться по щелям, как они прятались в конце 2011-го – начале 2012 года, несколько суток не было благодетеля нашего на поверхности, просто исчез. Они уже думали что делать, куды бечь. Потом они снова обрели, и мы им помогли, обрести новую легитимность. Они снова выходят, учат нас Родину любить и так далее.

Наше дело — мы должны думать о себе. Мне кажется, все должно начинаться с называния вещей своими именами. В марте 2018 года состоится очередной сеанс насильственного удержания власти. Надо самим себе дать в этом отчет, и у кого есть возможность — транслировать, как я, например, сейчас это транслирую на ту аудиторию, куда пускают. Вот и все.