Много людей в принципе из Ингушетии уехали в Сирию и Ирак за последние годы?
Если брать в целом список, я имею ввиду, с женами если брать, это почти 130, за 130 человек. Из подтвержденных, это 67 мужчин, которые поехали непосредственно для того, чтобы целенаправленно вступить в международные террористические организации, и те жены, которые с ними уехали – где-то 50%, с ними жены, с этими 67-ю мужчинами.
Вы говорите, что на мужчин возбуждены уголовные дела здесь?
На женщин тоже. На женщин тоже, на ряд женщин, не на всех, но на ряд женщин тоже возбуждены уголовные дела. Это вопрос не ко мне, а к следствию, которое возбуждало уголовные дела, там есть ряд причин. А женщина, которая не первый раз вышла уже замуж, и до этого уже была по уши в этой теме, такая тема тоже бывает. Одного мужа убивают, она за другого, за третьего, у них это как конвейер – в порядке вещей, в зоне боевых действий – тем более. Здесь тоже это все было, вчера там одного мужа убили, за вечер она успела траур совершить, и тут же утром выйти за другого боевика замуж, то есть у них это как в порядке вещей. Они себе придумали такую идеологию.
И на таких, которые явно в этой теме, конечно, возбуждались уголовные дела. А есть те, которые, и это тоже имеет место быть, мы знаем про таких женщин, которых обманным путем вывезли, типа «поедем в Египет, я буду там изучать исламскую религию», «поедем в Турцию работать», и потом там уже перед фактом поставили, и этой бедной девчонке деваться некуда, родных нет, близких нет, и она уже там – куда муж, туда и она, куда ей деваться? Потом, вот здесь вот, я думаю, по таким критериям и возбуждались уголовные дела.
А уже есть те, кто вернулся обратно?
Есть. У нас есть восемь человек, которые попросились через адаптационную комиссию их адаптировать, из этих 8-ми человек, четверо находятся сейчас дома, на свободе, четверо осуждены, потому что было доказано их преступление еще до того, как они [неразборчиво] здесь на территории республики, поэтому они осуждены по тем уголовным делам, которые были по ним возбуждены уже здесь. Непосредственно, при совершении преступления здесь на территории. Но они, когда шли на адаптационную комиссию, об этом знали. И, по закону, с учетом досудебного соглашения, которое они подписали, они получили на порядок меньше, чем они получили бы, если бы не прошли через адаптационную комиссию.
Как в Ингушетии относятся к возвращению таких женщин детей, что их здесь ждет, уголовные дела или адаптация?
Если брать с точки зрения «по-человечески», я считаю, что они уехали целенаправленно с мужьями воевать, убивать людей, и то, что творили там мужья их – мы видели, захваты целых городов, флаги, крики, кличи, и [неразборчиво] порядок по своему усмотрению. Даже не по религии, а по своему усмотрению. У кого власть, у кого сила – тот и хозяин положения.
И сотни, сотни тысяч смертей – там, где их мужья повоевали. Мы видели эти взрывы храмов, мечетей, мы видели, как расстреливали, убивали десятками, за то, что имам мечети не согласился с их мнением, не поддержал их мнение, и его, и его сторонников, учеников…вы видели, как отрезали головы. Я почему это рассказываю – чтобы и вам, и другим, и телезрителям дать понять, что это не ангелочки уехали. И эти женщины, так называемые, жены, они некоторые являются и инициаторами того, чтобы мужья туда поехали, идеологами этого направления.
Только из-за того, что эти женщины не убедили своих мужей не ехать куда-то воевать, не убивать чужих мужчин, чужих детей, у которых есть тоже матери, и с этой точки зрения, я не считал бы, что их возвращение вообще нам нужно. Тем более, они плюнули на эту страну, на эту республику, на этот народ, на своих родных и близких, и уехали от нас. Как глава республики — да, мы обязаны любого человека постараться привести к мирной жизни, убедить в том, что его действия неправильные. Почему мы и работаем через адаптационную комиссию.
И здесь я вижу только одно. Если есть раскаяние этих детей, что их обманули, что их втянули, что они раскаиваются в своих свершениях, как глава республики здесь я должен смотреть на этих женщин, в том числе, которые раскаялись, которые поняли, что они неправы, которые увидели этот ад, увидели, что именно благодаря их мужьям, убиты мирные жители, остались такими же, как эти женщины, вдовами, и они остались вдовами многие – их мужья там убиты, но они сами туда поехали. Здесь, конечно, мы должны всячески содействовать, что мы и делаем.
Сейчас даже с помощью властей целыми самолетами возвращают людей из Сирии и Ирака. Это и женщины и дети и наверняка среди них будут жители Ингушетии, какая судьба их ждет здесь в республике?
Ну, во-первых, у нас, я не знаю точно, как список, но у нас есть список, против которых возбуждены уголовные дела, уж точно любая женщина, которая оттуда возвращается, она будет проходить процедуру – это правила игры, и это должно быть так. Даже если бы этого не было, я бы на этом настоял. Потому что я не понимаю, с какой они идеологией возвращаются оттуда.
Это надо проработать, оценить круг общения этой женщины. Если она снова начинает с тем, с кем до того общалась, и опять же втягивать в эту процедуру – это одна тема, это работа органов правопорядка.
А другой вопрос – как мы дальше ее судьбу отслеживаем. Здесь много философии, я понимаю прекрасно, но, тем не менее, мне кажется, что мы должны через это их пропускать, чтобы быть уверенными, что эта зараза не распространится дальше – в садиках, школах. Мы же понимаем, что одного ребенка в садике, в группе, или школе достаточно, чтобы испортить там целую группу детей, которая вообще там даже мыслями не думает об этом.
Поэтому, если такие дети появятся, которые будут говорить на каждом шагу, что русские бомбили, русские убивали – здесь как быть? И чтобы мы не допускали этих вещей до того как, надо понимать, и поэтому психологи должны поработать с мамами, как я говорил, через полиграф надо пропускать обязательно, чтобы понять искренность намерений возвращения домой.
То есть, адаптационная комиссия есть и она работает, и если люди туда будут обращаться, то, собственно, с ними будут работать?
Кто к нам обращается, мы через себя пропускаем, и не препятствуем тому, чтобы эти женщины могли бы вернуться. Но, при этом те, против которых возбуждены уголовные дела, они должны пройти через эту процедуру. Если будет доказано, что они соучастники преступлений, в том числе, как пособники, как идеологи и так далее, они получат, в том числе, по закону, срок, или условный срок или оправдание. Но они должны через это пройти.
Но при этом, тех, кого обманули, как вы говорите, разные случаи бывают, которые вернутся сюда, адаптационная программа уже есть, комиссия есть, и с ними будут работать?
Нет, с ними не будет работать адаптационная комиссия, если они не обратятся. Я повторяю, никто пока не обращался, но с ними будут работать органы правопорядка, и будут их опрашивать. Надо понять, по своей воле эта женщина поехала, или не по своей, подтверждается информация, потому что у нее своя информация, а у спецслужб своя информация, и где она, в какое время была, совпадает информация, или не совпадает. Если спецслужбы получат те ответы, которые им нужны, подтверждающие их информацию, по ней ничего не будет тогда. А если нет, то она получит тоже срок, уголовное дело, а там уже суд решит, посадят ее, или не посадят.
Поэтому, любая женщина, любой гражданин, который выехал в Сирию, или в зону боевых действий, или в международные террористические лагеря должен понимать, что не будет такого, что просто вернулся, его встретили с цветами, на руках принесли домой, и еще извинились – такого не будет. Это будет серьезная проверка, они должны быть готовы к этому, они должны к этому быть готовы, мы же их силой не отправляли, если вы помните, я был инициатором, в том числе, принятия закона о лишении этих людей вообще гражданства страны, потому что нам такие люди обратно не нужны.
Они уехали именно не на целину, не на заработки, они уехали воевать, убивать, вот в этом смысле. Поэтому, конечно, процедура для них будет, и для этих, и для тех, против которых возбуждены уголовные дела. Но этого бояться не надо. Здесь, я еще раз говорю, у них есть возможность, до того как обратиться через своих родственников обратиться в адаптационную комиссию. И мы по каждому человеку, по каждому обращению будем работать.
Много ли вообще заявлений по этой теме подают о том, что их дочери сыновья уехали в Сирию и Ирак, за последние годы?
К нам обращаются, но не родственники тех, кто уехал в Сирию. Буквально две недели было обращение тех, которые живут в Турции давно, в Сирии не были, они уже десятки лет там живут, они раньше совершали преступления, муж совершал преступления, у них четверо детей. С просьбой вернуть и мужа и это, и они готовы даже получить то наказание, которое законно. То есть, мы над этим работаем. А так, к нам обращаются в своем большинстве, и вчерашнем в том, что мы рассматривали на адаптационной комиссии, это те, которые осуждены, или те, которые под следствием уже по тем преступлениям, которые совершали здесь в республике, но по сирийским делам, или по тем, кто уехал в Сирию, к нам не было еще обращений. Ни одного не было обращения по этому поводу, если будут, мы будем рассматривать.
У меня тоже там двоякое чувство, когда я слушаю родителей тех, кого они просят оправдать, или там снизить срок, я на них смотрю – вроде бы, да, мне жалко их, а с другой стороны у меня в глазах родственники, такие же мамы, папы тех, где мы ездим на похороны сотрудников полиции, мирных граждан, которых убили их же дети, или содействием их детей. То есть, я как глава республики, нахожусь в двух ипостасях, как в этом случае.
Ну, здесь тоже, знаете, я не раз уже об этом говорил, у нас есть такое понятие, «вот какие детишки, нам их жалко, и давайте их отдадим бабушкам-дедушкам», но в этом случае сразу хочется напомнить всем, что эти бабушки-дедушки не удержали своих детей, вырастили из них международных террористов, убийц, и отправили убивать детей таких же мам и пап и бабушек-дедушек, это раз. Чтобы мы не считали, что эти бабушки-дедушки из этих внуков что-то вырастят хорошее. Это одно.
Понятно, что дети – святое, дети не в коем не виноваты. Здесь вопрос – а может не бабушкам-дедушкам отдавать, чтобы они растили еще одно поколение убийц, а здесь надо, мне кажется, мы разговаривали с Анной Юрьевной Кузнецовой, уполномоченной по правам ребенка, может быть надо другую схему придумать, может опекунство, может другие схемы, чтобы да, не все бабушки-дедушки виноваты, это понятное дело, но там где явно мы видим, что опять вырастут не граждане страны, а убийцы, может их передавать опекунству, другие формы искать?